10 часов 10 минут

Мраморный пол, невысокие скамейки, застеленные коврами, полукруглый алтарь из розового мрамора с бронзовым распятием, окна с яркими витражами. Личная часовня святейшего отца.

Сколько раз Палестрина бывал здесь? Молился наедине с Папой или с несколькими приглашенными избранными гостями. Королями, президентами, государственными мужами.

Но никогда еще его не вызывали помолиться вместе со святейшим отцом. И сейчас, войдя в часовню, он обнаружил Папу сидящим в бронзовом кресле перед алтарем и погруженным в молитву.

Услышав шаги Палестрины, он поднял голову. Протянул обе руки, задержал в ладонях руки Палестрины и при этом настороженно и обеспокоенно вглядывался в его лицо.

— Что случилось? — осведомился Палестрина.

— Сегодня дурной день, ваше преосвященство, — чуть слышно произнес Папа. — Словно я получил зловещее предзнаменование. А в сердце моем — страх и ужас. Я почувствовал их, как только открыл глаза, и они до сих пор гнетут меня, не ослабевая. Я не знаю, в чем тут дело, но это связано с вами, ваше преосвященство… вы как-то причастны к той тьме, которая их породила… — Папа помолчал несколько секунд, продолжая глядеть в глаза Палестрине. — Скажите мне: что это значит?..

— Я не знаю, ваше святейшество. По-моему, нынче прекрасный, теплый и солнечный день.

— В таком случае помолитесь вместе со мной, чтобы я ошибся, чтобы все это оказалось лишь дурным настроением и прошло бесследно… Помолитесь о спасении души…

Папа поднялся со своего кресла, и оба преклонили колени перед алтарем. Палестрина склонил голову, вторя говорившему вслух молитву Папе Римскому Льву XIV, но про себя он точно знал, что ощущения, о которых говорил Святейший отец, ничего не значат.

Гнетущий ужас, который Палестрина почувствовал в предутренний час, очнувшись от ночного кошмара, где его преследовали несущие болезнь духи, уже в следующую минуту после того, как Томас Добряк рассказал ему о благополучном разрешении затруднения с Ли Вэнем, неожиданно и необъяснимо обернулся благом.

Менее часа назад ему позвонил Пьер Вегген и сказал, что, несмотря на признание Ли Вэня в преднамеренном отравлении озер «психически больным сотрудником инспекции по качеству воды», как о том сообщили в своем официальном сообщении китайские власти, Пекин все же решил не отказываться от грандиозной работы по полной реконструкции своей системы водоснабжения. Это решение должно было успокоить и сплотить встревоженную и перепуганную нацию и одновременно показать всему миру, что правительство страны полностью владеет ситуацией. Из чего следовало, что, невзирая на сбой, «Китайский протокол» Палестрины продолжает осуществляться. Вдобавок Томас Добряк убедительно заверил его, что со смертью Ли Вэня и Чень Иня не осталось никакой возможности проследить связь между событиями в Китае и Римом. А вскоре твердая рука Томаса Добряка запишет заключительную страницу этой истории, устранив последнюю опасность утечки информации; это будет сделано здесь, в Ватикане, куда вредная моль прилетит на свет пламени — ни отец Дэниел, ни его брат не являют собой Смерть, посланную враждебными духами, они всего лишь досадная помеха, с которой нужно разделаться.

Так что святейший отец заблуждается, и тяжесть, лежащая на его плечах, — это вовсе не тень смерти Палестрины, а лишь душевная и духовная слабость старого и боязливого человека.