Мы продвигаемся в глубь неведомой земли нарочито беззаботной походочкой. Локти выставлены, руки в боки. Картинно опираемся ногой на любой подходящий камень. Слева все время река, как нам и говорили. Справа все время холмы. У каждой телефонной будки останавливаемся и звоним. Связи часто нет из-за ураганных ветров и льда. Командор говорит, что мы уже в зоне контакта. Пора, сказал он нам по телефону, искать те странные двойные следы — маленькие, почти мальчишеские, и необычайно изящные. «Залезайте на деревья», — говорит Командор, — «или на телефонные столбы, в общем, куда получится, и выкрикивайте имена, которые заучили на базе». Вот мы и забираемся на столбы. Кричим: Алис, Бетти, Джоан, Жанна, Мэри, Мэрилин, Элейн, и так далее, и снова, в алфавитном порядке. И ничего не происходит.

Нас семеро — мужественных мужиков в форме морских пехотинцев. Мы (за исключением одного из нас) вовсе не морпехи. Но считается, что эта форма их привлекает. Мы — семеро вальяжных и расслабленных на вид (воротнички расстегнуты в любую погоду) экспертов, каждый — лучший в своей области, мы — исследовательская группа Комитета по неопознанным объектам. Короче, Тех-Что-Свистя-Улетают-Вдаль-За-Своей-Призрачной-Идентичностью.

Наши стволы стреляют искрами и звездами и вишнями в шоколаде и громко делают «бух». На дворе век полной наготы, вид спереди; времена «Почему бы нет?» вместо «Может быть». На дворе век устройств, способных почувствовать теплое, трепещущее, живое тело на расстоянии семидесяти пяти ярдов и навестись на него. У нас с собой есть одно такое. (Я и сам, не исключено, смогу когда-нибудь так любить.) С другой стороны, у нас в бумажниках только несколько мутных фотографий, в основном добытых несколько месяцев назад во время случайных наблюдений. На одной, вроде бы, жена Командора. Снимок был сделан с большого расстояния и черты лица не различить, она была в шубке. Ему показалось, что он ее узнал. Говорит, с ней в общем-то все было в порядке.

До сих пор ничего, кроме снега. Что только не приходиттся терпеть ради этих существ!

Представьте себе их тела, когда вы держите в руке это крошечное напоминание… эту толстую, четырехдюймовую Венеру их возможностей. Главных деталей не разглядеть, глаза — просто точки (характерные прически почти закрывают лица), ноги; голова не имеет значения. Представьте себе возможность победы, только без ухмылок. Примите вызов грудей, округлых бедер, а затем. (самый серьезный вызов). Если мы столкнемся с ними, сможем ли победить? Или выйти из положения с честью, или, по крайней мере, сумеем ли избежать того, что они станут разбирать наши ошибки?

Вот какие следы их присутствия мы успели обнаружить (иногда даже кажется, что эти предметы были нарочно оставлены у нас на пути, но мы знаем, какими они бывают неаккуратными, особенно когда беспокоятся или торопятся; а так как создания они нервные и легко впадают в возбуждение, они обычно чем-то обеспокоены и / или торопятся). Итак, по пути мы обнаружили: один, все еще замороженный, стебель спаржи, рецепт приготовления мусаки с помощью растворимого лукового супа, небрежно выдранный из журнала, небольшой кошелек с несколькими смятыми долларовыми купюрами и коробок спичек. (Ясно, что огонь им знаком. Это нас утешает.)

Теперь Командор приказывает нам свернуть от реки в горы, где нам грозит предательский весенний подтаявший снег и лавины. Компас указывает вверх. Бывает, мы целыми днями скользим по льду и каменистым осыпям. Мы хорошо понимаем, что они могли давно уйти на юг — целые племена, чувствующие себя никудышными, уродливыми, лишенными любви. Варианты бесконечны, всякое направление может оказаться неверным, но при первом признаке верхоглядства мы поймем, что находимся на правильном пути.

Один из нас — психоаналитик с большим опытом, специалист по истерии и мазохизму. (Даже не располагая медицинскими картами, он поглощен исследованиями этих созданий). Он говорит, что если мы с ними встретимся, то услышим, вероятно, странные сдавленные звуки; они не имеют никакого значения и их часто принимают за смех, поэтому лучше всего так к этим звукам и относиться. Если, с другой стороны, они станут улыбаться — это простой рефлекс с целью нас обезоружить. (У становлено, что они улыбаются в два с половиной раза чаще нас.) Время от времени, замечает он, случается и своего рода нервное хихиканье: оно имеет преимущественно сексуальную подоплеку, и если они начнут издавать такое хихиканье, завидев нас — это хороший признак. В любом случае, говорит он, нам следует называть только свои имена и звания, а если они рассердятся, нужно следить, чтобы их ярость не обратилась против них самих.

Ту, что на снимке, зовут Грейс. Сейчас ей, должно быть, уже пятьдесят пять. Однажды лунной ночью сбежала во время ужина, когда Командор забыл посмотреть в ее сторону. И что ему оставалось делать, как не продолжать исполнять свой долг, командуя тем, что нуждалось в командовании? Мы с этим согласны. Он говорит, что до тех пор, насколько может судить, принимал как данность ее ограниченность и пределы ее действий. Он решил, что виной всему недостаточная аккультурация или неспособность разглядеть очевидное, и лишь несколько лет спустя начал задумываться.

Хотел бы я сейчас повстречать какую-нибудь похожую на нее. Спросить, откуда она, почему они совсем другие. Как случилось, что у нас и у них развились совершенно противоположные аффектации? Живут ли они глубоко под землей в громадных кухнях, в святилищах с анфиладами залов, разогретых духовками, пропахших имбирными пряниками, где особи детородного возраста вечно беременны благодаря замороженной сперме какого-нибудь высокого, рыжеволосого и давно умершего комедианта или рок-звезды? По крайней мере, такова одна из теорий.

И вдруг — внезапная тишина первого зрительного контакта. Нашего собственного. Есть!… Высоко над нами, огромная (или кажущаяся огромной), со всеми регалиями (как на фотографии у Командора): норковый мех, чудовищная шляпа, в ушах что-то поблескивает, стоит неподвижно (целых пять минут) на одной ноге. А может, просто выпрямившись (солнце светило нам в глаза). Когда мы через полчаса добрались до места, ее уже не было. Психоаналитик ждал у следов всю ночь, приготовив свои сладкие речи, но безуспешно.

О встрече доложено по телефону Командору («Передайте ей, что я ее люблю», сказал он). Было решено, что мы сами наденем должную атрибутику. туфли по размеру следов, норка, лиса, леопард (искусственный) поверх нескольких слоев обычного белья. Мы также решили выложить в снегу круг из бананов в семидесяти пяти ярдах от лагеря и задействовать сенсор телесного тепла. Стоит им прийти за бананами, и мы последуем за ними в их логовища, спустимся в их священные чертоги; съемочная группа готова запечатлеть для телевидения их первую реакцию на нас. Им понравится, что мы идем за ними. Как всегда.

Надеюсь, они хотя бы смутно осознают, какой репутацией в своей области пользуется каждый из нас.

Сенсор подает сигнал тревоги, но не в состоянии взять направление. Утром мы видим, что все бананы исчезли.

Это потому, что они не в состоянии усидеть на месте. и ни к чему не относятся серьезно. Их действиями никто не руководит, вот они и мечутся во все стороны, вечно отвлекаются от конкретной задачи, делают поспешные выводы, выдвигают необоснованные предположения, считают все само собой разумеющимся или, с другой стороны, ни во что не верят (в любовь, например). Силы природы на их стороне, это верно (хаос?), но у нас в запасе другие силы. На сей раз мы выложим бананы логичной прямой линией.

И когда мы наконец войдем в эти кухни! Самая громадная гора полностью изрыта, о Боже! И эти запахи! Суета! Банальная повседневность их существования! Мы не поверим своим глазам. А они нам скажут, надо полагать, что дела идут как никогда хорошо. Станут твердить, что им больше незачем находиться у источников власти. И даже заявят, что им нравится жить без всяких источников власти… Жить в безвластии, в дружбе, среди нежных сигналов, которые одна другой подает — от ничтожнейшей к ничтожнейшей. И еще они скажут, что мы и так едва их замечали, или замечали только тогда, когда они уходили. Что мы вечно смотрели в другую сторону, что мы никогда не знали, кто они и что они, что нам в сущности было все равно. Честно говоря, мы кое-что чувствовали. давно подозревали, и сейчас ощущаем нехватку чего-то, что не можем определить. Существа без зарплаты и чаще всего без денег, пусть так, и все же заметные. Вот что мы им скажем и добавим — Командор считает, что любит одну из них.

Но на этот раз они отказались от бананов. (Все, что мы им предлагаем, вечно не то.) Последнее предложение (у них остается лишь один шанс): стеклянные бусы, похожие на нефритовые; набор отличных импортных кухонных принадлежностей; самоучитель «Как преодолеть застенчивость в отношениях с противоположным полом»; и (главное), мы предлагаем им себя в качестве сыновей, отцов или любовников (выбор за ними).

Психоаналитик говорит, что они имеют право на собственное мнение, но мы задаемся вопросом, насколько независимыми позволено им быть?

Один из нас утверждает, что на горе мы видели всего-навсего медведя. Дескать, постояв на одной ноге, медведь опуопустился на четвереньки — но ведь и они могут поступать схожим образом.

У психоаналитика был сон. После он велел нам никогда не бояться зубастой вагины (образно выражаясь), но снизойти до их уровня (собственно, мы все время поднимаемся) и насытить эту утробу рыбой (лучшим филе камбалы, образно выражаясь).

Привожу диаграмму, которую психоаналитик предложил нам для дальнейшего изучения:

Если бы мне попалась одна, я омыл бы ей ноги (буквально) и спину. Перешел бы и на переднюю часть. Пусть по нашим телам стекает вода. Пусть ее волосы разовьются. Я бы время от времени отрывался, даже от важной работы, на подобные незначительные мелочи, и иногда прислушивался бы к пустой болтовне существа, по крайней мере делал бы вид, что прислушиваюсь. Но на Грейс у меня, видимо, другие планы, хотя я что-то не пойму, какие именно.

По вечерам, сидя у костра, мы пересказываем старинные легенды о них; дрожь ужаса иная, совсем не такая, как в детстве, когда мы так же, у огня, рассказывали друг другу эти истории: сейчас все мы понимаем, что они, вполне может быть, притаились где-то там, в темноте — и самое страшное, что мы не имеем никакого представления об их размерах! Может, они вдвое больше нас или же, как уверяет Командор, большинство из них намного меньше ростом и определенно слабее нас. По словам тех из нас, что склонны к мифическому мышлению, они достаточно большие, чтобы поглотить нас своими животами (снизу) и извергнуть много месяцев спустя — слабых и беспомощных.

Специалисты-антропологи считают, что они могут оказаться тем самым потерянным звеном, которое мы так долго искали — и располагаются, по их мнению, где-то между гориллой и нами (хотя, вполне вероятно, повыше на шкале, чем Pithecanthropus erectus); следовательно, они (логически рассуждая) меньше нашего и несколько сгорблены, но не обязательно уступают нам в силе. Сексуально озабоченные в наших рядах интересуются, является ли их оргазм такой же специфической реакцией, как наш. Романтики видят их милыми и привлекательными созданиями — даже в гневе и вне зависимости от их роста и силы. Другие придерживаются прямо противоположной точки зрения. Мнения по поводу того, какое утешение мы можем им предложить ввиду данностей их существования и возможно ли это вообще, резко расходятся, особенно учитывая то, что 72 процента из них считают себя созданиями второго сорта, 65 процентов уверены, что их душевное равновесие непрочно, и только 33 и одна третья процента не испытывают глубокого чувства униженности по поводу того, кем являются. Как же можно проникнуть сквозь их линии самообороны и оборонительного поведения? Столкновения неизбежны, это очевидно. (Восемьдесят пять процентов из них снова и снова повторяют в разных формах все те же доводы.) Нам не нравятся неприятные эмоциональные конфронтации, мы пытаемся любой ценой их избежать, но мы также осознаем, что играть роль доминантного партнера в интимных взаимодействиях будет непросто. И все же как приятно думать, что в один прекрасный день появится род существ (вдобавок почти невидимых), чьей основной задачей станет уборка!

Для них уже приготовлены пьедесталы.

И даже если (или особенно если) выяснится, что они не соответствуют нашим стандартам, они тем не менее будут напоминать нам о животном внутри каждого из нас, о звериной составляющей нашей сущности, наших высотах и низинах… жизненных силах, о каких мы едва ведали… а может, и не подозревали.

Странное и тревожное сообщение от Командора: он говорит, что некоторые очень высокопоставленные политические назначенцы считают рассказы о виденных кем-то существах не более чем россказнями. мистификациями, и якобы было доказано, что фотографии подделаны — в одном случае имело место изображение гориллы, наложенное на заснеженную гору, в другом человек в соответствующем костюме. (Только два снимка пока не нашли объяснения.) Несколько человек признались в фальсификациях. Некоторые вообще никогда не бывали в этих местах. То же, что видели мы, было, вероятно, игрой света и тени или одним из бродячих медведей; конечно же (и в этом они полностью уверены), среди нас затесался шутник, который сам крадет бананы и оставляет следы посредством старого ботинка, надетого на длинную палку. Кроме того, что будет, если наши открытия докажут их существование? Различным комитетам придется изыскивать способы развеять их скуку, когда закончатся годы мытья посуды. Медикам понадобится искать лекарства от раковых опухолей, возникающих в самых неожиданных местах, необъяснимых перепадов настроения, вагинизмов и прочих напастей. К обществу прибавится огромная дилетантская прослойка (музицирование и поэзия по выходным), без которой, согласно Командору, обществу лучше обойтись. И почему это мы должны разыскивать их, будто они гора Эверест (и равноценны по важности) — только потому, что они где-то там? Короче говоря, финансирование наших поисков прекращено. Командор даже сомневается, сможет ли позволить себе еще один телефонный звонок.

Все мы очень огорчены этими известиями. Трудно в точности сказать, почему. Некоторые из нас были уверены или почти уверены, что там что-то есть. на краю поля зрения. еле доступное слуху. Некоторые уголком глаза замечали цветные вспышки, словно нечто, по сути невидимое, становилось на несколько секунд почти видимым. Невольно начнешь мечтать (а иные из нас так и делают) о том, как в один прекрасный день, будто по волшебству, носки и трусы выпрыгнут из-под кровати и лягут в ящик, чистые и сложенные, из ниоткуда будут появляться в самую нужную минуту чашки с кофе, в холодильнике всегда будет полно молока и масла. Но мы подчинены расписанию и бюджету. Мы должны вернуться к истокам власти, на службу цивилизации. политике. Мы поворачиваем назад.

Какое-то время я раздумываю, не пойти туда ли самому. Если бы я потихоньку вернулся, один, сел бы не двигаясь, в подходящей одежде. Кто знает — если бы я сидел там достаточно долго (и перестал бы во всеуслышание повторять эти древние страшилки о них), не принимал бы гордых поз. чуть согнул бы плечи. может, они привыкли бы ко мне, ели бы бананы у меня из рук, и со временем по различным еле уловимым признакам распознали бы во мне руководящую фигуру, быть может, научились бы выполнять несколько простых команд. Но я обязан подчиняться приказам. Жаль, конечно, однако я хочу получить свое жалованье, награды и перейти к другому проекту. И все же мне хочется еще кое-что сделать для этих существ — хотя бы чисто символический жест. Я осторожно возвращаюсь по нашим следам и оставляю на видном месте послание, окруженное бананами. Они наверняка поймут мое послание: грубое изображение голого мужчины; полумесяц, который можно трактовать лишь как луну; сердце (анатомически правильное), означающее любовь; циферблат с отметкой времени, когда было оставлено послание; отпечаток моей ноги рядом с отпечатком ноги одной из них (похоже на вопросительный знак рядом с восклицательным). Сверху надпись — «Для Грейс». Какое-то время сижу и прислушиваюсь, не послышатся ли вздохи (кажется, что-то слышу). и кажется, смутно вижу что-то посреди белизны снега, белое на белом. Намеренно невидимое (если оно вообще там), нет сомнения — так что если мы не в состоянии их разглядеть, это не наша вина.

Ну и ладно, если им так хочется, пусть сами воют на луну (или чем они еще занимаются), танцуют и поддерживают огонь в домашних очагах. Пусть живут, как сказано, «в тени человека». Так им и надо.

Я спрашиваю психоаналитика: «Кто же мы?» Он отвечает, что не менее 90 процентов из нас так или иначе задаются этим вопросом, а остальные 10 процентов, похоже, в итоге находят на него какой-то собственный ответ. Как бы то ни было, говорит он, мы в принципе остаемся теми же, кем являемся, и не суть важно, интересует нас или нет указанный вопрос.

Перевод В. Барсукова