1

— Что нового?

— Ничего.

— Связь?

— Нет связи…

Это короткий диалог повторялся дважды в день — утром и вечером. Он стал своего рода ритуалом. Бесполезным ритуалом. Если бы были новости или восстановили связь, парни об этом узнали бы первыми. Спрашивали больше по привычке.

— Это не Датлай, — говорил Битрая. — У них нет такой техники, что забила бы связь в целом секторе.

— Но вы подозревали их?

— Да, подозревал. Датлай действительно разрабатывал подобную аппаратуру и испытывал ее. Мы фиксировали активность поля. Но оно не настолько сильное, чтобы надолго сбить наши настройки.

— И это не фон нашей аппаратуры?! — полуутвердительно произнес Антон. — Мы же отключили большую часть установок.

— Да. Теперь можно сказать, что блокираторы тут ни при чем.

— Тогда что?

— Не знаю. — Профессор выдержал взгляды четырех пар глаз и повторил: — Не знаю.

… За три прошедшие недели парни совместно со штурмовыми группами годианцев побывали в каждом из заблокированных ранее миров, кроме тех, где были колонии противника. Они отключили аппаратуру блокировки и перевели ее в режим ожидания.

Общий фон излучения снизился до минимума, однако это никак не помогло восстановить связь с миром, где завис Артур.

Кроме того, была установлена аппаратура на большей части оставшихся миров. Ее тоже поставили «на предохранитель». Миры, где были обнаружены новые колонии противника, пока не трогали.

— Мы рискуем, — заметил как-то Эгенворт. — Противник, без сомнения, ищет способы восстановить связь. И работающие установки в колониях могут послужить маяками для их систем наводки.

Битрая промолчал. Он сам когда-то предупреждал о такой возможности и лучше других понимал всю опасность прорыва противника во второй сектор. Но сейчас дать согласие на операцию не мог. Ведь тогда придется ставить блокировку, вдруг это как-то повлияет на качество связи?..

Парни тоже молчали. С одной стороны, хотелось поскорее закончить это дело и начать спокойную нормальную жизнь. С другой стороны — в хитросплетении миров заплутал их друг, которого надо вытаскивать. Заблокировать весь сектор — значит уменьшить и без того невеликие шансы на его обнаружение.

И Битрая как назло все не находил ответа на эту загадку. По его же собственному признанию, он зашел в тупик. Забрел в ту область, где знаний и опыта создателя установки ПСД уже не хватало для решения задачи.

— Выход должен быть, — уверял профессор. — Мы просто не там ищем. Или не так. Но связь все равно восстановим.

Понимая, что его слова звучат банально и не очень убедительно, Битрая виновато посмотрел на парней.

— Мы сделаем это. К сожалению, не знаю когда, но сделаем точно.

— Будем ждать, — ответил Сергей. — Иного выхода у нас нет.

Через час, перед очередным выходом в новый мир, когда парни, уже снаряженные, с оружием в руках, стояли возле установки и ждали группу техников, Марк вдруг сказал:

— Интересный вопрос! Если обрыв связи дело рук не датлайцев и общий фон излучения от нашей аппаратуры тут ни при чем, то что это может быть?

— К чему ты клонишь? — не понял Толик.

— Я не клоню, а рассуждаю. Причина обрыва должна быть. Если она не в противнике и не в технике, значит, в чем-то другом.

— Новый игрок?

— Как вариант, — уклончиво ответил Марк. — Более хитрый, осторожный. Из тени не выходит, активно действовать не спешит. Смотрит, наблюдает, прикидывает.

— Если это игрок, — подал голос Сергей, — то у него должна быть своя цель. Какая может быть цель у того, кто рвет все связи внутри сектора?

— Взять сектор под себя.

— То есть у них есть возможность перемещаться между мирами даже при полной блокировке? Выходит, они делают то же дело, что и мы, только на более высоком уровне. Отсюда вопрос — кто это? Сверхдержава? Сверхразум?

— Или сверхидиот! — зло бросил Толик.

— В любом случае, я думаю, надо искать не способ устранения обрыва, а того, кто его устроил, — высказал Марк.

— Надо делать то, что возможно, — не согласился Сергей. — Можно найти причину — надо искать. А когда обнаружим этого… игрока, будем решать, что делать с ним.

Антон, до этого молчавший, криво усмехнулся и вставил:

— Либо он нас найдет и будет решать, как быть.

— Либо так, — кивнул Сергей и после паузы добавил: — В любом случае надо действовать.

— Что мы и делаем.

Антон поправил ремень «форма» и взглядом указал на дверь.

— Технари идут. Нам пора.

Через пять минут сводная группа исчезла в «контуре» установки, перемахнув энное расстояние, и вышла новом, незнакомом мире. Работа продолжалась…

… Встреча проходила в ресторане, что располагался посреди огромнейшего гипермаркета в одной из европейских столиц. Присутствовали четыре человека. Временный резидент Натоу, он же командир разведотряда и западной группы. Командир восточной группы Табелоу. И два младших сотрудника в качестве прикрытия. Все четверо вооружены, у всех солидные документы прикрытия. Неподалеку от гипермаркета в разных местах припарковано пять машин для срочной эвакуации. Это кроме того, что рядом есть вход в метро, две автобусные остановки и стоянка такси.

Столь значительные меры предосторожности — реакция на события у северной границы каганата Орду-улем, где в полном составе пропала подгруппа Бахху. Еще не зная причин исчезновения, толком не зная, кого подозревать, датлайцы предприняли все меры к обеспечению безопасности.

— Что показала проверка? — сразу спросил Натоу.

— Встречались с представителем командования каганата, с командиром отряда наемников Ланским. Результат такой — группа Бахху после встречи в Майнеке выехала в Виртюк. Там они вели переговоры с Ланским. Речь шла о поставках оружия, а также о пополнении из числа наемников-мусульман. Барубин, кстати, идею привлечения наемников не поддержал. А Ланской был «за». Затем Ланской организовал встречу Бахху с командиром отряда Харальского каганата Аскаром. Там тоже речь шла о поставках оружия и людей. После этого Ланской выделил трех человек для сопровождения группы и привоза груза. На обратном пути из Виртюка в Майнек все и произошло.

— Место боя обнаружили?

— Да. Правда, за несколько часов до этого там прошел дождь и часть следов смыло, но кое-что мы смогли рассмотреть.

— Ваша версия?

Табелоу глянул по сторонам, на посетителей ресторана, на сидевших за соседним столиком бойцов и стал излагать свои мысли.

— Засада. Организованная в удачном месте. Машины были остановлены, потом обстреляны. Как рассказывал Ланской, его люди первыми обнаружили расстрелянные машины. Своих людей они забрали и похоронили на кладбище в Виртюке. А тел наших людей не нашли.

— Транспорт?

— Сожжен. Тела боевиков лежали на обочине и не пострадали. В каждом по нескольку пистолетных пуль.

— И никаких следов наших разведчиков?

— Никаких. Остатки крови на асфальте кое-где сохранились, но после пожара и дождя определить, чья она, невозможно.

Натоу отодвинул тарелку с местным деликатесом, рядом аккуратно положил вилку и нож. Взглянул на собеседника.

— Выводы?

— Мы проанализировали всю информацию, которую поставлял Бахху. Вариантов два. Первый — нападение совершено по приказу лиц из политического руководства каганата. Возможно, Барубина или его начальства.

— Причины?

— Бахху был готов привезти наемников-мусульман. Это бы дестабилизировало обстановку на месте, вызвало ненужный перекос и недовольство наверху. Каганат, как известно, жестко пресекает малейшие попытки исламистов проникнуть на их территорию.

— Еще?

— Другой вариант — разногласия с наемниками. Возможно, конкуренты Ланского не захотели его усиления и Упрочнения позиций. Тем более, по слухам, Ланской хочет взять под себя все отряды наемников. Вот конкуренты и решили пойти самым простым путем — убрать поставщиков. Да еще контакты с харальцами… Думаю, тут налицо ошибка Бахху. Он не до конца разобрался в обстановке и влез со своими предложениями, тем самым спровоцировав нападение.

Натоу кивнул, принимая версию собеседника, поднял высокий бокал с апельсиновым соком и сделал глоток. Табелоу последовал его примеру и тоже наполовину опустошил бокал.

— Участие Равитана и Анкивара исключаете полностью?

— Техника не обнаружила активности поля, переход не зафиксирован. Я далек от мысли, что противник имеет аппаратуру, способную перебросить людей в мир незаметно.

— Но связь с Датлаем кто-то отрубил.

— В этом я подозреваю врага еще меньше.

— Напрасно, — нравоучительно заметил Натоу. — Исключать деятельность противника не стоит. У нас, конечно, нет данных о его появлении, но… все же стоит иметь в виду.

Табелоу покорно склонил голову.

— В остальном с выводами я согласен, — добавил Натоу. — Бахху действительно совершил ошибку. Но нам важно знать, кто уничтожил его группу. Чтобы в следующий раз не повторить промахов.

— Мы продолжаем продвижение на север? — осторожно спросил Табелоу.

— Да. Бывшая Русиния — очень богатая территория. Огромные залежи ископаемых, реки, озера, моря, леса. Выход сразу к нескольким океанам с их богатствами. Если руководство в конце концов примет решение об активизации деятельности или даже о захвате планеты, мы должны подготовить плацдарм и предоставить нашим отлаженный механизм влияния.

— Понятно.

— Сделаем так… — после недолгого молчания сказал Натоу. — Смените расположение основной базы, перевезете установку ближе сюда. Южную подгруппу ориентируйте на более широкий район действий.

— Есть.

— Попробуйте восстановить все связи Бахху и наладить новые. Только действуйте осторожнее. Нас и так слишком мало, чтобы терять людей в таких ситуациях.

Табелоу молча склонил голову.

— Все. Пора возвращаться. Впредь к границе, а также в другие места повышенного риска без прикрытия не ездить. Как минимум трое охранников должны сопровождать всюду. Надеюсь, подобрать профессионалов сможете?

— Конечно.

— Это правило отныне распространяется на всех. Мы наберем небольшой пока отряд наемников, и это станет фундаментом для создания частной армии. Думаю, в обозримом будущем она сослужит нам хорошую службу.

Натоу встал, коротко кивнул собеседнику, бросил взгляд на соседний столик (бойцы прикрытия немедленно встали), отвесил еще один кивок спутнику Табелоу и пошел к выходу. За резидентом последовал разведчик, страхуя спину начальника.

Табелоу со своим напарником, предварительно расплатившись, вышли из ресторана через другой выход.

Привычно проверившись на предмет слежки, они нырнули в машину и покатили к аэропорту. Их самолет вылетал через полтора часа…

Четыре черные метки медленно расползались в разные стороны, совершая при этом короткие рывки влево-вправо. Потом скорость возросла, и метки уже не ползли, а бежали. Люди явно сели в самолеты.

Я наложил на экран карту, прикинул траекторию полетов и отметил места вероятного появления датлайцев. Потом глянул на радиокомплекс. Последние два часа он сканировал эфир в определенном квадрате сразу на нескольких каналах, в свое время названных мне пленниками. Но сейчас эфир молчал.

Датлайцы после гибели своих людей сменили рабочие диапазоны. Вполне понятная мера предосторожности. Вдобавок к шифраторам и режиму секретности.

Результат наблюдения за противником был весьма скромен. Я знал только место и время встречи. Вполне обоснованно предполагал, что это была встреча руководителей разведотряда. Так же логично предполагал, что темой разговора станет гибель троих разведчиков.

На этом успехи и заканчивались. Остальное — домыслы и предположения. Что они решили, как будут действовать — неизвестно. Остается только ждать и наблюдать.

Была у меня шальная идея заявиться на место встречи. Вынырнуть прямо там, пользуясь внезапностью, подавить противника огнем, взять «языка» и уйти. А потом — заставить его говорить и выяснить местонахождение установок. Ну и затем — совершить вояж к схронам, уничтожить технику.

Искушение было велико, но после краткого размышления я решил не рисковать. Сканер показывал наличие четверых датлайцев. Но неизвестно, сколько людей их прикрывали. Судя по всему, эти парни успели обзавестись местной охраной. Кто знает, может быть, меня встретили бы еще с десяток бойцов.

И еще. Даже если бы налет удался, не факт, что я сумел бы найти установки. Датлайцы могли поддерживать связь с остальными разведчиками, и те, поняв, что произошло, успели бы перепрятать аппаратуру.

В общем, риск влипнуть и засветить свое присутствие, а также навсегда потерять доступ к установкам был слишком велик. И шансы на успех, напротив, ничтожно малы.

Вот и сидел я на диване перед сканером, смотрел на экран, косил взглядом на радиокомплекс и ругался сквозь зубы. Близок локоток, а не укусишь!

Эх, были бы мои парни здесь!.. Хрен бы кто ушел. Но их нет, и когда они появятся, не знает никто. Видимо, Битрая зашел в тупик и не может ничего придумать. А значит, я еще долго буду в автономном плавании, и рассчитывать в противостоянии с датлайцами надо только на себя…

Когда метки отошли друг от друга на приличное расстояние, я отключил сканер и поставил его на подзарядку. Потом взял пульт со столика и включил телевизор. На экране средних размеров начало медленно проступать изображение.

Разложив на столике принадлежности для чистки оружия, я вытащил из кобуры пистолет и приступил к разборке, кося одним глазом на экран и слушая диктора.

И еще три недели долой. Два десятка дней, полные забот, дел, проблем и обыденностей. И ожидания. Увы, напрасного…

От парней никаких вестей. Видимо, Битрая зашел в тупик со своими изысканиями. Или проблема оказалась не по плечу гению науки. И такое бывает. Не сказать, чтобы я как-то особенно унывал, но на душе свербило. Неизвестность — худшее из состояний. Что впереди, когда закончится невольная командировка?..

К хорошему, как и к плохому, человек привыкает быстро. Привык и я. Тем более не в первый раз. И перестал каждое утро ждать появления друзей. Нет — значит будут позже. Потерпим.

К тому же вынужденное заточение в этом мире скрашивала очаровательная особа по имени Милена. Сия девица, милостиво приняв ухаживания настойчивого кавалера, позволила сперва встречаться, ужинать, проводить время вместе. А потом позволила все остальное. Правда «остальное» я ждал две недели, зато мое терпение было вознаграждено сполна.

Мне досталась нетронутая девица, стыдливая и неумелая… поначалу. Потом она распробовала это дело и стала быстро наверстывать упущенное.

К собственному и немалому удивлению, секс не стал вершиной наших отношений. И помимо него нам было что делать вместе. Ну, то, что ее тянуло ко мне, это понятно — кавалер, первый мужчина и все такое прочее. Но ведь и меня тянуло к ней. Да, тело изумительное, внешность сногсшибательная, однако, кроме внешних данных, у нее было много иных достоинств.

Словом, мы поладили. Мало того, мы подружились. И я с еще большим удивлением почувствовал, что мое отношение к Милене можно, пусть и с некоторой натяжкой, назвать влюбленностью. В отличие от прежних времен это не вызывало ни саркастической ухмылки, ни недоумения.

Милена иногда ночевала у меня, несколько раз приглашала к себе. И в общем-то была вполне довольна отношениями.

Наш внезапный и бурный роман протекал на фоне далеко не спокойных событий.

Республика продолжала воевать на всех фронтах. Враг не сдавался, стоял до последнего, и чтобы сломить его сопротивление, требовалось много сил и средств.

Магистраль продолжали строить ударными темпами. Одновременно восстанавливая и ремонтируя железнодорожные пути и прокладывая нефте- и газопроводы. Бригады работали чуть ли не круглосуточно, но иногда работы замедлялись. Подводили поставщики, не привозившие вовремя материалы, комплектующие, оборудование и технику.

Тем временем штаб южного направления посылал в Самак новые отряды волонтеров, собранные едва ли не со всей республики. Наспех обученные, зачастую одетые кто во что горазд, недостаточно вооруженные, они сразу вступали в дело. Занимали указанные поселки, деревни и села, строили временные опорные пункты и приступали к охране и патрулированию выделенного участка. Такими сборными отрядами уже перекрыли часть южного, юго-западное и западное направления. Они прикрывали и Самак, и строительство.

Конечно, какой-то эффект такая мера имела, но, по большому счету, это был вынужденный шаг. У республики просто не хватало людей и средств, чтобы направить сюда регулярные, хорошо обученные и опытные части. Их едва хватало на основных фронтах. Вот и закрывали южные рубежи наемники, которые были таковыми только по названию.

Настоящие наемники как раз им противостояли. Боевые группы каганата проникали сквозь решето постов и гарнизонов, совершали диверсии, убивая людей, уничтожая технику. Но чаще просто вели разведку.

Это было плохим симптомом. Лучше бы просто нападали. А так видно, что их действия — преддверия неких событий. Понятно каких…

— … Части республиканской армии после упорных боев захватили город Прокопьевск! — вдруг выдал диктор телевидения. — Это позволило замкнуть кольцо окружения войск Алтайского анклава и разрозненных отрядов хана Эдыгея. Однако продолжение наступления с целью окончательного разгрома противника сейчас невозможно. Войска понесли значительные потери в людях и технике. Поэтому командованием отдан приказ о переходе к обороне…

Я хмыкнул и покачал головой. Потом взял пульт и чуть убавил звук.

Вот еще новость — телевизор купил. На той неделе назад ездил в Тарсат по рабочим делам. Случайно заглянул в только открывшийся магазин бытовой техники, увидел его и, несмотря на приличную цену, взял. И антенну с усилителем тоже.

Техника хоть и импортная, но не новая. Однако вполне прилично работающая и даже с пультом дистанционного управления.

Теперь у меня была возможность ловить передачи не только возрожденного республиканского телевидения, но и иностранные каналы. Это здорово помогало при сборе информации. Особо интересные программы я даже записывал на компьютер, благо был адаптер для совмещения местных и годианских стандартов.

Хотя вещание на Самак велось больше месяца, телевизоров здесь было очень мало. На весь город не больше ста штук. Дорого, да и не всем надо. У людей полно других забот, не до развлечений. А для того чтобы быть в курсе событий, хватало радио.

«… Упорные бои на юго-западном фронте. Южно-Югорский анклав, десять дней назад оставивший Болутей, попытался вновь захватить его. Части республиканской армии успешно отражают все атаки…» — прочитал сообщение уже другой диктор на другом канале. И на другом языке.

Вечером в воскресенье информационных и аналитических передач особенно много. Я часто переключал каналы, благо антенна ловила хорошо, собирая информацию из разных источников.

«По непроверенным данным, встреча руководства Орду-улемского и Харальского каганатов с представителями европейских и азиатских держав прошла в эти выходные. Это дало основание предполагать, что оба новообразования получат необходимую помощь для возобновления активных действий на северном фронте…»

Иностранные информагентства проблеме Русинии уделяли меньше времени. Но и у них иногда проскакивали интересные сюжеты.

Я уже заканчивал чистку пистолета, когда услышал еще одно сообщение.

«Строительство магистрали между Югорской республикой и Русией вызывает серьезную озабоченность в Западной Европе и Америке. Сближение, наметившееся в последний год, позволяет говорить о попытках республик восстановить единое государство. Что явно не входит в планы ведущих иностранных держав. Есть основания предполагать, что они примут меры для дестабилизации обстановки и недопущения процесса объединения…»

«Иными словами, будут натравливать всю эту мелочь вроде анклавов и каганатов на республики. Таким образом препятствуя установлению тесных контактов…» — подумал я.

Загнав магазин в рукоятку пистолета, сунул оружие в кобуру, хлопнул по ней ладонью и подвел итог услышанному и увиденному:

— Опять война!..

Столь безрадостный вывод получил подтверждение на следующее утро. Началось оно с того, что я минут десять безрезультатно звонил Милене. Она еще в субботу укатила к отцу в Тобольск. Там сейчас была столица республики.

Любящий отец прислал за дочкой самолет в Тарсат, где был небольшой аэродром. А до Тарсата Милену вез я. На правах почти официального «близкого друга».

Впустую потратив время, я оставил телефон в покое и поехал на работу, по пути размышляя на разные темы. Из головы не шла встреча руководителей разведотряда датлайцев и новости о ситуации на границе. Такое впечатление, что они как-то взаимосвязаны.

Конечно, этого не могло быть, датлайцы не настолько влиятельные особы, чтобы заставить каганат активизировать свои действия. И все же… свербила в глубине сознания мыслишка, навязчивая такая, как мотив какой-нибудь примитивной песенки, — и не выбросишь сразу.

«Оружием они торгуют. Транспортом. Наркотой. Информацией. Значит, имеют хорошие связи в разных кругах. И в разных странах. Кое-какое влияние имеют, но… но этого недостаточно…»

Приемник, включенный на волне югорского радио, послушно выдавал децибелы самой разнообразной музыки. Но когда я сворачивал к управлению, мелодию сменил голос диктора.

«… Последние новости с южного направления. Сегодня ночью было совершено нападение на населенный пункт Кравитей. Как передают из комендатуры Самака, отряд диверсантов Орду-улемского каганата обстрелял поселок из стрелкового оружия, а потом попробовал прорваться к центру. Отряд самообороны сумел отразить атаку, но при этом понес потери. Также есть потери среди мирного населения. Диверсанты после нападения отошли в неизвестном направлении. Преследование по понятным причинам не велось. Подробности уточняют…»

— Ну вот и началось! — прокомментировал я сообщение и вылез из джипа. — Теперь успевай смотреть по сторонам…

В управлении все стояли на ушах. Бегали по коридору сотрудники и секретари, трещали телефоны, кричали начальники разных рангов. Кроме того, по зданию сновали военные.

В кабинете Березина сидели Петр, Леонид и Игорь с Аркадием — новые водители, приехавшие сюда две недели назад. У всех напряженные лица, тревога в глазах.

Начальник отдела выглядел не лучше подчиненных. Только лицо красное, что выглядело даже непривычным. Он вертел в правой руке карандаш и нервным движением левой руки оглаживал бакенбарды. Увидев меня, кивнул и взглядом указал на стул.

— Рабочее совещание отменяется, — сказал он. — Голыбин просил подождать его.

Я удивленно глянул на Петра — что еще за совещание?

Тот досадливо дернул уголком рта: мол, потом…

— О ночном бое слышали?

— Слышали, — в один голос ответили Игорь и Аркадий. Эти парни были троюродными братьями. Приехали откуда-то с востока. Обоим по двадцать семь лет, оба чуть выше среднего роста, крепкие, плечистые. Лица широкие, носы картошкой, уши здоровые. До войны работали на стройке шоферами, с началом гражданской пошли воевать. На передовой почти не бывали, служили в тыловых частях, возили сперва грузы, а потом начальство. После сокращения управляющих структур приехали сюда.

Братцы отличались спокойными характерами, мужицкой рассудительностью и… некоторым подхалимством. Это от долгого общения с высоким начальством.

— Слышал, — веско пробасил Петр. — Два раза по радио передавали.

«Жаль, поздно узнал, — мелькнула у меня мысль. — А то бы успел посмотреть азиатский канал. Там обычно подробно излагают ход событий…»

Продолжить Березин не успел. Дверь распахнулась, и в кабинет вошли два человека. Голыбин и капитан Смоленов — заместитель командира гарнизонного батальона.

Коротко поздоровавшись, Голыбин прошел в глубь кабинета, не стал занимать предложенное Березиным кресло, а сел у стола. Бросив на нас внимательный взгляд и кашлянув в кулак, он сказал:

— Сегодня ночью было совершено два нападения на населенные пункты у границы с каганатом. Сначала атаковали Кравитей, а через два часа противник совершил налет на Шехту.

Голыбин едва заметно вздохнул и добавил:

— Почти весь отряд погиб…

Я покосился на карту, что висела на стене кабинета. Поселок Шехта был расположен в двадцати шести километрах от Самака, практически на одной линии с Доручей и Краменецом. Это был самый дальний форпост обороны. Из-за нехватки личного состава туда отправили небольшой отряд, даже не отряд, а группу из двенадцати человек. Для такого опасного района этого очень мало. Правда, их постарались вооружить получше, кроме двух пулеметов, дали два гранатомета и один старый, уже давно снятый с вооружения, но вполне работоспособный ротный миномет калибра шестьдесят миллиметров.

Но это не помогло. Судя по словам Голыбина, там мало кто уцелел. В Шехте жили около десятка человек, в основном древние старики. Интересно, их тоже перебили?

— Комендатура планирует отправить туда еще один отряд. И хочет запросить штаб Южного направления, чтобы сюда прислали подкрепление. Словом, ситуация сейчас резко осложнилась…

Голыбин сделал паузу, взглядом указал Березину на графин с водой. Тот быстро налил полный стакан и подал ему. Опустошив стакан, начальник управления продолжил.

— Как видите, ситуация резко осложнилась. Мы ждем новых ударов противника по пограничным селам и гарнизонам. Не исключено, что каганат перейдет в наступление значительными силами. Возможно, отряды на какое-то время попадут в окружение. В связи с этим встает вопрос о доставке им необходимых грузов. Сегодня утром на совещании у коменданта бьшо принято решение пополнить запас боеприпасов, продовольствия и снаряжения во всех поселках. Так, чтобы отряды могли работать автономно хотя бы неделю. В связи с этим на вас будет возложена задача в самые короткие сроки доставить грузы отрядам.

Голыбин замолчал, посмотрел на нас. Взгляд недовольный и виноватый одновременно. Начальник управления понимал, насколько рискованно сейчас посылать людей к границе. Ведь предстоит объехать почти полтора десятка поселков, большая часть которых расположена на крайнем рубеже обороны. С учетом того, что подразделения каганата уже начали вести активные действия и могут легко просочиться сквозь редкие заслоны, такие поездки сопряжены со значительным риском.

— Мы, конечно, выполним приказ, — начал было Березин, привычно расправляя плечи во время доклада начальству, но Голыбин его остановил.

— Погоди, Арнольд Константинович. Я хочу услышать мнение самих сотрудников.

Березин закрыл рот, скользнул по нам взглядом. Его подчиненные могли и не испытывать столь яркого желания совать голову под топор. А это, как ни крути, недоработка его самого.

Я невольно ухмыльнулся. Начальник отдела снабжения все никак не привыкнет, что здесь не армия и подчиненные приказы вполне могут обсуждать. А также не исполнять.

Березин ухмылку увидел, насупился еще больше.

— Я понимаю, — сказал Голыбин, — требовать, чтобы вы рисковали жизнью, не могу. Это не ваша работа. Поэтому прошу помочь. Грузы надо развезти за два дня. В противном случае отряды самообороны попадут в трудное положение.

— Ладно, — мрачным голосом произнес Петр. — Мы сделаем. Говорю за себя и за Леню.

— Сделаем, — повторил Аркаша. — Прикрытие будет?

— Гарнизон выделит нескольких бойцов. По два на машину.

«Чтобы легли вместе с нами, — хмыкнул я. — Это не прикрытие, это смех. Такое впечатление, что здесь забыли, как надо организовывать проводку колонн или доставку грузов на точку. Впрочем… у них же мало опыта. Афганистана и Чечни не было. Потерь от засад не несли. И колонн не теряли».

— Томилин, вы как? — резким голосом спросил Березин. На его лице отражалась тревога. Зная мой неуступчивый характер, он ждал отказа.

— Что ж… — Я выразительно глянул на Березина, потом посмотрел на Голыбина. Едва заметно хмыкнул. — Если премия за риск, там надбавка…

— Премия будет, — заверил Голыбин.

— Во-от… И еще там отгул, например…

— Хватит, Томилин! — не выдержал начальник отдела. — Ответь толком…

В отличие от него Голыбин мою игру уже разгадал, поэтому чуть склонил голову, принимая косвенно высказанное согласие.

— Вот тогда и можно… — продолжал я, словно не замечая слов Березина, — съездить.

— Хорошо! — подвел итог начальник управления, прерывая открывшего было рот Березина. — Все согласны. Маршруты, списки грузов и прочие детали обсудите позже. Бойцы из гарнизона скоро подъедут. Желаю успеха.

Голыбин пожал каждому руку и вышел из кабинета.

* * *

Березин проводил его взглядом, недовольно посмотрел на меня, гася в себе злость и гнев, потом достал толстую папку, раскрыл ее и сказал:

— Распределим маршруты…

И снова круговерть с загрузкой. Арсенал, склад продовольствия. На этот раз продуктов загрузили гораздо меньше. Главное — боеприпасы, патроны, гранаты. С голоду в деревне, да еще возле лесов и рек, не умрешь.

Под погрузку мы поехали все вместе, я на джипе, Петр с Леней на «кунруге», а Аркаша с Игорем на старом «увате». Машина хоть и не новая, но в приличном состоянии.

Пока шла погрузка, пока грузчики и солдаты катали тележки с ящиками, коробками и тюками, у нас зашел разговор об обстановке на границе и о том, к чему это может привести. Судя по виду коллег, ситуация вызывала у них нешуточную тревогу. Петр вспоминал позапрошлогодние бои на восточном фронте против уже несуществующего Енисейского княжества. Было такое территориальное образование, возникшее трудами одного потомственного князька, ведущего свой род аж от Чингисхана. Тогда отряды этого самого княжества сумели на первых порах захватить несколько городов и продвинуться дальше. Это была лебединая песня княжества. Югорская республика, только встававшая на ноги, в конце концов разбила противника.

Аркадий рассказал о частых стычках с бойцами Южно-Югорского анклава.

Я в разговоре почти не участвовал, больше слушал. И думал, что делать, чтобы не влипнуть в переделку. Если каганат действительно перешел в наступление, его разведчики, диверсанты и авангардные подразделения будут проникать в глубь республиканской территории вплоть до Самака.

Пользуясь моментом, я позвонил Милене домой. Потом на работу. Ее нигде не было. В редакции сказали, что она может приехать к вечеру.

«Может, отец, зная обстановку здесь, решил не отпускать ее обратно? Это было бы логично. Правда, не очень хорошо для меня. Ладно, закончим с делами — заскочу к ней…»

Загрузив машины под завязку, мы одной колонной поехали обратно к управлению. У входа нас уже ждал Березин. Глянув на часы, жестом позвал нас и, когда мы подошли, сказал:

— Солдаты вот-вот подъедут. Распределим их по машинам — и вперед. Уже передали: небольшие группы бойцов каганата обнаружены неподалеку от Стиханска, Лотургина и Илидома. Так что предельная осторожность…

Лица водителей помрачнели. Все дружно стали проверять оружие, боеприпасы, осматривать колеса машин. Березин видел, что люди нервничают, но как-то успокоить или поддержать их не мог. Да и как тут поддержишь?!

Минут через пять к управлению подрулил армейский джип «конда». Из него выпрыгнули шесть солдат во главе с ефрейтором и подошли к Березину. Ефрейтор доложил о прибытии и добавил, что его послали в распоряжение начальника отдела снабжения до двадцати двух ноль — ноль этого дня. Потом они должны будут убыть обратно.

— Ладно, — махнул рукой Березин. — Давайте по машинам. По два человека в каждую. Правда, вот в джип Томилина вдвоем не сесть… не знаю, как и быть…

Он задумчиво смотрел на меня и на «алдан».

— Мне охрана не нужна, поеду один, — сказал я. Березин аж подскочил.

— Как не нужна?! Да ты соображаешь, что говоришь? Сейчас ехать в одиночку нельзя!

— Давайте без споров. Еду один. Проскочу.

Водители, Березин и даже солдаты смотрели на меня как на сумасшедшего. Лезть в пекло без прикрытия. Но я вступать в дискуссии не собирался. Уточнил у Березина маршрут движения и приблизительный график, отметил время и сел в джип.

Березин со все еще удивленным выражением лица рассаживал солдат по другим машинам. Бойцы быстро занимали отведенные места, готовили оружие, привычно распределяя между собой сектора наблюдения и обстрела.

Не став ждать остальных, я развернул «алдан» и выехал на дорогу. За спиной затарахтели двигатели грузовиков…

Настроение резко пошло вниз. Черт, как все не вовремя! И каганат с его наступлением, и Березин с ненужной инициативой. Легко сидеть в тылу и посылать людей в пекло. Да еще выкрикивать патриотические лозунги. Этим людей не защитишь. Лучше бы нормальное прикрытие дал. И военные эти! Тоже каша в голове. Их же людей снабжаем. Все отряды самообороны подчинены гарнизону! Неужели не могли выделить на каждую машину по два БТРа? Или хотя бы по два джипа с пулеметом?

А что толку от двух солдат в кузове? Если диверсанты противника решат уничтожить машину, эта парочка их не испугает. Было бы два трупа, а так будет четыре…

Я потому и отказался от сопровождения, чтобы не подставлять бойцов. Помочь ничем не смогут, а в случае чего зазря полягут. Да и расчет тут иной. Грузовик при всех его достоинствах здорово шумит. Мотор далеко слышно. Привлечь противника — раз плюнуть.

А мой «алдан» работает тихо. Новый глушитель, вручную перебранный мотор и хорошие шины обеспечивают почти беззвучную езду. Конечно, если враг обнаружит издалека — никакая тишина не спасет.

Поэтому я и сменил привычные маршруты. Бросил накатанные дороги и поехал узкими тропинками, мелкими оврагами и низинками, хоронясь то за складкой местности, то за деревьями, то за взгорками. Конечно, так можно проехать не везде. Но по крайней мере почти половину пути я шел вдали от посторонних глаз.

А когда впереди возникала открытая местность или, наоборот, глухой лес, машину останавливал, брал бинокль и наблюдал за обстановкой. И только потом ехал.

Голова вертится, глаза смотрят сразу во все стороны, уши ловят любой звук. Оружие в готовности, сам напряжен. А сквозь сжатые губы слетают едва слышные матюки. В адрес тех, по чьей милости я здесь головой рискую.

И если мои эмоции имеют хоть небольшую материальную составляющую, у кое-кого в каганате и в нашем управлении сейчас голова с плеч слетает.

Первая точка — Илидом. Здесь тихо. Командир отряда сержант Басов встретил меня на окраине поселка возле поста охраны. Пока бойцы разгружали ящики и мешки, он рассказал об обстановке в поселке и вокруг него.

— … Пока спокойно. Но кто-то шастает у карьеров и у пролеска. Бойцы несколько раз видели. Я посылал группы на прочесывание — на песке следы от ботинок, трава примята.

— Вынюхивают.

— Похоже.

— О нападениях слышал?

— Сообщали. — Сержант хмурит брови. — В Шехте парни прошляпили. Элементарно прозевали. Вот и…

Он дернул головой, не стал продолжать.

— Они начали с восточной части, — высказал я догадку. — И пошли дальше на запад. Хотят прощупать всю цепочку. Так что это еще не нападение. Это разведка боем.

— Ну, начали они не совсем с востока. Кравитей скорее южное направление.

— А им и не надо дальше. Основная цель — Самак и магистраль. Причем первое — отвлекающий маневр. Как ни крути, войска будут защищать город больше, чем магистраль.

— Да, — кивнул сержант. — Это так. Если командование войска не пришлет, будет туго.

Сказал он это спокойно, без особого волнения. Просто констатировал факт. Сам сержант к возможному нападению подготовился. Поселок закрыт постами со стороны карьеров и пролеска. Пулеметные гнезда, окопы, дзот. Каждый боец знает, что и как ему делать по сигналу тревоги, где его место. Басов создал небольшую мобильную группу, которая должна быть там, где враг давит сильнее всего. Распределив скудные силы, он рассчитывал удерживать поселок до подхода помощи.

За эти недели Басов сумел выдрессировать своих людей. Они работали быстро, четко, без суеты и лишней спешки и уже не смотрели по сторонам глазами новорожденного младенца.

Проверив список привезенного, сержант удовлетворено кивнул, убрал бумагу в карман и на прощание предостерег:

— Лучше сделай крюк побольше. Кто знает, что эти гады замышляют?

— Обязательно.

Совет хорош, и я собирался им воспользоваться…

Следующий пункт назначения — Стиханск. Здесь сидел отряд ефрейтора Неверова. Причем сидел в полной боевой готовности. На околице у поста охраны поселка меня встретили стволы пулемета и карабина. Действительно не узнавая или слишком уж рьяно выполняя приказ, заставили выйти из машины, поднять руки и отвечать на вопросы.

Понимая их правоту, я повиновался. Вышел, поднял, ответил. Но когда кто-то из бойцов (совсем молокосос, судя по голосу) заставил встать на колени, я выдавил короткую сочную фразу и сказал:

— Слышь, звиздюк! Я щас развернусь и уеду обратно в Самак. И сидите на голодном пайке до потери пульса! Тоже мне рейнджер хренов!

— Стрелять буду! — пискнул тот же голос.

— Попробуй. Приедет комендант, лично яйца оторвет. А Неверов сожрать заставит!

Мой тон, а также фамилия командира отряда заставили сопляка сбавить тон. За стеной, выложенной из мешков с песком и щебнем, мелькнула кепка. Потом от укрытия отделилась фигура и побежала в поселок.

Я ждал. Руки давно опустил, но стоял на месте. Нечего дразнить пацана. Но про себя решил потом высказать ему все, что думаю. Ибо наглость таких вот суперменов с оружием в руках раздражает больше всего.

Неверов прибежал быстро. Глянул на меня, приказал пропустить. С одного взгляда оценив обстановку, попросил прощения за неуемное прилежание подчиненного.

— Что у вас тут? — вместо ответа спросил я.

— Ждем.

— Чего?

— Кого. Гостей.

Неверов поехал со мной к дому в поселке, отведенному под склад. По пути вводил в курс дела.

— Утром со стороны рощи заявились. Трое или четверо. Обстреляли пост из карабинов. Ушли. Потом вылезли от озера. Опять постреляли и ушли.

— Твои отвечали? — сразу просек я ситуацию.

— С поста из «типкова» отработали. Пулемет молчал.

— Ясно. Правильно сделали. Они разведку проводили и хотели засечь ваши точки.

— Я уже понял. Пост у озера мы перенесли на новое место и замаскировали. На старом только мешки оставили.

— Верно. Если кто сюда и полезет, пойдет от рощи или с другой стороны от дороги.

— Да. Поэтому я и усилил пост. В засаде посадил еще двоих.

— За кустарником?

Ефрейтор остро глянул на меня и озадаченно хмыкнул:

— Ну да. Как заметил?

— Элементарно, Ватсон! Ты им сектор наблюдения и обстрела в кустарнике расчистил так, чтобы они видели пятачок перед постом. А я машину остановил чуть дальше и из джипа вылез с другой стороны. Вот они, чтобы меня видеть, и высунулись из укрытия. Чуть-чуть. Но ветки и траву потревожили.

Неверов ругнулся сквозь зубы. Оплошность подчиненных его задела. Я поспешил успокоить:

— Ничего страшного. В бою это уже будет не важно.

Ефрейтор кивнул, но по его виду я понял, что бойцам, допустившим оплошность, попадет.

Гарнизон действительно находился в состоянии повышенной готовности. Это передалось и местным жителям. На улице никого не видно, даже живность домашняя за забором сидит.

Разгрузка проходила быстро. Пока ящики, канистры и мешки перекочевывали на склад, мы с Неверовым коротко обсудили ситуацию. И пришли к одному выводу — вот-вот грянет.

— И ладно мы! — досадовал Неверов. — Кому нужен гарнизон заштатного поселка?! Но ведь магистраль! Ее-то раздолбают по полной программе.

Я только плечами пожал. Возражать трудно. Да и нечего.

— Вся надежда на помощь гарнизона, — добавил ефрейтор.

Кузов джипа опустел. Его загрузили небольшим свертком с почтой, пустыми канистрами и кое-какой мелочью. Неверов проводил меня до северного поста, пожелал спокойного пути и многозначительно посмотрел на сидевших за укрытием бойцов. Один из них — среднего роста паренек в мешковато сидящей форме, с большими ушами и красной (видимо, от смущения) физиономией — упорно смотрел на носки своих ботинок. Это он разговаривал со мной при встрече.

Махнув рукой на прощание, я надавил на газ и покатил обратно.

Джип успел отмотать километров пять, когда за спиной едва слышно застрекотала трещотка. Одна, еще одна. Потом бухнуло несколько раз. Несмотря на сильно приглушенный звук, я разобрал работу штурмовых карабинов и самозарядки. На Стиханск напали.

Остановив джип, я несколько секунд слушал перестрелку, потом завел мотор. Судя по всему, это не было полномасштабным нападением. А что-то вроде разведки боем. Значит, каганат пытается нащупать место прорыва здесь.

Сперва я хотел доложить по радиостанции в управление о произошедшем, но потом передумал. Радиостанция у Неверова работала исправно, если посчитает нужным — доложит сам.

А в области становится жарко…

 

2

Начальству я все же доложил. На обратном пути заскочил в управление, нашел Березина и сказал о нападении на Стиханск. Заодно поведал о сведениях, полученных в гарнизонах.

Начальник службы к информации отнесся спокойно. Выслушал, кивнул, сказал «Бывает-бывает» и… предложил продолжить доставку. Мое замечание, что сейчас в области очень опасно, отрубил:

— Надо выполнить работу!

Я смерил его тяжелым взглядом и, не прощаясь, вышел.

«Завтра! — билась мысль в голове, пока я шел к машине. — Завтра я доложу Голыбину об идиотизме этого индюка. Посылать людей в пекло, да еще тех, кто не может быть использован в «горячих точках», согласно контракту. Пусть решает, как быть. Но если он оставит Березина на месте, я уволюсь. Пошла она на хрен, такая работа! Рисковать ради чужих идей в чужой стране я не намерен!»

И опять рейс на склад, в арсенал, на загрузку. А потом по маршруту Самак — Латигец — Доруча. Путь не слишком далек, но и не легок. На самый край контролируемой республикой зоны. В такое неспокойное время это подобно прыжку в пасть зверя. Очередному…

Пытаясь привести душевное состояние в норму, я стал обдумывать ситуацию со стратегической, так сказать, точки зрения и неожиданно для себя увлекся. И перешел от спонтанных размышлений к взвешенному анализу. Тем более что от правильности сделанных выводов зависела моя жизнь.

«… За последние три недели совершено около полутора десятков нападений на отдаленные гарнизоны. Чаще всего дело ограничивалось обстрелами. Понятно, противник вел разведку. До этой ночи. А теперь перешел к основной фазе операции. Но что он хочет? Перебить гарнизоны? Дело бессмысленное и долгое. Во всех поселках в общей сложности сидит более трехсот пятидесяти человек. При том, что они плохо подготовлены и вооружены, это все же немалое количество. Тратить на них время и силы — пустая затея…»

— … Здесь указаны патроны к крупнокалиберному КПСу, — тыча пальцем в заявку, говорил мне начальник арсенала. — А у них в отряде только «скиф». Тут явная ошибка.

— Хорошо, грузите нужные патроны. Я списков не читал, это начальство ошиблось.

— И количество указано невозможное. Двести тысяч. Нолик лишний. А то и два.

— Позвоните Березину, он знает точные цифры.

Начальник арсенала шел звонить начальнику отдела снабжения. После чего погрузка возобновлялась.

«… Время, надо признать, они выбрали идеальное. Силы республики раздерганы по фронтам. Самак оголен, некоторые подразделения ушли на северо-западный фронт, где все еще идут бои с Южно-Югорским анклавом. И судя по всему, там не скоро затихнет… Интересно, с чем идет каганат? Если исходить из данных, полученных из разных источников, противник может выставить пять отрядов наемников общей численностью семьсот человек. Плюс пару батальонов пехоты. Танков у них мало, артиллерии и ударных систем тоже. Авиация если и представлена, то буквально считанными единицами истребителей-перехватчиков. И то это в лучшем случае. А на другой стороне? К указанным отрядам самообороны стоит добавить гарнизон Самака — неполный батальон, пара безоткатных орудий, несколько ПТУРов, минометную батарею, также неполную, роту охраны магистрали и… все. Авиагруппа из пяти машин расположена в Амальгаде. Это четыре сотни километров на север от Самака. И то они задействованы на другом фронте. Мощных систем РСЗО нет, бронетехники нет, артиллерии нет. Ближайший резерв — в Тарсате. Тоже неполный батальон, пара-тройка самоходных орудий, минометная батарея. Вертолетов вроде нет. Силы явно неравны…»

— … Сейчас подъедет один человек. Это инженер. Поедет с тобой, — сказал мне Березин, когда я вернулся в управление. — Он должен проверить состояние телефонных линий и линий электропередач, что идут от города к поселкам. Покажи ему все.

Везти человека под пули — в духе прямого начальника. Идиотизм! Ну и хрен с ним, не до того!

Я молча киваю и сажусь в машину ждать попутчика. Не прерывая размышления…

«… Знают ли о состоянии обороны в каганате? Знают. Хотя бы в общих чертах. Какой план они изберут в этом случае? Ставим себя на место командования противника. Что им надо? Какова главная цель? Магистраль! Они должны уничтожить то, что восстановлено и построено. Уничтожить технику, перебить специалистов. Застопорить работу. А то и вовсе сделать невозможной. Отсюда и план операции. Обозначить активность на разных направлениях, показать наступление на Самак. Чтобы республиканское командование держало там скудные резервы и не смело их бросить на помощь. Также связать гарнизоны прикрытия. А затем сосредоточить главные силы на выбранном участке и одним внезапным быстрым ударом прорвать оборону и выйти к намеренной цели…»

— … Борис, — представился подошедший к машине молодой мужчина. Он был в полувоенном наряде, с большим чемоданом в руке и кобурой на ремне.

Судя по размеру, там лежал «ворон». Интересно, где инженер его раздобыл? Не то чтобы пистолет был редкостью, просто кому попало его не выдавали. А этот парень не похож на крутого боевика или опытного солдата. Впрочем, внешность обманчива.

— Артур, — кивнул я. — Сидай.

Борис послушно занял место рядом.

— Саквояж положи назад. Не упадет.

— Спасибо. Я готов.

— Твоя задача?

— Проверить состояние телефонных линий. Найти места обрывов. Выяснить, в каком виде линии в поселках.

— Остановки в дороге делать надо?

— Несколько раз. Для проведения замеров.

— Мудак!

— Что?

— Это не тебе. Это одному недоумку…

Взгляд Бориса полон удивления и непонимания.

— Ладно, поехали. Слушай меня! Все остановки только после моего разрешения. Делаешь все, что я скажу. И держи свой пистолет наготове.

— Понял, — тут же ответил Борис.

— В деле бывал?

— Простите?

— В бою бывал?

— А-а… Да. — Борис как-то неопределенно качнул ловой. — Приходилось…

Вид у него стал каким-то загадочным. Ну и хрен с ни некогда разбирать, что к чему.

— Готов?

— Да.

— Вперед!..

* * *

«Будь я на месте командования каганата, выбрал бы для прорыва участок между двух поселков, которые отстоят от магистрали километров на пятнадцать — двадцать и находятся возле лесов. Можно скрытно подойти, ударить, смять оборону, а потом спокойно провести основные силы. Опорные пункты вдоль магистрали не страшны, это ведь защита от мелких диверсионных групп. Достаточно выйти на магистраль и идти вдоль нее до города, поочередно сшибая опорные пункты. С избытком хватит одного батальона, пяток танков, ну, может быть, несколько стволов артиллерии. Лучше самоходной. И хотя бы одну установку РСЗО типа нашего «Града». Местный аналог — БМ-12 «Балл». Республике просто нечего будет противопоставить, сил нет. Даже если взять из каждого гарнизона по половине личного состава, то на то, чтобы собрать бойцов в один отряд, перебросить их в нужное место, уйдет половина дня как минимум. Да и то будет поздно. На пути подхода подкрепления каганату достаточно выставить небольшой заслон. Сводная рота с одним стрелковым вооружением на открытой местности много не навоюет…»

— Можно сделать остановку? — прозвучал голос справа. Борис вопросительно смотрел на меня. В его руках была развернутая карта с пометками.

Мы уже выехали за город, миновали мост и сейчас шли вдоль русла практически пересохшей речушки. Километрах в девяти правее был Илидом. А левее, на чуть меньшем расстоянии, — Стиханск. Пошла зона повышенной опасности.

— Сделаем. Только с дороги съедем.

Телефонная линия — несколько кабелей, уложенных в бетонный короб, что шел вдоль дороги. Углубление — до метра. Через каждые два километра небольшие шурфы с крышками. При проверке крышки снимают и проводят замеры. Что сейчас инженер и делал. Пока его работу стерегли с карабином на изготовку.

«… Город власти оголять не решатся, так что оттуда помощи не будет. А когда каганат покончит с магистралью, то пойдет на Самак. Там, конечно, потруднее работа. Кроме гарнизона, оборону будут держать ополченцы. Если собрать хотя бы половину рабочих всех предприятий и часть местного населения — тысячный отряд в строй встанет. Но опять же, что у них есть в наличии? Стрелковое оружие, гранатометы, гранаты. Если у каганата хватит ума и смекалки провести быстрый и внезапный штурм, то за два дня максимум город падет. И вряд ли противник захочет отдать его. Республике, чтобы отбить Самак, надо начинать новое наступление. Хватит ли у нее сил?..»

— Можно ехать дальше.

Инженер опустил чемодан в кузов, сел в машину.

— Здесь проверено.

— Где планируешь делать следующую проверку?

— Через восемь километров.

— Тогда поехали…

Машина выбралась из оврага и пошла по дороге, резво набирая скорость.

«… План противника, пусть и в общих чертах, ясен. Интересно, кто спланировал эту операцию? Явно хороший стратег. И влиятельный политик. Сумел заставить действовать согласованно сразу несколько самостоятельных образований. Южно-Югорский анклав, Орду-улемский и Харальский каганаты, Алтайский анклав. Одновременные удары с разных сторон, неослабевающий натиск, раздергивание сил республики. Это стоит немалых денег…»

— Здесь, — в очередной раз прервал мои размышления Борис. — Шурф в двадцати метрах.

Я молча свернул на обочину. Инженер подхватил свой саквояж и исчез в зарослях невысокого кустарника.

Моя погруженность в себя делу не мешала. Я на автопилоте вел машину, внимательно следил за обстановкой, где надо останавливал джип, наблюдал за округой в бинокль, сворачивал на незаметные тропки, словом, проводил весь комплекс маскировочных мер.

Инженер смотрел на меня с некоторым удивлением, но благоразумно молчал. Либо думал, что я спятил, либо действительно понимал, что к чему.

Нам пока везло. Было тихо и спокойно. Никаких признаков появления противника, никаких следов на дорогах и тропинках.

Минут через пятнадцать инженер вылез из-за кустов, отряхнул брюки и сел в машину.

— Все.

— Угу…

«… Продолжим. Цели и задачи операции понятны. В общих чертах план ясен. Но вот где надо ожидать прорыва сил противника? Где он нанесет главный удар? Если следовать прежней логике, это должно быть место напротив магистрали. В той части, где строительные работы только начались. Чтобы потом спокойно сматывать нитку магистрали до самого Самака. Сейчас строители дошли до Уштобера, а железнодорожные пути уже восстановили до самого Камидара и еще на несколько километров дальше. Выходит, туда и будет направлен основной удар. Параллельно этим поселкам идут… Доруча и Краменец. Подходящий район. Есть лесополосы, поля, река Изнуча делает несколько петель. Гарнизоны там не очень сильные, опытных солдат нет, только добровольцы. Кроме того, от Краменеца до Камидара проложена отличная трасса. А если вспомнить, что возле этих гарнизонов вражеских разведчиков практически не видели, можно предположить — противник не хотел поднимать лишней тревоги.

Пожалуй, все верно. Сегодня ночью и утром началась первая фаза операции — отвлекающие удары и маневры. Теперь наступает очередь второй фазы — прорыв сквозь цепочку гарнизонов. Их могут даже не уничтожать. Достаточно просочиться мимо, оставив заслон. Значит, в любой момент можно ждать появления врага возле Краменеца и Доручи. Хоть сейчас!..»

— Почти приехали! — подал голос инженер. — Впереди Доруча.

Я резко нажал на тормоз, машина прошла юзом метров пять и встала. Инженер с удивлением покосился на меня. А я обалдело смотрел вперед, пораженный невольным совпадением хода рассуждений с нашим местоположением. Нас занесло как раз в то место, где, по моим прикидкам, вот-вот может быть начат прорыв противника.

Километрах в трех от нас лежал довольно крупный поселок — Доруча. Около сотни домов (большая часть брошена), изгиб речки за лугом, чистое поле, слева от поселка стена большой рощи.

— Что-то случилось? — несмело спросил инженер.

— Пока не знаю, — медленно, с расстановкой ответил я, поднимая бинокль. — Сейчас выясним…

Волна нехорошего предчувствия захлестнула меня. Минуты две я не мог пальцем шевельнуть, все всматривался в бинокль, водя слева направо головой и подсознательно чего-то ждал. Стрельбы? Атаки? Или просто нервы сдали?..

Между тем в поселке что-то происходило. Я видел мелькавшие на дороге и за крайними домами фигуры солдат. Видел размахивающего руками командира отряда (его выдавала излишняя жестикуляция, бинокль на груди и… подчиненные, старательно козырявшие при получении приказов). Видел, как кто-то из бойцов потащил пулемет к одиноко стоящему двухэтажному строению возле небольшого яблоневого сада. И совершенно не видел местных жителей. Засели по домам и носа не кажут. Ждут. Чего? Чего могут ждать люди, живущие практически на границе с врагом? Того же, что и бойцы отряда, — нападения.

— Поедем? — напомнил о себе инженер, суетливо поправлял на ремне кобуру пистолета.

— Да. — Я помедлил еще несколько секунд, потом опустил бинокль и машинально тронул карабин, висящий с левой стороны под рулем. — Едем…

Нас остановили метрах в двухстах от околицы. Парный патруль буквально вывалился на дорогу с карабинами наперевес, бойцы замахали руками, требуя остановить машину. Я тут же нажал на педаль тормоза. Судя по нервной реакции, эти парни буквально на грани истерики, с ними лучше не шутить.

— Стой! — излишне громко проорал молодой тонкошеий парень в мешковато сидящей куртке защитного цвета. — Вылазь из машины! Быстро!

— Я из отдела снабжения, — сразу представился я, внимательно следя за руками бойца. — Привез продовольствие, боеприпасы и кое-что по мелочи. Вы меня знаете.

Напомнить не лишне, а то пальнут с перепугу.

— Да, знаем, — подтвердил второй боец.

По возрасту он годился первому в деды — седые волосы кепкой, глубокие морщины на лице, двухдневная щетина, сутулая фигура. А может, и есть дед — есть что-то одинаковое в обоих.

— Это специалист по связи, — представил я инженера. — Проверяет состояние телефонных линий. Что у вас тут происходит?

Дед махнул рукой, забросил карабин (старая самозарядка) за плечо и горестно вздохнул.

— Нападение было…

В Доруче располагался отряд волонтеров под командованием бывшего техника, а ныне ефрейтора Капителова. Это был невысокий мужчина невыразительного вида — рост средний, черты лица какие-то размытые, глаза вечно сонные. В противоположность внешности Капителов на поверку оказался довольно резвым, быстро соображающим человеком. Но военного опыта не имел никакого. На командную должность его поставили в последний момент, перед самым отъездом. И только потому, что он встал в строй на две недели раньше остальных. К тому же успел пройти небольшую подготовку.

Как и каждого новоявленного командира, в Самаке его подробно инструктировали, что и как делать в разных ситуациях. Как и каждому, ему выдали небольшую книжицу — нечто вроде временного полевого устава. Но этого явно не хватало для уверенного управления подразделением в бою. Тем более здесь, на границе.

В прошлый приезд я успел немного поговорить с ефрейтором и понял две вещи: в случае чего он будет честно и упорно сражаться до последнего. И что это «до…» наступит довольно быстро.

— Что происходит? — повторил я, встретив ефрейтора в поселке, куда нас все же пропустили.

Капителов расстроенно помотал головой, ткнул рукой в сторону рощи.

— Видишь?

— Что именно? Луг, поле, роща?

— Рощу. Полчаса назад на патруль, который был там, напали.

— И?..

— И ранили двух бойцов. К счастью, просто поцарапали.

— А потом?

— Напавших было двое или трое. Обстреляв моих людей, они стали убегать. Патруль попробовал организовать преследование. Я выслал туда еще одну группу… Но противник удрал. А устраивать прочесывание всей рощи не имело смысла.

— Это правильно. Могли на вторую засаду налететь.

— Да. Бойцы обнаружили только следы от ботинок и гильзы. Думаю, была попытка проникнуть нам в тыл и выйти к дороге. Диверсанты нарвались на патруль и стали отходить.

Я с сомнением посмотрел на рощу. До нее по прямой метров семьсот. Сама роща тянется еще километров на пять. Противнику, чтобы спокойно миновать опасный для них район, достаточно было просто пройти чуть дальше. А они сунулись под нос патрулю да еще открыли огонь, хотя замечены не были. Выходит, это была не случайная встреча, а заранее спланированный ход. Обозначить присутствие, показать себя, создать впечатление, что им надо только миновать гарнизон.

Враг рассчитывает, что командир отряда выставит сильный заслон в роще и тем самым ослабит оборону поселка. После чего главный удар будет нанесен с другой стороны.

— Ты в Самак о стычке доложил?

— Нет, — удивленно посмотрел на меня Капителов. — Да и зачем? Подумаешь, мелкая сшибка. Вот если опять на кого в роще наткнемся — тогда можно докладывать.

Капителов уверенно сложил руки на груди и добавил:

— Я думаю организовать засаду в роще. Чуть дальше места боя. Мыслю так. Они, если полезут, станут забирать дальше от поселка. Есть там овражек удобный, почти на километр поперек рощи тянется. Вот там они и могут пойти. Устроим им встречу, пойдут — прихлопнем. Тогда и будет, что докладывать.

В принципе ефрейтор мыслит верно. Разведка противника, если она действительно ищет свободный проход, может повторить попытку в другом месте. И правильно говорит Капителов, овраг — хороший вариант. Но это если враг ищет обходной путь. А если нет?

Я посмотрел на ефрейтора, прикидывая, сказать ему о своих сомнениях или нет. У Капителова был уверенный, довольный вид. Он не сомневался в своей правоте и предвкушал разгром противника. Мои слова скорее всего пропустит мимо ушей. Тем более я не военный, а гражданский водитель, следовательно, давать советов не могу.

— Ладно, — вздохнул я. — Давай к делу. Я привез боеприпасы, продовольствие, запчасти к движку и сто литров бензина. Еще перевязочный материал, аптечки и десять комплектов формы.

Капителов одобрительно кивнул, подозвал своего помощника и велел, не мешкая, начинать разгрузку.

— Кто с тобой приехал? — спросил он, глядя, как инженер ходит вдоль дороги с картой в руках.

— Специалист по связи. Проверяет состояние телефонной линии. Будут восстанавливать сообщение с поселками.

— Давно пора. А то по радиостанции иногда не докричишься. А вчера вообще связь на час пропала.

— В смысле?

— В прямом. Включил, а там шипение и треск.

— И так целый час?

— Ну да, — хмыкнул ефрейтор. — Потом, правда, все заработало. Я как раз запрашивал запчасти. Кстати, пустые канистры не отвезешь в город?

— Давай на обратном пути. Надо в Латигец еще заскочить.

— На обратном так на обратном, — согласился ефрейтор. — Я пошел людей готовить. А ты со своим приятелем, если хотите, поешьте. У нас повар расстарался, плов сделал. Пальчики оближешь.

— Благодарю, но мы, наверное, сейчас поедем. Дел много.

— Как хочешь…

Капителов пошел к своему «штабу», на ходу подзывая кого-то из бойцов. Я пару секунд смотрел ему вслед, потом оглянулся, ища инженера. Тот куда-то исчез.

Нашел его через пять минут возле высокого бетонного столба, непонятно как уцелевшего. К столбу на высоте одного метра был прикреплен металлический ящик, некогда выкрашенный в синий цвет. Сейчас краска большей частью слетела, отдав металл на съедение ржавчине. Инженер копался во внутренностях ящика. Из-за его спины я разглядел несколько пучков кабелей, рубильник, клеммы…

— Борис!

Тот обернулся, увидел меня и кивнул.

— Ты долго здесь?

— Сейчас. Разбираюсь в этой каше. Какой-то идиот всадил очередь в ящик, вся проводка побита.

— Давай быстрее.

— А что такое? Спешим? Я рассчитывал перекусить. Честно говоря, есть хочется.

— В дороге перекусишь.

— Почему в дороге? — недоуменно обернулся он.

— Потом скажу. Заканчивай быстрее — и к машине. Я жду.

Инженер пожал плечами и опять уткнулся в ящик. А я поспешил к джипу.

Бойцы уже вытаскивали из кузова груз. Ящики, мешки, тюки складывали на носилки и несли все к складу. Я помог им, вторую часть груза укрыл брезентом и как следует затянул веревкой. Глянул на часы. Чего инженер копается? Сваливать надо.

«Вчерашний обрыв связи — не случайность. Противник проверял свою аппаратуру (где он ее только взял?) перед сегодняшним наступлением. Если мои выкладки верны, как только из поселка уйдет группа, каганат начнет. И в запасе у меня минут… тридцать. Надо сваливать отсюда как можно быстрее, иначе влипнем».

Я снова взглянул на часы. Досадливо поморщился. Жаль, ничего нельзя втолковать Капителову. Да и потом, чего говорить? А вдруг это ошибка? Будь здесь Басов или Неверов, можно было бы поделиться сомнениями. А этот не воспримет.

«Если они нападут, скорее всего пойдут от рощи и со стороны реки. От поселка она скрыта садами, легко подойти незамеченным. И пулеметчика Капителов загнал на чердак зря. Рощу-то он держит, а вот реку — нет, деревья мешают. Где Борис?»

Инженер вынырнул из-за дома минут через пять, когда я хотел уже идти искать его. На ходу складывал карту и довольно улыбался. Сделал дело.

— Давай в машину.

— Артур, надо задержаться. Я еще не проверил линию, что идет за поселком.

— Некогда. Надо ехать дальше.

Инженер недовольно покачал головой.

— Жаль… А если ты поедешь один и заберешь меня на обратном пути?

— А линию до Латигеца кто будет проверять?

— Да.

Борис признал мою правоту, вздохнул и полез в машину, на ходу закрывая чемодан.

Я развернул джип, махнул рукой вышедшему на крыльцо Капителову и повел машину к северной окраине.

Когда мы отъехали с километр, Борис повернулся ко мне.

— Что за спешка, Артур? Чего мы выскочили из поселка как ошпаренные? У нас же был достаточный запас времени.

Инженер оказался глазастым малым, отметил не только торопливость, но и мое немного странное поведение. Надо запомнить это и в следующий раз тщательнее скрывать свои намерения. Если он будет, этот следующий раз…

— Времени мало. Надо заскочить в Латигец. Потом вернуться в Самак за грузом и опять ехать к границе. Если сидеть в каждом поселке по часу, можно не успеть. Слышал приказ — в самые короткие сроки обеспечить гарнизоны всем необходимым?

— Слышал, — кивнул инженер.

— Ну вот. Я и выполняю.

Борис внимательно посмотрел на меня и промолчал. Ответ его не удовлетворил. Действительно, сообразительный малый… А инженер ли он вообще? Или если быть точным — только ли он инженер? Может, разведчик, получивший задание проверить состояние дел на границе? Несмотря на вроде бы абсурдность такого предположения, этот вариант исключать нельзя.

Вполне вероятно, что центральный штаб обороны захотел иметь достоверную информацию о делах на границе. Причем не от местных служб, а от своего человека. Вот и послали Бориса. Под прикрытием инженера. Кто знает, сколько таких «инженеров» сейчас едет по дорогам Самакской области?

«Ладно, это все лирика. Догадки. Хоть Джеймс Бонд, мне-то что?.. Главное — не влипнуть. А игры местных спецслужб меня не касаются…»

От первоначальной идеи проскочить в Латигец по короткой дороге через поля я отказался. Коль пошла такая пляска, рисковать нельзя. Лучше потихоньку в объезд, через озеро. Лишние двадцать километров могут спасти жизнь и мне, и этому загадочному инженеру.

Борис сидел рядом молча. Смотрел на дорогу, по сторонам, изредка щурил глаза, когда ветром на него несло пыль. Беспокойства не проявлял. А кобура с пистолетом перекинута на самый живот. Кстати, плохая кобура — из крепкой, плохо гнущейся толстой кожи. Из такой быстро извлечь оружие довольно проблематично. И клапан явно тугой, крышку быстро не отстегнуть. В такой кобуре хорошо носить пистолет на параде. Красиво, элегантно и оружие не выскочит.

«Если он и профи, то умело это скрывает. А если действительно инженер, то неумело играет в опытного вояку…»

Поймав себя на этих мыслях, разозлился — ерунда какая в голову лезет — и сменил тему. Впереди Латигец, надо вперед и по сторонам смотреть.

Мы уже отмахали в обратную десять километров, доехали до полуразрушенной заправочной станции и теперь сворачивали на другую дорогу. Она вела к Стиханскому озеру, к его западной окраине — изрядно заболоченной местности, к которой примыкал небольшой лесок.

Дорога шла вдоль этого леска. В воздухе явно пахло гнилой водой и мокрым деревом. Над головами висели целые тучи комаров и мошкары. Чуть выше носились небольшие птички, искавшие добычу.

Мошкара немедленно атаковала нас, норовя урвать хоть крохотный кусочек человеческой плоти и крови. Инженер начал отмахиваться, поминая недобрым словом крылатую мелочь и того, кто проложил дорогу в столь неудобном месте.

Конечно, он метил в меня, косвенно обвиняя в неудачном выборе пути, но я молчал, не обращая внимания на подначку. Голова была забита совершенно иным.

Если каганат и впрямь начал операцию, появление разведгрупп и передовых отрядов здесь вполне вероятно. Дорога, лес, близость воды — достаточное количество причин для выбора именно этого пути прохода. К тому же здесь неконтролируемый гарнизонами участок.

«Самый паршивый участок, — думал я, обшаривая глазами кустарник и близлежащие деревья. — Объезда нет, оврагов нет, свернуть и спрятаться негде. Только через три километра будет отворот. Мы буквально на ладони. Пара очередей, и все…»

Я покосился на инженера. Тот сидел спокойно, перестав отмахиваться от мошкары. Смотрел больше вперед. Руки на коленях, правый локоть прижимает к животу кобуру. Взгляд чуть напряженный.

— Скоро приедем, — сказал я.

— А? Скоро? Это когда?

— Еще километров восемь.

Согласно первоначальному расписанию, каждый гарнизон должен держать под контролем территорию в радиусе пяти — семи километров от своей базы. То есть выставлять секреты, вести патрулирование, проверку местности. Причем делать это постоянно. Прямое следование приказу означало одно — постоянно в поселке должно находится всего шесть человек из двадцати — двадцати пяти. Остальные либо сидят в секрете, либо патрулируют район пешим образом.

В реальности же дело обстояло иначе. Секреты выставляли только в пределах двух-трех километров. Дальше опасно, в случае чего помощь может не подоспеть. Патрули тоже отправляли не дальше, чем на пять километров. И не парные, как предписывалось, а счетверенные.

Таким образом, в непрерывной (как предполагалось) линии обороны возникли дыры. В которые при желании может спокойно пролезть не то что небольшая группа, а целый батальон.

Командование о ситуации, конечно, знало, поэтому и старалась всеми силами заткнуть дыры. Только сил этих было маловато. В каждый поселок отряд не пошлешь, а организовывать сплошную линию обороны по всем правилам нечем. Патовая ситуация.

Все это я вспоминал, когда рулил к Латигецу. И от этих мыслей становилось все хуже на душе. Да еще тишина давила на нервы. Желая как-то снять напряжение, включил настроенный на единую для всех гарнизонов волну приемник. На ней обычно работали радиостанции отрядов, когда вели повседневные переговоры. Кроме того, существовала еще частота для связи с городом.

Сейчас приемник выдавал сплошной фоновый шум. Ровный, без треска и шороха. Словно разом отрубили все станции.

Я недоуменно вздернул брови, покрутил колесико настройки, ища запасную волну. Здесь тоже шум. Что за черт?!

Глянул на инженера. У того глаза стали круглыми от изумления. Этими глазами он посмотрел на меня и неуверенно произнес:

— Глушат, что ли?..

«Началось!» — внятно и громко сказал кто-то в моей голове. Я вздрогнул, хотя, по идее, должен был привыкнуть к таким фокусам. Тело, работавшее на инстинктах, сделало все само. Вытащило из упора карабин, сняло его с предохранителя, положило на колени. Нога чуть вдавила педаль тормоза, заставляя машину снизить скорость. Глаза в очередной раз обшарили местность. И обнаружили где-то в полутора километрах крыши нескольких домов. Латигец.

— Приехали! — констатировал инженер. Его правая рука ловко расстегнула клапан кобуры, пальцы заскребли по рукоятке пистолета, пытаясь подхватить рубчатый пластик.

Чувство тревоги передалось и ему.

Латигец трудно назвать поселком или деревней. Скорее это был хутор. Всего десять домов, совсем старых, почти полувековой постройки. Длинные огороды, теперь заросшие бурьяном, чахлый сад, крохотный, заросший тиной и ряской пруд и небольшой лужок. Рядом с поселком-хутором два кургана. Пологие, поросшие травой и мелким кустарником.

Здесь никто не жил. Дома заколочены, поля заросли сорняком, в саду который год весь урожай падает на землю. Присланный отряд вынужден был расконсервировать несколько домов, выгрести оттуда всю грязь и превратить их в некое подобие общежития.

Латигец наравне с Сальмасом был самым южным форпостом республики. Оба они прикрывали дальние подступы к строящейся магистрали и к Самаку.

… Нас встретили уже в самом хуторе. Едва взглянув на лица бойцов, на готовое к бою оружие в их руках, я понял — кранты! Здесь уже началось.

— … Минут сорок назад они ушли. И как провалились! Бой мы слышали, шибко стреляли за посадками. Я хотел послать подмогу, но Воронцов строго запретил снимать людей. Вот и гадаем, что да как… Честно говоря, растерялся. Связи нет, командир пропал, враг где-то поблизости. Черт его знает, что делать!..

Говоривший это человек — помощник командира отряда — развел руками и горестно вздохнул. Его лицо — длинное, вытянутое, как у лошади, скуластое — выражало обреченность и испуг.

— И что делать собираетесь?

— Драться… Если полезут, — добавил он после паузы. — А что нам остается?

Я с сомнением посмотрел на него, перевел взгляд на бойцов. Да, паршивая у них ситуация.

Командир отряда, некто Воронцов, возглавил маневренную группу и повел ее на помощь патрулю, столкнувшемуся с противником за посадками. Потом был бой, отзвуки которого слышали в Латигеце. Помощник Воронцова Игнатьев высылать еще одну группу не рискнул — командир категорически запретил это делать. Портативных радиостанций у них не было, выяснить, что происходит, невозможно. Вот Игнатьев вместе с бойцами и гадал — жив ли командир и его группа или все полегли?

По идее, надо было занимать оборону и ждать врага, но Игнатьев медлил. Честно говоря, он не знал, как и что делать. Помощник командира и сам командир — уроженцы этих мест. Из местных был составлен и весь отряд. До этого они пахали, работали на заводах. Участия в боях не принимали. А трехдневной подготовки перед отправлением явно недостаточно, чтобы научить людей военному делу.

Воронцов хоть прослужил на месяц дольше, знал азы. А тут не поймешь, с какого конца и за что браться. Конечно, духу хватит встретить врага, но как и где — вопрос!..

Я выслушал Игнатьева, обвел взглядом поселок и бойцов, что сейчас сидели возле крайних домов, тех, что стояли ближе всего к посадкам. Судя по всему, нападения противника ждали именно с того направления.

— Да-а, дела…

Подошел инженер, на ходу вытирая тряпкой руки. Встретил мой взгляд и сказал:

— Тут все в порядке. Линия одна, не тронута, даже аппарат цел. Обрыв где-то за Доручей.

— Проверь, работает ли связь. На всех каналах.

— Я только два знаю.

— И этого хватит.

Борис пошел — к машине. Я повернулся к Игнатьеву.

— Разгружайте джип. Там все согласно заявке. Чувствую, скоро пригодится.

Игнатьев махнул своим рукой, крикнул, чтобы шестеро человек шли разгружать, остальные вели наблюдение.

— Черт его знает, как быть?! — рассуждал помощник командира. — Сидеть здесь или поискать наших?

Он вопросительно глянул на меня, явно спрашивая совета. Сам принять какое-то решение не отваживался. Да еще близость противника давила на нервы.

— Куда вы полезете? Их давно уже перебили. Трупы, если с собой не уволокли, наверняка заминированы. А на месте боя может быть засада. Хочешь еще одну группу положить?

— Тогда как быть?

В этот момент меня окликнул Борис.

— Ну?

— Глухо! — скрестил тот руки перед собой. — Обе частоты.

— Вот так. Противник давит рабочие частоты. Основную и запасную. Это не случайная стычка.

— А что?

— Наступление. И кажется, вы как раз на самом острие. Или возле него.

— И как же быть? — повторил вопрос Игнатьев.

Я покосился на бойцов, что перетаскивали груз из машины к дому. Понизив голос, сказал:

— Хочешь совет? Линяйте отсюда, пока не поздно. Отойдите к озеру, а еще лучше — к соседнему гарнизону. Больше проку будет. Иначе вас тут сомнут моментально.

— Не. — Игнатьев энергично покачал головой. — Не могу. Есть приказ — удерживать поселок любой ценой. До прихода подкрепления.

— Да не будет никакого подкрепления! — невольно повысил я голос, но тут же опомнился. — Не будет никого! Если и пошлют маневренную группу, ее перехватят на полпути. А придет, то с опозданием. Когда ваши трупы остывать начнут.

Игнатьев упрямо наклонил голову, отчего его лицо стало еще больше похоже на лошадиное. Посмотрел на меня.

— Нельзя уходить. Я присягу давал. И мои люди тоже. Сомнет нас противник или не сомнет, то не знаю. А знаю, что отступать приказа нет.

«Вот упертый баран! — со злостью и невольным одобрением подумал я. — Ведь положит весь отряд без особого проку. И если задержит врага, то не более чем на полчаса. Я бы на месте частей каганата времени на Латигец не тратил. Обработал артиллерией и оставил заслон, чтобы он перекрыл все пути отступления. Гарнизон долго не протянет. Оборудованных позиций в общем-то нет, траншеи не вырыты, огневая точка для пулемета всего одна, сектора наверняка не определены и не пристреляны. Более чем уверен, что тренировки на месте не проводили, боевое слаживание тоже упустили из виду. Бойцы своего маневра на случай нападения толком не знают. В результате выйдет бойня. Когда люди мечутся под огнем, палят вслепую во все стороны и ловят телами осколки и пули».

Конечно, трудно обвинять новичков во всем, они только два или три дня как приехали на место. И командир их не больно грамотный. Но никому от этого не легче.

— Слушай… а как тебя по имени?

— Вадим… Дмитриевич.

— Ага. А я — Артур. Можно без отчества. Слушай, Вадим. Раз уж ты такой упертый, надо держать оборону. Не скажу, что сам профессионал, но… вот мое мнение…

Я сделал паузу, давая ему возможность обдумать предложение и принять или отвергнуть совет. Навязывать свое мнение не хотел, не та обстановка и не те условия. Да и Игнатьев не мой подчиненный.

Но Вадим думать не стал, сразу кивнул и сказал:

— Говори, конечно.

— Так вот. — Я еще раз внимательно посмотрел по сторонам, прикинул расклад и стал излагать. — Попрут наверняка со стороны посадок. Оттуда можно подойти почти вплотную к окраине поселка. Значит, надо перекрывать это направление. У тебя сколько людей?

— Со мной четырнадцать.

— А пулеметов сколько?

— Два. «Скиф» и РПДС.

— Тогда ставь «скиф» у того кустарника. Видишь, у крайнего огорода?.. Он будет держать весь фланг, лужок и сад. Запасную позицию определи возле дома. Там есть, где укрыться. Второй пулемет поставь на склоне ближнего кургана. Его сектор — край посадки, пруд. На вершине кургана посади наблюдателя с оптикой. Если противник попробует сделать обход — наверняка пойдет там. Самый удобный и короткий путь. Тогда пулемет закроет то направление. К каждому пулеметчику приставь помощника. Он и прикроет, и патроны поднесет. Еще две пары посади в крайних домах, что ближе к лугу. Только предупреди — к окнам не подходить, стрелять из глубины комнат. После трех-четырех очередей менять позицию. Одного оставь наблюдателем на другом конец поселка. Его задача — смотреть за тылом. Десять человек уже задействованы. Санитар у тебя есть?

— Есть. Молодой парень, учился на фельдшера… правда, недолго.

— Вот. Выбери с ним место, куда он будет стаскивать раненых. Лучше в центре поселка, в каком-нибудь строении. Чтобы было защищено со всех сторон. Еще одного определи в разносчики боеприпасов. А сам со связным займи… Словом, подыщи место, откуда ты сможешь наблюдать за всей обороной. Только вперед не лезь. Твоя задача — командовать, а не из карабина стрелять. Если уж прижмет, тогда да. По поселку лишний раз не бегай, посылай связного. Выбери самого резвого и бесстрашного. То есть помоложе…

Игнатьев старательно запоминал мои «рекомендации», кое-что уточнял сразу. С его лица постепенно сползала маска растерянности и уныния.

— Пулеметчики не должны постоянно сидеть на месте. Иначе их снесут очень быстро. Бойцам надо подготовить хоть какие-то укрытия от артогня. И замаскировать позиции. Всем, кроме пулеметчиков, стрелять только одиночными, бегло…

Я осекся, глянул на Игнатьева, на его людей и махнул рукой.

— Хотя бы короткими очередями. Гранаты есть?

— Есть. Даже один подствольный гранатомет. У меня.

— Отдай его лучшему стрелку. Пусть работает только по групповым целям, по пулеметам, командирам…

Опять осекся. Вряд ли этот «лучший боец» сможет определить, кто есть кто.

— Позиции менять быстрыми перебежками. Перебегать на три счета. Знаешь, что это такое?

— Д-да…

Я вздохнул. Все эти советы — дельные, нужные, важные — удержатся в голове бойцов до первого выстрела. А потом будет то, что и всегда, — круглые глаза, прерывистое дыхание, душа в пятках. Когда в ушах грохот, мельтешение смутных фигурок впереди — не до наставлений. Кто-то упадет лицом в землю, забыв о своем оружии, кто-то станет палить в небеса, а кто-то рванет прочь, сам не зная куда.

Говорить о том, что главной задачей командира может стать ловля и возвращение тех, у кого сдадут нервы, я не стал. Незачем заранее настраивать его на минорный лад.

— Все ясно? — спросил я, закончив довольно длинную речь.

— Все, — кивнул Игнатьев.

— Будут жать — отходите к озеру. Только заслон оставьте.

— Некуда отходить, — отрезал тот. — Надо держатся до последнего.

Этот лозунг, хорошо знакомый по прежним временам в моем мире, здесь звучал неуместно. Потеря одного поселка ничего не значит. А вот потеря людей — значит много. Но возражать Игнатьеву нет смысла.

— Ладно. Поспешите. Надо организовать оборону, расставить людей. Да, еще раз — не забывайте приглядывать за тылом. Как бы не обошли…

Игнатьев постоял на месте, запоминая все рекомендации, потом махнул рукой и сказал:

— Спасибо за подсказку. Сделаем.

Потом немного помялся, вильнул взглядом.

— Ты, это… служил, что ли? Разбираешься, смотрю, в деле…

Я оскалился, отвечать не стал. Игнатьев опять кивнул и пошел к бойцам, на ходу раздавал приказы. Те ожили, забегали.

Подошел инженер. Глядя на суетящихся бойцов, спросил:

— Что делать будем?

— В смысле?

— Линию я проверил. Дел больше нет.

— Тогда валим отсюда. И побыстрее.

— П-почему? — от неожиданности заикнулся Борис.

— Потому что вот-вот здесь будет жарко. Очень жарко.

Борис недоверчиво мигнул, почесал щеку. Новость не радовала.

— Ты думаешь?

— Знаю.

— А может…

— Чего?

— Может, остаться помочь?

Теперь я уставился на инженера. Вот герой на мою голову!

— Чем? Ты стрелять умеешь? Опыт есть? У тебя какое задание? Линию проверить! А не в войнушку играть. Понял? Давай в машину. Приедем в город, доложим. Связь здесь не работает, так что выступим в роли связных.

Видя, что инженер еще размышляет, взял его за руку и легонько подтолкнул к машине.

— Пошли.

 

3

На обратную дорогу ушло больше времени, чем в первый раз. Я чаще останавливался, осматривал местность, выбирал самый незаметный путь. И хотя все было спокойно, напряжение не спадало.

Инженер сидел рядом молча. Зыркал по сторонам, крутил колесико приемника, проверяя качество связи. Без толку.

Мое предположение о том, что он агент спецслужб, похоже, не оправдалось. Не тянул он на агента. Ну и ладно…

Мы вновь сделали изрядный крюк, доехали до озера и свернули к Доруче. Когда проезжали краем огромного поля, за которым стояла стена лесопосадки, я расслышал слабое эхо хлопков. Едва различимое. Остановил машину, и мы с Борисом с минуту вслушивались в тишину, ловя каждый звук. Хлопнуло еще несколько раз, потом все стихло. Толком определить, откуда пришло эхо, так и не смогли. То ли спереди, то ли справа.

На подступах к Доруче опять встали, оба наблюдали за обстановкой. Я — в бинокль, инженер глазами осматривали близлежащую местность. Не обнаружив ничего подозрительного, поехали дальше. И только когда въехали на окраину поселка, оба почувствовали слабый запах пороха и гари. Здесь недавно был бой…

Вид разорванного пополам миной человека — зрелище отвратное. Впервые я видел такую картину, да еще вблизи. Тяжело смотреть. И нюхать особенно.

Восьмидесятидвухмиллиметровая мина угодила в поясницу бойца и рванула прямо на нем. В результате тело разнесло на несколько частей. Ноги улетели метров на семь-восемь, таз как таковой исчез. Одна рука оторвана по локоть. Со спины начисто срезана кожа, виден край залитого кровью позвоночника. Грудина проломлена. Крупный осколок оскальпировал голову и снес затылок.

Внутренности вывалило наружу, кишки разворотило, содержимое перемешало с кровью, остатками органов, размолотыми костями, кусками одежды. От красноватой жижи несло диким амбре, несколько секунд рядом — и тянет блевать.

Инженера и вывернуло буквально здесь же. Бедняга побелел как мел, неверным шагом отошел на пять метров и упал на колени. Его сотрясали судороги.

Я поморщился, качнул головой и отошел в сторону. Сколько ни видел убитых, а привыкнуть не могу. Да и никто не может. Разве только маньяк.

— Началось все с обстрела, — глухим, безжизненным голосом рассказывал Капителов. — Пошли садить минами по центру поселка. А потом перенесли огонь на позиции. Не сиди бойцы в окопах, побило бы гораздо больше. Минут десять били, потом замолчали. А потом опять начали. И тут они полезли. Человек двадцать как минимум. У них крупнокалиберный пулемет, подствольники… Ну и пошло…

Капителов сделал паузу, поморщился и невольно тронул висящую на перевязи левую руку. В бою он получил два осколка — один в левый бицепс по касательной, второй — в плечо. Этот засел глубоко. Штатный санитар отряда — пожилой мужчина, бывший медбрат психоневрологического диспансера — наложил повязку, сделал инъекцию промедола.

Рана сильно беспокоила Капителова, да и крови он потерял немало, но был на ногах, продолжал командовать отрядом.

Сейчас он стоял рядом со мной, страдальчески морщил лицо, но продолжал пересказывать подробности боя. Слова давались ему с трудом.

— … Они вышли к окраине рощи, залегли вдоль оврага. Часть попробовала обойти нас с левого фланга. Отбились… Хорошо пулеметчик работал. А потом они накрыли его позицию из миномета…

Я перевел взгляд на чердак двухэтажного дома. Вернее, на место, где он был. Прямое попадание мины снесло чердак, перебило перекрытие. Пулеметчик погиб, непонятно как уцелел сам пулемет. У противника явно хороший наводчик, удачно кладет мины.

— Скольких ты потерял?

— Четверых убитыми. И семерых ранеными. Трое, к счастью, легко.

— Себя ты тоже к последним относишь? — бросил я взгляд на Капителова.

Тот только скрипнул зубами…

Атака продолжалась где-то полчаса. Потом противник отошел, а миномет работал еще минут десять. Держал бойцов на месте, чтобы не пытались организовать преследование. Враг явно считал их способными на такой шаг. Хотя никто о погоне и не помышлял. Выстояли, и то хорошо.

Едва огонь стих, Капителов, которому к тому времени успели оказать помощь, начал обход позиций. Итог обхода был неутешителен. Из строя выбыла треть отряда. В числе способных держать оружие трое легкораненых.

Командир гарнизона оптимистически относил к ним и себя, но, на мой взгляд, он продержится на ногах минут тридцать — сорок. Большая кровопотеря, боль, шок — пока адреналин играет в крови, ходить можно. Потом все.

Видимо, понимая это, Капителов приказал своему заместителю в случае чего принять командование обороной на себя. И сейчас спешно готовил отряд к новому бою. Что он вскоре последует, никаких сомнений. Капителов сообразил — первый наскок был разведкой.

— И связь как назло отсутствует! — в сердцах сказал он. — Оба канала забиты!

— Связь тебе не поможет, — возразил я. — Думаю, на помощь никто не придет.

— Почему?

— Потому что некому. Вряд ли напали только на Доручу. Если я не ошибаюсь, под ударом пять-шесть поселков, опорные пункты магистрали и, наверное, Самак.

— С чего ты взял?

— Так… мысли…

Я не стал высказывать свои соображения по этому поводу. Капителов не поймет, да и незачем ему забивать голову сомнениями перед новым боем. Хватит того, что у самого сомнений хоть отбавляй…

Сомнения у меня возникли еще во время рассказа Капителова. Не так я себе представлял настоящее нападений каганата. Один миномет, один пулемет, два десятка солдат… Полчаса боя, отход, никакого беспокоящего огня… Единственное, что приходит на ум, — это была разведка боем. Либо отвлекающая акция. Либо я вообще ни хрена не понимаю обстановку и все мои выводы — чушь.

Может, каганат выбрал иное место прорыва, а здесь проводит операцию прикрытия и блокирования? Но куда он тогда полез?

Словом, одни вопросы и никаких зацепок. А жаль, знать ситуацию мне надо. Ради своей же собственной безопасности. Кто знает, что сейчас происходит на подступах к Самаку?..

В общем, я ходил по поселку, глядя на следы недавнего боя, машинально осматривая линию обороны, и ломал голову. Борис, немного пришедший в себя, залез в машину и пытался отыскать свободный канал связи. Судя по его унылому, даже обреченному виду, ничего не выходило.

Бойцы тем временем спешно готовились к отражению новой атаки. В том, что она последует, никто не сомневался.

— Артур, — окликнул меня Капителов.

Он сидел на крыльце дома, прислонившись к перилам, бережно придерживая левую руку другой, здоровой. Тут же во дворе дома санитар с помощником укладывали тела убитых. В самом доме временно разместили раненых.

— Артур, людей не захватишь в Самак?

— Сколько?

— Четверых. Им нужна срочная помощь.

— А ты?

— Не могу. Нельзя оставлять поселок.

— Свалишься скоро, он и так будет без присмотра.

Капителов упрямо мотнул головой, с трудом сглотнул тягучую слюну.

— Нет.

— Четверых заберу. В кузове разместим. Больше не влезет.

Командир отряда кивнул.

— Идет.

— Что думаешь делать дальше?

— Ждать нового наступления. Они наверняка полезут, гады! Захотят добить, пока наши в городе не выслали помощь.

Капителов упрямо держался за мысль, что городской гарнизон вышлет подмогу. Похоже, эта спасительная мысль была в головах каждого бойца. Поддерживала силы, придавала уверенности. И не позволяла панике и унынию взять вверх.

— Ты отдал приказ сменить позиции и переставить пулемет?

— Пулемет поставлю у сада. Можно скрытно отойти и сменить позицию. А остальные пока на старых местах.

— У тебя в строю двенадцать человек.

— Знаю. Но иного выхода нет.

Еще один упрямец. Игнатьев не хочет уходить, этот уперся. В принципе верно, надо стоять сколько приказано. Но сидя в обороне, врага не разобьешь. А начать маневренную войну у них ни сил, ни умения не хватит. Даже на простенький трюк — во время следующей атаки послать группу в обход. Чтобы те осторожно обошли противника с фланга, провели разведку и ударили в тыл. Можно и командование противника убрать, и миномет уничтожить.

Но тут не до жиру. Стоять насмерть — вот единственный маневр. К сожалению, его понимают буквально — биться до своей смерти. А надо иначе — до гибели врага.

— Выхода нет, — повторил Капителов и начал вставать. Перенес вес на правую ногу, схватил правой рукой за перила и… рухнул как подкошенный на землю. Санитар не успел его подхватить и замер в испуге. Потом бросился поднимать командира. Я подскочил, помог. Вместе занесли его в дом.

В просторной комнате уже было пять человек. Четверо лежали на собранных со всего поселка старых, порванных матрацах, пятый сидел в старомодном кресле и делал себе перевязку. Его зацепило в ногу. Царапнуло икроножную мышцу. Впрочем, это так говорится — царапнуло. Когда пуля выдирает кусок мяса — приятного мало. Пусть даже знаешь, что ничего серьезного и опасности для жизни нет.

Раненый обернулся на шум, удивленно расширил глаза. Попробовал встать. Потом подсунул свободный матрац.

Мы уложили Капителова, санитар немедленно склонился над ним, расстегнул сумку, доставая медикаменты, и стал приводить командира в чувство.

На миг поднял голову, глянул на меня.

— Осколок вошел очень глубоко. Кость задета и нерв. Его надо срочно госпитализировать.

— Хорошо. Увезем. Я пойду заводить машину. А ты готовь раненых.

Не успел я выйти на крыльцо, как за околицей тонко завыло, а потом громко шарахнуло. Брызнули осколки стекла, ветер донес пыль и дым.

«Вторая атака!» — мелькнуло в голове.

Руки сами сорвали карабин со спины, сняли его с предохранителя. Я сел за стену, осторожно выглянул в разбитое окно. И увидел в трех шагах от себя взбегавшего по ступенькам бойца. Это был заместитель Капителова, средних лет мужик низкого роста, с бочкообразной грудью. Непропорционально толстые руки сжимали самозарядный карабин. Каска съехала на лоб и закрывала глаза.

Он увидел меня и крикнул:

— Где командир?

Второй взрыв, уже ближе к центру, заглушил слова, но я все же услышал его.

— Без сознания! — проорал в ответ.

Заместитель застыл на месте, не зная, что делать. Выпучил на меня глаза, шевеля губами и силясь что-то сказать.

— Оборону заняли? — рявкнул я, рассчитывая привести его в чувство.

— А? Да… в окопах.

Столь громким словом он называл небольшие ямки, вырытые на окраине поселка, в которых в лучшем случае можно стрелять с колена. В качестве временной огневой точки они еще годились. В качестве укрытия от минометного огня, постоянной позиции стрелка — нет.

Передний бруствер толком не отбит, заднего вообще нет. Если у противника действительно есть подствольные гранатометы и хотя бы пара опытных стрелков, они закидают эти ямки выстрелами за десять минут.

— Чего смотришь, иди командуй боем! Капителову сейчас не поможешь! Откуда они идут?

— У рощи видели, — хрипло выдавил он. — И у реки, за садом.

«В клещи берут, — понял я. — Пойдут перекатом. Одна группа давит огнем, вторая сокращает дистанцию. Потом наоборот. Как выйдут на уверенный бросок гранаты — пустят в ход карманную артиллерию. А там рывок, полосование очередями, сближение и… все. Кто из бойцов до этого доживет — ляжет. Численное преимущество сыграет свою роль…»

Словно в подтверждение догадки со стороны сада забил крупнокалиберный пулемет. «Скиф» отряда пока молчал. Или пулеметчик меняет позицию, или не видит цель, или… его уже нет.

«Надо уматывать!» — мелькнула мысль. Но я неожиданно сам для себя сбежал с крыльца, подхватил заместителя командира под локоть и потащил его ближе к позициям. Здравый смысл уступил чувству боя. Стало не до правильных выводов и осторожных решений. Сшибка началась, поздно смазывать пятки салом. Да и неизвестно, что ждет на обратной дороге. Может, она перерезана. А если удастся отбить нападение, будет шанс выскочить отсюда.

* * *

Мы выскочили на дорогу и едва не попали под очередную мину. Она рванула метрах в двадцати, к счастью — за домом. Заместитель растянулся на земле, пропахав брюхом твердый грунт. Я сбежал на обочину за деревья, что росли вдоль дороги. Не оглядываясь на отставшего бойца, рванул вдоль домов к крайним слева позициям.

В этот момент началась перестрелка. В однотонном гуле выстрелов карабинов явно слышался басовитый голос крупнокалиберного пулемета. А вот «скиф» молчал. Худо дело…

Левый фланг обороны проходил у крайних домов и подсобных строений. Здесь было всего три человека. Один засел в доме, еще один лежал за кустарником в ямке, третий — за амбаром. Высунув голову из-за укрытий, они вели огонь по противнику. Стреляли с одной позиции, забыв, что надо менять их. Касок ни у кого не было. Бронежилетов тоже.

Я спрятался за поленницей, осторожно выглянул из-за нее и поднес к глазам бинокль.

Небольшие фигурки солдат противника мелькали на окраине рощи, где деревья росли редко, а пространство между ними было укрыто мелким кустарником и высокой травой. Враг действовал быстро и толково. Прикрывал выдвижение одной группы, потом второй и таким образом подтягивал солдат ближе к поселку. Благодаря обилию неровностей, кустарников, а также значительному (около пятисот метров) расстоянию, на котором ответный огонь был малоэффективен, противник быстро сокращал расстояние и вот-вот мог достигнуть удобной для накапливания позиции — оврага. Оттуда можно зайти во фланг обороне или сократить расстояние еще метров на сто.

Я насчитал около десятка бойцов каганата. Их действия прикрывал ручной пулемет и миномет. Тот перенес огонь ближе к позициям и теперь с равномерностью метронома засыпал окраину поселка минами.

С правого фланга от садов, что примыкали к реке, вели наступление еще человек десять — двенадцать. Этих прикрывал крупнокалиберный пулемет.

«Вообще-то негусто, — думал я, наблюдая за полем боя. — Двадцать пять — тридцать человек от силы. Против двадцати, да еще сидящих в обороне на подготовленных позициях, не так много. Правда, если только обороняющиеся сумели подготовить позиции и знают, что делать. В противном случае враг сомнет слабое сопротивление и прорвет оборону… Что сейчас и происходит…»

За спиной послышался шорох. Ко мне подползал заместитель командира. С лица льет пот, скулы перепачканы, запястья рук ободраны. Дышит тяжело.

— Что с пулеметом? — крикнул я.

— Н-н… не знаю. Он должен быть на правом фланге.

— Должен! Давай туда! Выясни, в чем дело. Нужна плотность огня. Иначе они сомнут вас. И скажи своим, пусть чаще меняют позиции. Их же перещелкают!

Словно в подтверждение моих слов лежащий за деревом боец вдруг вскрикнул и откатился назад. Куртка на груди порвана, сквозь дыру начинает проступать кровь.

Заместитель выругался, бросил на меня отчаянный взгляд.

— Не удержим?

— Если миномет не заткнуть — нет. Приготовьте гранаты — будете отбиваться, когда противник подойдет вплотную. Сведи людей в пары или тройки, пусть прикрывают друг друга и работают вместе. Маневрируйте. И найдите, черт возьми, пулемет!

Заместитель машинально кивал, глядя то на меня, то на раненого. Тот лежал на спине, прижав руки к груди. Тяжело и со свистом дышал. Явно задето легкое.

— Пригони сюда всех, кто может держать оружие. Санитара тоже. Раненых не трогать! Не до того. Устоите — тогда поможете, а нет — все равно добьют.

— Да.

— Командуй боем и сам вперед не лезь! Понял?

— Да.

— Все. Держитесь. Я пошел.

— К-куда?! — опешил заместитель.

— Туда! Надо заткнуть миномет. Ясно?

Тот закивал, пяля на меня глаза. Не понимал, как это можно взять и заткнуть.

— Не лезь вперед, — еще раз повторил я.

Он, конечно, командир никакой, но если его ранят или убьют, оборона рассыплется окончательно. Остальные бойцы вообще не смогут командовать. Так и полягут на позициях…

Хлопнув заместителя по плечу, я убрал бинокль, вскочил на ноги и побежал к соседнему дому.

Миномет лупил откуда-то из рощи. Конечно, не из самой чащобы, а с какой-нибудь поляны. Есть в роще такая штука — грибная плешь. Вот там он, наверное, и стоит.

Я забирал и забирал левее, уходя все дальше от поселка. Сады у участков сменились редколесьем, за ним был холм, а за холмом — роща. Бежал я быстро, но с опаской. Шанс налететь на противника, выполняющего обходной маневр, довольно велик.

Стрельба со стороны поселка не стихала. Наконец заработал пулемет гарнизона — видимо, заместитель (так и не узнал его имени) разыскал пулеметчика. И то хорошо. Пусть отвлекает на себя внимание противника и даст мне возможность зайти тому в тыл.

«Они должны выставить заслон с флангов. Это элементарные требования. При необходимости заслон выполнит роль ударной группы и сам совершит маневр. Знать бы, наступил этот момент или нет. Вообще-то должен. Бой идет минут десять, гарнизон связан боем, пора ударить в тыл или фланг…»

На вершине холма пусто, но я подниматься вверх не стал, обошел сбоку. Нечего лезть под пули. Обратная сторона холма заросла репейниками и лопухами, вымахавшими до пояса взрослому человеку. Почти идеальное укрытие. Наметив путь, я упал на живот и резво пополз вперед, забирая чуть вправо, чтобы выйти к опушке рощи, где рос одинокий тополь.

Миномет продолжал садить со скорострельностью семь-восемь мин в минуту. Наверное, они привезли с собой тройной боекомплект, ишь, даже темп не снижают. И крупнокалиберный пулемет жарил без перерыва. Тем бойцам, что заняли позиции за деревьями, не позавидуешь. КПС пробивает все, даже кирпичную кладку. Пусть и не сразу. А уж плодовое дерево толщиной в двадцать — двадцать пять сантиметров снесет гарантированно.

Лопухи закончились у подножия холма. Я на миг замер, поднял бинокль, провел им слева направо. Никого. Этого не может быть. Заслон где-то здесь. Дальше ставить его нельзя, а ближе нет смысла. Может, в глубине, за деревьями? Ищи, парень, ищи. До ближних деревьев метров семьдесят открытой местности, заметят точно. Нельзя подставлять себя…

Стрельба у поселка вдруг усилилась, словно в дело вступили новые бойцы. Потом разом рвануло несколько гранат. И еще несколько… Потом гранаты бабахали вразнобой, но часто. Противник подошел вплотную к позициям отряда и готовил решающий штурм. Да где же эти гады?!

В третий раз просканировав опушку, я уже хотел было перебежками двигать вперед, когда справа, за молодыми, тонкими еще деревцами мелькнули две фигуры. Потом еще две. Вот и заслон. Спешат субчики зайти в тыл через холм и ударить сзади. Интересно, заместитель вспомнил об охране тыла?

Противник действовал быстро, но осторожно. Достигнув края рощи, сделал остановку, проверил место и только потом пошел вперед. Одна пара бежит, вторая прикрывает. Потом меняются. Каждая пробежка метров по двадцать. При падении в траву обязательный перекат, уход с места. Причем падают правильно, согнутые в коленях ноги в воздухе не мелькают, каски с голов не слетают, карабины дулом землю не вспахивают. Наемники, мать их! Ребята тертые, опытные. Эти-то занятия и тренировки не пропускали, пахали как проклятые. Вот и результат.

Две пары профессионалов в тылу истекающего кровью тающего на глазах отряда натворят немало дел. В принципе они могут выбить всех. Запросто.

Я чуть отполз назад, занял позицию в крохотной ямке достал гранату, положил ее перед собой и перевел «типков» на автоматический огонь. Все решится за несколько секунд. Либо я их снесу сразу, либо вспыхнет перестрелка, и об идее зайти в тыл можно будет забыть…

Наемники уже почти добежали до холма. Расстояние между парами — метров двадцать, в парах бойцы соблюдают дистанцию в пять метров. Все верно, одной кучей в бою не ходят.

Чувствуя, как внутри нарастает тяжелый ком, спина холодеет, а во рту пересыхает, я понял, что второе «Я» готово вступить в игру. Последние три недели оно проявляло себя только когда крутило по ночам странные сны и забивало чем-то непонятным голову. А сейчас вот проснулось.

Ближняя пара наемников была уже в тридцати метрах от меня. Чужого они не видели — уж больно густые заросли лопуха, да и лежал я тихо. Вот подошла их очередь, и оба вражеских солдата рванули вперед. Добежав до холма, упали в репейник, сделали перекат и замерли, водя стволами карабинов по сторонам. Вторая пара бежала вперед.

Теперь одни были позади меня метрах в пятнадцати, а другие почти параллельно метрах в тридцати. Момент удобный, тянуть нечего. А то еще удерут.

Привстав на колене, швырнул гранату по крутой траектории в первую пару и дал длинную очередь по второй. Потом резко упал в ямку и спрятал голову.

Едва саданул взрыв, вскочил на ноги и рванул вбок, забирая к первой паре. Когда глаза выхватили распластанные в траве тела, палец вдавил спусковой крючок. Длинные очереди исполосовали наемников вдоль и поперек.

Сбоку ударила короткая очередь уцелевшего наемника. Я упал, перекатился, сумев занять позицию за телами убитых. Тут же бросил вторую гранату, скорее наугад, чем прицельно. Главное — не попасть, а заставить врага залечь и не стрелять.

И опять, едва грохнуло, стартовал по диагонали, наводя карабин в сторону предполагаемого местонахождения противника. Тот лежал метрах в пяти от своего товарища. Лицо залито кровью, правая штанина изорвана, сквозь ткань видна изуродованная нога. Карабин выпал из его рук, наверное, оставили силы. Добив его короткой очередью, проверил второго. Потом сменил магазин у своего карабина, обшарил трупы, забрал гранаты, вытащил из-за пояса у одного пистолет (импортный «кольт» старой модификации) и побежал к роще.

Перебежка, падение, перекат, осмотр, перебежка, падение, перекат, осмотр… Кто знает этих парней — может, они выставили еще один заслон? С них станется… Так что семьдесят метров я преодолевал в три этапа.

Влетев в рощу, тут же принял влево, пошел от дерева к дереву, прислушиваясь к шуму боя и высчитывая, где могут быть минометчики. Вряд ли на самом деле их оставили далеко позади.

Между тем бой не стихал. Гранаты больше никто не кидал — видимо, обороняющиеся сумели отбросить противника. Только какой ценой?

Миномет все бил и бил, словно хотел побыстрее выпустить весь запас мин и отдохнуть после напряженной работы. Вдали стрекотали крупнокалиберный пулемет и «скиф» отряда.

Я уже прилично углубился в тыл противника, бой гремел где-то позади и правее. Деревьев стало меньше, и росли они небольшими кучками. А между ними светлели приличных размеров прогалины. Грибная Плешь — как прозвали это место жители поселка. Мало деревьев и бесчисленное множество грибов.

«Отличное место для позиции миномета. Деревья не мешают, и обнаружить трудно».

Сбавив темп, я пошел медленнее. Позади метров триста. Наверное, где-то рядом…

Мысль еще не до конца оформилась, когда глаз зацепил резкое движение справа. Я шагнул обратно за дерево, присел, затем залег. Чуть отодвинул ветку низкорослого куста и выглянул наружу.

В центре соседней плеши на небольшом взгорке стоял миномет. Стандартный «поднос» калибра восемьдесят два миллиметра. Конечно, здесь он носит другое название, но суть дела от этого не меняется.

Возле него копошились пять человек. Наводчик, заряжающий, подносчик мин. Чуть позади сновал четвертый, таскал ящики от небольшого кургузого грузовичка незнакомой марки к взгорку. Метрах в пяти от миномета с биноклем на шее и радиостанцией в руке стоял еще один. Суде по всему, командир расчета. Радиостанция понятна — связь с начальством, с корректировщиком. Но бинокль зачем? Хоть и взгорок, хоть и деревьев впереди немного, но увидеть поселок отсюда нельзя. Или он все же видит взрывы?..

Не став ломать голову над несвоевременными вопросами (что видно в бинокль и как протащили сюда машину?), я сменил положение и приготовился к броску. Одновременно прикидывая план действий. Надо все сделать быстро и без большого шума. Положить солдат, взорвать миномет и свалить. Можно еще и машину подорвать.

По прямой до плеши метров восемьдесят. Между мной и минометчиками узкая полоска деревьев, за ним открытое место — метров тридцать. Можно и гранату добросить…

Я уж хотел покинуть укрытие, когда вдруг заметил сидящего впереди, на этой самой полоске под деревом, бойца. Не смени он положение, хрен бы разглядел. Наемник сидел в тени, под веткой, враз и не различишь. Ствол карабина направлен в мою сторону, взгляд устремлен вперед. Охрана миномета. Вот, значит, как — подстраховались наемники! Острожные ребята, нечего сказать. Послав заслон в тыл противника, не забыли прикрыть основную огневую силу.

Прежний план летел к черту. Надо было снимать охранника. Выстрел из карабина, несомненно, услышат с позиции, тогда быстро дело не сделать. А стрелять по минометчикам отсюда неудобно, деревья мешают. Черт! На обходы и прочие маневры нет времени. Вот-вот оборона поселка рухнет. Надо идти напролом. Правда, шансы сделать дело резко упадут. Но иного варианта нет. Все остальное неосуществимо из-за цейтнота.

Я взял на мушку охранника, потом перенес прицел на минометчиков. Повторил движение. Провел стволом по мелькавшим впереди фигуркам. Солдаты стояли довольно кучно, можно попробовать срезать длинной очередью. Но ведь они ждать, пока я возьму их на мушку, не станут. Услышат выстрел и попрячутся. Заминка в лучшем случае составит полторы-две секунды. Успею срезать одного-двух. При удаче — трех. А остальные?

Но другого варианта нет! Я вытащил из сумки гранату, подвесил за кольцо к специально вшитой в куртку проволочной петле. Это для быстрого выхватывания гранаты с одновременным срывом чеки. Еще раз мысленно проиграл ситуацию. Эх, на авось иду! Ладно.

Сделав два глубоких вдоха-выдоха, поймал на мушку охранника. Увел прицел с головы на грудь. Указательный палец плавно потащил спусковой крючок.

По телу вдруг разлилось тепло. Словно сверху горячей водой полили. Руки, ноги вдруг отяжелели, голова легонько загудела. Меня будто в сон потянуло…

«Только не сейчас! — стиснул я зубы. — Только не сейчас. Ты что, приятель, подождать не можешь? Видишь, я работаю. Нет бы помочь, а он на меня сон нагоняет! Совсем охренел, кореш?!»

Чувствуя, что едва шевелю пальцами, еще раз глубоко. Вдохнул, мысленно проклял своего «двойника» и сжал зубы.

Если поддамся сонливости, упущу момент, и тогда можно сливать воду. Все старания насмарку.

— Ну, с-сука! — энергично прошептал я, пытаясь возвратить бодрость.

Вновь взял на прицел охранника, увидел карабин в его руках и нажал на спусковой крючок.

Эхо выстрела не успело смолкнуть, а я уже перевел оружие на минометчиков и выпустил длинную очередь, целя в наводчика и заряжающего. Потом перенес огонь на командира. Тот упал, но от чего, я уже не видел. Рядом с ним залег подносчик. Пятого бойца не видно. Все, пора!

Вскочив на ноги, рванул вперед, держа курс на самое толстое дерево. И тут же почувствовал, будто угодил в кисель. Вязкая среда не пускала меня, останавливала. Я с трудом продавливал ее, пытаясь прибавить скорости. Ноги отказывали. Руки едва держали карабин.

«Это конец, — ворохнулась мысль. — Если там кто-то уцелел, я у него как на ладони. Срежет одной очередью. Вот блядство!!»

Напрягая последние силы, переставлял ноги, стараясь ускорить шаг. Бесполезно. Я плыл как муха в сиропе. Перед глазами — размытая картинка, мелькание каких-то силуэтов, теней.

По груди ударила тонкая ветка, вторая. Кустарник. Значит, уклонился влево, непослушное тело здорово повело. Потом солнечный луч скакнул по глазам, потом каким-то образом буквально перед носом возникла перекошенная физиономия. Легкий удар в плечо.

Я попытался затормозить, краем сознания понимая, что налетел на еще одного охранника, видимо, лежащего в кустах. Смутно удивился, почему не заметил его раньше. Сейчас он меня шлепнет…

Руки попробовали перехватить карабин, навести его на врага. Туго как все идет, туго… И в этот момент все кончилось…

Я очнулся посреди плеши. Передо мной лежал наемник с рваной раной в груди. А дуло моего карабина было окрашено кровью. Справа миномет и два шевелящихся тела. Чуть в стороне третий, пробует встать, но не может. Слева пятый наемник. Ошалело хлопает глазами, руки медленно-медленно поднимают пистолет-пулемет на уровень плеч.

Я начал с него. Короткая очередь, потом перевел оружие на минометчиков и их командира. Глянул еще раз на лежащего передо мной. Он уже не дышал. На лице смесь страха и удивления, глаза широко раскрыты. Губы искажены криком. Видимо, в последние мгновения жизни ему было очень больно.

Еще толком не придя в себя и не очень понимая, что произошло и как оказался в центре плеши, глянул по сторонам. Вспомнил об охраннике, сидевшем под деревом. Что с ним? Вроде бы снял первым выстрелом, но не проверил. Ладно, успеем.

Я подбежал к миномету, резким рывком повалил его набок, сунул в трубу мину, что выпала из рук заряжающего, потом вытащил гранату. Разогнул усики чеки, вытащил кольцо, катнул ребристый овал внутрь трубы и вскочил на ноги. Метрах в двадцати — небольшой холмик, отличное место для укрытия. Добежав до него, рухнул в траву, закрыл руками уши, широко открыл рот и зажмурился.

Бабахнуло знатно. Сперва граната, потом и мина. В результате от трубы мало что осталось. А опорная плита отлетела метров на десять.

Покачал головой — все же оглушило, — побежал к грузовику. Заглянул в кузов. Здесь еще было с десяток ящиков. Потом проверил уровень бензина в баке. Где-то половина. Вытащил нож и резким ударом пробил стенку бака. Бензин полился в траву.

Не мудрствуя лукаво, повторил ту же операцию, что и с минометом. Отошел метров на двадцать и бросил в кузов на ящики гранату. А потом дал деру. На этот раз было несколько взрывов. Мины детонировали не сразу и не все. Зато машину разнесли на кусочки.

Все так же на автопилоте обыскал трупы, нашел четыре гранаты. Три взял себе, а одну положил под труп командира минометчиков. Конечно, без чеки.

Бросив последний взгляд на плешь, побежал обратно.

Все это я проделал в хорошем темпе, без остановок. Вот только мало понимал, что делал. Словно был во сне. Мозги тело еще не стряхнули странное оцепенение, а из конечностей еще не ушла противная заторможенность.

К слову, звуков боя тоже не слышал. Либо наемники отошли, либо взяли поселок.

Добежав до деревьев, сбавил темп, вскинул карабин и пошел осторожнее, не забывая об охраннике. Вдруг да жив?..

Но тут мне стало не до него. Перед глазами возникла довольно странная картина. Через узкую полоску деревьев, большая часть из которых — молодняк, была проложена просека. Словно бульдозер проехал. Кустарник частично примят, три или четыре тощих деревца просто снесены. Торчат пеньки сантиметров по тридцать — сорок высотой. Чуть в стороне лежит еще одно дерево, чуть побольше остальных. Тонкие ветви вмяты в траву, четко видны отпечатки обуви. Размер подошвы совпадает с размером моих кроссовок.

Я недоуменно глянул на обувь и только сейчас заметил, что куртка на груди в нескольких местах порвана, а футболка просто превращена в лохмотья. И сквозь эти лохмотья видны рваные раны: свисающие лоскуты кожи, глубокие царапины, большие ссадины.

Странно, как только я обнаружил ранения, ко мне вернулись в полном объеме и сознание, и слух, и нюх. И боль…

На грудь и плечи словно кипятком плеснули — все горит, аж слезы в глазах. Кровь давно залила футболку и куртку, тонкими струйками стекла на джинсы и еще продолжает течь из ран. Как бы не до кости разодрало…

Поморщившись, я поднес руку к груди и сдавленно зашипел. Надо все это как-то перевязывать.

В этот момент взгляд зацепил скрюченную фигуру, сидящую под деревом. Наемник. Голова запрокинута, глаза открыты, на коленях карабин. Изо рта стекает тонкая струйка крови. Наповал…

— Да что же это такое? — выдавил сквозь зубы я. — Что это было…

Опять взглянул на грудь и плечи. Жжет, болит, саднит. Ну еще бы. Ведь я буквально сносил все эти деревца, грудью принимая стволы, сучки и ветки. Только… Только с какой же скоростью я летел, если снес все на своем пути? Ведь нормальному человеку, пусть и тяжелому, трудновато свалить даже тонкое деревце! А тут сразу несколько!

Только я подумал об этом, только попробовал представить, как бежал, в теле возникло ощущение безмерной тяжести. Обдало кипятком от пяток до макушки. Потом все прошло. И боль тоже.

Я стоял на краю плеши и отупело смотрел на грудь. Буквально на моих глазах исчезали раны. Кровь свертывалась, падала на землю темными комочками. Сукровица застывала, осыпалась под ноги. Лоскуты оторванной и поврежденной кожи отпадали, а на их месте возникала новая, еще розовая, тонкая кожица. Тут же темнела и наращивала слой.

— Эт-то как понимать?

Не веря глазам, провел рукой по груди и левому плечу. Все цело. Кроме небольших шрамиков и излишне светлой кожи, никаких следов недавних ран. Если бы не порванная и залитая кровью футболка и не дырявая куртка, не поверил бы, что был ранен.

«Значит, заторможенность — только внешний эффект той сверхскорости, что я развил на бегу? А сверхмощь — причина незапланированной вырубки леса? И как апофеоз мутации — моментальное заживление ран. Правда, оно наступило не сразу. Видимо, перестроенный организм ждал особой команды от меня. И когда я пришел в ужас от увиденного, то запустил программу восстановления. Полный аут!..»

* * *

Изо всех сил глуша любую мысль по этому поводу, я оценил обстановку и побежал обратно к поселку. Часть дела сделана, впереди вторая часть. А думать и оценивать будем потом, когда приедем в Самак. Сейчас не до размышлений.

На ходу срывая футболку, побежал сквозь рощу, не забывая при этом смотреть по сторонам и обходить открытые места. А шум боя действительно стих. Что же происходит в Доруче?..

Бой в поселке закончился. К тому моменту, когда я прибежал туда, последние очереди звучали на западной окраине. Кто-то из бойцов бил в спину отступавшим к реке наемникам. Скорее всего вымещал злобу, а не работал прицельно. Мстил за погибших товарищей.

Южная часть поселка пострадала больше всего. Воронки от мин, выбитые стекла в окнах домов, пробитые осколками стены, крыши, двери. Поломанные деревья, изгороди. Два дома горели, выбрасывая к небу огромные столби пламени и дыма. Тушить их никто не пытался. Местные жители до сих пор сидели в убежищах. А бойцы… бойцам было не до того…

Первым, кого я увидел, был… Капителов. Прихрамывая и морща лоб, он шел вдоль дороги к центральным позициям, на ходу отдавая приказы какому-то здоровому детине с загорелым лицом. Сам командир отряда выглядел паршиво, если не сказать больше. Однако он был на ногах. Видимо, санитар сумел откачать его.

Заметив меня, Капителов встал, тяжело вздохнул и дребезжащим голосом спросил:

— Ты откуда такой… побитый?

— С прогулки.

— Ранен?

— Нет, — покачал я головой, глядя на свой голый торс, залитые кровью джинсы, порванную куртку, и добавил: — Это не моя кровь. Что у вас тут произошло?

— Сам не видишь? Был отряд и нет отряда. Почти всех выбили.

— Вас только двое?

— Да нет, еще кое-кто уцелел.

Капителов тронул забинтованную от плеча до середины предплечья левую руку, поправил висящий на другом плече карабин и невесело добавил:

— Отбились…

Отряд позиции удержал. С огромным трудом и большими потерями, но удержал. Сам Капителов вернулся в строй, когда наемники от реки сумели подойти вплотную к поселку. В ход пошли гранаты, а кое-где и приклады. Там, на западной окраине, буквально на глазах Капителова убили его заместителя. Там же положили еще троих бойцов.

Остальные отошли за дома и забросали противника гранатами. Каким-то чудом уцелевший пулеметчик вовремя отрезал наступавших и вынудил их сперва залечь, а потом отойти.

На другом фланге бойцы сумели удержать противника на расстоянии. Правда, при этом потеряли практически всех.

Враг, получив отпор и тоже понеся потери, решил не класть людей зря и не лезть наобум. Хотя чтобы сломить сопротивление, им было достаточно сделать один рывок. В отряде в строю остались всего шесть человек. Из них трое ранены.

Очень кстати смолк миномет, буквально засыпавший позиции минами. После этого атака скисла.

Капителов с горечью констатировал, что с гарнизоном, по большому счету, покончено. Шесть человек поселок не удержат. Их перебьют в считанные минуты.

Отступать он по-прежнему был не намерен, но ситуацию оценивал беспристрастно. Поэтому и смотрел на все глазами обреченного человека. Жить ему, да и остальным бойцам, до следующей атаки.

— Еще один заход, и все, — так и сказал Капителов. — Не удержим. Накроют минами, причешут пулеметами, и кранты.

Его голос звучал ровно, без эмоций. Голос человека, стоящего на краю жизни и смерти. И решившего стоять там до последнего. Что ж, такое упорство достойно уважения.

— Минами они закидать уже не смогут, — устало сказал я, пристегивая к карабину новый магазин.

— Это еще почему?

— Нет больше у них миномета.

Капителов непонимающе смотрел на меня, еще не сообразив, что произошло.

— Взорвался он.

— Как?

— От перенапряжения. Нельзя так много стрелять.

В его глазах мелькнуло понимание. Взгляд прошел по мне, остановился на залитых кровью куртке и джинсах. На грязных руках, разводах пота на лице. На зеленых от сока трав штанинах.

— Мне санитар что-то говорил об этом. Но я, по правде сказать, не понял…

— Где Борис? — вспомнил я об инженере.

— С ранеными. Когда санитара убило, он помогал выносить раненых и убитых…

— Молодец. Слушай, нам надо ехать. Заберем раненых, сколько сможем. Доложим о нападении. А вы уходите отсюда. Какой смысл подыхать без толку?

Капителов молчал.

— Сколько каганат потерял? Приблизительно?

— Семь-восемь человек. Они, суки крученые, наобум не лезли. Шли правильно, под прикрытием. От кочки к кочке. И огнем давили постоянно. И людей потеряли в основном у домов. Пятерых там оставили.

— Семь-восемь убито. Ранены сколько-то… Прибавь этому еще десятерых, миномет и грузовик с минами. Потери значительные. Понятно, что они отошли. И вряд ли скоро полезут.

Капителов удивленно покачал головой, услышав о десятерых убитых и миномете с машиной. Внимательно глянул на меня.

— Ты военный?

— С чего ты взял?

— С того. Кто еще может в одиночку пройти в тыл, уничтожить десять солдат и взорвать миномет? Не мои парни точно.

— Повезло, — замял я тему. — Давай грузить раненых.

«Они сделали ставку на ту четверку, что должна была зайти отряду в тыл. Видимо, шли самые опытные. Способные сработать в населенном пункте против превосходящих сил врага. А когда наемники поняли, что обход не удался, когда потеряли столько людей и миномет, решили отступить. С этим все ясно. Неясно другое — что же это за наступление такое? Липовое… Но при липовом наступлении столько людей не кладут. Значит, эти отвлекали. Впрочем, у них и так все вышло. Еще один удар — и оборона рухнет. Но все равно много непонятного… Надо срочно ехать в город, прояснять обстановку. И просто сваливать пора. Хватить подвиги геройствовать…»

Инженер уезжать отказался наотрез.

— Только место займу в машине. Лучше раненого лишнего взять. А я тут помогу, патроны поднесу. Перевязку сделаю.

— А умеешь?

— Что?

— Перевязку сделать?

Борис скованно пожал плечами и кивнул. Если и не умел, то успел хоть немного научиться. Вон все руки в крови. К счастью, чужой.

Уговаривать взрослого человека нет смысла. Это его решение, его выбор. И я не стал ничего говорить.

В джип влезли шесть человек. Пятерых усадили в кузове, предварительно подстелив матрацы, шестого — рядом со мной. Это был боец с замотанной напрочь головой. Только щелка для рта осталась. У него что-то с глазами и осколок в черепе.

Раненых отбирал я сам. Основной критерий — способность выдержать дорогу. Тех, кто лежал с пулями и осколками в животе и груди, старался не брать — не довезу. Ему все равно, где помирать, а мне надо как можно больше перспективных вывезти. Цинично, конечно, но верно.

Капителов, ловко ковылявший на самодельном костыле (получил еще один осколок в правую ногу), сунул мне заклеенный конверт.

— Донесение о бое. Отправь в гарнизон.

— Хорошо. Вы попробуйте чуть позднее проверить связь. Может, они перестанут глушить эфир.

— Ясно.

Вместе с Капителовым провожать меня пошел и Борис. Оба смотрели хмуро и с тоской. Борис еще махнул рукой. Словно прощался…

 

4

Самак напоминал растревоженный муравейник. Дороги на окраине перегорожены небольшими баррикадами — мешки с песком и землей, вывернутые из асфальта бетонные бордюры. Сверху торчат стволы ручных пулеметов и карабинов. Патрульные из городской стражи контролируют въездные дороги и подступы к ним. В домах закрыты все окна и двери. Кое-где улицы перекрыты противотанковыми ежами, наспех сваренными, наверное, сегодня.

Солдаты гарнизонного батальона блокируют подступы к центру. Они же в составе маневренных групп ждут сигнала к выдвижению в опасный район. Народ с улиц исчез, только одиночные прохожие торопливо идут по тротуарам. Практически все вооружены. Женщин и детей не видно. Город готов к осаде.

* * *

Пост охраны на въезде пропустил беспрепятственно. Меня в лицо знали, и раненых в машине видели. Я благодарно кивнул бойцам, а про себя подумал, что они совершили глупость. А ну как я под прицелом, и в машине сидят ряженые наемники каганата? Вполне возможный вариант. Несколько таких мелких диверсионных групп способны дестабилизировать обстановку в и без того встревоженном городе.

Еще одну ошибку я заметил почти сразу. Все внимание командование гарнизона уделило обороне южного направления. Им как-то не пришло в голову, что враг может пойти и через лес, и через овраги, словом, там, где нет шоссейных дорог. Просочиться можно хоть через болото. И напрасно здесь ждут танки. Они не полезут на ежи.

Все эти мысли мелькали в голове, пока я рулил к городскому госпиталю, расположенному в северной части города. Судя по количеству санитарных машин, подъезжающих и отъезжающих от него, раненых было много. Значит, бои шли не в одном и не в двух местах. Все-таки наступление…

Сдав раненых, я покатил к управлению, по пути заскочив в комендатуру, чтобы отдать донесение Капителова.

— Никаких выездов! — распорядился Голыбин. — Сидеть в городе, пока не прояснится обстановка. Далеко не уезжать, быть на связи.

Начальник управления довел свой приказ лично, заскочив на минуту к нам. Сделал он это вовремя, потому что Березин хотел было отправить меня и Игоря с Аркашей в Берадан. То есть к черту на кулички, почти шестьдесят километров от Самака. Там только позавчера сел небольшой отряд волонтеров.

Не успел я раскрыть рот, чтобы послать своего недалекого начальника куда подальше, как вошел Голыбин и довел свой приказ. Он же сказал нам новость.

— Петр серьезно ранен. Час назад. Их машину обстреляли на обратном пути от Краменеца. Один из солдат прикрытия убит, второй ранен.

Березин чуть побледнел и наклонил голову.

— Леонид жив, — продолжил начальник управления. — Машина требует небольшого ремонта. Вам из города — ни ногой.

— Какова общая обстановка? — спросил я. — Что произошло?

— Обстановка тяжелая. Каганат проводит крупную операцию. Зайдите ко мне, взгляните на карту. Представитель комендатуры только что привез последние данные, послушаете его.

Он посмотрел на Березина и добавил:

— Это касается всех. Арнольд Константинович, прошу вас позже на доклад.

— Есть, — по-военному ответил Березин. — Готов.

Голыбин кивнул и вышел.

— … Направление основного удара — Краменец. Второстепенные направления — Доруча и Сабатид. Отвлекающие удары наносились по Стиханску и Латигецу. Гарнизон Краменеца уничтожен практически полностью. Поселок сожжен. Каганат нанес ракетный удар. У них была реактивная установка. Смяв сопротивление, противник пошел к магистрали. Был атакован опорный пункт у Камидара. Одновременно с этим совершено нападение на магистраль. Уничтожена строительная техника, погибли люди. Часть железнодорожных путей взорвана. Подорван нефтепровод…

Лейтенант, помощник коменданта города, изредка заглядывая в блокнот, толково разъяснял обстановку. Небольшая указка скользила по карте от одной точки к другой. Его слушали полтора десятка человек, в основном начальники отделов управления и мы — водители отдела снабжения.

— За пять минут до наступления противник сумел заглушить рабочие частоты и тем самым прервать связь между гарнизонами и городом. Поэтому мы отреагировали с запозданием. Когда резерв и маневренные группы выдвинулись к магистрали, она уже была атакована. Врага сумели задержать только у Уштобера. На этот час связь восстановлена, обстановка стабилизирована.

Я едва заметно покачал головой. Стабилизирована! Обычно это слово означает, что противник, достигнув определенного рубежа, делает паузу, подтягивает резервы и тылы, проводит разведку, готовит новое наступление.

Инициатива у каганата, он и решает, где и когда наносить очередной удар. А другая сторона вынуждена ждать и гадать, что будет дальше. Зачастую все их решения и выводы оказываются неверными. Враг наносит удар в другом месте, где оборона слаба или ее нет вовсе. Тогда опять — короткие ожесточенные бои, прорыв, метания резервов (обычно бесполезные), отступление и снова — стабилизация.

Черт, вот когда начинаешь действительно понимать, что пережили наши предки в сорок первом, когда немец попер вперед со страшной силой! А ведь здесь жалкое подобие тех масштабов и сил!

— С юго-западного направления противник атаковал Шехту, Кравитей и Богурки, — продолжал лейтенант. — Сковав гарнизоны боем, он обошел их и ударил по Лотургину. К счастью, мы успели выдвинуть туда подкрепление и наступление отбили. Хотя и с потерями. Гарнизоны указанных поселков тоже сильно потрепаны.

— Позвольте вопрос? — сказал я, пользуясь паузой в рассказе лейтенанта.

Краем глаза поймал несколько удивленных взглядов и один откровенно злобный. Березин, начальничек мой. Ладно, хрен с тобой. Я сегодня все равно поставлю перед Голыбиным вопрос ребром — либо он перестает «махать шашкой», либо я ухожу.

— Д-да, — кивнул офицер.

— Использовал ли противник авиацию?

— Нет. Ни самолетов, ни вертолетов не замечено.

— А тяжелую технику? Танки, самоходки, реактивные системы?

— Только устаревшая двенадцатиствольная реактивная установка «Проект».

— Ясно, благодарю.

Офицер кивнул. В его взгляде, обращенном на меня, чувствовалось удивление. Кто такой, зачем вылез, что хотел узнать? Приблизительно так же смотрели и остальные, за исключением самого Голыбина. Он знал меня лучше и, наверное, понял, что просто так я открывать рот не стану.

А мне уже кое-что стало ясно. И в планах каганата, и в действиях республиканских сил. И те, и другие допустили по нескольку просчетов. В чем ошиблась республика, и так понятно. А вот каганат пролетел с оценкой обороноспособности и сил противника. А также с выбранным вариантом наступления. Слишком распылил силы. В результате на направлении главного удара работала ослабленная группировка. Она хоть и прорвала линию обороны, нанесла ощутимый удар и даже достигла главной цели — вышла к магистрали, — но не смогла развить успех.

Теперь, если в штабе каганата сидят не дураки, они должны перегруппировать силы, сконцентрировать на выбранном участке мощный кулак (хотя бы до двух батальонов пехоты), подтянуть артиллерию и желательно танки. Ведь они есть в Орду-улеме. В этом случае у каганата есть все шансы смотать нитку магистрали и дойти до Самака.

Если, конечно, республика не поспешит и не подтянет резервы. И прежде всего — авиацию. Кстати о резервах сейчас лейтенант и говорит…

— Донесение в штаб Южного направления уже отправлено. Доклад и просьба о срочной помощи. Честно скажу, если противник и дальше будет наступать, у нас просто не хватит сил. По приблизительным оценкам, только убитыми гарнизоны потеряли… — лейтенант заглянул в папку, — семьдесят два человека. И около девяноста раненых. Сюда включены потери на опорных пунктах и в резервных отрядах. Оборону против главных сил противника сейчас держат около ста двадцати человек. Словом, мы в тяжелом положении. Комендант не исключает ситуации, когда придется ставить в строй рабочих…

Вздох изумления и недовольства пронесся по кабинету. Последние слова вызвали бурную реакцию слушателей. Неслыханное дело — ставить в строй рабочих! Ведь они приехали по контракту выполнять заранее определенные функции. Как можно их ставить под ружье?! Ладно добровольцы, но остальные?..

Лейтенант понял свою оплошность и поспешил заверить:

— Будем принимать только желающих. Но необходимо разъяснить, что в противном случае мы можем потерять город. Вместе с тем в штабе направления нас заверили, что помощь прибудет. В ближайшее время.

Офицер говорил что-то еще, отвечал на вопросы, приводил какие-то данные, показывал на карте обстановку в каждом районе. Я слушал вполуха, главное уже сказано, сейчас — второстепенные детали. Они пригодятся при работе, но для анализа ситуации несущественны.

«Все как всегда. Недооценка опасности, самоуспокоенность, надежда на авось. А когда доходит до дела — почему-то никто ничего не успевает. Ни связь наладить, ни подкрепления подбросить. По большому счету, все планы, все расчеты относительно системы обороны магистрали и города оказались ошибочными. Ставка на небольшие гарнизоны, на редкие опорные пункты изначально неверна. Конечно, исходили из наличия сил и средств, но… Но почему-то не сопоставили размах строительства магистрали и количество солдат в строю. Разве можно под боком сильного врага разворачивать такие работы, не обеспечив безопасность?

Вот и вышло, что положение спасали плохо обученные и плохо вооруженные волонтеры и немногочисленные подразделения армии. Их отвага, упорство, самоотверженность и самопожертвование позволили удержать врага, не дать ему выйти на оперативный простор. Как и раньше: героизм простых солдат — следствие глупости и тупости высшего руководства. Интересная картина — миры разные, а ситуация одинаковая…»

Когда совещание закончилось, Голыбин отпустил офицера, а сотрудников управления попросил быть на своих местах. Видимо, хотел довести план и порядок предстоящих работ каждому отделу лично.

Игорь, Аркадий и я неторопливо шли к нашему кабинету, вполголоса делясь впечатлениями от услышанного и прикидывая, что будет дальше. Впрочем, говорили в основном они, я больше молчал, изредка вставляя реплики. И думал, как быть самому. Пылить по дорогам области, рискуя налететь на противника, желания не было. Сегодня повезло, завтра влипну, как Петр.

Кабинет отдела снабжения был закрыт, мы встали возле него, поджидая Березина. Тот остался у Голыбина — видимо, получал инструкции.

— … Думаешь, опять нас пошлют? — коснулись моего уха слова Аркаши. — Под стволы каганата?

— Не знаю. Березин может. У него одна песня — надо!

— Надо так надо, но пусть тогда прикрытие дает нормальное, а не двух солдат! Иначе и сами сгинем, и груз потерям. Кому лучше будет?!

Сознательные у меня коллеги, нечего сказать. Готовы лезть под пули. Это, конечно, верно, свою страну защищают, не чужую. Только пользуются этим всякие кретины вроде Березина! Жаль ребят. Сгинут ни за что.

Я ощутил внутреннюю дрожь. Начинало трясти от кончиков пальцев ног до макушки. Попеременно волны тепла и холода пронизывали меня, словно электрические разряды. Накатила слабость. А за ней дикое чувство голода.

«Я же с утра не ел! — мелькнула мысль. — А организм сегодня использовал большую часть энергии. И во время схватки, и когда наскоро латал раны. Надо немедленно перекусить. Иначе протяну ноги…»

Перед глазами все поплыло, меня качнуло куда-то влево. Хорошо, рядом была стенка, я прилип к ней и несколько секунд стоял с закрытыми глазами, приходя в себя.

Парни заметили мое состояние, удивленно покосились и почти одновременно спросили:

— Ты в порядке?

— Вроде… Я в столовую. Березин спросит, скажите — ем.

Чувствуя на себе внимательные взгляды коллег, по стеночке пошел в столовую, с некоторым трудом переставляя ноги и борясь с темными кругами перед глазами. Терпел-терпел организм, а сейчас скис. Видимо, почувствовал, что можно. Хорошо хоть не раньше…

В столовой было почти пусто. Пара сотрудников другого отдела, кто-то из ремонтников и дежурный по управлению. Они быстро поглощали обед, изредка посматривая на часы. Спешили.

Подойдя к буфету, я жадным взглядом прошел по полкам, отыскал жареное мясо и хриплым голосом сказал подавальщице:

— Три… четыре порции жаркого без гарнира. Сосиски две порции… Соус. И котлеты.

Женщина смерила меня недоверчивым взглядом, словно сомневалась, съем ли я столько, спросила:

— Все без гарнира?

— Все. Можно все в две тарелки. И четыре куска хлеба. Нет пять. И сок.

Мой аппетит вызвал удивление и у кассирши. Она молча выбила чек, проверила его, назвала сумму и с подозрением смотрела на мое лицо. Видимо, вид у меня был далеко не лучший.

Я внимания на реакцию женщин не обращал. Меня почти всерьез заботило другое — смогу ли донести поднос до стола? Еще рухну со всем своим богатством.

«Дожили. Ноги трясутся, как у наркомана. Что-то в тягость мне эта работа! Бросать надо к чертовой матери!»

Поднос я донес. С пристуком поставил на стол, упал на скрипнувшую табуретку, слабыми пальцами взял вилку и нож и принялся за трапезу. Со стороны это, наверное, выглядело отвратительно — жадно жующий тип, склонившийся над тарелками. Челюсти работали как жернова, перемалывая мясо, сосиски и котлеты. Вкуса почти не ощущал, глотал, плохо прожевывая, но желудок, получив топливо, перестал урчать, и темень из глаз постепенно ушла. Наконец-то!..

В голове в этот момент не было никаких мыслей. Есть, есть, есть! Или даже жрать! Остальное потом.

Чувствуя, как в тело вливаются покинувшие было его силы, я сбавил темп, стал ровнее отрезать куски и медленнее отправлять их в рот. Вспомнил о соке, опустошил стакан наполовину. Откусил ломоть хлеба. Хорошо! И жить можно!..

Тарелка с мясом опустела. Вторая — с котлетами и сосисками — наполовину. Я пришел в себя настолько, что заметил на столе подставку с салфетками. Достал одну, вытер губы и руки. Сделал небольшую паузу. Глянул по сторонам. На меня действительно смотрели как на чудо. Откуда, мол, такой прибежал? С необитаемого острова?..

Ладно, это мелочи, пусть думают что хотят. Главное — мне стало лучше.

С новыми силами подхватил со стола вилку и нож, нацелился на последнюю котлету и в этот момент вдруг почувствовал, как отказали ноги. Совсем.

Осторожно, стараясь не привлекать внимания, глянул вниз. Обе конечности на месте. Стоят ровно, уверенно. В чем дело?

На всякий случай тронул левую ногу пальцем. Да нет, чувствительность есть. Что же тогда? Шевельнуть не могу. Ни одной, ни другой. Они не отнялись, они стали чугунными! Двинуть с места не могу. Опять фокусы!

Решив не поднимать паники и не спешить, снова взял вилку и нож, разрезал котлету и начал есть. Едва проглотил кусок, как меня изнутри словно током ударило. Такой рывок, слетел бы со стула точно, если бы ноги не держали. Они словно вросли в пол, на миллиметр не сдвинуть.

Второй рывок, третий. Со стороны, наверное, видно, что меня трясет. Я незаметно ухватился руками за столешницу и сделал вид, что отдыхаю после еды. А сам прикидывал, надолго ли эта катавасия?

Рывки прекратились. Ноги вроде отпустило. Я попробовал сдвинуть их с места — вышло. Окрыленный, вновь взял вилку и быстро очистил вторую тарелку. Доел хлеб, допил сок, вытер руки и губы салфеткой. Совсем другое дело! Теперь можно и за работу.

Отодвинув табуретку, начал вставать. И уже в последний миг, когда мышцы напряглись, готовые поднять меня, замер. Застыл, не рискуя шевельнуть и пальцем. Шестым, нет седьмым чувством почуял, что одно малейшие усилие — и я… взлечу! По-настоящему, к потолку. И чего доброго пробью его. Или прыгну с места к двери. Или что-то еще сотворю.

В теле бушевала неведомая, невесть откуда взявшаяся мощь. Моща. Будто кто-то подарил мне реактивный двигатель. Мышцы звенели как струны, сердце колотило в грудную клетку с размеренностью метронома, в голове было ясно. Я вдруг отчетливо увидел несколько картинок из далекого прошлого, еще из детства. Потом — из более поздних времен. Все с подробностями, в красках и с озвучиванием. А потом сознание вдруг рвануло ввысь и вытащило меня в межзвездное пространство. Яркие блестки комет, тусклое сияние звезд, холод и мрак. И бешеная скорость.

Потом все это прошло, и я снова очутился в столовой. Слегка согнутая фигура, склоненная голова и наверняка ошарашенная физиономия.

Глаза рыскнули по сторонам. На меня вроде никто не смотрел. Либо все это произошло слишком быстро, либо просто не обращали внимание.

Медленно, с опаской разогнулся, подхватил поднос и пошел к столу, где собирали грязную посуду. Каждый шаг делал осторожно, следя за ногами. Но ничего сверхъестественного не происходило.

Такое впечатление, что мой двойник просто показал свои возможности и дал понять, что готов помогать и впредь.

Эта мысль мне понравилась, и настроение вдруг резко скакнуло вверх. Не робей, парень!

Уже увереннее ступая, поставил поднос и вышел из столовой. Мощь из тела так и не уходила…

Когда я вернулся, водители уже сидели в кабинете и слушали Березина. Тот перебирал бумаги, перечисляя грузы, которые надо было доставить на места. Услышав стук двери, поднял голову и уставился на меня недобрым взглядом.

— Где тебя носит?

Его голос аж звенел от злости. Он основательно завелся и перестал себя контролировать.

— Обедать ходил. Вам не сказали?

— Нашел время!

— Именно нашел. С утра ничего не ел. Некогда было. Могу присутствовать?

— Можешь. Можешь заодно и сказать, за каким чертом ты вылез со своими вопросами на совещании!

— Надо было — и влез. Голыбин позволил задавать любые вопросы, не помните?

Я начал понемногу закипать. Березин уже перешел черту, за которую заходить никак не мог.

— Я не холуй, чтобы спрашивать разрешения у барина.

— Ты подчиненный! И должен выполнять приказы!

— Какой же приказ вы отдали?

Он на миг запнулся, не зная, что сказать. Приказов никаких не отдавал, да и не мог отдать. Но признать себя неправым тоже не мог.

Лицо Березина закаменело, глаза буравили меня откровенно ненавидящим взглядом. Я никак не признавал себя виноватым и еще спорил. Видимо, начальник отдела к этому не привык.

Водители сидели молча, глядя на нас. Не понимали, с чего Березин так завелся, и гадали, чем все закончится.

— Впредь потрудись выполнять все распоряжения и не строить из себя военного гения!

Вспышка ярости на миг полыхнула в голове. Сидевшая в теле мощь отозвалась новым разрядом. Я едва сдержал дикое желание вытащить этого кретина из-за стола и швырнуть в окно. Сил бы хватило и на двух таких.

«Вот и закончилась моя работа здесь! Он меня достал! Терпеть его выходки больше нельзя…»

— Вас не устраивает моя персона? — приглушенным голосом спросил я. — Не вопрос. Мое заявление о разрыве контракта будет лежать в отделе кадров через две минуты.

— Что-о? — Березин никак не ожидал такого поворота дела. — Что ты себе позволяешь? Уходить с работы в такое время?!

— В контракте записано, что я могу сменить работу в течение двух месяцев со дня приема без объяснения причин. Срок еще не прошел, так что все законно.

— Ты!..

Он вскочил на ноги, отбросив папку в сторону. Лицо пылало, как раскаленная печка. Глаза едва не выпадали из орбит. Язык с трудом проталкивал слова сквозь искривленные губы.

— Трус! Щенок!

Теряя над собой контроль, я шагнул вперед, уголком сознания понимая, что сейчас просто прибью самодовольного индюка.

— Закрой пасть, мудак! Пока я тебе шею не свернул!

Игорь и Аркаша вскочили, встали между нами.

— Артур, Артур! Не трогай его!

На их лицах был откровенный страх. Мой голос потерял обычное звучание и перешел в низкие тона. Стал напоминать рык. Это пугало больше разъяренного вида и сверкавших глаз.

Я с трудом взял себя в руки и замер возле стола. Березин прилип к подоконнику, взирая на меня с испугом. Голос подействовал и на него. Раньше явно не слышал подобног рыка.

— Ну… тварь, хрен с тобой!

Развернувшись, подошел к двери, ударом ноги распахнул ее и вышел прочь. Дверь врезала по стене, отскочила и с треском захлопнулась, отрезав от меня звенящую тишину в кабинете…

Голыбин был у себя. Разговаривал по телефону. Увидев меня, кивком предложил сесть и продолжил разговор.

Пауза была кстати, я сумел немного прийти в себя и угомонить бушевавшего в голове демона разрушения. Даже во время недавних стычек он не давал о себе знать, а сейчас разошелся. Услышал голос Голыбина.

— … все встало. Мы едва успели эвакуировать рабочих, да и то не всех. Да, положение тяжелое. Мы можем потерять не только магистраль, но и город. Если не будет помощи… А это уже решает военное командование. Вот и надавите на штаб!..

Отбрехивается от начальства, сообразил я. Оно либо не знает о произошедшем, либо еще не оценило масштаб наступления.

Погруженный в невеселые рассуждения, я не услышал Голыбина, и только когда он позвал меня снова, вздрогнул и поднял голову.

— Что произошло, Артур?

— Вот. — Я положил перед ним лист бумаги. — Заявление о разрыве контракта.

Три строчки я написал в приемной на столе секретаря. Пока писал, та смотрела на меня испуганным взглядом. Ее напугал мой вид — горящие глаза, стиснутые челюсти, желваки на скулах. Поэтому и молча пропустила к шефу — не посмела остановить.

Голыбин лист не взял, пробежал взглядом по написанному, озадаченно потер лоб.

— И как это понимать?

— Работать под руководством Березина я больше не намерен. У нас с ним резкое неприятие друг друга. Кому-то надо уйти. Он начальник, я водитель — поэтому ухожу я.

— Что послужило причиной? Кстати, садись.

Я сел, выложил руки на стол. Отметил, что пальцы не трясутся. Ярость прошла.

— Да ничего. Господин Березин забыл, что крепостное право давно отменено. И что в его подчинении наемные рабочие, а не холопы. К тому же он решил, что их можно посылать на смерть ради того, чтобы самому выглядеть перед руководством послушным исполнителем.

Голыбин хмыкнул, растянул губы в невеселой усмешке.

— Вообще-то Арнольд никогда не стремился выглядеть! Он все же не артист.

Я пожал плечами, совершенно спокойно заметил:

— При нашей… стычке присутствовали еще два человека. Если это интересно, они перескажут суть дела.

— Пока не надо. И что же ты собрался делать дальше?

— Еще не решил. Получу расчет и документы, посмотрю, что происходит. Возможно, уеду отсюда — противник подходит к городу и может взять его.

— Думаешь, каганат возьмет Самак?

— Может. Правда, я не понимаю, почему наступление развивается так вяло, но, видимо, каганат либо выделил недостаточно сил на это, либо…

Я замолчал, оценивая только что пришедшую мысль. Потом закончил:

— Либо он изначально не планировал широкомасштабные действия. Его основной целью была магистраль. Сейчас она перерезана, строительство остановлено. Возможно, каганат будет удерживать захваченные позиции, тем самым препятствуя строительству магистрали.

«Черт! Что же я не догадался раньше? Это же элементарно! На хрен им не нужен никакой Самак! Все было затеяно ради того, чтобы сорвать строительство магистрали. Каганат только демонстрировал намерение атаковать город. Потому и бил во многих направлениях, потому и атаковал второстепенные гарнизоны так… вяло. А республиканское командование клюнуло на уловку. Распылило и без того скудные силы и не смогло удержать магистраль…»

— По-твоему, каганат дальше не пойдет? — спросил Голыбин.

— Не знаю. С планами их руководства не знаком. Но уж точно будут удерживать захваченные позиции. А чтобы республика не особо усердствовала в возвращении магистрали, проведут пару показательных атак на других участках… Вот там и могут применить танки, артиллерию, авиацию, — добавил я, озаренный новой мыслью. Что-то меня разобрало на свежие идеи.

Голыбин слушал меня внимательно, не перебивая. Потом удовлетворенно кивнул.

— Неплохо. Очень неплохо для водителя.

Поймав мой недоуменный взгляд, сказал:

— Мне звонили из гарнизона. Они прочитали донесение Капителова, а потом связывались с ним по радио. Тот расписал подробно о твоих подвигах. А комендант в свою очередь расписал мне.

Этого следовало ожидать. Капителов должен был доложить о бое и, конечно, упомянул меня. А комендант, видимо, немало удивленный действиями водителя, поспешил рассказать об этом начальнику управления.

— … Десять трупов, миномет… Это сильно. — Голыбин сверлил меня пристальным взглядом. — Но еще не все.

Я напрягся. Что еще-то всплыло? Голыбин, видимо, решил припомнить все мои «подвиги».

— Вышел на связь командир гарнизона Латигеца Игнатьев.

— Он помощник командира, — поправил я. — Командир убит.

— Верно. — Голыбин улыбнулся невесть чему. — Но не совсем. Теперь Игнатьев — командир. Его отряд отбросил наступающего противника. Бой, как мне передали, был сразу после того, как вы с инженером уехали. Игнатьев утверждает, что ты здорово помог ему, подсказав, как организовать оборону поселка. Отряд понес потери, но устоял.

— Вряд ли это можно назвать помощью, — усмехнулся я. — Советы хороши, пока стрельбы нет. А потом уж как выйдет. Игнатьев молодец — сделал что надо. Я, честно говоря, думал, что их сомнут. Но, видимо, противник атаковал малыми силами. Все-таки второстепенное направление. Или вообще просто держал гарнизон на месте, а основные силы пустил в обход. Кстати, так было сделано на участке прорыва. Блокировали гарнизоны, связали их боем и обошли. Потому и до магистрали добрались относительно быстро.

— Угу…

Голыбин бросил взгляд на карту, где была нанесена последняя обстановка. Мое предположение имело наглядное подтверждение.

— Ты успел показать себя, Артур. И сегодня, и раньше. Причем показать не только хорошим бойцом, но и хорошим тактиком. А может, и стратегом.

Последние слова я воспринял как шутку, но Голыбин был серьезен. И я насторожился. К чему он клонит?

— В твоей анкете ни слова об участии в боевых действиях.

— Ну.

— Однако ты уже не первый раз демонстрируешь… скажем так, свои способности. Отсюда возникает вопрос. — Голыбин посмотрел мне в глаза. — Кто ты, Артур?

Ну вот и говори после этого, что дежа-вю — ерунда. Третий раз я попадаю в ситуацию, когда меня в лоб спрашивают «Кто ты?..». Причем во всех случаях есть одно общее — спрашивают после того, как я как-то проявлю себя. Первым из интересующихся был король Аберена. Вторым — региональный комиссар Ругии. Теперь вот и третий есть.

Но если в первых двух случаях я вынужден был искать компромиссные пути решения вопроса, то сейчас особой нужды в этом нет. В любой момент могу уйти отсюда. «Прыгнуть» в другое место. Конечно, без крайней необходимости менять район базирования не следует, но если прижмет…

Словом, я без особого трепета и волнения держал пристальный взгляд Голыбина, стараясь не растянуть губы в усмешке.

— Что вас интересует? Происхождение, профессия, специальность?

— Настоящее лицо, — спокойно уточнил начальник управления.

Я оценил поведение Голыбина. Если он считает меня шпионом противника, то должен понимать — шпион захочет убрать того, кто его раскрыл. Мы в кабинете одни, уйти отсюда легко. Так что нужна немалая отвага, чтобы смотреть в глаза потенциальному врагу и задавать неудобные вопросы.

— Думаете, я работаю на каганат или кого-то еще?

— Нет. Настоящий шпион с такой легендой не стал бы светить свои навыки. А ты только сегодня трижды подставился. Дело в другом. В чем?

Вот скажу ему правду и посмотрю, как он воспримет. Впрочем, это шутка. Пока шутка.

— Давайте мы остановимся на том, что я — не враг республике. Скорее наоборот. Просто у меня, как и у любого другого человека, есть свои интересы. Получить работу, жилье, иметь хорошую зарплату…

Зазвонил телефон. Голыбин снял трубку.

— Да?.. Во сколько? Хорошо, буду… Что? Даже так? Ясно. Тогда до встречи на месте.

Я глянул на часы. Шестой час. Быстро время летит. Милена, наверное, приехала…

Начальник управления закончил разговор, тоже посмотрел на часы.

— Ладно, давай перенесем принятие решения на завтра. Возможно, я сумею предложить тебе другую работу. Ты не против?

— Пусть так.

Голыбин встал.

— Комендант назначил совещание на шесть часов. И дал приказ собирать ополчение. Введено осадное положение.

— Ясно, — протянул я.

Введение осадного положения — закономерное решение. Но это значит, что все силы будут брошены на оборону. А как же гарнизоны в районе? Что с опорными пунктами? Их бросили на съедение врагу?

Тот факт, что каганат обошел узлы сопротивления, еще не значит, будто их оставят в покое. Как только фронт устоится, с гарнизонами будет покончено. Кто же позволит сидеть в ближайшем тылу вооруженным отрядам и группам противника?!

Впрочем, об этом пусть болит голова коменданта и местного руководства. У меня своих забот полно. Надо решить, как жить дальше и стоит ли оставаться в Самаке. Особенно в свете последних событий. И как быть с Миленой. Словом, проблем полно…

 

5

Вечерние выпуски новостей разных телеканалов наперебой рассказывали о событиях на границе Югорской республики и Орду-улемского каганата. «Реванш каганата за прошлые неудачи!», «Просчет республики», «Недооценка противника». Обозреватели некоторых программ, в основном западноевропейских, напрямую говорили о заговоре некоторых территориальных образований, подстегиваемых противниками бывшей Русинии. Называли и Североамериканский союз, и Ближневосточные Эмираты. Военные специалисты, приглашенные для большей авторитетности, на картах показывали направления главных ударов, рассуждали на тему «А что дальше».

Большинство аналитиков и обозревателей сходились в мысли, что планы Югорской республики и Русии теперь будут реализованы нескоро. Пессимисты вообще предрекали развал этих республик и окончательное превращение бывшей Русинии в анархический хаос.

Телевидение Югорской республики было более сдержанно. Прорыв войск противника объясняли внезапностью нападения, растянутостью коммуникаций, недостатком сил на южной границе, общими проблемами республики. Некий военный чин из министерства обороны заверял, что предпринимаются все меры, чтобы стабилизировать обстановку и не допустить прорыва врага к Самаку.

Я внимательно просмотрел выпуски новостей, потом послушал радио. Там тоже много говорили о сегодняшних событиях. Потом сопоставил это с тем, что узнал на совещании в управлении.

Вырисовывалась не очень радостная картина. Каганат, несомненно, не пустил в бой основные силы, работал только авангард. И если он (каганат) решит захватить Самак в течение ближайших суток, то захватит точно.

Пустит в дело танки, артиллерию, прикроет штурм с неба и прорвется. Даже если республиканское командование подтянет свою авиацию и артиллерию, то это мало что даст.

Каганату есть что противопоставить ударам с неба — те же ракетно-зенитные комплексы. А артиллерия выйдет из игры, как только противники войдут в тесное соприкосновение.

Сколько от линии обороны до города? Десять — пятнадцать километров на разных направлениях. Была бы построена настоящая оборона, как во время Великой Отечественной, тогда еще можно на что-то надеяться. А здесь? Прикрыты только основные дороги и направления. Да и как прикрыты? Пехота со стрелковым вооружением. В лучшем случае есть гранатометы и минометы. Артиллерии нет, реактивных систем нет. И пехоты той совсем мало. Каганату даже не надо штурмовать позиции. Достаточно обнаружить промежутки, пройти по ним и пожаловать в город.

Видимо, командование гарнизона это понимает. Не зря в Самаке ввели осадное положение. Не зря набирают ополченцев. Не зря строят баррикады, перекрывают дороги, готовят огневые точки.

Городу надо простоять два дня от силы. Потом сюда перекинут подкрепление. Должны перекинуть. Потеря Самака, потеря магистрали больно ударят по республике. Даже странно, что оставили такой район без серьезного прикрытия. Впрочем, теперь это не важно…

Подготовку города к осаде я видел собственными глазами. Когда ехал домой. Строительные бригады, солдаты и добровольцы возводят завалы на дорогах, строят баррикады. Опять появились противотанковые ежи. Хотя разведка вроде как не обнаружила у противника танков. Окна в жилых домах заклеивают бумагой, занавешивают тяжелыми плотными шторами. Вновь введена светомаскировка. Закрыты увеселительные заведения, часть магазинов. Патрули усилены. В южной части города на некоторых баррикадах уже дежурят солдаты. Сам видел трубы гранатометов и пулеметы.

«Надо решать, как быть, — размышлял я, готовя поздний обед, совмещенный по времени с ужином. — Сидеть в воюющем городе опасно, да и нет смысла. Только вот куда сваливать? Дальше на север? Как вариант. Под видом беженца из опасной зоны. Работу можно везде найти. Буду дальше от датлайцев. Но я и так от них не близко. Северная подгруппа уничтожена, остальные хрен знает где. В случае необходимости всегда прыгну к ним через установку. Так что это не проблема. А что проблема?»

Запах жареного мяса со специями шибал в нос, перебивая аромат от жареных грибов. Его дополнял запах тающего на грибах сыра. Желудок, почувствовав приближение скорого пира, заурчал. Я выключил конфорки и начал осторожно перекладывать готовые блюда со сковородок на тарелки. От них шел пар.

«А проблема, уважаемый Артур, одна. И зовут ее Милена. Очень не хочу я оставлять ее здесь одну. Очень… Дожили, сударь, женщины начинают влиять на твои дальнейшие планы. Причем сильно влиять. Вынужден признать, Милена — серьезный фактор, заставляющий учитывать свое присутствие…»

Я поставил тарелки на стол, подошел к раковине и ополоснул руки. Глянул в висящее сбоку зеркальце. Смотря на свое отражение, вслух заметил:

— Она не фактор. Она — любимая женщина!

И замер, удивленный собственными словами. Это сказал я?! Или некто другой вытолкнул откровенные слова? Черт, действительно дожил… Кстати, надо позвонить ей, вдруг уже дома.

Телефонная трубка отсчитала десять длинных гудков. Потом щелкнула и… снова начала гудеть.

— Загулял твой фактор, — вздохнул я. — Зря ждешь.

Перед тем, как сесть обедать-ужинать, поставил на стол сканер, радиокомплекс, ноутбук. И начал пир горой, глядя поочередно на все три устройства и слушая запись радиопереговоров, отобранных фильтром.

Датлайцы особой активности не проявляли. Не выходили за рамки привычного. Поездки на дальность до двухсот километров, несколько перелетов, мелкие перемещения. Они работают. Плетут сети в чужом мире. Врастают в жизнь, заводят контакты, лезут вверх, к вершине власти. Словом, проводят весь комплекс мероприятий согласно их плану внедрения.

К каганату близко не лезут. Либо решили пока оставить эту область, либо перепоручили дела кому-то из местных подручных. Установки благоразумно не светят. Что, честно говоря, немного удивляет. Неужели не пытались ни разу проверить связь с Датлаем? Странно.

Впрочем, я свою установку тоже не трогаю. Наладится связь — парни мигом прилетят. Так чего лишний раз технику тревожить. Может, и датлайцы следукт этому принципу?

Радиокомплекс послушно проматывал радиопереговоры. Все, которые записал на определенных частотах, в определенных диапазонах расстояний. С определенным фильтром слов: Датлай, разведка, разведгруппа, командир, старший, установка, ПСД, оружие, боеприпасы, техника и еще десятка два слов из датлайского словаря.

Но датлайского языка слышно не было. А вот слов на английском, немецком, французском, испанском, китайском, русийском языках хватало. И оружие упоминали, и наркотики, и командиров, старших, разведку тоже. Но все это было не то.

Я не первый день слушаю эфир, уже вычленил с десяток интересных абонентов, определил особенности их аппаратуры, голоса, манеру разговора. Даже прогнал образцы голосов через специальную программу в ноутбуке, чтобы распознать датлайский акцент. Но положительного результата не было.

Либо датлайцы умело подделывали речь под местную, либо (что более вероятно) сменили частоты. Так что слушал я дельцов всех мастей и рангов, возможно, полицейских, агентов и прочий люд, причастный к торговле оружием, наркотиками, техникой.

Ноутбук, настроенный на прием и запись информационных и аналитических передач телевидения всего мира, дублировал телевизор и радио. Интернациональные компьютерные сети, еще слабые, плохо развитые, тоже разнообразием не баловали. Правда, я выловил там несколько фотографий, сделанных во время недавних боев. Видимо, среди наемников были корреспонденты зарубежных телеканалов. А может, кто из самих наемников баловался.

Несмотря на обилие самой разнообразной информации из разных источников, я так и не мог найти однозначный ответ на вопрос «Что делать дальше?». Одинаково подходящими и столь же неудобными были все варианты. Отъезд — это проблемы с обустройством на новом месте, врастание в жизнь. Хоть в Югорской республике, хоть в других образованиях. Даже в Европе или в Америке придется какое-то время потратить на осваивание.

К тому же остается вопрос с Миленой. Она-то вряд ли захочет покидать республику, ярая патриотка, доброволец. Да и потом — как ее перевозить? Ведь обычные средства передвижения не подходят. А показывать установку постороннему, даже очень любимому человеку я не мог. Не имел права.

Поймав себя на том, что уже третий или четвертый раз называю Милену любимой, подумал, что она действительно стала таковой. И что все же влип в ту же историю, что и миллионы мужчин до меня. Причем в довольно неудачное время.

— Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь… — напел я под нос, отключая сканер и ноутбук.

«Подождем с принятием решения до завтра, — подумал я перед тем, как лечь спать. — Утро вечера мудренее. Завтра что-то определится. С планами республики, с планами каганата. И эта девчонка приедет. Тогда и будем думать. Одно пока ясно стопроцентно — с работой в отделе покончено. Не полез бы только Березин выяснять отношения. Не сдержу еще своего двойника — точно прибьет придурка!..»

… А ночью я подтягивался. На турнике. Во сне, конечно, потому что слишком легко это выходило. Тело стало невесомым, и мышцы рук без особых усилий поднимали тело к перекладине.

— … Двести сорок три, двести сорок четыре, — отсчитывал за спиной менторский голос. — Неплохой результат. Изменения пошли тебе на пользу.

— Мог бы обойтись и без них. Мне и своих сил хватало. — Я, оказывается, еще и разговариваю во время подтягивания.

— Не скажи. Своих сил тебе хватало раньше. А теперь без новых возможностей ты не проживешь.

— Это как?

— Вспомни завал в Периметре. Или бои на Миренаде. Не будь ты измененным, просто не выжил бы.

— Может быть. — Руки продолжали работу, вздымая тело вверх и плавно опуская вниз. По идее, мышцы должны были хоть немного устать, но пока я никаких признаков не заметил. — Но не возникни Ворота и Периметр, не попал бы в такие переделки. Это еще лучше.

— Двести семьдесят шесть. А вот это от тебя уже не завит. Что произошло, то произошло. Назад пути нет.

Голос звучал ровно, без эмоций, словно за моей спиной стоял робот. Впрочем, может, робот там и был. Я как-то не испытывал большого желания оглядываться. Да и некогда.

— Нет. А жаль. Тогда объясни, зачем все это. Решил сделать из меня суперкачка? Ну подтянусь я пятьсот раз. Ну прыгну с места на десять метров. Или стометровку за три секунды пробегу. Какой толк?

Тот, кто стоял за спиной, сделал паузу, словно размышлял, стоит ли отвечать вообще. Потом сказал:

— А ты решил, что моя задача — натренировать твои мышцы?

— Вроде того…

— Ты не прав. Мне все равно, каковы твои достижения. Сила, скорость, реакция, выносливость — побочный эффект. Скажем так, базовые условия. Но никак не самоцель… Двести восемьдесят девять, двести девяносто. Не устал?

— Пока нет. На рекорд иду. Раньше подтягивался не больше двадцати пяти раз.

Я действительно не испытывал никакого дискомфорта. Тело ровно ходило вверх-вниз, мышцы рук равномерно сокращались. Пожалуй, только пальцы слегка занемели. Пустяки…

— Базовые условия, говоришь? Для чего?

— Пока без ответа. Я уже объяснял — придет время, все узнаешь.

— Ладно, оставим мышцы в покое. А что с головой? Что за видения, падения и прочая хрень? То таю на глазах, то в камень превращаюсь. Магия, что ли?

— Сам-то понял, что сказал? Какая магия? Впрочем… ты действительно можешь воспринимать это как чудо.

— То есть не скажешь?

— То есть — нет. Рано. Между прочим, уже триста шесть.

Я сделал очередной подъем, прислушался к ощущениям. Точно пальцы немеют. Да еще этот, за спиной, слегка надоел.

Собеседник тихонько хохотнул.

— Злишься?

— А ты мысли читаешь?

— Не совсем. Я вижу изменения в твоем мозге. Вернее, не вижу, а регистрирую. Сейчас фон другой. Новые участки мозга задействованы. Выходит, испытываешь эмоциональную встряску. Все элементарно.

— А если я тебя элементарно этой железкой по башке огрею? Тоже зарегистрируешь изменения?

— Я думал, ты взрослее. Триста семнадцать.

Беседа стала надоедать. Этот крендель никак не хочет отвечать на вопросы, уходит от темы. Да и висеть на турнике надоело.

— Физические параметры, ускоренная регенерация, повышенные способности мозга… А что видения? К чему эти космические полеты и прочие чудеса?

— Чтобы ты был готов.

— К чему?

— Узнаешь.

— Тьфу. Между прочим, уже триста тридцать шесть. Хорош.

Я спрыгнул с турника и развернулся. На меня смотрел… я сам. Мой двойник, отраженный в гигантском зеркале.

— Во черт! Опять наколол.

Двойник в зеркале повторял мои жесты и слова, но никакой инициативы не проявлял.

— Поговорили. Спасибо, что в космос опять не отправил.

Пальцы все же занемели. Я встряхнул руками, хотел было сказать что-то, но в этот момент проснулся.

«Ну и что они хотят? — рассуждал я утром, готовя завтрак. — Сделать из меня космонавта? С приставкой «супер». На черта им нужен такой кадр?»

Не нравился мне этот сон. Слишком уж он похож на явь. И пальцы до сих пор не отошли. Триста сорок подтягиваний. Рекорд, епона мать!..

Домашний телефон Милены молчал как партизан. Еще не приехала? Впрочем, оно и к лучшему. В такое время ехать в Самак не стоит. Но вот позвонить могла бы. Ладно…

Я уже выходил из квартиры, доставая на ходу ключи от машины, когда в голову пришла странная мысль. А что, если все эти мутации, изменения — действительно побочный эффект? И что главная часть еще впереди. Но какова же она — основная цель? Кого из меня готовят — монстра или… бога?

Крупная дрожь прошла по телу. Я вдруг совершенно отчетливо вспомнил загадочный голос двойника. Когда он говорил о чуде. Черт возьми, это уже ни в какие ворота не лезет!..

К началу рабочего дня я намеренно опоздал. Не хотел видеть Березина. Тот мог пристать с нотациями, и тогда вышла бы ссора с непредсказуемым концом. Часы показывали половину девятого, когда я вошел в приемную Голыбина и спросил секретаря, на месте ли начальник управления.

Женщина утвердительно кивнула, но предостерегла:

— У него важные гости. Лучше подождать.

— Да он вызвал меня с утра… — Я глянул на часы, думая, как быть.

В этот момент дверь голыбинского кабинета открылась, и в проеме возник он сам.

— Томилин не… А-а! Ты уже здесь! Заходи.

* * *

У начальника управления действительно были гости. Высокий, средних лет мужчина в темно-сером костюме и военный с погонами прапорщика — маленькая звезда на фоне одного узкого просвета. С гражданским прапорщик одного возраста, ниже ростом и плотнее. Лицо смуглое, узкая полоска усов придавала ему аристократический вид.

— Знакомьтесь, — Голыбин указал на гражданского, — Калатомин Руслан Евгеньевич. Представитель министерства строительства и архитектуры. Приехал специально проверить состояние дел на магистрали. Попал в самый разгар боев. А это — командир сводного отряда прапорщик Щедров. А также командир передового отряда, присланного на помощь городу.

Голыбин подошел ко мне.

— Ну и позвольте представить — Артур Томилин. Водитель из отдела снабжения. Гм… до недавнего времени работал там… Отлично знает южные районы области, по дорогам ездил чуть ли не с закрытыми глазами. К тому же на его счету полтора десятка солдат противника.

Я удивленно покосился на Голыбина. К чему такие дифирамбы? Да еще в присутствии чужих людей. Куда он клонит?

Мы пожали друг другу руки, после чего Голыбин пригласил нас за стол. Вызвал секретаря, попросил принести чай и вишневый сок для меня. Уже знал мои пристрастия.

— Перейдем сразу к делу, — предложил начальник управления, когда секретарь принесла поднос с чайником, кружками и пакетом сока. — На этот момент обстановка такова. Мы держим плотную оборону против основной группировки противника в районе Уштобера и выставили сильные заслоны на других направлениях. Как довел до нас комендант города, каганат пока не проявляет особой активности. Это позволяет нам подтянуть резервы и провести несколько мероприятий, на которые раньше просто не было времени. Тем более у нас теперь есть хотя бы небольшие резервы. И одним из этих мероприятий является вывод остатков гарнизонов из окруженных поселков.

Я удивленно посмотрел на Голыбина, на прапорщика и представителя министерства. Те слушали спокойно, видимо, считая слова начальника управления правильными.

— Для этого мы планируем сформировать три группы приблизительно по взводу в каждой. Их задача — вывезти бойцов в город. Но так как у нас сейчас практически нет людей, хорошо знающих дороги области, мы и решили попросить водителей из отдела снабжения выступить в роли проводников. Ведь вы лучше других знаете маршруты движения, удобные, скрытые от лишних глаз дороги и опасные места. Вам и карты в руки.

Я молчал, не зная даже, что сказать. Идея с посылкой групп спасения практически в тыл врага!.. Пусть войска каганата и не контролируют всю захваченную территорию, пусть у них зияют огромные дыры, но все равно — лезть в пасть врага, да еще в такой момент! Нечто новое в военном деле.

Вообще-то я привык к другому. К тому, что окруженные части и подразделения сами выходят из тылов противника и пробиваются с боями к своим. Стереотип такой со времен Великой Отечественной.

А тут, видно, привыкли к другому. Но даже если так, от идеи Голыбина или кого там еще, за версту попахивает авантюрой.

— Твое мнение, Артур? — прервал затянувшуюся паузу Голыбин. — Как считаешь, можно пройти сквозь позиции каганата?

— Кхм!.. — Я кашлянул, поднеся кулак ко рту, умерил пыл и нормальным голосом сказал: — Однозначно сказать трудно. Позвольте пару вопросов гостям?..

— Давай.

Я повернулся к прапорщику:

— Скажите, какими силами вы располагаете?

— Две пехотные роты практически полного состава. Минометная батарея из четырех орудий. Батарея противотанковых пушек «Палица». Семь бронетранспортеров, две зенитные установки «Ребус». Отдельный взвод тяжелого вооружения: автоматические гранатометы, крупнокалиберные пулеметы. Еще взвод огнеметов. С минуты на минуту должен прибыть вертолет АМТ-4. Он, кроме десанта, может нести и вооружение.

— Знаю, — кивнул я. — Это уже что-то. В принципе, если ваш отряд встанет на пути направления главного удара противника, вы удержите фронт. Вряд ли каганат располагает хотя бы трехкратным превосходством в силах. Если еще добавить сюда отряды городского гарнизона и ополченцев — у вас все шансы. Знать бы только направление удара…

— Ну да… — Прапорщик не понял, к чему я это говорю.

— Сильный отряд, — между тем гнул я свою линию. — Но если вы распылите его на несколько частей, ударная мощь будет значительно ослаблена. Половина уйдет на поиск гарнизонов — это уже серьезная потеря.

— Но нам надо помочь нашим солдатам вернуться в город, — ответил за прапорщика Голыбин.

— Зачем? Полсотни, ну, пусть сотня бойцов погоды не сделают. Их же еще надо найти и привезти. А если ваши маневренные группы налетят на противника? Это новые потери. И гарнизоны не спасете, и резерв растранжирите..

— Комендант выходил на связь с гарнизонами, — недовольно проговорил Голыбин. — Люди ждут помощи. Некоторые поселки под огнем, возле некоторых — вражеские заслоны. В любой момент остатки отрядов могут уничтожить.

— Могут. Но вряд ли. Накануне наступления каганат не станет отвлекать силы на второстепенные дела. Вы верно сказали, гарнизоны заблокированы. И то не все. Их держат на месте, демонстрируют окружение. На самом деле в заслоне вряд ли больше пяти — десяти человек. Они работают с разных точек, обозначают активность, и только. Время гарнизонов придет, когда падет Самак. Сейчас же каганат не тронет их. Ему не опасны разрозненные, лишенные транспорта, обескровленные группки. Без твердого командования, без опыта боев в таких условиях они способны только сидеть на месте и ждать помощи.

Столь резкая оценка способностей отрядов добровольцев была никому не по душе. Прапорщик хмурил брови, Голыбин постукивал карандашом по столу. Министерский чин кусал губы.

— Если гарнизоны выходили на связь, значит, целы, — продолжал я излагать свои мысли. — Операция по их спасению может привести к неоправданным потерям. А это отрицательно скажется на обороноспособности Самака.

— Неужели нельзя провести небольшую колонну мимо врага? — влез с вопросом Калатомин. — Вы же знаете местность!

— Знаю. Часто ездил. Но не стоит забывать, что и враг эти места знает. Они наверняка перекрыли все дороги, выставили посты, на худой конец, просто заминировали. Имея информацию о расположении гарнизонов, перекрыли подступы. По крайней мере должны были, если не круглые дураки.

— И что же нам, сидеть и спокойно ждать, когда враг уничтожит наших людей?! — не выдержал Калатомин. — Мы не можем бросить их на произвол судьбы!

— Они не малые дети, чтобы их бросать!

В принципе зря я это затеял. Доказывать дилетанту элементарные вещи — занятие неблагодарное. Еще самого и обвинят черт знает в чем. Недавний пример Березина подтверждает это.

С другой стороны, молча слушать высочайшие указивки и брать под козырек тоже нельзя. Это напрямую касается меня. Мне предлагают пройтись по лезвию бритвы. Так что, излагая и отстаивая свою точку зрения, я спасаю себя от обреченной на провал авантюры.

— Гарнизоны сейчас находятся в выгодном положении. Некоторые в ближнем тылу врага. Некоторые сидят в стороне от основных боевых действий. В любом случае они могут принести неизмеримо больше пользы, если перейдут к партизанским методам ведения войны.

Прапорщик озадаченно мигнул. Видимо, такая мысль не приходила ему в голову. Поэтому он и попросил:

— Поподробнее, пожалуйста.

— Не вопрос. Что сейчас представляют собой почти все отряды самообороны? Небольшие группы бойцов по пять — пятнадцать человек. По-моему, только несколько отрядов, сидящих на окраине района активных боевых действий, как, например Берадан, сохранили численность на прежнем уровне. Остальные не способны вести даже небольшие позиционные оборонительные бои. То есть своих поселков они не удержат. Поэтому им есть смысл уйти оттуда. Перебраться в леса, рощи. Тяжелого вооружения у них нет, только стрелковое, от силы один гранатомет. Это, а также боеприпасы, запас продовольствия, снаряжение легко унести на себе. Таким образом, они уйдут из-под удара.

— А смысл? — подал голос Голыбин.

— Прямой. Перейдя на такое положение, они начнут работать в качестве разведгрупп. Вам ведь нужны сведения о войсках каганата? О прибывающих резервах, о передислокациях подразделений, о накапливании сил на определенном участке фронта? Стоит вспомнить, что большинство отрядов самообороны как раз и сидели в ключевых точках — на пересечении автострадных дорог, возле шоссе, возле лесов, озер и рек. То есть там, где удобнее всего организовывать лагеря, склады, пункты сбора. Противник не преминет воспользоваться этим. И попадет на глаза отрядам. Вернее — уже группам разведки. Все, что нужно от них, — наблюдать за противником, подсчитывать его силы, выявлять направление движения и передавать по радиостанции в штаб обороны города. То есть в комендатуру. В бои вступать не надо, главное — следить за врагом.

С лица прапорщика исчезло недовольное и настороженное выражение. Он попеременно смотрел то на меня, то на карту. Кажется, до него понемногу доходило…

— Но ведь не факт, что наши отряды окажутся в нужных местах! Противник может проводить… маневры и в другом месте.

— Может. Поэтому каждый отряд или каждая группа должны работать в определенном районе. В зоне своей ответственности. На самом деле район боевых действий не так велик. Немногим больше тысячи квадратных километров. Отрядов почти полтора десятка. Пусть активно работать будут десять. Этого хватит, чтобы охватить почти всю область.

— Но вы же сами говорили, что у них недостаточная подготовка. Даже для ведения обычного оборонительного боя. А тут разведка! Смогут ли они что-то сделать?

Я пожал плечами, бросил взгляд на Голыбина. Тот слушал предельно внимательно. С каким-то особым интересом. Кажется, не верил своим ушам. Не ждал такого от меня.

— Во всяком случае, им надо попробовать. Толку от такой работы будет больше, чем от простого сидения на месте в ожидании нападения или эвакуации. Да и порядок действий не сложен. Отряд разбивается на тройки. Каждая — отдельная разведгруппа. Она получает задание и свой квадрат. Проводит разведку, приносит данные командиру. Тот собирает сведения со всех групп, передает их вам. Вы анализируете результаты работы всех отрядов, получаете дополнительную информацию о противнике. Конечно, достоверность будет не слишком велика, однако это лучше, чем ничего. Ведь сейчас у вас даже таких сведений нет.

— Нет, — неохотно подтвердил Голыбин. Из всей троицы он был самым осведомленным. — Сведения о противнике крайне скудные.

— Точно. К тому же самые крепкие, боеспособные отряды можно использовать в качестве диверсионных групп. Заминировать дорогу, устроить засаду на колонну врага, обстрелять, потом уйти. Совершить налет на тыловое подразделение… Простор для творчества большой.

Прапорщик распрямился, отошел от стола. Услышанное явно произвело на него впечатление, и он пока не знал, как к этому относиться. Ведь предложения выдвигал гражданский. Хоть и рекомендованный начальником управления как человек, который что-то понимает в военном деле. С другой стороны, этот гражданский знал, о чем говорил. Но откуда он мог знать? Разве что раньше был военным?.. В общем, Щедров был в некоторой растерянности.

— Не знаю… Как решит командование. Мы переподчинены коменданту города. Задачи ставит он. Кстати, это его идея о проведении спасательных работ.

Коменданта я немного знал. Неплохой человек, знающий офицер. Но он был призван в армию из запаса, куда ушел еще лет десять назад, став инженером. Потому и застрял в чине майора, хотя ему перевалило за сорок. И служил раньше в пехоте, командовал ротой. О специальных методиках ведения боевых действий знает мало. Наладить оборону города сможет, а вот додуматься до разведки и диверсий в тылу врага — вряд ли.

— Конечно, решения принимает комендант, — согласился я. — Но он не столько армейский командир, сколько полугражданский руководитель. Гарнизоном на самом деле командует его заместитель.

Я заметил удивленный взгляд Голыбина. Тот явно не ожидал от меня такой осведомленности и таких комментариев. Хотя сам же когда-то и рассказывал об этом.

— Да, сложный вопрос… — Прапорщик озадаченно потер лоб. — С одной стороны, хорошая идея — вести разведку в тылу врага. И бить его по возможности. Но…

Он вздохнул, скрестил руки на груди и задумчиво посмотрел на карту.

— Я попробую предложить этот вариант коменданту. Окончательное решение за ним. Но если он идею поддержит, у нас будет другая задача. Мы-то готовились к конкретной работе. Видимо, теперь встанем в оборону.

Я несколько мгновений смотрел на него, прикидывая, говорить ли. Потом подумал, что хуже уже не будет. И так засветил себя по полной программе.

— Хотите еще одну идею, господин прапорщик?

— Давайте.

— Ваше участие может существенно повлиять на ход дела только в одном случае — если вы займете оборону именно там, где противник будет проводить наступление. Иначе выйдет как…

«Раньше», — хотел сказать я, но вовремя остановился. И в который раз напомнил себе, что это другой мир. И тех событий, что произошли в нашем, здесь не было. Не было сорок первого и сорок второго годов, не было беспомощного метания не только частей, но и целых соединений с места на место, не было слепого брожения и рывков на пределе сил, с потерей техники, оружия, людей.

Откуда местным знать, что такое прорыв обороны, обход противником позиций и окружение. Откуда им взять опыт, если Германия ни шагу не ступила на землю Русинии?..

— … Словом, выйдет плохо. Каганат ударит в другом месте, проломит оборону и пойдет дальше. А вы так и будете сидеть на месте. Либо сниметесь с опозданием. Каганат ведь наверняка проводит сейчас активную разведку переднего края обороны. Причем не только на западном, но и на южном и восточном направлениях. Скорее всего на окраине города уже шастают разведчики противника. Думаю, они не только знают о вашем приезде, но и приблизительно сосчитали количество техники. Конечно, они проследят за тем, где вы займете позиции, и сделают все, чтобы не ударить вам в лоб.

Министерский чин недоверчиво покачал головой, выражая сомнение в моих словах. Мол, заливает водитель. Но прапорщик и Голыбин слушали внимательно. Такой сценарий казался им вполне правдоподобным.

— И что же делать? — спросил Щедров.

— Не знаю, как поступит комендант, но я бы…

— Да-да.

— Разделил ваш отряд на две части. На две группы. Каждой придал бы артиллерию, зенитные средства, гранатометчиков. Одну группу нацелил на Западное направление, вторую — на Южное и Восточное. Поставил бы их в тылу, километрах в пяти — семи позади передовых позиций. Таким образом, вы бы имели две маневренные группы, способные усилить оборону там, где она трещит. Причем усилить в краткие сроки. Потому что семь-восемь километров группа проскочит за считанные минуты.

— Почему семь-восемь? — не понял прапорщик.

— Потому. — Я подошел к карте, взял указку. — Смотрите, вот западный фас обороны. Его протяженность немногим менее десяти километров. Войска держат не более четырех километров. Хотя держат скорее символически. В строю, насколько я помню, около трехсот человек. А теперь найдите центральную точку в этой дуге. Нашли? Отступите от нее километров на пять ближе к городу. Сделали? Вот. Это место первой маневренной группы. От нее к любому участку фронта всего шесть — восемь кэмэ.

Прапорщик кивнул, не отводя взгляда от карты.

— Действительно.

— Вот. Приблизительно та же ситуация на другом участке. Кстати, ваши группы помимо функций качественного усиления обороны могут прикрывать пустые участки. Для этого можно выделить бронетранспортеры.

Голыбин и его гости с минуту смотрели на карту, осмысливая предложения. Потом дружно посмотрели на меня.

— Я доложу эти предложения коменданту, — сказал прапорщик. — И буду настаивать именно на этом варианте.

— Идея хорошая, — подхватил Голыбин. — Но остается другой вопрос. Как быть с гарнизонами? Смогут ли они перейти на партизанские методы? Может, все-таки имеет смысл вывести их из окружения? Это, кстати, не только мое мнение, но и военного руководства города. Они-то знают своих людей лучше нас.

— Это уж точно. Но пусть сначала господин прапорщик доведет новый план до коменданта, а тот рассмотрит его и примет окончательное решение.

— Согласен, — отозвался Щедров. — Я выезжаю к коменданту немедленно.

Прапорщик нацепил кепку, козырнул нам и пошел к выходу. Когда за ним закрылась дверь, Голыбин предложил представителю министерства:

— Как видите, ситуация на магистрали в первую очередь зависит от того, что произойдет в ближайшие сутки на новом фронте. Поэтому проверять ход строительных работ сейчас нет смысла.

Калатомин кивнул:

— Да. Вижу, я приехал не вовремя. Жаль. Мы радовались, что строительство идет быстрыми темпами. А тут этот каганат!.. С вашего позволения, Степан Андреевич, я побуду в управлении до вечера. Проверю документацию, поговорю с людьми, тем более они пока не при деле. А потом уж поеду. Перед отъездом загляну.

— Конечно, Руслан Евгеньевич. Буду рад.

Подождав, пока гость выйдет, Голыбин жестом предложил мне сесть к столу. Сам сел в кресло, выложил руки на стол и тяжело вздохнул.

— Хреновое положение. Вот-вот каганат перейдет в наступление. Ты прав, они могут выбрать любой участок фронта. И наверняка ударят туда, где наших войск мало. Или вообще нет. Даже не знаю, как мы сможем сдержать натиск. Все наши достижения последних месяцев, все труды коту под хвост. Магистраль разрушат. Как думаешь?

— Так же. Жадность до добра не доводит.

— Что? — Голыбин удивленно вскинул голову. — Что ты сказал?

— Что погоня за двумя зайцами обычно заканчивается разбитой о дерево мордой.

— Не понял.

— А что тут непонятного? — усмехнулся я, отбросив тон подчиненного. Чего теперь играть? — Вы бросили все силы на удержание магистрали, на оборону поселков. Когда надо было сосредоточить все силы на защите города. Здесь-то вариант развития наступления один. И окопов рыть не надо — полно огневых точек. Здесь наступательный порыв каганата угаснет на подступах.

— А строительство?

— А много дала ваша оборона? Опорные пункты, гарнизоны? Их обошли либо смяли. За несколько часов дошли до Камидара. Магистраль все равно разрушена. Оборона Уштобера ничего не даст. Его обойдут, отрежут от города и сомнут. И ветку до Самака перережут. Так стоило ли терять бойцов и технику в погоне за километрами магистрали? Рельсы и трубопровод восстановить можно. Живых людей — нет.

Голыбин давно уже кусал губы, явно сдерживая себя, чтобы не сорваться на ругань. Мои слова больно били по чувствам начальника управления. И только одно останавливало его — он понимал, что я прав.

— По-твоему, все было ошибкой? И строительство, и принцип защиты магистрали?

— Конечно. Не обеспечив сплошного фронта с каганатом, не собрав резервы, начинать грандиозное строительство под носом противника — верх авантюризма. Я понимаю: сил мало, республика в кольце врагов, война на несколько фронтов. Но зачем тогда дразнить противника, за чем строить магистраль буквально на ничейной территории? Честно говоря, это похоже на преднамеренное вредительство. По крайней мере, сиди я во властных верхах, так бы и подумал.

— Ладно, — устало махнул рукой Голыбин. — Давай оставим эту тему. Без точных данных — это гадание на кофейной гуще, а я не люблю толочь воду в ступе. Вернемся к нашим делам. Твое решение уволиться окончательное?

— Да.

Голыбин не стал уточнять, уговаривать. Уже сообразил, что я решения не поменяю.

— Чем будешь заниматься?

— Не знаю. Посмотрю. Возможно, придется драпать, если каганат начнет штурм города.

— А защищать его не будешь?

— Нет. Это не мое дело.

Начальник управления откровенность оценил. И укорять, обзывать трусом не стал. Успел меня узнать, чтобы огульно не бросать в лицо оскорбления.

— Ладно. Расчет получишь завтра же… Если предложу подработку?

— Смотря какую.

— По твоему основному профилю. — Насмешливая улыбка скользнула по его губам. — Я имею в виду не вождение машин.

Наши взгляды пересеклись. Мы одновременно кивнули друг другу. Слова здесь лишни.

Голыбин уже понял, что я не тот, за кого себя выдавал. Но в его намерения не входило устраивать громкое разоблачение. Да и в чем разоблачать? Какие обвинения можно выдвинуть? И зачем?

Хочет человек скрыть свое истинное лицо, пусть скрывает. Главное — он не враг. А его помощь всегда к месту. Ну и пусть дальше секретничает.

А я понял, что Голыбин будет молчать. Попросту потому, что оно ему и задаром не надо.

Вот этому взаимному пониманию мы оба и радовались.

«А все же я впервые не смог до конца сыграть роль, — мелькнула мысль. — То ли обстоятельства так сложились, то ли я сам стал другим. И нет больше желания носить маску. Или мой двойник повлиял… Впрочем, теперь не важно…»

— Договоримся так. Сейчас отдай заявление о разрыве контракта в отдел кадров, получи выписку о задолженности по деньгам и езжай по своим делам. Расчет завтра утром. Но будь на связи. Если появится… подработка, я вызову.

— Хорошо.

Голыбин проводил меня до двери, пожал на прощание руку и еще раз напомнил, чтобы я не отключал радиостанцию. Об уходе и его причинах не было произнесено ни слова. Видимо, начальник управления и сам видел, что Березин перегибает палку в отношениях с подчиненными. Но изменить ситуацию пока не в силах. Хотя интересно, что он будет делать, когда из отдела побегут остальные водители? Самого Березина посадит за баранку? Впрочем, это не мое дело…

 

6

Приехав домой, я проверил свой арсенал, выложил н стол карабин, пистолет, пистолет-пулемет, заполнил сумки магазинами и гранатами. Потом собрал необходимы вещи и технику. Подготовил все к тому, чтобы быстро погрузить в машину. Отдельно сложил местные документы деньги, ордер на квартиру.

Это на тот случай, если каганат все же прорвется к городу и начнет штурм. Было такое предположение, не лишенное оснований. Закончив сборы, глянул на часы — десять ровно. Поднял телефонную трубку и набрал номер Милены. Трубка выдала пять длинных гудков, затем щелкнула показывая, что связь установлена, и… запищала коротким сигналами.

На том конце кто-то оборвал еще не начавшийся разговор. Милена! Чего это с ней?

Не став тратить время на перезвон, быстро собрался выскочил из квартиры. Раньше в поведении девчонки таких фокусов не наблюдалось. Значит, что-то произошло, лучше выяснить лично, чем по телефону.

На улицах стало пустынно. Кто сидит дома, кто на работе, кто-то строит баррикады и готовится к обороне. Патрулей в центре города не видно, они сейчас все на окраинах. Ведут наблюдение за подступами к Самаку. Иногда проскакивают армейские машины и грузовики различных служб.

Интересно, что сейчас происходит на линии обороны? Начал каганат или все тянет? Можно, конечно, включить радиоприемник и настроить его на армейские частоты, но мне было не до этого. Надо сперва узнать, чтс с девчонкой. Война потом…

Она действительно была дома. И была очень зла. Лицо, от которого я не мог отвести взгляд, буквально пылало краской, глаза выражали только затаенную боль и ничего другого.

Милена нервно вышагивала по квартире, не обращая внимания на разбросанную по дивану одежду и раскрытый чемодан, стоявший в центре комнаты. Самой обычной комнаты, обставленной и убранной женщиной. Вышитые салфетки, цветные занавески, небольшие игрушки на полках, цветы…

Из общего стиля выбивалась только кобура с пистолетом, брошенная поверх одежды. Такие игрушки не для женщин. Молодых и красивых.

Встретила она меня прохладно. Буркнула «привет», мимоходом чмокнула в щеку и пошла собирать раскиданные вещи. Говорить явно не хотела. Зато я хотел.

— Почему задержалась? Почему не позвонила?

— Не могла, — не отвлекаясь от дела, сказала она.

— Что произошло? С отцом поругалась?

Молчание. Только голова склонилась ниже и руки заработали шустрее.

— На работу хоть сообщила?

Неопределенный кивок без единого слова.

Я, конечно, эту крошку люблю, зато не люблю, когда меня самым откровенным образом игнорируют. В конце концов, могла сказать «извини, не сейчас» и хлопнуть дверью перед носом.

— Ладно. Понял: приехал не вовремя. Не буду мешать. Захочешь увидеть — знаешь, где меня найти.

Я вышел в коридор и стал натягивать кроссовки, гася растущее раздражение. Но уйти мне не дали. За спиной простучали босоножки, горячие руки обхватили мои плечи. Когда я развернулся, ее голова упала мне на грудь.

Сдавленный плач, трясущиеся плечи, слезы. И покаянное «прости». Сказанное мне в футболку.

С отцом она действительно поругалась. Причем крупно. До криков, хлопанья дверьми, демонстрационного бойкота.

Отец, знавший о событиях на южной границе лучше многих в республике, захотел оставить дочь при себе. Видимо, до сих пор была свежа в памяти гибель жены, и он не хотел повторения истории.

Но отношения между представителями двух поколений и без того оставляли желать лучшего. Поэтому объяснение прошло бурно, на эмоциях.

Остановить взрослую дочь, не применяя давление, трудно. Практически невозможно. А такую упрямицу — и подавно. Когда Милена отвергла предложение, отец хотел попросту не пустить ее. Что из этого вышло, Милена говорить не захотела. Но я так понял, что кое-что в интерьере отцовской квартиры пришло в непригодность.

Сообразив, что ничего из его затеи не выйдет, отец сгоряча пообещал, что Милену уволят из редакции и нигде в Самаке не примут на работу.

На что получил ответ:

— На улице жить буду и голодать, но сюда не вернусь! Ты и мать так же затравил, и меня хочешь!

Вот тут девочка слегка перегнула. Говорить в лицо отцу о его жене такое не позволено никому. Министр не сдержался и залепил пощечину дочке. На этом семейное общение закончилось. Милена тут же собрала вещи и выехала в Самак.

Каково ее состояние, понять легко. На работу она не звонила, опасаясь, что отец исполнил угрозу и надавил на главного редактора. Мне тоже не звонила. Почему — сама не знает. Просто не могла.

Мое появление сперва вывело ее из строя. И только когда я пошел к выходу, она опомнилась. И буквально упала в мои объятия.

* * *

Все это Милена выкладывала уже после того, как прошла внезапная истерика. Сначала она просто плакала, уткнувшись мне в грудь. Я не мешал (в такой ситуации успокаивать нельзя), только гладил по голове и прижимал к себе. Потом, когда поток слез иссяк, она начала сбивчиво говорить, перескакивая с одного на другое.

С некоторым трудом уяснив суть дела, остальное я домыслил сам. Уловив момент, когда Милена немного успокоилась, отодвинул ее чуть в сторону, подал стакан воды и спросил:

— И каковы твои дальнейшие планы?

— Не знаю. Надо съездить в редакцию. Выяснить, что там. А уж потом…

— Логично. Я тебя даже отвезу.

— А ты не на работе?

Милена приходила в себя на глазах и уже могла рассуждать здраво.

Я невесело усмехнулся, покачал головой.

— Видишь ли, милая, я тоже решил сменить обстановку. И ушел с работы.

— Ты? — Ее глаза округлились. — Но как? Зачем?

— Не сошелся характером с непосредственным начальником. И попросил расчет.

— И как же ты теперь?

Милена подсела ближе, погладила меня по плечу. В ее глазах были сочувствие и нежность.

— Артурчик. Милый мой. Ничего страшного. Люди везде требуются, найдешь другую работу.

Наивность и доброта подружки тронули меня. Я обнял ее, поймал губами ее губы, прижал сильнее. Милена ответила с небольшим запозданием.

Обсуждение мы прервали. И занялись другим, более важным делом. Важным для нас обоих…

Где-то через час Милена исчезла в ванной. А еще через полтора была почти готова к выезду. Поистине рекордный срок для девушки, обычно она тратила на приведение себя в порядок в два раза больше времени.

Пока она сушила волосы, расчесывала их, возилась с косметикой, я тоже принял ванну и успел посмотреть выпуск теленовостей. Но ничего интересного не увидел и не услышал. О событиях на южной границе не говорили вовсе.

— Я готова! — сообщила Милена, встав передо мной.

Я взглянул на подружку и одобрительно кивнул. Последние три часа явно пошли ей на пользу. С лица исчезли следы недавних проблем, глаза вновь блестели задором, а на губах играла легкая улыбка.

— Прелесть ты моя. — Я не удержался от поцелуя. Потом еще одного. Потом сказал: — Если мы сейчас не выйдем, то сегодня точно никуда не попадем.

Милена улыбнулась, провела рукой по моей щеке и ответила:

— Я тоже соскучилась. Идем?

— Едем.

До здания редакции оставалось метров пятьсот, когда радиостанция, вставленная в гнездо на передней панели, зашипела. Потом донесся немного искаженный голос Голыбина:

— Двадцатый, ответь Второму.

Я вытащил радиостанцию и нажал танкетку.

— На связи Двадцатый.

— Через сколько сможешь быть у меня?

— Через десять минут.

— Понял, жду.

Машина подкатила к редакции. Милена повернула ко мне голову, бросила встревоженный взгляд.

— Что-то произошло?

— Да нет. Обычный вызов.

— Ты же сказал, что ушел с работы.

— Ушел. Возможно, мне предложат другую. Съезжу посмотрю. Ты давай здесь без шума, — сменил я тему разговора. — Если твой папаша действительно позвонил редактору, сцен не устраивай. Действуй по закону. Причины расторжения контракта, письменное объяснение, юрист… Это остановит не в меру ретивых исполнителей. Кому охота связываться с законом, да еще в такое время.

— Хорошо. — Милена чмокнула меня в щеку. — Обещаю не шуметь. А ты береги себя. Пожалуйста.

Она выпорхнула из джипа, пошла к дверям. На пороге обернулась, послала воздушный поцелуй и махнула рукой.

— Я заеду скоро! — пообещал я. — Как поговорю, сразу заскочу.

Голыбин ждал в своем кабинете. Выглядел взволнованным, глаза сужены, пальцы сплетены в цепком захвате. Взгляд скользит по карте.

Увидев меня, кивнул и встал.

— Началось! Сорок минут назад противник нанес удар в двух километрах южнее Уштобера. Там оборона слабая, небольшой заслон в составе трех десятков человек. Их смели за десять минут. Каганат развивает наступление на Уштобер. Сводный отряд пытается перестроить оборону. Их сейчас обстреливают из реактивных установок и минометов.

— А резерв?

Голыбин взглянул на меня.

— Твое предложение прошло. Только комендант разделил отряд Щедрова на три части.

— Перебор. Слишком мелкое деление. Меньше роты солдат, по паре пушек… Если, конечно, он равномерно разделил…

— Не знаю. Одна маневренная группа уже выступила на помощь. Остальные готовы закрыть другие направления. Штаб подозревает, что каганат нанесет несколько ударов.

— Логично. И что теперь? От Уштобера до города по прямой почти пятнадцать километров. Если противник хочет побыстрее напасть на Самак, он направит часть сил сюда. Я так понимаю, Ступицино не обороняется?

— Не знаю. Если только штаб не отправит туда вторую маневренную группу.

— Значит, проскочат моментально. Таким образом, через полчаса, от силы через час передовые части противника будут здесь.

Начальник управления слегка побледнел. Видимо, сам о такой возможности не думал, и мои слова были как ушат холодной воды.

— Надеюсь, ты не прав.

— И я надеюсь.

— Гарнизон и отряд добровольцев в полной боевой готовности, оборонительные позиции заняты. Если противник и подойдет, его есть кому встретить. Да. В распоряжение гарнизона прибыл вертолет. Возможно, его используют для обороны.

Я недоуменно посмотрел на Голыбина, переспросил:

— Для обороны? Транспортник? Что у него из вооружения? Пулеметная спарка и НУРсы. А у противника — ПЗРК. Может, и зенитные установки. Как только «вертушка» взлетит над полем боя или даже в глубине обороны, ее тут же снимут.

Голыбин пожал плечами:

— Это дело военных. Пусть сами решают.

— Да, конечно…

Начальник прав, нечего забивать голову чужими проблемами. Своих хватает. Кстати о проблемах…

— Зачем меня вызвали?

— Тут такое дело. Помнишь инженера, Бориса?

— Да.

— Он сидит у Капителова. По нашим сведениям, к ним прорвались остатки гарнизона Краменеца. Всего несколько человек, половина раненные. Теперь они вместе держат оборону поселка.

— Оборону? Их атакуют?

— Пока нет. Но как докладывает Капителов, по дороге, что проходит рядом с поселком, идут колонны противника. Три уже прошло. Машины с пехотой, техника, грузовики. Доруча — удобное место для обустройства перевалочной базы. Так что штурм не за горами.

Я кивнул. Место действительно отличное.

— Что вы хотите от меня?

— Пришел приказ вывезти инженера в город.

— От кого?

— Что от кого? — не понял начальник управления.

— От кого приказ?

— Тебе не все равно? — отмахнулся тот. — От военного командования. Из штаба южного направления. И от моего начальства из министерства строительства.

— Значит, он не простой инженер! — сделал я очевидный вывод. — За простым посылать не станут.

— Не станут. Как мне сказали, он родственник одного из чиновников центрального руководства. И представитель разведки. Что уж такое выяснял в поселках, не знаю. Но проверка телефонных линий — только предлог.

Я тоже не представлял, что такое он мог искать в пригороде Самака. Не клад же. С другой стороны, у него был целый чемодан аппаратуры. Для проверки линий это слишком много.

— Со статусом инженера ясно. От меня вы что хотите? Чтобы показал дорогу группе спасения?

— Да.

— И как вы себе это представляете? Город вот-вот атакуют, противник обкладывает со всех сторон, а какая-то группа прорывается сквозь ряды противника?!

Голыбин развел руками: мол, передаю, что приказано.

— Я говорил, что найду для тебя подработку. Вот и нашел. Отдельный контракт на конкретное задание. Оплата по факту, половинный аванс. Плюс премия за риск, скорость и результат. Выйдет больше, чем получал за месяц.

— Неплохо. Но шанс получить деньги меньше, чем шанс сложить голову. Группа не проедет и десяти километров, как влетит в засаду. Все дороги наверняка перекрыты.

Начальник управления поморщился. Умом он понимал мою правоту, но поделать ничего не мог.

— Комендант хотел выделить для этой операции вертолет. Он быстро доставит вас на место.

— Ну нет! — воскликнул я. — Его снимут на полпути! Лучше уж пешком, чем на «вертушке»!

— Я так и подумал, что ты откажешься от него. Тогда только один вариант — на машине. Обходными путями, по лесам, рощам…

— И заедем черт знает куда! По лесу можно проехать километра два, от силы — три. А потом все равно на трассу выезжать.

Я замолчал, обдумывая внезапно пришедшую идею. Это была авантюра, причем сопряженная с огромным риском. Риском не погибнуть, а засветить себя как пришельца. Но, честно говоря, другого способа выполнить задание я не видел. Машину тоже перехватят. Даже если мы дадим изрядный крюк. Каганат обкладывает город со всех сторон. Пусть не сплошняком, но заслонами точно. А уж дороги перекроет в первую очередь. Так что выбирать не из чего.

— Хорошо! — сказал я Голыбину. — За дело берусь. Но! С двумя условиями.

— Какими?

— Первое — еду один. — Я вскинул руку, останавливая открывшего было рот начальника управления. — Второе. Вы выдаете мне премию за прежнюю работу. Процент определите сами. Это по факту выполнения.

Голыбин несколько секунд молча рассматривал меня, как экспонат музея, потом согласился:

— Идет. Но один! Как ты прорвешься сквозь войска противника?

— Это моя проблема. Ваша — обеспечить финансирование. Если предложение принято, я приступаю.

Взгляд Голыбина сверлил меня, как бурав. Он понимал, что здесь скрыт какой-то подвох, но обнаружить его не мог. И причин отвергнуть предложение не было. Остается одно — дать добро.

— Добро! Начинай! О премиях и бонусах не беспокойся, я займусь этим лично. Ты мне веришь?

— Вам — да. Только вам.

Голыбин принял похвалу молча, чуть склонил голову и проводил меня пристальным взглядом.

Перед тем как приступить к работе, надо было заскочить домой. Я сделал крюк и сперва заехал в редакцию — узнать, как там Милена, и сказать ей, что уеду. А то будет еще искать.

Девчонку нашел в небольшом кабинетике на первом этаже. Она стояла у стола, на котором лежал штурмовой карабин, и набивала магазин патронами. Столь странное для девицы занятие заставило меня удивленно присвистнуть.

От неожиданности Милена вздрогнула и обернулась. Я увидел сведенные судорогой лицевые мышцы, плотно сжатые губы и полные слез глаза.

Вместо шутки по поводу оружия я выпалил:

— Что случилось? Что с тобой?

— Ничего, — ровным до невозможности голосом ответила она. — Ничего…

Последний патрон пошел в магазин. Милена подхватила левой рукой карабин и вставила в него магазин. Сняла оружие с предохранителя, резким рывком передернула затвор и снова щелкнула переключателем.

— Что это значит? Куда ты собралась?

Я решительно не узнавал ту девчонку, которую только недавно высаживал у редакции. Уволили ее, что ли? Или отец достал и здесь?

— Необходимо доставить почту и газеты на передовую. Надо навестить солдат, поддержать их морально, выяснить состояние. Нужен материал для газеты.

— И ты решила поехать сама?

Я сделал шаг вперед, вырвал карабин из ее рук и положил его на стол. Взял Милену за плечи, легонько встряхнул.

— Только не говори мне, что тебя посылает редактор.

— Нет, не он. Я сама так решила.

— Зачем?

— Затем, что я сотрудник газеты и сотрудник министерства печати и пропаганды. Это моя обязанность — работать с людьми.

— А редактор об этом знает?

Эти слова вывели девчонку из себя. Она рванулась из моих рук, отступила назад и надрывно выкрикнула:

— А редактор во всем слушает моего дорогого папочку! Тот велел держать меня в городе, редактор и держит! Велел охранять, тот и охраняет! Но оба забыли спросить — хочу ли такой опеки! Я — взрослый человек! Самостоятельный! Не папина дочка, а сама по себе!

Слезы потекли по щекам двумя струйками. Быстро достигли подбородка и закапали на куртку. Милена не вытирала их, вообще не обращала внимания.

— Редактор, если ему угодно, может опекать своих детей. А меня опекать не надо.

— И ты решила назло всем доказать свою самостоятель ность?

— Да!

— И ради этого готова сунуть голову под пули?

— Да!

— Даже если погибнешь?

— Да! — в запале крикнула она.

А вот это перебор. Девчонка явно не в себе, слишком много эмоций и мало рассудка. В таком состоянии она действительно может рвануть на передовую, доказывая свою состоятельность, совершить какую-нибудь глупость и погибнуть.

Доведя до инфаркта не только редактора и отца, но и ударив по мне. По мне! Вот этого я допустить никак не мог! Побоку родители и начальство. Задеты мои интересы. Там что пардон, крошка, свершиться глупости я не дам.

— Вот что, моя милая. Отец или редактор могут делать все что захотят. На передовую тебя не пущу я!

— Ты? — звонко воскликнула она, пятясь от меня. — А ты кто такой?

Точно — шок. В противном случае она бы такое никогда не сказала.

— Я тот, кто тебя любит. И кого, судя по твоим словам, любишь ты. Или это для тебя ничего не значит?

Немного опомнившись, Милена сдала назад.

— Я этого не говорила!

— Только что!

— Нет!

Шаг вперед, виноватый взгляд и… упрямые слова.

— Я люблю тебя. Но это ничего не меняет. Я должна, понимаешь, должна!

— Кому?

— Что кому?

— Кому должна?

— Вообще. Доказать, что не ребенок и слабая девочка.

— А могучий воин… — закончил я за нее. Подошел ближе и опять обнял. — Терминатор в юбке.

— Кто?

Черт, опять прокол, в этом мире супербоевик со Шварцем не выходил. И самого Шварца не было.

— Супермен, — внес я поправку.

— Нет. Я обычный человек. Способный любить родину и защищать ее.

— И всегда выполнять законы пионеров Советского Союза!.. — процитировал я фразу из пионерской клятвы.

Она опять не поняла, вскинула брови, посмотрела на меня вопросительно и удивленно.

— Как?

— Не важно. — Я слегка сбил с нее накал и теперь захватывал инициативу в разговоре. — Послушай, милая! Я понимаю, что ты хочешь доказать всему миру, что способна на все. Но не думаю, что тебе надо что-то доказывать. Я знаю, кто ты и что можешь. Твои друзья знают. И как ни странно — отец. Рискнув жизнью, ты не станешь в их глазах умнее и сильнее. Но нервы попортишь точно.

— И пусть! — азартно выкрикнула она. — Пусть нервничает! Пусть переживает! Он заслужил!

— Уверена?

— А зачем он удерживал меня у себя?

— Из страха.

— Какого?

— Страха потерять тебя. Потерять единственного родного человека. Последнего. Не знаю, что произошло тогда в вашей семье, но уверен, что отец не был пусть и невольной причиной гибели твоей матери. Он не хочет опять испытать эту боль.

Милена взъярилась, попробовала разорвать мои объятия, но я держал крепко.

— Ты зла на него. Зла на редактора. Даже на меня. И из-за этой злости готова натворить глупостей.

— Да пусти!

Я ослабил захват, и она едва не упала на стол. Поправила челку на лбу, вытерла ладонью слезы.

— Ты говоришь так, потому что хочешь, чтобы я сидела дома! Тебе нужна раба, а не женщина! Хочешь командовать и поучать! А я тоже хочу многого! И добьюсь!

— Вряд ли.

— Почему?

— Мертвые добиваются только одного — вечного покоя.

— А с чего ты взял, что я погибну?

— Да потому что ты!.. — Взяв слишком высокий тон, я, сам себя осадил и заговорил спокойнее: — Потому что ты ни разу не была в бою. Не знаешь, что это такое — бой. Не знаешь, что делать под обстрелом. Не умеешь воевать! А такие гибнут в первую очередь. Особенно те, кто хочет доказать всему миру, что он крутой.

— А сам-то ты много воевал?

Удар, что называется, ниже пояса. Ляпнуть «много» — и подставить себя, начать мямлить, что не в этом дело, — загубить тему на корню. Вилять — еще хуже. Надо выкручиваться…

— Мне хватило, чтобы понять: бой не для восторженных новичков и не для трусов. А для работяг. Которые все делают добросовестно, тщательно и по правилам. По уставу. И еще — которым везет.

Милена на миг запнулась. Смотрела на меня, тяжело дыша и прожигая взглядом насквозь. Влажные дорожки еще не высохли, придавая ей несколько комичное выражение. Но мне было не до смеха.

— Пойми, малышка, я не переживу, если ты поедешь на передовую. Не мучай меня. Не трави душу.

Что-то дрогнуло в ее лице. Дало слабину. Может, услышала мольбу, может, осознала?

— Нет, Артур, — опровергла мои надежды Милена. — Я тебя люблю, это правда. И ты прав — я еще не была в бою ни разу. Да и не полезу я в пекло. Но побывать там — мой долг. И гражданина, и сотрудника министерства и газеты. Это работа, которую сейчас никто не сделает. Все либо заняты, либо… уже воюют. Из редакции в добровольцы записались четыре человека. Остальные работают за двоих.

Кажется, время увещеваний и уговоров прошло. Это уже слова не взбешенной девчонки, а действительно сотрудника. Меня она не послушает, сделает по-своему. Но от этого легче не станет. Так или иначе поедет на передовую. А передовая у нас сейчас — район Уштобера. Где в окружении бьются бойцы гарнизона и волонтерского отряда. И куда ушла резервная группа Щедрова. В лучшем случае Милена застрянет на полпути. В худшем — влетит в объятия противника. И тогда… Об этом лучше не думать.

— Милена, я тебя прошу, — предпринял я последнюю попытку. — Подумай еще раз. Не надо делать глупостей. Не надо рисковать.

— Глупостей? — Глаза Милены потемнели. — Глупостей. Прости, Артур, но ты сам сказал глупость. Не надо так. Я поеду.

Все. Мирный вариант отпал. Остался другой. И он может привести к серьезной ссоре между нами. Как бы не к разрыву.

— Ты! Никуда! Не поедешь! — сказал не столько я, сколько разбуженный внутренним раздражением двойник. Тем голосом, который когда-то прорезался неподалеку от Храма бога ночи. — Никуда!

Милена побледнела. Глаза округлились. Впервые видела меня таким. Но ответила смело:

— И как ты меня остановишь? Запрешь здесь? Или редактору скажешь, чтобы не пускал?

— Скажу. Только не редактору.

Телефон на подставке я заметил давно. Шагнул к нему, снял трубку. Набрал номер Голыбина, надеясь, что тот на месте.

Повезло, после двух гудков тот ответил.

— Степан Андреевич, это Томилин.

— Да, слушаю. Ты еще не выехал?

— Уже выезжаю. У меня одна просьба. Очень важная.

— Говори, — несколько напряженно произнес тот. Наверное, подумал, что я буду просить еще денег.

— Милену Саврину помните?

— Д-да, конечно.

— Она слегка не в себе. Рвется на передовую выполнить некое задание министерства и редакции.

— Как на передовую? Там что, некого послать? И вообще… — Голыбин опомнился. — Ты откуда знаешь?

— Это не важно. Важно другое. Нельзя допустить ее туда. Ни под каким видом. Редактор сделать ничего не может. Или не хочет. А она уже готова совершать подвиги.

— Что-о? Я ей покажу подвиги! Отец с ума сходит, названивает каждый день, а она в героев играет? Я ей покажу!..

— Не надо ничего показывать. Просто дайте приказ не выпускать ее из города. Ни в какую сторону.

Я держал Милену в поле зрения и видел, как темнеет ее лицо. Как дрожат губы. И ждал взрыва. Ничего. Пусть бушует. Лишь бы была жива. Даже если и пошлет меня куда подальше…

— Я передам распоряжение немедленно. Никуда ее не пустят.

— Отлично. А я уже выезжаю.

Я положил трубку и повернулся к Милене. Она отошла к стене, чуть опустила голову и глухим голосом проговорила:

— Этого я тебе не прощу! Предатель! Скотина! Нашел игрушку! Уходи вон! Видеть тебя не хочу!!

Что ж, этого следовало ожидать. Возможно, это и есть конец любви. Впервые при расставании с девчонкой я чувствовал такую боль. Впервые мне было плохо. Хреново.

Ни слова, ни объятия не помогут. Надо просто уйти. И радоваться, что она жива и здорова.

— Пока. Прости, у меня не было другого выхода.

Ответом было ледяное молчание.

 

7

Всю дорогу до дома я пытался успокоить нервы и выбросить Милену из головы. Выходило плохо, но я прилагал все усилия. Мысли о ней мешали сосредоточить внимание на главном. На деле.

Дерзкая, своенравная девчонка упрямо возвращалась, вставала перед глазами, вышибая остальные мысли.

Я уже хотел было плюнуть и сменить направление размышлений, но в этот момент прозвучал чей-то голос. Очень похожий на мой.

— Оставь! Она не помешает! Она не может тебе помешать! Ни она, ни он.

От неожиданности я опешил, замер на лестнице и спросил:

— Кто — он?

— Узнаешь. Потом.

— Опять потом? Ты достал!

Двойник не ответил. Он уже сказал, что хотел. Снял один камень с души и положил другой. Подожди, приятель. Я за все отыграюсь…

Как ни странно, но двойник помог. Мысли о Милене больше не мешали. И я спокойно занялся делом.

Идея, пришедшая в голову еще в управлении, была на грани фола. Но до сих пор ничего другого я не придумал.

Ехать через территорию, занятую врагом, на машине — подписать себе смертный приговор. При соблюдении всех мер предосторожности все равно засекут. Никакой погони — очередь вслед, и все. Сливай бензин.

Я это понимал. Голыбин, по идее, тоже. Но на него давили. И он вынужден был искать выход. И нашел. Меня. Человека странного, загадочного, но, без сомнения, опытного в военных делах. Того, кто уже доказал свою состоятельность.

Тут была обоюдная выгода. Голыбин получал результат, я — помощь влиятельного руководителя. Но для этого мне предстояло совершить чудо. Прорваться сквозь позиции противника. И главное — выжить.

Поэтому я и решил использовать… установку. Чтобы преодолеть километры, отделяющие Самак от Доручи. Конечно, стартовать из города нельзя, надо засветить себя и джип на выезде. Я знал пару укромных мест, где можно развернуть установку и нырнуть в нее. А вынырнуть в паре километров от поселка. Подождать там немного, дабы выдержать временной интервал, и въехать в Доручу.

А дальше по обстановке. Разумеется, обратный путь надо проделать так же. Вот только как нейтрализовать Бориса? Ничего, на месте придумаю…

Составив план действий, я приступил к сборам. «Типков», пистолет, гранаты, разгрузка. Стандартный набор снаряжения, канистра с бензином, радиостанция…

Во дворе я тщательно осмотрел машину. Ходовая, мотор, бак. Проверил крепежи в кузове. Норма. «Алдан» ни разу не подводил меня, думаю, и в этот раз не подкачает.

К южному выезду из города пришлось ехать окольными путями. Всюду баррикады, завалы, патрули. Пропуск действовал безотказно, меня никто не останавливал. Но провожали пристальными взглядами. Кое-где рекомендовали не лезть за город.

Уже на самом выезде, где начиналось шоссе, я заметил позицию артиллеристов. Две противотанковые пушки были замаскированы в зарослях орешника. Позиция выбрана удачно — под контролем чистый отрезок дороги с видимостью никак не меньше двух километров. Для машин и бронетехники другого нормального пути в Самак здесь нет. Либо по оврагам и целине, либо под пушки.

Артиллеристы были весьма кстати. В случае чего они подтвердят, что видели меня, выезжающего из города. Я махнул рукой им и бойцам поста охраны и покатил прочь.

Доехав до поворота, свернул налево, проскочил еще метров сто и съехал с дороги в рощицу. Остановил машину, заглушил мотор, прислушался. Было тихо. Канонада громыхала километрах в семнадцати — двадцати западнее. Здесь пока никакой активности каганата.

Внимательно осмотрев местность в бинокль, проверив на всякий случай соседние кусты и полянку, я начал готовить установку. Прямо в кузове машины. Чтобы потом не терять время на перенос.

«Контур» обозначился в пяти метрах перед джипом. Почти идеальной формы квадрат два на два метра. Срок его действия определен в шестьдесят секунд.

Я завел мотор машины, приготовил на всякий случай пистолет и гранаты, проверил характеристики «контура» и медленно повел машину вперед. Так медленно и въехал в «контур», привычно выдержав удар ледяного ветра. Через пару мгновений все закончилось.

Машина стояла на окраине рощи в километре от Доручи. Той самой рощи, где я позавчера охотился за минометом. Сейчас здесь было тихо, и только многочисленные следы обуви, гильзы, обертки перевязочных пакетов, бумажные упаковки от патронов выдавали недавнее присутствие воюющих сторон.

Отключив установку, я спрятал ее в чехол, сверху привалил тряпками и достал бинокль.

Двухминутное наблюдение за поселком принесло результат. Я заметил двух бойцов, сидящих в полуразрушенном доме на самой окраине. И нескольких местных жителей, шмыгающих во дворах.

Значит, Капителов и его люди здесь. Ждут. Только чего — помощи или врага?

На всякий случай решил сделать крюк и заехать в поселок с другой стороны. А то примут за врага и пальнут. Конечно, противник может подойти с любого направления, но больше внимания все-таки на юг.

Объезд занял минут двадцать. Я рулил на небольшой скорости, наблюдая за обстановкой. Кто знает, что на уме у противника, может, он решил взять поселок именно сейчас?..

Выехав на дорогу в километре от Доручи, достал кусок белой тряпки, привязал его к зеркалу заднего обзора и неторопливо покатил вперед.

Метрах в тридцати от крайнего дома на дороге лежало толстое бревно. Своеобразный знак «стоп». Едва я затормозил, в окне дома мелькнула фигура, и хрипловатый голос скомандовал:

— Глуши мотор, выходи из машины. Руки вверх!

Я выполнил требования, оставив карабин на сиденье. Встав перед машиной, выкрикнул:

— Томилин из управления строительства. Позови Капителова! Или инженера Бориса. Они меня знают.

— Я тоже тебя знаю, — донесся ответ.

Фигура мелькнула в окне еще раз. А через несколько секунд из дома вышел боец отряда с карабином наперевес. Его лицо было мне не знакомо, я же не всех видел в тот приезд. Но главное, что он меня помнил. И признал своим…

— Сюда больше не лезли. Не захотели тратить время. Обошли по шоссе. У нас не было возможности остановить их. А вчера вечером пришли люди из Краменеца. Четверо. Один раненый. Теперь нас десять. Трое раненых, но еще на ногах. Ну и я тоже… раненый. Надо бы уходить, но жители… Как их бросить?..

— Они жили и до вашего прихода. Проживут сейчас. Старики никому не нужны.

— Это так. Но топать пешком столько километров, рискуя налететь на врага…

Капителов здоровой рукой подхватил со стола бутылку с водой, отпил, вытер рукавом обветренные губы.

— В общем, ждем, что будет.

— Почему не ушли в рощу? Там можно спрятаться.

— Зачем? За нас примутся, если противник возьмет город. До тех пор сюда никто не полезет.

— Это верно… — согласился я.

Мы сидели в штабе гарнизона, в большой комнате. Капителов на диване, я и Борис — на стульях. Командир отряда выглядел плохо. Рана на руке воспалилась, Капителова кидало то в жар, то в холод. Он прилагал огромные усилия, чтобы быть на ногах, но с каждым часом слабел. Лекарств в аптечке не хватало, врачи далеко.

Когда придет помощь, неизвестно. Капителов, выходя на связь со штабом, просил прислать транспорт для раненых и подкрепление. Ответ был уклончивым. Штаб хотел провести спасательную операцию по выводу всех гарнизонов, но потом передумал. Причин Капителов не знал, а я не стал говорить, что, по сути, лично отсоветовал высылать помощь.

Теперь командир отряда не знал, как быть. Из десяти человек четверо ранены. Они на ногах, но им нужна помощь. Плюс инженер, как оказалось — важная шишка. Уйти из поселка можно, но куда и зачем? Пешком до города дойти можно и за сутки, но везде враг, легко влипнуть. А сидеть в роще или идти к лесу нет смысла. Здесь крыша над головой, запасы воды и продовольствия, арсенал.

— Штаб рекомендовал вести разведку и совершать диверсии на дороге, — говорил Капителов. — Но как? До дороги три километра. Нападать на противника там? Нас быстро обнаружат и перебьют. А вести разведку? Что искать? Считать проезжающие машины? А куда они едут, сколько и чего везут — как узнать? Не знаю. Я с этим не сталкивался…

Я опять промолчал. Капителова никто не учил воевать партизанскими методами. Все, что ему успели преподать, — это основы боя в обороне и организация гарнизонной службы. Разведка, поиск, засада — об этом он только слышал.

— Где остальные люди?

— Здесь. Раненые отдыхают, двое в охранении, еще двоих из краменецкого гарнизона я отпустил. Они по пути сюда спрятали в лесу ящик с патронами и гранатами. Тяжело было нести. А нам боеприпасы нужны. Пусть принесут.

— Это далеко?

— Километров семь на запад.

— Рискованно. Могут обнаружить.

— А что делать? У нас патроны к пулемету на исходе. Да и гранат мало. Парни сказали, что еще пять одноразовых гранатометов спрятали.

Капителов закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Извини, что-то хреново мне.

— Ничего.

— Кстати, как ты прорвался? Я ведь не спросил.

— Повезло, — улыбнулся я. — Проскочил.

— Надо раненых забрать.

— Надо. Бориса и раненых. И тебя тоже.

— Нет. Я не могу. Кого оставлю старшим?

— Кого угодно. У тебя вот-вот начнется гангрена. Погибнешь без толку.

— Ничего, — скрипнул зубами командир отряда. — Сутки продержусь. А потом все решится. Либо каганат возьмет город, либо наши их отбросят. Вот тогда и будем думать.

Я молча кивнул. Он прав. По крайней мере со своей точки зрения.

— Когда поедешь?

— Как будут готовы раненые. Борис-то готов. Да? — повернулся я тому.

Инженер отвел взгляд и кивнул. Ему было немного стыдно, что он обманывал меня раньше. И стыдно от того, что покидал бойцов, уезжая вместе с ранеными.

— Я отдам приказ, все сделают…

Капителов с огромным трудом встал, морщась и скрипя зубами.

— Готовь машину.

Когда он вышел, инженер кашлянул и виновато сказал:

— Артур.

— Да?

— Извини. Я не мог никому говорить, что работаю на разведку.

— Не надо. Это правильно. Такие вещи посторонним не говорят.

— Конечно. Но… — Он развел руками, выдавливая невеселую усмешку.

— К тому же я знал, что ты не тот, за кого себя выдаешь.

— Как знал? — опешил инженер.

— Догадался. По твоему поведению.

— Но!.. Но как? Я ведь и вправду инженер. Представитель разведки штаба южного направления попросил меня…

— Кое-что выяснить в прилегающих к Самаку населенных пунктах, — закончил я за него. — Не продолжай. Мне нет никакого дела до его просьбы. Просто само прикрытие было не идеальным. Какие, к черту, телефонные линии, если эти территории толком не заняты республикой?! Одна авантюра с магистралью чего стоила! Я тоже не сразу понял, к чему затеяли это строительство.

— Что? — Инженер удивленно вскинул брови. — Что ты имеешь в виду?

— Так… Некоторые догадки относительно мотивов происходящего и конечной цели дела.

— Не понимаю.

— Не бери в голову. Лучше собирайся. Скоро выезжаем.

Оставив Бориса в недоумении, я вышел из дома и направился к машине готовить кузов под перевозку людей.

* * *

Разгадка головоломки, как это часто бывает, пришла внезапно. Все кусочки мозаики, все элементы встали воедино, высветив полную картину происходящего.

Конечно, ниоткуда разгадка взяться не могла. Это стало следствием длительной и нудной работы по сбору и анализу огромного пласта информации, получаемой из разных источников.

Мне надо было только дождаться момента, когда количество материала перейдет в качество. И ответ сам всплывет в голове. Как, собственно, и произошло.

Это была большая политика. Политика мирового масштаба. Когда желания, стремления, надежды отдельных лиц и целых народов значат очень мало. Когда на первый план выходит государственная целесообразность.

К осени девяносто первого года на территории бывшей Русинии сложилась тяжелая и донельзя запутанная обстановка. Факт развала империи признал весь мир. Единое государство рухнуло, породив почти два десятка отдельных образований различного толка и политической ориентации.

Миновал период образования новых государств и объединений, пришло время становления. Пришло время закреплять границы, столбить захваченные территории и строить взаимоотношения.

Четыре новообразованные республики, четыре гиганта на фоне остальных образований из последних сил расширяли зоны владений, стремясь вернуть прежние границы Русинии. Но теперь за небольшими формированиями — каганатами, анклавами, княжествами и прочими обществами — стояли не только противники бывшей Русинии. Но и мировое сообщество. Признавая право на самоопределение у всех возникших стран.

В таких условиях вести политику захвата территорий становилось все труднее. Уже не раз и не два вставал вопрос в Лиге безопасности о том, чтобы призвать Русию, Югорскую, Сибирскую и Приморскую республики прекратить войну и сесть за стол переговоров с недавними противниками. Иначе Лига безопасности грозила принятием санкций вплоть до изоляции и военной помощи небольшим формированиям.

И хотя другие проблемы и кризисы отвлекали внимание от бывшей Русинии, о северном гиганте никто не забывал. Каждая страна мечтала извлечь выгоду из сложившейся обстановки.

В этих условиях все меры, предпринимаемые большими республиками по возвращению территорий, выглядели агрессией по отношению к новым соседям. Это грозило перерасти в очередную мировую войну.

Вот тогда некоторые умные головы в правительствах республик и решили провести масштабную провокацию, которая позволит продолжить захват территорий и не вызовет гнева мирового сообщества.

Первыми начали действовать Югорская республика и Русия. Они объявили о плане строительства магистрали, связывающей обе страны. Для этого был выбран район — недавно захваченная область Самака. Самое подходящее место. На юге сразу два непримиримых противника — Орду-улемский и Харальский каганаты. Достаточно сильные и амбициозные формирования. За ними — Западная Европа, Ближневосточные Эмираты и Североамериканский союз.

Расчет был верен. Эти страны не упустят случая напакостить республикам, не принявшим нормы и мораль западного мира. Они будут науськивать каганаты на северных соседей. Тем более у тех перед глазами лакомый кусок — магистраль.

План был такой. Показать миролюбивый настрой республик, продемонстрировать это наглядно — строительство магистрали — и задекларировать намерение мирно решать все проблемы. И тогда любые действия каганатов можно рассматривать как агрессию по отношению к мирным соседям. Мол, мы тут строили, строили, а они пришли и все разрушили. И теперь ничего другого не остается, как защищать свое.

Действительно, в таких условиях Лига безопасности просто не сможет ничего сказать, когда республики решат покончить и с каганатами, и с другими образованиями.

Противник в лице всех врагов Русинии клюнул. Да еще как! Заглотал наживку, не пробуя на зуб. Был в срочном порядке разработан план совместного наступления сразу четырех образований — Харальский и Орду-улемский каганаты, Южно-Югорский и Алтайский анклавы. Был выбран район главного удара — Самак. И цель — магистраль.

Югорская республика даже специально ослабила этот участок, оставила в Самаке небольшой гарнизон и несколько отрядов плохо обученных добровольцев. Чтобы не вызвать подозрений, был усилен натиск на других направлениях, куда перебросили все резервы.

В результате враг перешел в наступление. Прошел сквозь поселковые гарнизоны, сбил охранение магистрали, разрушил строительство и подготовился к захвату Самака.

Теперь никто не мог сказать, что Югорская республика и ее союзники сами разжигают вражду. Теперь никто не мог упрекнуть их в имперских замашках. Мировое сообщество увидело, кто на самом деле является агрессором. А кто только защищает свои интересы.

И вот сейчас республика могла начинать основную фазу операции. Контрнаступление на юг, возвращение территорий и… выход на старую границу.

По идее, венчать этот план должно совместное заявление четырех больших республик об объединении и воссоздании единого государства.

… А погибшие солдаты гарнизонов, строители, мирное население поселков, уничтоженная техника, железная дорога и трубопровод и даже Самак — разменная карта в большой игре. Та пешка, которую жертвуют в гамбите, чтобы добиться стратегического преимущества.

* * *

Я в этой партии не фигура и не действующий игрок. А сторонний наблюдатель. Наверное, это позволило мне беспристрастно и спокойно оценить обстановку и сделать вывод. Помог, конечно, прежний опыт и… Странно признавать — и мой загадочный двойник. Ведь единую картину происходящего я увидел во сне. Да еще с комментариями.

Вот и ругай после этого свое второе «Я»!

Разумеется, выкладывать это кому-либо в мои планы не входило. Да и кому? Голыбин и начальник гарнизона — не те фигуры, чтобы быть посвященными в планы верхушки республики. А кричать на каждом углу «Я все знаю!» — глупо. От таких демонстраций своего ума и сообразительности я отвык еще в школе.

Инженер помог уложить на дно кузова пару старых матрацев и несколько одеял. Это для раненых. Туда же загрузили пластмассовую канистру с водой, корзину с продуктами. Конечно, последнее явно лишние заботы — ехать по веем прикидкам час-два. По крайней мере так думал инженер. Но пусть уж будет.

Раненые уже выходили из дома, когда в поселок прибежали посланные за брошенными боеприпасами бойцы. Оба взмыленные, с красными лицами и с выпученными глазами.

— Танки противника!

— Что? — опешил Капителов. — Где?

— Там! На дороге. В нескольких километрах от поселка! — Боец судорожно выдохнул и взмахнул рукой, показывая направление. — Вместе с пехотой!

— Что они делают?

— Стоят.

— Что?

— Стоят.

Глотая слова, то и дело переводя дыхание и сбиваясь, бойцы пересказали увиденное.

Отыскав место, где были брошены ящик и гранатометы, они пошли обратно. И едва не влипли. В том месте, где раньше переходили дорогу, был враг.

Два грузовика с солдатами, два или три легких джипа-багга, бронетранспортер старой модификации с прицепленной позади пушкой и танки. Много танков…

— Шесть или семь, мы толком не разглядели, — выдохнул боец. — Они сошли с дороги и встали на лугу. Мы вовремя их обнаружили и перешли шоссе за взгорком. Потом побежали сюда.

— Гранатометы хоть не растеряли?

— Н-нет. Принесли.

— Уже хорошо.

Капителов тяжело вздохнул и глянул на меня.

— Что это? Резерв противника?

— Похоже. Каганат стягивает силы для штурма города. А это — небольшой отряд. Хотя насчет небольшого я, наверное, погорячился…

Семь танков — это рота по временным штатам военного времени. Два грузовика с солдатами и БТР — тоже рота, но пехотная. Еще пушка. Жаль, бойцы не могут сказать, какая именно — противотанковая или гаубица. Неплохой резерв. Еще пару таких, и вот вам ударный кулак, способный проломить и без того не сильную оборону города. Даже отряд прапорщика Щедрова вряд ли сдержит этот кулак. Только зачем они встали на дороге? Привал? Ожидают других? Или…

— Твои люди никого возле поселка сегодня не видели? — спросил я Капителова.

— Нет. А что?

— Да так. Шальная мысль. Этот отряд на дороге, может быть, идет на зачистку.

— Какую зачистку?

— Обычную. Зачищать поселки, в которых до этого были обнаружены гарнизоны.

— Столько много?

— А сколько, по-твоему? Двух человек послать? Они же не знают точно, сколько людей сидит здесь. И в других местах. Вот и выслали крупный отряд, способный сломить любое сопротивление.

На лице Капителова отразилась тревога. На лицах его людей — тоже.

Кое-что вспомнив, я достал карту. Отыскал Доручу, перевел взгляд чуть западнее и южнее. Ну да! Вот он — мост. Почти в трех километрах от поселка. Пересекает реку. Крепкий такой мостик, судя по обозначению. Бетонный. Способный выдержать нагрузку до сорока тонн. Очень важный объект. Река в этих местах не такая уж широкая, но глубокая. Берега высокие, крутые. Не враз и брод найдешь. Конечно, командование противника захочет взять мост под контроль. А заодно и близлежащее селение — Доручу.

Странно только, что в штабе самакского гарнизона о мосте забыли. Или не забыли?

— Слушай, тебе о мосте в штабе что-нибудь говорили? — отвлек я Капителова от разговора с бойцами.

Тот пожал плечами.

— Да вроде нет. Это ты о том, что западнее поселка?

— Именно. Есть подозрение, что отряд на дороге будет охранять его.

— Что, весь отряд? С танками?

— Нет, танки, конечно, пойдут дальше. А вот часть пехоты может остаться. Но сперва они все вместе проверят и мост, и поселок. Здесь и встанут.

Капителов замысловато выругался. Только этого не хватало!..

— Вот что, командир. Я бы на твоем месте выслал наблюдателя с радиостанцией и биноклем к реке. И готовил отряд к уходу.

— Думаешь, пойдут сюда?

— Почти уверен.

Командир отряда поморщился, наклонил голову, пережидая приступ боли, потом подозвал одного бойца.

— Поднимай всех. Оружие, боеприпасы, снаряжение — с собой. Местных предупреди о приближении противника. И что будет бой.

— Какой бой? — не понял я. — С кем ты хочешь сражаться? С танками?

— Надо задержать их. Если танки пойдут к городу, будет худо.

Черт! Этот упрямец все еще продолжает играть в защитника. А может, и не играет, а всерьез выполняет долг. Только есть большая вероятность, что переусердствует и положит всех. Против таких сил у него никаких шансов.

По идее, мне надо забирать раненых, инженера и уматывать. Но сейчас хрен кого увезешь. Раненые, услышав противнике, уже покинули машину и готовились к бою. И Борис особого желания покидать поселок не выказывал. Не тащить же его силком в самом деле!.. Но участвовать в авантюре, какую, без сомнения, готовит Капителов, я не хотел. В мои планы героическая смерть не входила.

— Федор! — впервые назвал я по имени Капителова. — А что ты хочешь сделать?

— Для начала предупредить штаб о танках, — рассудительно сказал тот. — А потом… Черт его знает! Напасть на них. Или держать оборону в поселке.

— Оборона простоит минут двадцать от силы. Если ты думаешь, что будет бой за каждый угол, то ошибаешься. Они подгонят танки и разрушат выстрелами дома, где сядут бойцы. И выкорчуют все деревья. А потом под прикрытием пушек и пулеметов пойдет пехота. И добьет уцелевших. А на дороге… Тридцать секунд обстрела от силы. Потом они придут в себя и врежут в ответ. У них броня, машины. Обойдут, зажмут и положат.

Капителов развел руками, посмотрел на меня.

— Подскажи, что сделать! Я так понимаю, ты в этом разбираешься.

— Самое простое — уходить.

— Нет. Пусть мы погибнем, но хоть немного врага задержим.

— Ты уверен, что все твои люди разделяют такую точку зрения?

— Да. Здесь все добровольцы. Они знали, на что шли.

Вот чем сильна республика, так это людьми. Четыре года гражданской сделали из обычных обывателей ярых патриотов своей страны, пусть и не такой большой, как раньше. Готовых защищать ее до последнего. Конечно, не обо всех такое можно сказать, но о большинстве точно. Действительно погибнут, но будут стоять до конца.

— Ясно… Тогда так…

Я посмотрел на карту, думая, как быть. Если принять за истину вариант взятия моста под охрану, то противник обязательно вышлет к поселку разведку. Выяснить обстановку, узнать, где гарнизон, не ушел ли. Потом сюда придет подразделение, которое станет охранять мост.

На разведку пошлют, конечно, багги. Когда тех встретит огонь, багги вернутся назад и приведут танки с пехотой. Подкрепление проскочит мост и свернет на грунтовку. И подойдет к поселку с северо-запада. Это самый короткий путь. Не от рощи же им идти — слишком большой крюк сделать надо. Если, конечно, командир вражеского отряда не захочет нанести удар с двух сторон…

Да нет, это слишком долго. И при заходе с двух сторон есть риск пострелять своих. Значит, с северо-запада…

Чем остановить танки? Есть пять гранатометов. Что еще?

Я поднял голову и посмотрел на Капителова, молча ждущего моих слов.

— Противотанковые мины у вас есть?

— Одна.

— А взрывчатка?

— Тротил. Двадцать шашек по четыреста грамм.

— Угу…

«Отряд каганата встал у дороги недавно. Выбор места, проверка техники, принятие решения — полчаса на все про все. Потом вышлют разведку. Те сперва проверят мост, потом поедут сюда. Это еще минут двадцать. От места стоянки до моста километр с небольшим. От обзора тот закрыт взгорком. В запасе у нас минут десять. Надо успеть».

— Есть одна идея, — сказал я. — Ты, Борис и раненые занимаете оборону здесь. Ваша задача — встретить разведку противника и ударить по ней. Долгого боя не будет, они сразу отойдут и вызовут помощь. Лично или по радиостанции — не знаю.

— А остальные?

— Остальные вместе со мной идут к мосту. Едут. Там мы и встретим их. Мост — единственный шанс остановить танки. Сразу говорю — весь их отряд мы не положим. В лучшем случае подобьем один-два танка и сколько-то солдат. Главное — задержим их. Мост скоро не починят. Как сделаем дело — вернемся. И тогда вы все отсюда уйдете.

Капителов покивал, оценивая предложение, потом хлопнул рукой по ноге.

— Идет. Только я пойду с вами.

— Нет. Ты и так на ногах едва стоишь. А там надо будет бегать. И шустро. Извини, — видя, что он открыл рот, перебил я. — Нет времени на споры. Еще минут пять, и будет поздно. Противник вот-вот появится. Помни, ваша задача только отпугнуть его. Не надо идти в штыковую.

— Ясно. Не такой уж я дурак, — с обидой заметил он. Я виновато улыбнулся — неудачная шутка — и примирительно сказал:

— Понял. Связь по радиостанции. Какой у вас запасной канал?

— Сорок девять и пять.

— Успеха.

— И вам.

Несколько минут ушло на сборы. Отобранные бойцы — шесть человек — загрузились в джип. Остальные — раненые под командой Капителова — поспешили занять позиции.

Инженер тоже хотел ехать к мосту, но я не позволил. И пригрозил сообщить в Самак о его самодеятельности. Борис успокоился.

* * *

Из Доручи мы выехали по северной дороге. Я хотел сделать крюк, чтобы не налететь на разведку противника. В том, что она уже выслана, я не сомневался. Буквально перед самым выездом на меня нахлынуло привычное состояние, и перед глазами возникла картинка — три багга (по два человека в каждом) отъезжают с моста и сворачивают с шоссе на грунтовку. Водители и пассажиры в очках, в импортных разгрузках, в перчатках с обрезанными пальцами. В руках пассажиров-стрелков штурмовые карабины.

Организм, переведенный в режим боя, показывал новые способности. А так как такой фокус он проделывал не впервые, я понял — это подконтрольное мне чувство вроде слуха или зрения. Очередной подарок мутации. Подарок «двойника».

«Мы не враги, мы друзья», — однажды сказал он мне во сне. Похоже, его слова начинают сбываться.

 

8

— … Они у поселка! — ожила радиостанция, когда мы уже были неподалеку от моста. — Через минуту начнем.

— Понял! — ответил я и остановил машину. — Выходим, парни.

Подъезжать вплотную к мосту я не стал, оставил джип в зарослях орешника, что рос метрах в тридцати от стыка грунтовой дороги с шоссе. На сухой и пыльной земле хорошо различались следы колес баггов.

Бойцы выпрыгивали из кузова, вытаскивали рюкзак и гранатометы.

— Кто умеет ставить мины?

— Я, — поднял руку совсем молодой долговязый парень с веснушчатым лицом и огненно-рыжими волосами. — На курсах учили.

— Видишь между мостом и асфальтом полоска грунта? Шириной метра три.

— Да.

— Ставь мину там. Замаскируй получше. И добавь пару шашек к ней.

— Понял.

Он кивнул своему напарнику, и они побежали к мосту.

— Пулеметчик. Твоя позиция вон в той низинке у кустов. С тобой идут двое. Ты и ты! Извините, ребята, по именам никого не знаю.

— Боец Кубелин, — откликнулся один из них, мой ровесник.

— Боец Ростовцев. — Этот старше лет на пятнадцать, с усталым, изможденным лицом.

— Отлично. Идете с пулеметчиком. Оборудуйте две позиции. И посмотрите, как вам будет удобнее отступать к орешнику. А ты… — повернулся я к последнему.

— Боец Далеков.

— Ага! Бери гранатометы, Далеков, и со мной.

Далекову было от силы восемнадцать. Еще щетина на щеках толком не росла, и с лица не сошла детская припухлость. Пацан совсем. Впрочем, это не помешало ему выжить в недавнем бою. Значит, что-то умеет. Хотя бы прятаться…

— Из этих игрушек стрелять доводилось? — кивнул я на РПГ.

— Один раз. На курсах.

На курсах! Пять — семь дней, а может, и меньше. Стрельба из карабина лежа, с колена, стоя, метание гранаты, один выстрел из РПГ, рытье окопоё, перебежки натри счета, отрывки из устава. И — в бой.

Естественный отбор в натуральном виде. Только планка слишком завышена — из сотни выживают от силы десять. Странная норма…

— Ничего, все получится. Бери три штуки — и за мной. У нас будет своя работа.

На минирование моста времени не было. Разведка вот-вот напорется на засаду в поселке и вызовет подкрепление. Как минимум половина вражеского отряда рванет на помощь. Это три-четыре танка и взвод пехоты. Могут и пушку отправить, чтобы била прямой наводкой.

Весь мой расчет строился на внезапном ударе, который остановит врага у моста. Мина подорвет один танк, мы, может быть, успеем подбить еще один. Обстреляем пехоту. После чего надо будет уходить. Иначе перещелкают с того берега.

На все про все от силы две минуты. Впрочем, это план, а как там выйдет, ведает только владелец машины времени.

Через три минуты Капителов вышел на связь.

— Мы их отогнали. Один багг подожгли, во втором убили кого-то. Они ушли. Могут вернуться к своим, так что смотри внимательнее.

— Понял. Встретим. Мы почти готовы.

— Успеха.

Вот и все. Сейчас начнется.

Минер с напарником уже бежали к нам. Я рассматривал полоску грунта в бинокль, пытаясь определить точное место минирования, но сделал это с трудом. Парень хорошо замаскировал мину.

— Внимание всем, — сказал я бойцам. — Сейчас они пойдут. План таков. Как только на мине подрывается танк, мы с Далековым стреляем по нему из гранатометов. Сразу после этого вы открываете огонь по машинам. Цельте в кузов, где люди. Каждый выпустит по магазину. Пулеметчик — пол-ленты. Потом меняйте позиции. Если танки пойдут достаточно плотно, мы попробуем подбить еще один. После чего сваливаем. Все ясно?

— А остальные? — спросил минер.

— Остальные — не наша забота. Перебить всех все равно не удастся. Мы остановим врага, закупорим мост, и все. Открытие огня — после наших выстрелов из гранатометов. Сигнал к отходу — два взрыва гранат. С одного места больше трех очередей не давать. Перемещения только на четвереньках, в рост не вставать. Из низины не вылезать. Следите друг за другом — чтобы вовремя заметить раненых. И без героизма. Весь бой, по моим расчетам, — две-три минуты. Еще. От поселка сюда могут пожаловать разведчики противника. Их уже пощипали. Поэтому следите за тылом. Вопросы? Нет? По местам!

Бойцы разбежались. А я еще раз окинул взглядом место будущего боя. Стрелки засели в низине метрах в семидесяти от моста. Низина — мелкий овраг, заросший по краям кустарником, — идет вдоль шоссе почти до развилки с грунтовкой.

Мы с Далековым будем чуть в стороне за холмиком. Оттуда до моста почти сто метров. Отличный обзор, есть место для маневра. Только со стороны поселка мы открыты, так что надо не забывать о баггах. А то еще выскочат нам в тыл.

В принципе для скоротечного боя неплохо. Если только все пойдет по плану…

О чем и как там докладывала вражеская разведка, не знаю, но появления противника мы ждали минут десять. За это время я успел заинструктировать Далекова до посинения, вдалбливая порядок действий.

— Встал на колено, прицелился, выстрелил, лег, отполз в сторону метров на семь. Пустой контейнер брось.

— Ясно.

— Целиться в стык башни и корпуса.

— Ясно.

— Смотреть, куда попал, — не надо.

— Ясно.

— Молодец.

Больше чем уверен, что и вскочить на ноги попробует, и варежку раззявит, глядя, как летит граната и куда. Ну да ладно, как-нибудь справится…

За тылами я поглядывал, но разведчиков на баггах так и не заметил. Видимо, они отошли от поселка и стали ждать основные силы. Для нас это лучший вариант.

Терпения у бойцов на десять минут не хватило. Я то и дело замечал мелькание голов в низине. Все хотели рассмотреть врага. А ведь настрого предупредил — сидеть как мыши до взрыва. Но тут ничего не поделать, любопытство берет верх.

Под конец времени ожидания я и сам начал прикидывать, что могло задержать противника. Пошли в обход через рощу? Долго. Заметили нас? Если бы так, наоборот, напали бы. Ждут приказа от начальства? Как вариант…

И только когда на вершине взгорка возник приземистый силуэт танка, я вздохнул с облегчением и позвал Далекова:

— Внимание! Враг!

А сам поднял бинокль, рассматривая чужую машину. При этом совершенно не вовремя и не к месту вспоминая некоторые особенности развития бронетехники в этом мире.

… Бронированные машины Русиния начала строить в середине двадцатых годов, уже после Первой мировой, внимательно изучив опыт других стран, прежде всего Франции и Англии.

Как и другие, Русиния прошла весь путь построения бронетанковых войск и перепробовала все технические решения при создании новых образцов.

К началу Второй мировой войны в танковом парке Русинии было три основных типа машин. Тяжелый двухбашенный Т-2А (напоминающий советский Т-35). Быстроходный крейсерский Т-4. И танк сопровождения пехоты Т-5, очень напоминающий польский 7ТР и советский Т-26. Еще была пулеметная танкетка — разведывательная машина РМ-6.

Эти машины ни в чем не уступали танкам других стран, а по кое-каким характеристикам даже превосходили их.

Война — лучшее средство для проверки боеспособности, функциональности техники и вооружения. Она быстро выявляет все недостатки и просчеты конструкции. Она же выбирает лидеров среди множества претендентов.

В ходе боевой эксплуатации стало очевидно: танк — это машина с одной башней, одной пушкой и двумя-тремя пулеметами. Окончательно определились оптимальные нормы бронирования, вооружения, маневренности.

Однако быстрая победа в данном случае имела и обратную сторону. Не позволила конструкторской мысли шагнуть резко вперед и перейти к созданию качественно новы образцов техники. Ведь старые машины выполнили свою задачу. А модернизация коснулась только некоторых узлов и механизмов. Глобальных изменений не было.

Трофейная техника тоже не могла навести на нужную мысль. Лучшая машина Рейха (Pz-4) фактически ничем н превосходила модернизированный Т-2АМЗ.

Кстати, такое положение дел было не только у Русинии, но и у других стран — участниц войны. САС и европейские страны вообще не спешили модернизировать свою технику.

Принципиально новый танк Т-6А появился только в середине пятидесятых годов.

Это был практически полный аналог советского Т-54. Кстати, и другие образцы танков имели много схожих технических решений с русскими (советскими) танками. Что, видимо, обусловлено общими историческими чертами развития.

До начала восьмидесятых годов Русиния участвовала в двух локальных конфликтах (Китайская кампания и конфликт с Турцией). Кроме того, проданные на экспорт танки участвовали в трех десятках конфликтов по всему миру.

Результаты боевой практики позволили не только модернизировать Т-6А, но и создать новые образцы техники. В начале шестидесятых годов появился Т-7 (аналог Т-55). В середине семидесятых — Т-8 (Т-62). К началу восьмидесятых был принят на вооружение Т-9 (промежуточное решение между Т-64 и Т-72).

В целом танкостроение в Русинии на пару шагов отставало от своего двойника в другом мире. Что было прямым следствием иного хода событий во Второй мировой войне и послевоенных десятилетий. К началу гражданской войны Т-9 успели поставить только в три танковые дивизии северо-западной группировки войск. Остальной парк танковых дивизий и полков был представлен Т-7 и Т-8.

Кстати, танки Русинии по совокупным характеристикам считались лучшими в мире.

Во время гражданской войны были уничтожены сотни и тысячи танков. Их подбивали и жгли в боях, бросали с поломками, с пустыми баками, взрывали при отступлениях. Танкостроительные заводы не работали. Запчастей, сменных узлов и агрегатов не производили. В результате танковый парк иссяк почти до нулевой отметки.

Крупные республики пытались наладить хотя бы минимальное производство машин, но из-за отсутствия металла, электроэнергии, специалистов, из-за недостатка комплектующих дело продвигалось медленно.

Немногочисленные склады и резервные хранилища тоже опустошили. Стоявшая в них старая техника давно использовалась на полях сражений и тоже выходила из строя.

В результате танков осталось очень мало. И их очень берегли. Впрочем, как и другую технику — самоходные установки, артиллерию, авиацию. Ведь не хватало всего.

В Югорской республике положение дел было таким же, как и у остальных. На начало войны танковый парк расположенных на этих территориях воинских частей и соединений состоял из Т-8 и из модернизированных Т-7.

Единственный завод, который смогли запустить, с середины девяностого года выдавал по 40 — 50 танков ежемесячно. Делали Т-8 и Т-7АМ. Еще несколько заводов и мастерских занимались ремонтом.

Соседи — Сибирская республика и Русия — могли похвастать приблизительно такими же успехами. Остальные — каганаты, анклавы — если и имели бронетехнику, то считанные единицы, в лучшем случае — десятки.

В условиях, когда большая часть военной техники была уничтожена, первые роли на полях сражений опять начал играть человек…

До взгорка было от силы метров семьсот, и я отчетливо видел танк и сидящего на нем человека с карабином в руках. Машина была знакомая. Т-7. Старая, с потемневшей от времени краской, с ржавыми бортами, завешенными ящиками с песком и инструментами.

Это был немодернизированный образец, без динамической защиты, без комплекса управления огнем, без дымовых мортирок и контейнера ПТУР. С башни снят крупнокалиберный пулемет. С непривычки машина выглядела голой. Но даже в таком виде она являла собой опасное оружие. Пушка сто миллиметров, пулемет, гусеницы.

За первым танком на расстоянии двадцати метров ехал, еще один такой же. А вот за ним шел Т-8. Более совершенный образец, основной танк армии Русинии еще десять лет назад. Впрочем, он и сейчас основной. За неимением новых.

За танками катил грузовик с открытым кузовом. В кузове я разглядел солдат, человек двадцать. Карабины, пулемет, подствольники.

— Это все? — прошептал подползший Далеков.

— А ты что ждал? Армию? С нас и этого хватит. Давай к себе и не вылезай раньше времени.

Парень шустро пополз обратно, а я вновь навел бинокль на дорогу. Действительно все или остальные подтянутся позже? Три танка. А бойцы говорили, что их семь. Может, с испугу перепутали. У страха, как известно, глаза велики…

Небольшая колонна шла на скорости приблизительно двадцать километров в час. Я подозревал, что медленная скорость — следствие плохого состояния ходовых частей танков. Возможно, они потому и до передовой никак не доедут. Нам это на руку.

* * *

Передний танк подъехал к мосту, сбросил скорость еще больше, покатил по бетонному покрытию, лязгая гусеницами. Второй затормозил у среза настила, ждал, пока проедет первый. Третий танк и грузовик тоже встали.

Руки сжали трубу гранатомета, пальцы уже подняли прицельную планку и высвободили кнопку пуска. Правая нога согнулась в колене, готовая принять вес тела при переходе в сидячее положение. Еще чуть-чуть.

Танк проехал мост, миновал полоску грунта и… выехал на асфальт шоссе. От неожиданности я едва не вскочил. Мысленно выругался и бросил взгляд на то место, где сидели бойцы. Минер, мать твою! Что ты там натворил?

Кто-то из бойцов не выдержал, полез смотреть. Я сморщился. Сейчас засекут, и все старания псу под хвост. Но вот чья-то рука рванула любопытного за куртку на спине, и тот слетел обратно.

Между тем первый танк проехал метров сорок и встал. Сидящий на башне солдат махнул рукой, и второй танк тронулся с места. Его место занял третий. Пехота из грузовика не вылезала, но смотрела вокруг внимательно. Стволы карабинов нацелены в разные стороны.

«Прикрывают переправу. Не лопухи», — мельком подумал я, лихорадочно размышляя, как быть. Пропускать всю колонну на этот берег нельзя, иначе можно даже не вылезать. Раздолбают в два счета. Значит, надо бить по танкам из гранатометов, когда второй тоже минует мост. Если повезет (если!), подобьем оба. Эх, минер, минер!..

Я повернул к лежащему в пятнадцати метрах правее Далекову лицо и негромко крикнул:

— По моей команде! Работаешь по первому танку! Понял?

— Д-да.

Выглядел молодой боец неважно. Бледный, с круглыми глазами. С вытянутым лицом. Но держался. Что лишний раз подтверждало старую истину — кто переживет первый бой, бояться не перестанет, но держать себя в узде сможет.

Вот и второй танк проскочил мост. Слетел с настила, покатил по грунтовке. Я уже приготовился выходить на колено и раскрыл рот для команды, когда на дороге взвился красно-желтый султан взрыва. А потом громко бабахнуло.

«Сработала! — возликовал я. — Все же сработала!»

И тут же крикнул:

— Бей!

Мы почти синхронно выскочили из укрытия, причем Далеков, как я и думал, встал на полусогнутые ноги.

Перед глазами развернулась живописная картина — второй танк стоит слегка боком по отношению к дороге. Левая гусеница слетела, одного катка нет. Машина чуть накренена влево.

Ударил дружный залп. И не успели гранаты пролететь и двадцати метров, оба рухнули обратно.

— Меняй позицию! — заорал я, подхватил карабин и два контейнера гранатометов и полуползком попер влево.

Далеков повторил мой маневр, но взял вправо.

Высунувшись из-за укрытия, я увидел результаты нашей стрельбы. Первый танк стоял неподвижно. Никаких следов возгорания или задымления. Правда, солдата на башне не видно. Второй танк слегка дымит со стороны кормы. В мотор, что ли, угодил? Здорово, если так. Впрочем, он по-любому выключен из боя. Экипаж приходит в себя после подрыва.

На том берегу реки все пришло в движение. Т-8 сдал вбок и назад, башня пошла вправо, ловя противника. Пехота посыпалась из грузовика. В этот момент открыла огонь основная засада.

Как и было условлено, бойцы после нашего залпа открыли стрельбу. Били по пехоте. Пять стволов поливали грузовик и падающие в траву фигурки.

Все это я наблюдал в течение трех секунд, потом вскинул гранатомет и вновь взял на прицел второй танк. Попал, не попал — надо добить.

Краем глаза отметил фигуру Далекова. На этот раз он встал на колено. Целился чуть дольше, чем надо, выстрелил и исчез. Моя граната ушла мигом раньше.

Мы опять сменили позиции. И вовремя сделали. Через пять-шесть секунд на обратной стороне холма раздался взрыв. Заработала пушка третьего танка. Нас засекли…

— Уходим вправо! — проорал я. — Живо.

Закинув за спину последний гранатомет и взяв в руки карабин, я пополз вперед, настиг Далекова, подтолкнул его в бок и буквально потащил дальше.

— За холм! Там не достанут.

Не стоит забывать о разведке противника. Они могли выскочить в любую секунду. И я косил взглядом вправо. Пока было тихо.

Мы ползли к новым позициям, по пути слыша, как по холму еще дважды ударила пушка. Потом так врезало по ушам, что я на миг потерял ориентацию.

Когда немного пришел в себя и высунул голову, увидел, что первый танк стал гораздо ниже. Башню снесло и отбросило метров на пятнадцать в сторону.

— Молоток! — проорал я бойцу. — Снес ему шапку!

Оглушенный Далеков мотнул головой и тоже посмотрел на дорогу.

— О-о-о!

Между тем бой разгорался. Противник понес значительные потери (один танк уничтожен, второй вот-вот вспыхнет — дым валит изо всех щелей), вперед идти некуда, мост закупорен.

Остается бить с места. И переправлять пехоту через реку под прикрытием огня танка. Вряд ли на той стороне необученные лохи. Они, конечно, успели приблизительно сосчитать нас и знали — против них работает небольшая группка. Так что ждать помощи не станут, пойдут вперед.

Я занял удобную позицию — впереди кочка, за спиной кустарник, на светлом фоне не отсвечиваю — и опять достал бинокль. Навел на низинку. Метрах в десяти от меня Далеков азартно бил из карабина по солдатам противника. Работал нормально, без спешки. И не забывал менять позиции после нескольких очередей.

А вот те, кто сидел в низинке, забыли об этом. Пулеметчик все стриг траву вокруг грузовика, и не думая уходить из-под кустарника. Еще двое бойцов увлеклись боем и выскочили далеко вперед. Их уже заметили, уцелевший танк вертел башней, а вражеский пулеметчик нащупывал позицию у кустарника.

Все. Хватит воевать! Дело сделано, надо уходить. Я достал две гранаты, повыдергивал кольца и поочередно кинул на другую сторону дороги. Бабахнуло. Не услышать этот сигнал невозможно. Но бойцы все стреляли.

Вражеский танк внезапно дернулся, пошел вперед, на мост. Башня плавно поехала вправо. На середине моста танк встал. Я вдруг отчетливо понял, что сейчас произойдет, и выдал сочную руладу.

Пулемет!!

Жахнуло. Пронзительный звук выстрела почти совпал с грохотом разрыва снаряда.

Столб огня, дыма и земли взвился на том самом месте, где недавно был пулемет.

— Сиди здесь! — рявкнул я Далекову. — Одиночными по пулеметчику. Пять выстрелов — смена позиции. Понял?!

Тот хлопал глазами, потом кивнул и пополз дальше. А я вскочил на ноги и бросился вокруг холма к низине.

Огонь наших бойцов сник. В общей какофонии пальбы редкие очереди одного карабина и не различить. Если бы я не видел мелькание сгорбленной фигуры на ближнем от холма краю низины, то и не знал бы, что там кто-то стреляет.

Противник усилил стрельбу. Солдаты на том берегу начали подползать ближе к реке. Еще несколько человек поползли к мосту. Хотели под прикрытием танка перейти на этот берег.

Скрываясь за складками местности, ныряя за каждую подходящую кочку, я бежал к низине. А потом полз по ее дну, царапая запястья рук о какие-то сучки, камешки.

Выглянул из-за ската, увидел трех солдат противника, что уже почти доползли до края моста. До них метров восемьдесят. Я поставил переводчик огня на одиночный режим, насколько возможно успокоил дыхание и подвел мушку под малозаметные фигуры. «Ш» встало точно на ближней. Палец сам вдавил спусковой крючок. Один выстрел, второй, третий. Перенос огня на другую фигуру и новая порция. И еще одна.

В первого я точно попал. Видел, как дернулась голова вражеского солдата. Второго вроде тоже снял. А вот третий ускользнул. Или нет?..

Не тратя время на уточнение результатов, сдал назад и резво пополз дальше. За спиной уже плясали фонтанчики земли и мелкого гравия. Глазастые гады, засекли!

Я прополз еще метров десять и нос к носу столкнулся с Кубелиным. Тот полз навстречу, волоча за собой бездыханное тело пулеметчика. За тем на траве оставался широкий красный след. Лицо белое, глаза закрыты.

— Куда?

Кубелин поднял на меня глаза, потратил мгновение на опознавание и хрипло выдохнул:

— Убило!

— Вижу. Кто живой там есть?

Он помотал головой, не поймешь — или нет, или не знает. Я проверил пульс пулеметчика, перевернул тело на живот и увидел огромную зияющую рану в спине. Часть позвоночника вырвана, кишечник наполовину выпал, легкие разорваны…

Ведь говорил — меняйте позиции!!

— Оставь здесь! И давай за мной.

Кубелин хотел что-то сказать, но я не стал тратить время на объяснения. Пополз дальше. Позади метрах в тридцати, у края низины, рванул снаряд.

Это слишком близко. И хотя взрывная волна ушла в сторону, звук взрыва должен был ударить по голове не хуже кувалды. Должен. Но я ничего не почувствовал. Даже взрывная волна, пусть и ослабленная, не тронула меня. Вокруг тела словно образовался защитный кокон. Он спас и от волны, и от грохота.

Я так и полз вперед и только возле кустарника оглянулся. Кубелин сидел на дне низинки, сильно наклонив корпус и обхватив руками голову. Его шатало из стороны в сторону. Рот раскрыт в крике. Сквозь пальцы течет кровь.

Потом. С ним потом.

Еще десять метров. Воронка от взрыва, погнутый ствол пулемета, ранец без лямок, присыпанная землей патронная коробка, кровь…

Чуть дальше — спина бойца. Он лежит на краю ската и лупит короткими по мосту. Еще дальше — другой боец. Тащит тело товарища. Кажется, тоже мертвого.

Боец поднял голову, и я узнал минера. Жив-таки…

Я подполз к стрелявшему бойцу, толкнул его в ногу. Когда тот повернул голову, крикнул:

— Уходим! Быстро!

Это напоминало тараканьи бега — ползком, на четвереньках, в узком коридоре. Под грохот выстрелов и редкие разрывы снарядов. Спотыкаясь о собственное оружие, о сучки и корни, о тела убитых.

Кубелин, немного пришедший в себя, тащил пулеметчика. Минер — своего напарника. Ростовцев, которого я в суматохе боя и не узнал сперва, помогал минеру.

Я полз сзади, изредка высовываясь из низинки и давая короткую очередь по мосту. Через него все норовили пробраться солдаты каганата.

Здорово помогал Далеков. Он работал из-за холма, бил одиночными, как и было сказано. И не забывал менять позицию. Его до сих пор не могли заткнуть.

Между тем вражеский танк подошел вплотную к подбитому Т-7 и попробовал столкнуть его в сторону. Ничего не выходило. Ревел мотор, гусеницы скоблили асфальт, вырывая куски, но подбитая машина встала как вкопанная. Тут тупик. Брать подбитую технику на буксир не имело смысла — еще тащить через мост, это долго. А вперед нельзя — сразу два танка загораживают проход. Удачно вышло. Не будь этого, нас бы давно уничтожили.

Когда до конца низины оставалось совсем немного, Ростовцев вдруг отпустил руку убитого, которого тащил на пару с минером, шустро залез по склону и выдал длинную очередь из карабина. Потом чуть отполз и отработал еще раз. Мы тем временем немного проползли вперед, и я уже хотел было крикнуть Ростовцеву, чтобы он поспешил, но в этот момент у края низины рванул снаряд.

Яркая вспышка ударила по глазам, я едва успел сощурить их и закрыть лицо руками. И опять ударная волна пощадила меня. А осколки в низину не залетели. Минер и Кубелин упали прямо на убитых.

Все досталось Ростовцеву. Его тело швырнуло в сторону, сломало и сбросило вниз. Безвольной куклой он рухнул нам под ноги. От головы уцелела половина, грудная клетка вмята внутрь, левой руки нет, левая нога изогнута под немыслимым углом. Кровь хлещет как минимум из трех мест.

— Заче-ем?

Кубелин вскочил на ноги, бросился к Ростовцеву. Я успел схватить его за руку, рванул назад.

— Стоять! Бери напарника и тащи к холму! Живо!!

Криками, матом, тычками я заставил Кубелина и минера взять «свои» трупы и тащить дальше. Отпустив их немного, я снял с ремня последний гранатомет, поднялся наверх, взглядом отыскал танк, вскинул контейнер и выстрелил. Скорее навскидку, чем прицельно.

И все же попал. В правую гусеницу. Полыхнула вспышка, полетели звенья траков, осколки. Танк дернулся, отпрыгнул назад, чуть развернув корпус. Был бы у меня еще один гранатомет, я бы добил машину. Но…

Спрыгнув вниз, подхватил изломанное тело Ростовцева и буквально побежал вдоль низины. Сверху запели пули.

Поздно, господа!..

Надрываясь, тратя последние силы, минер и Кубелин дотащили тела до джипа. Чуть позже туда подошел и я. Спустя минуту подбежал Далеков, зажимая левую руку правой. Из-под пальцев текла кровь.

— Что? — крикнул я, потом махнул рукой. — Потом. В машину! Тела — в кузов. Кубелин — вперед!

За спиной все стреляли. Скоро противник поймет, что его никто не сдерживает, и хлынет через мост. Надо сваливать…

Джип взревел и прыгнул с места вперед. Я сразу вдавил педаль газа почти до упора. Глянул на Кубелина. Тот морщился, мотал головой, но исправно держал карабин в руках.

Мы проскочили почти половину пути, когда из-за крайних деревьев сада выскочили два багга и рванули наперерез. Пропавшая разведка каганата! Вот где они сидели!..

Минер перевязывал Далекову руку, и оба не смотрели по сторонам. А я был занят рулем, карабин вставлен в подставку. Никто из нас ничего сделать не мог. Положение спас Кубелин. Он вскинул «типков» и закатил длинную очередь, толком не целя никуда.

И никуда не попал. Но изрядно напугал противника. Один багг резко свернул в сторону, второй попробовал повторить маневр, но не устоял и полетел кувырком.

Через секунду к Кубелину присоединился минер. Потом Далеков и я. Несколько стволов изрыгали огонь, десятки пуль пронзали воздух, но последний багг все же ушел.

— Кто может водить? — крикнул я, быстро меняя магазин в «типкове».

— Я смогу, — по-школьному поднял руку минер.

— Тогда живо к баггу.

* * *

Водитель багга был жив, но без сознания. Впрочем, он тут же перешел в разряд мертвых, схлопотав очередь в грудь. Мы вытащили тело, взяли магазины и гранаты, отбросили в сторону карабин с погнутым стволом. Перевернули машину, благо она была легкая. Я сел за руль, попробовал завести. Мотор немного почихал, но заработал.

— Есть. Кубелин! Давай сюда!

Боец подбежал, на ходу застегивая куртку здоровой рукой.

— Поедете вместе. Один рулит, второй смотрит по сторонам. Противника здесь вроде больше нет. Но на всякий случай посматривайте. Мы за вами. Да! И не забудьте пропустить меня вперед, когда подъедем к поселку. А то еще вас постреляют свои.

Оба бойца дружно кивнули и полезли в багг. А я побежал к джипу. Надо как можно быстрее доехать до поселка. Кто знает, что решит противник после боя у моста? Вдруг захочет поквитаться?..

Во время боя не до размышлений и анализа. А после него не сразу растолкаешь мозги и переведешь в другой режим работы. Словом, анализировать и сопоставлять некогда. Я и не пробовал, других дел хватало. Но когда мы уже подъезжали, мысли сами собой свернули на бой и на некоторые нестыковки. Как это обычно бывает, голова занята одним, тело — другим. Я рулил, смотрел по сторонам, а мысли текли своим чередом…

Почему к противнику не пришла помощь? Ведь в тылу оставалась половина отряда. Дли те пошли в обход? Но тогда давно бы были у Доручи. А может, ушли в другую сторону?

В этом случае нам повезло. И еще повезло, что противник никак не ожидал встретить засаду у моста. Пер напролом. Из-за внезапности не успел сориентироваться и перестроить ряды. Два танка сгорели исключительно из-за замешательства экипажей и пехоты.

Видимо, такие потери в начале боя противника испугали, вот пехота и не проявляла большой активности. Думали, что нас больше.

В общем, задачу выполнили, хотя в строю осталось всего трое. И те раненные. Я не в счет.

Кстати, мутация зашла слишком далеко. Что это за защитное поле вокруг меня? Аура стала плотной или что-то другое? Приятно, конечно, но почему она не защищает о мелких ранений — царапин, ссадин, синяков?

Может, защита включается только тогда, когда мне грозит серьезная опасность? Ну к черту, лучше не думать и не ждать, что кто-то защитит. А то всякая осторожность уйдет…

Едущий впереди багг сбавил скорость и свернул на обочину, пропуская меня вперед. Уже были видны коробки домов и верхушки деревьев сада. Мы подъезжали к Доруче…

— … Боя-то серьезного не было. Мы немного постреляли, они постреляли. Один багг свалили.

— А бойца потеряли-то как?

— Шальная пуля. Точно в голову.

— Да. Много у тебя людей осталось!..

— Знаю. А что делать? Приказ есть приказ!

Капителов пожал плечами и невольно охнул. Раненая рука напомнила о себе. Пересиливая боль, добавил:

— Надо выполнять.

Пока мы воевали у моста, Капителов дважды выходил на связь со штабом. Сначала доложил об обнаружении противника, потом о результатах боя. Перед нашим приездом уже штаб вызвал Капителова. И приказал поселка не покидать, ждать подкрепления, которое вроде бы должно подойти через сутки. Раненых велели вывезти на моей машине (уже знали, ловкачи).

— Если я заберу всех раненых, в поселке останутся двое, — угрюмо сказал я, выслушав Капителова. — Далеков и минер ваш…

— Николай Трошев.

— Да. Тебя тоже надо везти.

— Нет. Я остаюсь. Трошев, Далеков и Кубелин тоже. Заберешь двоих и Бориса.

Борис тем временем помогал бойцам сносить убитых к дому. Руки в крови, футболка и брюки — тоже. Узнав, что скоро уезжаем, молча кивнул. Сил на эмоции не хватало.

Обоих раненых я усадил в кузов, предварительно проверив качество повязок. Кивнул на соседнее сиденье и сказал Борису:

— Сидай.

— Как поедешь-то? — спросил Капителов. — Дороги перекрыты. Эти гады все атакуют, насколько я понял из разговора.

— Ничего, проскочим.

— Осторожнее.

Я завел мотор, посмотрел на счетчик уровня бензина. Перед тем, как тронуть машину с места, повернулся к Капителову и посоветовал:

— Вот что, Федор. Приказ, конечно, есть приказ. Но ты бы лучше собрал своих людей, усадил бы их в багги и свалил бы в рощу. За поселком можно и оттуда присматривать. Если противник нагрянет — вас не застанет. А останетесь — можете влипнуть.

Капителов задумчиво наморщил лоб и недовольно хмыкнул. Идти против приказа он не мог. А против здравого смысла не хотел. Дилемма.

— Черт его знает, что делать…

— Главное — выжить. Чтобы выполнить приказ. Этого от тебя и штаб требует. А как ты это сделаешь — решать самому.

— Ладно, подумаю…

Он смотрел нам вслед до тех пор, пока джип не скрылся за деревьями. В зеркале заднего вида я видел озадаченное и мрачное выражение его лица.

Подходящее место я нашел в четырех километрах от поселка. Небольшая посадка, окруженная высоким кустарником, всего в двадцати метрах от дороги, за пологим скатом обочины. Там и небольшой ручеек течет. Теперь надо найти причину, чтобы заехать туда.

Я покосился на Бориса. Тот сидел напряженно, держа карабин в руках и внимательно глядя по сторонам. Был готов к встрече с противником. И раненые в кузове тоже зыркали глазами. Всем на нервы давило ожидание.

— Черт! — негромко сказал я, делая вид, что вглядываюсь в дорогу. — Что за хрень?

— Где? — немедленно отреагировал Борис. — Что там?

— Да нет… Показалось.

Я притормозил машину, привстал, сел обратно.

— Да что? — не выдержал один из раненых. — Каганат, что ли?

— Что-то мелькнуло. Но там деревья. Ветки шелохнулись.

— Да?

С минуту они добросовестно пялились на дорогу, но ничего не увидели. Зато увидел я. Увидел, что можно переходить к делу. Решительно свернул к посадке, осторожно объехал колдобину. На вопросительные взгляды бойцов не реагировал. И только когда машина встала за деревьями, сказал:

— Вот что, парни. Дорога сложная. Еще неизвестно, как впереди. Не исключен прорыв. Надо подкрепить силы.

— Как? — спросил раненый боец.

— Просто.

Я достал аптечку, вытащил тюбик одноразового шприца.

— Это тонизатор. Вроде сиднокарба или феномина. Не слышали? Ладно. Эта штука посильнее, но имеет побочный эффект — после срока действия спать тянет ужасно.

Боец посмотрел на своего товарища, пожал плечами:

— Давай, раз поможет. А то меня, честно говоря, слегка трясет.

Борис отнесся к предложению более скептически, спросил, что за препарат.

— Не знаю, я не медик. Рекомендовали как надежный, один раз сам пользовался. Будешь?

На случай его упрямства у меня был другой вариант действий. Но я не хотел доводить до этого. К счастью, видя, что бойцам после укола полегчало почти сразу, Борис послушно стянул куртку и подставил плечо.

«Минута, — засек я время. — Через минуту они отрубятся. И придут в себя после дозы антидота. Что мне и надо…»

Бойцы действительно сникли в кузове через минуту. Борис держался дольше. Не был так ослаблен, да и нервы напряжены сильнее.

Чувствуя, что подступает сонливость, он удивленно покрутил головой, глянул на меня, попробовал повернуться назад и… обмяк. Едва не сполз с сиденья.

Проверив состояние всей троицы, я вытащил установку, активировал ее, подождал, пока заработает «контур», и направил на него джип. Аборигенам Земли-4 предстоял первый в жизни прыжок сквозь пространство. Жаль, они не оценят процесс. Если только во сне увидят…

 

9

Был четвертый час дня, когда я подъехал к зданию управления. Голодный, уставший, с единственным желанием лечь в кровать и заснуть.

Изнуряющая усталость охватила меня, когда я занес установку в квартиру и спрятал в тайнике. Едва закончил дело — и навалилось. Руки, ноги, голова отяжелели, каждый шаг стоил титанических усилий.

Я даже не испытал удивления. Организм, исчерпавший большую часть сил, нуждался в отдыхе. А новые способности, проявив себя в бою, не спешили на помощь сейчас.

— Ладно, ладно, — бормотал я под нос, усилием воли подавляя слабость. — Отдохну. Только потом. Нельзя сейчас. Нельзя! Слышишь, парень?!

Парень — двойник, — видимо, слышал. Бодрости мне не прибавил, но устраивать очередной сеанс беспамятства не стал. И на том мерси…

Поставив машину, я хотел сразу зайти к Голыбину, но после короткого размышления решил не спешить. Сперва в столовую, подкрепить силы. Доклад подождет.

Но поесть мне толком не дали. Едва я опустил ложку в густую, наваристую жижу борща (самого натурального борща с глазками жира и огромным куском мяса), как в зал вошел начальник управления.

Я обреченно вздохнул и положил ложку. Поели!..

Голыбин подошел, сел на второц стул, хотел сказать что-то неприятное, видимо, напомнить о необходимости докладывать своевременно. Но потом взглянул на мое усталое, осунувшееся лицо, на голодные глаза, бросил взгляд на тарелки с борщом, мясом с картошкой, котлетами и… дернул уголком губ.

— Ты ешь, ешь. Не спеши. Я уже в общих чертах все знаю. Из комендатуры позвонили. Только подробности расскажешь.

Подбодренный таким образом, я опустил ложку в борщ и взял левой рукой толстый кусок белого хлеба.

Начать рассказ смог только через пару минут, когда уничтожил первое. Тянуть дальше не имело смысла, Голыбин наверняка спешил. Поэтому, отставив пустую тарелку, начал излагать ход событий.

Сжато поведал об обстановке в Доруче, о бойцах. Так же скупо изложил подробности боя. Упомянул о раненых и убитых, о решении Капителова остаться там, ждать помощи. Сказал, что Борис уже у себя, наверняка докладывает результаты задания.

Голыбину этого было мало, он забросал меня вопросами. Видя, что до сытого состояния мне далеко, сам пододвинул тарелки с мясом и котлетами.

— … Да, натворил ты дел!.. Уже всем известны подробности боя. Три танка подбить! Остановили продвижение резервов противника и удержали поселок! Хороший бой!

Я пожал плечами. Быть особо довольным не видел повода.

— Бой шел не так, как надо. Много самодеятельности и горячки. Забыли о том, что планировали. Вместо быстрого удара и отхода вышла стычка. Потому и потери большие. Двое убитых, один раненый, один контуженный. Нам повезло. Противник никак не ожидал налететь на засаду и не был готов к встрече. Из-за растерянности в первую же минуту боя потеряли два танка. Это и решило ход дела.

— И все равно результат впечатляющий. Каганат при наступлении использовал всего пять танков. И только два наши подбили. А тут сразу три в коротком бою!

— Говорю же — фактор внезапности. Да, сумели его использовать, чтобы нанести максимальный урон. Но уйти вовремя не смогли.

— Ладно. Дело сделано. Борис здесь. Кстати, он так и не вспомнил обратную дорогу, говорит, проспал. И раненые тоже. Что ты им подсунул?

— Тонизатор. Он должен был придать им сил, а уж потом привести ко сну. А вышло иначе. Испорченный, наверное…

— Еще вопрос. — Голыбин сам налил мне из графина в стакан сок. — Как ты проскочил к Доруче и обратно? Дорога между Стиханском и Илидомом перекрыта врагом. Попытка наших разведчиков проникнуть мимо них в Краменец закончилась ничем.

Я вспомнил квадратные от удивления глаза бойцов на посту охраны при въезде в город и с трудом сдержал усмешку. Пожал плечами и как можно равнодушнее заметил:

— Какая разница? Проехал, и все. Задание выполнено. Чего мне это стоило, никому не важно. Свою часть контракта я отработал.

Голыбин понял это по-своему.

— Не волнуйся. Обещанный гонорар получишь сегодня же. Деньги за прежнюю работу — тоже. Правда, Березин все требовал оштрафовать тебя за нарушение контракта, раздела «особые условия».

— Пусть повнимательнее почитает мой контракт. Там нет этого раздела.

— Я ему уже сказал. Так что с его стороны претензий больше нет.

— Отлично. Ну а как здесь дела? Что на передовой? Что вообще происходит?

Начальник управления недовольно покачал головой. Налил себе сока во второй стакан, залпом выпил и вытер губы салфеткой. Потом заговорил.

… Каганат нанес новый удар утром. Неподалеку от Уштобера. Сбил охранение, сломил слабое сопротивление заслона и пошел к поселку. Державший там оборону сводный отряд первый приступ отбил. Потом подошла маневренная группа. А потом противник нанес массированный удар, пустив в дело танки, реактивную и ствольную артиллерию, пехоту. Это была первая ударная группировка. Она наступала с юга. А вторая сумела проскользнуть в узкий коридор и выйти к Ступицино, где к тому моменту уже стояли две другие маневренные группы, личный состав опорного пункта и небольшой отряд самообороны.

К счастью, врага вовремя заметили и успели встретить. Разгорелся новый бой. Каганат опять пустил в ход пехоту и танки, поддержанные огнем артиллерии — ствольной и реактивной.

Сражение с небольшими паузами шло почти четыре часа. Штаб гарнизона направил к Ступицино еще один отряд добровольцев и отдал последний резерв — неполный взвод противотанковых пушек. В итоге этот поселок отстояли. А вот Уштобер оставили. Остатки отрядов отошли к Ступицино.

Таким образом, враг занял уже второй важный пункт. И практически полностью захватил магистраль. Двухмесячная работа пошла насмарку. Граница, вернее, линия фронта вновь подошла к Самаку.

— Ждем нового удара, — сказал Голыбин. — Хотя мы и здорово пощипали каганат, но силы у них еще есть.

— A y нас какие потери?

— Точных цифр не знаю, но немалые точно. Хорошо хоть из Уштобера успели эвакуировать строителей и рабочих. Даже часть техники. Но сама магистраль!

Голыбин вздохнул и обреченно махнул рукой, едва не свалив на пол хлебницу.

— Ладно! Хватит об этом. Каковы твои планы?

— Получить деньги и отдохнуть. Честно говоря, я немного устал.

— Отдых ты заслужил. Получай деньги и езжай. Если будет еще работа — возьмешься?

— Посмотрим… Честно говоря, рисковать жизнью надоело.

Голыбин понимающе кивнул, встал. Замялся, словно хотел что-то сказать, но потом передумал и пошел к выходу. Я проводил его взглядом и стал доедать обед.

Управление рассчиталось со мной полностью. За работу водителем, за сегодняшнюю операцию, плюс премии и надбавки. Вышла вполне приличная сумма, на которую можно прожить, особо не шикуя, месяца четыре. Вместе с моими заначками и трофеями хватит на год.

Подумав об этом, я вздохнул. Год! Неужели действительно завязну настолько? Неужели Битрая ничего не придумает?.. Тогда надо придумать что-то самому. Не знаю, что и как, но надо. Надо!

Выйдя из управления, я сел в машину, завел мотор, положил руки на руль и… замер, думая, что делать дальше. Домой? Основной вариант. К Милене заскочить? Нет, не стоит. Вряд ли она отошла и простила меня. Вряд ли простит в ближайшие дни. Или недели. Э-эх! Милена, Милена! Ладно, нечего сердце рвать…

Переведя рычаг на первую скорость, нажал на газ и выехал на дорогу. Хватит сидеть на месте.

* * *

Деньги в тайник убрать, грязную одежду в стирку бросить. Оружие разрядить, почистить, убрать в шкаф. И только потом — заняться собой. Ванна. Горячая, наполненная водой, уютная. Таковая она в моих мечтах. А теперь и наяву. К счастью, я сыт и могу позволить себе лежать в ванной сколько хочу, не слушая вопли желудка. Что сейчас и сделаю…

Лежа в ванной, почти полностью скрытый водой, с закрытыми глазами, чувствуя приятное расслабление в теле, я мысленно проигрывал события сегодняшнего дня. Думая в основном о новом свойстве мутации. И о том, что будет дальше. Пули и снаряды тоже отводить буду? И шкура станет непробиваемой? Прямо йог!

«Вот рванул бы снаряд метрах в двух, сразу бы узнал границы мутации. Только оценить вряд ли бы смог. Или нет? Черт, что же он хочет? Зачем столь глубокие изменения? Ведь сделать меня Терминатором — вряд ли предел его мечтаний. Куда ведет его игра? Вернее — доживу ли я до ее финала?..»

Размышления завели меня в тупик. Ибо фантазия явно не дотягивала до границ замыслов двойника. Или того, кто стоял за его спиной. А кстати, кто там может стоять?

— Стоп! — остановил я сам себя, при этом чуть хлебнув подступившей к губам воды. — Хватит! Пока шиза не посетила.

Решительно сев, вытащил пробку из слива и взял мыло. Через десять минут чистый, аж хрустевший, я вышел из ванной, вытрясая из уха воду. Надо, пожалуй, проверить сканер и радиокомплекс. Вдруг что-нибудь интересное нарыли? А уж потом будем думать, что делать.

Я начал распаковывать тайник, когда затрезвонил звонок входной двери.

— Похоже, мне не дадут отдохнуть! — в сердцах произнес я, наскоро замаскировал тайник и вышел в коридор. — Кто там еще?

Щелкнул замком, открыл дверь и остолбенел. Передо мной стояла Милена. Слегка взволнованная, с распущенными волосами, с горящими глазами. Грудь вздымается, губы приоткрыты, дыхание тяжелое. Бежала, что ли?

— Милена? Что произошло?

Она молча шагнула вперед, вцепилась руками в футболку и с придыханием произнесла:

— Ты где был? Где был?!

— По делам ездил. — Я сделал шаг назад, другой. Милена пошла за мной, не отпуская захвата. Так мы и вошли в квартиру. — Подработка образовалась…

— Ты же в поселок ездил! В этот, как его?.. В тыл противника!

— Ну да. А что такого?

— Дурак! Скотина бесчувственная! Эгоист!

— Ч-что? — Ее напор меня обескуражил.

Откуда такие эмоции? И как, черт возьми, она узнала о поездке?

— Я места себе не нахожу! Думала, что тебя убили! Ничего делать не могла! А ты даже позвонить не соизволил!

— После того, как ты меня выпроводила? Да еще видеть не захотела?

— Дурак! Мало ли, что я сказала?! А ты и обрадовался?

Напор женской логики и страсти обрушился на меня подобно урагану. Я не успевал за ним. Радость от прихода любимой девушки была погребена под валом эмоций. У девчонки истерика, надо дать ей выход, иначе будет хуже.

Не слушая больше обвинений, я прижал ее к себе, поцеловал и удерживал, пока она трепыхалась. Потом обмякла и захлюпала носом.

После ссоры она сидела в кабинете, унимая злость и дрожь. Потом пошла к редактору — требовать командировку на передовую. Но тот даже слушать не стал. И пригрозил выгнать из редакции, если она не прекратит самодеятельность.

Обида, бессилие, унижение, злость — полный набор причин, по которым молодая девушка может расплакаться. Что в конечном счете и произошло. Злость на меня только росла. Вместе с количеством пролитых слез.

Сначала она думала, что я позвоню. Потом — что приеду: извиняться. Прошло несколько часов. Выполняя какие-то небольшие текущие дела на работе, она все думала о нашем разговоре, о моих словах. И все ждала.

В конце концов не выдержала и позвонила мне на работу. Там ответили, что я уже уволен. Вспомнив подробности разговора, Милена решила позвонить Голыбину.

Разговор вышел коротким. Начальник управления спешил, у него была масса дел. На вопрос, почему он приказал не выпускать ее из города, ответил, что глупостям не потакает. А когда она спросила, может ли услышать меня, сказал, что нет. Что уехал далеко и надолго.

Милена уточнила, и Голыбин без всякой задней мысли, скорее машинально ляпнул, что я уехал по заданию в область. Вероятно, начальник управления успел пожалеть о несдержанности, потому что на него обрушился поток вопросов.

В общем, Голыбин раскололся как орех. Под напором эмоций он поплыл, как боксер после нокдауна. Пришел в себя слишком поздно, когда услышал крик «Вы с ума сошли!». Попробовал отыграть назад, но ничего не вышло.

Милена сама бросила трубку. Говорить больше не могла. Дорогой ей человек, которого она так легкомысленно отвергла, буквально вытолкала из кабинета, сейчас под пулями врагов!

А потом было долгое ожидание. И непрерывный поток мыслей о том, что может происходить там, у врага. Только женщина способна так ярко рисовать картинки возможного и невозможного. Успокаивающие настойки, вода, нашатырь — ничего не помогало. В конце концов, перебрав все доступные препараты, она провалилась в полусон-полубред. И так пролежала почти полтора часа. Потом вскочила, взглянула на будильник и вновь стала названивать Голыбину. Тот успокоил, сказал, что я уже в городе и что жив-здоров. Должен быть дома. Через двадцать минут она звонила в мою дверь…

Это было сродни фантастическому сну. Мы разговаривали, целовались, любили друг друга, опять говорили. На диване, в ванной, на кухне, снова на диване. Она выпытывала подробности поездки, я ускользал от точного ответа, спрашивал сам, чтобы сбить тему. Когда не выходило, пускал в ход руки. Потом она рассказывала о своих переживаниях, о том, что дура, коль не поняла, как я ее люблю.

И в диссонанс к этому — новые упреки: почему не пустил, почему так опекаю?.. Так прошла ночь. Мы заснули только в полпятого, уставшие от всего, голодные, измотанные и счастливые.

Раздор позади, сейчас мир и покой. И л… л… И любовь. О черт! И это говорю я?! Не мутация ли тут виновата?..

Голос Голыбина был непривычно строг.

— Надо подъехать в управление к десяти часам. Сможешь?

— Да. А в чем дело?

— Узнаешь на месте. Не опаздывай.

Начальник управления не имел привычки демонстративно показывать свое положение подчиненным, поэтому всегда говорил спокойно, вежливо. А с тем, кто вышел из его подчинения, тем более никогда бы не стал так официально разговаривать. Значит, что-то произошло. Может, кто присутствовал при разговоре?..

Так или иначе, ехать надо. Заодно новости узнаю. Кстати о новостях! Что там передают по телевизору и радио?..

Завтрак готовил себе сам. Милена убежала на работу почти в восемь часов. Перед уходом чмокнула в щеку и обещала позвонить. Я хотел еще поваляться на диване, но звонок Голыбина заставил изменить намерения и встать раньше срока.

Пока ел, пока принимал душ, чистил зубы, брился, слушал новости, ловя все сообщения об остановке на юге республики.

Обстановка была запутанной. Каганат частью сил стоял у Ступицино, где успели выстроить неплохую оборону. А частью сил пытался обойти оборонительные линии на южных подступах к городу. Но ближе пяти километров к Самаку подойти не смог. Либо сил у него не хватало, либо проводил перегруппировку, чтобы нанести удар с другой стороны…

О гарнизонах, оставшихся в тылу врага, ничего не сообщали. Будто их и не было. Зато хвалили защитников города, расписывали (правда, весьма скудно) подробности боев, даже показали несколько фотографий. Трупы солдат, взрывы, раненых, зарево над домами. Причем все это без привязки к местности, не поймешь, у Самака снимали или в Австралии?.. И что-то не слышно о планах республики. Что будет с городом — удержат или оставят.

«Если каганат опять пойдет вперед, надо будет сматывать удочки, — рассуждал я. — Только подумать, как увезти с собой Милену. Уж здесь-то я ее точно не оставлю… Вот у Голыбина обстановку проясню и буду собираться…»

Обстановка начала проясняться буквально через пять минут после отъезда от дома. Центр города был перекрыт. Немногочисленные патрульные перегородили все подъезды к дороге, направляя редкие машины и велосипедистов в объезд. На вопрос «В чем дело?» отвечали неохотно и однообразно:

— Сам увидишь…

Я не поленился потратить несколько минут и действительно увидел…

Десятка три крытых грузовиков, следовавших на дистанции пятнадцати метров друг от друга. За ними несколько бронетранспортеров, причем не старых, второй серии, а относительно новых, запущенных в производство в самом начале восьмидесятых. Во вполне приличном состоянии. За БТРами опять грузовики. У этих на прицепе пушки. Противотанковые «палицы», а за ними и легкие гаубицы «К-16», местный аналог нашей Д-30.

И опять бронетранспортеры, грузовики, несколько боевых разведдозорных машин, бронированные тягачи, наливники, длинные приземистые «остреты». Машины связи, машины саперных подразделений, ремонтных мастерских…

Некоторые грузовики, перевозившие людей, были с откинутыми тентами, и я разглядел сидевших в них солдат. Да-а!.. Это не необученные добровольцы, не суетливые новички с горящими глазами.

Мимо меня ехали настоящие солдаты. Можно сказать, профи. Воевавшие не первый год в регулярных частях. Амуниция, форма, оружие, снаряжение — все одинаковое, ловко подогнанное, не мешает, не стесняет движений.

Количество машин и техники, качественный состав колонны, четкость проезда говорили об одном.

«Вот и дождались появления настоящей армии! Только я думал, что они прибудут позднее. Когда каганат подойдет к городу вплотную и начнет штурм. Но, видимо, в центральном штабе решили больше не тянуть, решили, что уже достаточно показали всему миру, кто на самом деле агрессор, а кто только защищает свое. А теперь пора взять ситуацию в свои руки. Интересно, танки и самоходные установки тоже прибыли? По городу их, конечно, не погонят, чтобы не портить гусеницами асфальт. А авиация? Удар по противнику должен быть сокрушительным. Чтобы не только уничтожить передовые части, но и отодвинуть линию фронта километров на пятьдесят — шестьдесят от города. Занять выгодные позиции и после накопления сил ударить еще раз. Уже по самому каганату…»

Не став ждать конца колонны (по моим прикидкам, здесь шли подразделения пехотного батальона и подразделения усиления пехотного полка или бригады), я развернул машину и погнал в объезд. Время в запасе еще было, но надо поспешить. Кто знает, сколько дорог в городе перекрыто…

* * *

Возле здания управления стоял большой армейский джип «конда», рядом с ним — бронетранспортер. На БТРе и возле него было несколько солдат. Все с оружием, в ременных разгрузочных системах с навешенными сумками под магазины, гранаты, выстрелы к подствольным гранатометам. Каски висят на боку, пристегнутые к разгрузке или ремням. Вид у солдат деловой, спокойный. Все довольно молодые: двадцать — двадцать пять лет. У одного нашивка сержанта, у другого — ефрейторский угольник.

Мой «алдан» встретили внимательными взглядами, посмотрели на меня, отметили карабин на плече, кобуру пистолета на поясе. Я перехватил взгляд сержанта — своего ровесника, — понял, что он опознал во мне солдата. Да, этих провести сложнее. Они сразу видят, кто есть кто.

… Секретарша Голыбина на мой вопрос, можно ли зайти, только закивала и указала рукой на дверь.

— Ждет.

Часы показывали ровно десять…

 

10

— Командир девятой пехотной бригады полковник Замятин Николай Борисович, — представил Голыбин высокого скуластого офицера в камуфляжной форме с тремя звездами коричневого цвета на кургузых погонах. — Его части сейчас входят в город.

— Видел, — ответил я, выдерживая пронзительный взгляд карих глаз.

— А это наш бывший сотрудник, водитель отдела снабжения Томилин Артур Григорьевич. Именно он провел операцию по спасению раненых из окруженного поселка и командовал боем у моста через Изнучу.

— Наслышан. — Полковник первым протянул руку. — Говорили в штабе гарнизона. И о ваших идеях тоже знаю.

Рука у него была широкая, пожатие крепкое. Видимо, полковник увлекался штангой и гирями.

— Каких идеях? — на всякий случай уточнил я, бросая взгляд на Голыбина. Что он еще наболтал гостю?

— Разных. И о партизанской тактике, и о создании маневренных групп. И о ваших подвигах наслышан.

Начальник управления сдал меня с потрохами. Только зачем? Показать, что и в его ведомстве есть хваткие парни? Нет, на Голыбина это не похоже. Или мой бывший шеф нашел новую подработку для опытного водителя? Вроде той, что была раньше?..

Надо намекнуть ему, что в подобных подработках я больше не нуждаюсь. Хватит рисковать зазря.

Видимо, Голыбин сумел прочитать в моем взгляде (далеко не ласковом) нечто похожее, поэтому поспешил сказать:

— Полковник Замятин сам захотел с тобой увидеться. Его заинтересовали твои предложения.

Чушь какая-то! Зачем командиру бригады мнение какого-то водителя? Он и сам знает, как и что делать. Хочет, чтобы его познакомили с условиями местности? Но это можно узнать у начальника гарнизона и командиров подразделений. Что же тогда?..

— Две вещи, — словно прочитав мои мысли, сказал полковник. — Кратчайшие дороги от Самака к Латигецу и Доруче. И от Стиханска к Краменецу. В основном ты там ездил и лучше других знаешь. И второе — я хочу услышать твое мнение об обстановке на фронте.

Вот черт! Спятили они, что ли? Трубочиста не спрашивают, как гранить камни. Столяра — как лить металл. Свинью — о вкусе апельсинов. Зачем ему это?

— Вы меня ни с кем не спутали? Я не начальник гарнизона, не военный. Какое мнение могу высказать?

— И все же…

— Ладно. — Я покосился на Голыбина и подошел к карте. — Давайте по дорогам…

Взяв карандаш со стола, я начал показывать короткие и самые безопасные маршруты от города к поселкам, поясняя, где лучше и удобнее провести машины, где гусеничную технику. Где противник может организовать засаду и построить оборону.

Полковник слушал внимательно, несколько раз уточнял детали, кое-что записал в свой блокнот. Судя по его виду, он был доволен. Информация пошла впрок. Теперь будет проверять…

— А по обстановке…

Я неопределенно хмыкнул, раздумывая, выкладывать ли мысли относительно стратегического плана руководства республики по Самаку. Пожалуй, можно. Это ведь мои догадки. Вряд ли полковник в курсе, это не его уровень. Так что пусть поломает голову. Мне все равно терять нечего…

— А по обстановке говорить особенно нечего. Наступление каганата шло по разработанному плану. Самак к такому повороту дела не был готов. Все эти отряды самообороны, опорные пункты — ерунда. Магистраль, которой республика вроде бы придавала особое значение, толком не была прикрыта. По сути, она стала куском сыра в мышеловке.

— Что? — встрепенулся Голыбин. — Как это понимать?

— Так… Кто будет возводить стройку под носом врага? По уму, надо было отогнать каганат еще километров на тридцать — сорок, укрепить границу, выдвинуть сильные армейские резервы, авиацию. Тогда бы никто не рискнул лезть так нагло.

— Но у республики не хватало сил, — вставил Голыбин. Он с чего-то начал защищать руководство, узурпировав права полковника. Тот молчал, внимательно слушал, не спеша вставлять реплики.

— Зато теперь они появились! — съязвил я. — Полковник, какими силами вы располагаете? Если не секрет, конечно?

— Не секрет, — хмыкнул тот. — Пехотная бригада в составе четырех батальонов, сводного артдивизиона — батарея минометов калибра сто двадцать миллиметров и две батареи гаубиц, дивизиона ПВО, дивизиона ПТУР и безоткатных орудий. Плюс разведрота, самоходно-артиллерийский дивизион неполного состава, подразделения обеспечения.

— Ого! Это уже что-то. Только я думаю, вашей бригадой дело не ограничилось.

— Точно. Сегодня вечером подойдет еще одна бригада, двадцать вторая. Кроме того, к Тарсату передислоцируется эскадрилья фронтовых бомбардировщиков, звено истребителей и эскадрилья армейской авиации. Ударные вертолеты. Завтра утром подойдет танковый батальон.

Я удивленно присвистнул. Вот это да! Целая группировка! Да они сметут каганат в два счета! Противник прилично обескровлен и измотан, чтобы остановить бронированный кулак, усиленный пехотными бригадами и прикрытый с воздуха приличной авиагруппировкой. Похоже, республика готова перейти к решительному наступлению и отогнать каганат как можно дальше от Самака.

«Наступление начнется в ближайшие дни, — быстро прикинул я расстановку сил. — Удары нанесут в двух местах. Один — под корень основных сил противника, второй — по кратчайшему направлению к каганату, чтобы выйти к границе и перекрыть ее… А из тыла республики будут подходить новые резервы. Авиация, артиллерия, танки. Похоже, это и есть конец Орду-улема. Но тогда и Русия должна начать наступление на Харальский каганат!.. Практически одновременно с Югорской республикой…»

Я несколько увлекся рассуждениями и взял слишком большую паузу. Оба собеседника удивленно смотрели на меня, не понимая, в чем дело.

— В общем, республика нашла силы. И очень вовремя. Когда силы каганата увязли в обороне города и порядком поистрепались. Наступательный порыв еще не иссяк, но если нанести внезапный удар — они не устоят.

— Вы думаете?

— Точно. Сейчас самый лучший момент, чтобы погнать их обратно и… даже дальше. Помощи каганату ждать неоткуда. Харальский каганат увяз в боях с Русией и тоже скоро… начнет отступление. С этой стороны ждать помощи нечего. А зарубежные спонсоры не рискнут переправлять в Орду-улем технику и людей. Только если деньги. Однако чтобы обратить их в оружие и солдат, надо время. Которого у каганата скоро не будет. Орду-улем в глазах мировой общественности выглядит как агрессор, разрушитель мирных планов строительства…

Голыбин аж рот разинул. Не ожидал столь обширного анализа обстановки от меня. Но вот намеки на некоторые «моменты» ему были непонятны. Однако спросить об этом он не успел. Полковник задал вопрос первым:

— Действительно, в штабе южного направления мне сказали, что подкрепления будут идти и дальше. Удивительно, что вы угадали…

— Ничего сложного. Я, честно говоря, думал, что ваше командование позволит противнику начать штурм города, чтобы тот сильнее увяз в боях. Но, видимо, там решили, что хватит играть в поддавки. Не надо, господин полковник! — остановил я открывшего было рот Замятина. — Я все равно не смогу сказать, откуда у меня такие мысли. Интуиция… Или спонтанный анализ с учетом всех деталей. Примите как версию частного лица. Командование будет наращивать мощь южной группировки и дальше. Прежде всего за счет высвободившихся частей с западного и восточных фронтов. Ведь сопротивление Южно-Югорского и Алтайского анклавов практически сведено к нулю, не так ли?

— Так, — кивнул полковник.

— Вот. Больше чем уверен — и остальные образования скоро прекратят всякое сопротивление.

— Может быть. Было бы хорошо… Но сейчас речь идет о южном фронте.

— Да, конечно.

Я опять подошел к карте, секунду подумал, стоит ли говорить, а потом мысленно махнул рукой и изложил Голыбину и Замятину свои мысли по предстоящему наступлению югорских войск.

— Два удара. Две задачи. Отсечь основную группировку от тылов и перекрыть пути отхода и подхода. Двух бригад, конечно, мало, в течение двух-трех дней прибудут остальные части. Полковник, ваши бригады ведь входят в состав какого-то корпуса?

— Верно, — с небольшой заминкой подтвердил тот. — Шестой пехотный корпус.

— Сколько там бригад? Не меньше пяти?

— Семь.

— Танки, артиллерия, другие средства усиления… Думаю, корпус прибудет сюда в полном составе. Авиацию подтянут, сколько позволит запас. Удар по каганату должен быть внезапным, мощным и неотразимым. А когда Орду-улем окажется прижат к стене, его верхушке поступит предложение. Либо капитулировать, либо… оперативно-тактические ракеты у республики еще есть? Хотя бы десяток?..

Полковник засмеялся и кивнул. Такой исход событий его устраивал.

— Думаю, для каганата вытащат последние запасы.

— Последние не вытащат. Они для других. Но кое-какие закрома растрясут.

Замятин опять покивал, глянул на карту, на Голыбина, на меня. Согнал с лица улыбку, кашлянул. И, внезапно посерьезнев, задал вопрос:

— Какое у вас звание, Артур?

Такой вопрос уже звучал в этом кабинете. Поэтому я не особо и удивился. Скривил губы в ироничной усмешке, потом выдохнул и взглянул в глаза полковнику.

— Наемник, господин полковник.

— В смысле?

— В прямом. Я наемный рабочий. Работал по найму водителем. Могу работать курьером, электриком, слесарем, инженером, помощником машиниста, настройщиком радиоаппаратуры… Когда надоедает — меняю работу.

— У вас много профессий.

— Хватает.

— Но я говорю о профессии военного.

— Тут мои способности гораздо скромнее.

Замятин дураком не был, сообразил, что тема эта закрыта. Глянул на Голыбина. Тот понял, кашлянул, выходя вперед.

— Артур. Есть еще одна работа.

— Какая?

— Об этом скажу чуть позже. Когда будет принят план наступления.

— Хорошо. Как меня найти, вы знаете.

Я пожал им руки и пошел к выходу. В голове был полный сумбур. Голыбин и Замятин сумели меня заинтриговать. Надо разгадать эту загадку, пока не поздно. Как бы не влипнуть в новую переделку…

Но толком осмыслить ситуацию я не успел. Не дали мне такой возможности.

От управления я повел машину к редакции. Хотел увидеть Милену и поговорить с ней. У здания, кроме редакционного грузовичка и джипа, стояла чужая машина. Правительственный лимузин «АЗТ», внешне напоминавший «ЗИС» советских времен, на каких ездили генсеки. Три оси, низкая посадка. Наверняка бронированный.

Кто это мог привалить в редакцию?.. Высокое начальство? Проверка? Впрочем, проверка на таких машинах не ездит, значит, начальство. Черт, не вовремя! Лезть на глаза высоконачальствующим типам у меня желания не было. Но Милену-то найти надо!

Я решил пройти в отдел реализации, где обычно сидит Милена. Если ее там нет, позвоню в другой отдел, найду через них.

Открыв дверь, вошел в холл и лоб в лоб столкнулся со здоровым парнем в строгом костюме, при галстуке. Ростом он был выше меня примерно сантиметров на пять, широк в плечах. Полы пиджака расстегнуты, руки скрещены перед корпусом, как у футболиста, стоящего в «стенке». Взгляд строгий и цепкий.

«Бодигард, — с ходу определил я, про себя дивясь такой встрече здесь. — Что делает телохранитель в редакции газеты? Или его шеф приехал в отдел агитации? Из их министерства, что ли?..»

— Стой! — приказал телохранитель, чуть выставив правую руку вперед. — Ты кто?

— Посыльный. Из управления строительства.

— Документы.

Вот наглая рожа! Документы ему! Совсем охренел на своей работе!

— Кто ты такой, чтобы проверять документы?

— Служба безопасности республики. Отдел личной защиты.

— Вот и защищай личности. А я по делам.

«Типков» висел у меня за плечом, и кобура пистолета была видна на ремне. Конечно, этот тип напрягся. Решил, что пришли убивать его клиента.

— Предъявите документы. — Телохранитель сделал шаг вперед, левой рукой чуть отодвинул полу пиджака, открывая доступ к оперативной кобуре, висящей на левом боку. — Иначе я не пропущу вас.

— Я иду в отдел реализации. За газетами. Если не пустишь, уеду без них и скажу, что какой-то кретин играет в солдатиков в редакции. Тогда тебя поимеют без вазелина все твои начальники!

Я говорил намеренно грубо, грязно, оскорбляя этого бычка. Кстати, за такие слова обычно бьют по морде. И хотя говорить так не следовало, но меня начинало трясти. Вроде без всякой причины накатила волна злости. Терпеть не могу таких наглых скотов! Пусть только дернется…

Дергаться он не стал. Побледнел от ярости, испепелил меня полным ненависти взглядом, но упрямо повторил:

— Документы.

Я невольно испытал уважение к нему. Надо же, голову не теряет, в драку не лезет, помнит о работе. Зря, конечно, устроил цирк, но тут ничего не поделать.

— Вызови любого сотрудника редакции, они подтвердят, кто я. И не тяни, у меня мало времени.

Телохранитель бросил взгляд на телефон, что стоял на подставке у колонны, секунду размышлял, как быть. Может, сообразил, что сам перегнул палку, и искал приемлемый вариант разрешения ситуации.

Я сделал шаг вперед, чуть забирая вправо. Телохранитель среагировал моментально. Выставил руку вперед, пытаясь остановить меня, и сам подшагнул навстречу. Он хотел преградить мне путь, но не рассчитал немного и не знал, что я специально подставляю себя.

Его ладонь легонько ударила меня в грудь. Телохранитель машинально чуть согнул руку в локте, отводя ее назад.

— Пропусти, — довольно спокойно сказал я, не останавливая движения.

— Назад! — нервно выкрикнул телохранитель, отходя назад и протягивая руку к кобуре. — Назад!

Он явно растерялся. Превысив полномочия, не пустив представителя другого управления по рабочим делам, он совершил ошибку, которую сейчас усугублял еще больше. Но остановиться не мог. Имидж крутого профессионала и служебное положение не позволяли ему отступить.

Я на это и рассчитывал. И намеренно доводил его до крайности. Еще немного, еще секунду…

Вот рука телохранителя скользнула под полу пиджака. И потащила пистолет. Вряд ли он хотел стрелять, но продемонстрировать ствол считал необходимым.

Подождав, пока кулак с зажатым в нем пистолетом не вылезет из-под полы, я левой рукой заблокировал его правую руку, а второй приложил по подбородку. Удар вышел отменным, как на тренировке. Точно в нижнюю часть подбородка, в самую середку.

В последний миг закрепостив кулак, я повел вперед плечо, вдавливая всю руку в преграду. Таким образом, весь вес тела вложился в удар, сделав его раза в два мощнее.

Это был чистый нокаут. Колени телохранителя подогнулись, корпус пошел вперед. Большое тело падало на меня.

Я успел вытащить пистолет из его руки и чуть отступил в сторону. Звук от падения был приглушен ковровой дорожкой. Громоздкая туша лежала лицом вниз, раскинув руки по сторонам и чуть вывернув голову. Минут эдак пять, прикинул я, он пролежит здесь. А может, и больше.

Трофейный пистолет — ПС — разобрал на части и раскидал их по всему холлу. Магазин бросил на спину поверженному бодигарду. Профи, епона мать!..

В отделе реализации Милены не было. В соседних кабинетах тоже. Двух сотрудниц редакции, встреченных в холле, я попробовал расспросить, но они отмахнулись. Спешили по делам и сами не знали. Ладно, пойдем дальше.

Первый этаж пуст. Часть кабинетов закрыта, часть безлюдна. Трезвонят телефоны, мертвым грузом лежат бумаги на столах, пылятся стопки газет. И никого.

Второй раз пересекая холл, я бросил взгляд на поверженного телохранителя. Возле него хлопотала одна из женщин. Лицо у нее было настолько удивленным, что я невольно растянул губы в усмешке. Наверное, не представляла, кто мог свалить такого быка!

Кабинет редактора, как ни странно, тоже закрыт. Пошли дальше. Я взбежал по лестнице на второй этаж и сразу увидел открытую дверь с левой стороны. Это один из кабинетов отдела агитации и пропаганды. Оттуда явно доносились приглушенные голоса. Уже что-то.

Я двинул туда и едва не получил по лбу открывающейся дверью с другой стороны коридора. Здесь были туалет и умывальник. Невольно отступив, глянул на выходящего человека и изумленно вскинул брови. Милена!

Она удивилась не меньше моего. Встала в двери, широко распахнув глаза, и хлопала ресницами.

— Артур! Ты откуда?

— Оттуда! К тебе приехал, красавица, узнать, как дела? Что у вас тут творится? Машины дорогие, здоровяки мрачные ходят?..

Милена нахмурилась, взгляд сразу погрустнел. — А-а… Тут гости важные приехали.

— Я уже понял, что гости. И что важные. Начальство?

— Почти.

Милена оглянулась на открытую дверь, понизила голос.

— Ты лучше езжай домой. Я позвоню вечером.

— Это еще почему? — не понял я. — Что за секретность?!

— Тихо! — Голос девчонки стал умоляющим. — Артур, пожалуйста! Мне только этих проблем не хватало…

— Да в чем дело? — окончательно перестал понимать происходящее я. — К тебе, что ли, гости? Поклонник важный заявился?..

По лицу Милены скользнула грустная улыбка.

— Почти.

В этот момент из открытой двери вышел крупный парень лет тридцати, одетый, как и тот телохранитель, в темно-серый пиджак и черные брюки. Наверняка коллега менее удачливого бодигарда. Бросив на нас пристальный взгляд, он тут же исчез.

— Ну, все! — вздохнула Милена. — Поздно.

— Да в чем, собственно, дело, ты можешь сказать? — начал понемногу злиться я.

Стычка с телохранителем, странное поведение подружки, загадки, гости… Что происходит? Кто-то намерен отбить у меня подружку? В порошок сотру! В прямом смысле слова! А двойник-мутант поможет. Не стоит сейчас никому вставать у меня на пути. Пришельцы страшны в гневе!..

Милена хотела что-то сказать, но не успела. В коридор» сопровождаемый телохранителем, выплыл солидный джентльмен в дорогом сером костюме в мелкую клетку, синей рубашке и темно-сером галстуке с замысловатым узором из клеток.

На вид ему было около пятидесяти. Властное лицо со следами нелегкой жизни — морщины, ямки, сероватый цвет. Глаза зеленые, какие-то потухшие. Шея мощная, перевитая венами. Волосы коротко острижены. Фигура, некогда спортивная, мускулистая, оплыла жирком, погрузнела. Брюшко выдавалось вперед, едва удерживаемое ремнем.

Рост немного ниже моего, плечи широкие, ноги мощные, стоит на них уверенно. Взгляд мрачный, даже угрюмый.

И этот взгляд был обращен на меня. Милену сей джентльмен словно и не заметил. Телохранитель что-то нашептывал ему на ухо, указывая глазами на нас.

— Значит, это и есть тот тип, к которому ты уехала? — резким голосом спросил он.

— Я уехала работать! — так же резко парировала Милена. — А это не тип, а мой друг и любимый человек Артур.

— Да-а?

— И вообще, папа, это мое дело!

«Папа! Епона мама!.. Так это ее отец, — с некоторым запозданием посетила меня мысль. — Вот, значит, каков старший Саврин. Тот еще дядя! А должность у него, если не изменяет память, — министр печати и информации. Выходит, я завалил личного охранника такой важной шишки? Молоток, Артур!..»

— Твое… — Министр продолжал мерить меня своим далеко не приветливым взглядом, поигрывая желваками. — И где ты его подцепила?

Милена вспыхнула, порозовела. Вскинула голову и резко отчеканила:

— Будь добр обойтись без пошлостей! Я не собираюсь давать отчет в своих действиях.

Встревать в душевный разговор родственников я не спешил. Стоял рядом с Миленой, спокойно (надеюсь, спокойно) смотрел на ее папашу, не забывая о телохранителе. Занятная сценка…

Из-за большой фигуры министра выглянул редактор. Выражение лица недоуменное и несколько испуганное. Его взгляд скользнул по Милене и остановился на мне. Редактор узнал меня, но не спешил демонстрировать узнавание. Сообразил, что сейчас неподходящий момент.

За спиной вдруг раздались торопливые шаги. В коридор почти вбежала женщина — сотрудница редакции. Та самая, что хлопотала у поверженного телохранителя. Заметив редактора, она всплеснула руками и закричала:

— Там человек лежит! В холле! Ему плохо!

— Кому? — не понял редактор.

— Молодому человеку, который приехал с господином министром.

Услышав это, министр удивленно воззрился на женщину.

— Что с ним?

— Не знаю. Лежит без сознания. А рядом части оружия…

Я почувствован, как сами собой раздвигаются губы. С великим трудом подавил неуместную сейчас улыбку и сказал:

— Этот молодой человек переусердствовал, выполняя свою работу. Потому и лежит без сознания.

— Так это ты его?! — проскрежетал министр. — Как ты посмел?

— У меня не было другого выхода! Он хотел застрелить меня. Пришлось успокоить его и разоружить. Ничего страшного, скоро придет в себя. Может, в следующий раз будет сначала думать, а потом оружие доставать.

На мне скрестились взгляды четырех человек. Недоумевающий и испуганный — сотрудницы. Восхищенный и торжествующий — Милены. Удивленный — редактора. Полный изумления и злости — министра. Изумление от того, что кто-то смог свалить его охранителя. А злой… да по той же причине.

Возникла короткая пауза. Потом редактор сорвался с места и побежал к лестнице, увлекая за собой женщину. Хитрый начальник решил покинуть место, где явственно запахло грозой, и не мешать «семейной сцене».

— Я вижу, твой друг, дочка, умеет решать проблемы самым радикальным способом. И других, похоже, не признает.

— Он защищался, папа! А этот твой Мартин — дуболом, только и умеющий пялить глаза и высокомерно смотреть на других. Тоже мне — изваяние!

Министр выслушал тираду не моргнув глазом. Кашлянул, одарил дочку недовольным взглядом и проговорил:

— Мы не окончили разговор.

— Хорошо. Говори.

— Не здесь.

— Нет здесь! — Милена взяла меня за руку, прижалась. — У меня нет секретов от Артура!

— Даже та-ак? — удивленно проговорил министр. — Далеко же зашли ваши отношения. Вы что же…

Поймав свирепый взгляд дочери, он поперхнулся и замолчал.

— Наши отношения — наши дела.

Плохо дело. Я попал меж двух огней, в самый разгар выяснения отношений внутри семьи. И теперь выступаю в роли громоотвода. В том смысле, что буду виноватым в глазах отца. Неприятная роль…

— Что вы намерены делать, молодой человек? — перешел вдруг на «вы» министр.

— Сначала обращусь в полицию. — Я вспомнил, что таковой в Самаке пока нет, и ввел поправку. — В комендатуру. Сделаю заявление о покушении на убийство. Пусть разбираются с вашим бодигардом.

— Он действительно угрожал вам оружием? — недовольно осведомился министр.

— А вы думаете, я просто так его ударил? Вы спутали меня со своими нукерами. Я без причины людей не трогаю.

— Кхм!

Показалось, что он смутился. Действительно, история вышла неприглядная. Охранник министра нападает на постороннего человека. Пятно на самом министре.

Отец Милены не знал, как быть. Пускать дело на самотек нельзя, а унижаться и просить меня не заявлять не мог. Гордость и злость не позволяли. Вот и стоял молча, прожигал меня свирепым взглядом.

Щекотливую ситуацию разрядил редактор. Он зашел на этаж вместе с каким-то высоким парнем. Он был одет так же, как и телохранитель, — костюм, галстук. Фигура мощная, челюсть квадратная. Третий бодигард.

Он отодвинул редактора, прошел вперед.

— Василий Павлович, что произошло? Мартин внизу по полу ползает, детали пистолета собирает. Сказал, что его какой-то тип в нокаут отправил.

— Вот этот тип, — кивнул в мою сторону министр. — Познакомься, приятель моей дочери. Э-э… Артур, кажется…

Телохранитель смерил меня пристальным взглядом, отметил фактуру, размах плеч, прикинул, насколько я хорош в драке. И понял, что перед ним не простой человек. В чем успел убедиться на примере коллеги.

— «Лакимуз» осмотрели, колесо заменили. Машина на ходу. Мы можем выезжать. Мартин в порядке, в сознании.

Кажется, он решил сделать вид, что ничего не произошло, и не затевать свару. Видимо, понял, что ничего хорошего не выйдет. А может, просто не хочет конфликтовать. По крайней мере его поведение мне понравилось больше, чем его коллеги.

Министр еще поиграл желваками, потом, видимо, понял, что дальнейшее выяснение отношений в столь неподходящем месте будет выглядеть довольно глупо.

— Милена, нам надо закончить разговор. Конечно, не здесь.

— Я сейчас занята, как ты видишь. Работа.

— Хорошо. — Ее отец словно не заметил ершистого тона дочери. — Поговорим вечером. Если хочешь, пусть присутствует твой… друг.

— Обязательно! — вскинула голову Милена. — Обязательно.

Министр кивнул, бросил на меня еще один пристальный взгляд и пошел к лестнице.

 

11

— … Приехал два часа назад. Сразу к нам заявился. Со своими мордоворотами. С порога стал требовать, чтобы я с ним уехала. Мол, город под угрозой, оставаться опасно! Я сказала, что никуда не поеду… Ну, мы поругались. Он дверью хлопнул и пошел к редактору. Хотел, чтобы тот меня уволил. Не знаю, о чем они там говорили, но тут ты появился.

— Вовремя…

— Да уж, вовремя!.. Как ты только смог этого Мартина свалить? Он же какой-то там чемпион по рукопашному бою.

— Да? Ничего страшного.

— И что теперь, Артур? Как быть? Отец говорит, город под угрозой захвата. Он министр, многое знает. Это правда?

Голубые глаза смотрели на меня встревоженно и доверчиво. Милена сидела рядом со мной на крохотном диванчике в одном из кабинетов отдела, прижавшись к моему боку и обхватив руками корпус.

Она выкладывала подробности того, что произошло до моего появления. А я слушал, мотал на ус и успокаивал ее, гладя по голове и плечам.

«Папаша ее нос держит по ветру. Знает, что Самак практически отдан на съедение каганату, вот и поспешил приехать за дочкой. В принципе правильно делает, надо спасать единственное дитя. Но, видимо, он не в курсе последних событий. Не довели еще до него, что в город уже вошли крупные военные силы и что скоро начнется контрнаступление. Но вот знакомство наше произошло не при самых выгодных обстоятельствах. Еще этот Мартин — придурок полный, испортил все дело! Черт его дернул хватать пистолет!..»

Конечно, заявлять в комендатуру о произошедшем я не хотел. Зачем мне такие сложности? Но теперь, возможно, придется. Иначе отец Милены может осложнить мне жизнь. А может, и нет. Еще разговор этот вечером!.. Встревать во внутрисемейные дела нет никакого желания. Но иначе нельзя. Милена меня попросила быть там, значит, буду.

Черт, все не вовремя! Впрочем, такие вещи всегда не вовремя.

— Артур, ты что нахмурился? — Рука Милены погладила мою щеку, тронула затылок. — Не хочешь с отцом встречаться?

— Честно говоря, особого желания нет. Я — дополнительный раздражитель.

— Чушь! Он и без тебя раздражен. Я заявила, что увезти меня отсюда он сможет только мертвой.

— Не шути так… — покачал я головой. — Это не смешно. И не стоит отца расстраивать.

— Расстраивать? — Милена широко раскрыла глаза. — Это он расстраивает меня. Постой, ты хочешь, чтобы я с ним уехала?

— Нет, конечно. Никому я тебя не отдам. Ни отцу, ни его головорезам, ни самому президенту…

Милена улыбнулась, довольно кивнула. Такой ответ ее устраивал.

— Во сколько ты сегодня заканчиваешь?

— В шесть. Дома буду в полседьмого. Отец, наверное, приедет к семи.

— Хорошо. Я сейчас съезжу по своим делам и к полседьмому приеду к тебе. Идет?

Ответом был поцелуй. Долгий, нежный, страстный. Такой, что я начал всерьез сомневаться в необходимости своего отъезда. С трудом удержав себя от перехода к решительным действиям, встал, унял охватившую дрожь и поймал хитрый взгляд Милены.

— Дразнишься?

— А ты как думал?

— Я думал, что редакция не выдержит подобно испытания. А редактор получит инфаркт.

Она засмеялась, вскочила с дивана и заключила меня в свои объятия.

— Не уезжай надолго! Я буду ждать.

— Хорошо. Пока, милая…

Милена и ее свирепый папаша-министр, нервные и заносчивые телохранители, встреча с командиром бригады и весьма странный разговор в кабинете Голыбина — все это волновало меня до тех пор, пока я не приехал домой и не врубил свою аппаратуру для плановой проверки.

А потом все резко отошло на второй план, выпорхнув из головы, как сорванный лист. Потому что сканер отчетливо показал факт сработки установки ПСД. Датлайской установки. Он зафиксировал время активации, место, длительность работы и траекторию движения.

Вот так! Они решились попытать счастья и проверить связь со своим миром! Они засветили установку!

«Количество меток? Семнадцать! Значит, никто никуда не ушел. Значит, связи нет!..»

Я шарил взглядом по экрану сканера, пересчитывая метки, следя за траекторией перевозки установки и пытаясь понять, что могло подвигнуть датлайцев на столь рискованный шаг.

«А впрочем, почему рискованный? О присутствии посторонних они не подозревают. Исчезновение троих разведчиков наверняка списали на местные разборки. Фактов того, что на планете действует разведка противника, у них нет. А что раньше не вытаскивали из тайников установки — это просто. Инструкции запрещали! Сейчас подошел срок дежурного сеанса, вот они и активировали установку. Никакого риска, никаких авантюр. Плановая работа…»

Где они включали установку? Я наложил метку на карту, сравнил. Опа-на! Нукаус! Юго-восточная граница владений Орду-улемского каганата! Приличных размеров город на берегу Самурдаринии. Где-то на окраине. Какой-нибудь заброшенный дом или пустырь. Что ж, место выбрано довольно удачно. Никто не полезет, никто не помешает. И хорошая страховка от внезапного налета. Кто будет устраивать бойню в таком городе?..

После сеанса они отключили установку и увезли обратно в тайник. Сканер отследил путь вплоть до… до… Черт, да они никуда ее не увозили! Конечная точка всего в десяти километрах. Потом установка пропала. Спрятали где-то. Скорее всего под землей, в бункере. Там, где оборудован схрон.

Значит, в Нукаусе новый тайник восточной подгруппы датлайцев? Это интересно…

Я отложил сканер, сел на диван и закрыл глаза. Датлайцы ход сделали. Моя очередь. Надо захватить установку. Чем черт не шутит, может, трофейная техника как-то подтолкнет мою, и они вместе пробьют заслон? Конечно, в теории переноса между мирами я мало что понимаю, но почему не попробовать? Не выйдет, и ладно, зато лишу противника аппаратуры. И прорежу его ряды. С установками работает четверка разведчиков, в нее входит и командир подгруппы. Убрав их, я сильно осложню жизнь датлайцам. Надо рисковать.

— Надо рисковать! — повторил я и открыл глаза.

Прислушался к себе. Никакого отклика. «Двойник» молчит. Либо не хочет влезать, либо занят своими делами. Жаль, его помощь сейчас была бы кстати.

«Вот черт, дожили! Ждем проявления результатов мутации как манны небесной. На свои силы не надеемся. Хотя… если прикинуть, что я задумал, помощь явно будет кстати. Один в чужом городе, в окружении врагов, против четырех разведчиков и тех, кто их охраняет. Уж наверняка датлайцы навербовали немалое окружение. С их-то влиянием и возможностями!

Вообще это очень рискованная задумка. Но другого выхода нет, надо рисковать. Надо!»

Зверски захотелось есть. Я пошел на кухню, вывалил из морозильника огромный кусок говяжьей вырезки. Хорошо, что она не успела основательно замерзнуть. Положил мясо в мойку, включил горячую воду. Подождав несколько минут, вытащил мясо, положил его на доску и начал резать на тонкие пластинки. Полил их лимонным соком, посыпал перцем и выложил на разогретые сковородки. Сверху бросил кружочки лука. И все это посолил. Потом накрыл крышкой обе сковородки, поставил на медленный огонь. И начал готовить приправу.

Самый острый соус налить в чашку, добавить красного перца, немного соли, смешать, разбавить майонезом, капнуть несколько капель уксуса. Кетчуп под названием «прощай, язык» готов. После него очередь хлеба. Тонко порезать, поджарить с двух сторон в подсолнечном масле, остывшие кусочки натереть чесноком.

Минут через тридцать мясо прожарилось. Я выложил его на огромную тарелку, дал немного остыть, потом взял нож, вилку, положил на колени полотенце, проверил наличие холодной воды в графине и… приступил.

Профессиональный повар придет в ужас от такого блюда и посоветует все выбросить в ведро. Но мне было плевать на мнения специалистов. Организм требовал мяса. Много жареного, с острым соусом мяса! Только оно могло утолить голод мутанта. Съесть полтора килограмма за раз — обычное дело.

Пока готовил обед, пока ел, потом мыл посуду, мысленно составлял план действий. И чем больше об этом деле думал, тем лучше понимал, насколько щедры должны быть ко мне Фортуна и Его Величество Случай, чтобы все прошло успешно. Что ж, других помощников у меня нет. Попробуем привлечь этих…

Радиокомплекс — в режим сканирования и записи. Компьютер подключить к телевизору, к сканеру и к радиостанции. Цель — получить как можно больше сведений о состоянии дел в Самаке, на фронте и в каганате. Надо прослушать переговоры военных, перехватить секретные донесения и приказы, выяснить намерения обеих сторон.

Конечно, в эфире никто открытым текстом не говорит. Но годианская аппаратура способна не только перехватывать, но и расшифровывать кодированные послания. Все же уровень техники иной. Разница в семьдесят лет сказывается…

Технике дел до завтрашнего утра. К обеду я составлю ясную картину происходящего и приму окончательное решение на проведение операции. А к вечеру закончу подготовку: Где-то в районе двадцати одного часа можно будет начинать. Ночью все-таки работать удобнее.

Занятый делами, я упустил из виду время и опомнился, когда за окном громыхнула гроза. Мать честная, половина седьмого! Надо уже быть у Милены! Черт, как же не вовремя приехал ее отец! И как не вовремя эти семейные разборки!

Проверив работу техники, повесил на пояс кобуру с пистолетом, схватил куртку и вышел из квартиры. Погодка еще разыгралась! Надо натянуть тент на джип. Еще время уйдет.

От дома я отъехал, когда часы показывали без пятнадцати семь. Милена меня прибьет!..

Вторая половина октября в Самаке была довольно теплой и сухой. Дожди, вполне обычные в это время года, шли на самом востоке области, а на долю города ничего не досталось. Сегодня же небеса как прорвало.

Черные тучи закрыли небо, нависая над самой землей. Ливень шпарил как из пулемета, превращая землю в подобие болота. Грунтовые дороги моментально развезло, сделав их непроходимыми не только для людей, но и для техники. Прогнозы метеорологов были неутешительными — такая погода может продержаться еще два-три дня.

Разумеется, всяческая активность на фронте сошла на ноль. Воевать, когда тебя буквально сносит с ног мощным напором воды, очень трудно. А тут еще шквальный ветер, больше похожий на ураган. Он ломал деревья, гнал по земле всякий мусор, срывал плохо закрепленные навесы, тенты, сдирал шифер и кровлю с крыш зданий.

Было впечатление, что природа восстала против неразумных людей, воюющих друг с другом, и решила выступить в роли миротворца. Это ей удалось. На всех участках фронта наступило затишье. Люди ждали хорошей погоды…

… Тучи действительно были черными. С каким-то свинцовым отливом. Они медленно плыли над самой землей бесконечным потоком, не давая солнцу ни малейшего шанса. Утром было темно, как в сумерках. И настроение под стать погоде — соответствующее.

Милена перекатилась с дальнего края кровати, положила голову на мое плечо, посмотрела мне в глаза и легонько провела ноготками по груди.

— Ты чего такой хмурый?

— Я? Да нет, нормальный…

— Да? Не похоже. Брови насуплены, губы сжаты, глаза суровые… Похож на вон ту тучу за окном!

Я скосил взгляд на Милену, провел рукой по ее волосам. Через силу улыбнулся.

— Ты у меня поэтесса.

— Работа, милый. Я же в газете тружусь. Научилась кое-чему. Нет, правда! — Она подвинулась ближе, обхватила рукой корпус. — Вчерашний разговор настроение испортил?

— Да нет, поговорили нормально. И расстались вполне прилично.

— Очень прилично! — фыркнула она. — Отец от злости едва не лопнул. Дочь предпочла его какому-то…

Милена заглянула мне в глаза и, копируя голос родителя, закончила:

— Удачливому наемнику!

Я улыбнулся, вспомнив это выражение министра и его слегка обиженное выражение лица. Что делать, не все отцы свыкаются с мыслью, что их дочери находят себе других мужчин и уходят из-под опеки родителя!

— Он тебя обидел? — продолжала допытываться Милена.

— Чем? Что назвал наемником? Но я и правда наемник. Обижаться не на что. Тем более у меня такой заступник! Никакой министр не страшен.

Милена легонько улыбнулась, чуть сощурила глаза.

— Не волнуйся, мой дорогой наемник. Я защищу тебя от любых министров. Женщины умеют отстаивать свою любовь. Даже перед родителями…

Я посмотрел на свою подружку, потом притянул ее к себе и поцеловал.

— Заступница ты моя!.. Любимая…

… К дому Милены я подъехал почти в семь. Поставил машину под большим навесом, отряхнул брюки, на которые попало немного воды, и пошел к подъезду. Неподалеку от моего джипа стояли две машины. Одна — уже знакомая «АЗТ», вторая — огромный джип «лакимуз». Как и лимузин, бронированный, черного цвета, аж сверкающий под тусклыми лампами у подъезда.

«Папаша ее уже прикатил. Капает на мозги дочке. Вообще-то я тоже был бы рад, сиди Милена вдали от фронта. Но сам-то я здесь. Да и девчонка никуда не поедет. Так что вместо здравого подхода к делу будем защищать точку зрения юной воительницы. По крайней мере не будем мешать ей…»

Сквозь тонированные стекла машин сидящих там людей не разглядеть. Но я почти физически ощущал, как на мне скрестились взгляды тех, кто был в «АЗТ» и «лакимузе». Недобрые взгляды. Настороженные. Наверное, уже знают, кто я и какое отношение имею к семье Савриных.

Еще одного настороженного типа я встретил в подъезде. Он стоял неподалеку от входной двери, возле стенки, и сверлил взглядом каждого входящего. Увидев меня, чуть побледнел и заступил дорогу.

Мартин. Телохранитель министра. Напряженная фигура, сжатые челюсти, слегка прищуренные глаза, побелевшие костяшки пальцев. На подбородке небольшая шишка синеватого оттенка. След удара.

Я пошел прямо на него, сделав лицо каменным. Если человеку одного раза мало, повторим процедуру. Сейчас, находясь далеко не в лучшем расположении духа, я был готов отразить нападение самым жестким способом.

Видимо, что-то такое было в моих глазах, потому что Мартин дернул щекой и… отступил в сторону.

«Ну же! Куда ты, парень?! Сейчас была бы кстати небольшая стычка…»

Но Мартин явно не хотел конфликта. Может, получил указания от шефа?..

Второй телохранитель стоял у двери квартиры Милены. Видимо, Мартин по радиостанции предупредил напарника о моем появлении. Телохранитель одарил меня своей порцией настороженных взглядов и недовольных мин лица.

Когда я подошел к двери, телохранитель сам нажал звонок. Секунд через десять щелкнул замок. В дверном проеме возник министр.

— Василий Павлович, к вам пришли.

Министр смерил меня тяжелым взглядом и молча отошел в сторону, давая пройти. Судя по всему, разговор начался, и не очень удачно.

Милена стояла у окна, сложив руки на груди, и мрачно смотрела на улицу. Лицо розовое, губы поджаты. Ситуация ясна. Отец уговаривает, дочь упорствует. Черт, как же не вовремя эта ситуация!

— Вот и твой заступник! — зашел в комнату вслед за мной министр. — Теперь вас двое, мне одному не переспорить!

«Спокойствие, только спокойствие. Он ждет от меня эмоций и горячности. Разочаруем его. И удивим…»

Я подошел к Милене, обнял ее за плечи и легонько поцеловал в щеку. Девушка прижалась ко мне, одарила благодарным взглядом.

Министр при виде такой картины поморщился и сказал:

— Послушай, дорогая. Жить самостоятельной жизнью и работать на благо страны можно не только в Самаке. А тыл — понятие растяжимое и неопределенное. Ты слышала о бунте на шахтах? Там ведь тоже стреляли…

Я взглянул на министра. О бунте краем уха слышал, знаю, что спровоцировали его купленные рабочие. Цель одна — под видом борьбы за зарплату и щадящие условия труда сорвать поставки угля промышленности. Вроде как бунт подавили, но при этом было довольно много жертв.

— Что ты держишься за Самак? — продолжил министр. — Только из-за того, что я далеко? Или из-за…

Он проглотил последние слова, посмотрел на меня. Милена словно очнулась, опустила руки, встала рядом со мной.

— Да, — ровно ответила она. — И из-за него тоже. Теперь в особенности. Ты прав, я хотела быть подальше от тебя. Только если раньше мне надо было доказать, что могу быть самостоятельной, то теперь доказывать ничего не надо. Все уже доказано. Теперь у меня просто своя жизнь. Работа, которая мне нравится, человек, которого… я люблю. И ценю как человека. И ты здесь ни при чем. Это раньше я злилась на тебя. А сейчас… может, и не простила, но уже не осуждаю. Так что не ищи причин там, где их нет.

И я, и министр одинаково удивленно посмотрели на девушку. Мы оба не ожидали такой рассудительности от совсем еще молодой девчонки. И обоим эта рассудительность понравилась. У отца — гордость за дочь, у меня — гордость за любимого человека.

Министр вздохнул, как-то обреченно глянул на меня.

— Ну давай, помогай! Защищай ее. Ты же рад, что она с тобой остается?

— А с чего вы взяли, что я буду ее настраивать против отца? И зачем отговаривать от переезда? Это ее решение, ее выбор. Да, я рад, что она со мной, очень рад. Но от любви голову не теряю, и здравый смысл мне подсказывает не мешать выбору Милены. Тот же здравый смысл говорит, что влезать в семейный спор нельзя.

Кажется, я смог удивить министра больше, чем его дочь. Он явно не ожидал от потенциального противника таких слов. И теперь молчал, не зная, как реагировать.

Зато Милена знала. Повернулась ко мне и поцеловала в щеку.

— Ты слышал, папа? И не проходимец он, не неприятный тип.

— Я знаю, кто он, — нехотя выдавил расстроенный министр. — Меня просветили. Только… Господин Артур, почему вы отказываетесь идти на службу республике? Ведь вы опытный воин.

— Опытный воин не должен рисковать своей головой, когда этого не хочет. И когда ему претит работа. Я наемник. И готов выполнять работу в пределах контракта. В остальное время — я обычный человек.

— Ладно, я понял.

Саврин-старший бросил взгляд за окно, где не переставая лил дождь и свирепствовал шквальный ветер. Видно, ему не хотелось выходить на улицу в такую погоду.

— Больше уговаривать не стану. Нет смысла. Ты, дочь, уже взрослая, решай сама. Только, пожалуйста, помни, что необходимость и лихость — две разные вещи. Это я о твоем недавнем фокусе с поездкой на фронт. Да, мне редактор рассказал! И о том, что Артур тебя не пустил, тоже сказал.

Милена покраснела, бросила на меня недовольный взгляд. Вспоминать о недавней размолвке она не хотела.

— Оставайся, живи здесь, работай. Но очень прошу — звони мне хоть раз в неделю. Я переживаю за тебя. Очень. Даже если ты в это не веришь…

Голос министра стал просящим, тихим. Весь апломб, уверенность, самомнение куда-то исчезли. Перед нами стоял обычный отец, обеспокоенный за судьбу дочери.

И Милена дрогнула. Маска стальной леди сползла, как тающий снег. Подойдя к отцу, она обняла его и уткнулась головой в грудь. Наверное, так, как делала это раньше, в детстве. Саврин-старший осторожно поднял руку и неловко погладил дочь по волосам. В его глазах кипели слезы…

Я бесшумно отступил назад и вышел на кухню. Не надо мешать им. Пусть помирятся…

Через минуту министр вышел в коридор и кивком пригласил подойти меня. Милена осталась в комнате.

Саврин прикрыл дверь в коридор, повернулся ко мне и одарил суровым взглядом.

— Я не в восторге от того, что рядом с ней именно ты. Мне рассказали о твоих подвигах, и я тоже думаю, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Но! — повысил он голос, видя, что я никак не реагирую на его слова. — Я знаю, что ты не причинишь ей зла. И еще знаю, что Милена любит тебя. Значит, моя дочь под защитой. Понятия не имею, какие у тебя в отношении нее намерения, прошу об одном: если вы по каким-то причинам расстанетесь — сообщи сразу мне. Я буду знать, что ей нужна помощь.

— Хорошо! — кратко ответил я.

Расписывать, какой я хороший, и обещать, что никогда не брошу его дочь, не стал. Тем более не могу этого гарантировать в свете запланированных событий. Так что просто ответил одним словом.

Министр это оценил. Протянул руку для рукопожатия, крепко стиснул мою и, повысив, голос сказал:

— Милена, я поехал! До встречи! Я позвоню.

Кивнул мне и вышел за дверь. Об инциденте с телохранителем мы оба и не вспомнили. Министр понял, что я не буду раздувать дело. А я понял, что министр сделал втык ретивому охраннику. Драку замяли…

 

12

— … Ты молодец! — ворковала Милена; сидя рядом со мной на диване. — Отца утихомирил и мне не дал разойтись. Как ты это смог? Я думала, что поругаюсь с ним точно.

— Милая моя, я это понял. И понял, что никому от этого хорошо не будет. Ни тебе, ни ему, ни… мне. Вот и помог вам помириться. Совсем немного, кстати, помог. Вы и сами бы это сделали.

— Все равно молодец. Ты у меня умница!

Я скромно улыбнулся и прижал Милену к себе. Закрыл глаза. Мне было хорошо с ней. Просто хорошо. И сейчас не хотелось ни о чем думать, ничего решать, размышлять, искать…

— У тебя какие планы на завтра?

— Пока не знаю. Хотел съездить в гараж к Михалычу. Чтобы тот посмотрел джип. Потом, возможно, к Голыбину. Он о чем-то хотел поговорить.

— Опять? — Милена сощурила глаза. — Он тебе уже предложил работу один раз! Послал на смерть! Хватит! Не хочу больше!

— Дорогая моя, — с деланным удивлением произнес я. — А кто только недавно сам лез под пули и считал всякого, кто останавливал, врагом?

Милена смутилась, но на мгновение. Как и всякую женщину, поймать ее на нелогичности было трудно.

— Я о тебе говорю! Не хочу, чтобы ты рисковал жизнью. Ты мой!

Гм!.. Еще недавно бивший вулканом патриотизм сменился здоровым эгоизмом. Нормальное явление.

— Нет, если ты пойдешь служить, я не буду против! — поспешила внести коррективы Милена. — Но только не таким образом!

Опять логика хромает, но указывать на это не стоит.

Я уложил ее себе на колени, нагнулся и поцеловал в губы. Это лучший ответ на все претензии. Самый понятный и приятный.

— М-м-м… Ты сегодня останешься у меня. — Милена на миг оторвала свои губы от моих и мечтательно закатила глаза. — Я беру тебя в плен.

— Слушаю и повинуюсь, о захватчица!

Бросил взгляд за окно и про себя вздохнул. Проклятая непогода! Она мешает все планы и переносит сроки операции. Как же не вовремя! И как же хорошо, что я сегодня свободен отдел. Уйти сейчас от Милены я бы не смог. Впервые личные сиюминутные интересы взяли верх над делом.

И впервые я это допустил, причем вполне спокойно. Что-то меняется во мне. И не только мутация в этом виновата. Не только…

Мое недовольство погодными условиями было бы гораздо больше, знай я, что ливень и ураганный ветер будут властвовать здесь почти целую неделю.

Шесть дней подряд иссиня-черные тучи висели над городом и окрестностями. Шесть дней землю заливало потоками воды. Тяжелые мощные струи ливня превращали грунтовые дороги в вязкую жижу, сбивали листву с деревьев и кустарников, вбивали траву в землю.

Шквальный ветер сносил молодые деревца и старые, полусгнившие гиганты. Валил платки и ветхие строения. Он намертво приковал к земле самолеты и вертолеты.

Это было буйство настоящего тропического ливня, скрещенного с ураганом. Из-за природного катаклизма была парализована активная жизнь города. И полностью прекратились боевые действия.

Ни одна из сторон не могла проводить даже небольших операций на передовой или в тылу. Дороги исчезли, вместо них возникли относительно ровные полоски топи. Асфальтированные шоссе опустели, никто не рисковал пускать по ним транспорт под угрозой его сноса ветром. Да и доехать из пункта А в пункт Б стало практически невозможно. Подвоз припасов и солдат прекратился.

Авиация была бессильна — все вертолеты и самолеты завезли в ангары до лучших времен. Железнодорожный транспорт тоже встал — оползни и осыпи путей наглухо перекрыли движение.

Солдаты покинули окопы и перебрались в наспех оборудованные блиндажи. Редкие часовые занимали свои посты, предварительно натянув плащ-палатки, и сидели там, практически не высовывая носа.

В этой ситуации в выигрышном положении оказалась республика. Она успела практически полностью перебросить две пехотные бригады и танковый батальон к Самаку. Отстали некоторые тыловые подразделения, но это не создавало каких-то серьезных проблем.

Каганату было хуже. Коммуникации растянуты, снабжение фронта под угрозой, сил и средств держать группировку на подступах к Самаку не хватало. Противник начал отвод войск. Это было сопряжено с большими проблемами по организации перевозки, сохранению личного состава, техники и материального имущества. Плюс один — республиканские силы не могли осуществить преследование противника.

Затишье на фронте и в городе давало мне отличный шанс провернуть свою операцию без опасения быть застигнутым врасплох местными неурядицами и случайностями. Но не тут-то было.

Непогода охватила не только Самак и соседние регионы, но всю центральную южную часть некогда единого государства. Орду-улемский каганат тоже попал под небесную раздачу. И тоже впал в «спячку», вызванную ограниченными возможностями передвижения.

Разумеется, и датлайская разведка сидела на месте. Причем сидела в логове. Отлично оборудованном, скрытом от посторонних глаз, защищенным, надо полагать, не хуже иных воинских частей.

Так что лезть туда в гордом одиночестве, не зная ни планировки объекта, ни сил и вооружения врага, ни расположения постов, было бы явным самоубийством.

Близок локоток, а не укусишь! Я знал, где враг, где он держит установку, но ничего не мог поделать. И от чувства собственного бессилия иногда возникало желание сорвать на ком-нибудь злость. К счастью, подходящих объектов рядом не было. А те, что были, — вызывали совсем иные чувства!

Эти шесть дней мы провели с Миленой вместе. Почти круглые сутки. Если, спали, разговаривали, занимались домашними делами, любили друг друга. Особенно любили…

Ненастная неделя, отняв у меня шанс завершить операцию, подарила взамен любимую девушку. Да, теперь уж точно любимую! Без всяких «может быть» и «вероятно».

Мы сблизились окончательно. Разговоры, споры, смех, молчание, секс… Это сроднило нас, приклеило друг к другу. Помогло миновать последние шероховатости и недомолвки.

Мы были разными людьми. И по характеру, и по темпераменту. Но это не мешало нам иметь много общих точек зрения на разные проблемы и вопросы. И уметь находить золотую середину при спорах. При всем расхождении мы научились смотреть в одну сторону, а не только друг на друга.

Не виси надо мной дамокловым мечом факт обрыва связи, не будь на этой планете датлайской разведки, я бы мог сказать с полной уверенностью — да, я счастлив!

Милена — игривый котенок с характером пантеры, умом и рассудительностью тридцатилетней женщины, красотой и обаянием богини. Грустная, веселая, задорная, сердитая, вредная, колючая, добрая, нежная. Каждый ее облик был мне по нраву, по душе. Я радовался ее присутствию вне зависимости от настроения и состояния.

Наверное, и я устраивал ее, если она шептала мне каждое утро, каждый вечер и каждый день:

— Я люблю тебя, мой Артур! Мой любимый и единственный.

Это было счастье. Настоящее, полновесное. И как всякое настоящее, оно было недолгим. Всего шесть дней. Пока не закончилась непогода.

Впервые природа так сильно вмешалась в мои планы и внесла изменение в мою жизнь. И я был ей благодарен за это…

Ливень прошел так же внезапно, как и начался. Стих ветер, исчезли черные облака. Выглянуло солнце. Несмотря на конец октября, оно было достаточно жарким, чтобы быстро высушить землю и вернуть дорогам нормальное состояние.

С возвращением хорошей погоды жизнь забила ключом. В том числе и у меня.

… Утром двадцать седьмого октября Милена убежала на работу, чмокнув на прощание в щеку и пропев «не скучай». Отвозить ее категорически запретила, хотела пройтись по городу.

Едва она скрылась за дверью, я встал с кровати, принял душ, перекусил и поехал к себе домой. Аппаратура, переведенная в ждущий режим работы, продолжала следить за датлайцами и за военными, реагируя только на кодовые слова или активность в определенных районах.

Среди недели я дважды приезжал домой, снимал показания, записывал их на компьютер и вносил изменения в задания. Сейчас там наверняка накопилось достаточно данных, требующих обработки и осмысления.

Джип всю неделю простоял под навесом открытого гаража во дворе дома. Ливень и ветер его не тронули, так что машина выглядела как новенькая. Я завел мотор, немного прогрел его и неторопливо выехал на дорогу. Город, вымытый ливнем и вычищенный ураганом, блистал свежим асфальтом и окнами домов.

«Если техника не подведет и данные будут полными, ничего не мешает мне этим вечером начать операцию. Милене специально сказал, что могу уехать по делам, не будет волноваться. Лишь бы датлайцы никуда не исчезли. И не увезли установку дальше…»

До дома оставалось метров сто, когда в кармане куртки вдруг запиликал инком — единственное из старого снаряжения, что я возил всегда с собой и уже стал забывать о нем.

И сейчас, услышав негромкую мелодию, не сразу сообразил, в чем дело. И только через несколько мгновений остановил свой взгляд на кармане.

Меня вызывали наши!..