Сегодня он придёт.
Я всегда чувствую, когда он должен прийти. Хотя он никогда ничем не выдаёт себя. он умеет прятаться, за годы и годы он хорошо научился прятаться, таиться по подворотням, по подземельям, по местам и местечкам, куда не ступала нога человека.
Он будет один. Я знаю, он будет один. Он всегда один. Я не знаю, как он выглядит, я никогда толком не видел его лица. И даже те плакаты на стенах, где за его голову обещают миллионы и миллиарды – не более чем подделка, и фотография там не его, какой-то фоторобот, составленный незнамо из чего.
Я знаю одно.
Он придёт убить меня.
Он давно намеревается убить меня. Его не остановят замки и двери, он просочится сквозь невидимые щели, может быть даже сквозь стены. Он будет вооружён, ещё не знаю, чем, но он будет вооружён, он придёт убивать.
Гадаю, откуда он появится. Закрываюсь в дальнем отсеке «Моисея», проверяю все засовы, все входы и выходы, просматриваю отсек, не прячется ли он уже где-нибудь здесь.
Вроде нет.
Кажется, его нет вовсе.
А он есть.
И он придёт. Явится, когда я буду ждать его меньше всего, явится, чтобы всадить пулю мне в лоб. Террорист номер один, безжалостный убийца.
Плывёт «Моисей» в темноте вечной ночи, в пустоте космоса. Плывёт – из ниоткуда в никуда.
Несёт нас двоих, меня и его, который прячется, чтобы убить меня.
Проверяю замки и двери, зорко вглядываюсь в темноту ночи, боязно, как в детстве, когда умолял не гасить на ночь свет, а свет-таки гасили (такой мальчик большой, и боится), и подступали ночные мороки.
Он придёт сегодня.
Чтобы убить меня.
Сегодня я убью его.
Подбираюсь к дальнему отсеку, прощупываю замки, двери, прикидываю, как можно пробраться к нему. Я проберусь, я это знаю.
Я убью его.
Он ещё не знает, что я убью его. Он ещё сидит в своём отсеке класса люкс, в условиях искусственной гравитации, пьёт дорогие вина, прислушивается к шуму двигателей. Будто чувствует что-то. Чувствуй, чувствуй, бойся, бойся, недолго тебе осталось.
Убью его. Отомщу за всех. За мать, умершую от голода там, в катакомбах. За парней, которые рвались к «Моисею», и которых жгли напалмом. За Джану, она так и не добралась до «Моисея», за всех тех, кто остался на погибающей земле, когда солнце разгоралось ярче и ярче.
Он ответит за всё. За то, что построил «Моисея» для себя одного, ну не для себя, для своих приближённых, гламурных барынек с их собачонками, крутых качков, любимых детишек. Построил… легко сказать, построил, не своими руками он строил «Моисея», и где теперь те, кто закручивал гайки и собирал отсеки?
Там же.
На земле.
На том, что от неё осталось.
За всё ответит. И, кстати, за гламурных барынек с их собачонками, они так и не поднялись на борт «Моисея». Всё случилось слишком быстро, он бежал на «Моисей» один.
Я убью его.
Ответит за всё.
Сегодня.
Здесь.
Сейчас.
Отмыкаю дверь потайным ключом, открывается удивительно легко, просачиваюсь в дальний отсек, щёлкаю замком…
Вхожу…
…никого нет.
Сажусь в просторное кресло, становлюсь им.
Сегодня я буду им. Тем, кто сидит в отсеке и ждёт его, который придёт убивать.
Завтра я буду тем. Кто подбирается к отсеку, чтобы убить.
По очереди.
Чтобы не сойти с ума одному в пустоте «Моисея»
И пустоте космоса.
2013 г.