– Я всегда говорю детишкам, что это совсем не больно. Раз, два, и готово, – сказал Осборн, наблюдая за тем, как Вера набирает в шприц противостолбнячную сыворотку. – Бесстыдно вру, и дети это знают. Зачем обманывать маленьких?

Вера улыбнулась.

– Это твоя работа.

Она сняла иглу, шприц и пузырек с сывороткой завернула в салфетку и положила себе в карман.

– Рана чистая, заживает нормально. Завтра начнем разрабатывать мышцы.

– А что потом? Не могу же я здесь сидеть всю жизнь, – мрачно пробурчал Осборн.

– Как знать. Может, и придется. – Она бросила на кровать свежий выпуск «Фигаро». – Страница два.

Осборн развернул газету, прочел заголовок: «Американский врач подозревается в убийстве Альберта Мерримэна». И два снимка: фотография Осборна, сделанная в полиции, и накрытый простыней труп.

Стало быть, отпечатки пальцев уже идентифицированы. Удивляться нечему, он это предвидел.

– Что еще за Мерримэн?

– Это настоящее имя Канарака. Он американец. Ты знал об этом?

– Нет, но мог бы догадаться. Он говорил как настоящий американец.

– Он был профессиональный убийца.

– Да, я знаю.

Пол вспомнил полные ужаса глаза Канарака, когда он окунал его в воду. Услышал сдавленный голос: «Мне заплатили…»

Нет, все-таки в это невозможно поверить. Убийство отца – деловая операция?

Канарак назвал имя: Эрвин Шолл.

– Нет! – громко выкрикнул Осборн.

Вера в отчаянии смотрела на него. Осборн стиснул зубы, невидящий взгляд устремлен куда-то в пространство.

– Что с тобой, Пол?!

Он дернулся, сбросил ноги с кровати, встал. Пустой взгляд, бледное, без кровинки лицо, на лбу крупные капли пота. Сердце чуть не выпрыгивало из груди. Пол чувствовал, что сейчас сорвется, но ничего не мог с собой поделать.

– Все в порядке, Пол, все нормально, – повторяла Вера.

Он резко обернулся к ней, глаза его сузились. Она полоумная, ничего не понимает! Его никто не понимает!

– Что нормально? Что нормально?! – яростно закричал он, похожий сейчас на затравленного ребенка. – Разве мне с этим справиться? Да никогда!

– О чем ты? – тихо спросила она.

– Сама знаешь!

– Нет, не знаю.

– Не ври мне!

– Я не вру.

– Что, вслух проговорить, да?

– Что проговорить?

– Я… Я должен теперь разыскивать этого Эрвина Шолла, – еле выговорил он. – Не могу! Не хочу! Это свыше моих сил! Неужели все с нуля? Никогда со мной об этом не говори, поняла?! – Теперь он орал во все горло. – Никогда! Я не хочу этим заниматься!

Тут его взгляд упал на джинсы, висевшие на стуле возле окна. Осборн кинулся к ним, но раненая нога подвернулась, и он упал навзничь, со всей силы ударившись спиной об пол. Он лежал на полу, перед глазами все расплывалось, потом он услышал чей-то плач. Кто-то сказал:

– Домой. Хочу домой.

Странно – голос вроде его собственный, только уж больно молодой. Осборн повернул голову, но вместо Веры увидел только тусклый серый свет. Он испугался, что ослеп, и крикнул:

– Вера! Вера!

Какой-то непонятный частый стук. Потом чья-то рука провела по его волосам, и Пол понял, что его голова лежит у нее на груди, а непонятный стук – это биение ее сердца. Вера сидела на полу, гладя и успокаивая его. Но глаза его по-прежнему застилала какая-то пелена. До него не сразу дошло, что он плачет.

* * *

– Вы уверены?

– Да, месье.

– И вы тоже?

– Да.

Лебрюн отложил в сторону фотографии Осборна и посмотрел на Маквея.

Они возвращались из парка в город, когда по радиотелефону поступило какое-то донесение. Маквей только разобрал имена «Мерримэн» и «Осборн». Потом Лебрюн объяснил:

– Мы напечатали фото Осборна в газетах. Администратор одного гольф-клуба сообщил, что утром видел американца, похожего на того, что на снимке. В клубе ему предложили воспользоваться телефоном и напоили кофе – он был мокрый и весь в грязи.

И вот опознание состоялось. Мокрый и грязный тип, ввалившийся утром в этот клуб, не кто иной, как Осборн.

Пьер Левинь не хотел впутываться в эту историю, но друзья заставили, сказали, что речь идет об убийстве и что у него могут быть серьезные неприятности, если он утаит это от полиции.

– Где этот человек сейчас? Что с ним случилось? Куда он звонил? – неторопливо спросил Маквей. Лебрюн переводил.

Левинь упирался, но под нажимом друзей в конце концов сдался, поставив только одно условие – чтобы его имя не трепали в газетах.

– Я ничего не знаю. Знаю только, что его увезла какая-то женщина.

Администратора и прибывшего с ним коллегу поблагодарили за честно выполненный гражданский долг и отпустили. Как только за ними закрылась дверь, Маквей сказал Лебрюну:

– Вера Моннере.

Француз покачал головой.

– Баррас и Мэтро уже поговорили с ней. Она не видела Осборна. О Мерримэне и Анри Канараке в жизни не слыхивала.

– Не смешите меня, Лебрюн. А что еще она могла сказать, – хмыкнул Маквей. – Вы ее квартиру осмотрели?

Лебрюн пожал плечами.

– Нет. Она торопилась, и разговор происходил в прихожей.

Американец простонал и закатил глаза.

– Извините, если сую нос в вашу методику расследования, но вы меня поражаете. Полиция ищет Осборна чуть ли не по всей Франции, а вы даже не проверили квартиру его подружки!

Лебрюн предпочел не отвечать. Он снял трубку и приказал группе полицейских прочесать местность в районе гольф-клуба – не отыщется ли автомат. Потом угрюмо закурил.

– Ваши люди хоть спросили, куда она так торопится? – сдерживаясь, спросил Маквей.

Лебрюн недоуменно уставился на него.

– Вы сказали, она куда-то торопилась, – пояснил американец. – Куда, черт побери?

Инспектор тяжело вздохнул и закрыл глаза. Это столкновение двух культур, иначе не назовешь. Американцы не имеют ни малейшего понятия о тактичности и приличиях.

– Попробую объяснить вам, mon ami. Париж, субботний вечер. Мадемуазель Моннере куда-то спешит. Возможно, на свидание. К премьер-министру. Мои сотрудники сочли себя не вправе проявлять чрезмерное любопытство.

Настала очередь Маквея тяжело вздыхать. Он подошел к Лебрюну и саркастически сказал:

– Mon ami, я вполне понимаю вашу проблему.

Мятый пиджак американца был расстегнут, и Лебрюн увидел торчащую из кобуры рукоятку револьвера 38-го калибра. Поразительно – полицейские всего мира давным-давно перешли на удобные и легкие автоматические пистолеты с магазином на десять, если не пятнадцать патронов, а Маквей таскает на себе шестизарядный «смит-и-вессон». С ним все ясно: несмотря на почтенный возраст, он воображает себя каким-то ковбоем.

– При всем уважении к Франции и к вам лично, – говорил между тем «ковбой», – мне нужно взять Осборна. Хочу потолковать с ним о Мерримэне. О Жане Пакаре. О наших безголовых покойничках. Конечно, вы можете сказать: «У вас был шанс, и вы его упустили». Ничего, я хочу попробовать еще разок. Я все понимаю и про деликатность, и про тактичность, но добыть этого сукина сына Осборна можно только через Веру Моннере, и мне совершенно наплевать, с кем там она трахается! Compenez-vous?