Нина терпеть не могла Павелецкий. Особенно то, что кольцевая станция метро была слишком далеко от самого вокзала и приходилось идти по длинному переходу, в окружении других людей, которые катили за собой или несли в руках огромные сумки, а на сумках она видела всевозможные бирки, и эти бирки приводили ее в особое неистовство.
Три года она торчит на этой работе, в ненавистной съемной квартире, да еще и не в Москве. Три года таскается на Павелецкий и с Павелецкого, смотрит на тех, кто прибыл на стремительном красном «Аэроэкспрессе», и у нее портится настроение. Ничего, еще немного осталось, и ей обязательно повезет. Хоть один из походов по дорогим клубам принесет свои плоды, и она подцепит богатого любовника, выскочит за него замуж и навеки распрощается с утлой «однушкой» в самой заднице этого мира.
Хотя нет, настоящей задницей был ее родной город, захолустье, в котором пять улиц, две на три. Где все друг друга знают и нет прохода от парней с бутылкой пива в руках.
Да, красивая, да, умная. Да, сбежала и поступила. Отучилась и устроилась по специальности. Но кризис, проблемы, хорошо, что не уволили еще, а только урезали премии. На клубы перестало хватать денег, и иной раз приходилось выбирать – выпить коктейль или оставить сотку на новую шмотку. Как известно, богатые смотрят сначала на обложку. Обложка у Нины была, что называется, «годная» – красивая мордашка, длинные ноги, фигурка. Только почему-то поклонники испарялись после первых трех свиданий, и девушка отправлялась на новые поиски.
Ничего, ей всего двадцать четыре. У нее вся жизнь впереди. И сегодняшний поход в клуб (да-да, перед понедельником, неосмотрительно, но ведь время-то уходит) точно сделает ее счастливой и успешной.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция „Таганская”».
Нина села на свободное место, достала телефон, подключаясь к бесплатному Wi-Fi в метро, и ушла с головой в социальные сети.
* * *
Раймонд всегда поглядывал на окружающих челов чуточку свысока. Это было нетрудно, имея почти семь футов роста, и это давало огромное преимущество в том, чтобы выбрать лучший путь в толпе.
Правда, приходилось пригибаться при входе в вагон метро.
Раймонд не стал садиться, замер у двери и обвел взглядом временных спутников. В районе девяти вечера поезд обычно заполняли молодые, гуляющие… Сегодня ему повезло: вагон был почти пуст. Несколько девушек, с десяток разношерстных мужчин, включая гостей из южных колоний, и старуха. Кажется, тронь ее, она рассыплется на десяток старушек поменьше.
К этой дороге он уже привык. Летом Раймонд жил с родителями на даче. Машины у него не было («Заработаешь – будет», – говорил отец, усмехаясь в рыжие усы), и электричка исправно довозила его со станции Силикатной до Курского вокзала, где он спускался на Кольцевую линию. Оттуда обычно ехал до «Парка культуры» и пересаживался на «красную» ветку, но сегодня его путь лежал в другую сторону. Нужно было добраться до «Краснопресненской» и пройти пешком пару километров. Пешие прогулки Раймонд любил, и они его не тяготили.
Он откинул на спину хвост рыжих волос и прикрыл глаза, вслушиваясь в музыку, доносящуюся из наушников.
Поезд мягко тронулся с места, где-то над ухом прошелестело: «…аются. Следующая станция „Комсомольская”». Молодой чуд, двадцати четырех лет от роду, младший помощник мастера Хранителя Знаний, уносился в сторону «Краснопресненской», не подозревая о том, что ему не суждено сегодня попасть в библиотеку Антара Томбы.
И что его жизнь круто изменится.
* * *
Красный мрамор на «Комсомольской», лепнина, фрески, далекие и очень древние, по меркам Марины, встречали ее каждый день как старые, привычные знакомые. Глядя на них, Марина улыбалась и чувствовала, что все будет хорошо.
В привычном хаосе ее жизни такие вот островки надежности дорогого стоили, и, оставляя в гараже новенький «Форд», Марина ехала к ним. Дорога от платформы Лось выдавалась короткой, всего двадцать минут, потом еще пятнадцать на метро – всего едва ли больше получаса, но зато их хватало, чтобы продумать планы на день.
Работа у Марины была нервная, быстрая, что-то все время менялось: планы, сметы, бюджеты, договоры, акты, да и соглашения, еще вчера подписанные, могли быть отвергнуты одним словом Большого Босса. А всей этой ерунды в ее списке значилось около двух десятков – с самых разных уголков не только России, но и мира. Вот и сейчас, в выходной, на ночь глядя, она должна съездить на объект и проверить, все ли будет готово к утреннему открытию крупного супермаркета.
«Следующая станция „Проспект Мира”».
Марина запрыгнула в вагон в последний момент. Едва удержалась на ногах, схватилась за поручень, чтобы не рухнуть на пол, и внезапно поняла, что это не поручень, а рука крепкого, рослого парня с рыжими волосами и карими глазами. Девушка мгновенно смутилась, отпустила его и опустилась на ближайшее сиденье, задев сумкой ряженную в вычурные шмотки девицу с гримасой брезгливости на красивых губах. Парень снова закрыл глаза, поправив на голове широкие наушники и продолжал стоять.
Марина одернула юбку, вынула из сумки зеркальце и проверила макияж.
«Следующая станция…»
Перед самым закрытием дверей в вагон вошел мужчина – седой, статный, в дорогом стильном костюме-тройке, несмотря на лето на улице. Мужчина опустился на сиденье напротив Марины и, не таясь, рассматривал ее.
Девушка улыбнулась в ответ на взгляд – ничего особенного, просто пожелание приятного дня – и перестала обращать на него внимание.
«Новослободская»…
От взгляда на нескольких парней, неуловимо похожих друг на друга, черноволосых, в одинаковых солнечных очках и со спортивными сумками на плечах, Марину вдруг продрало морозом по коже. Рыжеволосый парень как-то подобрался, случайно коснувшись широкой ладонью плеча девушки, и даже фифа рядом с ней прекратила разглядывать в смартфоне фотографии лаков для ногтей и подняла голову.
Марина быстро огляделась и, увидев, что в другие двери вагона и – насколько хватало глаз – остальных вагонов вошли такие же одинаковые черноволосые и в черном, встала. Она хотела выйти, но не успела.
Двери за спинами черноволосых закрылись, и, едва поезд тронулся, они выхватили из сумок оружие, направив его на людей:
– Не двигаться!
Марина не видела, что двое из них выбивают дверь в кабину машиниста и стреляют в него. Кровь забрызгала стекло, и несколько капель попали на серый пол вагона. Не видела, но слышала выстрелы и рухнула обратно на место, где сидела.
Раздалась еще одна автоматная очередь, и поезд, отъехав от станции на милю, замер, искрясь разбитой панелью управления.
* * *
В штаб-квартире Темного Двора было тихо. Нет, разумеется, внизу стучали молотами кузнецы, в тренировочных залах гарки проходили полосы препятствий, наставник фехтовальщиков Ленга гонял подопечных, хлестко комментируя их ошибки, а в кабинете помощника комиссара Боги по громкой связи фея Полина втолковывала наву, какой он безответственный мерзавец. Но стены не пропускали лишнего шума за границы помещений, и потому в Цитадели было тихо.
Ортега вышел из портала, построенного из комнаты со сканером ауры, и сразу же подошел к аналитикам, замершим у свечей. Спасение жрицы Снежаны не отняло много времени и сил, но когда он проводил взглядом затухающий портал спасенной люды, на телефоне появилось сообщение: «Срочно в Цитадель». А значит, возникла неожиданная проблема.
Беспокоить «ласвегасов» Ортега не стал – они занимались заданием Сантьяги, обеспечивали переговоры лидеров Саббат и комиссара, а его задачей изначально было устранение мятежных масанов, которые как раз сейчас начинали проявлять себя.
– Что у нас?
– В перегоне между «Новослободской» и «Белорусской» масаны захватили заложников, – ответил Лирга. Он сидел чуть в стороне, его узкое лицо подсвечивал монитор, и этот нав координировал работу всех остальных аналитиков в зале.
– Разве Великан не решит эту проблему? – выгнул бровь Ортега, присаживаясь на край стола.
– Это масаны Малкавиан, во главе с Бенедиктом.
– Наши масаны. Перебежчики. – Помощник комиссара прищурился. – Великан их не зацепит.
– Состав стоит на большой глубине, в участке тоннеля без ответвлений. Первичное сканирование показало мощную защитную сеть из артефактов – ее строил опытный маг.
– Сможем взломать?
– Потребуется не менее десяти часов.
– Ударить и списать на несчастный случай?
– Они угрожают рассказать о Тайном Городе челам, которые даже раньше нас узнали о заложниках.
Ортега фыркнул:
– Тогда будем считать, что у них же и сработала бомба: сами себя подорвали.
– Там чуд и эрлиец.
Ортега выругался. Помолчал, медленно кивнул:
– Чудь в курсе?
– Да. На съемке масаны показали и одного и другого: челы не поняли послания, а рыжие уже стоят на ушах. Впрочем, Обитель тоже.
– Хорошо. Значит, будем вынимать без жертв. Десять часов – много, они за это время одуреют от крови.
Лирга коротко пожал плечами:
– Нужна уязвимость. Найдем ее – и снять защиту будет легко.
Помощник комиссара усмехнулся:
– Найдем.
* * *
В голове билась только одна мысль: «За что?» Нина вцепилась в телефон, который потерял сеть в тот же момент, когда вошедшие начали стрелять, и думала лишь об этом. Почему она? Что ей стоило зайти в следующий поезд? Или поторопиться и уехать на предыдущем?
Она бы отдала все, что у нее есть, лишь бы оказаться не здесь. Пусть в клубе, пусть даже дома… А завтра с утра прийти в офис, налить крепкого кофе и, замирая от сладкого ужаса, говорить: «Я могла бы там ехать!»
Не могла бы. Едет.
Страх – не манящее ощущение неслучившегося, а животный, дикий страх – заполнил ее целиком. Она не сводила взгляда с ног террористов, боясь смотреть выше. После того как поезд замер в тоннеле, черноволосые не стояли на месте. Они стреляли и стреляли, но Нина не смотрела, куда и в кого. Только видела – знала, что они убивают. На ботинке того, что стоял рядом с ней, застыла капля крови, и это маслянистое пятнышко, не впитывающееся в дорогую кожу, пугало Нину даже больше, чем звуки выстрелов.
Она боялась посмотреть в лицо смерти и боялась, что смерти не нужно ее лицо.
Интересно, умирать больно?
Рядом чуть повернулась та девка, что едва не выбила своей сумкой телефон из рук Нины, когда садилась, и Нине захотелось наорать на нее, сказать, чтобы та не двигалась, не привлекала внимания этих, но наорать – значит показать себя. И Нина молчала.
«Валерий Львович, я не пришла на работу, потому что накануне меня захватили в заложники, прошу не высчитывать этот день из моей заработной платы (мне и так ее не хватает, старый хрыч)…»
Объяснительная. Она напишет хоть сотню объяснительных, если придется.
Если выживет…
* * *
Раймонд замер, когда масаны начали стрелять. Он – не воин, но предчувствие кольнуло за мгновение до того, как сумасшедшие Малкавианы ворвались в поезд и наставили свое оружие на пассажиров. Для него – чуд не обольщался – был выделен отдельный масан, который стоял напротив, и дуло его пистолета смотрело точно в правый зрачок Раймонда.
– Только дернись, рыжий, – оскалился масан, и Раймонд увидел, как иглы начинают выступать под его верхней губой. Раймонд не двигался. Ему не было страшно, страха тут и без него хватало, и он спокойно смотрел в закрытые солнечными очками глаза вампира. Они не хотят показывать челам, кто они. Это хорошо.
Почему это хорошо, Раймонд пока не придумал.
Прозвучали выстрелы. Чуд скосил глаза и увидел, что старуха сползает по сиденью, а на стекле позади нее видно пулевое отверстие. И трещины, в которых живописно расположились остатки мозга, куски костей. Седая прядь прилипла к спинке сиденья и колыхалась от едва заметного дыхания вентиляции. Масан стрелял снизу – под челюсть, и сидящий рядом со старухой чел застыл изваянием. На его брюках, в районе паха, медленно расплывалось пятно, и чуд поморщился – он считал подобное недостойным мужчины.
В соседних вагонах тоже стреляли.
Раймонд не знал, по какому принципу вампиры выбирают того, кому пустить пулю в голову. Запах крови будоражил Малкавианов, они то и дело скалились, втягивали носом воздух, и Раймонд опасался, что эти психи просто высушат всех, несмотря на то, что явно пришли сюда не за этим.
А за чем, интересно?
– Что, красавчик, хочешь быть следующим?
Чуд вздрогнул, когда его подбородка коснулась рука масана, – ледяные твердые пальцы, ощущение, что за кожу ухватился мертвец, – и посмотрел на него. Раймонд не ответил, и масан, смяв в ладони свои очки, ткнул его дулом в лоб. Алые зрачки вампира, расширенные от возбуждения, словно гипнотизировали чуда, но это даже не было Зовом – только животное желание хищника.
– Молчишь, тварь? А давай я тебе сейчас выпущу пулю в голову, а? Понравится? Чувствуешь себя очень крутым?
Раймонд сжал зубы так, что на скулах заиграли желваки, но не шелохнулся, несмотря на то, что страх постепенно заползал в разум.
– Сдурел!
Тычок под ребра от одного масана другому, чувствительный, откинувший того, что был с пистолетом, в сторону, заставил чуда медленно и незаметно выдохнуть. Оказывается, он не дышал все это время.
– Этот пацан – еще один наш подарок! – Второй масан схватил Раймонда за длинные волосы и притянул к себе, приставляя длинный серебристый клинок к горлу пленника. – Мы и не думали, что тут окажутся еще и рыжие! Теперь все пойдет по плану!
– Не дождешься, – процедил Раймонд сквозь зубы и тут же получил прикладом по виску. Пошатнулся и рухнул на пол, оставляя в руке масана несколько прядей волос и едва не попав носом в старческую ладонь мертвой челы.
– Слышали все? Кто будет плохо себя вести, тот – труп!
Раймонд не слышал. Он был без сознания.
* * *
Марина не сводила взгляда с рыжих прядей, которые один из террористов кинул на пол, и ощущала накатывающую дурноту. Она не ужинала, а обед случился достаточно давно. Марина вспомнила о том, что на объекте ей пообещали горячий шашлык (Вовка с дачи привез!), и от мысли о мясе Марину едва не вывернуло. Она прижала ладонь ко рту, пытаясь сдержать рвотные позывы, и тут же дернулась, когда на нее уставилось дуло пистолета.
– Что такое, крошка? Тебе не нравится наше шоу?
Мужчина наклонился к ней, и Марина увидела свое отражение в черных стеклах очков. Изо рта убийцы пахнуло кровью и чем-то неожиданно свежим, чуть ли не одуряюще-приятным. Марина покачала головой, быстро, испуганно, и тот отстранился, продолжая скалиться:
– Умница, крошка. Я тебя оставлю себе.
Марина отвела взгляд, не желая показывать панический ужас, охвативший ее при этих словах. Что-то ненормальное было в этом выражении и в этом террористе. Она не знала и не могла знать, как должны вести себя нормальные террористы (кино, ты насмотрелась этих чертовых фильмов, где обязательно появится герой и спасет тебя), но чувствовала, что эти – неправильные. Для кого они стреляли? Для кого они убивали других людей, если сразу же разбили все камеры?
Им весело.
Вот был простой ответ на все ее вопросы.
Этим тварям просто весело.
Они идут по вагону и смеются, нажимая на курок.
Бам!
Пуля влетает молодому студенту прямо в глаз, вдребезги разбивая стекло очков, и очки слетают с его головы, валясь под ноги другому мужчине в черном костюме.
Бам!
На пол валится молодая – Марининого возраста – девушка, и из-под нее расплывается лужа крови, но она сама еще дышит, судорожно скребет по полу ухоженными ногтями, а на спине пузырится кровь из пробитого легкого.
Бам!
Теперь это мужчина, совершенно седой, с небольшой аккуратной бородкой и в черном вельветовом пиджаке. Ему пуля попадает в горло, и он тоже умирает не сразу, а Марина смотрит и смотрит в его глаза, и ей наплевать на то, что один из террористов снова изучает ее тяжелым взглядом. Она хочет запомнить все, что происходит.
Когда убийца останавливается рядом с представительным седовласым человеком в костюме-тройке, Марина сжимает сумку, ожидая, что сейчас последует очередной выстрел. И террорист действительно поднимает пистолет, чтобы нажать на курок и еще раз повеселиться.
И вздрагивает. Потом скалится, оказываясь не в силах выпустить пулю и оторваться от взгляда серо-стальных глаз седого мужчины.
Бам!
Выстрел звучит совсем в другой стороне, и Марина отчетливо понимает – она сейчас видит то, чего не должна видеть.
И отводит взгляд.
* * *
В штаб-квартире Темного Двора можно было найти любые помещения: апартаменты навов, кабинеты, мастерские, библиотеки, столовые, кузницы, камеры, тренировочные залы, оружейные, склады, пыточные и еще многое другое, что могло понадобиться в любой момент. Даже конференц-залов и комнат для различных совещаний насчитывалось около трех десятков, и расположены они были не только на разных этажах, но и в разных зданиях огромного комплекса, именуемого Цитаделью. В зависимости от задачи, которую предстояло обсудить, навы выбирали именно ту комнату, в которой темным будет комфортно и удобно.
Для решения рабочих вопросов Ортега предпочитал прогуливаться на минус третий этаж, где располагался уютный конференц-зал без окон. Выдержанная в строгих серых тонах комната с большим овальным столом, удобными креслами, проектором и ноутбуками была приятна глазу, и ничего в ней не отвлекало от обсуждения вопросов.
– Сколько времени прошло?
Ортеге на самом деле не нужен ответ: он и сам прекрасно чувствовал время, однако в конференц-зале сейчас находятся несколько ведущих магов Темного Двора, и помощник комиссара вводил их в курс дела.
Над столом выводилось детальное изображение поезда: все фигурки масанов, две отдельно в разных вагонах: эрлийца и чуда, а также полная раскладка защитных линий. В стороне от прочих в зале сидел советник, но он не участвовал в обсуждении.
– Один час пятнадцать минут, – ответил Лирга.
Ортега кивнул и продолжил:
– Всего в составе пять вагонов. Изначально было шестьсот двадцать восемь пассажиров. На данный момент убито шестьдесят два пассажира в разных вагонах. Челы пытаются скоординировать спасение, оцепили тоннель метро до и после состава, но мы взяли контроль над несколькими их командирами, и до нас они туда не сунутся. Схема защиты продуманная, взломать ее нужно как можно быстрее и тише.
Советник качнул капюшоном:
– Почему мы их не уничтожим? Вместе с челами.
Ортега обернулся:
– Там чуд и эрлиец. Нас не поймет общественность, и проблемы с Замком нам не нужны.
Советник что-то тихо проворчал, и нав снова вернулся к схеме:
– Итак, двадцать три артефакта. Распределены по ключевым точкам, система защиты перекрывается вот тут, тут и тут. – В ответ на слова на мираже вспыхнули яркие указатели. – Взломать шумно этот клубок можно за десять минут, но этого времени масанам хватит, чтобы убить всех заложников. Бесшумный взлом требует десяти часов минимум – и над ним сейчас работают. Но нам нужно решить проблему как можно быстрее: группы гарок зачищают район внутри оцепления и вылавливают тех, кто сумел пройти оцепление, обещаются уложиться в два часа.
– Тоже масаны-предатели? – уточнил один из сидящих за столом навов – Арга. Наставник магов выделялся среди прочих довольно крупными габаритами по сравнению с обычным худощавым телосложением собратьев. Длинные волосы он перехватывал в хвост и славился эффективным методом обучения: «кнут и подзатыльник». Впрочем, не зря сволочизм считался навской добродетелью.
– Тоже предатели. С остальными проблем уже нет.
– Хорошо… – сидящий рядом с Аргой Унсога выбил на столе короткую дробь, – давайте попробуем разбить эту связку?
– Она дублируется здесь и еще…
Ортега чуть отошел от стола, посмотрел на Лиргу, который сел за отдельный стол и поднял голову, как только помощник комиссара обратил на него внимание:
– Пока прогноз неопределенный. Масаны планировали эту операцию с целью добавить нам проблем.
– Они надеются выйти оттуда живыми?
– Они надеются побольнее укусить нас – им плевать на свои жизни.
* * *
«За что?»
Чем и кому она так перешла дорогу, что вынуждена находиться здесь и сейчас? Никогда еще в своей жизни ей не доводилось так погано себя чувствовать. Никогда понимание того, что она смертна и даже «внезапно смертна», не было настолько отчетливым. И никогда это понимание не приводило ее в ужас этой своей простотой.
Ее жизнь зависит от этих сумасшедших террористов.
Нина слышала, как те разговаривают на незнакомом языке, слышала, как ходят, и звук их шагов – то ближе, то рядом, то дальше – заставлял ее часто и мелко дышать от страха. Особенно когда черные, заляпанные кровью ботинки останавливались рядом с ее босоножками. Она замирала и сильнее сжимала телефон в руках. Ей даже казалось, что стекло сейчас попросту треснет.
А потом в ее голову уперлось черное дуло короткого автомата, и Нина поняла, что умрет раньше, чем тот выстрелит, – от страха.
– Вставай! – Резкий окрик лишил ее последнего самообладания, и она заплакала. Тихо, беззвучно, но слезы лились по щекам непрекращающимся потоком. Она даже не подозревала, что в ней может быть столько слез.
– Вставай, сучка, я сказал! – рявкнул голос, и Нина, не разжимая пальцев, попробовала подняться. Попробовала и поняла, что оружие мешает: оно упирается в лоб, а чтобы встать, ей нужно наклониться вперед.
Слезы капали на топ, оставляя на нем круглые темные пятна – тушь позорно потекла, – и Нина внезапно отчетливо поняла, что сейчас все смотрят только на нее. А она похожа на жалкую испуганную мышь, которая вот-вот умрет только оттого, что на нее лениво взирает кот.
Нина подняла лицо, стараясь не обращать внимания на то, что черная сталь переместилась на переносицу, и впервые за последний час решилась посмотреть на террориста. На того, кто держал ее на прицеле.
– Я не могу встать, пока у моего лица это. – Удивительно, голос не дрожал. И это позволило Нине сделать еще один судорожный вдох.
И успокоиться.
– Вот как… – Мужчина растянул тонкие губы в улыбку, и его палец чуть-чуть надавил на спусковой крючок. Но недостаточно, чтобы запустить процесс смерти Нины.
– Да, так.
Нина сжала зубы, не позволяя вырваться ни единому лишнему звуку. Выдержала взгляд человека с оружием – даже сквозь его темные очки она чувствовала, что он смотрит ей в глаза, – и не дернулась, когда пуля вонзилась в голову рядом сидящего мужчины.
– Хорошо, – неизвестно за что похвалил ее террорист, и Нина чувствительно прикусила язык – от ощущения чужих мозгов на щеке ее мутило.
Мужчина отошел, и только тогда Нина разжала пальцы. Телефон упал ей на колени, а сидящая рядом девушка тихо, одними губами, шепнула:
– Молодец.
* * *
Раймонд лежал, не двигаясь и не открывая глаз. Он слышал, что происходит, чувствовал, как вокруг вибрирует пол от шагов масанов, слышал, как тихо гудит вагон, как где-то внизу, под колесами поезда, течет вода. Слышал и слушал.
Раймонд не был воином, но проходил начальную подготовку в гвардии, умел держать в руках меч и нож, и как раз это умение давало ему понять – рассчитывать не на что. Масаны быстрее, и даже если он сумеет убить одного из них, то остальные прикончат его самого.
А жить чуд хотел. Более того, он хотел жить хорошо. Но это был второй пункт программы. Требовалось сбежать. Если он сбежит, то сумеет рассказать, что увидел.
Раймонд приоткрыл веки и, глядя на тонкую полоску света, на руку мертвой старухи, прокручивал в уме варианты побега. Всегда был первый пункт – встать. То есть снова привлечь внимание масанов.
Пока что вампиры куражатся, убивают челов, купаются в их страхе, но пройдет еще час-два, и они успокоятся. Даже сумасшедшие Малкавианы успокоятся, и тогда Раймонду вряд ли удастся сбежать. Впрочем, и сейчас бегство – проблема.
Наверху масан направил оружие на челу, на ту, которая была красивее и увереннее в себе – во всяком случае, когда вошла в вагон, и Раймонд прищурился. Наверху был разговор, и чуд, запоминая каждое слово, продолжал думать. На звук выстрела он повернул голову – едва-едва – и увидел в отражении глянцевого замка на сумочке, что девушку не убили. Досталось ее соседу.
В голову никак не приходило толкового плана побега, только сожаление, что он ничего никогда не узнавал о метро: человская техника его не интересовала. Он следил взглядом за ручейками крови, которая текла, постепенно застывая, в сторону дверей, и машинально отмечал, что вагон стоит под уклоном. Едва заметным, но достаточным… Для чего?
Голова взорвалась дикой болью внезапно, и Раймонд дернулся, чувствуя, как горит затылок, в который вцепилась рука масана.
– Поднимайся, рыжий. Хватит, отдохнул! – Чуда вздернули за волосы вверх, и он схватил предплечье масана, чтобы тот не так сильно его тянул. Ноги подгибались, но Раймонд, рыча, сумел встать, и тогда вампир бросил его вперед, на сиденья, где вперемешку с живыми лежали мертвые. Рука чуда угодила аккурат в грудь молодой девушки, пальцы запутались в замысловатых бретельках и сдернули топ, обнажая грудь. Рыжий отшатнулся назад, машинально бормоча извинения, и только потом понял, что трупу они ни к чему. Оглянулся на хохочущего масана и, не сдержавшись, схватил ближайшую женскую сумочку и метнул в кровососа.
То, что случилось дальше, оказалось для Раймонда полной неожиданностью.
* * *
Марина старалась не дышать? Липкий запах крови, кисловатый – рвоты – кого-то в конце вагона стошнило, а после его пристрелили, – запахи пота и страха, все это смешалось в отвратительный коктейль. Девушка не рисковала закрывать нос платком, но вдохи делала мелкие и только через рот.
И считала про себя.
Сколько выстрелов уже прозвучало? И думала, сколько их еще прозвучит?
Когда на девушку рядом наставили оружие, Марина замерла.
Этот выстрел был тридцатым по счету, и Марина тихо вдохнула. От страха – через нос и едва не закашлялась.
Но уже через мгновение она оцепенела, видя, как террорист снова тронул рыжего парня. Поднял, откинул в сторону, что-то еще пытался то ли сказать, то ли сделать, и тут рыжий схватил сумочку, которая оказалась у него под рукой (как до того грудь мертвой девушки), и метнул в убийцу.
Марина видела все, как в замедленной съемке, – такое было уже однажды, когда на нее на полной скорости несся племенной жеребец, упущенный кем-то на ферме, куда она приезжала на экскурсию. Только тогда опасность угрожала ей, и в самый последний момент она отпрянула, отступила на шаг, и вороной конь пролетел мимо, задев ее только кончиком хвоста.
Сейчас опасность не касалась ее, и оттого происходящее казалось еще более нереальным: сумочка врезается мужчине в черном в лицо, он отшатывается назад, спотыкается о лежащий за спиной труп той самой старухи и падает.
А зонт-трость, на который опирался все это время мужчина в сером костюме, тот самый, на которого Марине смотреть было не положено, теперь своим металлическим наконечником смотрит в сторону, а не в пол. Зонт лежит на коленях, лежит, придерживаемый руками странного человека, и тот даже не смотрит на падающего убийцу. И только убирает руки с зонта, позволяя ему рухнуть на пол вместе с еще одним мертвецом.
И Марина четко понимает: руки он убрал уже после того, как его серебристый зонт проткнул мужчине основание черепа и прочно вошел в мозг.
В вагоне повисает мертвая тишина.
* * *
– Один труп у масанов! – Лирга удивленно смотрит на собравшихся магов, и те оборачиваются на аналитика. Тот повторяет:
– Да, один масан мертв. Кто-то в вагоне его убил.
– Наказали? – деловито осведомляется Ортега, отправляя СМС.
– Нет, – помедлив, отвечает Лирга, – почему-то обошлось.
* * *
«Сходи в переговорную номер шесть. Там тебя ждут. Успокой их».
Бога посмотрел на СМС от Ортеги и сбросил звонок феи Лады. Ортега не будет так просто дергать, а с учетом того, что творится снаружи…
В общем, фея Лада подождет.
В переговорной номер шесть его ждало то, что челы назвали бы Преисподней. Бога едва переступил порог, как понял, что эта встреча хуже ежегодного концерта осов.
А он знал в них толк.
– И что вы уже сделали? – Отец-настоятель Динамус хмуро посмотрел на вошедшего в зал нава и сложил руки на столе. Его помощник, брат Ципус, кивком обозначил приветствие. Бога сел напротив эрлийцев и ответил:
– В данный момент наши ведущие маги во главе с советником разбираются в том, как можно атаковать поезд и не задеть заложников.
Динамус помолчал, потом кивнул:
– Хорошо. Могли бы предупредить нас заранее, что планируется подобная опасность, которая ставит под угрозу наших братьев.
– К сожалению, не могли. Операция была секретной, не говоря уже о том, что мы не могли предугадать террористического захвата поезда.
– Я слышал, что захватчики – наши Малкавиан.
– Были наши, – поправил эрлийца Бога. – Теперь – предатели.
– Вы же их казните? – Динамус поджал губы.
– Можем парочку оставить в живых, передать на опыты, – тут же предложил нав.
Ципус оживился, но Динамус только качнул головой:
– Не стоит. Верните нам брата Вариуса живым и невредимым.
Бога понял, что встреча оказалась чуть проще, чем он ожидал, и серьезно посмотрел на Динамуса:
– Разумеется. Мы действительно над этим работаем.
Отец-настоятель встал, а нав открыл эрлийцам портал сразу на стоянку, где Динамуса и Ципуса ждал автомобиль. Проводил взглядом и тихо порадовался, что масаны, захватившие заложников, не очень разбираются в родственных связях эрлийцев.
А отец Динамус, в свою очередь, не стал устраивать скандал: как врач он лучше всех понимает, что лезть под руку хирургу, удаляющему опухоль, не стоит…
* * *
– Вставай! Быстро! Вставай!
Террористы шли по вагонам и пинками, окриками, оружием поднимали людей с мест, подгоняли, перегоняли – как скот – в один конец поезда по открытым сквозным переходам между вагонами.
Нина шагнула вперед и мельком удивилась тому, что в пространстве, вроде ничем не закрытом, пустом, подсвеченном из поезда, что-то мерцает. Бледно-розовое сияние разлилось, окутывая сам переход и даже немного вдаваясь в металл.
Нина протянула руку, чтобы потрогать его, убедиться, что ей не чудится, но сзади чувствительно толкнули, и она, споткнувшись, ввалилась в вагон. Оглянулась, гневно посмотрев на соседку, что до того сидела рядом с ней, но соседка опустила глаза и изучала пол, по которому им пришлось идти. Соседка не желала наступать на капли крови, украшавшие линолеум.
Получасом ранее Нина уже попрощалась с жизнью. Потом – еще раз, когда, увидев смерть одного из своих, террористы окружили его тело, что-то кричали на непонятном языке, стреляли, кажется, просто в потолок, но рикошет задел мужчину у одной из дверей и пробил ему колено. Мужчина вскрикнул, и его тут же убили. И после этого вновь наступила тишина. Труп мертвого террориста оттащили к кабине машиниста – быстро, деловито, но невероятно бережно. А Нина, словно впервые, увидела старика напротив себя. Тот как сидел спокойно, так и продолжил сидеть – только теперь без зонта. Почему его не тронули, Нина не знала, да и не хотела знать, ей было действительно неинтересно.
А теперь их сгоняют в один вагон. Их гонят вперед, подпихивают, не дают нормально встать – Нина видела, как нескольких выкинули с сидений, но больше не стреляли.
Вагон, куда их привели, оказался самым чистым – здесь даже крови почти не было, но люди прибывали и прибывали. Садились прямо на пол, потому что все скамейки были заняты, и Нине пришлось сесть рядом с высоким плечистым детиной, взиравшим на террористов с мрачной решимостью. Рыжий парень, тот самый, который кинул в убийцу сумочкой, остался в соседнем вагоне. Его задержали там, откинув в сторону от прохода. А вот мужчина-теперь-без-зонта шел сразу следом за ее соседкой. Зашел, огляделся и не стал садиться, выбрав себе место рядом с дверью.
Нина покрепче обняла сумочку, потом аккуратно нашла в ней бутылку с водой и сделала глоток. Помедлила, протянула соседке.
– Пить хочешь?
– Да, спасибо. – Та взяла, отпила и вернула бутылку Нине: – Как тебя зовут?
– Нина.
– Марина.
При иных обстоятельствах они бы даже не заговорили. Даже если бы, по невероятному стечению обстоятельств, оказались в одной компании. Нина знала это так же четко, как, впрочем, то, что после этого – если она выберется живой – соберет вещи и уедет обратно. Подальше от столицы с ее метро, с ее террористами и с этой кровью.
Выйдет замуж, родит ребенка, может быть, двух. Будет работать в местном магазинчике. Муж будет пить и к сорока годам превратится в развалину. А потом и вовсе – помрет под забором. Детей она станет поднимать на ноги, но те пойдут по кривой дорожке. И в шестьдесят она останется одна.
Нет уж.
Лучше умереть здесь и сейчас.
* * *
Раймонд застыл, замер, когда увидел, что масан от его броска падает. Вампиры умели двигаться очень быстро, но удар этот Малкавиан пропустил – чуд швырнул сумочку коротко, почти без замаха, с близкого расстояния и со всей силы. Раймонда удивило то, что произошло дальше.
Движения пожилого чела он не видел, он даже не понял, как давно зонт-трость находится на коленях. И он не помнил – был ли зонт с челом, когда тот входил, но теперь он точно был. И торчал из затылка масана, острием пробив череп у основания настолько сильно, что металлический набалдашник, окрашенный кровью и слизью, торчал меж зубов вампира.
Повисла тишина. Настолько ощутимая, что Раймонд слышал дыхание каждого, кто находился в вагоне.
Его не тронули. Масаны пробежали мимо, оттолкнули, окружили мертвого собрата, один из них наставил на чела пистолет, и Ричард увидел, что чел поднял взгляд на масана, когда тот уже собрался нажать на спусковой крючок. Палец вампира дрогнул, и он отвел дуло оружия.
Поднялся шум, масаны кричали, разбирались, и смесь масари с фразами на русском звучала для Раймонда дикой какофонией.
А потом снова стало тихо. Вампиры унесли мертвого и стали сгонять заложников в другой вагон. Чуд тут же подобрался – он не переставал верить в то, что сможет, что должен бежать, и теперь представлялся замечательный шанс – прыгнуть, пропасть между вагонами, проскользнуть под поездом и попробовать выйти из зоны действия «Рыбацкой сети»… Но враги подготовились на славу: в переходах был барьер. Он окружал пустое пространство, искрясь розоватым цветом, и Раймонд распознал «Упругую колыбель» – такую любят ставить матери, когда не хотят, чтобы ребенок покидал определенную зону. «Колыбель» упиралась в металл, что исключало возможность ее обойти, а уж без возможности колдовать или применить артефакты (какие? У тебя с собой даже артефактов нет…) простой детский аркан становился непреодолимым препятствием.
Раймонд почти дошел до того вагона, где собирали всех, но его поймали за плечо и откинули от последнего перехода.
– Стой здесь. – У Малкавиана, смотревшего на чуда, подрагивала верхняя губа и виднелись кончики игл. Чуд видел – чувствовал, – что вампир просто на грани. И дело не в жажде, которая могла бы мучить масана. Дело было в том, что он терял над собой контроль от такого обилия пищи. Это могло бы стать проблемой. Но – не сейчас.
Раймонд стоял и смотрел на челов, покорной толпой бредущих к новому месту ожидания смерти, и слушал вполуха, о чем говорят масаны. Масари он понимал средне. Скорее больше не понимал, чем понимал, но отчетливо различил фразу: «Там наверху – уже все кончилось!»
Рядом поставили еще одного нелюдя: он не видел его раньше. Эрлиец, худощавый, невысокий, молодой, но держащийся с достоинством. Раймонд поймал взгляд его черных глаз, потом посмотрел на масана-охранника.
И понял, что пора бежать.
* * *
Марина шла сразу вслед за фифой, которая сидела рядом с ней, а следом за Мариной шли другие люди, и девушка чувствовала, как тяжело и натужно в спину ей дышит мужчина. У него была грязная футболка, от него нестерпимо несло потом, но это сейчас не волновало девушку. Она вообще находилась в прострации после того, как увидела смерть террориста. Сколько она сегодня уже видела смертей? Десять? Двадцать?
Но эта одна – смерть убийцы – почему-то оказалась последней каплей в чаше терпения. И Марина дрожала от ярости где-то внутри себя, но разум и чувства словно обмерли, и потому она шла, переставляя ноги, глядя на пол, стараясь не ступить в кровь.
Когда фифа замерла перед ней в проходе между вагонами, Марина вздрогнула и тут же подтолкнула девушку вперед – ей уже хотелось дойти до нового места (их не могут вести на убой, зачем на убой, убить могли бы и там, где убивали всех до этого). Фифа оглянулась, обожгла Марину злым взглядом, но пошла дальше.
В следующем вагоне была открыта одна из дверей, и несколько террористов подтаскивали к ней тела мертвых пассажиров и выкидывали их в тоннель. Марина проследила за ними взглядом, удивленно отмечая про себя, что за трупами не тянется ожидаемая кровавая дорожка. Тела падали вниз, издавая гулкий звук при падении, и Марина отвела взгляд.
Думать не хотелось.
А подумать было о чем, например о том, что капли крови, которые попали ей на руку, когда из террориста его подельники вынули зонт, были холодными. Сначала Марина даже не придала этому значения, а теперь мысли – странные, страшные, непонятные – сами лезли в голову.
Но думать их было еще страшнее, чем не думать.
У них холодная кровь. У трупов больше нет крови.
В голове продолжал биться вопрос, не сошла ли она от страха с ума? Девушка перевела взгляд на пожилого мужчину в сером и, поняв, что его серые, стального цвета глаза смотрят на нее, одними губами спросила:
– Почему вы их не боитесь? Почему они вас не трогают?
– Вера. Вера может все.
Он ответил вслух, и стоящий у перехода мужчина с оружием оскалился.
Марина судорожно кивнула и снова посмотрела на пол – тут он был чистый, но капли крови мерещились теперь ей везде.
«Вера может все».
А эти ничего не делают тому, кто верит.
У них холодная кровь. Они убивают ради забавы. Они все в солнечных очках. Что им скрывать тут, в помещении? Не маски – очки.
Глаза? Алые глаза?
Марина поняла, что нащупала ответ на все свои вопросы, и сжала руки в кулаки, чтобы не выдать охватившего ее ужаса.
Те, кто их захватил в заложники, – не люди.
* * *
– Два тридцать.
– Да, я знаю. – Ортега отошел от миража, разложенного уже на отдельные схемы раз двадцать. Взял, не глядя, чашку с чаем со стола, закинул в рот пару крекеров и посмотрел на Лиргу: – Что у них происходит?
Точки на мираже двигались в сторону хвостового вагона.
– Сгоняют всех. Раньше эрлиец был в первом вагоне, чуд в третьем. Сейчас челы в последних двух вагонах: их осталось четыреста восемьдесят, чуд и эрлиец у входа предпоследнего вагона.
– Они приняли решение?
– С большой вероятностью – да. У нас осталось около десяти-пятнадцати минут. Потом они начнут расстрел. Чуда и эрлийца оставят напоследок.
– Обожрутся.
– Им плевать.
Лирга поднял голову от монитора. Ортега кивнул в ответ:
– Да, знаю.
Где-то в стороне Арга в очередной раз сделал раскладку артефактов и тут же тихо заметил:
– Вот оно – слабое место.
Советник качнул капюшоном, затем встал, подходя ближе, и согласился:
– Люды всегда забывали этот параметр: глубина.
Ортега тут же оказался около магов:
– Мы можем разрушить защиту?
Советник выпростал когтистые пальцы из рукавов, и к ним потянулись нити энергии от Источника. В комнате стало ощутимо темнее.
– Можем. Готовность – пять минут.
* * *
Во рту пересохло, но снова достать бутылочку с водой и сделать глоток Нина не решалась. Слева тихо постанывали несколько раненых женщин, позади нее толкался ногами удивительно тихий ребенок лет пяти, который за все время штурма не проронил ни звука (может, он немой?), справа чуть покачивался взад-вперед молодой парень. А перед Ниной сидели на полу еще два ряда людей. Эти люди были для нее просто безликой массой, которая не имеет значения ни для нее, ни для кого бы то ни было.
Выстрелы вдалеке, в другом конце поезда, прозвучали резко, отрывисто, очень четко, и Нина подняла голову. А потом встала, хотя никто не разрешал ей вставать, и на нее тут же направили дуло автомата.
Там, вдали, едва различимо между окнами-проходами-переходами, ограниченными стеклами и перилами, происходило какое-то движение. Короткие вскрики, а затем погас свет.
Нина широко улыбнулась, и в этот момент пуля влетела ей в живот.
* * *
Раймонд обернулся в сторону шума в первое же мгновение. Интуиция воина, которую он в себе никогда не развивал, о которой даже не подозревал, подняла голову и завладела разумом. Дальше чуд двигался не сам – за него, в нем, через него двигались его предки. Пять десятков поколений Вертов, среди которых на заре времен числился даже один великий магистр, прославивший Чудь победами в войне Кадаф, увидели в происходящем шанс для своего потомка.
Раймонд сел на корточки в тот же момент, когда погас свет. Он поймал ближайшего масана за ногу и резко дернул вверх, перехватывая одновременно его автомат. Пальцы машинально нащупали спусковой крючок, и пули влетели вампиру в голову, обрызгивая лицо чуда холодной кровью.
Второй.
Третьего Раймонд убил так же – выстрелом в голову.
Удар четвертого застиг чуда врасплох, и он с недоумением замер, чувствуя, как в животе разливается острая боль. Кровь хлынула на пол из разрезанного вдоль торса, и Раймонд машинально стянул остатки футболки, чтобы как-то прикрыть рану.
Второй удар должен был убить его, и чуд прекрасно понимал это. Ему было жаль мать, которой сообщат новость о его смерти. Он ясно представил – в кромешной темноте, разрежаемой лишь вспышками выстрелов, это было очень легко сделать, – как садится она на диван, как дрожат у нее руки и как ей больно, когда кто-то сообщает ей, что Раймонд Верт погиб при штурме…
Но второго удара не было. Легкий шорох в воздухе, бульканье крови, и тело масана падает на Раймонда, заливая его холодной, неспешными толчками вытекающей из артерий кровью. Головы у вампира больше не было.
– Тише, парень. Свои. – Он слышит спокойный голос откуда-то сбоку и чуть сверху и так же интуитивно понимает, что рядом нав. Раймонд только кивает и, чувствуя, что теряет сознание от боли, пронизывающей его нутро, и от потери крови, тихо говорит:
– Вторая группа. Они говорили о том, что наверху все закончено.
– Наверху мы уже разобрались. – Нав подхватывает чуда и усаживает в сторону, рядом с сиденьем, так, чтобы уберечь от шальных пуль и ударов. – Держись. Две минуты – потом отправим к эрлийцам.
– Держусь, – обещает Раймонд и закрывает глаза. И чувствует, как до того стоящий рядом эрлиец (он тоже упал на пол в момент атаки) начинает творить арканы.
* * *
Марина не сразу поняла, что происходит. Она даже не увидела, не уловила тот момент, когда Нина поднялась на ноги и стала смотреть вперед.
Погас свет.
Прозвучал выстрел, оглушая своей силой и яростью в темноте. Нина тут же осела на пол, и Марина почувствовала на своих руках горячую кровь (а у них холодная!).
Больше времени думать, сомневаться и медлить не было.
Сзади-сбоку-впереди кричали от ужаса люди. Слышались еще выстрелы – но не здесь, не в этом вагоне. Мимо Марины и остальных пронеслись тени – их не было видно, но воздух шевельнулся. И сразу, как по команде, выстрелы прекратились. На пол что-то упало, с тем же звуком, с которым ранее трупы падали на рельсы, и Марина поняла – их спасают.
Оставалось выжить.
Марина включила фонарик на телефоне, подсвечивая себе, отыскала рану на животе Нины и судорожно вытащила из сумочки тампон. Было страшно и смешно – где-то на задворках сознания, – но это было единственное, что пришло Марине в голову. Она зубами стянула пленку с ватной «пули» и поймала испуганный шальной взгляд Нины.
– Будет больно, терпи! – велела таким тоном, что ослушаться было нельзя.
В царившей вокруг какофонии внезапно образовался островок тишины – или Марине это только казалось. Она пальцами нащупала рану, убрала телефон и одним движением воткнула тампон в плоть. Нина вскрикнула, сжала запястье Марины так, что потом наверняка будут синяки, но Марину это уже не волновало. Поверх тампона девушка прижала стянутый с себя топ – плевать на то, что она теперь в лифчике, все равно никто не увидит.
– Потерпи, сейчас будет помощь. Это чтобы не шла кровь. Где же помощь? – Она положила Нину головой на свои колени и гладила ее по волосам. Минуты растянулись в часы, и движение, крики, выстрелы казались Марине бесконечными.
Внезапно зажегся свет.
Все террористы были мертвы.
* * *
– Операция прошла успешно. Двое гарок ранены – один серьезно, проваляется в Обители дня три, второму сломали руку. Заложники-челы живы… В большинстве своем. Чуд и брат Вариус выжили. Чуд ранен, Обитель обещает поставить его на ноги за неделю. Брат Вариус цел и невредим. Челы организуют эвакуацию остальных пострадавших, почти все гарки уже покинули состав, кроме нескольких, контролирующих процесс.
Сантьяга сделал небольшой глоток вина и коротко кивнул:
– Благодарю, Ортега. Операция выполнена блестяще.
Помощник комиссара позволил себе легкую улыбку, а Сантьяга продолжил:
– Однако мне не нравится то, что мы пропустили эту атаку. Что Малкавиан, которые поклялись в верности Темному Двору, нас предали. Епископ уже был у меня, заверил Навь в лояльности… Приход Великана убедил остальных масанов в нашей силе, однако тенденция наметилась нехорошая.
Ортега покачал головой:
– У нас не так много выходов на отдельные масанские семьи и сообщества.
– Вот именно. И нам надо это исправить… А где Бога?
– Он умчался на свидание с Терезой Треми.
– Хм… – Сантьяга отставил бокал в сторону и усмехнулся. – Бога, кажется, начал выполнение задания даже раньше, чем я его озвучил.
Ортега кивнул:
– Примерно за полгода до. Это пока его самая долгая связь.
Комиссар рассмеялся:
– Иногда я думаю использовать его в качестве оружия массового поражения.
Ортега фыркнул:
– Слишком рискованно: его дамы могут ополчиться и на самого Богу. За то, что их так много.
* * *
Марина спустилась по металлическому трапу последней. Нину забрали у нее, как забрали всех раненых до того, и Марине важно было увидеть, что действительно все ушли. Все те, кто провел эти часы в вагонах остановившегося поезда.
Девушка давно избавилась от каблуков на босоножках и теперь аккуратно шла по шпалам в освещенном тоннеле. Она вспоминала тех, кто привлек ее внимание. Она видела, как бережно уносили того рыжеволосого парня – он был ранен, его держал на руках какой-то высокий худой спецназовец. Нина ее волновала не меньше: врач, пришедший за ней, хмурился и качал головой. Седого мужчину в сером костюме и с серыми глазами Марина не видела. Просто была темнота, а потом включился свет.
Его среди них больше не было.
За ее спиной оставались кошмар и смерти, на ней была кровь – вся одежда промокла от крови, которая текла по полу, которая лилась вокруг, казалось, рекой. И половина этой крови была холодной.
Марина не знала, сможет ли еще когда-нибудь спуститься в метро. Сможет ли войти в какой-либо поезд без ужаса, без мыслей, что опять – опять! – в вагон ворвутся люди (НЕ люди) с оружием и начнут убивать, издеваться и угрожать смертью тем, кто пока жив.
Сможет ли она теперь смеяться или улыбаться при виде черных очков, сможет ли видеть вокруг не врагов и вампиров (О господи! Какие вампиры, ты в своем уме?), сможет ли жить, как раньше?
Марина не знала, и поэтому машинально считала шпалы, по которым шла, поглядывала на затянутый в рыжий кожух контактный рельс и думала, что этот день теперь запомнит навсегда.
Сегодня она родилась во второй раз.
* * *
Анерига стоял около поезда и задумчиво считал трупы: масанов, челов… Мимо него прошла девушка, и он проводил ее взглядом: девушка, сама того не замечая, шептала: «Не люди… Они не люди…» Нав некоторое время поразмыслил, решая, стоит ли устроить еще одну «жертву террористов», а потом понял, что вряд ли чела кому-то расскажет то, что поняла.
И вряд ли ей кто-то поверит.
Эпилог
Марина припарковалась около бордюра и вышла из машины. Вечерело. Легкие сумерки разгонялись уличными фонарями, на асфальт падали редкие мелкие снежинки, и девушка поежилась – мороз кусал кожу лица и пальцы.
Она быстро прошла к дверям торгового центра и огляделась: даже спустя полгода ей везде чудились террористы. Не те же самые, но любые другие.
Психоаналитик, таблетки, отпуск, который ей предоставили на работе (и даже за счет фирмы отправили на отдых в Таиланд) – все это помогало, пока она была чем-то занята. На работу она вышла раньше времени – не могла сидеть дома и ничего не делать, на вечер записалась на танцы, потом – час бассейна, и, вернувшись домой, Марина уже не могла что-то делать – только падать в постель и спать.
А сегодня отменили занятия, и девушка решила, что можно сходить посмотреть кино. Там тоже много людей, нет рядом никого подозрительного… Но билеты она всегда теперь брала только на те фильмы, где не стреляли. А еще лучше – на мультфильмы.
Марина шагнула в царство света, вывесок и музыки и едва не столкнулась с высоким парнем. Ойкнула, извиняясь, и подняла на него взгляд. Замерла, потому что узнала рыжего, который был вместе с ней в том злополучном поезде. Судя по его лицу, он ее тоже узнал.
– Привет.
Марина кивнула, слабо улыбнувшись. Она еще не поняла, хочет ли общаться с ним, но он поймал ее за локоть и отвел в сторону от дверей.
– Не думал, что еще раз увидимся. У тебя забавная привычка – хвататься за меня, как за поручень.
Девушка расстегнула шубку и встряхнула волосами, позволяя каплям воды разлететься по сторонам.
– Извини, я совсем не хотела на тебя наткнуться. Неловко получилось.
– Рад, что ты жива.
Марина сжала губы, опуская глаза. Хотелось то ли уйти, то ли кинуться ему на грудь с рыданиями. Она не общалась ни с кем из тех, кто был с ней в поезде. Слышала, что Нину не успели довезти до больницы, слышала общее количество жертв, искала потом по фотографиям того самого мужчину в костюме-тройке и, да, искала рыжего парня, но оба как в воду канули. А теперь стоит перед ней: живой, здоровый, серьезный, каким был и тогда. Красивый.
– Я тоже… рада.
– Пойдем посидим? Или ты к кому-то приехала? Тебя здесь ждут?
Марина посмотрела в его карие глаза и пожала плечами:
– Нет. Я с парнем рассталась… после того. Подруги… Тоже нет теперь. Так что я просто тут, потому что мои танцы отменились.
– Занимаешься танцами?
– Да.
– А я пошел на фехтование. Ну, помимо работы. Знаешь, у меня… отец умер. От сердечного приступа, тогда. А я себе этого простить до сих пор не могу.
– Почему?
Марина удивительным образом понимала, почему он говорит это ей. И говорит так. Она сейчас впервые осознала, почему сторонилась остальных – те, кто был с ней в том аду, поймут. Остальным не объяснить, отчего на глаза наворачиваются слезы.
– Потому что он за меня волновался.
– Ты не виноват. – Девушка взяла его под руку и кивнула на кафе, расположившееся неподалеку. – Пойдем поужинаем? Я хочу у тебя кое-что спросить. Кое-что странное.
– Раймонд.
– Что?
– Меня зовут Раймонд. А тебя?
– Марина.
Он пододвинул ей стул и сел рядом, протянув меню.
– Очень приятно. А что ты хотела спросить?
– Ты не заметил ничего странного в тех террористах?
– Например?
Марине хотелось выпить, но она закрыла страницу с алкоголем и теперь изучала, какой кофе тут подают. И не смотрела на рыжего Раймонда, потому что боялась прочесть в его взгляде: «сумасшедшая».
– У них… кровь была холодная. Это дурацкая мысль, я знаю, но мне кажется, что они похожи на вампиров. Такие же невероятно жестокие. И зачем-то были в очках. Значит, что-то скрывали. Наверное, они уже мертвы и…
– Марина.
– Что? – Она нахмурилась, сжимая пальцами меню.
– Вампиров не бывает.
Марина судорожно вздохнула и посмотрела на Раймонда, ожидая приговора. Но тот чуть улыбался, и улыбка у него была не обидная, а какая-то отстраненная.
– У нас их называют масанами. Не мертвые люди, а просто не люди. Другая раса.
Девушка моргнула. Фраза была неожиданной и удивительной. Кажется, теперь была ее очередь думать, что собеседник сошел с ума.
– Другая… раса?
– Да. Собственно, если ты не думаешь, что я сошел с ума, – расскажу больше. Если думаешь – то закроем тему и будем ужинать.
Марина вспомнила ледяную кровь на своих руках, вспомнила серые глаза и голос, говорящий: «Вера может все», вспомнила, что Раймонда не было в списках пассажиров и раненых. Что в больницы не поступал рыжий пациент и что сама лично видела, как его торс был разрезан от пояса до горла – неужели после такого можно выжить? Но ведь сидит перед ней – живой, улыбчивый, теплый. И решилась:
– Рассказывай. Я тебе верю.