Тарко к советам Мены не прислушался и рано утром, как только Сокол ушёл с клинком к ведунье, а Рыжий ещё спал, отправился к крепости. Он собирался хоть целый день под двором княжеским ходить, пока Вияна не увидит его, или не выйдет на улицу по делам. А там уж пусть вновь обругает его, пусть прогонит. Увидеть бы её только, словом переброситься. Даже то, что меча сейчас при нём нет, а значит нечем и хвастать, желания не убавляло.

Стража на воротах юношу остановила и внутрь не пропустила, хотя один из воинов узнал воспитанника Мещёрского князя. Но здесь не Мещёрск, здесь Елатьма, здесь свои порядки и свой князь правит.

— Мне с княжной Вияной поговорить надо, — настаивал Тарко.

— Не велено тебя пускать, — заявил стражник.

— Кем же не велено? — упорствовал Тарко.

— Самим князем Александром и не велено, — ответил стражник и вздохнул, то ли сопереживая мальчишке, то ли настраиваясь на утомительные объяснения. По шее ведь не двинешь княжескому приёмышу. Впрочем, если досаждать сильно будет, можно и двинуть, как бы ненароком.

Но силой гнать просителя не пришлось. Неожиданно для обоих спорщиков во дворе загремели доспехи, застучали копыта, и скоро в воротах появился сам Александр, сопровождаемый полудюжиной всадников. Заметив юношу, князь остановил лошадь.

— Не ищи с сестрой встречи, Тарко, — сказал он. — У неё теперь своя судьба. Возвращайся в Мещёрск, отец тебе дело найдёт по душе. Вырастишь, сам всё поймёшь.

Небольшой отряд тронулся, а юноша, проводив его взглядом, от крепости вовсе не ушёл, лишь отступил немного под гору, продолжая из тени наблюдать за воротами. На что он рассчитывал, Тарко и сам понимал плохо. Вияна из крепости не появится точно, возможно, до самого замужества там просидит. Но он всё равно ждал, надеясь на чудо или случай, что позволит ему попасть внутрь или выманит княжну наружу.

Чуда, однако, не произошло.

Вместо желанной девушки Тарко увидел давешнего бузотёра, который вышел из крепости в сопровождении двух княжеских воинов. Все трое направились вниз к пристаням, и юноша, рассудив, что за время короткой отлучки ничего в его сидении не изменится, решил проследить за ними.

Савелий шёл свободно даже оружие держал при себе, но Тарко отметил, что всё же дружинники скорее охраной приставлены к охотнику, чем провожатыми.

Они вышли к пристаням и остановились возле небольшого струга, чуть меньшего, чем корабль Тарона.

— Демидка! — позвал один из дружинников.

Из лодки высунулась заспанная рожа молодого корабельщика, очень худого на вид как для такой работы.

— Чё? — спросил он.

— Копчё! — передразнил дружинник. — Ты зачем спишь, вша тебя укуси? Давно уж в Москву пора отваливать!

— В Переславль, — поправил Демидка и одной ладошкой наскоро умылся из реки. — Тебе-то, душегубу, какое дело? Сколько хочу, столько сплю, твоих снов не одалживаю, свои смотрю.

— Возьми путника, — сказал второй дружинник. — Сам князь за него просит.

— Да не еду я в Москву! Вот ещё выдумали!

— Нам всё равно, хоть в Переславль, — согласился второй дружинник.

— Кто такой?

— Вот, — дружинник подтолкнул Савелия в спину.

Тот хмуро посмотрел на струг, перевёл взгляд на Оку, и вдоль неё на юг.

— Плату какую положишь? — спросил тем временем корабельщик.

— Какая тебе, разбойнику, плата!? — вновь вступил первый дружинник. — Сам князь просит, понял ли?

Демидка не сразу уступил, пусть хоть и князю, сделал вид, что раздумывает.

— Ладно, забирайся! — махнул он охотнику. — Но харч, слышишь, сам себе промышляй. Кормить не буду.

— Только вот что, Демидка, — добавил грозно сопровождающий. — Смотри, чтобы не сбежал он от тебя. До самой рязанской земли проводи.

— Это как то есть? — удивился тот.

— Братцы! — вдруг заговорил Савелий, поворачиваясь к княжеским воинам. — Ведь вы же православные! Христиане! Зачем князь со мной так-то? Отпустите. Ведьма здесь ещё где-то, чувствую я. Отпустите ненадолго! Туда и обратно! Мигом обернусь. А завтра сам уйду, вот чем угодно поклянусь!

— Дурак ты, Савелий, так ничего и не понял, — второй дружинник сплюнул. — Если тронешь Мену хоть пальцем, князь с тебя шкуру спустит. А что он не спустит, так мы доберём лоскутками. Так что, давай, пошевеливайся, от греха подальше!

— От греха? — возопил охотник.

— Понятно, — сказал сам себе Демидка и исчез под настилом.

Вместо него чуть погодя, из лодки выбрались два здоровенных гребца, похожие один на другого, как пара кирпичей. Перемахнув пристань, спрыгнули одновременно на берег, да так, что Тарко хоть и в отдалении стоял, показалось ему, будто земная твердь содрогнулась точно мостки шаткие.

Встали могучие корабельщики по обеим сторонам от Савелия, пошевелили плечами. Тот сразу сник.

— Держи! — крикнул Демидка и рядом с богатырями шлёпнулся моток верёвки. — Сам не захочет, шкурам вонючим в дороге товарищем будет.

Савелий сопротивляться не дерзнул, побрёл на лодку. Дружинники присели на бережке, собираясь, похоже, дождаться отплытия и проследить, чтобы всё прошло гладко. А Тарко, увидев неподалёку Рыжего, спорящего о чём-то Тароном, к крепости решил сегодня не возвращаться.

 

***

Изба Мены выглядела тесной, но опрятной. Всякие колдовские вещи посетителей не пугали, видимо упрятанные от чужих глаз в сундуках или в иных каких местах. И только по стенам тут и там висели большими пучками травы, но это были, как заметил Сокол, обычные целебные травы, какие встретишь на Мещере в каждой второй избе. Мена собственно и славилась в округе больше как целительница, а колдовство, если и пускала в ход, то изредка и не на людях. Вот только вчера промашка вышла.

Сейчас девушка ничем не напоминала разгневанную воительницу, что ворвалась на постоялый двор. Волосы были заплетены в тугую косу, покрыты платком, а длинное платье скрывало каблучки, даже когда Мена двигалась.

— Пришёл всё же, — она встретила чародея какой-то особенной доброй улыбкой. — Думала, может, испугаешься…

— Испугался, но пришёл вот, — отшутился Сокол.

— Откладывать не станем, у меня всё готово. Садись, — она показала на лавку перед пустым столом. — Угощений пока не предлагаю. Потом угощаться будем, после дела.

Сокол уселся и принялся наблюдать за девушкой. Та выгребла на серебряный поднос угли из жаровни, бросила поверх них смоченную пахучим отваром траву. Меч в поднос остриём упёрла, так что дым, поднимаясь, обтекал клинок несколькими витками и лишь возле рукояти срывался, попадая под сложенную чашечкой ладонь ведуньи.

Трава высохла, вспыхнула, язычки пламени метнулись по дымному следу к самой ладошке Мены, и та отдёрнула руку.

— Меч хозяина ищет, — произнесла она, заливая угли из чашки.

— Это я понял, — кивнул Сокол.

— И он ищет жертву, — добавила Мена.

— Об этом я догадывался.

— Клинок предназначен для убийства.

Мена бережно положила клинок на стол. Присела. Некоторое время Сокол ждал продолжения, но так и не дождался.

— Мечи вообще только для того и предназначены, чтобы убивать, — заметил он.

— Что ты всё заладил: «знаю», «догадывался»… — проворчала Мена без раздражения. — Ты же понимаешь, я имею в виду не убийство вообще, а определённую жертву. Истинную цель. Это меч смерти. Или жизни. Смотря, с какой стороны взглянуть.

— Понимаю, — согласился Сокол. — А кое о чём и точно узнал. Главного не понял. Кому он предназначен в руку, а кому в грудь?

— Этого тебе никакая ворожба не откроет, — сказала Мена. — Но врага меч сам укажет, если тот рядом окажется. Хоть слабо, но отозвался сталь. Теплеет клинок, когда в сторону цели своей смотрит. Еле заметно, но даёт знать. И хозяина наверняка должен почувствовать.

Сокол подержал руку над лезвием, над рукоятью и пожал плечами.

— Я не чувствую ничего.

— Тут рука надобна того, кому предназначен меч. Или женская.

— Твоя, к примеру?

Мена кивнула с улыбкой.

— Цели не чувствую, но кое-что мне удалось узнать. Думаю, этим клинком Дятел с нечистью бился в Мещёрой Поросли. С колдуном каким-то сильным, а может с демоном.

— Дятел из Угармана? — уточнила Мена.

— Он самый.

— Не слыхала, чтобы он воевал с кем-то.

— Было такое дело, — кивнул Сокол. — Хоть и давненько уже.

Мена убрала со стола поднос с потухшими углями, протянула Соколу меч и стала выкладывать угощение — пирожки, варёные яйца, зелень, поставила глечик с малиновым квасом и пару глиняных кружек.

— Есть ещё кое-что в клинке этом, — разливая по кружкам квас сказала она. Как бы между прочим сказала. — То ли любовь, то ли страсть, то ли похоть в нём. Человеческая или нет, не понять. Бывает и демоны попадают в силки любовные. И даже боги.

— Страсть, — повторил чародей и задумался.

Странная начинка для клинка. К добру или к худу такое открытие? Скорее всё же к худу, раз не понять, кто и зачем любовь с железом сплавил. И значит жди от судьбы коленца хитрого.

— А клеймо? — спросил он, надкусив пирожок.

— Клеймо? — удивилась Мена, присаживаясь рядом. — Клеймо известное. Я думала ты его знаешь.

— Не припомнил что-то, — озадачился Сокол.

— Агрик меч делал. Его клеймо.

— Агрикус? — удивился чародей. — Как же, доводилось слышать. Его тайны многие раскусить пытались, да не вышло ни у кого. Только ведь не здешний он оружейник.

— Ну да, цареградский, — кивнула Мена. — Он, как говаривают, самому Константинопольскому басилевсу оружие создавал. Из семи клинков павших воинов один единственный выковал. Кедр обхвата в два у корня одним ударом срубал. Но, понятно, не против кедров его ковали. Врагов вместе с доспехами половинил. Такой был меч.

— Припоминаю теперь, — сказал Сокол. — Так ведь он ромей, грек, Агрикус этот. А клеймо славянскими буквами исполнено. Это меня, верно, и сбило с толку.

— До того как басилевсу услужить Агрик много земель исходил. Знаний искал. У сербов жил, у болгар. Где ещё точно не знаю. Не совсем оружейник он, скорее колдун, а быть может алхимик. И где-то в хождениях своих нашёл он способ как сталь с людской душой связывать. И тот меч басилевса вобрал в себя храбрость лучшей семёрки воинов, а этот… Этот чью-то любовь забрал.

— Похожим искусством владели онары, — подумал вслух Сокол. — Про любовь сказать не берусь, но много в их клинках человеческого заметно. Не от них ли греческий оружейник секрет ремесла перенял?

— Онары? — удивилась Мена. — Ваши сказочные великаны?

— Это они теперь сказочные, — усмехнулся чародей. — А были времена, когда бродили они свободно среди людей по всем здешним лесам. Могу при случае их следы показать. Иногда попадаются, где камень твёрдый. Да самих камней много от онаров осталось. Потом уж они встреч солнцу ушли. Зачем, не знаю. Говорили, на большую войну собрались. Но о войнах тогда слухи не доходили. Пропали великаны. И все тайны с собой унесли.

Они посидели молча, подумали каждый о своём.

— Хороший у тебя, Мена, квас, — сказал Сокол и выложил всё, что надумал. — Вот ведь незадача какая. Не мог Дятел с Агрикусом твоим сойтись. Во времени они разминулись. Лет на полста, не меньше. А сам Агрикус с онарами никак не мог пересечься, задолго до него ушли онары. Да и судя по всему, перековывали клинок не раз и после Агрика и после Дятла. Вот ведь сколько всего распутывать теперь предстоит.

— В Мещёрскую Поросль собрался? — догадалась Мена. — Думаю, ничего ты там не узнаешь, чародей. Век людей короток.

— Может, и не узнаю, — согласился тот. — Главное в этом деле на путь встать. А там куда выведет, кто его знает?

— Это верно.

Девушка задумалась.

— Путь… — она вдруг взглянула на чародея с какой-то необычной тоской. — Говорят, ты с богами сражался?

— Молодой был и глупый вот и полез на рожон, — отмахнулся Сокол.

— Не такой уж и глупый, раз живым вернулся.

— Так ведь они, боги-то, и не поняли, что я с ними сражался, — усмехнулся он. — Потому и живым остался.

— Прибедняешься, чародей, — недоверчиво заметила Мена.

— Ничуть.

Девушка опять задумалась и на её лице отразилась злость.

— А мне, знаешь, иной раз хочется кое с кем из них посчитаться, — сказала она.

— Брось эту затею, — посоветовал Сокол. — С ними невозможно посчитаться, ибо у них счёт другой.

За окном послышался стук копыт, ржание, лязг железа голоса.

Мена, что называется, ухом не повела, даже не повернулась к окну, словно заранее знала, кто может пожаловать. Но третью кружку на стол поставила.

В избушку, пригибаясь, вошёл князь Александр. Вошёл один, оставив сопровождение на улице.

— И ты здесь, чародей, — сказал князь.

В усталом его голосе послышалась лёгкая примесь досады.

— Скоро уйду, — сказал Сокол, но вставать, однако, не торопился.

— Не помешаешь, — отмахнулся князь.

Он присел. По сторонам не смотрел, видно бывал здесь уже не раз.

— Что скажешь, Александр Укович? — улыбнулась Мена, пододвигая к нему кружку с квасом

— Скажу, — кивнул тот. — Допросили мы Савелия, охотника того. Как только протрезвел, так и допросили. Оказывается, его давеча ещё и из Мурома выперли. Там, правда, без бузы обошлось, но прямо к Юрию заявился наглец, предлагая колдунов вывести. Проверили мы, людей расспросили. В наших краях никаких злодеяний за ним не числится. Мимо он шёл, случайно на тебя напоролся. Так что отпущу я его восвояси.

— Ну и пусть убирается, — ведунья пожала плечами, показывая, что потеряла к охотнику интерес.

— Будь осторожна, Мена, — остерёг князь. — Блаженный он. Такого и убивать грех великий, и вытерпеть трудно. Божье испытание нам православным, а вам, кто старую веру блюдёт, угроза нешуточная.

— Справлюсь я с ним, если ещё раз сунется, — бросила Мена.

— Не скажи, — Александр покачал головой. — В корчме с трудом справилась, так то от неожиданности он слабину дал и напился к тому же. Теперь сам встречи искать станет и с расчётом к делу подойдёт, с хитростью.

— Да, зачем бы ему? — удивилась Мена. — Других колдунов мало что ли? Найдёт и без меня от кого взбучку получить.

— Зацепила ты его, Мена. Сильно зацепила. Красотой своей, молодостью. Для таких как он, одержимых, красота колдовская только лишнее раздражение, лишняя злость. Не явись ты в корчму, обошлось бы. Протрезвел бы парень наутро, ушёл бы с купеческим поездом куда собирался. А теперь ты занозой кровоточащей у него в голове засела.

— Ну, прости князь, не удержалась, — развела девушка руками. — Будто плетью стегануло. Родителей погибших вспомнила. Такой же вот упырь их погубил.

— Упырь, — повторил князь задумчиво.

— Никакой он не блаженный, — добавила Мена. — Думаешь, ради веры на колдунов охотится? Как бы не так! И награду не за убийство получает. Ну, не за одно только убийство. Силу он отбирает у колдунов убитых, вот в чём соль, и кому-то ту силу приносит. Вот за что ему серебром платят. Упырь и есть.

— Тебе виднее, — буркнул князь. — Но не ошибись. Мои парни его до рязанских земель проводят. Там выпустят. А куда он дальше пойдёт, один бог знает. А то может и ему неведомо. С блаженными даже у бога накладки случаются.

Александр ещё посидел немного молча, потом вдруг встал резко и вышел, не прощаясь. Кружку с квасом пирожки так и не тронул.

— Мрачный он у вас какой-то, — заметил Сокол.

— Так ведь нелегко ему приходится, — вздохнула Мена. — С одной стороны отец старую веру держит, с другой священники новую проповедуют, языков каких только здесь не намешано, обычаев. Каждый в свою сторону тянет, а ему посерёдке устоять надо. И мир сохранить.

— И часто он к тебе заходит вот так запросто?

— Заметил? — усмехнулась девушка. — Да, захаживает. То посоветоваться, то травок каких-нибудь попросить.

Она посмотрела на Сокола пристально.

— Что-то ещё тревожит тебя? — угадала Мена. — Помимо князя и помимо клинка зачарованного.

— Дедушка ушёл, — вздохнул Сокол.

— Слышала.

— Разыскать бы его, поговорить.

— Войны опасаешься? — опять догадалась Мена.

— Опасаюсь, — признался чародей.

— Думаю, напрасно опасаешься. Не затем он к людям вернулся.

— Ты откуда знаешь?

— Не знаю, догадываюсь.

Сокол поздно на постоялый двор вернулся. От ужина обжорного отказался, сразу в комнату отправился. Тарко в двух словах сообщил, что Вияну ему встретить не удалось, что Тарон задерживается с делами, а Рыжий ему ещё новых подкидывает, находит заказчиков, приводит поставщиков и конца этой круговерти не видно. Потом рассказал, как Савелия из города выпроваживали.

— Я знаю, — кивнул Сокол. — Князя повстречал.

— У Мены?

— У неё.

— А с мечом что? — набрался смелости Тарко.

Сокол, устраивая на лавке постель из плаща и сменной рубахи, пересказал вкратце, что ведунья в дыму увидела, о чём догадалась, что сам Сокол сложил одно к одному. Новости Тарко не порадовали.

— Значит, меч крови хочет? — переспросил он, выделив главное.

— Хочет, — кивнул чародей, положив в изголовье мешок.

— А может, против хорошего человека он навострён? — засомневался юноша. — Может, его придержать лучше, спрятать, утопить где-нибудь…

— Правильно вопрос ставишь, — хмыкнул Сокол, укладываясь и забрасывая на ноги остатки плаща. — Вот и это нам с тобой предстоит разузнать.