Они подождали, пока Гравениц выпишет ордер на арест и вручит его Реммеру. Потом, поблагодарив судью и Хонига, все четверо покинули святилище правосудия и на личном лифте Гравеница спустились в подземный гараж.

Осборн с любопытством поглядывал на своих спутников. Теперь все они ступили на минное поле и хорошо понимали это. Ордер на арест, полученный с таким трудом и лежащий теперь в кармане Маквея, пока пустая бумажка, как и предупреждал их Хониг. Представить только – звонок в дверь, и – «Добрый вечер, сэр, вот ордер на ваш арест»… Возможно, Шолла и удастся засадить в тюрьму, но уже через час туда набегут адвокаты, найдут какие-нибудь зацепки и Шолл выйдет на свободу, не проронив ни слова.

А дальше появятся письменные показания самого Шолла и других уважаемых граждан, ручающихся за него и утверждающих, что он никогда не знал и не имел дела со старшим Осборном и тремя другими убитыми изобретателями; что он понятия не имел, что на свете существует человек по имени Альберт Мерримэн, и так далее. Найдется целая армия свидетелей, утверждающих, что Шолл был где угодно, но только не в Америке, когда там произошли эти четыре убийства, и что он был в Америке, когда в Париже убили Мерримэна. Все эти показания, данные под присягой и подкрепленные высоким положением свидетелей, позволят снять с Шолла все обвинения. А поскольку никаких прямых доказательств причастности Шолла к преступлениям нет, дело попросту закроют.

А через год или два, когда все уляжется и стихнет шумиха вокруг имени Шолла, наступит предсказанная Хонигом расправа. И всех четверых – Маквея, Нобла, Осборна, Реммера – сотрут в порошок. Друзья, сослуживцы, совершенно незнакомые люди выступят против них с обвинениями в коррупции, воровстве, сексуальных извращениях и прочих мерзостях. Их честные имена будут трепать бульварные листки, пока окончательно не смешают с грязью. В общем, размажут по стенке как миленьких.

Реммер резко, так что заскрипела резина покрышек, вырулил из гаража муниципалитета на Харденберг-штрассе. Серый полицейский «мерседес» последовал за ним. Через пять минут Реммер уже заезжал на стоянку напротив огромного, в двадцать два этажа, сверкающего стеклом и сталью здания «Европа-Центр».

– Auf Wiedersehen. Danke, – передал он по рации.

– Auf bald. – Серый «мерседес» исчез в потоке транспорта.

– Значит, вы полагаете, что мы в безопасности, – констатировал Нобл.

Реммер поставил машину.

– Уверен. – Реммер выбрался из машины, взял висевшей на дверце автомат и переложил в багажник. Закурив на ходу сигарету, он повел своих спутников к железной двери служебного входа, ведущего в коридор, по которому проходили электрические и сантехнические коммуникации к комплексу «Европа-Центр» на другой стороне улицы.

– А где сейчас Шолл? – Голос Маквея гулко звучал в стенах подземного коридора.

– В «Гранд-отеле Берлин». На Фридрих-штрассе, напротив Тиргартена. Джентльмену твоего возраста пешком туда путь не близкий, – ухмыльнулся Реммер и толкнул дверь в конце коридора. На ходу загасив окурок, он остановился около служебного лифта и нажал кнопку. Двери раздвинулись почти сразу, они вошли, и Реммер нажал кнопку шестого этажа. Только сейчас Осборн заметил на боку Реммера кобуру.

Глянув на бледные в тусклом свете лифта лица своих спутников, Осборн почувствовал себя среди них лишним и ненужным, вроде пятого игрока в бридж или шафера на свадьбе своей бывшей жены. Они ветераны полицейской службы, профессионалы, привыкшие к этому жестокому миру и умеющие в нем жить. Ордер на арест, лежавший в кармане Маквея, был выдан одним из самых видных судей страны, и в нем значилось имя человека, к которому без такой бумаги ближе чем на десять шагов и не подойти. Маквей взял его с собой в Берлин, чтобы он дал показания судье. Осборн это сделал, отыграл свою роль и больше никому не нужен. Как он мог поверить, что Маквей разрешит ему присутствовать при его разговоре с Шоллом? И вообще какое кому дело до личных счетов Осборна с Шоллом? Да никому! Осборн почувствовал, как к горлу его подступает комок.

– Что такое? – Маквей изучающе смотрел на него.

– Просто задумался, – спокойно ответил Осборн.

– Не увлекайтесь, – без улыбки заметил Маквей.

Лифт замедлил ход и остановился. Двери раздвинулись, и Реммер первым шагнул наружу. Осмотрелся и кивком пригласил выйти остальных.

Они шли по коридору, застеленному ковром. Отель «Палас», прочел Осборн на одном из рекламных проспектов, разложенных на столиках. Реммер остановился перед дверью номера 6132 и постучал.

Дверь сразу же открылась. Плотный, сурового вида человек, очевидно, еще один детектив, впустил их в номер.

Две просторные спальни соединял узкий холл. Окна из обеих комнат выходили на зеленый Тиргартен. Нобл огляделся. Ему явно не понравилось, что второе окно одной из спален выходило на новое, недавно отстроенное крыло отеля.

Реммер спрятал револьвер в карман пиджака и заговорил с детективом, впустившим их в номер. Маквей осмотрел вторую спальню и вернулся. Он тоже был не в восторге от близости нового крыла, из окон которого можно было следить за их номером.

Коренастый детектив огорченно развел руками. По-английски, но с сильным немецким акцентом он сказал, что им вообще еще крупно повезло – номер раздобыть практически невозможно. В Берлине сейчас проходит много международных торговых ярмарок и конгрессов, даже федеральной полиции пришлось нажать на все рычаги – места в гостиницах забронированы на три месяца вперед.

– Ну что ж, Манфред, тогда будем считать, что нам действительно повезло, – сказал Маквей.

Реммер кивнул, сказал несколько слов по-немецки коренастому детективу, и тот вышел. Реммер запер за ним дверь.

– Мы с тобой расположимся тут, – сказал ему Маквей. – Нобл и Осборн займут вторую спальню.

Он подошел к окну, отодвинул тяжелую портьеру и посмотрел вниз, на Курфюрстендамм.

– Телефоны проверены? – Его глаза прощупывали темное пространство парка Тиргартен.

– Две линии. – Реммер закурил и снял кожаную куртку, под которой оказался обтянутый свитером мускулистый торс и старомодная наплечная кобура с очень большим револьвером.

Маквей тоже снял пиджак и посмотрел на Нобла.

– Айан, проверьте, нет ли чего нового насчет Лебрюна, ладно? Установлено, кто его застрелил? И как убийца пробрался в больницу? Какие новости о Каду – знает ли кто-нибудь, куда он скрылся, где находится сейчас? Мы должны точно знать, оказался он там случайно или…

Он повесил в шкаф пиджак и посмотрел на Осборна.

– Чувствуйте себя как дома, доктор. Какое-то время нам предстоит провести здесь.

Потом он пошел в ванную и ополоснул лицо и руки. На ходу вытираясь полотенцем, он вернулся в холл и обратился к Реммеру:

– Выясни, что это за церемония в Шарлоттенбургском дворце, что там затевается и кто приглашен. Надеюсь, твоим ребятам из Бад-Годесберга это по силам.

Осборн повернулся и ушел в другую комнату, изо всех сил стараясь не показывать нахлынувших на него мучительных сомнений. Он осмотрел спальню. Две кровати с двухцветными, фиолетово-синими покрывалами, маленький столик между ними. Два комода. Телевизор, отдельная ванная.

Маквей уже взялся за работу. Опытный стратег, он продумывал маневры своей маленькой армии, выступившей против целой империи. Осборна выставили в другую комнату, чтобы не путался под ногами. Маквей специально поселил его с Ноблом, чтобы не оставаться с ним наедине и не отвечать на вопросы, которые он может задать. Это хитро придумано. Маквею не придется давать Осборну объяснений, почему он не берет его на встречу с Шоллом. Его просто продержат в неизвестности до последней минуты, а потом Маквей подойдет к двери и скажет: «Извините, доктор, но теперь это дело полиции». Они пойдут к Шоллу, а Осборн останется сидеть в номере под охраной бдительных детективов.