В помещении музея восковых фигур было темно.

Из окна на пустынную улицу выглядывали неподвижные фигуры «королей». В их глазах неприятно отражался свет фонаря.

Было около одиннадцати часов вечера, и касса оказалась уже закрытой, когда в комнату вошел Дик Прозеро.

На минуту он остановился в изумлении, потом вынул свои карманные часы. Они показывали половину одиннадцатого, но в то же время где-то пробило одиннадцать.

— Что за странность! — воскликнул он.

Прислушался — все было тихо.

— Ушла. А я-то надеялся узнать сегодня правду. За старика я спокоен, он всегда так мил со мной. Ну, пойду к ней. Верно, она еще не легла.

Он закурил папироску и прошел в коридор.

Свет фонарей на пустынной улице вдруг стал багровым и начал понемногу угасать. Широко открытые, безжизненные глаза кукол померкли вместе с ним. Где-то гулко прозвучали поспешные шаги и снова все погрузилось в молчание.

Но за помещением музея, в маленькой, слабо освещенной кухне, двое мужчин говорили громкими, раздраженными голосами:

— Так я недостаточно хорош для нее? — крикнул, злобно сверкая черными глазами, мужчина помоложе.

Хозяин отпил из стакана и кивнул косматой головой.

— Вы уж это слышали, — резко ответил он.

— Но в чем же дело? — волновался его собеседник, красивое лицо которого были искажено злобой.

— Слишком любите женщин, карты и кутежи. Сказал бы еще кое-что, да будет с вас. Не годитесь вы мне в зятья, вот и все!

— Может быть, вы предпочитаете этого идиота, который вечно вертится у вас в музее?

— Конечно, он богат и не такой мужлан, как ты.

— Вы думаете, что он женится на ней? — расхохотался Фармер.

Хозяин вскочил и ударил кулаком по столу.

— Молчи, — зарычал он, — молчи или я убью тебя…

Фармер подскочил к старику.

— Да кто ты сам-то? Твоя очаровательная дочь кончит на улице, как ее мать…

Мгновение — и Фармер лежал на земле среди осколков посуды. Но, несмотря на порезанную ногу, злоба придавала ему силы. Сквозь красный туман, заволакивавший ему глаза, он заметил железную палку, выпавшую из решетки у плиты. Вот уж она у него в руках и ее острый конец с быстротой молнии вонзается в широкий затылок старика.

Одного взгляда на противника было достаточно, чтобы убедиться, что он мертв.

Тяжелое тело лежало в луже крови и взгляд круглых серых глаз был неподвижен и туп.

Убийца сразу пришел в себя.

Как ему выйти сухим из этой истории? Все улики налицо. Надо удирать, пока не поздно. Но что делать с телом старика? Бросить его здесь? Но тогда могут каждую минуту узнать о преступлении!.. Боже мой, как он глуп! Ведь старик теперь настоящая восковая кукла. Глаза точно стеклянные. Вот и отлично. Он стащит тело в музей, поставит его среди кукол и подожжет помещение.

Но вдруг на Фармера напало сомнение. Пожарное депо слишком близко; огонь потушат раньше, чем он сделает свое дело. Но надо же как-нибудь освободиться от «него». Надо! Но как? Как?

— Там какой-то господин желает вас видеть, сударыня.

Виолет Хильтен быстро сбежала вниз по лестнице.

— Дик, ты?

— Прости меня, Ви, я опоздал. Но во всем виноваты мои часы — они опять отстают. Скажи, отпустит тебя отец завтра вечером в театр? Я хочу показать тебе замечательно интересную пьесу.

— Надеюсь. Его еще нет дома.

— Пойдем к нему навстречу. Хорошо?

Виолет побежала за шляпой и ее рыжеватые волосы блеснули медью на освещенной лестнице. Это обстоятельство не ускользнуло от Дика и еще больше утвердило его в намерении приступить, наконец, к серьезным разговорам. Через пять минут она вернулась и молодые люди пошли, взявшись под руку, по пустынной, темной улице.

— Мне придется обратиться к твоему отцу еще с одной просьбой, если ты позволишь, Ви.

Не дожидаясь ответа, он обнял молодую девушку и приник к ее губам.

Дик и Виолет стояли у дверей темного, объятого молчанием дома.

— Люблю, люблю тебя, дорогая, — шептал Дик в экстазе, и восковым королям пришлось быть свидетелями долгих, горячих поцелуев.

Девушка открыла ключом дверь и шепнула, ему, уходя:

— Подожди минутку.

Из музея пахнуло запахом воска и старого платья.

— Иди, Дик, — раздался тихий голос Виолет, — никого нет.

Она осторожно провела его в кухню. Он зажег шипящий газ, осветивший лужу крови на полу и осколки посуды. Прозеро невольно вздрогнул. Виолет в ужасе схватила его за руку.

— Кровь, кровь, — закричала она хриплым голосом, — с папой — несчастье…

Ее рыжеватые волосы еще сильнее подчеркивали страшную бледность лица.

— Что это?

Откуда-то сверху раздался шум, похожий на звук падающего тела. Прозеро сжал кулаки.

— Кто-то есть наверху, — сказал он, направляясь к двери.

— Господин Хильтен, господин Хильтен…

Ответа не последовало. Слышалось только шипение газа.

— Должно быть, это просто кукла упала. Все же лучше пойти и взглянуть. Останься тут, Ви. Найдется здесь свеча?

Она подошла к полке и увидела, что подсвечника не было.

— Дик, я ничего не понимаю. Где же подсвечник? Я боюсь… с папой что-то случилось…

Прозеро поцеловал ее дрожащие губки.

— Успокойся, дорогая. Нет ли у тебя бутылки и свечки? Если станет очень жутко, ты позовешь меня.

Он решительными шагами вышел из комнаты, отворяя по дороге шкапы и заглядывая во все углы. Но вот «Комната ужасов». Сцена представляет страшное подземелье, в котором человек с черной бородкой копает могилу. Около него лежит окровавленный мешок. В него, очевидно, с трудом запрятали большое тело, голова которого вылезала наружу, вся перепачканная кровью, тараща круглые глаза.

«Во всем музее это самая реальная сцена», — подумал Прозеро. Вернувшись в кухню, он решительно заявил:

— Все благополучно, Ви. Мы одни. Но что с тобой, дитя?

В ее глазах было выражение такого ужаса, что он весь похолодел.

— Дик, — сказала она каким-то чужим голосом. — Отец дома. Я чувствую его присутствие.

— Но я все осмотрел, уверяю тебя.

— Он дома, я это чувствую…

Прозеро молча вышел из комнаты. Девушка по-прежнему сидела у стола, выжидая.

Время тянулось бесконечно. На этот раз Дик что-то задержался. Не было сил сидеть и ждать, сложа руки.

Виолет встала и, нащупывая руками дорогу, стала пробираться в музей.

Вот «Комната ужасов». Слабый, мерцающий свет с трудом позволял разобрать, что там делалось. Ее глазам представились все восковые чудовища вместе с черным могильщиком. А в углу, повернувшись спиной к двери, стоит Дик. Но что с ней? Почему ей так страшно? Разве она не видала миллион раз этого могильщика? Но сегодня его фигура точно живая.

Вдруг Виолет застыла на месте. Могильщик тихо повернул голову и посмотрел через плечо на Дика. Все заволоклось черным туманом, земля уходила из-под ног Виолет. Нет, нет, нельзя распускаться. Она шагнула вперед.

Могильщик по-прежнему наклонялся над ямой. Конечно, все было игрой ее воображения. У нее просто-напросто расстроены нервы.

Пока она стояла в нерешительности, могильщик быстро обернулся и поднял заступ над головой стоявшего к нему спиной человека…

Душераздирающий крик Виолет спас несчастного. Он невольно отскочил и сторону и заступ ударил его только по плечу.

Виолет ураганом слетела вниз по лестнице и борющийся со своим противником Прозеро услышал протяжный полицейский свисток.

Силы оставляли Дика — его правая рука была почти парализована ударом заступа. Все же он не выпускал негодяя: победа или смерть!..

Вошедшие в комнату полицейские увидели Прозеро лежащим под Фармером. Его лицо почернело, но он крепко держал убийцу за горло, почти бессознательно напрягая последние силы.

Десять минут спустя Дик немного успокоился, а Фармера связали после отчаянной борьбы.

Виолет указала на мешок:

— Откройте, — шептали ее пересохшие губы.

— Вы бы лучше увели барышню, — посоветовал Дику полицейский.

Он взял ее за руку, но она отшатнулась от него.

— Откройте же! Или я сама…

И прежде, чем кто-либо успел остановить Виолет, она бросилась на колени перед мешком. Ее рука дернула веревку, затягивавшую его, и девушка увидела лицом к лицу окровавленную голову отца, круглые жуткие глаза. С тихим стоном повалилась она на мертвое тело…