Бербель Брашер стояла, натягивая собачий поводок, и беседовала с инспектором из отдела убийств центрального полицейского управления Берлина. Уже перевалило за полночь: 12.35. Бербель Брашер было восемьдесят семь лет, а ее псу, Хайнцу, шестнадцать. У него были проблемы с мочевым пузырем, поэтому Бербель обычно выгуливала его раза четыре за ночь, иногда пять или даже больше. Эта ночь была особенно тяжелой, и, выйдя с собакой в шестой раз, Бербель увидела полицейские машины. Полицейские и любопытные подростки окружили припаркованное у тротуара такси.

– Да, я его запомнила. Молодой, красивый, в смокинге. – Она замолчала, увидев, как подъехал фургон и из него вышел следователь-коронер с ассистентами в белых халатах. – Мне показалось странным, что такой приличный молодой человек в смокинге вылезает ночью из такси, бросает ключи в машину и уходит. – Бербель следила, как ассистенты принесли носилки и большой клеенчатый мешок, в который кладут трупы, как достали из багажника тело убитой женщины-таксиста, положили в мешок и застегнули «молнию». – Но потом я подумала: мне-то какое дело? Да, еще у него висел на плече какой-то белый чемодан или ящик. Странно, подумала я, в смокинге – и с такой странной ношей. Но в наше время чего только не увидишь…

Смокинг сразу навел на мысль о Шарлоттенбурге, и ровно в час ночи Бербель Брашер в полиции уже просматривала фотографии. Поскольку убийство имело отношение к Шарлоттенбургу, полицейские тут же сообщили о нем в берлинскую криминальную службу. Бад-Годесберг немедленно связался с Реммером.

– Положите в пакет со снимками ту фотографию начальника охраны Шолла, которую сделали с видеозаписи на Хаупт-штрассе, – приказал из больничной палаты Реммер. – Никак не помечайте ее, просто положите.

Через двадцать минут позвонили из Бад-Годесберга с информацией о том, что один из членов Организации, как называл ее доктор Салеттл, избежав пожара в Шарлоттенбурге, находится на свободе. Реммер тотчас же потребовал международный ордер на арест Паскаля фон Хольдена, подданного Аргентины, имеющего швейцарский паспорт и подозреваемого в убийстве.

Через час судья из Бад-Годесберга подписал ордер. Несколько секунд спустя фотография фон Хольдена была разослана по электронному телеграфу во все полицейские управления Европы, Великобритании, Северной и Южной Америки с кодом «Рэд», что означало «арестовать и задержать», и дополнительной информацией: вооружен и чрезвычайно опасен.

* * *

– Как вы себя чувствуете? – спросил Реммер, зайдя в палату Осборна в третьем часу ночи.

– Все в порядке. – Осборн дремал, но очнулся, услышав голос Реммера. – Как ваша рука?

– Пока наложили гипс. – Реммер ощупал запястье.

– А как Маквей?

– Спит.

Реммер подошел ближе, и Осборн увидел, как блестят его глаза.

– Вы нашли врача Либаргера?

– Нет.

– Что еще?

– Спецназовец, о котором говорил Нобл и которого вы встретили в Тиргартене, спасся от пожара.

Осборн приподнялся. Еще одна ниточка!

– Фон Хольден?

– Человек, по описанию похожий на него, садился в поезд, отходящий в десять сорок восемь во Франкфурт. Мы не уверены, что это он, но я отправляюсь туда. Погода нелетная, поездов в ближайшие часы нет, так что я еду на машине.

– Я с вами!

– Так я и думал, – усмехнулся Реммер.

* * *

Через десять минут по автостраде мчался темно-серый «мерседес». По конструкции это была специальная полицейская машина, с V-образным восьмицилиндровым двигателем объемом в шесть литров. Конечно, инструкция указывала максимальную скорость, но утверждали, что на хорошем прямом шоссе скорость «мерседеса» достигала двухсот миль в час.

– Вас не укачивает? – спросил Реммер, многозначительно посмотрев на Осборна.

– А что?

– Поезд прибывает в семь часов четыре минуты. Сейчас начало третьего. Опытный водитель может добраться из Берлина во Франкфурт за пять с половиной часов. Я хороший водитель. И к тому же коп.

– А каков ваш рекорд?

– Рекорда пока нет.

Осборн улыбнулся.

– Ну так поставьте его.