Фон Хольден вышел из номера Шолла «Гранд-отеля Берлин» в 7.50. В 10.20 его личный самолет сел в аэропорту Клотен в Цюрихе.

В 10.52 его лимузин свернул к «Анлегеплатц». В 11.00 фон Хольден осторожно постучался в комнату Джоанны.

Джоанну нужно было приласкать и успокоить, вернуть ей прежнее настроение, чтобы она заботилась об Элтоне Либаргере. На руках фон Хольден держал угольно-черного щенка сенбернара, которого приказал доставить к своему приезду.

– Джоанна, – позвал он, потому что она не ответила на стук. – Это Паскаль. Я знаю, что ты расстроена. Мне нужно поговорить с тобой.

– Мне не о чем говорить ни с тобой, ни с другими! – отрезала она, не открывая двери.

– Пожалуйста…

– Нет! Иди к дьяволу! Убирайся!..

Фон Хольден взялся за дверную ручку и попытался повернуть ее.

– Она заперлась изнутри, – сурово сказала охранница Фрида Восслер.

Фон Хольден обернулся и посмотрел на нее. Грубая, властная, крепко сбитая деваха с квадратной челюстью…

Такой женщине надо изрядно потрудиться над собой, чтобы мужчина взглянул на нее без содрогания.

– Можете идти.

– Мне приказано…

– Можете идти, – повторил фон Хольден и пристально посмотрел на нее.

– Слушаюсь, герр фон Хольден.

Фрида Восслер пристегнула к поясу свою рацию, бросила на фон Хольдена косой взгляд и ушла. Он посмотрел ей вслед. Числись она в спецназе, за такой взгляд он прикончил бы ее на месте.

Щенок у него на руках завозился и заскулил. Фон Хольден снова повернулся к двери.

– Джоанна, – нежно произнес он. – У меня для тебя подарок. Даже не для тебя, а для Генри.

– Для Генри?

Дверь распахнулась, на пороге появилась Джоанна – босиком, в джинсах и хлопчатобумажной водолазке. Тревога о собаке, оставленной в собачьем приюте в Таосе, заставила ее открыть дверь. И тут она увидела щенка.

Через пять минут они вместе играли на полу с пятинедельным сенбернаром. Фон Хольден поцелуями осушал ее слезы, ласкал ее… Он полностью разделял ее возмущение видеозаписью, которую обнаружил мистер Либаргер. Это был жестокий эксперимент – он всеми силами пытался его предотвратить, но на нем настояло правление корпорации. Либаргер должен был доказать, что способен держать в своих руках контроль над капиталом в пятьдесят миллиардов долларов. Правление опасается повторного инсульта, и поэтому потребовало неопровержимых доказательств, что Либаргер полностью здоров и ведет абсолютно нормальный образ жизни. Обычные тесты сочли не вполне убедительными… Так у Салеттла и родилась идея этого эксперимента.

Как лечащий врач мистера Либаргера, Салеттл знал, что его пациент испытывает глубокую привязанность и доверие к Джоанне и что ни с какой другой женщиной он не сможет чувствовать себя достаточно свободно и раскованно. Прекрасно понимая, что и Либаргер и Джоанна с возмущением отклонят предложение о проведении такого испытания, если их об этом попросят, Салеттл выбрал другой путь. Обоих накачали наркотиками, эксперимент провели, сделали видеозапись, которую и показали совету директоров. Больше никого в комнате не было, камера управлялась дистанционно.

– Джоанна, пойми, для них это обычный бизнес, и ничего больше. Я так протестовал, что мне даже предложили уйти из корпорации, если я не угомонюсь. Ты понимаешь, что этого я сделать не мог, – даже ради тебя и мистера Либаргера не мог. Лучше все-таки, чтобы рядом с тобой был я, а не кто-нибудь чужой… Прости меня… – нежно повторил он, когда из ее глаз снова полились слезы. – Еще один день, Джоанна, пожалуйста… Ради мистера Либаргера. После Берлина ты сможешь вернуться домой.

Фон Хольден, растянувшись на полу, почесывал щенячье брюшко. Сенбернар лежал на спине, задрав вверх все четыре лапы.

– Но если ты все-таки решишь уехать прямо сейчас, я пойму тебя. Только скажи, и я распоряжусь, чтобы тебя отвезли в аэропорт. Мы найдем кого-нибудь другого для мистера Либаргера, сделаем, что возможно, чтобы он завтра чувствовал себя хорошо…

Джоанна колебалась. Жестокий эксперимент, в который ее так бесцеремонно вовлекли, вызывал у нее гнев и отвращение, но при этом ей было жалко мистера Либаргера, с которым обошлись так же отвратительно, как и с ней, и с благополучием которого она уже привыкла считаться.

Фон Хольден убрал руку, и пушистый шарик вскочил на задние лапы и облизал его пальцы. Фон Хольден почесал щенка за ушками и потрепал эти шелковые ушки с той же теплой, обезоруживающей улыбкой, которая покорила Джоанну еще при первой их встрече… И в эту минуту она поверила его рассказу, сочтя его вполне убедительным, и решила выполнить его просьбу.

– Хорошо, я поеду с тобой в Берлин, – произнесла она с робкой и печальной улыбкой.

Потянувшись к ней, фон Хольден благодарно коснулся губами ее лба.

– Джоанна, я должен немедленно вернуться в Берлин, чтобы закончить последние приготовления. Очень жаль, но иначе никак нельзя. А ты полетишь завтра вместе с мистером Либаргером и остальными.

Джоанна снова заколебалась, на мгновение ей захотелось изменить свое решение, но потом она спросила:

– Мы увидимся там?

– Конечно, – улыбнулся фон Хольден.

Джоанна почувствовала, что невольно ее губы растягиваются в улыбку. И впервые с тех пор, как она увидела злополучную запись, она расслабилась и успокоилась. Фон Хольден потрепал щенка за уши, встал и протянул руку Джоанне, помогая ей встать. Он вынул из кармана конверт и положил его на журнальный столик.

– Корпорация просит тебя забыть об этом инциденте и не держать на нее зла. Надеюсь, содержимое этого конверта хоть сколько-нибудь тебе в этом поможет. Увидимся в Берлине, – шепнул он на прощание и вышел.

Джоанна стояла, глядя на конверт, щенок прыгал у ее ног. Наконец она взяла конверт и распечатала его. И тут же изумленно ахнула. В конверте лежал чек на пятьсот тысяч долларов.