13. Джошуа Илиан Перл

Их было восемь человек. Одни лежали, другие сидели, прислонившись к стенам конюшни. Лошади спали стоя. Наступило 22 июня 1941 года. Бои шли по всей округе.

Мужчины носили форму марокканских спаги. В плащах и покрытых пылью тюрбанах они напоминали заблудившихся всадников пустыни, ввязавшихся не в свою войну.

Они только что укрылись на ферме в одной из французских деревушек.

Взрывы снаружи прекратились. Тишина звучала как предвкушение рая.

– Флаг? – вдруг спросил кто-то.

Семеро бойцов поднялись из соломы.

Переглянулись.

– Где Эль Фасси?

Они были здесь, потому что месяц назад выжили в кровавой битве в Арденнах. Так что они не собирались потерять кого-то из своих в лесу Лотарингии.

Молодой солдат встал на ноги.

– Что вы намереваетесь делать, Перл?

– Отправлюсь за бригадиром Эль Фасси, мой лейтенант.

Солдаты бились у реки восемь часов подряд, чтобы задержать движение немецких танков. Такова миссия всадников: выиграть время. В конце концов противники отступили. Взяли таймаут, чтобы прийти в себя.

– Я потом присоединюсь к тылу, – сказал Перл.

– Нет, вы останетесь с нами.

– У него наш флаг, мой лейтенант.

Лейтенант посмотрел в глаза молодому солдату.

Разумеется, пропавший бригадир был больше чем знаменосец. Брахим Эль Фасси, старый солдат, герой, бородач, походивший на пророка, безмолвно заботился обо всех. В пустыне он сначала давал вдоволь напиться лошади, а уже потом сам утолял жажду. Но на поле битвы никого не звали Эль Фасси или Перл, и знамя стоило по меньшей мере пятидесяти человек. Поэтому лейтенант уступил.

– Уходите до наступления темноты, если ничего не найдете. Не геройствуйте.

Джошуа Перл уже оседлал лошадь, кто-то распахнул перед ним ворота. Джошуа оставил за собой столб пыли вперемешку с сеном.

Было восемь вечера, но молодому солдату показалось, что он попал в большую печь. Неподалеку еще дымилась спаленная ферма. А землю за день раскалило солнце.

Первые солдаты, которых Перл встретил через час, тоже были всадниками. Они мчались галопом под предводительством младшего лейтенанта, который скакал подобно жокею, задрав колени чуть ли не к плечам.

– Вы потерялись? – спросил он у Перла, осаживая лошадь.

– Я ищу бригадира второй кавалерии спаги. У него должен быть флаг.

Впрочем, всадники спаги не нуждались во флагах, чтобы быть замеченными. Они всегда выглядели как сбежавшие с маскарада «Тысяча и одной ночи».

– Оставайтесь с нами, – обратился офицер к Перлу. – Скоро стемнеет.

Перл поблагодарил за предложение, но поехал направо – на холм. Добравшись до вершины, он понял, что вокруг – лес. Он надеялся оглядеть равнину сверху, но высоты оказалось недостаточно. Спрыгнув с лошади, Перли подошел к дереву. Это был бук с гладкой, как кожа, корой. За несколько секунд Перл вскарабкался наверх. Лошадь, не понимая, куда девался всадник, топталась под деревом.

Перл высунул голову из листвы. Посмотрев вдаль, он увидел людей в немецкой форме, которые приближались к холму.

Значит, враг преодолел все препятствия. Возможно, бригадир с флагом уже убит.

Перл взглянул на опушку. Кто-то бежал к его дереву. На секунду ему показалось, что это Эль Фасси. Но, присмотревшись, он понял, что это был один из бойцов, потерявшихся в беспорядке войны.

Настоящие армии куда менее организованные, чем игрушечные. Настоящие сражения куда более неожиданные, чем те, что описаны в книжках. Они случаются повсеместно, солдаты словно падают с неба, выползают из-под земли или вдруг возникают на холме.

Перл стал спускаться по веткам, которые ломались под ногами. Он был еще только на середине дерева, когда услышал ржание. Он глянул вниз и увидел, что незнакомец вскочил на его лошадь и бьет ее каблуками по бокам.

Всадник завопил, словно цыган-конокрад.

Перл решил спрыгнуть, но было поздно.

Лошадь помчалась вперед. Спустя секунду топот раздавался уже где-то вдали.

Перл стоял в траве, прислонившись к дереву, и переваривал случившееся. Без лошади ему оставалось лишь надеяться, что стемнеет незамедлительно.

Вскоре всадник вновь появился на опушке. Теперь он был не один. К нему присоединились два немецких мотоцикла. Вор привел подкрепление.

Не надеясь на спасение, Перл бросился бежать. Рев мотора слышался всё ближе. Повсюду вспыхивали огни. Земля вздымалась от картечи. И тут как по волшебству из леса появился другой всадник. Он размахивал флагом второго полка марокканских спаги и был одет в белый плащ и чудесный тюрбан. Борода пророка развевалась по ветру.

Бригадир Эль Фасси заставил лошадь сделать круг по опушке и подхватил Перла, словно куклу. Мотоциклы ревели у Перла за спиной, взрывы раздавались всё чаще, и молодой солдат прижался к бригадиру. Лошадь перепрыгнула через два поваленных дерева. Они въехали в лес.

Казалось, они были спасены. Они скакали среди деревьев, оставив преследователей далеко позади. Шум стихал. Наконец стемнело. Перл, державшийся за товарища, думал, что теперь они в безопасности. Пьянящая свежесть леса напоминала о детстве.

Джошуа чувствовал, что лошадь еще бодра. А вот всадник, похоже, совсем обессилел. Флаг он держал по-прежнему прямо, но сам склонялся всё ниже.

– Бригадир?

Тяжелый вздох был ему ответом. Эль Фасси уже не мог держаться в седле. Перл подхватил его и натянул поводья.

– Вы ранены, Брахим?

– Может быть.

Они проехали еще немного, и вдруг луна озарила огромное пятно крови под белым плащом. Пуля попала бригадиру прямо в грудь, пока он спасал Перла.

Лишь благодаря рукам Перла пророк еще сидел на лошади. Всё тело обмякло, кроме руки, которая крепко сжимала древко знамени.

– Оставьте меня здесь, – сказал Брахим.

Перл понимал, что вдвоем они действительно далеко не уедут. Они спустились к ручью, что журчал внизу. Несколько минут лошадь шла вдоль воды, мерцавшей в лунном свете. Копыта стучали по валунам.

Путники остановились под большим каменным мостом. Перл уложил раненого на берегу. Разрезав кинжалом одежду, высвободил плечо и грудь. Потом аккуратно приподнял тело и убедился, что пуля прошла насквозь. Он ощупал рану с обеих сторон. Бригадир продолжал дышать и не жаловался. Рана находилась очень близко к сердцу. Перл подумал, что это конец.

– Только бы пережить ночь, – сказал Брахим, обычно не склонный к таким развернутым высказываниям. – Если дотяну до утра, то выкарабкаюсь.

В темноте было слышно, как дрожит, стоя в воде, лошадь. Затем раздался первый удар грома. Бригадир улыбнулся, поняв, что это не взрыв.

Начался дождь. Перл перевязал рану разорванной одеждой. Раз пуля прошла насквозь, оставалось только ждать.

Он накрыл Брахима своим плащом и лег рядом. Они слушали дождь, тяжелый летний дождь, похожий на водопад. Время от времени сверкала молния. С каждым ударом грома Джошуа вспоминал ту ночь, когда покинул свой мир. Не ждет ли сегодня подобное путешествие его товарища?

Через час раненый начал хрипеть. Джошуа намочил знамя в ручье и положил ему на лоб.

– Скажи что-нибудь, – попросил бригадир.

По иронии судьбы той ночью под мостом встретились два самых неразговорчивых солдата Франции. Перл не знал, что сказать. Бригадир застонал. Стало ясно, что дальше молчать уже нельзя. Он должен был облегчить смерть тому, кто спас ему жизнь.

– Скажи что-нибудь.

Перл подумал о самом дорогом, что у него было.

– Я родился далеко отсюда, – сказал он.

– Я тоже, – с трудом выговорил бригадир, вспомнив маленькую деревушку в тысячах километрах от их убежища.

Была полночь.

Джошуа Илиан Перл проговорил с товарищем до рассвета.

Он рассказал ему обо всем. Даже о том, что поклялся никогда не вспоминать.

На заре раненый еще дышал.

На следующий день немецкая танковая дивизия подобрала двух заблудившихся солдат на одной лошади. Раненого сначала подлечили в лазарете, а затем обоих отправили в лагерь для военнопленных в Вестфалии.

Бои во Франции закончились. Война была проиграна, страна – оккупирована.

 

14. Чешуйка сирены

Письмо начиналось словами «Дорогой наш Джошуа», и это невыразимо тронуло заключенного, стоявшего в снегу возле барака. Жак Перл, наверное, тоже волновался, когда, сидя с женой в маленькой парижской гостиной, выводил на бумаге это имя. Держа в руках карандаш, он, должно быть, чувствовал жар печи и аромат хлеба из каштановой муки.

Дорогой наш Джошуа!

Две недели назад мы получили твое письмо. Мы почти не спим. Когда я увидел на конверте имя отправителя, думал, умру на месте. Я не открывал письмо до самого вечера. Сегодня мы тебе отвечаем, потому что на дворе Рождество. Ты знаешь, что лавка закрыта. Мы оба в халатах. Это забавно, потому что уже почти полдень.

Я написал «наш Джошуа», потому что ты попросил так написать для охраны, которая читает письма заключенных (здравствуйте, господа!). Но мне приятно так тебя называть, мне приятно выводить эти буквы на бумаге. Дорогой Джошуа, наш малыш, не думай, что сделал нам больно своим письмом. Не думай.

Слезы навернулись ему на глаза. Перед началом зимы он написал старикам из-за человека, вместе с которым чистил лагерную цистерну. Среди заключенных только он и Джошуа говорили по-французски, и парень так обрадовался, услышав родной язык, что выложил Перлу всю свою жизнь, начиная с первых дней. В том числе он рассказал, что его родители даже рады, что он в плену. Его семья держала отель на севере Франции. Поскольку они были евреями, у них были проблемы с полицией. И их не трогали лишь потому, что сын оказался в плену у немцев.

Пока сын гнил в лагере, глодаемый вшами, отель с роялем в холле и видом на реку из ресторана процветал. А солдат говорил, что боится только одного: умереть от тифа до конца войны.

– Если я умру, отель закроют.

Выслушав эту историю, Джошуа вспомнил лавку Перла. Он ничего не писал старикам с самого начала войны. Иначе пришлось бы объяснять, почему на конверте стоит имя их умершего сына.

Но тут он подумал, что тоже мог бы помочь им, сообщив, что храбрый солдат Джошуа Перл, сражавшийся за Францию, вот уже два года находится в немецком плену.

Да, – продолжал Жак Перл, – с администрацией сейчас отношения непростые, но я верю в свою страну. Пусть не думают, что от нас так легко избавиться!

Поэтому пока я не стану говорить о тебе в префектуре, как ты советуешь. Хвалиться, что мой сын в плену, – это как-то неправильно. К тому же лавка до сих пор работает. Вокруг полным-полно куда более несчастных людей. Посылаю тебе фотографию нашей рождественской витрины, чтобы ты не беспокоился. Фотографировал аптекарь. Посмотри, как красиво.

Джошуа достал из конверта фотографию, которую сначала не заметил: лавка Перла в мерцающих огоньках, а в углу – обнадеживающая надпись:

Еще в письме Жак Перл обещал обязательно прислать разных сладостей для Джошуа и его товарищей. Перечислял вкусы мармелада, которые до сих пор в ходу, несмотря на сокращение бюджета. А также рассказывал о сумке с орехами, обнаруженной в подсобке одним осенним утром. Эта чудесная находка спасла их от разорения. Упоминал Перл и миндаль с фермы Пилон – никогда еще этот миндаль не был таким вкусным!

В последнем абзаце говорилось о новой помощнице, которая устроилась к ним в сентябре и очень выручает после отъезда Джошуа.

Она так прекрасно работает и так мила, что мадам Перл, конечно, мечтает познакомить ее с тобой, когда ты вернешься. Я хотел ее сфотографировать. Она сидела возле лавки, но, видимо, убежала, прежде чем аптекарь сделал снимок. Вечно девушки так поступают. Ей нравится, когда я рассказываю о тебе. Ах да, забыл: она очень красива.

На фотографии Джошуа заметил маленькие следы на снегу возле лавки.

В конце письма Жак Перл иносказательно (чтобы охрана не поняла) сообщал, как ему не терпится поговорить с Джошуа и выяснить, почему тот сбежал, взяв имя умершего мальчика.

Джошуа аккуратно сложил письмо и спрятал в карман. Ледяной ветер обжигал пальцы, но ему было хорошо: он больше не чувствовал себя обманщиком.

Начинался февраль. Два трудных лагерных года были уже позади. Джошуа работал в основном на лесоповале, где вместе с другими пленными перетаскивал и грузил спиленные деревья. Большинство заключенных были поляками. Многие умирали с голоду, питаясь супом, прозрачным, как дождевая вода. С французами немцы обращались немного лучше, однако голод, болезни, вши, жестокость делали жизнь почти невыносимой.

Джошуа вернулся в барак. Вдоль стен в три яруса тянулись нары. Он присел на край нижней лежанки.

– Я получил письмо, – обратился он к тени, вытянувшейся у стены.

Брахим обернулся. Та ночь, когда они по очереди спасли друг друга, очень сблизила их. Джошуа доверил бригадиру свою тайну, полагая, что тот умрет с ней. Некоторые истории помогают уходить. Но эта подействовала как магическое снадобье. Брахим сказал тогда: «Если я дотяну до утра, то выживу». Голос Илиана помог бригадиру перебраться через ночь. Тот выжил.

Несколько дней, проведенных в госпитале и транзитной тюрьме, они избегали встречаться взглядами, словно стыдясь, что остались в живых.

В лагере они стали неразлучны. Но больше никогда не вспоминали об откровениях Илиана.

– Хорошее? – спросил Брахим.

– Да.

Бригадир удовлетворенно погладил бороду. Хорошее письмо. Этой информации было достаточно.

Брахим выпрямился, развернул пальто, служившее подушкой, оделся.

Заключенным выдавали одежду, снятую с убитых на поле боя. Но бригадиру позволили сохранить тюрбан спаги.

Он поднялся и сделал Перлу знак следовать за ним.

Они переступили через заключенных, игравших в карты на полу.

Эль Фасси толкнул дверь и зашагал по снегу.

Когда они отошли довольно далеко от бараков, Брахим заговорил. Он произносил каждое слово так четко, словно сообщал результаты серьезного исследования.

– Вы знаете, я был в медпункте из-за ранения.

Они по-прежнему обращались друг к другу на «вы». Возможно, это был их способ оставаться цивилизованными людьми, несмотря на ужасы и унижения лагерной жизни.

– Вам больно?

– Не очень.

Перл знал, что бригадир врет. Он мучился каждую ночь и спал с кожаным ремнем в зубах, чтобы не слышно было их скрежета.

– Доктор говорит по-французски, – сказал Брахим. – Он из Эльзаса. Бывал и у меня на родине. Рассказывает всякое. Это приятно.

Каким-то чудом Перл еще ни разу не попадал в медпункт, но он сомневался, что там можно приятно проводить время. Брахим продолжал, красноречиво как никогда:

– Доктор показал мне поляка, который каждое утро приходит к нему из-за легких. Он тоже заключенный, но сотрудничает с охраной. Контролирует весь свой блок. Даже доктор его боится.

Перл слушал низкий голос Брахима.

– Его имя Бартоз Козовски. Здесь его называют Козо.

Бригадир замолчал, пережидая, пока пройдут заключенные, тащившие мешки с цементом. Когда они вновь остались одни, Перл спросил:

– Почему вы мне рассказали о нем?

– Я не должен был этого делать. Он отправляет на кладбище тех, кто переходит ему дорогу.

Убедившись, что заключенные уже достаточно далеко, Брахим произнес вполголоса:

– Козо кое-что носит на шее. Мне доктор сказал. И…

– И?

– Это чешуйка сирены.

Перл остановился.

– На серебряной цепочке. Он показывал эту штуковину доктору. Тот говорит, что никогда не видел ничего подобного.

Они дошли до конца колючей проволоки и оказались возле кирпичного ангара.

Брахим заглянул ему в глаза.

Второй раз после изгнания на Илиана словно повеяло воздухом его покинутого мира. Впервые такое ощущение он испытал рождественской ночью, когда открыл книгу сказок, забытую в лавке.

Из ангара, покашливая, вышел невысокий человек в слишком большом пальто. Падал снег. Брахим Эль Фасси молча смотрел на Перла, в серых глазах которого, казалось, мерцала чешуйка сирены.

Вышедший из ангара мужчина продолжал кашлять, сгибаясь пополам. Его сопровождали два вооруженных надзирателя, и Перл невольно задумался, куда они ведут беднягу.

Ему всё время хотелось сбежать из того кошмара, которым был концентрационный лагерь. Мысль о побеге превратилась уже в какое-то наваждение. Но теперь он понял, что останется здесь, пока не раскроет тайну Козовски. Ведь для принца Илиана – в отличие от заключенного Джошуа Перла – единственным настоящим побегом было бы возвращение домой, в сказочное королевство. Если чешуйка сирены действительно существовала, то попала она сюда явно из его мира. А значит, дверь туда, возможно, была приоткрыта.

– Где доктор? – спросил Перл.

– Там, в ангаре.

– А Козо?

– Прямо за тобой.

Невысокий болезненный человек, окруженный надзирателями, проходя мимо Перла, сплюнул в снег.

Перл успел разглядеть его лицо.

 

15. Как маленькая змея

На следующий день Джошуа Перла отправили в медпункт. Выглядел он жутко. Половину лица занимал здоровенный синяк. Брахим уступил уговорам и согласился хорошенько врезать товарищу.

Ангар, расположенный на краю лагеря, больше походил на морг, чем на больницу. Хотя изолятор для самых тяжелых больных, страдавших туберкулезом или тифом, находился в другом месте.

В очереди Перла отпихнули, велев дожидаться единственного врача, говорившего по-французски.

Вдыхая запах эфира и слушая стоны больных, Джошуа прождал довольно долго. Немецкие надзиратели ходили между рядами коек.

Наконец появился врач.

– Драка?

– Да.

Большим пальцем он приподнял веко и осмотрел глаз.

– Кто это сделал?

Перл молчал.

– Ты можешь ответить. Я никому не скажу. Я тоже заключенный, как ты. Кто тебя ударил?

– Солдат по имени Брахим.

Доктор наморщил нос.

– Я знаю его. Он не драчун.

– Драчун, если вежливо по-дружески попросить.

Врач отшатнулся. Пациент продолжал:

– Я хочу поговорить с вами о Бартозе Козовски.

Доктор оглянулся на больных, дремавших на соломенных тюфяках.

– Чтобы проверить роговицу, нужен дневной свет.

Перл последовал за врачом к двери. На ходу доктор прошептал:

– Он сильнее меня.

– Знаю.

– Он часто ужинает у начальника лагеря. Он дорого заплатил за свою власть.

– Чем?

Мимо прошел немецкий солдат.

– Как? Чем заплатил?

Врач пожал плечами.

– Козо вскрывает французские посылки, – ответил он.

Только французы имели право получать посылки.

– Но начальника лагеря не купишь банкой сардин.

Доктор внимательно посмотрел на Перла.

– Значит, Брахим рассказал?

– Да.

Серые глаза Джошуа Перла, наполненные каким-то размытым светом, внушали доктору совершенно необъяснимое доверие. А ведь он видел этого человека впервые в жизни.

Они вышли из ангара.

– А вдруг чешуйка фальшивая? – спросил Перл.

– Я видел ее…

Доктор опустил глаза. Он казался задумчивым и далеким.

– Я много путешествовал, – продолжал он. – Я сопровождал археологов. Я лечил их в Египте и в других странах. Я видел сокровища. И я уверен, эта вещица не из нашего мира.

– Вы боитесь его? – спросил Перл.

– Я видел, что осталось от тех, кто ему не угодил. Это повод для страха… Но есть и кое-что посерьезнее…

Удостоверившись, что никто не прячется в грязном снегу, доктор прошептал:

– Козо болен. Только я знаю об этом. Он не хочет, чтобы его заперли в изоляторе для туберкулезников. Он заражает весь лагерь.

– Я избавлю вас от него. Если вы мне поможете.

Доктор вернулся в ангар. Перл шел следом. Они миновали несколько коек с лежачими больными.

– Ну как? – спросил Перл, когда тот остановился у лохани, чтобы помыть руки.

– Глаз не затронут, но я сделаю компресс. Приходите завтра. Кто знает.

На следующий день Перл перебрался в другой барак. После драки с заключенным Эль Фасси он больше не хотел находиться с ним рядом. Постановочный разрыв отношений дался друзьям с трудом, но правдоподобная ссора была необходима для реализации их плана. Иначе Козо мог заподозрить, что они действуют заодно.

Спустя три дня рано утром во время секретной консультации доктор сообщил ужасному Бартозу Козовски, что один заключенный проведал о его болезни и грозится всем рассказать.

Маленький человечек, побледнев, схватил врача за горло.

– И ты позволил ему уйти?

– Есть еще второй. Он выдаст вас, если с первым что-нибудь случится.

Никогда еще Козо не шантажировали подобным образом.

Обычно он не позволял собой манипулировать. Это было не сложно. Двумя большими пальцами он сдавил сонную артерию доктора.

– Ты его посланник?

– Я мог бы ничего вам не рассказывать.

– Если я потону, ты тоже.

– Поэтому я на вашей стороне, – прохрипел доктор. – Я позволил вам заражать здоровых людей. Я виновен, как и вы.

Козо отпустил врача, и тот рухнул на стул.

– Я ни в чем не виноват, – произнес Козо, вытирая руки о пальто.

Они сидели в маленьком застекленном кабинете на последнем этаже и видели в окно ряды носилок.

Козо кашлянул, оперся плечом о стекло и заставил свой крохотный мозг работать.

– Чего они хотят?

– План побега…

– Твари!

– И кое-что еще…

– Ну?

– Вот это.

Доктор показал на его шею.

– Меня?

– Чешуйку. И они хотят знать, откуда она.

Козовски зашелся в приступе кашля. Несколько раз он пытался задать вопрос и наконец выдохнул:

– Кто этот человек?

– Его зовут Эль Фасси. Брахим Эль Фасси.

Все следующие дни за Брахимом по пятам ходила группа поляков, но результаты слежки вряд ли их удовлетворили.

Брахиму поручили починку крыши, сломавшейся под тяжестью снега. Бригадир ни с кем не разговаривал, всё время проводя за работой. Определить сообщника так и не удалось. Единственными товарищами Брахима в те дни оказались молоток и мешок с гвоздями.

Джошуа Перл наблюдал за другом на расстоянии, бесконечно благодарный ему за помощь. Между ними давно установились отношения бескорыстной солидарности. Они не считались, чья теперь очередь рисковать жизнью ради друга. Просто чувствовали, что поступают правильно.

В девять вечера, когда Перл направлялся в барак, он увидел, что Брахима куда-то ведут. Они не осмелились обменяться даже взглядами. Перл не спал всю ночь. Ему казалось, будто он слышит крики на другом конце лагеря.

На рассвете, однако, Брахим вновь был на своей крыше.

Проходя мимо, Перл рискнул улыбнуться. Эль Фасси не ответил. Джошуа это смутило, но вскоре он заметил человека, явно следившего за бригадиром. Улыбка могла стоить жизни. Тайное должно было оставаться тайным.

В медпункте, где Перлу делали последний компресс, хотя синяк давно прошел, Джошуа узнал, что случилось ночью. Доктор присутствовал при этом.

Двое здоровенных поляков привели Брахима к Козо, который ждал за ангаром возле груды угля. Своих подручных он тут же отослал. Только доктор оставался рядом.

Козо указал на груду угля.

– Если я похороню тебя здесь, никто не найдет твое тело до весны.

Он прекрасно говорил по-французски.

– Нет, – спокойно ответил Брахим.

Козо подошел ближе. Брахим, положив руки в карманы, продолжал:

– Если вы похороните меня здесь, то еще до весны вас похоронят чуть дальше…

Брахим говорил так уверенно, что даже его странный акцент как будто стирался.

– В изоляторе не живут дольше двух недель.

Козо затрясся.

– Откуда мне знать, что у тебя и вправду есть сообщник?

– Я вам об этом говорю.

– А если ты врешь?

Эль Фасси пожал плечами.

– Проверьте. Убейте меня и посмотрите, что будет.

Козо чувствовал, что угодил в капкан.

Самые простые ловушки чаще всего оказываются смертельными. Он не мог и пальцем тронуть этого человека в тюрбане, потому что существовал другой: тот, кто пустит слух, выдаст лгуна. Неразрывная связь Брахима с неизвестным делала их обоих неуязвимыми.

– Ты врешь, – сказал Козо. – Я знаю, что ты врешь.

Брахим не ответил. Доктор наблюдал за ним с ужасом и благодарностью. Пока лишь он один знал о Козовски, он был бессилен противостоять ему. Но эти двое, возможно, смогут избавить лагерь от чудовища.

– Что насчет чешуйки? – спросил Козо.

– Я хочу знать, откуда она.

В ночи виднелась лишь серебряная цепочка, блестевшая под воротником пальто.

– Ну и? – спросил Перл у доктора, который говорил и одновременно снимал компресс.

– Ничего. Он пока ничего не сказал.

Склонившись над молодым человеком, врач заметил его бледность. Почему заключенного Перла так интересовала чешуйка сирены?

– Лучше оставьте это, – посоветовал он. – В египетских пирамидах я видел людей, которые сходили с ума, стремясь проникнуть в тайны. Будьте осторожны. То, что не принадлежит нашему миру, может погубить.

Джошуа Илиан Перл молчал. Как объяснить этому человеку, что его ждут родное королевство и возлюбленная?

Илиан заблудился в непроходимом лесу нашего мира, и лишь маленькие камушки да чешуйки указывали ему дорогу домой.

В тот же вечер, вернее в полночь, кто-то громко постучал ногой в двери барака. Перл вскочил. Было холодно. Заключенные вокруг поспешно одевались. Надзиратель читал по списку имена узников.

В нескольких километрах от лагеря на железную дорогу упал вековой дуб, а вместе с ним еще десяток деревьев. Пассажирский поезд, ехавший из Берлина, застрял на полпути. Заключенных срочно вызвали расчищать рельсы.

Перл услышал, как его назвали. Он поднялся и в полутьме стал искать ботинки. Вместе с ним вызвали всего несколько человек. Это было странно. Обычно в таких случаях с заключенными не церемонились и выгоняли на работу целыми бараками.

Выйдя на улицу, в свете фонарей Перл увидел людей из других бараков. Их выстраивали колоннами по четверо. Всего было человек тридцать, плюс двенадцать надзирателей и собаки.

Топоры и пилы уже погрузили в две машины. Заключенные забирались в кузов.

Посреди всеобщей суеты Перл заметил Эль Фасси, который запрыгивал во второй грузовик. На этот раз их взгляды встретились, и Брахим прижал руки к груди, словно пытаясь что-то показать. При свете фонаря Перл увидел у него на шее переливающуюся, словно маленькая змейка, серебряную цепочку. В ту же секунду Брахим исчез под брезентом грузовика.

 

16. Поезд

Шагая вдоль поезда, заключенные не могли удержаться и заглядывали в окна вагонов, как дети в рождественские витрины.

Там горел свет. Дамы с безупречными прическами грелись, завернувшись в пледы. Всюду разносили горячие напитки. Мужчины читали газеты. Дети спали на верхних полках. Пожилые господа курили, стоя в дверях и наблюдая, как мимо проплывают тени каторжников.

Всем пассажирам происшествие казалось верхом неудобства. Приедут ли теперь они вовремя к друзьям в Дортмунд? Нужно ли экономить сигары, чтобы дотянуть до следующей станции? Не проснутся ли дети?

Эти люди и представить себе не могли, что идущие мимо заключенные мечтают о завтрашнем водянистом супе и прикидывают, как ловчее раздавить блоху окоченевшими пальцами.

В ночной тишине два мира незаметно соприкоснулись.

Но Джошуа Перл не бросил ни одного взгляда в сторону вагонов. Он смотрел на тюрбан Брахима, маячивший в двадцати метрах от него. Ему было просто необходимо поговорить с другом. Они шли гуськом по насыпи. Стоило сделать шаг в сторону, как ноги утопали в грязи.

Все услышали слово «диверсия», произнесенное двумя немецкими пассажирами. Когда они прибыли на место и увидели огромный дуб, лежавший поперек путей, слух подтвердился.

Такое дерево не могло упасть само по себе. Его явно подпилили. К счастью, поезд сбросил скорость, подъезжая к железнодорожному переезду, и поэтому успел вовремя остановиться.

Уже слышался стук топоров. Перл увидел, что Брахим взял пилу. Он перепрыгнул через ствол, чтобы присоединиться к товарищу. Пила была длинной, управляться с нею было сподручнее вдвоем. Однако Брахим поспешил обратиться за помощью к другому пленному. Перл понял предупреждение. За ними всё еще следили.

Лаяли собаки. Надзиратели стояли вокруг тридцати работников, освещенных фарами поезда.

Перл взял топор. Работа спорилась.

Внезапно Брахим очутился рядом с Перлом, они оттаскивали от дороги большой обрубок дерева.

– Посмотрите направо.

Перл повернул голову.

– Надзиратель, который держит двух собак, предупрежден, он пропустит нас. В пятистах метрах есть лесной домик с одеждой и картой.

Перл сквозь зубы прошептал:

– Нельзя верить Козо. Надо идти в другую сторону.

– Он не врет. Он не хочет, чтобы нас поймали. Иначе ему конец.

Обрубок, который они катили, цеплялся за колючки.

– Как можно ему верить?

– На мне чешуйка.

– Где он ее взял?

– Я всё вам расскажу.

Они подошли к канаве, заваленной ветками и обрубками стволов. Место было темное, свет фар сюда не попадал. Поблизости стоял надзиратель с двумя собаками, которые, задыхаясь, рвались с цепей.

– За мной.

Они сделали несколько шагов, подняли ветви сосен и устремились в чащу. Перл следовал за Брахимом. Собаки рычали и лаяли, но охранник смотрел в другую сторону.

Беглецы мчались сквозь лес. Позади слышался стук топоров, крики, пыхтение поезда. Первым на опушку выбрался Брахим. Путь был свободен.

Теперь они бежали рядом. Перл думал о тайнах, открытых Брахиму. Откуда эта чешуйка? Существует ли дорога в волшебное королевство? Ответы маячили совсем близко.

– Кто повалил деревья? – спросил Перл.

– Он. Он всё подготовил.

Впереди забрезжил слабый свет. Перл стал бежать медленнее.

– Нас ждут?

– Нет, он просто оставил в доме включенную лампу.

Перл с удовольствием бросился бы в другую сторону. Сбежал бы.

Чешуйка, тайна, свобода: это было слишком для одной ночи. Никому нельзя доверять. Даже самой удаче.

– Подождите, – шепнул он другу.

Они остановились под елками. Попытались отдышаться. Хижина стояла на опушке в нескольких десятках метров.

– Надо самим справиться, не входить в этот дом, – сказал Джошуа.

– Пока что мы действовали по его плану, и всё шло хорошо. Козо не обманул нас.

– Пока…

– Он защищает себя. В его интересах, чтобы мы оказались как можно дальше.

Говоря это, Брахим вспомнил, какой ненавистью сверкали глаза Козо. Однако он понимал, что до французской границы сотни километров, а по-немецки ни он, ни Джошуа не говорят. Как обойтись без карты, компаса и нормальной одежды?

– Мы сможем, – сказал Перл.

В окошке хижины мерцал огонек.

– Посмотрите на меня, – серьезно сказал Брахим. – Посмотрите на меня внимательно.

Несмотря на темноту, Перл угадывал черты лица своего друга, его карие глаза и смуглую кожу. Как пройти через Германию 1942 года с внешностью старого пророка?

– Ну? Вы всё еще верите в то, что говорите?

– Я хорошо знаю леса, умею прятаться, переходить реки, отыскивать невидимые тропинки, – сказал Перл. – Я поведу вас и обещаю, что мы сможем достичь цели.

Джошуа жестом предложил Брахиму следовать за ним. Вдали раздался свисток трогавшегося поезда. Но Брахим уже решительно направлялся к хижине. Когда Перл сделал шаг, чтобы присоединиться к другу, из окон открыли огонь.

Перл видел, как Брахим упал, попытался подняться и снова упал. Стреляли из пулеметов. Перл замер. Он видел, как ствол пулемета направили на него и стали стрелять, переворачивая землю и листья, покрытые корочкой льда, откалывая кору с деревьев.

Он бросил последний взгляд на тело Брахима. Это был конец.

Из хижины выскочили солдаты с собаками. Они бросились в погоню за Джошуа. Но тот словно перевоплотился в зверя. Он перепрыгивал через препятствия и, несмотря на пот, застилавший глаза, точно знал, что делать.

Да, если бы Брахим послушался, он бы помог ему вернуться домой, в родную деревушку, затерянную в песках. Илиан спасался и не от таких преследователей. Он смог бы привести пророка в его пустыню.

Из лагеря пришло подкрепление. Лес разбили на квадраты, все дороги в радиусе десяти километров перекрыли. На каждом перекрестке соорудили заграждения. Жителей окрестных деревень заставили прочесывать округу, заглядывая под каждый камень, в каждую канаву. Однако беглец был неуловим.

А в ста километрах от места облавы сквозь ледяной туман мчался поезд. Ему удалось частично нагнать время. Близился рассвет. Почти все пассажиры спали. Джошуа Перл смотрел на них, сидя у окна. На нем был слишком большой бархатный костюм, найденный в чемодане одного из пассажиров первого класса.

Джошуа поранил руку, когда на ходу запрыгивал в поезд. Он прятал кулак в рукаве. Прямо перед собой он видел стекающие по стеклу капли воды. Пахло духами и лаком, которым были покрыты деревянные сиденья, – совсем как в гостиной госпожи Перл в Париже. На руках у дремлющей женщины лежала маленькая девочка. Она внимательно разглядывала Перла.

Джошуа только что потерял лучшего друга и надежду попасть домой. Однако теперь у него появились первые воспоминания, связанные с этим миром.

Нахлынула ностальгия.

Именно из-за таких моментов слабости он будет всегда мысленно повторять себе: чтобы сохранить желание вернуться, надо пестовать свою печаль.

 

17. Прохожая

Илиан постигал, что такое счастье.

Часами они сидели в тени деревьев, наблюдая за скворцами. Учили маленькую пуму снова радоваться жизни и водили ее плавать на озеро. После одинокого детства присутствие Олии стало для Илиана чудом, откровением. Ему даже не обязательно было на нее смотреть, чтобы чувствовать внутри бескрайний горизонт теплого золотистого цвета.

Тем не менее Илиан заметил, что время от времени взгляд Олии темнеет.

– Вода здесь такая прозрачная!

– Да.

– Это вода из источника. Поэтому озеро такое чистое.

Олия плавала рядом, но не стремилась поддерживать разговор.

– Чувствуешь, какая холодная?

Она нырнула и поплыла навстречу теплым течениям.

Илиан знал, что Олия – фея. Он понял это с первого взгляда, хотя она старательно скрывала свой дар, маскировала его под обыкновенные случайности: ливень в нужный момент; скала, склонившаяся, чтобы спрятать влюбленных. Илиан всё понимал. Он слышал много сказок. Отец отлично описывал фей, их неприступный вид. Они давали отпор дурным королям и злым мачехам. Олия была одной из них, но в ней таилась какая-то загадочная боль, трогавшая сердце Илиана.

Счастье могло бы длиться вечно. Каждый из них привык к отшельнической жизни. Они подходили друг другу. Оба мало говорили, слушали ветер, вдыхали запахи земли. Иногда во время гроз они шагали бок о бок, наклонившись вперед, словно толкая стену из воздуха и дождя. А затем разводили костер, чтобы согреться.

Они без труда могли бы прожить так вечность, не вспоминая об окружающем мире. Даже кровавое королевство, чей правитель осаждал лес и озеро, отныне словно не существовало для них.

В летний дворец Илиан возвращался поздно – задумчивым и мечтательным. Он брал отца за руку и вел погулять по понтонному мосту.

– Она на меня смотрит, – говорил король.

Илиан оглядывался в темноте. Королева мерещилась отцу повсюду: в краснеющих углях камина, в мелькнувшей ящерке. На этот раз луна отражалась в воде и казалось, что это два глаза.

– Она лежит на кровати и смотрит на меня.

А когда луна пряталась за облаками, отец шептал:

– Дай ей поспать, не надо ее беспокоить. Я заставил ее ждать так долго. Я потерплю до утра.

Он замедлял шаг, словно боялся разбудить ночь. Смотрел на мальчика.

– Я вернусь один. На лошади. Иди, малыш. Тебя, наверное, заждались родители.

Илиан знал, что в жизни отца больше не будет ни лошадей, ни поездок верхом. Лишь облака над его головой неслись галопом мимо луны.

Отведя отца в комнату, Илиан садился возле Фары.

– Ты проводишь в лесу всё больше времени.

Слуга говорил, зашивая сапог или готовя птицу. Снаружи слышался плеск воды, которая разбивалась о сваи.

– Я бы хотел, чтобы однажды ты не вернулся.

Он повторял это каждый раз как предсказание. На минуту отвлекался от дела и смотрел на Илиана. Он прекрасно видел, что в жизни мальчика что-то изменилось.

Однажды вечером Фара громко произнес:

– Нельзя всю жизнь провести в этой дыре.

Илиан впервые ему ответил:

– Это не дыра. Или дыра, в которой я отлично себя чувствую.

– Подумайте о личинках, которые растут в лесу…

Илиан наблюдал за руками слуги, который продолжал работать.

– Если личинка вовремя не выберется из своего кокона, ее съедят птицы, – продолжал Фара. – Вы должны уехать до того, как вас уничтожат, ваше величество.

– А ты? А мой отец?

– Мы слишком сухие и легкие для хищных птиц.

– Так чего вы тут дожидаетесь?

– Ветра.

Илиан прилег на коврик. Он смотрел на звезду, которая проглядывала сквозь дырку в соломенной крыше. Из алькова доносилось дыхание короля.

– Не беспокойтесь о нас, – сказал старый слуга.

– Фара…

– Я говорю вам то, что сказали бы ваш отец и ваша матушка: уходите!

– Фара, я должен тебе сказать…

– Ничего не хочу знать.

– Почему?

Фара смотрел на Илиана строго.

– Никому не позволяйте привязать вас к этим лесам. Вам надо выбраться отсюда.

Мальчик закрыл глаза. Фара догадался о тайной любви, которая удерживала Илиана.

– Вам исполнится пятнадцать лет. В этом возрасте принцев коронуют.

– У меня нет возраста. Я не существую.

– Но ваш брат…

– Ему не следует меня опасаться. Я думал, мое имя означает «тот, кому никогда не стать королем».

– Для Яна у вас другое имя. Имя, которое заставит его содрогнуться, когда он узнает о вашем существовании.

Однако в тот момент король Ян, стоя посреди леса, содрогался совсем по другой причине. Он видел ее уже в третий раз.

Первый раз два месяца назад она пробежала по лиановому мосту у него над головой. Он сидел в расщелине, выслеживая двух повстанцев, стрелков из лука, которых вот уже несколько дней гнал прочь из королевства. Ян был один, стражники прочесывали берега озера. Увидев, как натянулся лиановый мост, он выхватил кинжал. Однако по мосту, не глядя на молодого короля, прошла девушка. Просто прохожая.

Второй раз он явился сюда уже неслучайно. На протяжении долгих недель его мучила бессонница, во время которой он поминутно представлял себе девушку. Всё произошло на том же месте туманным днем. Он подошел чуть ближе, чтобы рассмотреть ее лицо, но она буквально растворилась в дымке, не сделав при этом и шагу. Тогда Ян приказал начальнику стражи выяснить, кто она и откуда, и никому не рассказывать о ней, особенно Таажу.

Поиски повстанцев окончились ничем.

В третий раз он застал ее спящей. Он стоял и смотрел, как она спит рядом с почти потухшим костром. Помощь Яну не понадобилась. Его вели интуиция охотника и запах дыма. Было холодно. Она спала, завернувшись в зеленый с золотым плащ, который когда-то мог считаться роскошью, а теперь походил на отрепья.

Ее голова лежала на мягком мхе, кожа отражала теплый свет красных углей. Он стоял совсем рядом и не мог отойти. Ему вдруг захотелось перевоплотиться, смыть с рук чужую кровь. Чтобы стать достойным этой чудесной девушки. Чтобы она не испугалась, увидев его. Впервые в жизни Ян жаждал прочесть в глазах другого человека не страх, а какое-то иное чувство. Он не разбудил ее. Он отступил, осторожно сделав шаг назад, словно попятился от скорпиона.

Чуть дальше в зарослях дрока он нашел свою лошадь. И всю ночь скакал галопом по холмам, пытаясь привести в порядок чувства. У него колотилось сердце. Он скакал мимо сожженных деревень, встречал на своем пути нищие семьи, оставшиеся без крова. Стаи ворон взмывали в небо при его приближении. Исковерканное, разоренное королевство представлялось Яну зеркалом, смотрясь в которое, он терял всякую надежду.

Затем он вернулся в замок. Слуга, принявший у короля лошадь, сказал, что его давно дожидается какой-то человек. Занималась заря. Ян не слушал. Он взбежал по каменной лестнице и заперся в темной комнате, где просидел весь день, не отвечая тем, кто к нему стучался.

Когда вечером он наконец раздвинул шторы и взглянул на солнце, он уже знал, что отдаст всё ради этой девушки. Он был готов даже отказаться от власти. Отдать ключи от королевства Таажу. Сложить оружие к ее ногам. Бросить всё, лишь бы греться с ней у костра, укрывшись зеленым плащом.

На сей раз он открыл, когда в дверь опять постучали.

Аран, начальник стражи, ждал его со вчерашнего дня.

– Мне он больше не нужен, – оборвал король.

Слуга не осмелился настаивать и лишь поклонился хозяину. Но начальник стражи сам внезапно появился у него за спиной.

– Ваше величество, позвольте поговорить с вами.

Слуга преградил ему дорогу.

– Уходите, – сказал Ян. – Я справился без вас.

– Ваше величество, ведь вы доверили мне задание.

– Я освобождаю вас от задания.

– Я нашел то, что вы искали.

– Я не стал вас дожидаться.

Начальнику стражи удалось приблизиться к королю, который тут же выхватил кинжал и приставил его к горлу смельчака.

– Я замолчу навсегда, если то, что я хочу сказать, не стоит вашего внимания.

Король отослал слугу и приказал начальнику стражи:

– Говорите.

– Я взял след девушки.

– Я вам уже сказал, что слишком поздно.

– След ведет к озеру.

– Я знаю.

– Когда идет дождь, в грязи остаются следы. Следы, которые ведут к ней, ведут к источнику.

– Мне всё это известно, – сказал Ян. – Вам что, жить надоело?

– Послушайте, ваше величество…

Взгляд начальника стражи был сосредоточенным и мрачным. Король опустил кинжал.

– Ваше величество, я должен сказать вам… Эти следы в грязи – они начинаются с берега озера.

Ян замер.

– С берега озера, – повторил Аран. – Девушка выходит из летнего дворца и направляется к источнику.

Как и все жители королевства, начальник стражи полагал, что в проклятом дворце живет старый король с дочерью. И эта дочь, если она жива и не превратилась в призрака озер, остается сестрой Яна.

Молодой король выронил кинжал, и тот застрял между половицами. Влюбленность сменилась пронизывающим холодом.

Своим рождением она убила мать. Она свела с ума отца. А теперь убивает его самого, терзая болью сердце.

Чуть позже, вернувшись с болот, Тааж понял, что король принял твердое решение. На лестнице колдун встретил обезумевшего от ужаса Арана.

Тааж стоял на пороге комнаты короля, ожидая позволения войти.

– Оставь меня одного, – приказал Ян.

 

18. Улетевшая

Ночь выдалась достаточно темной, чтобы она наконец осмелилась открыть свою тайну. Олия оттягивала этот момент с первого дня. Она почувствовала, как Илиан накрыл ее руку своей. Скоро будет слишком поздно.

– Подожди… – молвила она.

Они сидели на берегу озера в окружении деревьев, корнями уходивших в воду.

Днем деревья напоминали великанов, которые бродили по берегу озера на ходулях. Ночь была живым лабиринтом со своими тайнами.

Илиан видел в воде отражение освещенных окон летнего дворца. Он взял Олию за руку, не зная, позволит ли она сделать следующий шаг.

– Нам надо поговорить, – продолжила Олия.

Рука Илиана оставалась неподвижной на руке феи.

Из чащи доносились шелест и шорох. Он ответил:

– Я знаю.

– Нет, ты не знаешь.

– Я знаю о твоих силах.

Она вздохнула. Она не считала свою магию чем-то особенным. Хотелось бы ей, чтобы разговор шел только об этом. Да, она была феей. Они вместе могли оплакать свое будущее.

Они могли бы оплакать свою любовь и время, которое постепенно разлучит их, ведь Олия никогда не постареет, а Илиан когда-нибудь умрет. Слезы в конце концов успокоили бы их. Они прижались бы друг к другу, опустили ноги в воду, сказали, что ничто их не разлучит, мол, нечего заранее бояться…

– Королева умерла, потому что я заделала источник.

Слова Олии словно ударили Илиана по голове.

Он даже не понял, о чем речь.

– Я заделала источник, и озеро высохло.

Илиан постепенно начинал ее слышать.

– Тааж заставил меня закупорить источник, пока ты не родишься… Иначе он угрожал навсегда загрязнить его болотной тиной.

Олия говорила с усилием. С каждым словом она будто вынимала из сердца занозы или отпускала на волю маленьких черных птиц, давным-давно гнездившихся внутри.

– Я сделала это ради королевы. И ради тебя… Я хранительница источника. И я хотела, чтобы у вас была чистая вода.

Олия задыхалась.

– Но когда я разбила засохшую глину камнем и выпустила воду, было уже слишком поздно.

Тишина. Лишь баюкающие звуки озера.

Она не стала рассказывать о том, как заботилась о нем все эти годы. Живя поодаль, она каждый вечер приходила ко дворцу, чтобы оберегать его обитателей. Так она пыталась искупить свою вину. Она охраняла принца, пока тот спал. Отгоняла грабителей, подплывавших ко дворцу на лодках, ослепляя их гигантскими облаками светлячков. Опрокидывала лодки с помощью армий карликовых сомов. В конце концов люди и впрямь решили, что дворец населен злыми духами.

Теперь Олия хотела взять Илиана за руку, но он отдернул свою. И убежал прочь. Олия видела тень, вскарабкавшуюся вверх по сваям дворца и остановившуюся у фонаря.

Илиан вылез из воды и посмотрел на берег. Он различал лишь деревья во мраке. Его охватили гнев и печаль. Дни, проведенные с феей, казались теперь предательством. Он дрожал от холода. Зачем она позволила ему поверить в счастье? Ведь она разрушила его жизнь!

Если бы Илиан чувствовал лишь ненависть, всё было бы просто. Он бы проклял ту, что обманула его доверие. Но, несмотря на боль, Илиан продолжал любить. Он стыдился этой любви, этой огромной любви, которая осталась невредимой даже после потрясения. Илиан любил фею так же, как в первый день. Однако он ушел и не собирался возвращаться.

У Илиана за спиной на понтонном мосту появился Фара.

– Мой принц?

Илиан повернулся, и Фара бросился ему в ноги.

Принц поднял слугу с колен.

– Фара, что случилось?

Илиан не чувствовал в себе сил для нового испытания.

– Они приходили за вами.

– Кто?

– Ваш брат Ян и его люди.

– Мой брат…

Илиан бросился во дворец. Он прошел через зал и добрался до постели отца, увидел, что голова у короля обмотана бинтами. Илиан опустился на колени перед отцом, взял его теплую руку.

Фара последовал за принцем.

– Он жив. Уходите. Я позабочусь о нем.

– Что они с ним сделали?

– Он бросился на стражей, которые хотели обыскать бывшую спальню королевы. Они оттолкнули его, и он ударился об изголовье кровати. Вас ищут.

Голубые глаза короля приоткрылись, взгляд скользнул по лохмотьям балдахина и снова исчез под опущенными веками.

– Мой принц, – взмолился Фара, – оставьте нас. Я обо всем позабочусь. Они вернутся. У вас еще есть шанс спастись.

Илиан почувствовал, как слезы подступают к горлу.

– У вас есть шанс. Раньше там, где заканчиваются луга, работал перевозчик. Ваше преимущество в том, что вас никто не знает.

Фара добавил шепотом:

– Они ищут девочку. Ваш брат думает, что у него сестра. Так он сказал.

– Сестра?

– Все ждали принцессу. Врачи уверяли, что будет девочка.

Лицо слуги посветлело.

– Поэтому вас не найдут.

Илиан никогда не слышал эту историю. Неужели королева умерла, так и не узнав, что родила мальчика?

– Идите к морю. Ищите перевозчика. Ваши враги направились в другую сторону.

Принц посмотрел на отца, затем на Фару. Да, впервые в жизни он всерьез задумался об отъезде. Наверное, мать посоветовала бы ему то же. Она отдала свою жизнь, чтобы он жил, поэтому он не должен сдаваться.

Он подумал об Олии.

Ничто больше не удерживало его в этом королевстве.

– Ян хочет вашей смерти. Он приходил, чтобы убить вас.

Илиан поднялся. Никогда он еще не добирался до моря, но Фара рассказывал ему о перевозчике и о лугах, которые заканчивались песчаным берегом с ракушками.

– Сейчас они, наверное, уже у источника, – продолжал Фара. – Вам надо спешить.

Илиан вдруг изменился в лице, но Фара продолжал говорить, не замечая реакции принца:

– Пока они ищут там девочку, вы успеете скрыться…

Принц прошептал:

– Мой брат говорил об источнике?

– Да…

– Он будет искать девочку… у озерного источника?

Фара побледнел. Что такого ужасного он сказал?

Илиан выбежал из дворца и нырнул в темную воду. Он доплыл до песчаного берега, на котором еще не стерлись следы людей. Затем бросился в лес. Он мчался сквозь кустарники, лианы и заросли колючего боярышника. На шипах и листьях оставалась его кровь.

Ночь светлела.

Илиан подбежал к источнику, даже не думая скрываться. Прыгнул в воду и заорал что было мочи:

– Олия! Олия!

Чуть ниже, у ручья, убаюканная его журчаньем, дремала пума.

– Олия!

Илиан почувствовал, что к нему возвращается надежда. Он прошел мимо белеющего в ночи небольшого водопада.

Наверное, Олия спала внизу, там, где рокот воды перекрывал человеческие голоса.

Однако, погладив пуму, Илиан нащупал на загривке две скрещенных стрелы.

Илиан прошелся вдоль ручья, увидел цветущие ирисы. Олии нигде не было. Не было никого.

Илиан вернулся к тому месту, откуда бил источник. Ему показалось, что издали доносится рев зверя.

Он рухнул на поросшие мхом камни.

 

19. Под миндальными деревьями

Джошуа Илиан Перл не сразу вернулся в Париж.

Шесть месяцев он провел в провансальской деревне. Джошуа боялся, что полиция схватит его прямо перед лавкой Перла. Надо было, чтобы немцы успели о нем забыть.

К Терезе Пилон Джошуа пришел в первое воскресенье марта. Шагая по аллее к дому, он любовался цветущими миндальными деревьями. Погода стояла замечательная. Стволы выгибались, словно подставляя солнцу все свои стороны.

Джошуа уже бывал здесь однажды. Во время своей первой зимы на этой земле, между двумя ночами в поезде.

Еще с конца прошлого века ферма Пилон была единственным поставщиком миндаля для лавки Перла. Миндальный мармелад всегда производил фурор. Говорили, что повариха одного известного политика каждый месяц покупала килограмм этого мармелада. А мадам Перл клялась, что видела в лавке актера Жана Габена, переодетого в шофера.

С тех пор, когда порог лавки пересекал клиент, господин Перл, забавляясь, спрашивал у супруги, не переодетая ли это в сапожника королева Виктория. Но Эстер стояла на своем:

– Я видела Жана Габена, а ты просто завидуешь. Слову леди положено доверять.

Той зимой Жак Перл отправил парнишку на юг за дополнительным ящиком миндаля, чтобы запасы не истощились накануне праздников.

Джошуа впервые выезжал за пределы Парижа. И одновременно открывал для себя и чудо путешествия на поезде, и волшебный пейзаж: холмы с миндальными деревьями под снегом.

Возвращаясь во Францию после двух лет плена, Джошуа вспомнил об этом убежище.

Тереза Пилон, стоявшая у окна, издали узнала гостя, который в одиночестве брел среди цветочных облаков. Она поставила чайник и вышла на порог.

– Если вы за миндалем, придется немного подождать.

Молодой человек находился метрах в двадцати от нее, рядом с колодцем. Она говорила громко, указывая на миндальные деревья. Начался март. Миндаль обычно созревает к лету.

Мадам Пилон, разумеется, сразу поняла, что мальчик пришел вовсе не за орехами. Жестом она предложила ему сесть на каменные ступени крыльца. На секунду исчезла, вернувшись затем с двумя чашками цикория.

Молодой человек молчал. Она присела рядом.

– Внизу в виноградниках полно работы. Ты можешь помочь. А через месяц появится работа и у меня… Говорят, здесь нейтральная зона, но на самом деле у нас война, как и везде.

Джошуа огляделся.

– Вы одна?

Тереза придвинулась к молодому человеку и захлопала ресницами, словно он делал ей предложение.

– А вы? – спросила она вкрадчиво.

Перл смущенно улыбнулся. Она рассмеялась как ребенок.

Тереза Пилон овдовела четверть века назад, во время Первой мировой.

Когда жена мэра, одетая в траур, пришла сообщить печальную новость, молоденькая женщина на последнем сроке беременности прогнала ее прочь. Тереза была уверена, что та лжет. Небеса не могли так поступить с ней. Дни и ночи напролет она молилась, чтобы ее муж вернулся. И больше, чем когда-либо, чувствовала внутри себя новую жизнь.

И она сделала то, чему в детстве ее научила старая тетушка. На листе бумаги Тереза нарисовала три силуэта под миндальным деревом. Затем пошла в церковь и положила рисунок у статуи святого Иосифа. Просите, и дано будет вам.

Тереза думала, что всё исправила. Троица. С тех пор как она забеременела, Тереза представляла свою семью как троицу: она, муж и ребенок. Кроме того, она представляла себе три пары рабочих рук, которые спасут плодородные земли.

Однако на следующий день принесли гроб. Вдова, держась за живот, шла на кладбище под звуки барабанов. Рядом шествовал человек с флагом.

Разгневавшись на Господа и всех Его святых, Тереза Пилон так и оставила свой рисунок в церкви. А весной родила близнецов, двух братьев с глазами миндального цвета. Получилась и вправду троица: мать и сыновья, точь-в-точь как на картинке, желтевшей под статуей Иосифа.

– Где они? – спросил Джошуа.

– Гуляют где-то. Девушки им проходу не дают. Раньше было лучше.

Она улыбалась, попивая цикорий.

На некоторое время Джошуа стал четвертым силуэтом под миндальными деревьями. Он наблюдал за жизнью молодых людей чуть старше его. Они много работали, но по вечерам удирали развлекаться.

А Джошуа оставался наедине с Терезой Пилон и обдумывал планы на жизнь. Перлам он не написал, боясь, что письмо могут перехватить. Он волновался за приемных родителей. Тереза пыталась его успокоить.

Сначала близнецы и Джошуа втроем работали в долине у соседей. Затем собирали первый урожай. В июне созревал плоский сочный миндаль.

Тогда-то Тереза Пилон и получила заказ из лавки Перла. Она показала письмо Джошуа, словно речь шла о самом долгожданном известии на свете. А на самом деле это был простой листок голубой бумаги с надписью:

Мадам Пилон, пожалуйста, два килограмма свежего неочищенного миндаля.

С наилучшими пожеланиями,

Перл.

Джошуа узнал традиционный летний заказ. Из июньского миндаля готовили горьковатый мармелад, которым торговали до самой осени.

Это доказательство жизни очень успокоило молодого человека. Несмотря на войну и преследования, лавка Перла, как ни странно, держалась на плаву. Тереза Пилон тоже уверяла его, что Перлы в безопасности. Мармелад не еврей, не коллаборационист и не коммунист. Мармелад принадлежит к партии сахара.

Лето Джошуа Перла выдалось почти спокойным. Он учился ездить на велосипеде, изучал окрестности, отдыхая в тени платанов, бывал в деревнях в часы сиесты.

Война здесь почти не ощущалась. Семья Пилон представляла Джошуа в качестве кузена с севера. Тереза попросила сыновей называть его Джо. Французская полиция выслеживала евреев, скрывавшихся от нацистов. Так что кузен по имени Джошуа с его странным акцентом мог привлечь ее внимание.

В сентябре наступило время сбора урожая. К семье Пилон присоединилась часть деревни. Мужчины трясли ветви с помощью длинных палок. Женщины собирали орехи, упавшие в траву, и складывали в сумки. Они ходили вокруг деревьев, словно часовые. И смеялись над ленивицами, которые становились совсем близко к стволу, чтобы не делать лишних шагов.

После работы люди весело отдыхали в доме. Чистили миндаль, попивая полусухое вино. На длинных скамьях большой гостиной локоть к локтю сидели мужчины и женщины всех возрастов. Парни заранее втихаря выбирали себе соседку. Некоторые девушки пели.

Один пожилой господин рассказывал истории, от которых сердце Джо Перла сжималось. Он знал эти истории наизусть. И даже голос рассказчика напоминал голос его отца. Мужчина рассказывал о Синей Бороде, о сыновьях дровосека, о девочке со спичками, о фее, которая превращала тыквы в кареты.

Перл смотрел на горящие глаза слушателей и думал, что не всё потеряно. Злой рок изгнал его в этот мир, чтобы стереть прошлое, однако прошлое не прошло, оно светилось во взглядах детей, звучало в голосе старика. Казалось, воспоминания о чудесах возникали по любому поводу: и в горе, и в радости. Стоило людям перед сном собраться у камина, и дверь в волшебный мир приоткрывалась.

Перлу оставалось лишь найти способ войти туда.

В следующие дни Джошуа часто бывал в помещении, где сушили миндаль. Орехи лежали прямо на полу, как ковер, и Джошуа медленно шагал, по колено в миндале, представляя, что пробивается сквозь бурный поток. От запаха миндальных пирожных кружилась голова.

В кармане Джошуа носил записку из лавки Перла, полученную в начале июля, где говорилось, что миндаль доставили. На обратной стороне листка Жак Перл уточнял детали осеннего заказа.

Джошуа нравились мелкий почерк Жака Перла и эмблема лавки. Он скучал по голосу госпожи Перл и обещал себе, что проведет зиму в Париже, в магазине, который оставался для него единственным местом на земле, где он чувствовал себя как дома.

В конце октября Тереза Пилон отправила заказ. Она сделала это заранее, до условленной даты, и положила в подарок маленькие пирожные и сушеные фиги. Всё вместе заняло три больших ящика, в которых Джошуа с удовольствием бы спрятался, чтобы добраться до дома.

Спустя неделю, когда уже стали созревать оливки, Тереза Пилон, возвращаясь из деревни, обнаружила все три ящика у колодца. К ним прилагался сложенный листок бумаги с именами Жака и Эстер Перл и надписью:

УЕХАЛИ БЕЗВОЗВРАТНО

Тереза бегом бросилась к дому. Она сошла с дороги и теперь петляла меж зеленых дубов. Вдали слышались голоса и смех. Вскарабкавшись на каменную насыпь, она вскоре очутилась в оливковой роще. Джошуа собирал оливки вместе со всеми. Он первым увидел ее.

Тереза приблизилась и что-то зашептала ему на ухо.

Он выронил ведро. Оливки рассыпались по траве.

 

20. Голубая туфелька

Понадобилось несколько дней, чтобы добраться до Парижа. Джошуа ехал на нескольких поездах, цепляясь за товарные вагоны. По оккупированным территориям он пробирался осторожно, словно по лесным дорожкам в королевстве своего детства. Спал на соломе в конюшнях или в сараях среди инструментов.

Вечером десятого ноября он вошел в Париж. Моросил дождь.

Лавка Перла была закрыта железными шторами. Оглядевшись, Джошуа увидел и другие запертые магазинчики. Пустынную улицу омывал дождь. Опущенные жалюзи еще ничего не значили. Может, Перлы взяли выходной. Одиннадцатого ноября все-таки праздник, хоть оккупационная армия и запретила отмечать годовщину ее поражения в 1918 году.

Он зашел под козырек, чтоб укрыться от дождя, и заметил на деревянной отделке витрины надпись:

Перлы – свиньи!

Было видно, что кто-то тщетно пытался стереть написанное.

Джошуа отступил на противоположный тротуар. Теперь он стоял на том же самом месте, с которого Жак Перл спас его несколько лет назад. И дождь шел такой же, как тогда.

Куда они подевались? Что здесь происходило в последние месяцы?

Подняв глаза на окна квартиры Перлов, Джошуа вдруг увидел мелькнувший на секунду слабый свет.

Надежда! Они спрятались в доме. Они держатся, несмотря ни на что.

Джошуа обогнул здание, толкнул дверь, взлетел по лестнице. Он пытался унюхать аромат жареного мяса, или тмина, или запеканки с сыром… Любой запах, позволяющий надеяться на лучшее. Джошуа оттягивал момент истины и связанную с ним боль. Но на лестнице пахло лишь отравой для крыс.

Джошуа постучал в дверь и стал ждать.

Потом постучал еще и еще раз. Ему показалось, будто он услышал легкий шорох внутри. Или это его сердце билось под пальто? Он спустился на пару ступенек, нагнулся и приподнял люк, под которым хозяева обычно прятали ключ. Затем вернулся к двери, но отпереть не смог. Мешал другой ключ, торчавший в замке с той стороны. Квартира была заперта изнутри.

В глубокой задумчивости он опустился на ступени.

Спустя несколько минут Джошуа уже шел по улице Сентонж. У дома номер двадцать четыре он остановился. Там жил штукатур с тремя дочерьми, у которых Джошуа провел свою последнюю рождественскую ночь перед войной.

На лестничной площадке он встретил самую молоденькую из девушек, Колетт, которая расплакалась при виде старого друга. Она и двух слов не смогла выговорить, а только взяла Джошуа за руку и отвела наверх. Вся семья сидела за столом. Старшие дочери уставились на Джошуа как на привидение. Отец встал и молча пожал ему руку.

– Где они?

Штукатур не отвечал. Его супруга тоже поднялась и проговорила:

– Их взяли в августе. Тогда забрали почти всех торговцев в квартале. Только в нашем доме четыре семьи.

– Где они?

– Никто не знает.

Отец семейства открыл рот, но так и не смог заговорить. Супруга продолжала:

– Муж трижды ходил в мэрию и в префектуру, чтобы выяснить, где они. Дочь мясника была лучшей подругой нашей младшей.

За спиной у Джошуа Колетт продолжала плакать. Старшая, Сюзанна, сидела неподвижно, как истукан, потрясенная тем, что он вернулся.

– Вы должны спрятаться, – произнесла мать.

Джошуа не верил своим ушам.

– Тебе есть куда пойти? – спросила Сюзанна.

– Я видел свет.

– Где?

– В квартире.

Штукатур вздохнул:

– Мальчик мой…

– В квартире кто-то есть.

– Нет. Там никого.

– Клянусь, я видел свет.

Штукатур взял Джошуа за плечо и прижал к себе.

Его жена снова спросила:

– Куда вы теперь пойдете?

– Там кто-то есть. В квартире кто-то есть, – повторял молодой человек.

Сюзанна встала из-за стола.

– Я схожу с ним. Мы проверим квартиру и вернемся.

Родители позволили. Час был еще не поздний.

В прихожей Сюзанна накинула шерстяной платок. Джошуа последовал за ней.

Они шагали по улице бок о бок. Несмотря на свои семнадцать, Сюзанна под зонтиком походила на взрослую даму. Война старит.

Они приблизились к лавке, посмотрели на окна второго этажа. Дождь усиливался.

За занавесками не было никакого света.

Они зашли в дом.

На площадке Джошуа достал из кармана ключ. На этот раз замочная скважина оказалась свободной. Молодой человек остановился.

– Когда я заходил в первый раз, квартира была заперта изнутри.

– Может, ключ с другой стороны выпал, – сказала Сюзанна.

Они переступили порог.

Джошуа принялся искать упавший ключ, однако ничего не нашел.

Квартира была погружена во мрак. Электричество не работало.

– Смотри.

На тумбочке в прихожей Сюзанна нашла две свечи и спички.

Они зажгли огонь и стали ходить по комнатам. Джошуа дрожал от холода, с его волос капала вода.

Всё в квартире было в полном порядке: кровати заправлены, посуда вымыта. Однако Сюзанна помнила, что Перлов арестовали на рассвете. Прекрасным летним утром.

Сюзанна смотрела на Джошуа, который склонился над свадебной фотографией Жака и Эстер. Девушка казалась не менее взволнованной, чем он.

– Месье Перл рассказывал моему отцу, что ты был в плену у немцев. Они могли бы воспользоваться этим, чтобы спастись. Родителей заключенных не трогают.

Молодой человек не отреагировал, и она прибавила:

– Но господин Перл говорил, что это было бы нечестно, ведь на самом деле ты им не сын.

В полутьме Джошуа кивнул.

– Если ты им не сын, то кто же ты? Может, ты вообще не еврей? Может, тогда ты останешься с нами?

Теперь он, конечно, понимал, как глупо было стать Джошуа Перлом накануне войны. Всё равно что добровольно превратиться в куропатку перед большой охотой.

– Я видел свет, – повторил он в который раз.

Он провел рукой по мебели. И не обнаружил пыли. Сюзанна смотрела на пальцы Джошуа.

– Я могу уехать с тобой, – сказала девушка.

Он обернулся.

– Я бы хотела уехать с тобой, – произнесла она, прислонившись к стене возле окна в гостиной.

Джошуа увидел, что Сюзанна плачет, и шагнул к ней. Но споткнулся о какой-то предмет, лежавший на ковре. Он наклонился и поднял женскую туфельку, нечто вроде балетки из голубой кожи. Мадам Перл никогда не носила ничего подобного.

– Твоя? – спросил Джошуа.

– Нет.

А он уже позабыл и о слезах Сюзанны, и о своем сочувствии. Он не мог отвести взгляд от туфельки.

– Может, девушка, которая работала в магазине, забыла, – предположила Сюзанна.

Джошуа вспомнил: Жак Перл писал ему, что у них появилась помощница.

– Как ее звали?

– Леа.

– Она жила здесь?

– Нет.

– Где она?

– Скорее всего, тоже попала в облаву.

Джошуа вспомнил фотографию лавки и маленькие следы на снегу, возможно, принадлежавшие Леа. Теперь все следы были навеки стерты. Он спрятал туфельку в карман.

– Если тебя найдут со мной, тебя тоже схватят, – сказал он Сюзанне.

В окно бил дождь.

– Да и погода для побега не подходящая.

– А ты? – спросила Сюзанна. – Куда ты отправишься?

Он не ответил. Огляделся в последний раз, чтобы запомнить маленькую квартирку. Они вышли. Джошуа дважды повернул ключ и положил его на место. Затем проводил Сюзанну до дома. Наверх он решил не подниматься. Девушка героически прижимала зонтик к груди.

– По крайней мере, я хочу видеть, как ты уходишь.

Он пошел прочь по лужам. И ни разу не обернулся.

Недалеко от Сюзанны другая девушка тоже смотрела ему вслед. Она стояла на мостовой босиком, держа в руках голубую балетку.

Сам того не зная, Джошуа уносил с собой ее вторую туфельку. Ту самую, которую она потеряла, бросившись прятаться за шторой. Ту самую, которая остановила его в шаге от Сюзанны.

 

21. До конца сражений

Когда Джошуа Перл тайно пересекал демаркационную линию, чтобы вернуться в нейтральную зону, за ним по пятам двигались немецкие танки. Погруженный в свою печаль, Джошуа не знал, что именно этот день, 11 ноября 1942 года, Гитлер выбрал, чтобы захватить юг и целиком оккупировать Францию.

Руки в карманах, Джошуа подходил к ферме Пилон, любуясь полной луной. Земля между деревьями выглядела вспаханной.

Он успел отметить, как переливается черепица на крыше, и вдруг из темноты выскочили двое и повалили его в канаву.

Чей-то голос тихо приказал не двигаться. Неподалеку хлопнула дверца автомобиля. Шины прошелестели мимо.

– Это полиция, – прошептал кто-то.

Джошуа наконец узнал нападавшего. Это был один из близнецов Пилон. По-бандитски повязанный платок скрывал почти всё его лицо.

– Тебя поджидают уже четыре ночи, – объяснил второй парень. – Хорошо, что всё позади. Добро пожаловать.

Он протянул Джошуа грязную руку, чтобы помочь подняться. Прием показался тому грубоватым. Теперь у него всё болело.

Незнакомец продолжал:

– На следующий день после твоего отъезда за тобой явились. Кто-то настучал в полицию, жандармы перерыли весь дом, нашли оружие.

– Какое оружие? – удивился Джошуа.

– Наше.

В двух словах спасители объяснили ему, что уже давно участвуют в Сопротивлении. А их девушки, Констанс и Жюльет, на которых так часто жаловалась Тереза Пилон, – это вовсе не девушки, а кодовые названия операций.

Когда на ферму наведалась полиция, близнецы, к счастью, были в отлучке, занятые подготовкой очередной диверсии. Домой они больше не вернулись и обосновались на пустоши, где организовали небольшой партизанский отряд. Они даже не успели проститься с матерью, и Тереза Пилон осталась со своими миндальными деревьями одна.

Десятки людей, живших в заброшенных овчарнях на вершинах провансальских плато, приняли Джо Перла как брата по оружию.

Их предводитель называл себя «капитан Александр».

Он был высоким и широкоплечим. Он работал за столом в углу. За окном виднелся фонтан. На известковой стене висела репродукция старинной картины, где женщина освещает свечой путешественника.

Капитану представили Джошуа.

– Как тебя зовут?

– Перл.

Джошуа смотрел на картину. Капитан Александр сидел над открытой тетрадью с карандашом в руках.

– Тебе необходимо боевое прозвище. Никто здесь не называется своим настоящим именем. Откуда ты родом?

– Издалека.

Александр улыбнулся. Написал несколько слов. Они не имели отношения к Джошуа. Стоя в трех шагах, тот смог прочесть их: «печаль» и «кристалл».

– Ну? Как ты назовешься?

– Илиан.

– У тебя есть невеста?

Илиан не ответил. Но его глаза вспыхнули.

– Как ее зовут?

– Олия.

Уже очень давно он не произносил этого имени вслух.

Предводитель партизан внимательно посмотрел на Джошуа. Тот успокоил его:

– Она не помешает работе.

– Ты не должен встречаться с ней. До конца сражений мы все здесь живем как монахи.

– Даю слово. Я ее не увижу.

Бои шли почти три года.

Илиан оказался в самом сердце невидимой армии, которая разбросала свои войска от гор до моря. Илиан прятался, выслеживал, взрывал вражеские машины, зажигал сигнальные огни для самолетов, что по ночам сбрасывали привязанное к парашютам оружие. Он заметал следы, каждый вечер меняя укрытия. Днем он представлял себя цикадой, вечером – сверчком. Зимой становился белым зайцем, который полностью сливался со снегом.

Часто он оставался в одиночестве, получая записки с приказами из рук посланников где-нибудь в перелеске. Он редко видел других партизан и почти никогда не встречался с Александром.

Тем сильнее запомнился ему один их разговор. Как-то ночью они оказались вдвоем на лавандовом поле, ожидая самолета, который должен был сбросить оружие. Самолет всё не прилетал.

Джошуа сидел на корточках. Он был идеально неподвижен, даже не моргал. Сидел и слушал дыхание командира, который положил перед собой кольт.

Молчание длилось долго. Когда Александр наконец заговорил, Перлу показалось, что всё это время капитан читал его мысли. Каждое слово поражало Джошуа в самое сердце и озаряло его жизнь светом.

– Скажи мне еще раз ее имя.

– Какое имя?

– Невесты.

– Олия.

– Ты думаешь о ней? О том, что с ней происходит в эту самую минуту?

– Нет.

– Почему?

Илиан не ответил.

– Ты должен ее вообразить, – сказал Александр.

– Я не хочу.

– Всё начинается с воображения. Жизнь следует за воображением, как маленькая собачонка. Когда люди поверят в это…

В темноте капитан сделал жест, который Перл угадал лишь по шуршанию рукава. Этот жест говорил о войне. Александр прибавил:

– Всё это кончится, и ты снова увидишь Олию.

Неужто он и вправду слышал, как вскипают в глубинах души секреты Джошуа Перла?

– Увы, никто не готов поверить… – продолжал Александр. – Всем нужны доказательства, понимаешь?

От этого разговора Джошуа растерялся и в то же время почувствовал себя чуть менее одиноким.

– Им понадобятся доказательства.

Самолет так и не прилетел. Ни один парашют с оружием не опустился на лавандовое поле. На рассвете Александр и Джошуа расстались.

Однако благодаря этому странному ночному разговору Перл испытал нечто вроде озарения.

Тааж обрек Илиана на ссылку, из которой тот тщетно искал выход. И вдруг он понял, что нужно попытаться изменить сам мир, куда его заточили. Мир, чьи обитатели не верили в реальность волшебных королевств, откуда он родом. Лишь сомнение – тюрьма. Но он разрушит ее с помощью доказательств. И тогда сможет вернуться домой наперекор судьбе.

Илиан найдет доказательства. Соберет их воедино, одно за другим.

А пока он будет выживать.

Иногда случались предательства.

Капитан Александр говорил, что война превратила его в чудовище правосудия. Потому что даже самые праведные сражения чудовищны.

Во время великих сражений происходили и чудеса: люди совершали подвиг, жертвуя собой.

Однажды Джошуа Перл проснулся в стране, где царил мир. Враг был повержен.

Джошуа присутствовал при встрече Терезы Пилон с сыновьями. Стоя чуть поодаль со шляпой в руках, он испытывал смущение. Его пытались вовлечь в общее веселье, однако теперь он чувствовал себя лишним в миндальных владениях.

На следующее утро, когда все еще спали, Перл решил уйти. Одеваясь на кухне, он обнаружил на столе небольшой пакет с надписью «Илиан».

Кто-то догадался, что утром Илиан уйдет.

Он сунул пакет в сумку, не распечатывая. Оставил это удовольствие на потом.

Проходя мимо миндального дерева, сорвал про запас пригоршню орехов. На дворе было 20 августа 1944 года.

Спустя два часа на дороге он увидел колонны солдат-освободителей. Дети сидели верхом на пушках. Он запрыгнул в одну из праздничных повозок, как запрыгивают в автобус, и три дня ехал на север в обстановке ярмарочного веселья.

Лишь на въезде в Париж Джошуа Перл подумал, что пора наконец открыть маленький пакет.

Он сразу же узнал длинную кожаную повязку и веревку, завернутые в тетрадный листок.

Все звуки вдруг потускнели, смешались, превратившись в сплошной глухой гул.

Он держал в руках пращу из своего детства. Ту самую, с которой не расставался вплоть до последней ночи, когда покинул королевство. Предмет из другого мира настиг Джошуа в его ссылке.

Внутри свертка на голубом разлинованном листке старательным детским почерком были выведены слова капитана Александра: «Им понадобятся доказательства».

 

22. Ведьма

– Кого вы заперли в стеклянной комнате? – спросил Тааж, внезапно появившись в помещении охраны.

Начальник стражи шел быстро, но старый Тааж не отставал ни на шаг.

– Его величество не сказал вам? – спросил Аран.

– Нет.

Тааж знал только, что кого-то поймали возле источника. Ян всё меньше поверял ему свои планы. После трех лет заключения Тааж вернулся, чтобы служить молодому королю, но своей прежней власти пока вернуть не мог.

– Кто в комнате? – повторил он.

Аран знал о магии Таажа и не хотел с ним связываться.

– Я бросил туда раненую львицу, – ответил он, чтобы что-то ответить. – Она трижды превращалась.

– В кого?

– В ласку, в птицу, затем в львицу. Больше мне ничего не известно. Даже король не знает ее имени.

Аран ускорил шаг. Он только что вернулся с осмотра укреплений и насквозь промок. Снаружи бушевала настоящая буря. Ураганный ветер вздымал огромные волны и пригибал к земле старые кедры.

По коридорам сновали стрелки с фонарями. На стенах висело оружие.

– Позволь мне подняться в стеклянную комнату, – попросил Тааж.

– Приказано никого не впускать.

– Этот приказ не касается меня.

– Помню, раньше вам не нравилось наверху…

Тааж вздрогнул. Он тоже помнил годы, проведенные в этой ужасной одиночной камере, чьи стеклянные стены убивали магию. Он сам когда-то построил ее для заточения непокорных колдунов.

– Если король прикажет вас впустить, я повинуюсь, – сказал Аран.

Когда они проходили через решетчатые ворота, к ним присоединилось еще четверо стражников, и Таажа мягко выпроводили вон.

Аран и его люди поднимались на самый верх черной башни. Становилось всё холоднее. Казалось, лестнице не будет конца. Ветер свистел оглушительно. Сквозь бойницы иногда было видно, как над морем птицы борются с бурей. Аран оставил людей на ступенях и вошел к королю один.

Дверь закрылась, воцарилась тишина.

Молодой король сидел перед огромным окном идеально квадратной формы.

Стекло, как в витраже, делилось на небольшие фрагменты, со свинцовыми швами между ними. Добавление ртути позволило сделать окно абсолютно прозрачным снаружи, но зеркальным изнутри. Узник, глядя в него, видел лишь свои многочисленные отражения, от которых начинала кружиться голова.

Аран не сразу заметил Олию. Он даже решил, что король созерцает пустую камеру. Подойдя ближе, начальник стражи наконец разглядел пленницу.

Она сидела в углу комнаты. Она думала, что обнаружила так называемый мертвый угол, где ее не будет видно. Олию заперли ночью. Обессиленная, она уснула, чтобы хоть ненадолго забыть о кошмарной погоне.

Накануне у источника белая пума первой почувствовала присутствие Яна и его стрелков. Еще не спавшая Олия услышала, как подстреленное животное упало на землю. Стрелки увидели вскочившую девушку. Ее тоже прострелили бы насквозь, и не один раз. Но король приказал взять ее живой.

Однако в следующую секунду, когда девушка превратилась в ласку и скрылась в колючем кустарнике, король понял, что они играют не на равных.

Новый приказ гласил: поймать живой или мертвой.

На Олию обрушился дождь стрел. Она вскарабкалась по стволу, добралась до вершины и перепрыгнула на соседнее дерево. После смерти королевы она долгое время была лаской и отлично знала, как выручает в сложных ситуациях тело-ракета и хвост, позволяющий держать идеальное равновесие.

Итак, в ночи ласка перескакивала с дерева на дерево.

Однако лучники короля были лучшими в королевстве, и стрелы пролетали совсем близко от феи. Ветер помогал ей, облегчая прыжки и сдувая стрелы в сторону. Но когда одна из них чуть не пригвоздила ее к стволу, фея поняла, что ласка не справляется. Она спрыгнула на землю, спряталась в папоротниках и спустя секунду вылетела оттуда стремительной ласточкой. Еще мгновение – и она бы очутилась высоко, почти среди звезд, но стрела пронзила ей крыло.

Олия закрутилась в воздухе и стала падать. Мимо со страшной скоростью проносились леса, озеро, красный горизонт. Вокруг продолжали свистеть стрелы.

В прошлом Олии доводилось бывать и маленькой колибри, и лягушкой, и даже бабочкой, пойманной детьми. Но никогда в жизни она не чувствовала себя такой хрупкой. Бессмертие делало ее бесстрашной.

Но в эту ночь Олию внезапно охватил страх. Что-то изменилось, но что? Совершенно новое чувство переполняло маленькое крылатое существо, стремительно падавшее с небес. Встреча с Илианом всё перевернула.

Хрупкость. Это открытие заставило ее очнуться. В последний момент тень Олии вдруг стала расширяться, и уже новое тело опустилось на мягкий ковер из опавших листьев. Рана, однако, не зажила. Передняя лапа львицы болела так же сильно, как душа после расставания с Илианом.

Она слышала голоса стрелков, искавших мертвую птичку. Преодолевая боль, львица углубилась в чащу. Вскоре остановилась, зализывая рану. Ей показалось, теперь голоса звучат где-то вдали.

Внезапно, подняв голову, львица увидела прямо перед собой Яна. Она замерла. Король внимательно смотрел на нее.

В кустах послышались шорох и чье-то дыхание. На львицу накинули сеть. Ей было слишком больно, чтобы снова превращаться – в крысу или в пыльцу. Даже Илиан издалека услышал ее отчаянный рев. Олия позволила себя поймать.

Аран и король с любопытством разглядывали пятнадцатилетнюю девушку, которой стражи бросили мужскую одежду. Она разорвала одежду и сделала себе что-то вроде плаща. В стеклянной комнате шторм совсем не ощущался.

Перед Яном в алых ножнах лежал меч.

Аран знал, зачем его вызвали. Он десять лет прослужил королю, выполняя самые страшные приказы. По велению короля он мог бы совершить даже самоубийство. Однако на сей раз Аран чувствовал, что работа окажется непосильной.

Он рискнул спросить:

– В роду вашего величества бывало такое?

– Что?

– Феи.

Ян молчал. Он знал, что феи происходят только от фей. Его родная сестра никак не может быть феей.

– Надо спросить у старого слуги из летнего дворца, – продолжал Аран. – Я могу его вызвать. Если она ваша сестра, он подтвердит это.

– Нет. Останься. Здесь нет никаких фей.

Король не сводил глаз с Олии.

– Она ведьма. Она родилась от крови своего первого преступления. Она выросла с кровью на руках и была проклята. Она не фея, а ведьма.

Слова короля, безусловно, не имели никакого отношения к той, что находилась за стеклом. Это было самое милое, чистое и светлое создание, какое Аран когда-либо видел. Пленница, несомненно, обладала магией, но не темной.

– Возьми мой меч, – приказал король.

Девушка держалась за раненое плечо. У нее была белая кожа, кое-где расцарапанная во время погони. Она наверняка мерзла в своем плаще из лохмотьев, но одеваться не желала.

– Тааж… – вдруг произнес Аран. – Тааж сможет сказать, ведьма ли она.

Ян, казалось, заколебался.

Закрыв глаза, Аран ждал его решения. Где найти силы, чтобы с мечом в руках войти в эту комнату и увидеть, как хрупкое создание сожмется от ужаса в своих лохмотьях? Как поднять на нее оружие?

– Я не доверяю Таажу, – сказал король. – Возьми меч и убей ее.

Аран вдруг заговорил так, как никогда не осмеливался.

– Позвольте мне на минуту забыть о том, что я солдат, ваше величество.

Он продолжал, удивленный, что еще жив:

– Я наблюдал за вами, пока вы искали эту девушку. Если есть шанс, что…

– Замолчи!

– Если есть шанс, что никакие кровные узы…

Ян выхватил меч из ножен.

– …Что никакие кровные узы не связывают вас… Надо воспользоваться этим шансом…

Ян потряс мечом. И со всей силы ударил по стеклу, которое громыхнуло, но не разбилось.

По другую сторону Олия подскочила на месте. Она посмотрела прямо на короля и начальника стражи, словно могла их видеть. Случайно встретившись с ней взглядом, Ян сдался. Он тихо выпустил меч и закрыл лицо руками.

Меч упал на каменный пол, звякнул и затих.

– Приведи Таажа.

Позже на башню поднялся старый колдун. Он поклонился королю, который в одиночестве стоял на последней ступеньке. В бойницах свистел ветер. Тааж сразу догадался, что Ян плакал, хотя слезы уже высохли.

Хриплым голосом король объяснял, в чем дело. Тааж мягко кивал. Ему казалось, что вернулись те времена, когда Ян и шагу не делал без его согласия. Уже много лет король не обращался к Таажу с таким уважением. А когда речь зашла о девушке, он даже положил голову на плечо старика и заплакал как ребенок.

Тааж обнял его, утешая, и обещал, что поговорит с пленницей и всё выяснит.

Внезапно Тааж ощутил прикосновение металла к голове. Ян незаметно достал кинжал и приставил к виску крестного рядом с ухом – туда, где так легко проткнуть череп.

– Войдите в эту комнату, Тааж, но не приносите мне дурных известий. Вам ясно, дорогой мой крестный?

Тааж слышал тяжелое дыхание короля и чувствовал, как острие кинжала давит на висок.

– Если скажете, что она не заслуживает смерти, – прибавил король, – не забудьте добавить, что она меня полюбит.

Голос Таажа не дрожал.

– Я скажу вам правду, ваше величество.

– Твоя жизнь в ее руках. Как и моя.

Ян поцеловал старого колдуна в лоб и медленно убрал кинжал.

 

23. В комнате

Король резко втолкнул Таажа в комнату. Тот упал на стеклянный пол.

Дверь захлопнулась.

Олия вскочила. При виде колдуна в ее глазах вспыхнула львиная ярость.

– Я даже забыл о твоем существовании, – мягко произнес Тааж.

Она, однако, отлично помнила, как пятнадцать лет назад по его приказу заблокировала источник и этим погубила королеву.

– Ты должна будешь мне помочь, – сказал Тааж.

Он хотел, чтобы Олия поверила, будто он тоже пленник. Король согласился на эту хитрость. В стеклянной комнате магия не действовала, поэтому Тааж должен был своими силами заставить фею подчиниться. Он надеялся, что она будет сговорчивее, если он притворится соседом по камере.

Зеркала вокруг них показывали свой бесконечный калейдоскоп. Тааж вспомнил годы заточения. Вспомнил, как бился головой об эти стеклянные стены.

– Мы должны помочь друг другу, – с тревогой повторил он.

Судя по выражению лица, Олия вовсе не собиралась помогать колдуну. Но чтобы выйти отсюда живым, он должен был нащупать ее слабое место.

Властелин болот размышлял. Если он скажет, что Олия Яну не сестра, то спасет и свою жизнь, и ее. А еще вернет доверие короля. Однако если фея останется в живых, она будет ему вечной угрозой. Ведь она в любой момент может рассказать о преступлении, которое он некогда задумал и совершил ее руками.

– Ты знаешь, почему ты здесь?

Олия считала, что молодой король мстил за мать, которую она невольно погубила, осушив озеро. Но фея не ответила.

– Король хотел сразу тебя убить, но еще не сделал этого, – продолжал Тааж. – У тебя больше шансов, чем у меня. Может, ты и выберешься отсюда.

Ее взгляд стал немного внимательнее. Он опустился на колени, словно желая приблизиться к дикому зверю.

Ян внимательно наблюдал за ними. Он ничего не слышал. Зато видел лицо Олии, многократно повторенное в зеркалах.

Тааж говорил очень мягко. В стеклянной комнате приходилось очаровывать без помощи магии. Это было непривычно.

– Король хочет знать, фея ли ты. Я знаю, что ты фея.

Он улыбнулся.

– Но этого ответа ему мало.

– Я больше не хочу быть феей, – вдруг призналась Олия.

Слова сами сорвались с губ.

– Почему?

Она тут же пожалела о своей откровенности, которой Тааж не преминул воспользоваться.

– Тогда позволь королю любить тебя.

Он уловил во взгляде Олии любопытство. Уверенный, что нашел выход, он вкрадчиво продолжал:

– Лишь поцелуй принца может лишить фею дара. Все об этом знают.

Колдун не лгал. Речь шла о древнейшем магическом законе.

Такой поцелуй разом бы всё решил. Тааж отдал бы королю фею и одновременно лишил бы ее сил, обезопасив себя. Ведь заставить обычную девушку молчать не так уж трудно.

– Неужели ты никогда не слышала об этом?

Конечно, нет. Кто бы, интересно, мог ей рассказать такое? Она постигала магические законы лишь на собственном опыте.

Олия обдумывала новость. Так вот откуда та хрупкость, которую она чувствовала в себе уже несколько месяцев. Любовь к Илиану меняла ее. Достаточно было одного поцелуя, чтобы завершить превращение.

Тааж не догадывался, о чем она мечтала. Его заботило другое.

– Никому не говори, почему умерла королева. Ладно?

Олия удивилась. Значит, король ни о чем не знал и заточил ее не из мести.

– Делай, как я сказал, и получишь свободу – в том числе и от своей магии. А потом замолвишь за меня словечко перед королем…

Олия приняла послушный вид и стала выглядеть еще моложе. Тааж поверил в победу.

– Заключим соглашение, – произнес он, протягивая ей руку.

Колдун заранее договорился с королем: рукопожатие будет означать, что пора вытаскивать его из комнаты.

Олия смотрела на руку Таажа. Ее ладонь по-прежнему сжимала раненое плечо.

Внизу, в другой башне зимнего замка, молодой человек переодевался в стрелка, чтобы слиться с толпой. Ему удалось войти незамеченным. Он пришел сюда впервые, хоть и был принцем, законным наследником трона.

Илиан знал, что Олия где-то в замке. Он собирался ее спасти.

Тааж всё еще держал свою костлявую руку у лица феи.

– Поторопись. Я боюсь, что за мной придут.

Олия словно еще раздумывала, хотя на самом деле сомнений у нее не осталось. Как отказаться от поцелуя принца? Кончиками пальцев она прикоснулась к руке Таажа. Колдун и фея заключили соглашение.

Вскоре дверь открылась. Двое стражников схватили колдуна и потащили за собой. Король ждал в соседней комнате.

Никто не заметил, что Олия бесшумно скользнула по полу и прижалась к двери. Она задыхалась, сознавая, что магические силы в нескольких сантиметрах от нее, по ту сторону двери, за пределами стеклянной комнаты.

Олия толкнула дверь, которую еще не успели запереть.

Стрелки, увидев фею, не двинулись с места. Их было много, они были вооружены и стояли у нее на пути. Стоило ли им бояться, что она ускользнет?

Тем не менее Олия постепенно пересекала порог и на глазах у стражей растворялась в воздухе, вновь обретая магию.

Миг – и она полностью исчезла.

Пораженные стражи и колдун оглядывались вокруг. Ян, казалось, обезумел от ярости. Он размахивал мечом, сражаясь с невидимкой.

Напрасно.

– Она здесь! – заорал вдруг Тааж. – Не двигайтесь!

Он знал, что она не может просто испариться.

Стрелки замерли, затаив дыхание.

Тааж присмотрелся к мечу короля. На позолоченном лезвии сидела муха.

– Вот она! – завопил колдун.

В ту же секунду муха превратилась в синюю змею, и Ян отпрыгнул, как испуганный ребенок. Змея молниеносно скользнула к выходу. Послышался щелчок, словно кто-то открыл зонт. Летучая мышь распахнула крылья.

Тааж понял, что остается только одно. Он присел на корточки, сжался и обернулся плешивым псом, который бросился вслед за Олией.

Миновав стражей, летучая мышь спикировала на пол и воскресла лаской – как в старые добрые времена. Она юркнула мимо чьих-то ног и бросилась вниз. Старый пес преследовал ее, тяжело дыша. Изо рта у него шла пена. Он бросался на тех, кто преграждал ему дорогу, принимая за бешеную собаку. Черно-белая ласка мчалась по лабиринту замка.

На первом этаже Тааж потерял след. Ласка исчезла. Он еще некоторое время побродил в темноте и наконец выдохся.

Позже стрелки обнаружили старого колдуна в чулане и отвели к королю.

Олия спряталась под скамьей в пустой комнате.

Она была начеку. Она уже не думала о своих преследователях, о предательской плешивой собаке, о стеклянной комнате.

Она думала лишь о нем.

Она чувствовала его присутствие.

Он находился где-то рядом, в замке. Она знала, что он пришел за ней.

На крепостной стене от людей, наблюдавших за ночной бурей, Илиан услышал, что кто-то сбежал.

– Девушка?

– Кажется, ведьма.

Солдаты говорили с Илианом как со своим парнем. Вскоре он узнал, что получен приказ обыскать башни. Однако никто не решался отправиться туда, опасаясь встретиться с ведьмой лицом к лицу.

Илиан вызвался сходить.

Он шагал против ветра мимо черных бойниц. Он должен был найти Олию первым.

Но первой Илиана нашла сама фея. Еле держа равновесие из-за порывов ветра, она шагала по узкому карнизу, как вдруг на крутом повороте увидела удалявшуюся тень. Чтобы не упустить его, она просто прыгнула в никуда.

– Олия.

Она поднялась перед Илианом уже в человеческом облике, дрожа от холода.

Он обнял ее.

Молодых людей нашли в объятиях друг друга на чердаке замка.

Фею вырвали у Илиана из рук.

– С кем она была? – кричал король, готовый убить кого угодно. – Кто он?

Тааж с первого взгляда узнал принца. Тот был очень похож на покойную королеву. Пытаясь спасти свою шкуру, старый колдун произнес:

– Это ваш брат.

Занималась заря. Ветер теплел и разжигал в короле жажду мести.

Олию заперли в обычной камере, поскольку за ночь она навсегда лишилась магии.

Отныне она больше не фея.

А просто девушка, чуть более растерянная, чуть более пылкая и чуть более красивая, чем все остальные. С обрывком пращи на запястье.

Принца Илиана отдали Таажу, чтобы тот казнил его у плавучего маяка. Однако колдун боялся проклятия, которое грозило тому, кто прольет королевскую кровь. И не исполнил приказа.

Тааж отправил Илиана в бессрочную ссылку.

Олия исчезла. Спустилась из окна по веревке, сделанной из одежды. Сбежала посреди ночи.

После ее побега в королевстве настали темные времена. Народ, раздавленный безумствами правителя, превратил Олию в свою героиню. О ней слагали легенды, в которых она то покоилась на дне океана, то готовила страшную месть… Так обычно и рождаются истории: достаточно маленькой тайны и смутного времени.

Только Тааж и сторож плавучего маяка знали, что произошло в последние секунды пребывания Олии в королевстве.

Прискакавший верхом колдун обнаружил на маяке Олию. И на всякий случай проклял ее. Она сама упросила его это сделать. Олия надеялась, что проклятие колдуна унесет ее туда же, куда отправился Илиан.

Однако бывшей фее пришлось согласиться на одно страшное условие. Чтобы очутиться в одном мире с возлюбленным, она должна была пообещать, что он никогда не увидит ее. А если вдруг это случится, Олия исчезнет навеки.

Пятнадцатилетняя девушка прибыла на землю тем же сентябрьским вечером. Во время той же грозы. Когда на всех колокольнях Парижа пробило полночь.

Илиан опередил ее всего на пару часов.

Он уже стоял у окна в доме Перлов и, закутавшись в красное одеяло, пил дождевую воду.

Как бы он был счастлив, если бы знал, что в эту самую минуту она в своей белой рубашке проходит внизу по улице и, задрав голову, смотрит прямо на него.