166
База ВВС Шпангдалем, Германия. 3.15
Не просыпаясь толком, Мартен перевернулся на другой бок — осторожно, чтобы не потревожить перебинтованные ожоги на левой руке и шее. Его поместили в отдельную комнату офицерского блока, в том же коридоре, где разместились Хэп Дэниелс, президент и Билл Стрейт, в смежных помещениях.
Они прибыли на базу ВВС США Шпангдалем без шума и помпы. В другое время их ждали бы на базе Рамштейн, с почестями, но не сейчас. Сегодня о президенте знал только командующий базой и несколько штабных офицеров. Занимались Генри Харрисом доктора, прилетевшие на «Чинуке», не раскрывая его личности. Для остальных он оставался неназванной важной персоной, охраняемой очень тщательно.
Хосе, Деми, Мартена и Хэпа сразу отправили в госпиталь базы; насколько Мартен представлял, их там продержат еще несколько дней. Семью паренька поставили в известность; Мигель и отец Хосе скоро должны были прилететь.
Мартен улыбнулся, думая о Мигеле. Надо же, что может приключиться с простым водителем лимузина. Прошло так мало времени, и как он успел себя показать, другом и героем. А молодые люди? Амадо, Гектор, Хосе — этот не хотел спускаться в туннель монорельса, думая, что попадет прямо в ад. Ох и мало же он знал о том аде, на который так скоро согласится добровольно. Гектору, Амадо и Мигелю тоже досталось от испанской полиции и секретной службы Соединенных Штатов, когда они добывали драгоценное время для президента.
Пока вертолет пересекал Европу — Пиренеи, Францию, Люксембург и, наконец, Германию в районе Трира, — Генри Харрис о Мартене почти забыл, вплоть до самой посадке в Шпангдалеме. Оно и понятно: накопились дела, не терпящие отлагательства. Сначала президент лично переговорил с канцлером Германии и президентом Франции, потом, в режиме трехсторонней конференции, — с ними обоими. Сошлись на том, что саммит НАТО состоится в час дня, как запланировано; место проведения будет изменено ради обеспечения безопасности. Новое место, предложенное Генри Харрисом, было одобрено единогласно всеми двадцатью шестью делегациями: бывший нацистский лагерь смерти в южной Польше — Освенцим. Весьма подходящее место, принимая во внимание обстоятельства. Здесь президент Соединенных Штатов произнесет речь, объясняя в том числе причины своего исчезновения из Мадрида и причины переноса встречи из Варшавы в Освенцим.
Затем Генри Харрис связался с пресс-секретарем Белого дома Диком Грином, уже летящим на самолете пресс-службы через океан. Объявив о переносе встречи в другое место, президент сказал, что предстоит грандиозная перетряска кабинета. Утечка сведений об этом раньше времени недопустима.
Билд Стрейт уже сообщил президенту о «случайной» смерти Джейка Лоу. О капсуле с ядом в зубе Мерримена Фокса и прыжке доктора Джеймса Маршалла с высоты двух тысяч футов Генри Харрис мог бы рассказать и сам. Потому Хэп Дэниелс связался с Роули Сандовалем, отвечавшим за жизнь вице-президента, и передал приказ об «усилении охраны на случай попыток причинения себе вреда». Приказ касался самого Гамильтона Роджерса и его свиты.
Далее последовали звонки «друзьям». Чести удостоились вице-президент Гамильтон Роджерс, госсекретарь Дэвид Чаплин, министр обороны Теренс Лэнгдон, председатель Объединенного комитета начальников штабов Честер Китон, руководитель администрации президента Том Каррен. Разговор оставался сухим и коротким: каждому предлагалось подать прошение об отставке спикеру конгресса — факсом в течение часа. Если кто не успеет, уволят и так. Более того, каждому следует явиться в посольство США в Лондоне не позднее двенадцати часов завтрашнего дня, где их возьмут под стражу по обвинению в государственной измене.
Отдельно президент связался с директором ФБР в Вашингтоне. Объяснив ситуацию, приказал задержать конгрессмена Джейн Ди Бейкер, путешествующую по Европе, и гражданина США Эвана Берда, проживающего в Мадриде. Обоим будет предъявлено то же обвинение; в обоих случаях следует принять особые меры против самоубийства.
После этого Генри Харрис прошел в другой конец грузового отсека вертолета обсудить с докторами состояние Хосе и Деми Пикар, поговорил с обоими и вернулся выпить чашечку кофе с Хэпом и Мартеном. Только тогда он позволил себе немного поспать на узкой койке, вернее, обыкновенных носилках. Засыпая, он обдумывал речь, которую произнесет в Освенциме. Генри Харрис так ничего и не решил окончательно, однако твердо надеялся, что рассказ о пережитом будет вполне соответствовать особому значению выбранного места. К работе над речью он приступил немедленно по прибытии в Шпангдалем.
Мартен осторожно повернулся еще раз. В отдалении грохотал стартующий истребитель: ничего особенного, надо полагать. Шпангдалем являлся базой пятьдесят второго истребительного авиакрыла; отсюда двадцать четыре часа в сутки координировалась деятельность боевой авиации США по всему миру.
Деми.
Она захотела говорить с Мартеном через час после того, как «Чинук» взял курс на Германию. Медики только успели обработать ожоги, дать успокоительного и одеть ее в больничный халат; от предложения поспать девушка отказалась. Врачи разрешили ей посидеть немного. Некоторое время она просто молчала, глядя в сторону. Деми больше не всхлипывала, но глаза ее по-прежнему были полны слез. Только теперь, думал Мартен, это были слезы облегчения. Ужас остался позади, и нужно время поверить, что все кончилось.
Отчего Деми понадобился именно он, Мартен затруднялся сказать, а девушка не спешила с объяснениями. Или не знает, с чего начать, или просто не осталось больше физических сил. Наконец Деми посмотрела Мартену в глаза.
— То была не сестра, а моя мать. Она исчезла где-то на улицах Парижа, когда мне исполнилось восемь. Вскоре погиб и отец, — сказала она негромко. — С тех пор я делала все, чтобы ее найти. Я любила ее. Понимаю, она… тоже меня любила.
Слезы вновь побежали по щекам девушки. Мартен хотел что-то сказать, но Деми остановила его:
— А с вами… вы в порядке?
— Со мной? Вполне.
— Мне очень жаль, что я втравила вас в такую историю. — Деми попыталась улыбнуться. — Вас и президента.
— Все в порядке. — Мартен осторожно утер ей слезы. — Сейчас с нами все в порядке.
Деми перехватила руку Мартена у своего лица и откинула голову на спинку кресла. Руки при этом не выпустила. Секунду спустя девушка крепко спала.
Посмотрев на нее немного, Мартен отвернулся. На всякий случай, чтобы не заплакать самому. Всякий может не сдержать слез, пережив такое; впрочем, Мартен подозревал, дело не только в этом.
В Барселоне, за обедом в «Четырех кошках», Мартен рассказал о Каролине и почему он последовал за Фоксом через Мальту до самой Испании. Выслушав, Деми улыбнулась: «Из-за любви, стало быть».
Теперь понятно, Деми имела в виду еще и себя. И свою мать. Вот спит сейчас, измученная физически и душевно, такая трогательная в больничном халатике. Держит Мартена за руку. Вот вам близость. Мартен едва не заскрипел зубами: так в Вашингтоне умирала Каролина Парсонс. Держа его за руку.
Деми Мартен знал менее двух недель. Каролину любил почти всю жизнь.
Любил и сейчас.
167
6.10
Стук в дверь потревожил сон Мартена. Когда постучали повторно, Мартен проснулся.
— Да… — сказал он, плохо понимая, где находится.
В комнату вошел президент.
— Простите, не хотел вас будить, — улыбнулся он, закрывая за собой дверь.
— Что-то не так? — Мартен приподнялся на локте.
Кузен Джек все еще не отказался от очков с простыми стеклами, купленных в Мадриде; парика тоже не было. Узнать президента мог бы только человек опытный, знающий, кого ищет. Голубая пижама с чужого плеча, само собой, едва ли усиливала сходство.
— Через час летим на саммит НАТО в Освенцим. На том же вертолете.
Мартен выбрался из постели, откинув одеяло:
— Официальный визит? Пришли попрощаться?
— Отнюдь. Хочу взять вас с собой. Будете рядом, когда я начну говорить.
— Меня? Я?
— Вот именно.
— Мистер президент, огни рампы ваши, не мои. Меня, например, давно ждут в Манчестере. Придется наверстывать огромный объем работы. Если, конечно, меня не уволили.
— Я выдам справку, — улыбнулся Генри Харрис. — «В течение прошедшей недели Николас Мартен не мог выйти на работу, поскольку спасал мир».
— Мистер президент… — Николас Мартен мялся, не зная ни как сказать, ни как примут его слова. — Мне с вами нельзя появляться на публике. Слишком много камер. Дело не только во мне: есть еще сестра, живет в Швейцарии… Нельзя подвергать ее опасности. Не имею права рисковать…
— Кто-то вас ищет? — спросил Генри Харрис, помолчав.
— Да.
— Фокс говорил, вы служили в полиции. Из-за этого?..
Секунду Мартен колебался. Сколько людей на свете знают, кто он на самом деле? Таких почти нет. С другой стороны, если не доверять этому человеку, не доверять сейчас — на кого еще он может положиться?
— Да, мистер президент. Лос-Анджелесское полицейское управление, отдел по расследованию убийств. Вышло так, что мои люди погибли, несколько человек.
— Каким образом?
— Мне предложили убить арестованного. Я отказался. Отказываться не полагалось; кое-кто из ветеранов твердо решил свести со мной счеты. Теперь и я, и сестра живем под чужим именем. Я не хотел больше служить; мы уехали в Европу и начали новую жизнь.
— Около шести лет назад?
— Откуда вы знаете, — удивился Мартен.
— Время; совпадение выходит интересное. Рыжий Макклэтчи.
— Что?..
— Начальник легендарной бригады пять-два. В Калифорнии каждый второй знал подразделение и его командира. В бытность сенатором я с ним как-то встречался. Потом мэр пригласил меня на его похороны.
— Я был партнером Рыжего. Когда его убили.
— Другие детективы возложили вину на вас.
— За это и за многое другое… Бригаду пять-два потом распустили.
— И в настоящее время они не знают, где и под каким именем вы живете.
— Не знают, но ищут до сих пор. Есть интернет-сайт, куда заходят полицейские всего мира. Они его сами создали. Не меньше раза в месяц там появляется запрос: не видел ли меня кто. Считается, что ищут пропавшего друга. Чего они хотят на самом деле, знаю только я. Знаете, я и сам устал от этого, но рисковать сестрой…
— Она, стало быть, живет в Швейцарии?
— В городке близ Женевы. Работает гувернанткой в богатой семье. — Мартен улыбнулся. — Когда-нибудь расскажу про нее. Это совсем другая история.
— И все-таки поезжайте со мной в Освенцим. — Генри Харрис помолчал. — Обещаю не показывать вас камерам.
— Не знаю…
— Кузен! Вы не отставали от событий. Вы видели все, что видел я. Когда одолеют сомнения, когда я, может, запнусь, чтобы не забыть истину, достаточно посмотреть на того, кто был рядом.
— Не понимаю.
— С точки зрения искусства дипломатии о многом следовало бы умолчать. Прекрасно знаю, что многие меня не поймут. Последствия будут глобальными и не вполне предсказуемыми. Но говорить придется: уверен, что наступил момент для избранников сказать избирателям правду. Даже если правда этим последним не понравится. Мы больше не можем позволить себе роскошь заниматься политикой «как обычно». — Генри Харрис помолчал. — В такой момент не хочу быть один, Николас. Летим со мной, пожалуйста. Сегодня мне потребуется моральная поддержка.
— Даже так…
— Да. Даже так.
— Тогда мне как спасителю мира понадобится справка, — улыбнулся Мартен.
— Можете составить сами: я подпишу.
— А дальше — по домам?
— Вот именно. По домам.
168
Отель «Виктория», Варшава. 6.20
— Доброе утро, Виктор. Позавтракал? Выспался?
Выключив телевизор, Виктор зашагал в трусах по номеру, прижимая мобильный телефон к уху.
— Да, Ричард, позавтракал в половине шестого. А выспаться не получилось: я так и не дождался вашего звонка вчера вечером. Не знал, что думать. Боялся, что-то пошло не так.
— Извини, Виктор. Мне очень жаль. События действительно идут вскачь. Я не мог позвонить раньше — поменялись планы.
— Поменялись планы? Но что происходит?..
Болезненные подозрения, которые грызли Виктора всю ночь, внезапно превратились в уверенность. Теперь в нем сомневаются. В последнюю минуту решили его заменить. Выбросить на улицу. Вот так просто. Проваливай, Виктор! Что он тогда будет делать? У него даже денег нет: Ричард платит за все вперед. Если что, ему даже билета до Штатов не купить…
— Виктор, ты меня слышишь?
— Да, Ричард. Слышу. Но что это за… изменение планов? — Виктор замолчал, набираясь храбрости. — Хотите, чтобы я уехал из Варшавы, да?
— Да, Виктор.
— Но почему? Вы знаете, я могу сделать эту работу. Я справлюсь! Я справился в Вашингтоне и с жокеями тогда… Кто еще стреляет лучше меня? Кто, Ричард? Я скажу: никто! Никто не сделает так же хорошо…
— Виктор! Успокойся, пожалуйста. Я в тебя верю так же твердо, как всегда. Уехать из Варшавы надо из-за новых планов, как я и сказал. Тебе не надо беспокоиться: все в полном порядке. На месте все будет готово, как всегда.
Виктор вздохнул, потом выпрямился с облегчением и гордостью.
— Куда я еду?
— Совсем недалеко, меньше трех часов на поезде.
— Первым классом.
— Разумеется. Поезд тринадцать четыреста двенадцать до Кракова. Отправление в восемь ноль пять, прибытие — десять пятьдесят четыре. На вокзальной стоянке возьмешь такси номер семь один два один. Водитель знает куда: еще сорок минут езды.
— Сорок минут? И где это?
— Освенцим.
169
Освенцим, Польша. 11.40
В сопровождении охраны и журналистов президент Польши Роман Яницкий вел делегацию двадцати шести стран — членов НАТО по сумрачным коридорам лагеря смерти.
Под серым небом делегация прошла печально знаменитые ворота с кованой надписью «Arbeit Macht Frei». «Работа делает свободным». Дальше президент показал ржавую, заросшую травой колею, по которой с билетом в один конец прибывали евреи. Общим числом не то полтора миллиона, не то четыре; сюда и в близлежащие лагеря, особенно в Освенцим II. Потом — газовые камеры, остывшие печи крематориев, тележки для трупов. В молчании делегаты миновали остатки деревянных бараков, где под охраной эсэсовцев доживали последние дни тысячи узников.
Сегодня президента Соединенных Штатов, одетого в темно-синий костюм, в парике и без фальшивых очков, узнать было не труднее, чем всегда. Рядом канцлер Германии Анна Болен, президент Франции Жак Жеру, верный Хэп Дэниелс. Впереди — наскоро возведенная платформа перед старыми бараками, где Генри Харрису скоро произносить речь. Чтобы привести мысли в порядок, осталось совсем немного времени.
11.50
Такси проехало мимо огороженной площадки, заполненной автобусами с антеннами спутниковой связи на крыше, прямо к воротам, предназначенным для прессы. Из машины вышел мужчина средних лет в костюме и при галстуке; такси отъехало.
Ворота, а скорее контрольно-пропускной пункт, охранялись отделением польского армейского спецназа, не считая агентов польской и американской секретных служб.
— Виктор Янг, Ассошиэйтед Пресс, — представился человек в костюме. — Я должен быть у вас в списках.
Человек предъявил карточку информационного агентства и паспорт гражданина Соединенных Штатов.
Изучив документы, сотрудник американской секретной службы передал их женщине в форме за пуленепробиваемым стеклом КПП. Проверив список, женщина нажала кнопку, фотографируя журналиста.
— Все в порядке.
Кивнув, она передала документы обратно вместе с жетоном журналиста, который Виктор надел на шею.
— Поднимите руки, пожалуйста, — предложил агент.
Виктор подчинился.
— Проходите, сэр, — разрешил агент после поверхностного обыска.
— Спасибо. — Виктор безмятежно проследовал в ворота.
Больше всего Виктор удивлялся сам себе: насколько он нервничал, когда Ричард не спешил звонить, настолько спокоен он был лицом к лицу с противником. Им это известно, разумеется: потому-то Виктора и предпочли другим — не только из-за умения стрелять. Потому он и получил это задание.
11.52
Мартен дожидался часа дня — времени, на которое запланирована президентская речь. Журналисты, как и следовало ожидать, кишели повсюду, но и специально приглашенных гостей хватало. Они по большей части норовили протолкаться к невысокой платформе, едва не оттесняя в сторону службу безопасности. Платформе, с которой мировые лидеры будут слушать речь президента Соединенных Штатов.
Речь, как объявил пресс-секретарь Белого дома, будет касаться в числе прочего причин переноса саммита из Варшавы в Освенцим, а также террористической угрозы, вынудившей секретную службу переместить среди ночи президента из Мадрида на «конспиративную квартиру», где Джон Генри Харрис и пребывал до сегодняшнего утра.
Редкостное событие — всемирная трансляция, когда президент сам разъяснит таинственные события последних дней. Такое не только интригует, но даже пугает. Мир, и без того обеспокоенный, занервничал. Словно этого мало, президент еще потребовал созвать внеочередную сессию конгресса в семь часов утра по вашингтонскому времени. Конгрессмены смогут увидеть выступление в Освенциме прямо на большом экране. Какое экстренное сообщение не терпит отлагательства до такой степени? Почему конгресс не может подождать до возвращения Генри Харриса на родину?
11.55
Мартену, как и президенту, костюм пришлось подбирать в последнюю минуту. Темно-синий, с белой рубашкой и темным галстуком. Получилось вполне прилично. Как и остальным, ему выдали идентификационный жетон, который теперь висел на шее. Чтобы уберечь Мартена от камер, его постригли на манер агента секретной службы и вручили темные очки. Теперь он имел внешность агента, хоть и не был наделен полномочиями.
Мартен подошел поближе к подиуму. По мере того как двигались стрелки часов, напряжение нарастало. До появления делегаций стран НАТО осталось совсем немного. Остановившись за партером из двух десятков рядов брезентовых стульев, Мартен наблюдал, как журналисты возятся с камерами и проверяют микрофоны. В сотне ярдов находился пропускной пункт прессы, за воротами — фургоны с тяжелым коммуникационным оборудованием. Тут и там ходили наряды польского спецназа с собаками.
Прикрыв глаза ладонью, чтобы не мешал свет, рассеиваемый неплотными облаками, Мартен осмотрелся внимательнее. Вот двухэтажные здания: на крышах — команды снайперов из двух человек каждая. Поляки, секретная служба, НАТО — отсюда не скажешь. Обеспечение серьезнее некуда.
Прогуливаясь, Мартен размышлял. Все бы хорошо, но… Помост или трибуна состоит из трех частей: невысокий подиум, где президент Польши представит президента Соединенных Штатов; второй уровень, повыше, где будут стоять канцлер Германии и оба президента; третий уровень, сразу за вторым, где флаги двадцати шести стран и куда проводят делегатов…
Все правильно, кроме одного. В первый момент, когда президент Польши будет представлять высоких гостей, главы других государств выстроятся в шеренгу за спиной Романа Яницкого. Мартену вспомнился выстрел в Шантильи, где одна пуля сразила двоих жокеев всего несколько дней назад.
Президент сказал, что члены союза, названного им «Завет», планируют убийство президента Франции и канцлера Германии во время саммита НАТО в Варшаве. А еще — после гибели Фокса: «Но план жив, и Фокс не последний из них».
Президент чудом дожил до сегодняшнего дня, чтобы взойти на этот помост. Он знает все, а значит, слишком много. Агенты на каждом шагу? Допустим… Если один хороший стрелок со ста ярдов смог достать одной пулей двух скачущих жокеев — что помешает ему сделать то же самое здесь? И не двоих, а троих, тем более что эти будут стоять неподвижно несколько минут, пока президент Польши произносит вступительную речь.
Мартен огляделся еще раз. Деревья, старые постройки, потом снова деревья — как тот лес в Шантильи. Да, в Шантильи на месте преступления осталась винтовка М-14. Такая же винтовка была найдена на месте убийства на вокзале в Вашингтоне. Хорошее оружие, мощное и точное, даже на дистанции четыреста ярдов. Добыть такую винтовку в западном мире не просто, а очень просто. Мартен посмотрел на часы: одиннадцать пятьдесят четыре.
— Господи!..
Нужен Хэп, и немедленно.
170
11.56
Добравшись до командного пункта секретной службы, Мартен поделился своими опасениями с Биллом Стрейтом. Через несколько секунд Стрейт поставил в известность Хэпа, неотлучно находившегося при президенте.
Две минуты спустя на командном пункте собралось импровизированное совещание: Хэп, Мартен, десяток агентов и техников секретной службы, три польских офицера. Сказать, прав Мартен или нет, никто, конечно, не взялся бы. Также неизвестно, кого подозревать: пол или возраст убийцы не угадаешь. Непонятно, как можно протащить громоздкую винтовку через периметр безопасности. Ясно одно: если гипотетический убийца существует, документы у него в порядке. Других людей внутри периметра нет. Тут никаких сомнений быть не может.
Получить в руки винтовку М-14 оказалось просто. Завезли ее в охраняемую зону в фургоне с коммуникационным оборудованием, где все металлическое и всего много. Потом выложили на грунт: еще один цилиндрический контейнер с чем-то тяжелым. Тренога для камеры.
С удостоверением Ассошиэйтед Пресс к фургонам подойти нетрудно; контейнер, помеченный голубой липкой лентой, оставили в куче другого оборудования, ближе к земле. Виктору оставалось только забрать «имущество» и отступить под прикрытие деревьев, как и было сказано в инструкции — конверте, полученном от водителя такси номер 7121 на пути из Кракова в Освенцим.
12.10
На командном пункте секретной службы Мартен, Хэп и Билл Стрейт сидели перед компьютерными мониторами, просматривая сведения обо всех, кого фотографировали при входе: всего шестьсот семьдесят два человека. Это сами главы государств, сопровождающие лица, члены семей, приглашенные гости, все до одного представители служб безопасности и журналисты.
Хэп считал, Мартену следует посмотреть на лица: бывший полицейский сопровождал президента от самой Барселоны — мало ли кого он мог увидеть. Кто-то из людей Фокса в Монсеррате или на Мальте; просто лицо, замеченное на мониторе в церкви Арагона. Слабая надежда, но лучше, чем ничего.
— Ну хоть какая-нибудь зацепка, — проворчал Хэп, глядя, как мелькают фотографии. — Кого мы ищем?
— От души надеюсь, что это только мои фантазии, — пожал плечами Мартен.
— Подожди, Хэп, — вступил в разговор Билл Стрейт. — Личность каждого из допущенных устанавливали заранее. Девяносто процентов были приглашены заблаговременно, в Варшаву. Их проверяли спокойно, не торопясь. А вот десять процентов попали сюда из-за переноса места проведения саммита в последний момент. Их тоже проверяли, но в спешке. Стало быть, не так тщательно.
— Это верно. Таких будет человек семьдесят? На них и обратим внимание.
Спокойно миновав шеренгу старых каменных зданий, Виктор направился к рощице, где только начали распускаться листья. Деревья отчасти скрывали линию чего-то старого и неузнаваемого: наверное, это была когда-то колючая проволока на бетонных столбах. Ограда лагеря смерти.
12.30
Под внимательными взглядами Хэпа, Мартена и Билла Стрейта одна фотография сменяла другую. До сих пор ничего подозрительного. Ни одного странного, подозрительного или смутно знакомого лица. Потому остается только продолжать. Через тридцать минут президент Соединенных Штатов ступит на платформу. Если подозрения верны, подозреваемый к тому времени должен быть установлен.
12.35
Еще двадцать ярдов. Раздвигая высокую траву, Виктор вышел к небольшому пруду.
«Проверка, проверка. Раз, два».
Там, на платформе, проверяют акустику.
«Проверка, проверка. Раз, два».
Улыбаясь, Виктор обошел пруд по берегу. До этой минуты он не испытывал почему-то никаких эмоций. Спокоен всю дорогу от Варшавы; спокоен на контрольно-пропускном пункте; спокоен, забирая винтовку. Когда его окликнул наряд с собакой, Виктор спокойно предъявил жетон, даже потрепал собаку по голове. Подобрал контейнер со «штативом» и направился в сторону деревьев. Только сейчас, услышав работу инженеров по звуку на платформе, Виктор ощутил приток адреналина и улыбнулся. Работа не только риск. Она еще и удовольствие.
171
Посольство Соединенных Штатов, Лондон. 11.45
(12.45 в Освенциме)
Кавалькада из трех больших черных джипов с тонированными стеклами повернула с Парк-лейн на Гросвенор-стрит, чтобы спустя несколько секунд оказаться на территории посольства на Гросвенор-сквер.
Машины были немедленно окружены вооруженными морскими пехотинцами в парадной форме; двери первого и последнего джипов открылись, выпуская агентов секретной службы Соединенных Штатов. Те, в свою очередь, раскрыли двери среднего автомобиля. Первым появился особый агент Роланд Сандоваль, за ним, в полной тишине, последовали остальные: вице-президент Гамильтон Роджерс, министр обороны Теренс Лэнгдон, государственный секретарь Дэвид Чаплин, председатель Объединенного комитета начальников штабов Честер Китон и последним — руководитель администрации президента Том Каррен.
Окруженная морскими пехотинцами и агентами, группа сановников проследовала в здание посольства, а джипы сразу же уехали. Вся операция, от начала до конца, заняла менее минуты.
Освенцим, командный пункт секретной службы. 12.47
— Этот человек! Смотрите, — подал голос Билл Стрейт.
Хэп и Мартен повернулись посмотреть, что там нашлось.
На мониторе Стрейта застыла фотография и карточка Ассошиэйтед Пресс на имя Виктора Янга.
— В отеле «Риц», в Мадриде, в тот самый вечер, когда исчез президент. Хотел попасть на четвертый этаж, вроде бы по ошибке. Будто бы он турист, ждет своих друзей. Мы просмотрели его кадры на камерах слежения, решили, что опасности не представляет.
— Уверен, что это он? — спросил Хэп.
— Допустим, не на сто процентов — но очень похож.
— Я тоже его видел, — кивнул Мартен. — В Вашингтоне. Проехал мимо меня в день самоубийства доктора Стивенсон.
— Уверен?
— Вполне.
— Сделайте фотографию для каждого наряда! — приказал Хэп агенту, стоявшему за его спиной. — Начинаем немедленно!
12.48
Не замеченные ни гостями, ни журналистами, две сотни агентов из Польши, Соединенных Штатов, Германии и Франции развернули поиск некоего Виктора Янга, подозреваемого в том, что он и есть таинственный снайпер с винтовкой М-14.
12.50
Президент Харрис, канцлер Болен, президент Жеру и президент Яницкий собрались в довольно тесной палатке вместе с другими лидерами стран НАТО. Оттуда им предстоял публичный выход — менее чем через семь минут.
— Мистер президент! — Хэп Дэниелс почти ворвался в палатку. — Уделите мне несколько секунд, пожалуйста.
Извинившись, президент подошел к Хэпу.
— Мистер президент, у нас нарушение режима безопасности. Человек, который может оказаться снайпером. Считаю, что надо отложить публичное появление.
— Снайпер?
— Да, сэр.
— Но вы не уверены?
— На сто процентов — нет.
— Хэп, этого события ждет весь мир. Конгресс будет смотреть по телевидению. Внеочередная сессия, ты не забыл? Мы уже перенесли место встречи — из-за нарушения режима безопасности. Откладывать сейчас, показывая миру всю степень нашей уязвимости? При таких-то мерах, принятых для нашей защиты? Нет, Хэп, невозможно. Я публично полагаюсь на тебя, а потом окажется, никого не было. — Генри Харрис посмотрел на часы. — Выходим через четыре минуты, Хэп.
— Мистер президент, разрешите предложить компромисс. Телевизионный репортаж «с места событий» уже идет. Что, если я в двенадцать пятьдесят пять объявлю, что имеет место техническая неполадка? На устранение уйдет сколько-то времени. В таких случаях телеведущие умеют чем-нибудь наполнить эфир. Покажут, например, в подробностях, как вы обходили лагерь. Дайте нам немного времени, пожалуйста.
— То есть ты относишься к этому очень серьезно?
— Да, сэр. Очень серьезно.
— Хорошо. Компромисс принят. Действуй, Хэп.
12.55
Виктор немного прополз вперед по берегу пруда, чтобы видеть сквозь высокую траву. Пристроил винтовку, прицелился: действительно, в четырех сотнях ярдов, за деревьями, платформу видно хорошо. Как ему и обещала инструкция.
Там же было сказано, что у президента Польши на вступительное слово уйдет три минуты. В течение этого времени канцлер Германии, президент Соединенных Штатов и президент Франции будут стоять плечом к плечу у него за спиной. Именно в этом порядке, что для него удобно: женщина пониже ростом. Пуля пойдет снизу вверх. Пробьет Анне Болен нижнюю челюсть, президенту Харрису войдет под правое ухо, ну а дальше — череп президента Франции.
Продвинувшись еще на несколько дюймов вперед, для лучшего обзора, Виктор начал спокойно ждать. Они займут свои места через несколько минут; да что там, счет идет на секунды. Один выстрел, и дело сделано. Оставив оружие, он покинет позицию; в суматохе смешаться с толпой журналистов ничего не стоит. Потерявшись в толпе, он выскользнет через ворота, пройдет по дороге мимо припаркованных автомобилей — и сядет в такси, как сказано в инструкции.
Что это? Собаки?
172
12.57
Пытаясь унять сердцебиение, Виктор скользнул обратно в траву. Собачий лай приближался откуда-то с дальней стороны пруда.
Голос в громкоговорителях объявил: «Открытие встречи задерживается по техническим причинам. Через несколько минут неполадки будут устранены. Пожалуйста, подождите».
По техническим причинам? Как бы не так! Его вычислили!
Теряя самообладание, Виктор обернулся. Бывшая ограда лагеря и деревья. Прямо — пруд, направо — опять ограда и деревья, до бесконечности. Слева крематорий, а до него — четыреста ярдов открытого пространства. Выбора нет, остается направо… Тут Виктор припомнил запасной план из инструкции. В четверти мили, за высокой травой, остатки бараков. Место почти ровное, за исключением бетонных фундаментов и немногих кирпичных дымоходов. Среди всего этого стоит полуразрушенное здание — кирпич и дерево — остатки сарая, где нацисты хранили тележки для завоза трупов в крематорий. В углу, в тайнике под дощатым полом, будет запас еды и воды, мобильный телефон и пистолет. В самом крайнем случае Виктору полагалось там спрятаться и ждать, пока ему позвонят.
Лай между тем становился громче и громче: собаки приближались. Где-то в стороне вертолет запускал двигатели.
— Избавиться от винтовки. Избавиться от запаха. Избавиться от одежды, — произнес он вслух.
Пригибаясь, Виктор добежал до воды. Туфли, носки, одежда — остался белый мужчина средних лет с брюшком. Карточка Ассошиэйтед Пресс и жетон полетели туда же, куда и костюм. Через несколько секунд Виктор уже плыл к дальнему берегу. Где теперь Ричард? Да и кто он такой? Какая разница… Виктор знал, что пришел конец. Шансов у него не оставалось.
13.03
— Мы нашли оружие и одежду, — сообщил голос в наушниках.
Мартен двигался по территории в составе цепи агентов секретной службы, с оружием в руках; на выходе из командного пункта Хэп снова дал ему девятимиллиметровый «ЗИГ-Зауэр». Впереди, с автоматом в руках, бежал Билл Стрейт. Дальше, на берегу пруда, лаяли и выли собаки, потерявшие след в воде. Билл внезапно повернул направо, где у дальней стороны пруда стояли лагерные развалины: бараки, наверное.
Мартен тоже уклонился вправо, покидая цепь. Если что, Стрейту понадобится поддержка.
Перепрыгнув ручей, Стрейт бежал дальше; Мартен уже немного задыхался. Еще пятьдесят ярдов, и Мартен сам оставил ручей за спиной, потеряв тем временем Стрейта из виду.
Ага, вот: бежит по заросшей дорожке, когда-то посыпанной гравием, в сторону бараков…
Оглянувшись и сказав что-то в микрофон, Стрейт поспешил дальше.
Мартен достиг дорожки и поскользнулся, так и не догнав Стрейта. Поднявшись на ноги, он прибавил шагу. Дистанция понемногу сокращалась: сорок ярдов, тридцать…
Остановившись у полуразрушенного здания из кирпича и бревен, Стрейт осторожно двинулся к двери, с автоматом наготове.
— Погоди, Билл! — крикнул Мартен.
Сделав еще шаг, Стрейт исчез внутри: то ли не расслышал, то ли не обратил внимания.
Через три секунды Мартен и сам достиг двери, но успел услышать только резкие голоса и автоматную очередь.
— Господи… — пробормотал Мартен, пригибаясь и следуя за Стрейтом, готовый стрелять.
* * *
Стрейт перевел на него автомат не глядя.
— Не стреляй! — выкрикнул Мартен.
Задыхаясь, Стрейт опустил оружие, но не сразу. Пот катился по его лицу ручьями. Не говоря ни слова, он кивнул в дальний угол. Там, на камнях фундамента, лежал труп голого мужчины средних лет, изрешеченный пулями. В руке убитый сжимал пистолет сорок пятого калибра.
— Виктор Янг, — кивнул Стрейт. — Его ты видел в Вашингтоне?
Мартен опустился на колени у трупа; в дверях уже появились другие агенты. Прошло несколько секунд. Поднявшись на ноги, Мартен подтвердил:
— Да. Это он.
Кивнув, Билл Стрейт поправил гарнитуру.
— Хэп, это Билл. Мы его обезвредили. Думаю, можно начинать.
173
Отдав пистолет Стрейту, Мартен вышел за дверь, обойдя агентов секретной службы. Сквозь тучи местами уже проглядывало солнце, наполняя землю и дома рельефом и жизнью. Назвать прекрасным такое место кажется святотатством, но другие слова плохо подходили. Может быть, после сегодняшних событий, добрая воля стольких людей, собравшихся вместе, послужит на общее благо? Страшные раны истории начнут затягиваться? Мартену хотелось так думать.
В отдалении послышался голос президента Польши, усиленный громкоговорителями. Приветствовав собравшихся, Роман Яницкий объявил, что сейчас будет говорить президент Харрис.
Миновав группу агентов, американских и польских, Мартен направился туда, где перед платформой стояли ряды походных стульев. Президент хотел, произнося речь, видеть Мартена. Приходилось торопиться. Переходя на обратном пути ручей, Мартен подумал о зловещих милях колючей проволоки, никуда не исчезнувшей за семьдесят лет. Может, не надо спешить с выводами? Может, раны и не думают затягиваться?
— Президент Яницкий, мадам канцлер, мистер президент!
Голос Генри Харриса, усиленный громкоговорителями, разнесся над бывшим лагерем.
— Представители государств — членов Североатлантического союза, почетные гости, члены конгресса Соединенных Штатов, зрители по всему миру! Сегодня я пришел сюда как один из вас, как гражданин нашей планеты. В этом качестве и в качестве президента Соединенных Штатов на мне лежит долг сообщить вам некоторые факты, вышедшие на поверхность в последние дни и часы. Как известно, саммит стран — членов Североатлантического союза должен был состояться в Варшаве. Предполагаемая террористическая угроза едва не заставила его отменить, однако после консультаций мы решили встретиться, как и планировали. Я предложил только изменить место проведения; представители других держав согласились. Сейчас я хочу сказать: Освенцим выбран не случайно. Место, где самая чудовищная террористическая организация всех времен уничтожила несколько миллионов человек, привезенных сюда против воли.
Мартен повернул за угол, в проход между старыми каменными зданиями. Впереди полоскались флаги двадцати шести стран НАТО, под ними, на платформе, стояли главы делегаций; Мартен уже видел президента Харриса. На крышах по-прежнему сидели снайперы, периметр охранял польский спецназ, в бронежилетах и с автоматами, а в толпе зрителей работали агенты в штатском.
— На прошлой неделе, — продолжал Генри Харрис, — сделалось явным существование террористической организации, не менее смертоносной, чем созданная Адольфом Гитлером; сегодня я могу сказать — руководство этой организации раздавлено.
Обойдя толпу, Мартен встал под деревом у самой платформы. Когда президент едва заметно кивнул, Мартен наклонил голову в ответ.
— Организация, которую мы пока называем просто «Завет», не представляет ни нацию, ни религию, ни расу — только себя. Это международное объединение преступников, занимающих ключевые посты в политических, военных и экономических институтах по всему миру. Если собранные по крупицам сведения верны — в течение нескольких веков. Это может показаться невероятным, более того — невозможным. Увы, это правда, смею вас уверить. В течение последних дней я наблюдал их террористическую практику лично. Я видел результаты экспериментов на людях. Видел останки сотен людей в тайных лабораториях, находившихся в заброшенной шахте в Испании. Собственными глазами я видел, как они используют религиозные чувства ради достижения своих гнусных целей; видел, как во время чудовищного ритуала людей сжигали живьем, будто ведьм в Средние века. Церемония цинично называлась «ежегодной встречей». Считается, будто на прошлой неделе меня тайно вывезли из отеля в Мадриде ради моей собственной безопасности, из-за «весьма реальной угрозы террористического акта», согласно официальной формулировке. В некотором смысле правда, только угроза террористического акта исходила не извне. Смертельная опасность исходила от людей, стоявших рядом со мной. Людей, на которых я привык полагаться. Это высочайшие должностные лица американского правительства, мои советники и старые друзья. От меня потребовали, чтобы я нарушил законы Соединенных Штатов и присягу президента; я отказался. Меня не вывозили на «конспиративную квартиру» — я был вынужден бежать сам. Не только потому, что опасался за свою жизнь, — нет, смерть угрожала не мне одному! Эти люди, их приспешники в Европе и по всему миру, готовились развернуть программу геноцида против народов Ближнего Востока — программу, беспрецедентную в человеческой истории по своим масштабам. Вчера я отправил в отставку следующих лиц: вице-президента Соединенных Штатов Гамильтона Роджерса, государственного секретаря Дэвида Чаплина, министра обороны Теренса Лэнгдона, председателя Объединенного комитета начальников штабов генерала ВВС США Честера Китона и руководителя администрации президента Тома Каррена. Час назад их уже взяли под стражу в посольстве Соединенных Штатов в Лондоне. Этим людям будет предъявлено обвинение в террористической деятельности и государственной измене. Мне также сообщили, что аналогичные аресты производятся сейчас в Германии и Франции. Расследование пока находится в начальной стадии, но могу предположить: последуют аресты крупных фигур и в других странах. Могу сказать, что происшедшее нас потрясло. Ужас и отвращение трудно описать. Меня, канцлера Германии и президента Франции предали близкие друзья и доверенные советники. Трудно быть посланником, приносящим дурные вести. Откровения такого рода даются нелегко, но скрывать — невозможно и безнравственно. В ближайшие дни и недели мы узнаем гораздо больше. Информация не будет скрыта от народов Земли. Пока могу лишь поблагодарить провидение за ниспосланную удачу: зверя удалось поразить раньше, чем он обагрил собственные клыки кровью невинных жертв. Здесь, в Освенциме, довольно оглянуться, чтобы получить напоминание о цене, которую приходится платить за фанатизм. На нас лежит долг перед погибшими здесь. Ради нас самих, ради детей и внуков, мы обязаны сделать эту раковую опухоль болезнью прошлого. Вместе мы сумеем это сделать. Благодарю вас и желаю удачи!
Помолчав несколько секунд, Генри Харрис повернулся, чтобы пожать руки канцлеру Германии Анне Болен, президенту Франции Жаку Жеру и президенту Польши Роману Яницкому. Затем, чтобы пожать руку и сказать несколько слов президенту Харрису, на платформу спустились представители других стран НАТО.
Мартен молчал, как молчали почти все: гости, агенты служб безопасности, журналисты. Речь президента не была политическим выступлением. Генри Харрис послужил истине, как и обещал, и теперь за это придется расплачиваться. Последует возмущение на Ближнем Востоке и в мусульманских анклавах по всему миру, обвинения в адрес президента в психической неустойчивости и несоответствии занимаемой должности, организованные контратаки со стороны обвиняемых и сил, которые они представляют, — трудно сказать, что еще.
Президент знал это с самого начала.
«С точки зрения искусства дипломатии о многом следовало бы умолчать, — говорил он Мартену. — Прекрасно знаю, что многие меня не поймут. Последствия будут глобальными и не вполне предсказуемыми. Но говорить придется: уверен, что наступил момент для избранников сказать избирателям правду. Даже если правда этим последним не понравится. Мы больше не можем позволить себе роскошь заниматься политикой “как обычно”».
Генри Харрис просил Мартена о моральной поддержке, но только едва ли он в ней нуждался. Президенту не нужно было напоминать о том, кто он такой, и о грузе возложенной на него ответственности. «Друзья» когда-то сделали из него президента, так как за целую жизнь Генри Харрис не нажил ни одного врага. Они решили, это потому, что Харрис мягок и безволен, из него можно будет слепить, что нужно. Они сильно ошиблись и теперь расплачиваются за ошибку.
Мартен последний раз посмотрел на президента, окруженного политической элитой западного мира. Это его мир, а Мартену пора возвращаться в свой. Повернувшись, чтобы уходить, он услышал свое имя. Навстречу спешил Хэп Дэниелс.
— Мы улетаем, — сообщил он. — «Номер один» морской пехоты взлетает через десять минут. «Номер один» ВВС из Кракова — через пятьдесят. По желанию президента в план полета вошла посадка в Манчестере. — Хэп улыбнулся. — Там мы тебя и оставим, в качестве прощальной любезности.
— Я уже купил билет на рейсовый самолет, — осклабился Мартен в ответ. — Скажи президенту, мне популярность не нужна. Он поймет. Еще скажи — с удовольствием посижу когда-нибудь за кружкой пива и хорошим бифштексом. С тобой, с ним и с Мигелем. Мальчишек тоже не забыть, особенно Хосе…
— Будь осторожен! Как бы он не поймал тебя на слове.
Улыбаясь, Мартен протянул руку:
— Буду ждать.
Попрощавшись, Мартен пошел в сторону контрольно-пропускного пункта. Покинув Освенцим, обернулся посмотреть на кованую надпись над воротами.
Arbeit macht frei. Работа делает свободным.
Остроумно, с точки зрения нацистов, но, кроме эсэсовцев, никто почему-то никогда не улыбался. Сейчас эти слова Мартена тронули совершенно неожиданным образом. Он покачал головой, удивляясь причудливой иронии обстоятельств.
Интересно, у него все еще есть работа?