30
В эту ночь Джинни снова приснился «форд-сандербёрд».
Первая часть сна адекватно отражала реальность. Самой ей тогда было девять, а сестре – шесть, и отец еще жил с ними. Денег у него было полно (в ту пору Джинни еще не знала, что он промышляет грабежами). И вот он купил и пригнал домой новенький «форд-сандербёрд» – изумительной красоты автомобиль цвета морской волны с обивкой и сиденьями в тон. Более прекрасной машины девятилетняя девочка еще никогда в жизни не видела. И все они отправились на прогулку, причем Джинни и Пэтти разрешили забраться на переднее сиденье, между родителями. А въехав на территорию Мемориального парка Джорджа Вашингтона, отец посадил Джинни на колени и разрешил ей держать руль.
В реальной жизни она свернула на соседнюю полосу и страшно испугалась, когда пытавшаяся объехать их машина громко засигналила. Отец резко вывернул руль и вернул машину в крайний правый ряд. Но во сне отца рядом не было, и она вела машину сама, без всякой помощи. А мама и Пэтти сидели рядом как ни в чем не бывало, хотя прекрасно знали, что она мала ростом и просто не видит, что происходит впереди, за ветровым стеклом. И она впивалась в руль все крепче и крепче, ожидая, что вот-вот машина врежется в какое-то препятствие, и только жала на клаксон.
Она проснулась и увидела, что пальцы ее впились в подушку. Кто-то отчаянно звонил в дверь. Было всего шесть утра. Секунду-другую она лежала неподвижно, испытывая облегчение при мысли, что это был всего лишь сон. Затем вскочила и сняла трубку домофона.
– Кто там?
– Это Гита. Просыпайся и впусти меня наконец!
Гита жила в Балтиморе, а работала в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне. Должно быть, заскочила по дороге на работу, подумала Джинни. Нажала на кнопку и отворила входную дверь.
Потом натянула футболку. Она была велика ей на несколько размеров и доходила до колен, но для Гиты такой домашний наряд вполне сойдет. Гита взбежала по ступенькам. Она являла собой образец преуспевающей женщины-чиновницы – строгий темно-синий льняной костюм, черные волосы собраны в пучок, маленькие золотые серьги, большие очки, под мышкой «Нью-Йорк таймс».
– Что, черт побери, происходит? – без всяких преамбул спросила Гита.
– Не знаю. Я только что проснулась, – ответила Джинни. Должно быть, новости плохие – ясно с первого взгляда.
– Вчера поздно вечером мне позвонил домой мой начальник и приказал прекратить с тобой всякие отношения.
– О нет! – ахнула Джинни. Ей так нужны были файлы ФБР, чтобы доказать, что ее система работает, несмотря ни на что, даже на эту загадочную историю со Стивом и Деннисом. – А он объяснил почему?
– Говорил, будто бы твои методы противоречат всем законам о невмешательстве в частную жизнь.
– Немного странно, что ФБР обеспокоено этим, тебе не кажется?
– Похоже, что и в «Нью-Йорк таймс» придерживаются той же точки зрения. – Гита протянула Джинни газету. На первой полосе красовался заголовок:
ЭТИКА ГЕНЕТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ: СОМНЕНИЯ, СТРАХИ И СПОРЫ
Ниже шел текст:
Джинни Феррами весьма решительная молодая женщина. Вопреки пожеланиям и предупреждениям своих коллег и даже президента университета Джонс-Фоллз (Балтимор, шт. Мэриленд) она упрямо настаивает на продолжении исследований близнецов с использованием сканированных медицинских данных.
«У меня контракт, – заявляет она. – Они не смеют отдавать мне приказы». Сомнения в отношении этичности ее методов неведомы этой молодой особе.
Джинни почувствовала тошноту.
– Господи, это просто какой-то ужас!… – пробормотала она.
Далее автор статьи, переключившись на другую тему, рассказала об исследованиях человеческих эмбрионов. На восемнадцатой странице, где был помещен конец статьи, Джинни еще раз нашла свое имя.
Новая головная боль для администрации университета – случай с доктором Джин Феррами с психологического факультета Джонс-Фоллз. Вопреки уговорам своего непосредственного начальства, президента университета доктора Мориса Оубелла и виднейшего специалиста в области психиатрии профессора Беррингтона Джонса (оба они пришли к выводу, что работа ее неэтична), она упорствует и отказывается прекращать свои исследования. И похоже, у них нет способа воздействовать на эту особу.
Джинни прочла статью до конца, но в ней ни слова не говорилось о том, что с чисто этической точки зрения к ее работе придраться невозможно. Речь шла лишь о ее упрямстве и категорическом отказе подчиниться требованиям начальства.
Как же это больно и мерзко, когда на тебя вот так нападают! Обида и ярость – вот что испытывала она в этот момент. Точно такие же чувства она испытала много лет назад, в супермаркете в Миннеаполисе, когда вор сбил ее с ног и выхватил кошелек из ее сумочки. И еще ей почему-то было стыдно, хоть она и знала, что почти все журналисты злобны и продажны по своей натуре. Словно она действительно совершила какой-то дурной поступок. И еще ей казалось, что ее раздели догола и выставили на обозрение перед всем честным народом.
– Пожалуй, теперь я не найду ни одного человека, который позволил бы мне сканировать базы данных, – с горечью заметила она. – Хочешь кофе? Надо взбодриться. Не всякий день начинается так скверно, как этот.
– Извини, Джинни, но и у меня тоже неприятности. Тем более, что здесь почему-то замешано Бюро.
Джинни включила кофемолку, и тут вдруг ее осенило.
– Послушай, плевать на эту статью, здесь все вранье. Но как получилось, что твой босс узнал об этом еще до выхода газеты? Ведь ты говоришь, он звонил тебе вчера вечером?
– Может, он уже знал, что выходит такая статья.
– Интересно, кто ж ему рассказал?
– Конкретно он не сказал, но намекнул, что ему звонили сверху. Из Капитолия.
Джинни нахмурилась:
– Тогда здесь явно пахнет политикой. Ну, сама посуди, к чему какому-то конгрессмену или сенатору влезать в мои проблемы да потом еще запрещать ФБР иметь со мной дело?
– Может, это просто дружеское предупреждение от человека, который знал о статье?
Джинни покачала головой:
– В статье о ФБР ни слова. Никто, кроме тебя, не знает, что я пользуюсь файлами Бюро. Даже Беррингтону не говорила.
– Что ж, попытаюсь выяснить, кто звонил моему начальнику.
Джинни заглянула в холодильник.
– Ты завтракала? У меня есть булочки с корицей.
– Нет, спасибо.
– Да и мне тоже есть не хочется. – Она закрыла дверцу холодильника. Что же делать? Что делать? – Послушай, Гита, я полагаю, ты не сможешь дальше сканировать для меня материалы без разрешения начальника?
У нее почти не было надежды – Гита ни за что не согласится. Но, к ее удивлению, та вдруг сказала:
– А ты разве не получила вчера от меня письмо по электронной почте?
– Я рано ушла. А что там говорилось?
– Что я как раз собираюсь заняться твоими материалами. Вчера.
– И ты занималась?
– Да. Поэтому и заскочила к тебе. Сидела над ними весь вчерашний вечер, а потом позвонил он.
Тут вдруг у Джинни вновь появилась надежда.
– И каковы же результаты?
– Отправила их тебе. По электронной почте.
– Но это же замечательно! – обрадовалась Джинни. – Ты сама-то их просмотрела? Много там близнецов?
– Достаточно. Двадцать или тридцать пар.
– Здорово! Это означает, что моя система работает!
– Боссу я ничего не говорила. Просто испугалась и солгала.
Джинни нахмурилась:
– Это ставит тебя в неловкое положение. Что, если он узнает потом, позже?…
– Вообще-то, Джинни, будет лучше, если ты уничтожишь этот список.
– Что?
– Если он когда-нибудь узнает, мне конец.
– Но как же я могу его уничтожить? Ни за что! Ведь он доказывает мою правоту.
Лицо у Гиты вытянулось, стало строгим.
– Ты должна!
– Но это просто черт знает что!… – пробормотала Джинни. – Как я могу уничтожить вещь, в которой мое спасение?
– Считай, что я уже и так сделала для тебя слишком много. – Гита погрозила ей пальцем. – И избавь меня от всего остального. Я выхожу из игры.
Джинни с некоторым злорадством заметила:
– Но ведь я не заставляла тебя лгать боссу.
Гита не на шутку рассердилась.
– Я боюсь! Понимаешь, боюсь!…
– Погоди минутку, – сказала Джинни. – Давай обсудим все спокойно. – Она разлила кофе по кружкам, протянула одну Гите. – Что, если, скажем, ты придешь сегодня на работу и сообщишь своему шефу, что произошло недоразумение? Что якобы ты отдала все распоряжения прекратить сканирование, но позже обнаружила, что оно уже проведено, а результаты отправлены по электронной почте?
Гита держала кружку в руках, но к кофе не прикасалась. И Джинни показалось, что подруга вот-вот расплачется.
– Ты знаешь, что это такое – работать в ФБР? И при этом быть одной из немногих женщин среди крутых мужиков? Они только и ждут предлога, чтобы заявить, что женщина с такой работой не справится.
– Но ведь не уволят же тебя.
– Не надо на меня давить.
Джинни и сама понимала – давить на Гиту бесполезно. Однако все же заметила:
– Да ладно тебе. Как-нибудь прорвемся.
Но Гита не смягчилась.
– Другого выхода нет. Я настоятельно прошу тебя уничтожить список.
– Не могу.
– Тогда мне не о чем больше с тобой говорить! – Гита встала и направилась к двери.
– Постой! – крикнула ей вслед Джинни. – Мы с тобой так давно дружим, может, не стоит…
Но Гита ушла.
– Черт! – пробормотала Джинни. Хлопнула входная дверь.
Неужели она потеряла одного из самых старых и верных друзей? Эта мысль не давала Джинни покоя.
Гита отказала ей. Джинни понимала почему: делать карьеру в таком заведении, как Бюро, молодой женщине очень непросто. Однако пока хуже всего приходится именно ей, Джинни. Ей, а не Гите объявили войну. И их дружба не выдержала этого испытания.
Интересно, подумала она, чего в этой ситуации ждать от остальных друзей?
Чувствуя себя совершенно несчастной, Джинни приняла душ и стала торопливо одеваться. А потом вдруг спохватилась. Она же собирается в бой, так что и одеться надо соответственно. И она сняла узкие черные джинсы и красную майку. Вымыла волосы, высушила их феном. Потом стала тщательно наносить макияж: крем, пудра, черная тушь, помада. Она выбрала черный костюм и светло-серую блузку, прозрачные чулки и дорогие кожаные лодочки. Вынула из ноздри колечко, заменила его маленькой клипсой.
И долго разглядывала себя, стоя перед высоким зеркалом. Она выглядела сногсшибательно. И от нее исходила угроза.
– Вот так, Джинни, – пробормотала она. – Убей их всех наповал! – И вышла из комнаты.
31
Всю дорогу к университету Джонс-Фоллз Джинни думала о Стиве. Она назвала его большим мальчиком, но на самом деле он был куда более взрослым и зрелым, чем большинство мужчин. Именно поэтому она плакала у него на груди. Он вызывал у нее доверие. Она заметила, что у него в тот момент была эрекция, хотя он постарался это скрыть и тут же отстранился от нее. Ей льстило, что, обнимая ее, он так возбудился, и, снова вспомнив эту сцену, она улыбнулась. Жаль, что он так молод. Будь Стив лет на десять – пятнадцать постарше…
Стив напомнил ей ее первую любовь, Бобби Спрингфилда. Ей было тринадцать, ему – пятнадцать. Она почти ничего не знала о любви и сексе, да и он был полной невеждой в этих вопросах, и они вместе делали свои первые открытия. Она покраснела, вспомнив, что они вытворяли на заднем сиденье его автомобиля субботними вечерами. В Бобби, как и в Стиве, ее больше всего возбуждало ощущение с трудом сдерживаемой страсти. Бобби так сильно хотел ее, так распалялся, трогая ее соски и поглаживая трусики, что она чувствовала свою полную власть над ним. Поначалу она злоупотребляла этой властью, нарочно позволяя ему заводиться, просто чтобы лишний раз убедиться в своем могуществе. Но вскоре, несмотря на свой юный возраст, поняла, что это дурацкая игра. И тем не менее, ей нравилось балансировать на грани, она испытывала холодящий душу восторг, точно играла со львом, сидящим на цепи. Примерно те же ощущения она испытала со Стивом.
Сейчас он единственное светлое пятно в ее жизни. Положение у нее – хуже некуда. Теперь она уже не может уйти из университета Джонс-Фоллз, так как вряд ли сумеет найти другую приличную работу после статьи в «Нью-Йорк таймс», где ее выставили скандалисткой, не считающейся со своим начальством. Будь она сама профессором, ни за что бы не наняла человека, от которого одни неприятности.
Уже поздно предпринимать какие бы то ни было меры предосторожности или постараться спустить все на тормозах. Единственный выход – упрямо продолжать свое дело, используя данные ФБР, и выдать настолько убедительные результаты, чтобы люди сразу поняли: ее методология себя оправдала, а к вопросу этики следует относиться более серьезно.
Было девять утра, когда она въехала на автостоянку. Джинни заперла машину и направилась к входу в Дурдом. В животе противно ныло: сказывались голод и нервное напряжение.
Едва успела она зайти к себе в кабинет, как сразу поняла: здесь кто-то побывал.
И это была не уборщица. Ей хорошо известны признаки ее посещения: стулья, сдвинутые на пару дюймов, исчезнувшие пятна от кофейных кружек, корзина для бумаг, находящаяся с другой стороны стола. Здесь было другое. Кто-то сидел за ее компьютером. Клавиатура лежала немного по-другому: видимо, побывавший здесь человек передвинул ее так, чтобы ему было удобно. «Мышка» находилась посреди стола, хотя она всегда аккуратно придвигала ее к клавиатуре. Оглядевшись, она заметила, что один из ящиков картотеки выдвинут примерно на дюйм, а из другого торчит какая-то бумага.
Ее комнату обыскивали.
Хорошо хоть это был любитель, а не профессионал. На ЦРУ не похоже. И все равно она занервничала, и боль в желудке усилилась. Она села и включила компьютер. Кто же здесь побывал? Кто-то из факультетских преподавателей? Студент? Подкупленный охранник? Совершенно посторонний человек? Кто здесь был и почему?…
Под дверь кто-то подсунул конверт. В нем было разрешение, подписанное Лорейн Логан и высланное Стивом по факсу на адрес Дурдома. Она достала из папки разрешение от Шарлотты Пинкер и сунула обе бумаги в портфель. Надо отправить их в клинику «Эйвентайн».
Затем она села за стол и заглянула в свой почтовый ящик. Там было всего одно письмо, содержавшее результаты сканирования файлов ФБР.
– Ура!… – прошептала она.
И переписала список имен и адресов на дискету. Результаты потрясающие – сканирование действительно помогло найти близнецов. Ей не терпелось поскорее проверить их и посмотреть, можно ли отыскать среди них пару, похожую на Стива с Деннисом.
Но ведь вроде бы Гита говорила, что перед этим отправила ей по электронной почте еще одно сообщение, в котором написала, что собирается начать сканирование. Где же оно? Может, его перекачал на дискету, а потом уничтожил незваный ночной гость? Тогда это объясняет загадочный поздний звонок начальника Гиты.
Она начала читать список имен, но тут зазвонил телефон. Это был президент университета – Морис Оубелл.
– Здравствуйте. Полагаю, нам не мешало бы обсудить последнюю статью в «Нью-Йорк таймс». Вы не против?
В животе у Джинни заныло. Ну вот, началось, подумала она.
– Да, конечно, – бросила она в трубку. – Какое время вас устроит?
– Хорошо, если б вы зашли ко мне прямо сейчас.
– Буду через пять минут.
Она скопировала материалы ФБР на дискету, затем отключилась от Интернета. Вынула дискету из компьютера, взяла авторучку. На мгновение задумалась, затем вывела на наклейке: СПИСОК ПОКУПОК. Не велика хитрость, но хоть какие-то меры предосторожности приняты. И она сразу почувствовала себя лучше.
Затем сунула дискету в коробку и вышла из комнаты.
День только начался, а уже было жарко. Шагая через лужайку к административному зданию, она спрашивала себя, чего ей ждать от этой встречи с Оубеллом. Ей всего-то и надо, что получить от него разрешение продолжить исследования. А потому надо твердо стоять на своем и дать понять, что ее не так-то легко запугать. Но в идеале следует как-то смягчить гнев университетского начальства и загладить конфликт.
«Хорошо, что я надела этот черный костюм, – думала Джинни, – хотя в нем сегодня и жарковато. Так я выгляжу старше и официальнее». Каблучки черных туфель бодро постукивали по булыжнику. И вот она вошла в Хиллсайд-Холл, откуда ее препроводили прямиком в роскошный кабинет президента университета.
Там уже сидел Беррингтон Джонс с экземпляром «Нью-Йорк таймс» на коленях. Она улыбнулась ему – иметь союзника под рукой всегда приятно. Он довольно холодно кивнул в ответ и сказал:
– Доброе утро, Джинни.
Морис Оубелл сидел в инвалидном кресле за письменным столом. И с присущей ему бесцеремонностью тут же заявил:
– Университет не потерпит этого, доктор Феррами.
Он даже не пригласил ее сесть. Видно, ее собираются отчитать, как какую-нибудь школьницу, подумала Джинни. И, не спросив разрешения, взяла стул, развернула его, уселась и положила ногу на ногу.
– Жаль, что вы поспешили заявить прессе, что закрываете мой проект, даже не удосужившись проверить, имеете ли на это юридическое право, – холодным тоном начала она. – Полностью согласна с вами, это ставит университет в совершенно дурацкое положение.
Оубелл вспыхнул:
– Не я тому виной!
«Начало положено, – подумала она. – Я дала понять, что не позволю так с собой обращаться, теперь самое время намекнуть, что мы по одну сторону баррикады».
– Конечно, нет, – миролюбиво заметила Джинни. – Просто мы все слишком поторопились, и пресса не преминула этим воспользоваться.
Тут вмешался Беррингтон:
– Сделанного уже не поправить. Так что нечего тут извиняться.
– Я и не извиняюсь! – резко парировала она. Потом обернулась к Оубеллу и с улыбкой добавила: – И тем не менее уверена, нам надо прекратить эти пререкания и…
Тут снова встрял Беррингтон:
– Слишком поздно.
– Уверена, что нет, – сказала Джинни.
А про себя подумала: «Ну зачем это Беррингтону? Ведь именно он должен искать согласия, не в его интересах раздувать скандал». Однако она продолжала улыбаться президенту.
– Мы же разумные, рациональные существа. И обязательно должны найти компромисс, позволяющий мне продолжить исследования, а университету – сохранить достоинство.
Оубеллу явно понравилась эта идея. Он нахмурился и сказал:
– Но я не совсем понимаю, как именно…
– Все это лишь напрасная трата времени, – резко произнес Беррингтон.
Вот уже в третий раз вмешивается, явно не желая загасить конфликт. Почему?… Может, он действительно хочет, чтобы она прекратила исследования, рассорилась с университетским начальством и была дискредитирована? Похоже, что так. Может, это как раз Беррингтон прокрался в ее кабинет, обыскал его, уничтожил сообщение и предупредил ФБР? Может, именно он науськал на нее «Нью-Йорк таймс» и стоял за всем этим с самого начала?… Ее так потрясла эта мысль, что она на какое-то время лишилась дара речи.
– Мы уже решили, как следует представителям университета вести себя в этой ситуации, – сказал Беррингтон.
Только тут Джинни поняла, что неправильно оценила расстановку сил в этом кабинете. Главный здесь Беррингтон, а вовсе не Морис Оубелл. Беррингтон распоряжается миллионами компании «Дженетико» – деньгами, которые так нужны Оубеллу. И Беррингтон ничуть не боится Оубелла, скорее наоборот. Перед ней не президент университета, а просто марионетка в руках Беррингтона.
А тот уже отбросил всякие церемонии и резко заявил:
– Мы вызвали вас сюда не для того, чтобы слушать ваши разглагольствования.
– Тогда для чего же? – спросила Джинни.
– Чтобы вас уволить, – ответил он.
Джинни была потрясена. Она ожидала чего угодно – угроз, уговоров, но только не этого. Она просто не верила своим ушам.
– Что вы имеете в виду?… – Вопрос прозвучал глупо.
– Да то, что слышали, – ответил Беррингтон. – Мы вас увольняем. – И он разгладил бровь кончиком указательного пальца – хорошо знакомый Джинни жест, означавший, что он доволен собой.
«Этого просто не может быть, – подумала Джинни. – Меня не могут уволить. Я проработала всего несколько недель. Работала много и довольно успешно. Думала, что всем нравлюсь, за исключением разве что Софи Чэппл. Как такое могло случиться, просто уму непостижимо!…»
Она попыталась собраться с мыслями.
– Вы не можете меня уволить.
– Но только что это сделали.
– Нет! – Первый шок постепенно проходил, и оторопь сменилась гневом. – Вы тут не вожди первобытного племени. Увольнение – это процедура.
В университетах сотрудников кафедр не увольняли без специального предварительного слушания. Это было обговорено в ее контракте, правда, в детали она тогда особенно не вникала. И вот вдруг стала значимой каждая мелочь.
Морис Оубелл откашлялся.
– Слушания, разумеется, состоятся, на заседании университетского дисциплинарного комитета, – пояснил он. – Как правило, об увольнении уведомляют за четыре недели, но ваш случай можно считать исключительным. Я, как президент университета, не могу не учитывать поднятой в прессе шумихи и, чтобы пресечь ее в самом начале, данной мне властью решил ускорить процедуру. И назначаю слушания на завтрашнее утро.
Как же они торопятся, подумала Джинни. Дисциплинарный комитет? Ускорить процедуру? Завтра утром? Но это уже мало походило на обсуждение, скорее на арест. Она вопросительно взглянула на Оубелла – казалось, тот должен сейчас зачитать ей ее права.
Вместо этого он передал ей через стол папку.
– Здесь описаны процессуальные правила слушаний. Если ваши интересы будет представлять адвокат, председателя комитета следует уведомить об этом заблаговременно.
Джинни все же удалось взять себя в руки и задать один разумный вопрос:
– Кто председатель?
– Джек Баджен, – ответил Оубелл. Беррингтон насторожился.
– Почему именно он?
– Председатель назначается на год, – объяснил Оубелл. – Джек приступил к этим обязанностям в начале семестра.
– Я этого не знал, – сказал Беррингтон. Похоже, эта персона его никак не устраивала, и Джинни знала почему. Джек Баджен был ее постоянным партнером по теннису. Уже кое-что: он наверняка будет с ней справедлив. Еще не все потеряно. У нее будет шанс защитить себя и свои исследовательские методы перед комитетом, состоящим из серьезных людей, ученых. Вот там-то и развернется настоящая дискуссия, совсем непохожая на пустопорожнюю болтовню в «Нью-Йорк таймс».
И еще у нее были результаты сканирования из ФБР, и она уже начала понимать, как станет защищаться. Она покажет комитету данные ФБР. Если повезет, там окажутся одна-две пары, не знающие, что они близнецы. Это произведет впечатление. И тогда она объяснит, какие меры предосторожности предпринимала, чтобы защитить частную жизнь этих людей и…
– Думаю, это все, – сказал Морис Оубелл.
Ее выставляли вон. Джинни поднялась.
– Жаль, что дошло до этого, – произнесла она.
– Вы сами до этого довели, – поспешно вставил Беррингтон.
Ведет себя как вздорный, избалованный ребенок, подумала она. Спорить с ним бессмысленно. Джинни бросила на него укоризненный взгляд и вышла из комнаты.
Она шла по кампусу и с горечью размышляла о том, что все ее надежды и планы рухнули в одночасье. Она хотела достичь соглашения с начальством, а вместо этого получился бой гладиаторов. Впрочем, Беррингтон и Оубелл приняли решение еще до того, как она зашла к ним в кабинет. И их встреча была простой формальностью.
Она вернулась в Дурдом. Подходя к своему кабинету, с раздражением заметила, что уборщица оставила черный пластиковый мешок для мусора прямо возле двери. Надо позвонить ей и как следует отругать. Но когда она попыталась открыть дверь, та не поддалась. Она несколько раз вставляла перфорированную карточку в щель, но дверь так и не открылась. Она уже собралась было пойти к начальнику хозяйственной части, но тут в голову ей пришла ужасная мысль.
Джинни заглянула в мусорный мешок. Вопреки ожиданиям он не был наполнен обрывками бумаг и пластиковыми стаканчиками для кофе. Сверху она увидела свою холщовую сумку. Там же лежали коробка с салфетками «Клинекс», взятая из ящика ее стола, роман Джейн Смайли под названием «Тысяча акров», две фотографии в рамочках и щетка для волос.
Они вышвырнули из кабинета все ее вещи и заперли дверь.
Джинни была в отчаянии. Это еще почище того, что произошло в кабинете Мориса Оубелла. Там были всего лишь слова. А теперь у нее просто-напросто украли целый кусок жизни.
– Это же мой кабинет, как они посмели вышвырнуть меня оттуда вместе с вещами? Твари поганые! – произнесла она вслух.
Должно быть, это сделала охрана, пока сама она находилась у Оубелла. И разумеется, без предупреждения, в противном случае она забрала бы оттуда все, что считала нужным. Оставалось лишь удивляться такой беспардонности.
«Точно мне ампутировали ногу или руку, – подумала она. – Отобрали у меня науку, всю мою работу». Она растерялась, не знала, что делать и куда бежать. Она занималась наукой целых одиннадцать лет: сначала была студенткой университета, затем аспиранткой, потом защищала докторскую и вот, наконец, стала ассистентом профессора. А теперь она никто.
И тут вдруг Джинни вспомнила о диске с файлами ФБР, и сердце у нее заныло. Она пошарила в пластиковом мешке, но никаких гибких дисков там не оказалось. Результаты ее труда – главное средство защиты на комиссии – остались в кабинете.
Она бешено заколотила кулаком в дверь. Проходивший мимо студент, посещавший ее лекции по статистике, удивленно взглянул на нее и спросил:
– Могу я чем-нибудь помочь, профессор?
Она вспомнила его имя.
– Привет, Бен. Можешь выбить эту чертову дверь?
Парень с сомнением оглядел дверь.
– Да нет, я просто пошутила, – сказала Джинни. – Все в порядке, спасибо.
Он пожал плечами и ушел.
Что толку стоять возле запертой двери?… Джинни взяла пластиковый мешок и направилась в лабораторию. Лиза сидела за столом и заносила данные в компьютер.
– Меня уволили, – с порога заявила Джинни.
Лиза изумленно уставилась на нее:
– Что?!
– Заперли дверь в мой кабинет, вышвырнули оттуда все мои вещи.
– Быть того не может!
Джинни достала из портфеля «Нью-Йорк таймс».
– Вот из-за этого.
Лиза прочла первые два абзаца, потом заметила:
– Но это же чушь собачья!
Джинни тяжело опустилась в кресло.
– Знаю. Иначе к чему Беррингтону притворяться, что он принимает все это так близко к сердцу?
– Почему ты решила, что он притворяется?
– Уверена в этом. Он слишком умен, чтобы его могла всерьез взволновать вся эта ерунда. Его настоящие интересы лежат в какой-то другой области. – Джинни нервно постукивала каблуком по полу. – Этот человек пойдет на все, не остановится ни перед чем… Есть у него в этом деле какой-то свой, тайный интерес. – Возможно, ей удастся найти разгадку в медицинских архивах клиники «Эйвентайн» в Филадельфии. Она взглянула на часы. Она должна быть там в два часа дня, так что скоро пора ехать.
Лиза до сих пор не могла поверить в случившееся.
– Но они не могут просто так взять и уволить тебя! – возмущенно воскликнула она.
– Завтра утром состоится заседание дисциплинарного комитета.
– О Господи, значит, это серьезно?
– Уж будь уверена.
– Я могу чем-нибудь помочь?
Лиза могла, но Джинни не осмеливалась просить ее об этом. Она окинула Лизу взглядом. На девушке была блузка с воротником-стойкой, поверх которой надет свитер – и это несмотря на жару. Неосознанно прикрывает тело, реакция на насилие, подумала Джинни. И смотрит мрачно, еще не отошла от шока.
Неужели и их дружба окажется столь же непрочной, как дружба с Гитой? Джинни страшно этого боялась. Если и Лиза откажет ей, с кем тогда она останется? Кроме того, сейчас не самое лучшее время подвергать подругу такому испытанию.
– Ты могла бы попытаться проникнуть ко мне в кабинет, – нерешительно начала она. – Информация из ФБР все еще там.
Лиза медлила с ответом.
– Они что, сменили у тебя замок?
– О нет, поступили гораздо проще: изменили электронный код, потому-то моя карточка и не сработала. А через день я и в здание наверняка не смогу пройти.
– Просто невероятно! Все это произошло так неожиданно…
Джинни не хотелось уговаривать Лизу идти на такой риск. Она лихорадочно пыталась придумать какой-то выход.
– Может, я и сама смогу пробраться. Может, уборщица впустит, хотя я уверена, что сейчас ни одной карточкой эту дверь не открыть. Раз комната не используется, значит, и убирать ее ни к чему. Но охрана должна иметь туда доступ.
– Они не станут тебе помогать. Они знают, что тебя туда не пускают по распоряжению начальства.
– Это верно, – сказала Джинни. – А вот тебя впустить могут. Ты можешь сказать, что тебе нужно что-то забрать из моего кабинета.
Лиза колебалась.
– Страшно не хочется тебя просить, – заметила Джинни.
Внезапно выражение лица у Лизы изменилось.
– Да какого черта! – воскликнула она. – Конечно, попробую.
Джинни почувствовала, что вот-вот разрыдается.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Ты настоящий друг. – Перегнулась через стол и крепко сжала руку Лизы в своей.
Видя волнение Джинни, Лиза смутилась.
– А где именно находится этот список из ФБР? – спросила она.
– Все записано на дискетке. Я пометила ее надписью «Список покупок». Она лежит в коробке, вместе с другими дискетами, у меня в столе.
– Ясно. – Лиза нахмурилась. – Нет, просто понять не могу, с чего это они на тебя так ополчились.
– Все началось со Стива Логана, – сказала Джинни. – Стоило Беррингтону его увидеть, как сразу начались неприятности. И думаю, я скоро пойму, с чем это связано. – Она поднялась.
– Что собираешься делать? – спросила Лиза.
– Еду в Филадельфию.
32
Беррингтон смотрел из окна своего кабинета. Сегодня утром на теннисный корт никто не вышел. В воображении он видел на нем Джинни. Впервые он увидел ее там в первый или второй день семестра. Она бегала по корту в коротенькой белой юбочке, открывавшей длинные загорелые ноги. Она сразу ему понравилась. Он нахмурился. Непонятно, почему именно ее спортивность произвела на него такое впечатление?… Обычно он не слишком жаловал женщин, занимавшихся спортом. Он никогда не смотрел передачу «Гладиаторы Америки» в отличие, например, от профессора Гормли, специалиста-египтолога, который даже записывал все эти шоу на видеомагнитофон и, если верить слухам, смотрел их по ночам. Но когда Джинни играла в теннис… она становилась такой грациозной. Это все равно что смотреть какой-нибудь фильм о дикой природе и видеть, как лев вдруг делает решающий прыжок: мышцы так и играют под гладкой кожей, волосы развеваются на ветру, а тело то движется, то замирает, то разворачивается и снова движется с удивительной, даже какой-то неестественной быстротой. Совершенно завораживающее зрелище, и он не мог оторвать от нее глаз. Теперь же эта женщина угрожает разрушить все, над чем он работал всю свою жизнь. И все же в глубине души он надеялся увидеть ее на корте хотя бы еще раз.
Его приводил в бешенство тот факт, что уволить Джинни, оказывается, не так-то просто. Хотя он финансирует университет и фактически платит ей зарплату. Все в Джонс-Фоллз наняты им, компания «Дженетико» дает деньги на все исследования. И тем не менее, колледж, видите ли, не имеет права просто уволить служащего, как увольняют, например, нерадивого официанта.
– Ладно, шут с ней, – произнес он вслух и вернулся к письменному столу.
Утренняя встреча прошла гладко, не считая новости о Джеке Баджене. Беррингтон заранее обработал Мориса, учел все возможные осложнения. Но вот предположить, что кресло председателя дисциплинарного комитета занимает Джек Баджен, постоянный партнер Джинни по теннису, он никак не мог. Не проверил заранее, посчитал, что сможет повлиять на выбор председателя, но теперь получается, что это невозможно.
А вероятность того, что Джек станет на сторону Джинни, очень и очень велика.
Что же делать, как лучше поступить? Беррингтон почти не общался с коллегами вне работы, предпочитая более интересную, как ему казалось, компанию политиков и влиятельных журналистов. Правда, с биографией Джека Баджена он был знаком. Тот в возрасте тридцати лет оставил профессиональный теннис и вернулся в колледж писать докторскую диссертацию. Он был уже не очень молод и не мог рассчитывать сделать выдающуюся карьеру в области химии, а потому занялся администрированием. Руководил университетскими библиотеками, улаживал конфликты между соперничающими подразделениями, и все это, следует признать, у него хорошо получалось.
Как же поступить? Джек человек искренний, даже прямолинейный, легко сходится с людьми. И разумеется, оскорбится, если он, Беррингтон, станет открыто давить на него или попробует подкупить. Но можно попробовать повлиять на него косвенно.
Сам Беррингтон однажды брал взятку. При одном только воспоминании об этом все внутри у него похолодело. Случилось это в самом начале карьеры, до того как он стал профессором. Одна студентка, выпускница, была поймана с поличным: заплатила какому-то студенту, чтобы тот написал за нее курсовую. Звали ее Джуди Гилмор, и она была весьма умна и хитра. Ее должны были исключить из университета, но глава факультета мог наложить на нее менее строгое взыскание. И вот Джуди пришла к Беррингтону «потолковать о проблеме». Она то клала ногу на ногу, то печально и просительно заглядывала ему в глаза и так сильно наклонялась при этом вперед, что в вырезе блузки ему становился виден кружевной бюстгальтер. Он снисходительно и с «пониманием» выслушал ее и обещал помочь. Она расплакалась и пылко благодарила его, затем вдруг схватила за руку и притянула к себе. Поцеловала прямо в губы, а потом рука ее скользнула вниз и начала расстегивать ширинку на его брюках.
Она не предлагала взятку. Она даже ни о чем его не просила, он сам вызвался ей помочь. И после того, как они трахнулись прямо на полу у него в кабинете, Джуди спокойно поднялась, оделась, пригладила волосы и, поцеловав его в щеку, вышла. На следующий день ему удалось убедить главу факультета вынести ей строгое предупреждение. Этим Джуди и отделалась.
Он принял эту «взятку» лишь потому, что ему удалось убедить себя, что она вовсе не является таковой. Джуди просила его помочь, он согласился. Она попала под его обаяние, и они занялись любовью. Чем больше времени проходило, тем меньше одолевали его сомнения. Она предложила секс, потому что это было у нее в крови. Ей просто нравилось трахаться, вот и все. Он ведь первый пообещал ей уладить дело и ни о чем не просил. Ему нравилось считать себя человеком принципиальным, он старался не думать о том, что совершил постыдный поступок.
В даче взятки всегда участвуют двое, и оба виноваты. Но все равно ему надо попробовать подкупить Джека Баджена, может, и получится. При этой мысли он скривился от отвращения. Но ничего не поделаешь, положение безвыходное.
Он сделает это тем же способом, что и Джуди: даст Джеку возможность проявить инициативу.
Беррингтон размышлял еще несколько минут, затем снял трубку и позвонил Джеку.
– Спасибо, что прислал мне копию предложений по пополнению фондов библиотеки кафедры биофизики, – начал он.
В трубке повисла недоуменная пауза.
– Ах, ну да. Это было довольно давно… рад, что ты нашел время прочесть.
Тогда Беррингтон едва удостоил этот документ взглядом.
– Считаю, что твое предложение открывает массу возможностей. Просто звоню сказать, что непременно поддержу его, когда этот вопрос будут разбирать на совете.
– Спасибо, старина. Очень ценю.
– Вообще-то я смог бы убедить «Дженетико» оказать тебе финансовую поддержку.
Джек радостно ухватился за это обещание.
– И тогда мы назовем эту библиотеку в честь «Дженетико».
– Недурная идея. Я с ними обязательно поговорю. – Беррингтону хотелось, чтобы Джек заговорил о Джинни первым. Как навести его на этот разговор, может, через теннис? – Как провел лето? – спросил он. – Ездил на Уимблдон?
– Нет, в этом году не получилось. Слишком много дел навалилось.
– Скверно… – Разочарованный, он сделал вид, что собирается повесить трубку. – Ладно, позже об этом потолкуем.
Но тут Джек оправдал его надежды.
– Скажи, Берри, а что ты думаешь обо всей этой газетной белиберде? О Джинни?…
Беррингтон постарался, чтобы голос его звучал равнодушно:
– Да ну, подняли бурю в стакане воды.
– Пытался ей дозвониться, но в кабинете никто не берет трубку.
– О «Дженетико» не беспокойся, – сказал Беррингтон, хотя Джек не упомянул о компании ни словом. – Они не принимают это близко к сердцу. К счастью, Морис Оубелл действовал быстро и решительно.
– Ты имеешь в виду дисциплинарные слушания?
– Полагаю, это будет просто формальность. Она подвела университет, отказалась остановить исследования, настучала в прессу. Не думаю, что она будет защищаться. Я уже переговорил с людьми из «Дженетико», сказал, что мы держим ситуацию под контролем. В данный момент ничто не угрожает взаимоотношениям университета со спонсорами.
– Это хорошо.
– Нет, конечно, если комитет вдруг по какой-то причине встанет на сторону Джинни, неприятности нам гарантированы. Но думаю, этого не произойдет. А ты как считаешь? – Беррингтон затаил дыхание.
– Ты ведь знаешь, что я председатель комитета?
Джек избегает прямого ответа на вопрос. Черт бы его побрал!
– Да, конечно, и лично я страшно рад, что руководить всей этой процедурой будет хотя бы один трезвомыслящий человек. – Затем он решил упомянуть профессора философии. – Если бы это кресло занимал Малкольм Барнет, бог знает что могло бы случиться.
Джек расхохотался.
– Не думай, наш совет еще не рехнулся. Они бы никогда не выбрали Малкольма даже председателем автостоянки. Он бы наверняка попытался использовать ее в качестве инструмента социальных преобразований.
– Полагаю, что возглавляемый тобой комитет поддержит президента?…
И снова Джек ответил весьма уклончиво:
– Ну, знаешь, не все его члены предсказуемы.
Вот ублюдок! Долго ты собираешься меня мучить?
– Но председатель комитета ведь имеет какое-то влияние. Во всяком случае, я так думаю. – И Беррингтон отер выступившие на лбу капли пота.
Пауза.
– Знаешь, Берри, с моей стороны было бы неэтично высказываться заранее…
Черт!…
– Но я думаю, что могу заверить «Дженетико»… им беспокоиться не о чем.
Ну наконец-то!
– Спасибо, Джек. Я ценю это.
– Только строго между нами… ну, ты понимаешь.
– Естественно.
– Тогда до завтра?
– До встречи, Джек. – Беррингтон повесил трубку.
Господь свидетель, это было нелегко.
Неужели Джек так и не понял, что его подкупили? Или прекрасно понял, но сделал вид, что ничего подобного не произошло?
Впрочем, какое это имеет теперь значение? Главное, чтобы он направил комитет в нужное русло.
И все же это еще не конец. Решение комитета должно быть ратифицировано сенатом в полном составе. И в какой-то момент Джинни вполне может нанять себе проныру-адвоката и начнет выкачивать из университета различные компенсации. Дело может затянуться на несколько лет. Зато ее исследования будут остановлены раз и навсегда, а это самое главное.
Впрочем, еще не известно, каким будет решение комитета. Если завтра все пойдет не так, как он рассчитывает, к полудню Джинни вернется к себе в кабинет и продолжит охоту за секретами «Дженетико». Беррингтона даже передернуло: упаси Господь! Придвинул к себе блокнот и записал имена и фамилии членов комитета.
Джек Баджен – библиотеки.
Тенниэл Бидденхем – история искусств.
Милтон Пауэрс – математика.
Марк Трейдер – антропология.
Джейн Эдельсборо – физика.
Бидденхема, Пауэрса и Трейдера убедить будет проще: это профессора, вся жизнь и карьера которых неразрывно связаны с университетом Джонс-Фоллз, его престижем и процветанием. На них можно положиться, они непременно поддержат решение президента университета. А вот эта женщина, Джейн Эдельсборо – темная лошадка.
А потому он должен безотлагательно ею заняться.
33
Джинни мчалась по шоссе номер 95, ведущему в Филадельфию, и вдруг поймала себя на том, что снова думает о Стиве Логане.
Вчера вечером они поцеловались на прощание на стоянке кампуса Джонс-Фоллз, и теперь она жалела, что поцелуй получился таким коротким. Губы у Стива были упругие и сухие, кожа теплая. Она была не прочь повторить.
Почему она так болезненно воспринимает его молодость? Чем так уж хороши мужчины более старшего возраста? Уиллу Темплу было тридцать девять, когда он бросил ее ради какой-то пустоголовой девчонки. Так что зрелых мужчин с нее вполне достаточно.
Она включила радио и стала искать станцию, передающую какую-нибудь хорошую музыку. И поймала песню группы «Нирвана» «Come as you are». Нет, все же встречаться с мужчинами своего возраста или моложе не стоит. Ее пугала даже мысль об этом. То ли дело мужчины постарше, они, по крайней мере, знают, чего хотят.
«Неужели это я? – подумала вдруг она. – Джинни Феррами, женщина, которая всегда поступала по-своему, женщина, которой было плевать, что подумает о ней весь остальной мир? Неужели мне просто не хватает уверенности в себе? Да перестань, глупости все это».
Хотя все не так просто и однозначно. Наверное, она такая из-за отца. Имея такого отца, кому захочется общаться с другим безответственным мужчиной? С другой стороны, ее отец был живым доказательством того, что и пожилые мужчины могут быть столь же легкомысленны, как и молодые.
Отец, наверное, ночует в каком-нибудь дешевом мотеле, думала она. А когда пропьет и проиграет все деньги, вырученные за продажу ее телевизора и компьютера, – много времени для этого не потребуется, – придет на поклон ко второй дочери, Пэтти. «Мерзость, – подумала Джинни, – ненавижу его за это. Родной отец – и обокрал свою дочь!» Тем достойнее выглядел на его фоне Стив Логан. Просто прекрасный принц, да и только. «Какого, собственно, черта?! – решила Джинни. – Вот встретимся в следующий раз, и я снова его поцелую. И на этот раз уже как следует».
«Мерседес» пробирался через оживленный центр Филадельфии, и волнение ее усиливалось. Впереди ее ожидает настоящий прорыв. В клинике она наверняка найдет разгадку таинственной истории Стива и Денниса.
Клиника «Эйвентайн» располагалась в университетском городке, к западу от реки Скулкилл, тесно застроенном зданиями колледжей и студенческих общежитий. Сама клиника была невысоким, утопающим в зелени строением в стиле пятидесятых. Джинни припарковалась у входа и поднялась по ступенькам.
В приемной ждали четверо: молодая пара – причем женщина выглядела подавленной, а мужчина явно нервничал – и еще две женщины примерно одного возраста с Джинни. Они сидели на низких диванчиках и листали журналы. Улыбчивая секретарша пригласила Джинни присесть. Девушка села, взяла со стола глянцевый рекламный буклет «Дженетико инкорпорейтед», но читать не стала – просто держала его раскрытым на коленях и разглядывала висевшие на стенах утешительно-бессмысленные полотна каких-то абстракционистов, нетерпеливо постукивая туфлей по ковру.
Джинни ненавидела больницы. Однажды она сама была пациенткой. В двадцать три года ей пришлось сделать аборт. Виновником был развязный и настырный кинорежиссер. Роман длился недолго, они расстались, и она перестала принимать противозачаточные таблетки. Но через несколько дней он вдруг явился, состоялось бурное примирение, и Джинни забеременела. Операция прошла без осложнений, но после нее Джинни проплакала несколько дней и потеряла всякий интерес к кинорежиссеру, хотя раньше он ей очень нравился.
Он только что снял свой первый фильм в Голливуде – картину в стиле «экшн». Джинни ходила смотреть ее одна, в кинотеатр «Чарлз» в Балтиморе. В ней без конца палили друг в друга из револьверов, и единственным трогательным моментом была сцена, где подружка главного героя сокрушается о том, что сделала аборт, и прогоняет своего возлюбленного. И герой, полицейский-детектив, остается в полной растерянности, с разбитым сердцем. Джинни снова плакала.
Ей до сих пор было больно вспоминать об этой истории. Она встала и принялась расхаживать по приемной. Через минуту отворилась боковая дверь, вошел какой-то мужчина и громко окликнул:
– Доктор Феррами! – Это был жизнерадостный господин лет пятидесяти с совершенно лысой макушкой, обрамленной рыжевато-пегими волосами. – Добрый день, страшно рад познакомиться! – радостно приветствовал он ее.
Они обменялись рукопожатием.
– Я говорила с мистером Рингвудом и…
– Да, да! Я его коллега. Позвольте представиться: Дик Мински. Как поживаете? – Дик страдал нервным тиком, каждые несколько секунд веко у него подергивалось, и казалось, что он подмигивает окружающим. Джинни даже стало жаль его.
Он повел ее наверх.
– Могу я узнать, что вынудило вас обратиться к нам?
– Одна медицинская загадка, – ответила Джинни. – Две разные женщины имеют сыновей, идентичных близнецов, но никакой родственной связи между ними не прослеживается. Этих двух женщин связывает лишь одно обстоятельство: обе они, перед тем как забеременеть, проходили курс лечения в вашей клинике.
– Вот как? – рассеянно произнес он, точно и не слышал ее вовсе.
Джинни удивилась: она полагала, что это сообщение заинтригует его.
Они вошли в угловой кабинет.
– Все наши данные хранятся в компьютере. И получить их не сложно, если знать код доступа. – Он сел и уставился на экран. – Итак, интересующие вас пациентки?…
– Шарлотта Пинкер и Лорейн Логан.
– Секундочку… – И он набрал на клавиатуре имена и фамилии.
Джинни с трудом сдерживала волнение. Что, если эти записи ничего не дадут? Она оглядела комнату. Слишком уж шикарный кабинет для простого сотрудника. Должно быть, Дик был не просто «коллегой» мистера Рингвуда, подумала она.
– А чем вы занимаетесь в клинике, Дик?
– Я главный управляющий.
Джинни удивленно приподняла брови, но он этого не увидел, так как не отрывал глаз от клавиатуры. Почему же она удостоилась чести быть принятой столь важной персоной? И в душу ее начало закрадываться беспокойство.
Он нахмурился:
– Странно. Компьютер утверждает, что у нас нет и не было пациенток с такими фамилиями.
Беспокойство Джинни усилилось. Он наверняка лжет, подумала она. Перспектива разрешить загадку снова отодвигалась на неопределенное время. Ее охватило отчаяние, она изо всех сил старалась побороть его.
Дик развернул экран так, чтобы она могла его видеть.
– Я правильно написал имена и фамилии?
– Да.
– И когда же, вы полагаете, эти пациентки у нас лечились?
– Около двадцати трех лет тому назад.
Он поднял на нее глаза.
– О Господи, дорогая моя! Боюсь, вы напрасно проделали весь этот путь.
– Почему?
– Да потому, что мы не храним записей такой давности.
Джинни сощурилась и пристально взглянула ему прямо в глаза.
– Вы избавляетесь от всех старых документов?
– Да, по прошествии двадцати лет уничтожаем все карты. За исключением тех случаев, конечно, если пациентка обращалась к нам повторно. Лишь в этом, последнем, случае данные переносятся в компьютер.
Страшное разочарование. К тому же она, Джинни, напрасно потеряла массу времени, а ведь ей надо было разработать стратегию и тактику защиты к завтрашнему заседанию комитета.
– Странно, что мистер Рингвуд не сказал мне об этом вчера вечером, когда я с ним говорила, – с горечью заметила она.
– Да, должен был сказать. Возможно, вы просто не упоминали дат.
– Нет, я совершенно уверена, что говорила ему, что эти две женщины лечились здесь двадцать три года назад.
– Тогда просто не понимаю.
Вообще-то Джинни была не слишком удивлена таким поворотом дела. Да стоило только взглянуть на этого Дика Мински с его преувеличенной любезностью и нервным подмигиванием, как сразу становилось ясно: совесть у этого человека не чиста.
Он выключил компьютер и с сожалением добавил:
– Боюсь, что ничем не могу вам помочь.
– А нельзя ли поговорить с мистером Рингвудом и поинтересоваться у него, почему он не сказал мне об уничтожении карточек?
– Боюсь, что нет. Мистеру Рингвуду сегодня нездоровится, и на работу он не вышел.
– Какое совпадение!
Он пытался состроить оскорбленную мину, но вышла какая-то пародия.
– Надеюсь, вы не думаете, что мы хотим что-то скрыть от вас?
– С чего бы это я должна так думать?
– Ну, не знаю, мало ли… – Он поднялся. – А теперь, извините, мне пора.
Джинни тоже поднялась и направилась к двери следом за ним. Он проводил ее вниз.
– Желаю всего хорошего, – с натянутой улыбкой произнес он.
– До свидания, – холодно ответила Джинни.
Она вышла на улицу и замешкалась на пороге. Настроена она была очень воинственно. Да с чего это они взяли, что с ней можно обращаться, как с какой-нибудь глупой куклой? И она решила немного оглядеться.
На автостоянке были припаркованы машины врачей, модные и дорогие «кадиллаки» и «БМВ». Она двинулась вдоль стены здания. Чернокожий мужчина с седой бородой подметал мусор. Здесь не было ничего стоящего внимания. Она прошла вдоль стены и вдруг замедлила шаг.
Через стеклянную входную дверь был виден Дик Мински, он разговаривал с улыбчивой секретаршей и, заметив ее, так и замер с раскрытым ртом. Джинни прошла мимо, он проводил ее встревоженным взглядом.
Она обошла здание и вышла к помойке. Трое мужчин в толстых перчатках загружали в грузовик мусор. Глупо, подумала Джинни. Она ведет себя, как какой-нибудь детектив из третьеразрядного фильма. Мужчины с легкостью поднимали огромные пластиковые мешки с мусором, словно те почти ничего не весили. Интересно, от какого же объемного, но легкого мусора избавляется клиника?…
От измельченной бумаги?…
За спиной у нее послышался испуганный голос Дика Мински:
– Почему вы не уходите, доктор Феррами?
Она обернулась. Мински выходил из-за угла здания, рядом с ним шел мужчина в форме охранника. Джинни быстро направилась к мешкам. Дик Мински закричал:
– Эй! Стойте, погодите!…
Мусорщики удивленно уставились на нее, но ей было наплевать. Она разорвала один пакет, просунула в дырку руку и вытащила пригоршню изрезанной бумаги.
Плотная, коричневого цвета, такую обычно используют для карточек. Вглядевшись, она заметила на полосках надписи, часть которых была сделана авторучкой, а часть напечатана на машинке. Да, сомнений нет: это остатки регистрационных и медицинских карточек.
Существовала лишь одна причина, по которой мешки в таком количестве могли вывозиться сегодня. Карточки уничтожили не далее, как сегодня утром или ночью, через несколько часов после ее звонка.
Она швырнула обрезки бумаги на асфальт и зашагала прочь. Один из мусорщиков что-то сердито крикнул ей вслед, но она не обратила на это внимания.
Сомнений больше не было.
Джинни остановилась перед Диком Мински, уперев руки в бока и гневно раздувая ноздри. Этот тип ей солгал. Лгать ему было не привыкать, даром, что ли, у него нервный тик.
– Что, поспешили избавиться от постыдных тайн? – воскликнула она. – Пытаетесь замести следы, уничтожив карточки?
Мински был страшно напуган.
– Разумеется, нет, ничего подобного, – еле выдавил он. – И потом, знаете ли, такие предположения просто оскорбительны и…
– Разумеется, да! – перебила его Джинни. И ею овладел праведный гнев. Она ткнула в него свернутым в трубочку буклетом «Дженетико». – Но эти исследования, они очень важны для меня! А потому любого, кто попытается мне помешать, я сотру в порошок, так и знайте!
– Пожалуйста, уходите, – выдавил он.
Охранник взял ее под локоть.
– Уже ухожу, – сказала она. – И не смейте ко мне прикасаться!
Но тот ее не отпускал.
– Сюда, пожалуйста.
Она покосилась на охранника. Пожилой мужчина с седыми волосами и брюшком. Нет, такому с ней не справиться. Она сдавила правой рукой придерживающую ее руку. Мышцы нетренированные, дряблые.
– Пожалуйста, отпустите, – сказала она и сильнее сжала пальцы. Руки у нее были сильные, посильнее, чем у многих мужчин. Охранник продолжал держать ее за локоть, но боль стала невыносимой, и он, наконец, ее отпустил.
– Спасибо, – сказала Джинни.
Она вышла с территории клиники, чувствуя себя гораздо лучше. Да, она была права, считая, что разгадку нужно искать именно здесь. Их попытки помешать ей узнать хоть что-нибудь были лучшим доказательством того, что им было что скрывать. Ключ к тайне лежал в «Эйвентайн», но что это ей давало?
Джинни подошла к своей машине, но не стала садиться. Было около трех, а она еще не обедала. Есть не хотелось – слишком уж она была возбуждена, – но чашечка кофе не помешает. На другой стороне улицы, рядом с церковью, она увидела кафе. Дешевое, но чистенькое. Джинни перешла через дорогу и зашла в него.
Все ее угрозы в адрес Дика Мински – пустое сотрясение воздуха. Не в ее силах наказать его. И орать на него тоже не стоило. Этим она выдала себя, показала свою заинтересованность в этом деле. Теперь они будут настороже.
Народу в кафе было немного – всего несколько студентов, сидевших за ленчем. Она заказала салат и кофе; в ожидании, пока принесут заказ, открыла буклет, взятый в приемной клиники. И прочитала следующее:
«Клиника «Эйвентайн» была основана в 1972 году компанией "Дженетико инкорпорейтед" и стала ведущим в стране центром научных исследований и искусственного оплодотворения – центром создания, как окрестили ее газеты, "младенцев из пробирки"».
И тут Джинни вдруг сразу все поняла.
34
Джейн Эдельсборо была вдовой лет пятидесяти. Это была величавая, но неопрятная дама, носившая в основном просторную этническую одежду и сандалии. Она обладала незаурядным интеллектом, но, глядя на нее, в это трудно было поверить. Беррингтона подобные люди всегда ставили в тупик. Если ты такая умная, думал он, то почему выставляешь себя полной идиоткой, так одеваясь? Впрочем, в университетах полно таких людей. Сам он считал себя скорее счастливым исключением: заботился о своей внешности и обладал великолепным вкусом.
Сегодня он выглядел особенно элегантно в темно-синем пиджаке, такого же цвета жилете и легких брюках из тончайшей шерсти в мелкую клеточку. Прежде чем выйти из кабинета и отправиться на поиски Джейн, он одобрительно посмотрел на себя в зеркало.
И сразу направился в студенческую столовую. Преподаватели редко там обедали – сам Беррингтон вообще ни разу там не был. Но он знал, что Джейн ходит туда на ленч – эти сведения он почерпнул от болтливой секретарши с кафедры физики.
В вестибюле было полно парней и девушек, они выстроились в длинную очередь к банкомату. Он зашел в кафетерий и огляделся. Джейн сидела в дальнем углу, читала журнал и ела картофель фри.
Заведение это напоминало те, которые Беррингтон видел в аэропортах и больших супермаркетах: здесь находились пиццерия, кафе-мороженое, отсек, где торговали гамбургерами, а также самый обычный кафетерий. Беррингтон взял поднос и прошел в кафетерий. За стеклом было выставлено несколько малопривлекательных бутербродов и весьма сомнительного вида пирожных. Он пожал плечами: если бы не обстоятельства, он скорее бы поехал обедать куда-нибудь в соседний штат, чем есть здесь.
Задача предстояла не из легких. Как женщина, Джейн была совсем не в его вкусе. А потому еще вероятнее становилась перспектива того, что на дисциплинарных слушаниях ее занесет не туда, куда ему надо. С ней необходимо подружиться, а времени для этого у него почти нет. Надо постараться обаять ее, пустить в ход все свои чары.
Он взял кусок сырного пирога и чашку кофе и направился к столику, за которым сидела Джейн. Он чувствовал себя не слишком уверенно, даже нервничал, но постарался принять самый беззаботный вид.
– О Джейн! – воскликнул он. – Какая приятная неожиданность. Не возражаете, если я присяду?
– Пожалуйста, – дружелюбно ответила она и отодвинула журнал. Потом сняла очки, и он увидел бездонные карие глаза и лучики морщинок в уголках, свидетельствующие о добродушии и смешливости. Но выглядела она все же просто чудовищно: с длинными седеющими волосами, перехваченными какой-то бесцветной резинкой, одетая в бесформенную серо-зеленую блузу с темными полукружиями от пота под мышками. – Вот уж никогда не думала, что вас можно здесь встретить.
– Я и правда прежде сюда ни разу не заглядывал. Но в нашем возрасте очень важно не выглядеть замшелым в привычках, вы согласны?
– Я моложе вас, – мягко заметила она. – Хотя, полагаю, все вокруг думают иначе.
– Ну что вы, напротив! – Он откусил кусок пирога – жесткий, как фанера, а начинка по вкусу напоминает крем для бритья с запахом лимона. Он с трудом прожевал и проглотил кусок. – Что думаете о предложении Джека Баджена расширить библиотеку по биофизике?
– Вы искали меня, чтобы задать мне этот вопрос?
– Я вас не искал, я пришел сюда поесть – попробовать здешнюю еду – и уже жалею об этом. Она просто чудовищна. Как вы только можете здесь питаться?
Она погрузила ложку в какой-то подозрительный на вид десерт.
– Я не замечаю, что ем, Берри. Думаю о своем ускорителе частиц. Расскажите, что там с библиотекой?
Вот и он, Беррингтон, тоже когда-то был целиком поглощен работой. Правда, при всем при том не позволял себе выглядеть чучелом гороховым, но жил, как и подобает молодому ученому, исключительно новыми открытиями. Впрочем, потом жизненный путь принял несколько иное направление. Его книги были, по сути, лишь популяризацией книг и идей других авторов; за последние пятнадцать – двадцать лет он не написал ни одной стоящей статьи. Интересно, вдруг подумал он, был бы он счастливее, если бы жизнь его сложилась иначе? Как у Джейн, поедающей скверную дешевую пищу и целиком сосредоточенной на проблемах ядерной физики? Она спокойна и, похоже, всем довольна, а эти ощущения Беррингтоном давно забыты.
Да, похоже, с наскока обаять ее не удастся. Слишком умна. Надо попробовать более тонкий, интеллектуальный подход. И польстить ей.
– Я думаю, что вы можете внести значительный вклад в развитие этой библиотеки. Вы известнейший физик, одна из самых выдающихся ученых Джонс-Фоллз. Нет, вам следует заняться новой библиотекой.
– А ее действительно собираются создавать?
– Думаю, «Дженетико» возьмет финансирование на себя.
– Что ж, это хорошая новость. А каков ваш интерес во всем этом деле?
– Тридцать лет тому назад я сделал себе имя, начав задаваться одним вопросом: какие черты человека являются наследственными, а какие – приобретенными? И вот теперь благодаря мне и другим ученым мы знаем, что генетическая наследственность человека играет куда более важную роль, чем его воспитание и среда, в которой он вырос. Именно генетика определяет целый ряд психологических характеристик.
– Природа, а не воспитание?…
– Именно. Мне удалось доказать, что человек – это его ДНК, и молодое поколение интересует, как работает этот процесс. Что определяет комбинацию химических веществ, благодаря которой у меня, например, голубые глаза? А у вас – чудесные, большие, темно-карие, если точнее – даже с каким-то шоколадным оттенком.
– Берри! – насмешливо сказала она. – Будь я тридцатилетней секретаршей с высокой грудью, я бы наверняка подумала, что вы со мной заигрываете.
А вот это уже лучше, подумал он. Наконец-то смягчилась, старая корова.
– Тридцатилетней? – усмехаясь, произнес он. И окинул ее грудь и лицо нарочито внимательным взглядом. – Я думаю, возраст не главное.
Она засмеялась, но Беррингтон никак не мог понять, довольна она его словами или нет. Ладно, хоть какая-то подвижка. И тут вдруг она заявила:
– Мне пора.
Черт! Он едва не выругался вслух. Надо как-то спасать ситуацию, причем немедленно. Он тоже поднялся.
– Возможно, придется создать специальный комитет по организации новой библиотеки, – сказал он, шагая рядом с ней к выходу. – Как считаете, кого из наших ученых следует привлечь?
– О Господи!… Знаете, мне просто некогда об этом думать. У меня сейчас лекция по антиматерии.
«Боже, – подумал Беррингтон, – я ее теряю!» И тут вдруг она спросила:
– Может, поговорим об этом позже?
Беррингтон ухватился за соломинку.
– В таком случае разрешите пригласить вас на ужин.
Она удивилась:
– Хорошо.
– Скажем, сегодня вечером.
Она улыбнулась:
– Почему бы нет?
По крайней мере, это дает ему еще один шанс. И он весело произнес:
– Тогда заеду за вами в восемь.
– Договорились. – Она продиктовала адрес, Беррингтон записал его в блокнот.
– Какую кухню предпочитаете? – спросил он. – О нет, не надо, не отвечайте, это помешает вам думать об ускорителе частиц. – Они вышли под жаркое солнце. Он слегка сжал ее руку. – Что ж, до вечера.
– Берри, – спросила она, – это ведь не потому, что вам что-то от меня нужно?
Он игриво подмигнул ей.
– С чего вы взяли? И что у вас есть такого, чего нет у меня?
Она рассмеялась и ушла.
35
«Младенцы из пробирки». Искусственное оплодотворение. Вот где связь. И теперь Джинни была ясна вся картина.
Шарлотту Пинкер и Лорейн Логан лечили от бесплодия в клинике «Эйвентайн». Клиника разработала свою методику искусственного оплодотворения: сперму отца и яйцеклетку матери соединяли в лабораторных условиях, затем полученный эмбрион пересаживали в матку женщины.
Идентичные близнецы получаются в том случае, если эмбрион делится надвое. Так происходит в утробе матери, но то же самое может произойти и в пробирке. И тогда близнецов из этой пробирки можно пересадить двум разным матерям. Вот так и появились у двух не связанных никаким родством матерей два идентичных близнеца.
Официантка принесла Джинни салат, но та была слишком возбуждена, чтобы есть.
В начале семидесятых «дети из пробирки» были не более чем теорией, в этом она была совершенно уверена. Но, очевидно, «Дженетико» в своих исследованиях ушла далеко вперед.
И Лорейн, и Шарлотта утверждали, что их лечили гормонами. Стало быть, клиника лгала этим двум женщинам.
Уже непорядочно с ее стороны. Но чем больше Джинни думала об этом, тем яснее ей становилось, что все обстояло еще хуже. Расщепленный эмбрион мог быть биологическим ребенком Лорейн и Чарльза или же Шарлотты и майора, но не обеих этих пар. Одной из матерей имплантировали зародыш другой пары.
Сердце Джинни наполнилось ужасом при мысли о том, что обеим этим парам могли подсунуть младенцев совершенно посторонних людей.
Так по какой причине «Дженетико» столь беспардонным образом обманывала этих несчастных? Методика была еще не апробирована, возможно, им нужны были подопытные свинки, в роли которых выступили Лорейн и Шарлотта. Возможно, они запросили разрешение, но им отказали. Могли существовать и другие причины такой секретности.
Каковы бы ни были мотивы этой лжи, теперь Джинни понимала, почему ее появление так напугало «Дженетико». Пересаживать женщине чужой эмбрион без ее ведома и согласия – ведь это противоречит всем законам этики. Неудивительно, что они с такой поспешностью бросились избавляться от улик. Если Лорейн обнаружит, что они с ней сделали, им никаких денег не хватит, чтобы расплатиться с ней.
Она отпила глоток кофе. Поездка в Филадельфию оказалась не напрасной. У нее еще не было ответов на все вопросы, но главную загадку она разгадала. И испытывала глубочайшее удовлетворение.
Она подняла глаза от стола и вдруг… увидела Стива. Он входил в кафе.
Она просто не верила своим глазам, даже заморгала – уж не привиделось ли? – и сидела, удивленно глядя на него. На Стиве были брюки цвета хаки и синяя рубашка-батник. И, войдя, он закрыл дверь ногой.
Джинни, радостно улыбаясь, поднялась ему навстречу.
– Стив! – воскликнула она. И, помня о своем решении, обняла его за шею и крепко поцеловала в губы. Правда, пахло от него сегодня немного иначе. Он крепко стиснул ее в объятиях и поцеловал в шею. Джинни услышала голос какой-то пожилой женщины:
– Господи, я уж и забыла, когда последний раз так целовалась!
Все посетители дружно расхохотались. Она отпустила его.
– Садись. Есть хочешь? Вот, возьми мой салат. Как ты здесь оказался? Увидела – прямо глазам своим не поверила. Ты что, ехал за мной следом? Ах нет, конечно! Ты же знал название клиники, вот и решил меня встретить.
– Просто хотелось поговорить. – Он разгладил бровь кончиком указательного пальца. Почему-то этот жест насторожил ее. У кого она видела точно такой же?… Но она тут же постаралась выбросить это из головы.
– А ты, похоже, мастер устраивать сюрпризы.
– Разве? – настороженно спросил он.
– Ну, появляться неожиданно…
– Пожалуй.
Она улыбнулась:
– Ты сегодня какой-то странный. Что происходит?
– Послушай, ты меня так завела, – сказал он. – Может, уйдем отсюда?
– Конечно. – Джинни положила на стол пять долларов и поднялась. – Где твоя машина? – спросила она на выходе из кафе.
– Поедем на твоей.
Они сели в красный «мерседес». Джинни застегнула ремень безопасности, он этого делать не стал. Едва они успели отъехать, как Стив придвинулся к ней поближе, приподнял волосы и стал целовать ее в шею. Джинни немного смутилась и заметила:
– Думаю, мы оба слишком взрослые, чтоб заниматься этим в машине.
– Ладно, – сказал он. Отвернулся от нее, но продолжал обнимать левой рукой за плечи. Они ехали по Честнат в восточном направлении. И когда подъехали к мосту, он сказал: – Знаешь, сверни-ка здесь на автостраду, я кое-что тебе покажу.
Джинни свернула на Скулкилл-авеню и остановилась у светофора.
Рука, обнимавшая ее за плечо, скользнула ниже и начала поглаживать грудь. Она почувствовала, как напрягся и затвердел сосок, ей было приятно, однако она испытывала какую-то неловкость. Ощущение в точности такое же, как когда кто-то лапает тебя в метро.
– Ты мне нравишься, Стив, – сказала она, – но не кажется ли тебе, что ты слишком торопишься?
Он не ответил, но пальцы его нашли сосок и сильно его сдавили.
– Ой! – воскликнула она. – Больно! Да что это на тебя нашло, а? – Она оттолкнула его. Тут зажегся зеленый, и она свернула на пандус, ведущий к скоростной автостраде Скулкилл.
– Тебя не поймешь, – недовольно проворчал он. – Сначала набрасываешься на меня, как какая-нибудь нимфоманка, потом отталкиваешь.
И я считала этого мальчишку взрослым!
– Послушай, когда девушка тебя целует, она делает это потому, что ей хочется тебя поцеловать. Но это вовсе не дает тебе права делать с ней все, что захочется. И еще: ты никогда не должен причинять ей боль. – Она выехала на двухполосное шоссе.
– А некоторым девушкам нравится, когда им делают больно, – заметил он. И положил руку ей на колено.
Она оттолкнула его руку.
– Так что ты собирался мне показать?
– Вот это… – Он притянул ее руку к себе. Мгновение спустя она ощутила его обнаженный пенис, горячий и твердый.
– Господи! – Она резко вырвала руку. – Сейчас же приведи себя в порядок, слышишь, Стив? И перестань вести себя, как какой-то прыщавый подросток!
В следующую секунду он сильно и больно ударил ее по лицу.
Она вскрикнула, машина вильнула. Раздался пронзительный гудок, и ее «мерседес» вынесло на встречную полосу прямо перед грузовиком фирмы «Мак». Лицо ныло от удара, во рту ощущался привкус крови. Стараясь не обращать внимания на боль, она выровняла машину.
И только тут до нее дошло, что Стив напал на нее. Изумлению ее не было предела. Никогда прежде ни один человек не смел с ней так обращаться.
– Ах ты, сукин сын! – воскликнула она.
– А теперь поиграй со мной, – возьми его в руку, – сказал он. – Иначе изобью до смерти.
– Да пошел ты! – крикнула она в ответ.
И уголком глаза заметила, что он готовится нанести еще один удар.
Джинни без долгих размышлений нажала на тормоза.
Его швырнуло вперед, и он промахнулся. Ударился головой о ветровое стекло. Шины яростно взвизгнули, длинный белый лимузин едва увернулся от столкновения с «мерседесом».
Стив медленно откинулся на спинку кресла, и она отпустила тормоз. Машина двинулась вперед. Стоит ей остановиться среди быстро несущегося потока машин, подумала Джинни, и он наверняка испугается и начнет умолять ее ехать дальше. Она снова нажала на тормоз, Стива, как куклу, качнуло вперед.
На сей раз он оправился быстрее. Их машина стояла, другие автомобили огибали ее, оглашая воздух громкими гудками. Джинни сжалась от страха: в любой момент кто-нибудь мог врезаться в них сзади на полной скорости. Однако план ее не сработал, Стив не выказывал ни малейших признаков страха. Протянул руку, задрал ей юбку, ухватился за пояс колготок и начал их стаскивать. Тонкая ткань с треском порвалась.
Она пыталась его оттолкнуть, но безуспешно. Неужели он собирается изнасиловать ее прямо здесь, на скоростной автомагистрали? В отчаянии она распахнула дверцу, но выскочить не смогла – удержал ремень безопасности. Она хотела расстегнуть его, но никак не могла дотянуться до пряжки – мешал Стив.
Движение слева возобновилось, машины пролетали мимо со скоростью примерно шестьдесят миль в час. Неужели никто, ни один водитель не остановится и не поможет женщине, на которую напали?
Она боролась, пытаясь оттолкнуть Стива, и вот нога ее соскользнула с тормозной педали, и машина тронулась с места. Может, все же удастся избавиться от мерзавца? Ведь она по-прежнему за рулем и контролирует машину – это сейчас единственное ее преимущество. В отчаянии она нащупала ногой акселератор и вдавила педаль в пол.
Машина рванула вперед. Взвизгнули тормоза: огромный пассажирский автобус еле увернулся от столкновения. Стива отбросило назад, и на секунду-другую он затих, но затем вновь взялся за свое. Казалось, руки его были везде: вот они пытаются стащить с нее бюстгальтер, вот лезут ей в трусики, а она при этом старается вести машину. Джинни никогда не испытывала такого омерзения и страха. Да ему, похоже, плевать, что они оба могут разбиться. Что же, черт возьми, надо сделать, чтобы его остановить?
Она резко свернула влево, отчего его прижало к боковой дверце. Едва не врезалась в мусоровоз, и на сотую долю секунды перед ней возникло испуганное лицо водителя, пожилого мужчины с седыми усами. Затем она резко крутанула руль, и машина вильнула в противоположную сторону, благополучно избежав столкновения.
Стив снова вцепился в нее. Она тормознула, потом вдавила акселератор, но он лишь хохотал, когда его мотало по салону, как тряпичную куклу, а затем вновь набрасывался на нее.
Она ударила его левым локтем, потом – кулаком, но не смогла вложить в эти удары достаточно силы, поскольку сидела за рулем, и остановить его удалось лишь на несколько секунд.
Сколько же еще это может продолжаться? Куда в этом городе подевались все патрульные автомобили?
Посмотрев через его плечо, она увидела поворот на обычную дорогу. В нескольких ярдах позади нее тарахтел какой-то древний «кадиллак» небесно-голубого цвета. В самый последний миг она резко вывернула руль. Шины взвизгнули, «мерседес» занесло. Он проехал на двух колесах, и Стива вновь отбросило в сторону. Голубой «кадиллак» вильнул, чтобы избежать столкновения, раздался целый хор яростных гудков, затем звук столкновения автомобилей и звон разбитого стекла. Ее машина снова встала на все четыре колеса и, зацепив ограждение, свернула на съезд, ведущий к боковой дороге. Ее мотало из стороны в сторону, но в конце концов Джинни справилась с управлением и выровняла «мерседес».
Как только их перестало мотать, Стив запустил руку ей под юбку, пытаясь стянуть трусики. Джинни извивалась на сиденье, стараясь его оттолкнуть. В какой-то миг она оторвала взгляд от ветрового стекла и взглянула на Стива. На губах улыбка, глаза странно расширены, тяжело дышит и весь вспотел от сексуального возбуждения. Да он получает от всего этого удовольствие! Он ненормальный!…
Ни впереди, ни позади не было машин. Поворот на другую дорогу заканчивался светофором, сейчас там горел зеленый. По левую руку находилось кладбище. Она даже успела разглядеть стрелку дорожного указателя с надписью «Бульвар Сивик-Центр». И резко свернула туда в надежде выехать наконец в центр города, где на тротуарах толпы людей. Но, к ее разочарованию, улица была пустынна, по обе стороны тянулись заброшенные спортивные сооружения и вымершие дворцы из стекла и бетона. На светофоре впереди загорелся красный. Если она сейчас остановится, ей конец.
Стив снова запустил пальцы ей в трусики и сказал:
– Останови машину! – Он тоже понимал: лучшего места, чтобы совершить насилие, не найти.
Он причинял ей боль, но хуже боли было понимание того, что может произойти дальше. Она прибавила скорость и понеслась на красный свет.
Откуда-то слева прямо перед ней вынырнула «скорая помощь». Джинни резко затормозила. В голове вертелась одна мысль: если произойдет столкновение, хоть помощь окажется под рукой.
Внезапно Стив убрал руки. Она облегченно вздохнула: наконец-то отстал! Но не тут-то было: он ухватился за переключатель скоростей и пытался поставить его на нейтралку. Машину затрясло, замедлив ход, она начала сворачивать с дороги. Джинни, крутанув руль, вернула ее на проезжую часть, нажала на педаль акселератора и со свистом промчалась мимо «скорой».
Сколько же это будет продолжаться? Надо как-то избавиться от неприятного соседства, но сделать это можно только там, где есть люди. Иначе они скоро разобьются насмерть. Но Филадельфия в этот час напоминала лунный пейзаж. Ни души.
Он снова попытался овладеть ситуацией. На сей раз он действовал умнее: левой рукой поставил переключатель скоростей на нейтралку, правой схватился за руль. Машина сбросила скорость и въехала на тротуар.
Джинни сняла руки с руля, уперлась Стиву в грудь и толкнула что было силы. Похоже, он не ожидал от женщины столь сильного сопротивления. Затем она съехала с тротуара и нажала на педаль газа. «Мерседес» с ревом рванул вперед, но Джинни понимала, что долго противостоять Стиву она не сможет. В любую секунду он остановит машину, и она окажется в ловушке. Она свернула влево. Стив выпрямился на сиденье, ухватился за руль, и Джинни подумала: «Все, это конец! Я больше просто не могу ему сопротивляться». Но в этот момент машина выехала из-за угла, и городской пейзаж полностью переменился.
Они оказались на оживленной улице. Вот больница, возле которой толпятся люди, вот выстроившиеся длинной цепочкой такси, вот закуток, где торгуют китайской едой.
– Есть! – с торжеством в голосе воскликнула Джинни. И нажала на тормоза.
Стив пытался вырвать руль, она сопротивлялась. Виляя из стороны в сторону, машина мчалась к перекрестку. А затем вдруг резко затормозила посреди дороги. С полдюжины водителей припаркованных у тротуара такси обернулись на резкий визг тормозов.
Стив открыл дверцу, выскочил и бросился наутек.
– Слава Богу!… – выдохнула Джинни. Через секунду он скрылся из вида.
Джинни сидела на водительском месте и никак не могла отдышаться. Он исчез. Кошмар закончился.
Один из водителей подошел и склонился к раскрытому окну. Джинни торопливо приводила одежду в порядок.
– Все нормально, леди? – спросил водитель.
– Да, кажется, да, – пробормотала она.
– Что случилось? – спросил он.
Она удрученно покачала головой:
– Мне тоже хотелось бы знать.
36
Стив сидел на низком каменном парапете неподалеку от дома Джинни. Было жарко, но он укрылся в тени раскидистого клена. Джинни жила в рабочем районе, застроенном рядами одинаковых невысоких домов. Мимо прошли ребятишки из соседней школы. Они возвращались домой с криками и смехом, болтая и жуя сладости. Вот и сам он недавно был таким же, как они, – лет восемь–десять назад.
Но сейчас его снедали тревога и отчаяние. Сегодня его адвокат говорил с сержантом Делавер из криминальной полиции Балтимора, и та рассказала ему о результатах анализа ДНК. Выяснилось, что ДНК спермы, взятой из влагалища Лизы Хокстон, в точности соответствует ДНК Стива.
Он был потрясен. Он не сомневался, что анализы ДНК положат конец всему этому кошмару. И еще Стив сразу понял, что адвокат ему больше не верит. Мама с папой верили, но пребывали в полной растерянности; оба понимали, что анализы ДНК – весьма веская улика.
Иногда Стиву даже начинало казаться, что он страдает раздвоением личности. Возможно, в нем живет какой-то другой Стив, напавший на женщину и изнасиловавший ее. Он просто не представлял, что теперь делать. Ему смутно припомнилось, что во время драки с Типом Хендриксом были моменты, когда он полностью терял голову и не ведал, что творил. И тогда, в камере, он был готов выколоть глаза Свинтусу. Может, все это было делом рук его второго «я»? Как-то не слишком верилось. Этому должно быть другое объяснение.
Лучиком надежды была тайна, связывающая его с Деннисом Пинкером. У них с Деннисом полностью совпадает ДНК. Что-то здесь явно не так. И единственным человеком, способным разгадать эту тайну, была Джинни Феррами.
Ребятишки разошлись по домам, солнце зашло за крыши зданий по ту сторону улицы. Около шести часов красный «мерседес» медленно въехал на стоянку перед домом, ярдах в пятидесяти от него. Из машины вышла Джинни. Вначале она не заметила Стива. Открыла багажник, достала большой пластиковый пакет для мусора. Затем заперла машину и пошла по тротуару по направлению к нему. Одета она была официально, в темный деловой костюм с юбкой, но выглядела какой-то растерзанной, да и походка выдавала усталость. С ней что-то случилось, подумал Стив, и сердце у него сжалось от сострадания и тревоги за Джинни. И все равно она прекрасна, думал он, глядя, как девушка подходит все ближе и ближе.
Вот она уже совсем близко. Он встал и шагнул ей навстречу.
Джинни подняла глаза, взглянула на него, и тут же ее лицо исказил страх, она открыла рот и закричала.
Стив так и замер, не понимая, что происходит. А потом спросил:
– Джинни… в чем дело?
– А ну пошел прочь! – крикнула она. – Не смей ко мне прикасаться! Иначе я вызову полицию.
Стив, не веря своим ушам, выставил перед собой руки, как бы защищаясь, и, запинаясь, пробормотал:
– Конечно, как скажете. Я вас не трогаю, даже не думаю трогать, о'кей? Что это, черт возьми, с вами происходит?
Из двери дома на веранду вышел сосед Джинни. Должно быть, сообразил Стив, он жил в квартире этажом ниже. Это был чернокожий старик в клетчатой рубашке и галстуке.
– Все нормально, Джинни? – спросил он. – А то мне показалось, кто-то здесь кричал.
– Я кричала, мистер Оливер, – дрожащим голосом ответила Джинни. – Просто этот тип… он сегодня напал на меня в машине, в Филадельфии.
– Напал? – искренне изумился Стив. – Но я этого не делал!
– Нет, делал, ублюдок, ровно два часа тому назад.
Стив был потрясен до глубины души. А потом им вдруг овладело возмущение.
– Да пошла ты знаешь куда?! Я уже сто лет не был в Филадельфии!
Тут вмешался мистер Оливер:
– Вот что, Джинни. Этот молодой человек просидел здесь часа два, не меньше. Так что оказаться в Филадельфии он никак не мог.
Джинни возмутилась и уже была готова обвинить своего добродушного соседа во лжи.
Только теперь Стив заметил, что на ней нет чулок. Голые ноги в сочетании со строгим темным костюмом выглядели несколько странно. А ее правая щека немного опухла и покраснела. И гнев его тут же прошел. Кто-то действительно напал на нее. Ему хотелось заключить Джинни в объятия и утешить. И то, что она явно его боялась, лишь усиливало сострадание.
– Он бил тебя? – произнес Стив. – Вот ублюдок!
Джинни постепенно приходила в себя.
– Так он действительно пришел сюда два часа тому назад? – спросила она соседа.
Старик пожал плечами:
– Проторчал тут минимум час сорок, или пятьдесят.
– Вы уверены?
– Знаешь, Джинни, если этот парень был в Филадельфии, то, должно быть, прилетел потом сюда на «конкорде».
Она взглянула на Стива.
– Может, это был Деннис?
Стив подошел к ней. Протянул руку и бережно дотронулся до опухшей щеки. Она не стала его отталкивать.
– Бедняжка Джинни, – протянул он.
– Я… мне показалось, это был ты, – пробормотала она, и слезы выступили у нее на глазах.
Он сжал ее в объятиях. И постепенно она успокоилась, расслабилась и доверчиво прижалась к нему. Он гладил ее по голове, нежно перебирал пальцами длинные пряди темных волос. Закрыл глаза и подумал: какое хрупкое и в то же время сильное у нее тело. Наверняка у этого поганца Денниса тоже остались синяки. Ему очень хотелось в это верить.
Мистер Оливер смущенно кашлянул.
– Ну что, молодежь? Угостить вас чашечкой кофе?
Джинни отстранилась от Стива.
– Нет, спасибо, – ответила она. – Мне прежде всего надо переодеться.
Напряжение и страх исчезли с ее лица, и она стала выглядеть еще более соблазнительной. «Да я почти влюбился в эту женщину, – подумал Стив. – И дело тут не только в том, что мне страшно хочется переспать с ней, хотя и это тоже. Я хочу, чтобы она стала мне другом. Хочу смотреть вместе с ней телевизор, ходить за покупками, поить с ложечки микстурой, если она заболеет. Хочу видеть, как она чистит зубы, натягивает джинсы и намазывает тосты маслом. Хочу, чтоб она спросила меня, идет ли ей оранжевая помада, не надо ли купить мне запасных лезвий для бритвы и когда я приду домой…»
Но хватит ли ему духа сказать ей обо всем этом?
Она прошла к двери. Стив колебался. Ему хотелось пойти за ней, но он ждал, когда она его пригласит.
Джинни обернулась:
– Входи.
Он поднялся следом за ней по лестнице и вошел в гостиную. Она бросила пластиковый мешок на ковер. Потом прошла в кухонный закуток, скинула туфли. А затем, к его изумлению, подняла их с пола и швырнула в мусорное ведро.
– Никогда больше не надену эту чертову одежду и туфли! – сердито пробормотала она. Сняла пиджак и отшвырнула в сторону. Стив не сводил с нее изумленного взгляда, а Джинни между тем расстегнула блузку, сняла ее и тоже бросила в ведро.
На ней остался простой черный хлопковый лифчик. «Не станет же она снимать и его в моем присутствии?» – подумал Стив. И ошибся. Она завела руки за спину, расстегнула крючок и бросила лифчик в ведро. У нее были небольшие упругие груди с сильно выступающими коричневыми сосками. На плече красная полоска – след от бретельки бюстгальтера. В горле у Стива пересохло.
Она расстегнула молнию на юбке, и та скользнула на пол. На ней остались черные трусики-бикини. Стив смотрел на Джинни, разинув рот. Ее тело было само совершенство: широкие плечи, красивые округлые груди, плоский живот, длинные стройные ноги. Она стянула трусики, скомкала их и вместе с юбкой швырнула в мусорное ведро. Ее лобок украшали мелкие завитки черных волос.
Она взглянула на Стива с таким видом, точно не понимала, что он здесь делает. Затем сказала:
– Мне надо принять душ. – И, обнаженная, прошла мимо него. Он смотрел ей вслед жадными глазами, словно стараясь запомнить все детали: плавные движения лопаток на спине, тонкую талию, соблазнительный изгиб бедер, округлые мышцы икр. Она была так хороша, что щемило сердце.
Джинни вышла из комнаты. Через секунду он услышал, как в ванной зашумела вода.
– Господи!… – выдохнул Стив. И уселся на черный диван. Что это все означает? Какой-то новый тест, специальная проверка? Что она этим хотела сказать?
Он улыбнулся. Тело у неe просто потрясающее – гибкое, сильное, безупречно пропорциональное. И что бы там ни случилось, он никогда не забудет ее. Не забудет, как выглядела Джинни в этот волнующий миг.
Мылась она долго. Только сейчас Стив сообразил, что не успел поделиться с ней неприятными новостями. И вот, наконец, шум воды стих. А минуту спустя в гостиной появилась и сама Джинни – в просторном махровом халате цвета фуксии, с прилипшими к голове мокрыми темными прядями. Она уселась на диван рядом с ним и спросила:
– Мне это приснилось или я действительно только что разделась перед тобой догола?
– Вовсе не приснилось, – сказал он. – Ты выбросила всю свою одежду в мусорное ведро.
– Господи! Не понимаю, что на меня нашло… Прости.
– Тебе незачем извиняться. И я рад, что ты мне так доверяешь. Просто не представляешь, что это для меня значит.
– Думаешь, я выжила из ума?
– Нет. Думаю, у тебя просто шок после того, что произошло в Филадельфии.
– Возможно. Отчетливо помню лишь одно ощущение после того, как это случилось – желание срочно избавиться от одежды.
– В такой момент полезно открыть холодильник и достать оттуда бутылку водки.
Она покачала головой:
– Нет. Вот чего я действительно хочу, так это жасминового чая.
– Давай приготовим. – Он поднялся и прошел на кухню. – Зачем ты притащила сюда этот мешок?
– Меня сегодня уволили. Сложили все мои вещи в этот мешок и заперли кабинет.
– Что? – недоверчиво воскликнул Стив. – Как же это получилось?
– Сегодня утром в «Нью-Йорк таймс» вышла статья, где говорится, что моя работа с базами данных является вторжением в частную жизнь граждан. Но я думаю, что Беррингтон использовал это лишь как предлог, чтоб избавиться от меня.
Стив кипел от возмущения. Ему хотелось кричать, броситься к ней на помощь, спасти от преследования.
– Но разве они имеют право уволить тебя вот так?
– Нет. А потому завтра утром состоится заседание университетского дисциплинарного комитета.
– Да, скверная неделя выдалась для нас обоих, – заметил Стив.
И уже хотел было рассказать ей о результатах анализа ДНК, но тут Джинни схватила телефонную трубку.
– Мне нужен номер тюрьмы Гринвуд в Ричмонде, штат Виргиния. – Пока Стив наливал воду в чайник, она записала номер и снова принялась накручивать диск. – Могу я поговорить с мистером Темойном? Меня зовут Джинни Феррами… Хорошо, спасибо, я подожду… Добрый вечер, господин Темойн! Как поживаете?… Я? Прекрасно… Возможно, этот вопрос покажется вам глупым, но скажите, что, Деннис Пинкер все еще в тюрьме?… Вы уверены? Видели его собственными глазами?… Спасибо… И вы себя тоже берегите. До свидания. – Она подняла на Стива глаза. – Деннис по-прежнему в тюрьме. Начальник говорил с ним лично примерно час тому назад.
Стив насыпал в чайник ложку жасминового чая, залил кипятком, нашел две чашки.
– Знаешь, Джинни, фараоны получили результаты моего анализа ДНК.
Джинни так и застыла.
– И?…
– ДНК, взятая из влагалища Лизы, в точности соответствует моей.
После недолгой паузы она шутливо спросила:
– А ну-ка догадайся с трех раз, о чем я сейчас думаю?
– О человеке, похожем на меня, с такой же, как у меня, ДНК, который изнасиловал Лизу Хокстон в воскресенье. Этот же тип напал на тебя в Филадельфии.
И он не был Деннисом Пинкером.
Глаза их встретились, и Джинни тихо заметила:
– Так вас, получается, трое…
– Боже! – в отчаянии пробормотал Стив. – Но это уж совсем невероятно. Полицейские никогда не поверят. И потом, как вообще такое возможно?
– Погоди, – возбужденно начала Джинни, – ты еще не знаешь, что мне удалось обнаружить сегодня, перед нападением. И у меня имеется объяснение.
– Пусть оно окажется правдой!
Она взглянула на него, лицо ее приняло озабоченное выражение.
– Некоторые детали могут показаться тебе шокирующими.
– Это не важно. Главное – понять.
Джинни запустила руку в пластиковый пакет и извлекла оттуда холщовую папку. Достала из нее глянцевый буклет и протянула Стиву.
– Вот взгляни.
Тот прочел первый абзац:
«Клиника «Эйвентайн» была основана в 1972 году компанией "Дженетико инкорпорейтед" и стала ведущим в стране центром научных исследований и искусственного оплодотворения – центром создания, как окрестили ее газеты, "младенцев из пробирки"».
– Так ты считаешь, мы с Деннисом младенцы из пробирки? – спросил Стив.
– Да.
В животе у него заныло.
– Мерзость какая. Но что это объясняет?
– Идентичных близнецов можно создавать в лаборатории, а затем имплантировать в матки женщин.
Стива затошнило еще больше.
– Ну а сперма и яйцеклетка – они были взяты от мамы с папой или… этих Пинкеров?
– Не знаю.
– Так Пинкеры могут быть моими настоящими родителями? О Господи!…
– Есть еще одна возможность.
По выражению лица Джинни Стив понял: она боится слишком его шокировать. Но не успела Джинни и рта раскрыть, как он догадался сам.
– Может, эти сперма и яйцеклетка взяты вовсе не от моих родителей и не от Пинкеров. И я могу быть сыном совершенно неизвестных людей, верно?
Она не ответила, но по ее мрачному взгляду Стив понял, что был прав.
Он совершенно растерялся. Ощущение было как во сне – точно его сбросили с огромной высоты и он падает, падает куда-то.
– Да, просто в голове не укладывается, – пробормотал он. В кухонном отсеке пронзительно засвистел чайник. Чтобы хоть чем-то заняться и приглушить противное ощущение тошноты, Стив налил кипяток в заварочный чайник. – Вообще-то я никогда не был похож ни на маму, ни на отца, – сказал он. – А на кого-то из Пинкеров похож?
– Нет.
– Тогда, наверное, это совсем посторонние люди.
– Стив, помни, все это совершенно не отрицает того факта, что твои мама с папой любят тебя, что они о тебе заботились, вырастили и готовы пожертвовать ради тебя жизнью.
Дрожащей рукой он разлил чай по чашкам. Подал одну Джинни и присел рядом с ней на диван.
– Ну а как все это объясняет наличие третьего близнеца?
– Если вы действительно дети из пробирки, то там же, в пробирке, мог вполне быть зачат и третий. Процесс тот же самый – расщепление ядра. Это случается в природе, так что вполне могло случиться и в лаборатории.
Стиву все еще казалось, что он падает с высоты, но одновременно он начал испытывать и еще одно ощущение – невероятного облегчения. История запутанная и невероятная, но она, по крайней мере, рационально объясняла тот факт, что его обвиняют в двух жестоких преступлениях.
– Мама с папой что-нибудь об этом знают?
– Не думаю. Твоя мать и Шарлотта Пинкер говорили мне, что проходили в клинике лечение гормонами. Искусственное оплодотворение в те дни еще не практиковалось, и в этом смысле ученые «Дженетико» обогнали многих на десятилетия. Полагаю также, что они действовали, не заручившись согласием пациентов.
– Неудивительно, что в «Дженетико» так перепугались, – заметил Стив. – Теперь я понимаю, почему Беррингтону понадобилось дискредитировать тебя.
– Да. Потому что это их поведение было крайне неэтичным. Вторжение в частную жизнь налицо.
– Тут не только вопрос этики. На «Дженетико» запросто можно подать в суд, и после него они разорятся.
– Да, это многое объясняет, – оживилась Джинни. – Но вот каким образом их можно разорить?
– Да это же классический случай деликта – правонарушения. Как раз в прошлом году в колледже проходили. – Он вдруг разозлился на себя. «К чему я говорю ей все эти вещи о гражданских правонарушениях, когда на самом деле хочу сказать совсем другое? О том, что я страшно ее люблю». – Если «Дженетико» предложила женщине лечение гормонами, а затем вполне осознанно оплодотворило чужим зародышем, не уведомив ее об этом и не получив согласия на эксперимент, то это мошенничество чистой воды с отягчающими обстоятельствами.
– Но все это происходило так давно… Разве тут не действует срок давности или что-то в этом роде?
– Срок давности начинает действовать с момента обнаружения факта мошенничества.
– И все же не понимаю, как это может разорить компанию.
– Но это же классический пример возможности применения иска по ущербу. Жертва должна получить материальную компенсацию не только за моральный ущерб, но также и за воспитание, обучение и содержание чужого ребенка. Суд обязан наказать тех, кто это совершил, чтоб другим было неповадно следовать их примеру.
– И сколько же это примерно получается?
– «Дженетико» сознательно использовала тело женщины в своих тайных целях. Уверен, что приличный адвокат сможет добиться того, чтобы этот ущерб оценили в сто миллионов долларов.
– Но если верить той статье в «Уолл-стрит джорнал», стоимость всей компании составляет только сто восемьдесят миллионов долларов.
– Стало быть, они разорятся.
– Но расследование может занять годы!
– Неужели ты не понимаешь? Достаточно одной угрозы, чтоб перекрыть им весь кислород.
– Как это?
– Опасность того, что «Дженетико» придется выплатить целое состояние по решению суда, автоматически уменьшит ценность их акций. И сделка с «Ландманном» будет отсрочена по крайней мере до тех пор, пока покупатель не удостоверится в их надежности.
– Ого! Так, значит, на карту поставлена не только их репутация. Они и все деньги могут потерять.
– Именно. – И тут Стив переключился уже на свои проблемы. – Впрочем, мне все это отнюдь не поможет, – сказал он и снова помрачнел. – Необходимо доказать правоту твоей теории о существовании третьего близнеца. И сделать это можно только одним способом – найти его. – Тут вдруг его осенило: – Скажи, а можно задействовать твою компьютерную систему поиска? Ты понимаешь, о чем я?
– Конечно.
Стив сразу оживился:
– Если в первом случае она помогла найти меня с Деннисом, то во втором, возможно, найдет меня и этого третьего, или Денниса и третьего близнеца, или же всех нас троих.
– Да, верно.
Но Стив не уловил особого энтузиазма в ее голосе.
– Ты можешь это сделать?
– После всех этих скандальных публикаций будет трудно уговорить людей предоставить мне базу данных.
– Черт!
– Правда, одна возможность имеется. У меня есть данные ФБР по отпечаткам пальцев.
Стив вновь воспрял духом.
– Деннис наверняка имеется у них в файлах. А если у третьего близнеца когда-либо брали отпечатки пальцев, поисковая система определенно укажет и на него! Но это же просто здорово!
– Все эти данные записаны на дискету. А сама она находится у меня в кабинете.
– О нет! Только не это! Ведь ты не имеешь туда доступа, да?
– Да.
– Черт, да я просто вышибу эту дверь, вот и все! Чего мы ждем? Пошли, покажешь мне, где это.
– Кончится тем, что тебя снова упекут за решетку. Есть более легкий путь.
– Ты права. Должен быть какой-то другой способ раздобыть эту дискету.
Джинни подняла трубку.
– Я просила Лизу Хокстон проникнуть ко мне в кабинет. Сейчас узнаем, удалось ей это или нет. – Она набрала номер. – Привет, Лиза, как ты?… Я? Честно говоря, не очень. Послушай, у меня просто невероятные новости… – Она вкратце пересказала Лизе все, что ей удалось узнать. – Знаю, в это трудно поверить, но я докажу, если получу ту дискетку… Ты не смогла проникнуть ко мне? О черт!… – Лицо у нее разочарованно вытянулось. – Ладно. В любом случае, спасибо за то, что хотя бы попыталась. Я очень ценю твою помощь… Да. Спасибо. Пока.
Она повесила трубку и обернулась к Стиву.
– Она уговаривала охранника впустить ее, и тот почти согласился, а потом все-таки решил спросить у своего начальства и его чуть не уволили.
– Что же нам теперь делать?
– Если завтра комитет решит, что я должна остаться на работе, то я смогу попасть в свой кабинет.
– Кто твой адвокат?
– Нет у меня никакого адвоката. Да он мне и не нужен.
– А вот это ты зря. Потому что университет наверняка наймет самого дорогого адвоката в городе.
– Нет, этого я просто не могу себе позволить.
Стив собрался с духом:
– Что ж… В таком случае, чем я не адвокат?
Она удивленно уставилась на него.
– Да, знаю, я проучился всего лишь год, зато был первым в группе. – Похоже, Стив искренне обрадовался возможности выступить в защиту Джинни перед всем университетом. Но согласится ли она сама? Наверняка решит, что он еще слишком молод, что ему не хватает опыта. Он пытался прочесть ее мысли. Джинни не сводила с него глаз. Какие же они у нее огромные, глубокие, темные!… «Нет, я определенно должен сделать это», – подумал он.
И тут Джинни наклонилась и поцеловала его в губы – легко, едва коснувшись.
– Черт, Стив, а ты настоящий друг, – сказала она.
Поцелуй ее был мимолетным, но так и обжег его. На душе у него сразу стало легко. Правда, ему не слишком понравилось, что она назвала его просто «другом», но все равно это было замечательно. И он должен во что бы то ни стало оправдать ее доверие.
– Скажи, а тебе известно, какие там существуют правила? Ты знакома с процедурой слушаний?
Она достала из портфеля картонную папку и протянула ему.
Он просмотрел бумаги. Правила являли собой причудливый гибрид университетских традиций и современного законодательства. Увольнению подлежали те сотрудники, которых обвиняли в богохульстве и содомском грехе. Для случая с Джинни, конечно, больше всего подходило традиционное обвинение в подрыве репутации университета.
Решение дисциплинарного комитета не было окончательным, оно носило рекомендательный характер и подлежало утверждению сенатом – высшим органом правления университета. А вот это очень существенные сведения. Даже если Джинни завтра проиграет, сенат послужит своего рода апелляционным судом.
– У тебя есть копия контракта? – спросил Стив.
– Да, конечно. – Джинни подошла к маленькому бюро в углу, выдвинула ящик, достала папку.
Стив быстро просмотрел бумаги. В пункте двенадцатом говорилось о том, что она согласна подчиняться всем решениям университетского сената. А потому возможность обжалования окончательного решения с юридической точки зрения была маловероятной.
Он вернулся к правилам дисциплинарного комитета.
– Тут говорится, что ты должна заранее уведомить комитет о том, что твои интересы будет представлять адвокат или какое-то другое лицо, – сказал Стив.
– Прямо сейчас позвоню Джеку Баджену. – Джинни схватила трубку. – Сколько сейчас, восемь? Он должен быть дома. – И она стала набирать номер.
– Погоди, – сказал Стив. – Давай вначале решим, как лучше выстроить этот разговор.
– Ты прав. Просто ты умеешь мыслить стратегически, а я – нет.
Стив расплылся в довольной улыбке. Он дал свой первый в жизни совет в качестве адвоката, и клиент согласился, что совет правильный.
– Так, значит, твоя судьба в руках этого человека. Расскажи мне о нем.
– Ну, он главный библиотекарь университета. И мой постоянный партнер по теннису.
– Тот тип, с которым ты играла в воскресенье?
– Да. Он скорее администратор, а не ученый. Хороший игрок, с великолепной тактикой, но, на мой взгляд, в спорте ему всегда не хватало амбиций.
– Так, понятно. Стало быть, вы с ним всегда были соперниками?
– Ну, можно сказать и так.
– Ладно. Теперь подумаем о том, какое впечатление мы хотим на него произвести. – Он начал загибать пальцы. – Первое: мы должны казаться людьми не сломленными и уверенными в успехе. Ты с нетерпением ожидаешь этих слушаний. Ведь ты невиновна, а потому рада, что тебе представилась возможность доказать это. И еще ты свято веришь в то, что комитет отыщет истину под мудрым руководством Баджена.
– Согласна.
– Теперь второе. Ты неудачница. Слабая, беспомощная девушка…
– Шутишь, что ли?
Стив усмехнулся:
– Будь готова и к такой роли. Ты молодой начинающий ученый, и ты восстала против Беррингтона и Оубелла, двух коварных и хитрых старых лисов, пытающихся насадить свою политику в университете Джонс-Фоллз. Черт, да ты даже не можешь позволить себе нанять приличного адвоката! Скажи-ка, а этот Баджен еврей?
– Не знаю. Может, и еврей.
– Хорошо бы. Потому как нацменьшинства больше склонны восставать против истеблишмента. Третье. На заседании должна всплыть история о том, по какой именно причине тебя преследует Беррингтон. История, конечно, совершенно шокирующая, но ее следует предать гласности.
– Но для чего мне выкладывать все это?
– Да просто чтобы внушить им мысль о том, что Беррингтону есть что скрывать.
– Ладно, согласна. Что еще?
– Да, пожалуй, все.
Джинни набрала номер и протянула ему трубку.
Стив с трепетом взял ее. Первый в его жизни звонок, который он собирается сделать в качестве адвоката. Господи, помоги, сделай так, чтоб я не облажался.
Он слушал длинные гудки на том конце провода и пытался припомнить, как именно этот Джек Баджен играл в теннис. Нет, конечно, в те минуты все внимание Стива поглощала Джинни, однако он помнил подтянутого лысого мужчину лет пятидесяти, играющего размеренно и четко. И Баджену удалось победить Джинни, пусть даже она была моложе и сильнее. Его не следует недооценивать, подумал Стив.
Наконец в трубке раздался тихий интеллигентный голос:
– Алло?
– Профессор Баджен? Говорит Стив Логан.
Пауза.
– Простите, а мы с вами знакомы, мистер Логан?
– Нет, сэр. Я вынужден обратиться к вам, как к председателю дисциплинарного комитета университета Джонс-Фоллз, чтобы заранее уведомить вас о том, что завтра буду сопровождать доктора Феррами. Она с нетерпением ждет этих слушаний, поскольку готова доказать свою невиновность и положить конец всем этим нелепым домыслам.
Тон Баджена не изменился, он по-прежнему был холоден:
– Вы что, адвокат?
Дыхание у Стива участилось, словно при быстром беге, и он сделал над собой огромное усилие, пытаясь сохранить спокойствие.
– Я учусь в юридическом колледже. Дело в том, что доктор Феррами не может позволить себе настоящего адвоката. Тем не менее, я собираюсь сделать все от меня зависящее, чтобы защитить ее интересы. Хочу, чтобы ее дело было рассмотрено со всей тщательностью, и целиком полагаюсь на ваше снисхождение и мудрость.
Тут он специально выдержал паузу, давая возможность Баджену ответить любезностью на любезность или хотя бы услышать сочувственное хмыканье, но в трубке царило холодное молчание. Стив продолжил:
– Могу я узнать, кто будет представлять интересы университета?
– Кажется, они наняли Генри Квинна из «Харви Хоррокс Квинн».
Стив был потрясен. Это была старейшая и известнейшая адвокатская контора в Вашингтоне. Но он постарался не подать вида.
– О, весьма уважаемая и респектабельная фирма для сливок белого общества, – с усмешкой заметил он.
– Вот как?
Похоже, обаяние Стива не действовало на этого человека. Что ж, пришел момент изменить тактику.
– Видите ли, я должен упомянуть об одном обстоятельстве. Мы вынуждены, просто обязаны открыть на заседании комитета истинную причину того, почему Беррингтон Джонс так настойчиво выступает против доктора Феррами. И не примем никаких переносов или отсрочек слушаний ни при каких обстоятельствах. Пора наконец снять беспочвенные обвинения с моей подопечной. Все должны узнать правду, пусть даже кому-то она покажется крайне нелицеприятной.
– Я что-то не слышал, чтобы слушания собирались переносить.
Конечно, нет. Такого предложения не поступало. Стив между тем упрямо продолжал гнуть свою линию:
– Но если вдруг такое предложение поступит, учтите, что для доктора Феррами это будет совершенно неприемлемо. – Тут он счел, что пора закругляться: не стоит пока раскрывать все карты. – Спасибо, профессор, за то, что любезно выслушали меня. С нетерпением жду нашей встречи.
– Всего хорошего.
Стив бросил трубку.
– Да!… Не человек, а просто айсберг какой-то.
Джинни смотрела растерянно.
– Обычно он совсем другой. Может, просто положение не позволяет?
Но Стив был уверен, что Баджен уже определился с политикой в отношении Джинни. И твердо настроен против нее. Однако он решил не говорить ей этого.
– Как бы там ни было, но программу-минимум я выполнил. А заодно узнал, что они наняли Генри Квинна.
– Что, он хороший адвокат?
Генри Квинн был легендой. Стив просто холодел при мысли о том, что ему придется сражаться с этим гением своего дела. Но он не хотел огорчать Джинни.
– Да, Квинн адвокат, конечно, талантливый, но лучшие его времена остались в прошлом.
Она поверила.
– Так, ну а теперь чем займемся?
Стив взглянул на нее. Полы розового халата слегка разошлись, и он видел верх округлой упругой груди, лежавшей в складках мягкой ткани.
– Надо проработать ответы на вопросы, которые тебе могут задать завтра, – с легким сожалением произнес он. – Так что работы у нас полно.
37
Выяснилось, что обнаженной Джейн Эдельсборо выглядит куда лучше, чем в платье.
Она раскинулась на бледно-розовых простынях, на которых танцевали блики ароматической свечи. Чистая, гладкая, нежная кожа была куда привлекательнее унылых и неряшливых нарядов, которые она носила. Эти просторные бесформенные хламиды скрывали замечательной красоты формы. Ее вполне можно было бы назвать амазонкой: пышная грудь, широкие соблазнительные бедра. Она была полновата, но это ему даже нравилось.
Томно улыбаясь, она наблюдала за тем, как Беррингтон, сидя на краю постели, натягивает темно-синие трусы.
– А это оказалось лучше, чем я предполагала, – заметила она.
Беррингтон подумал о том же, но говорить вслух не стал. Джейн знала такие штучки, которым ему приходилось учить более молодых женщин, оказавшихся у него в постели. Интересно, рассеянно подумал он, где и когда она успела этого нахвататься? Замужем была только один раз; муж ее, заядлый курильщик, скончался от рака легких лет десять тому назад. Должно быть, у этой парочки была замечательно насыщенная и разнообразная сексуальная жизнь.
Ему так понравилось заниматься с ней любовью, что даже не пришлось прибегать к обычным своим фантазиям, будто он лежит в постели с какой-нибудь знаменитой красавицей – Синди Кроуфорд, Бриджит Фондой или принцессой Дианой – и та, разомлев, шепчет ему на ухо: «Спасибо тебе, Берри! В жизни не испытывала ничего подобного, никогда и ни с кем мне не было так хорошо!»
– Знаешь, чувствую себя виноватой, – заметила Джейн. – Уже давным-давно не занималась развратом.
– Развратом? – удивился он и принялся завязывать шнурки. – Не понимаю почему. Ты свободная белая молодая женщина, как принято говорить… – Тут он осекся, заметив, как Джейн слегка поморщилась. Выражение «свободная белая молодая» было политически некорректным. – Во всяком случае, свободная, – быстро добавил он.
– Да нет, дело тут не в самом траханье, это еще не разврат, – задумчиво протянула она. – Думаешь, я не понимаю? Ты пошел на это лишь потому, что хотел получить мой голос на завтрашних слушаниях.
Завязывая полосатый галстук, он так и застыл. Она же между тем продолжала:
– Думаешь, я поверила в то, что ты увидел меня в студенческом кафетерии и был сражен моими чарами? – Она насмешливо улыбнулась. – Так вот, никакими такими сексуальными чарами я не обладаю, Берри. Особенно в глазах такого поверхностного человека, как ты. У тебя наверняка был какой-то другой мотив, и я разгадала его через пять секунд.
Беррингтон почувствовал себя полным идиотом. Растерялся и впервые не знал, что сказать.
– А вот ты наделен сексуальной притягательностью, Берри. У тебя есть шарм, ты подтянут, хорошо сложен, прекрасно одеваешься. И пахнет от тебя замечательно. И что самое главное – сразу чувствуется, что ты любишь женщин. Ты можешь манипулировать ими, использовать их, и в то же время тебе искренне нравится заниматься с ними любовью. Так что ты идеальный одноразовый партнер, и спасибо тебе.
С этими словами она укрылась простыней, легла на бок и закрыла глаза.
Беррингтон поспешно оделся.
Перед тем как уйти, он присел на краешек кровати. Она открыла глаза. Он спросил:
– Так ты поддержишь меня завтра?
Она села и крепко поцеловала его в губы.
– Выслушаю обе стороны, а уж потом приму решение.
Он заскрипел зубами.
– Но это очень важно для меня. Ты даже не представляешь насколько!
Она сочувственно кивнула, но ответ ее был уклончив:
– Догадываюсь, что и для Джинни Феррами это тоже крайне важно.
Он слегка сжал ее тяжелую грудь.
– Но кто важней для тебя… я или Джинни?
– Уж кто-кто, а я хорошо знаю, как непросто приходится молодой женщине-ученому в мужском университетском окружении. Сама прошла эту школу, никогда не забуду.
– Черт! – Он убрал руку.
– Можешь остаться на ночь, если хочешь. А к утру еще раз займемся любовью.
Он поднялся.
– Мне сейчас не до этого.
Она снова закрыла глаза.
– Жаль.
Он вышел.
Его машина была припаркована у подъезда, рядом с ее «ягуаром». А этот «ягуар», подумал он, должен был послужить предупреждением, знаком того, что она непростая штучка. Да, на сей раз использовали его, но он получил удовольствие. Интересно, часто ли испытывали то же чувство женщины, которых ему удавалось соблазнить?…
Он ехал домой, и его не покидали тревожные мысли о завтрашнем заседании. Четверо членов комитета на его стороне, а вот заручиться поддержкой Джейн не удалось. Что же еще он может сделать на этой последней стадии? Пожалуй, что ничего.
Дома его ждало послание от Джима Пруста, записанное на автоответчик. «Господи, – подумал он, – если это очередные дурные новости, я просто не вынесу». Он уселся за стол и набрал домашний номер Джима.
– Это Берри.
– ФБР облажалось, – безо всяких предисловий заявил Пруст.
Сердце у Беррингтона упало.
– Выкладывай.
– Им велели прекратить поиск данных, но приказ поступил с опозданием.
– Проклятие!
– Результаты отправили ей по электронной почте.
Им овладел страх.
– И кто был в этом списке?
– Нам это неизвестно. Копии в ФБР не сохранилось.
Нет, это просто невозможно!
– Мы должны знать!
– Может, тебе удастся выяснить. Список должен быть у нее в кабинете.
– Доступ в кабинет ей закрыт. – Тут вдруг в сердце Беррингтона вновь затеплилась надежда. – Она могла и не получить этого послания.
– Ну а ты сможешь?
– Конечно. – Беррингтон взглянул на золотые наручные часы. – Еду в университет прямо сейчас.
– Позвони сразу же, как только выяснишь.
– Непременно.
Он вернулся к машине и поехал к университету Джонс-Фоллз. В кампусе было темно и безлюдно. Он остановил машину у Дурдома и вошел. На сей раз он смущался куда меньше, чем во время первого обыска кабинета Джинни. Какого черта, на кону слишком большая ставка!
Он включил компьютер и просмотрел ее электронную почту. Там значилось всего одно послание. Господи, взмолился он, сделай так, чтоб это был список из ФБР! Но, к его разочарованию, это оказалось очередное письмо от ее дружка из университета Миннесоты:
Ты получила мое вчерашнее послание? Буду в Балтиморе завтра, хотел бы повидаться с тобой. Ты не могла бы уделить мне несколько минут? Пожалуйста, позвони мне. С любовью, Уилл.
Вчерашнее письмо она не получила, Беррингтон предусмотрительно стер его во время первого обыска. И это, второе, естественно, тоже, так как была лишена доступа в кабинет. Но где же список ФБР? Она могла получить его вчера утром, до того, как ей запретили вход. Может, спрятала где-нибудь? Беррингтон перебрал все ее файлы, помеченные «ФБР», «Ф.Б.Р.» (с точками) и «Федеральное бюро расследований». Ничего. Порылся в коробке с дискетами, которую обнаружил в ящике письменного стола, но это были копии компьютерных файлов.
– Эта чертова баба хранит здесь даже список покупок! – злобно пробормотал он.
Он снял трубку и позвонил Джиму.
– Ничего, – коротко бросил он.
– Но мы должны знать, кто был в этом списке! – пролаял в ответ Джим.
– Так что мне прикажешь делать, поймать ее и подвергнуть пыткам, что ли? – саркастически спросил Беррингтон.
– Список должен быть у нее, так?
– В компьютере его нет, стало быть, она переписала его и унесла с собой.
– Раз нет в офисе, значит, должен быть у нее дома.
– Логично. – Беррингтон понял, к чему клонит Джим. – В таком случае, не мог бы ты организовать… – Тут он запнулся, ему не хотелось произносить слова «обыск силами ФБР». – Не мог бы ты как-то проверить это?
– Думаю, да. Поскольку Дэвид Крин не предотвратил утечки информации, он все еще мой должник. Позвоню ему.
– Завтра утром – самое подходящее время. Слушания назначены на десять, так что она точно будет отсутствовать часа два.
– Понял. Сделаем. Но что, если она носит его с собой, в чертовой дамской сумочке? Что тогда?
– Не знаю. Доброй ночи, Джим.
Повесив трубку, Беррингтон еще какое-то время сидел в кабинете Джинни. Если завтра на слушаниях все сложится не так, как бы ему хотелось, то к обеду она, вполне возможно, вернется сюда со списком ФБР, вновь возьмется за свои исследования и погубит их всех.
«Этого нельзя допустить, – подумал он, – ни за что, ни в коем случае!»