Много лет назад Роман Куприевич был красивым сельским парнем, светловолосым, белолицым, кареглазым весельчаком. До двадцати семи лет ходил холостым, отмахиваясь от ворчанья матери, мечтавшей о помощнице в доме и внуках. Любил он, как все, по вечерам глотнуть самогоночки и под гармошку у сельского клуба задиристо петь замысловатые частушки. Он и теперь помнит многие.

В колхозе имени Фейхтвангера, Где мы трудились на картошке, С утра Бетховена и Вагнера Наяривали на гармошке.

Ни про Бетховена, ни, тем более, про Фейхтвангера Роман ничего не знал, но слова ему нравились. Многие местные девчата на него заглядывались, но сердце свое пока на замочке держал: видно, не пришло его время.

Мать Антонина Семеновна понимала, чем может кончиться такое разгулье-раздолье, и вопрос о женитьбе поставила ребром. Кандидатуру в невесты выбрала сама.

В соседней деревне, километрах в восьми от их села, в добротном большом доме жил Петр Зеньков, крепкий хозяин, напористый волевой мужик. Дочку Маню держал в строгости, и та тоже была крепкая, работящая деваха, характером в отца.

– Она нашего весельчака быстро приструнит, – решили старые Куприевичи и, недолго думая, сговорились с Петром Зеньковым в ближайшее воскресенье заслать к ним сватов.

Роман попытался сопротивляться, а потом подумал, отшутился пословицей «Много выбирать – женатым не бывать!» и смирился.

В назначенный день крестный батька Романа, добродушный балагур и выпивоха Кондрат, в сопровождении двух дружков жениха был готов к выполнению почетной миссии. Перед выходом хорошо приложились к бутыли, похрустели огурцом, посмаковали картошечку со шкварками и укропчиком. Согласно ритуалу, сват тихо и значительно проговорил, обращаясь за помощью к предкам: «Яны маўчаць (имелись ввиду предки хозяйской хаты), і вы маўчыце, слова супраць не кажыце (имелись ввиду новые будущие родственники)». Антонина дала свату буханку хлеба и свежую бутыль наливки. Предполагалось, что наливку выпьют в доме невесты и ее мать насыплет в пустую бутыль жито. Это означало: посеянное зерно обязательно прорастет колосом, что символически скрепляло союз жениха и невесты.

Солнце припекало, ходоков разморило. Выпитая самогонка клонила в сон. Чтобы бутыль с наливкой стала легче, отпили и из нее, присев в теньке. Присели да и вздремнули.

В это время в доме Зеньковых ждали-ждали, млели-млели, и, в конце концов, рассердились. Гордые были. И, несмотря на несмелое сопротивление невесты Мани, в знак протеста поехали в город на воскресную ярмарку.

Минут через десять после их отъезда заспанные сваты постучались в дверь и удивились непонятной тишине.

Надо сказать, что часть дома со входом по другую сторону уже почти год занимала родная сестра Петра Зенькова с дочкой Надей, вернувшаяся в деревню после развода с мужем. Надюша была девушкой хрупкой, тихонькой да ласковой. Ее мать выглянула в окно и сурово спросила ломящихся в дверь мужиков:

– Что надо?

Сваты обрадовались, и далее все пошло по заведенному ритуалу: «реверансы», речи типа «Мы купцы, ці няма ў вас тавару?» и «У вас цялушка, а ў нас есць добры бычок». В сватах бурлило непреодолимое желание продолжить «запоіны».

Надина мамаша терпеть не могла жену своего брата и тут же смекнула, что предоставляется великолепная возможность шутя расквитаться с родственницей за все обиды. Она пригласила сватов, организовала застолье, после которого в опустевшую бутыль насыпали ржи в знак полного согласия. Порозовевшая от счастья Наденька, ничего не понимая кроме того, что давно приглянувшийся ей Роман прислал сватов, видела все происходящее в небесно-лазоревом цвете.

Самое интересное, что Роман, узнав об ошибке, сам себе удивился и решительно потребовал оставить все, как есть. Вспомнился ему взгляд больших серых глаз тоненькой, как веточка, девушки. Сколько в этих глазах плескалось затаенной любви!..

И живут они вместе долго и счастливо.

Значит, судьба…