Спорили. Так часто бывает. Горячились и переходили на личности. Предметом спора были оккультизм, теософия, эзотеризм и прочие заоблачные темы.

Среди других был наш общий друг-американец Гарри Кавайр. В тот момент, когда мое внимание случайно остановилось на нем, он занят был приготовлением грога, в котором, признаться, воды было очень мало.

— А ты, Гарри, — спросил кто-то, — как относишься к этой чертовщине?

— Если вы не хотите видеть меня мертвым у своих ног, не спрашивайте меня об этом и вообще, в моем присутствии не касайтесь этих тем. Они мне напоминают самый ужасный период моей жизни…

— !!!???…!!! — вскричали мы изумленно.

— О, Боже мой! — простонал Гарри. — Ради всего святого, не говорите о перевоплощениях нашего духа…

— !!!..!!! — настаивали мы.

— Послушайте, господа… Было такое ужасное время, когда я целый день прожил в чужой шкуре… в оболочке того, кого я никогда не знал. Если вы думаете, что это очень приятно…

— Расскажи нам, Гарри, как это произошло.

Гарри недолго заставил себя просить.

* * *

«Это было с год тому назад.

Как и теперь, мы провели ночь у одного приятеля, жившего в Латинском квартале, в спорах о необыкновенных, сверхъестественных явлениях.

Мы „вертели“ столик, вызывали духов, — должен сказать, очень милых. Я думаю, что в загробном мире есть много свободного времени, потому что при первом же зове все эти господа вроде Гомера, Алкивиада, Юлия Цезаря и других, являлись к нам и с готовностью отвечали на наши вопросы.

Я был потрясен всем тем, что мне пришлось увидеть и услышать. Именно в таком, несколько возбужденном состоянии я на заре простился с приятелем и отправился домой.

Сказать, что я ничего не пил в течение этого сеанса — было бы ложью. Коротко говоря, когда я вышел на свежий воздух, — мне все стало казаться смешным.

Я пошел по улице св. Жака и вскоре очутился около Морга.

Как-то машинально шаги мои направились туда.

Представьте себе мой ужас, когда первый труп, который бросился мне в глаза… был труп моей маленькой любовницы, которая изменяла мне со всем левым берегом Сены!

Безумное, дикое видение!..

Я поспешил к надсмотрщику.

— Я знаю эту молодую девушку…

— Ваше заявление бесполезно, так как при покойной были найдены бумаги, удостоверяющие личность ее. Среди бумаг есть письмо, в котором она заявляет, что условилась со своим любовником покончить жизнь самоубийством…

— Но ведь я — ее любовник!

— Нет, сударь, не вы, а тот молодой человек, что лежит на мраморной доске рядом с ней.

Любопытство взяло во мне верх над горем, и я пошел посмотреть на своего соперника.

— Увы… Знаете ли вы, кто был моим соперником?

Нет, вы никогда не догадаетесь…

Это был… я!.. Понимаете: я!.. И одежды, в которые одет был труп — были моими одеждами.

„Однако, — сказал я себе мысленно, — надо взять себя в руки — и быть спокойнее! Прежде всего, необходимо проверить себя…“

И я обратился к надсмотрщику, стараясь казаться возможно невозмутимее:

— Как этот бедный молодой человек похож на меня! Вы этого не находите?

Он расхохотался:

— Он так же похож на вас, как и на папу римского!..

— Что?!.

В одно мгновение я очутился возле зеркала. Это было какое-то наваждение: из зеркала на меня глянуло отражение высокого бледного молодого человека с большими черными усами. Как видите, на меня он не мог быть похожим.

Я окинул глазом костюм, в который я был одет: на мне оказалась серая, в клетку, пиджачная пара, а между тем, я твердо знал, что у меня такой никогда не бывало.

В боковом кармане пиджака я нашел бумажник, и в нем бумаги на имя неизвестного мне испанца.

Это я-то испанец!.. Я — ни слова не знавший по-испански…

Ах!.. Мне было очень весело!..

Можете себе представить мое положение!..

Мне смертельно хотелось уснуть.

Почему же не лечь спать, но где?

У меня? У него?

Ко мне на квартиру меня не пустят.

К нему… но что скажут его жена, дети, если узнают, что я не говорю по-испански…

На карточке его были указаны адрес, улица, номер. Но какой этаж?

Ведь немыслимо обратиться к консьержу с вопросом, где находится моя квартира? Он сочтет меня сумасшедшим…

И затем… что сказать его жене? Что ей сказать?

Боже мой!

Я многое переносил в своей жизни, но такого дня — никогда.

Я решил побывать в тех местах, где я обыкновенно бывал.

Как и следовало ожидать, меня никто не узнал.

Напротив, со мной поздоровались неизвестные мне люди. Они улыбались мне, жали руку, спрашивали меня о чем- то… и я отвечал что-то.

Я пошел в кафе. Увидев меня, кельнер поклонился и подал газету „Эпоха“, которую, очевидно, имел обыкновение читать мой… двойник…

Тут же меня заметили каких-то два господина и поклонились. Один из них быстро подошел ко мне и с извинением протянул тысячефранковый билет. Он просил извинить его, что раньше он вернуть эти деньги не мог.

Боже мой, Боже мой, какая жизнь раскрывалась предо мной.

Я не мог сдержать себя. И решился:

— Завтра я покончу с собой.

Но вы понимаете: надо быть ослом, чтобы покончить с собой, имея в кармане тысячу франков… Я закутил.

Какие ужасные воспоминания!..»

* * *

И Гарри, словно воспоминания душили его, сорвался с места, одним духом выпил стакан виски и быстрыми шагами начал ходить по комнате.

— А через сколько времени, — спросил один из нас, — твоя душа вернулась в свою оболочку?

Гарри коротко ответил:

— Только на другой день, когда я протрезвел.