Большая красивая овчарка со светло-коричневыми подпалинами и темной полосой на спине как нельзя больше соответствовала своей кличке Норка, хотя щенком больше походила на остромордую рыжую лисичку. Черные вертикальные полоски над блестящими карими глазами придавали собачьей мордашке выражение вечной удивленной задумчивости по поводу новых открытий в окружающем мире. Норка не имела родословной, однако это не мешало ей быть любимицей всей нашей семьи. Она легко усвоила множество команд, но мы никогда не злоупотребляли ее навыками, чтобы похвастаться перед друзьями, или для собственной потехи. Нам это казалось кощунством по отношению к собаке, всегда готовой преданно выполнить любое задание. Не знаю, может, это было неправильно, но я гордилась тем, что она не знала команды «Фас!». Хотя, когда мы гуляли, предупредительное глухое ворчание крупной собаки при встрече с тем, кто пытался не слишком вежливо обратиться ко мне, быстро останавливало. Однако стоило ей услышать «Свой!», как ворчанье прекращалось, а ее хвост начинал вилять так подобострастно, что я опасалась, как бы он не оторвался.

Однажды к нам приехали друзья из Польши. После окрика «Свои!», последовавшего за ее рычанием, Норка всем своим существом выразила абсолютное дружелюбие. Один из гостей воскликнул: «Как легко и счастливо могли бы мы жить, если бы и у людей все было так просто: сказали «свой» – и ты уже друг, которому веришь на всю оставшуюся жизнь».

Моя собака никогда не была хулиганкой. Норка и в молодости не делала художественные мочалки из тапочек домочадцев, не справляла естественные надобности в неположенном месте, не выла и не лаяла, когда мы уходили из дома. Только от одного я не сумела ее отучить: сердиться на почтальоншу и не пускать ее к почтовому ящику. Но и в этом я была виновата сама: один раз шлепнула рычащую собаку по носу только что принесенной газетой. Норке это не понравилось. Она отождествила свою неприязнь к газете с тем, кто ее приносит. Поскольку жили мы в частном секторе, пришлось перенести почтовый ящик в другое место.

Меня моя любимица называла «ма-ма». Да-да, я не придумываю. Ну, ее ам-ам было понятно, когда она просила есть. Но сдавленное «мама», обращенное только ко мне, приводило всех в неописуемый восторг. Ясно, что в нашей «стае» для нее я была вожаком и она все силы прилагала к более близкому общению, тем более, что за этим всегда следовал лакомый кусочек. Так почему бы не поболтать?

Когда я была занята или не в настроении, она устраивалась возле ног, прикрывала один глаз и всем своим видом говорила: «Вижу, хозяйка, сегодня тебе не до разговоров». А второй глаз будто все время сторожил момент изменения ситуации. Стоило мне вздохнуть, как она вскакивала, клала голову мне на колени, словно хотела поделиться своими жизненными силами и неиссякаемым оптимизмом.

Ее забота о нашей горделивой кошке Маркизе – это отдельная история… Норкину миску кошка считала своей, и огромная собака терпеливо ждала, пока Маркиза насытится, и только потом подходила к еде. А когда у Маркизы в очередной раз вот-вот должны были появиться котята и она приходила к Норке «жаловаться» на боль, терлась о ее теплый бок, добрая собака помогала легким массажем мордой сначала кошке, а потом и котятам. Ни одного из них она никогда не поранила. Подросшие котята ползали по отдыхающей собаке, принимали ее упругие подергивающиеся уши за мышек, хватали, пытались куснуть. Такого нахальства Норка стерпеть не могла и одним легким движеньем сбрасывала с себя назойливые пискливые комочки. Маркиза невозмутимо наблюдала за происходящим и, наверное, думала: «Так вам и надо! Не будете баловаться!» А Норка вставала, подходила к двери, становилась на задние лапы, передними нажимала на ручку, открывала дверь и убегала во двор.

Мы смеялись:

– Эх, жаль, что дверь за собой не закрывает!