Осборн посмотрел на часы. Одиннадцать минут третьего. Уже понедельник, 10 октября.

Полчаса назад он кое-как добрался до своего чердачного убежища. Первым делом напился воды из крана. Потом размотал окровавленный шарф и обработал рану. Было очень больно, кулак сначала никак не желал разжиматься. Но боль свидетельствовала о том, что основные сухожилия и нервы не повреждены. Стилет пронзил мягкие ткани между костями второго и третьего пальцев руки.

Ладонь сжималась и разжималась, а это главное. Но все же хорошо бы сделать рентген. Если повреждена кость, понадобится операция и уж во всяком случае гипс. Запускать травму нельзя – кость срастется неправильно, и будет он хирург с одной полноценной рукой. Если, конечно, ему еще предстоит заниматься хирургией…

Пол обработал ладонь антисептической мазью, оставшейся от лечения прежней раны, наложил повязку. Потом сел на кровать, снял ботинки, лег.

После ухода Маквея он проторчал на котле еще целый час и лишь потом осмелился покинуть свое укрытие. Поднимался по ступенькам, ожидая, что из-за каждого угла выскочит полицейский с пистолетом. Но этого не произошло – очевидно, посты были оставлены только снаружи.

Маквей прав. Если французская полиция его схватит и посадит, ему не жить. Долговязый убьет сначала его, а потом и Веру. Положение казалось тупиковым.

Расстегнув рубашку, Осборн погасил свет. Нога от переутомления одеревенела. Боль в ладони стала меньше, когда он положил раненую руку на подушку. Очень хотелось спать, но недавние события все стояли перед глазами. Убийцу в Вериной квартире он застал по чистой случайности. Был уверен, что Вера на дежурстве, и просто хотел воспользоваться телефоном. После нескольких часов мучительных раздумий Пол решил пойти по самому простому и логичному пути: позвонить в американское посольство и попросить о помощи. Пусть заботу о нем возьмут на себя американские власти. Может быть, в посольстве отнесутся к нему с пониманием и защитят от французской полиции. Ведь он, в конце концов, никого не убивал. Главное же – такой ход сконцентрировал бы все внимание на нем и позволил бы Вере избежать скандала, губительного для ее карьеры. Ведь это его личная, персональная война, продолжающаяся без малого тридцать лет. Вера тут ни при чем, он не вправе из-за своих комплексов портить ей жизнь.

А потом он открыл дверь в ее квартиру, на всякий случай держа пистолет наготове, и увидел киллера и нож, который тот держал у горла Веры. От простого и логичного плана в момент не осталось камня на камне. Хочет он того или нет, Веру из этой истории уже не вытащить. Теперь посольство не поможет. Максимум – возьмет под свою защиту, а что толку? После перестрелки пресса, связав это событие с убийством Мерримэна-Канарака, пустится во все тяжкие. С помощью репортеров киллеру и его хозяевам будет очень просто выяснить, где находятся Осборн и Вера. Сначала уберут его, потом ее. Да, Маквей совершенно прав.

Осборн лежал в своей «голубятне» и размышлял о предложении Маквея. Сомнений было много. Неизвестно, можно ли доверять этому человеку. Вполне возможно, что он в сговоре с французской полицией. Но, похоже, другого выхода нет…

Было раннее утро. Маквей лежал в пижаме, тщетно пытаясь уснуть.

В подвале он произнес речь, обращенную к Осборну, не особенно надеясь на то, что врач его слышит. Все равно он слонялся без дела – потолковать с Верой Моннере ему бы все равно не дали. Да и вряд ли бы это что-то дало, поскольку девица очень ловко пользовалась связью с премьер-министром.

Даже если она не соврала, сказав, что воевала с долговязым в одиночку (чего не сделаешь в состоянии аффекта), насчет машины все равно говорит неправду. Она не только видела отъезжающий автомобиль, но и стреляла в него. Или не она, а кто-то другой.

Эксперты обнаружили пятна крови двух разных групп. Вера Моннере не ранена. Следовательно, в момент перестрелки в квартире было минимум трое. Один уехал на машине, девица осталась. Где же третий?

После первого выстрела Баррас и Мэтро насторожились, после второго сообщили в центр и бросились в подъезд. У киллера был очень мощный автомобиль – буквально через несколько секунд улицу заблокировали, но птичка успела упорхнуть. Полиция прочесала все здания, дворы, закоулки, припаркованные машины в радиусе трех кварталов. Даже на баржи заглянули – вдруг кто прыгнул с набережной или с моста.

Никого не нашли, а это значит, что третий был где-то здесь. Скорее всего в подвале, так как полиция прибыла на место в считанные секунды, а больше в доме спрятаться вроде бы негде.

Да, в подвале тоже искали, но без служебной собаки. По опыту Маквей знал, что в отчаянной ситуации человеку свойственно проявлять чудеса изобретательности. Кроме того, может просто повезти. Вот почему он решил произнести свой монолог в подвале.

* * *

Без десяти семь Маквей открыл один глаз и горестно вздохнул. Четыре с половиной часа он провалялся в постели, а спал не больше двух. Когда-нибудь он отоспится всласть. Интересно только когда?

В семь начнутся звонки. Лебрюн позвонит из Лиона, Нобл и Ричмен из Лондона. И еще два звонка из Лос-Анджелеса: от Риты Эрнандес, которой он звонил сам в два ночи, потому что факс так и не пришел, и от водопроводчика. Риты Эрнандес на месте не оказалось и никто не знал, где она. А водопроводчик должен был сообщить, во сколько обойдется замена автополива на газоне вокруг дома Маквея. Дело в том, что в его отсутствие поливка сломалась, и соседи вызвали мастера. Придется все переделывать: к старой системе – он сам ее устанавливал двадцать лет назад – теперь уж не подберешь запчастей.

И еще было бы очень хорошо, если бы позвонил Осборн. Подвал был большой, разветвленный, укромных местечек сколько угодно. Впрочем, возможно, он все-таки беседовал с воздухом.

6.52. Еще восемь минут можно отдыхать. Надо расслабиться, ни о чем не думать. Именно в этот момент и зазвонил телефон.

– Маквей? Это инспектор Баррас. Извините, что беспокою.

– Ничего. Что стряслось?

– Подстрелили инспектора Лебрюна.