1. Первый этап конференции (январь — июнь 1919 года)

18 января 1919 года в Париже торжественно открылась мирная конференция. Впервые со времен Венского конгресса от решений дипломатов, собравшихся в одном месте, зависели контуры новой системы международных отношений. Важная особенность этого форума состояла в том, что на него не были приглашены представители побежденных государств. Победители решили сначала согласовать между собой условия мирных договоров, а потом предъявить их побежденным в качестве ультиматума. Отсутствие на конференции представителей России, которая в тот момент была охвачена гражданской войной, делало авторитет этого форума еще более сомнительным. Либеральной общественностью конференция воспринималась как предвестник и прообраз Лиги Наций. На деле же она быстро обнажила грандиозные противоречия в лагере победителей почти по всем вопросам. И хотя главную роль сразу же стал играть Германский вопрос, судьба Османской империи и отдельных ее частей также занимала важное место в работе конференции.

Восточный вопрос в повестке дня. Первые решения

Ход конференции в целом и решение отдельных вопросов в сильнейшей степени зависели от людей, лично возглавлявших делегации ведущих держав. Как уже говорилось, французский премьер-министр Клемансо мало интересовался проблемами Ближнего Востока, однако он не мог не считаться с влиятельными политическими кругами, глубоко заинтересованными в нем. «Колониальная партия» раздувала газетную шумиху вокруг Сирии и Киликии, а огромное количество рантье были не на шутку обеспокоены судьбой турецких «купонов», в особенности после советского отказа оплачивать долги старой России. Клемансо не любил много говорить на заседаниях конференции и часто поручал излагать французскую точку зрения другим людям — Тардье, Лушеру и т. п. В делах, касавшихся Ближнего Востока, главным французским porte-parole был министр иностранных дел С. Пишон, тесно связанный с «колониальной партией», а также с «профранцузскими» эмигрантами с Ближнего Востока. Радикализм его требований как бы оттенял более умеренную позицию самого Клемансо.

Несколько иная ситуация сложилась в британской делегации. На конференции проявилось очевидное стремление Ллойд Джорджа монополизировать контроль над внешней политикой страны. Он мог использовать того или иного министра на определенном этапе переговоров (даже если тот был не согласен с его подходом), но всегда сохранял за собой право лично выражать позицию Великобритании. Разногласия внутри кабинета Ллойд Джордж часто использовал как оправдание зигзагов своей политической линии, но эти зигзаги были всегда хорошо им продуманы. Сопровождавший его в Париже руководитель Форин Оффиса А.Дж. Бальфур часто проявлял определенное безразличие к конечным результатам переговоров. Во всяком случае, он не заострял внимания на своих разногласиях с Ллойд Джорджем. К рекомендациям экспертов Ллойд Джордж был готов прислушиваться лишь тогда, когда они совпадали с его собственной точкой зрения. Керзон, оставшийся в Лондоне фактическим главой Форин Оффиса, с явной досадой следил за тем, как важнейшие вопросы решаются без него. Его ведомство часто не знало, что делают сотрудники, посланные в Париж (особенно ярко это проявилось во время переговоров о месопотамской нефти). В свою очередь, Ллойд Джордж не считал нужным посвящать сотрудников Бальфура и Керзона в свои планы и фактически вел собственную дипломатическую игру, опираясь лишь на свой личный секретариат. После победы либерально-консервативной коалиции на выборах Ллойд Джордж мог не опасаться внутренней оппозиции, а об отношениях внутри самой коалиции он еще серьезно не беспокоился. В вопросах Ближнего Востока премьер-министр довольно быстро выработал концепцию очень сложную в деталях, но довольно простую по сути. Она заключалась в установлении фактического британского контроля над важнейшими районами Османской империи не только за счет прямого военного вмешательства, но и при помощи зависимых от Англии политических сил (в первую очередь — Греции, правительства Фейсала и сионистов), а также игры на искусно разжигаемых противоречиях между союзниками — Францией, Италией и США.

Президент США В. Вильсон в вопросах Ближнего Востока находился под сильным влиянием миссионерских кругов. У него, по существу, не было здесь определенной программы. Он лишь был твердо убежден в необходимости освобождения от турецкого гнета всех покоренных народов (в особенности армян), а также отторжения от Турции Константинополя. Эти положения были отражены в рекомендациях Исследовательской секции американской делегации, более известной как «Inquiry», по поводу будущего стран Ближнего Востока. Этот документ лег на стол к Вильсону 21 января. На территории Османской империи предполагалось создать шесть государств: константинопольское (включавшее оба берега Проливов), турецкое (в Анатолии со столицей в Конье), армянское (в восточных регионах), Сирию, Месопотамию и Палестину. Новое государство в Проливах должно было быть интернационализировано; Армения, Сирия и Месопотамия — переданы от имени Лиги Наций под мандат великих держав (каких именно — не уточнялось). Палестина передавалась под мандат Великобритании, которая должна была способствовать ее постепенному превращению в еврейское государство.

Вильсон также проявлял явные авторитарные наклонности в проведении внешнеполитического курса. В известном смысле он оказался пленником собственной идеологии, в основе которой лежали принципы «открытых дверей» и «самоопределения народов». Будучи исключительно популярным в Европе, Вильсон свято верил в свое призвание переустроить мировой порядок в соответствии со своими принципами. И Ллойд Джордж, и Клемансо, каждому из которых была необходима его поддержка в том или ином вопросе, сочли за лучшее поддерживать в нем некоторое время эту иллюзию и, по крайней мере внешне, подчиниться его принципам. Однако всякий раз оба европейских лидера старались так приложить эти принципы к реальной обстановке, чтобы это наилучшим образом соответствовало их собственным целям.

Ллойд Джордж первым попытался сделать это, когда в самом начале конференции зашла речь о судьбе германских колоний и территорий, отторгаемых от Турции. Европейские лидеры, в особенности Клемансо, испытывали естественное для них желание решить эти проблемы традиционным способом — договориться между собой и поделить владения побежденных врагов. Но это никак не соответствовало принципам Вильсона. Тогда Ллойд Джордж, использовав идею представителя Южно-Африканского Союза Я.К. Смэтса, предложил, чтобы Лига Наций на известных условиях выдавала определенной стране мандаты на управление той или иной территорией с целью создания наилучших условий для ее развития. С этим компромиссным предложением после недолгих возражений согласились и Вильсон, и Клемансо, причем возражения возникали в основном применительно к германским колониям. Необходимость применения мандатного принципа на Ближнем Востоке ни у кого не вызывала сомнений. Этот принцип можно было, по крайней мере теоретически, согласовать с вильсоновской мирной программой, но, с другой стороны, мандаты могли стать простой маскировкой колониального господства. В тот момент никто не мог точно определить, что же означает понятие «мандат». Выяснилось это, лишь когда мандатная система начала применяться на практике.

Ллойд Джордж поручил Смэтсу подготовить резолюцию Верховного совета Антанты по поводу мандатов, которая 30 января была одобрена Советом десяти. В ней, в частности, провозглашалось намерение Антанты отторгнуть от Турции Армению, Сирию, Палестину, Аравию и Курдистан с установлением там мягкой формы мандатного управления. Конкретные державы-мандатарии не назывались. Предусматривалось три типа мандатов. На ближневосточных землях должны были действовать мандаты группы «А», предполагавшие наибольшую степень самостоятельности подмандатных территорий, что выражалось следующей формулой: «Некоторые общества, ранее принадлежавшие Турецкой Империи, достигли такой ступени развития, при которой их существование как независимых наций может быть предварительно признано при условии поддержки и административных советов со стороны Мандатария до того момента, пока они не смогут существовать самостоятельно. Пожелания этих обществ должны учитываться в первую очередь при выборе Мандатария». Впоследствии эта формула без изменений вошла в Устав Лиги Наций (статья 22).

Как уже говорилось, незадолго до открытия конференции Ллойд Джордж и Керзон предлагали президенту США принять мандат на Константинополь, Проливы и Армению, но Вильсон не дал определенного ответа. Предложение мандатов Соединенным Штатам было, безусловно, глубоко продуманным шагом, который был одобрен всеми важнейшими членами британского правительства за исключением Э. Монтегю, министра по делам Индии. Этот шаг преследовал сразу несколько целей. Во-пер- вых, он в известной степени обезоруживал Вильсона при обсуждении ближневосточных проблем, поскольку президент долго не мог дать определенного ответа на сделанные его стране вполне конкретные предложения по участию в послевоенном обустройстве Ближнего Востока. Англичане как бы говорили Вильсону: «Если вы хотите изгнать турок из Константинополя и сочувствуете армянам, возьмите эти проблемы в свои руки». Согласие США на мандаты автоматически заставило бы Вильсона играть по европейским правилам и лишило бы основания его возражения против территориальных аппетитов самой Великобритании. Армения и Константинополь остались как бы бесхозными после отказа от них России, но вместе с тем они были чрезвычайно важны для борьбы с «большевизмом», в которую Великобритания хотела как можно глубже втянуть США. Вместе с тем присутствие США в Проливах не создавало серьезной угрозы интересам Великобритании, поскольку заокеанские союзники не обладали еще достаточным военным флотом, а «Турецкая Армения» представляла собой гористую страну, в которой будущая «титульная нация» неизбежно составляла бы незначительное меньшинство. Контроль над ней требовал больших материальных затрат и не сулил существенных выгод. Наконец, вся эта идея имела и определенный антифранцузский подтекст, так как понятие «Армения» могло включать и Киликию (во всяком случае, именно так его трактовали армянские националисты). Это создавало еще один рычаг давления на Францию в плане пересмотра соглашения Сайкса — Пико.

Ллойд Джордж попытался еще раз втянуть США в ближневосточные дела, когда 30 января Клемансо поддержал идею итальянского премьер-министра В. Орландо о скорейшем распределении «предварительных мандатов» между державами в ожидании решения Лиги Наций. Понимая, что Клемансо хочет закрепиться в Сирии, Ллойд Джордж решил перехватить инициативу. Заявив, что Великобритания вынуждена резко сокращать свое военное присутствие в Османской империи, он предположил заменить британские войска американскими. Вильсон очень сомневался в возможности этого, но предложил, чтобы военные представители выработали схему перераспределения оккупационных зон. Это предложение было принято.

«Парад делегаций»

Ллойд Джордж мастерски использовал в своих целях краеугольный камень вильсоновской доктрины — «принцип самоопределения», когда в первые недели работы конференции перед «Советом десяти» выступали представители «малых» государств и делегации различных народов бывших империй — Российской, Австро-Венгерской и Османской. Территориальное и политическое переустройство земель, принадлежавших до войны побежденным государствам и России, должно было сформировать новую политическую карту мира, в первую очередь Европы и Ближнего Востока. Оно имело важное значение и для великих держав, так как было средством вербовки союзников на будущее. Территория малых государств и области, населенные национальными меньшинствами, их людские и экономические ресурсы могли сыграть значительную роль во внешнеполитических комбинациях. И Ллойд Джордж, и Клемансо придавали большое значение выступлениям таких делегаций, так как они могли прибавить веса их собственным аргументам и повлиять на мнение Вильсона. Вместе с тем и англичане, и французы старались не допустить появления делегаций, настроенных в пользу соперников. В этой «карточной игре» народами и государствами британскому премьеру сопутствовал больший успех, по крайней мере на ближневосточном направлении.

Эмир Фейсал смог предстать перед конференцией только после того, как его долго возили по французским городам в качестве почетного заморского туриста, а потом вежливо принимали в высоких кабинетах Парижа и Лондона, ограничиваясь лишь дипломатическими любезностями, хотя именно в это время происходили предварительные переговоры между главами европейских правительств, о которых говорилось выше. В лондонском кабинете Бальфура эмир был предельно откровенен: он желал, чтобы Великобритания выступила «защитницей» арабов не только в Месопотамии, но и в Сирии, а против Франции он готов был сражаться, если она проявит свои «агрессивные намерения». Под давлением Лоуренса Фейсал подписал с лидером сионистов X. Вейцманом особое соглашение, в котором фактически отказался от претензий на Палестину. Эмир, однако, добавил к документу свой постскриптум, в котором отказался выполнять соглашение, если на конференции не будут полностью удовлетворены все его требования. 1 января 1919 года Фейсал направил в секретариат конференции свой меморандум. Он требовал создания единого арабского государства, которое бы включало Аравийский полуостров (кроме английского протектората Адена), Месопотамию, Сирию и южную часть Киликии до линии Александретта — Диарбекир (Искендерун — Диярбакыр). Эти условия почти дословно повторяли требования Хусейна образца 1915 года. Фейсал явился на конференцию в сопровождении полковника Лоуренса, одетого в арабские одежды, что должно было символизировать прочность союза между арабами и Англией. Однако о меморандуме Фейсала как бы забыли на несколько недель. За это время эмира посещали британские и французские эксперты. Первые настоятельно советовали ему смириться с французским контролем в Сирии, поскольку Великобритания не желала ссориться из-за нее со своим союзником. Вторые, указывая на пренебрежительное отношение к нему англичан, открыто упрекали их в предательстве его (Фейсала) интересов и в использовании его для собственных целей. Фейсалу советовали принять во внимание силу Франции и перестать слушать «дурных советчиков» как среди арабов, так и среди британских офицеров.

Меморандум Фейсала был рассмотрен «Советом десяти» только 29 января вместе с другими подобными документами, относившимися к Османской империи. Лишь 6 февраля Фейсал смог лично представить свои взгляды участникам конференции. Несмотря на давление, он лишь повторил идеи, изложенные в письменном меморандуме. Это выступление произвело серьезное впечатление на Вильсона, поэтому Клемансо и Пишон почувствовали необходимость что-то противопоставить эмиру. Но прежде чем они смогли это сделать, перед «Советом десяти» 13 февраля в качестве американского эксперта выступил доктор Г. Блисс, директор Сирийского протестантского колледжа в Бейруте. После изложения своего взгляда на ситуацию он предложил направить на Ближний Восток межсоюзническую комиссию, которая должна была на месте выяснить пожелания местного населения в соответствии с принципами Вильсона и ноябрьской англо-французской декларацией. Вполне возможно, что выступление Блисса было предварительно согласовано с англичанами. Во всяком случае, он несколько раз подчеркивал, что говорит именно о Сирии и не располагает информацией о положении в Месопотамии, Палестине и Армении. Блисс также добавил, что единственным возможным вариантом политического будущего Сирии является иностранный мандат. Самим же сирийцам остается лишь выбрать мандатария.

После выступления Блисса Клемансо представил участникам конференции сирийскую делегацию во главе с президентом парижского Центрального сирийского комитета Шукри Ганемом. Она состояла из четырех человек — мусульманина, мелькита, маронита и еврея, что должно было указывать на единодушие всех общин Сирии. Шукри Ганем зачитал длинный меморандум, суть которого сводилась к требованию превращения Великой Сирии от Тавра до Аравийской пустыни в федерацию автономных областей под протекторатом Франции. Шукри Ганем высказался резко против объединения Сирии и Аравии, так как считал аравийских бедуинов совершенно чуждым для сирийцев элементом. Во время чтения кто-то из британских экспертов шепнул Вильсону, что Шукри Ганем уже более 35 лет не был на родине, после чего президент утратил всякий интерес к происходящему. Этот ход не был импровизацией — в британском Форин Оффисе заранее подготовили справку с подробной биографией Шукри Ганема.

В тот день французы не высказали определенного отношения к предложению Блисса, но вскоре после этого Пишон высказал Лансингу свое несогласие с идеей отправки комиссии, в то время как Бальфур поддержал ее. Американская делегация уже с конца января готовила отправку на Ближний Восток своей «полевой миссии», но по разным причинам откладывала ее отбытие. Приготовления продолжились и после выступления Блисса в «Совете десяти». Трудно предположить, что это было тайной для англичан. Предугадать выводы комиссии относительно французского мандата было несложно. Тот же Блисс на совещании американской делегации выразил убеждение, что большинство сирийцев предпочтут американский мандат.

15 февраля перед «Советом десяти» предстала делегация Административного Совета Ливана во главе с маронитом Даудом Аммуном. Она смогла добраться до Парижа только после того, как была задержана на несколько дней в Порт-Саиде по приказу Алленби под предлогом недействительности паспортов, выданных французским верховным комиссаром Пико. Освободить делегацию удалось только после дипломатического скандала, широко освещенного во французской прессе. Требования делегации составлялись при прямом участии Пико и, вероятнее всего, были согласованы с Кэ д’Орсэ. Они включали широкую автономию для Ливана в рамках сирийской федерации под французским мандатом и расширение границ за счет прибрежных городов и долины Бекаа. Требование полной независимости от Сирии, очень популярное тогда в Ливане, было невыгодно французским правящим кругам, рассчитывавшим установить свой контроль над всей Сирией. Полный письменный меморандум ливанская делегация представила только 8 марта.

Ситуация с арабскими делегациями удивительным образом повторилась с еврейскими. Когда официальная делегация сионистов во главе с Вейцманом и Соколовым торжественно изложила перед конференцией свою программу «решения еврейского вопроса» путем иммиграции в Палестину, Клемансо дал слово председателю Всемирного еврейского альянса (AUiance Israelite UniverseUe) Сильвену Леви. Он от имени французских евреев выступил фактически против сионистских планов, которые неизбежно порождали проблему «двойного гражданства» и «двойной лояльности» евреев в европейских странах. Позиция С. Леви была отражением фактического раскола среди политически активных евреев Европы. Всемирный еврейский альянс, созданный в Париже еще в 1867 году для популяризации в еврейской среде «принципов Французской революции», был серьезным конкурентом Сионистской организации и в этом качестве был очень полезен французскому правительству. Сами сионисты признавали, что среди своих «единоверцев» во Франции они не имеют сколько-нибудь заметной поддержки.

Премьер-министр Греции Э. Венизелос, который пользовался самым глубоким расположением Ллойд Джорджа, направил свой меморандум относительно греческих притязаний сразу после начала конференции и выступил перед «Советом десяти» 3 и 4 февраля. Территориальные претензии Греции распространялись на Восточную Фракию с Адрианополем, азиатский берег Босфора с Исмидом и широкую полосу вдоль побережья Эгейского моря от Пандермы (Бандырмы) до Мармариса. Ссылаясь на принципы Вильсона, Венизелос называл эту территорию «греческой по своим физическим и климатическим условиям», хотя она выходила далеко за пределы этнических границ и включала многие территории с бесспорным преобладанием турецкого населения. Греция одновременно выдвигала претензии на Южную Албанию («Северный Эпир»).

20 января руководитель «армянской национальной делегации» Богос Нубар-паша — уроженец Египта, раньше служивший при дворе хедива, направил письмо В. Вильсону с изложением армянских требований. 12 февраля свой меморандум направила делегация дашнакского правительства из Еревана. 26 февраля ее глава А. Агаронян и Богос Нубар-паша вместе выступили на заседании «Совета десяти». Армяне требовали воссоединения Восточной («русской») и Западной («турецкой») Армении, то есть передачи им огромной территории на востоке Анатолии, включавшей города Трабзон, Эрзурум, Эрзинджан, Ван, Битлис, Диар- бекир, Харпут и Сивас. Армяне претендовали и на Киликию с выходом к Средиземному морю. Несмотря на полную оторванность этих требований от реальности, армянские делегаты рассчитывали на поддержку общественного мнения Европы и армянофильские настроения Вильсона.

Пока перед «большой десяткой» проходила эта длинная череда делегаций, к 14 февраля был окончательно подготовлен проект Устава Лиги Наций. Текст его 22-й статьи, касавшейся мандатной системы, был полностью заимствован из резолюции Смэтса, одобренной «Советом десяти» еще 30 января. Эта формула допускала различные толкования, и уже на пленарном заседании, рассматривавшем Устав, представитель Хиджаза предложил, чтобы до его принятия великие державы публично отреклись от тайных договоров, дабы развеять подозрения ближневосточных народов. Этот призыв, конечно же, не был услышан. Вопрос о том, будет ли мандатная система распространяться на собственно турецкие земли, оставался открытым.

Первые недели мирной конференции были удачными для Ллойд Джорджа, чего нельзя сказать о Клемансо. За это время был благоприятно для Англии решен вопрос о германских колониях, в то время как вопросы о западных границах Германии и репарациях еще висели в воздухе. В то же время итоги «парада делегаций» малых стран и народов Ближнего Востока были определенно в пользу Ллойд Джорджа. При явном расхождении во взглядах на судьбу Сирии между европейскими лидерами «третейским судьей» между ними мог стать Вильсон, а на него выступление Фейсала произвело гораздо большее впечатление, чем речи Шукри Генема и Дауда Аммуна, хотя бы потому, что авторитетное мнение доктора Блисса в значительной степени подкрепляло аргументы эмира. Французы все это хорошо понимали и пытались переломить ситуацию. Американский эксперт С. Бонсал писал в своем дневнике 26 февраля: «Французы возмущены тем уважением, которым везде пользуется Фейсал, и высокой оценкой, которую ему дают президент и американские делегаты. Не проходит почти ни одного дня, чтобы "таинственные люди" («under-cover» men), близко связанные и, несомненно, субсидируемые парижскими банкирами и синдикатами, ищущими концессий, не появлялись бы перед нами и не занимали подолгу наше время, разоблачая эмира как авантюриста, который ничего не стоит в арабском мире… "поскольку благородные (noble) арабы знают, что ему платят английские охотники до земель (landgrabbers), которые формируют компании, чтобы потом получить привилегии и под маской религии захватывать арабские земли и выжимать их, как лимон, как они уже сделали с остальным миром"». Однако все эти усилия французов не приносили заметных результатов.

Рассмотрение греческих требований было поручено специальному «греческому» комитету экспертов. Главное затруднение возникло вовсе не из-за их очевидной несправедливости по отношению к туркам, а из-за явных противоречий с притязаниями Италии, основанными на тайных договорах. Попытка итальянского министра иностранных дел Дж. С. Соннино договориться с Венизелосом полюбовно не увенчалась успехом, так как Венизелос чувствовал поддержку других стран Антанты. Клемансо не желал усиления Италии и конкуренции с ней в Малой Азии и готов был вместе с Ллойд Джорджем поддерживать греков против нее. К тому же Венизелос без колебаний согласился направить две греческие дивизии в Одессу для усиления французского десанта и после этого мог рассчитывать на поддержку со стороны французского премьер-министра. Клемансо не видел в греческих требованиях никакой угрозы для интересов Франции, а к туркам он не испытывал никаких симпатий. Со стороны «Тигра», поглощенного разработкой договора с Германией, это было явным упущением, а для Ллойд Джорджа — большой удачей, так как он связывал с Грецией далекоидущие планы британского господства в Восточном Средиземноморье. Работа «греческого» комитета экспертов быстро зашла в тупик. Английские и французские эксперты были единодушны в поддержке греческих требований в Малой Азии, Фракии и Албании, но отвергали притязания на Додеканес. Американцы, наоборот, готовы были отдать грекам этот архипелаг, но не соглашались допускать их в Малую Азию. Итальянцы выступали против всех притязаний Венизелоса на территории Османской империи и Албании. Итоговый доклад комитета отражал все эти оговорки и «особые мнения». Правда, американцы впоследствии согласились на требования по Малой Азии, но заняли еще более твердую позицию по Албании. Тупиковая ситуация сохранялась из-за жесткой позиции итальянцев.

Арабские проблемы, решение об отправке комиссии

В последующие недели ближневосточные проблемы не обсуждались на заседаниях глав делегаций и переместились на уровень дискуссий между экспертами и кулуарных бесед между политиками. В вопросе об арабских землях также было мало сдвигов, но англичане попытались использовать в своих интересах стремление французов усилить свое военное присутствие в Сирии и Киликии. Среди британских политиков, дипломатов и экспертов не было единого мнения о том, как далеко следует идти в пересмотре соглашения Сайкса — Пико и в какой степени следует допускать присутствие Франции на Ближнем Востоке. Растущие колониальные аппетиты вступали в противоречие с осознанием ограниченности британских ресурсов и неизбежности скорой демобилизации. Понимая всю сложность Восточного вопроса и его взаимосвязь со многими другими проблемами, Ллойд Джордж явно не собирался форсировать скорейшую подготовку мирного договора с Османской империей. Один из ведущих британских экспертов — В. Чирол — впоследствии с нескрываемым сарказмом так характеризовал поведение Ллойд Джорджа в эти дни: «Среди тех, кто имел хоть какое-нибудь представление о Востоке, не было никого, кто не осознавал бы необходимости срочно продиктовать Турции условия мира, выгодные союзникам, пока мы еще были в состоянии настаивать на них. Но Ллойд Джордж знал лучше. Кто-то сказал ему, что Восток никогда не торопится и что Турция может подождать. И вот, по причинам внутренней политики и ради того, чтобы пойти навстречу популярным требованиям демобилизации и сокращения расходов, большая часть британских сил была выведена, а французские и итальянские войска были приглашены, чтобы занять их место».

К 5 февраля совещание военных представителей стран Антанты, созванное по предложению Вильсона, выработало новую схему распределения оккупационных зон, согласно которой британские войска оставались в Палестине и Месопотамии, французские занимали Сирию с ее 4 важнейшими городами, а также Адану, итальянцы — район Адалии и Кавказ, а американцы (в случае их согласия) — Восточную Анатолию (Армению и Курдистан). Реализация этого плана потребовала бы от Великобритании фактического отказа от поддержки Фейсала, которого французы вряд ли стали бы терпеть в своей оккупационной зоне. Понятно, что англичане не собирались делать односторонних уступок и, вероятно, рассчитывали на солидную компенсацию со стороны французов. Обсуждение этого плана «Советом десяти» было намечено на 11 февраля, но так и не состоялось. Очевидно, выработанная военными экспертами схема не вполне устраивала английское руководство. Кроме того, французы решили форсировать события и вместо пересмотра временных оккупационных зон предложили схему окончательного раздела арабских земель взамен соглашения Сайкса — Пико.

Утром 11 февраля произошла беседа Клемансо с британским министром колоний лордом Милнером. По словам самого Милнера, он заявил Клемансо, что, «хотя мы и недовольны планом Сайкса — Пико, который и сам он признал нуждающимся в коренных изменениях, мы вовсе не собираемся вытеснять французов из Сирии или предпринимать попытку захватить ее для себя. Мы заинтересованы только в расширении Месопотамии в сторону Палестины и в создании удобных сообщений между ними». Милнер не стал акцентировать внимание Клемансо на «создании удобных сообщений» и заговорил об отношениях Франции с Фейсалом. Англия, по его словам, была заинтересована в их улучшении, а все «затруднения» вызваны тем, что «французы впали в немилость у арабов», к чему Англия отношения не имеет. Поэтому необходимы переговоры между Фейсалом и Клемансо. В качестве базы для них Милнер предложил такую схему: предоставление Фейсалу выхода к морю в обмен на «мягкий» французский мандат над всей Сирией. Клемансо потребовал, чтобы на переговорах присутствовал английский представитель (очевидно, чтобы подкреплять своим авторитетом аргументы французов). Сообщая об этой беседе Ллойд Джорджу, Милнер также писал: «Если мы выступим в качестве честного маклера между Францией и Фейсалом и поможем Франции выбраться из теперешних затруднений, убедив Фейсала пойти на соглашение с ней, мы должны позаботиться, чтобы Франция, в свою очередь, выполнила данное ею нам обещание о Мосуле и Палестине и при этом широко толковала его».

Очевидно, Клемансо не устраивала необходимость договариваться с Фейсалом, которого он считал английским наемником. К тому же французские колониальные круги проявляли все большее нетерпение. 6 февраля Пишон направил британскому послу лорду Дерби официальную ноту с изложением многочисленных претензий к британским военным властям в Сирии, которые якобы всячески затрудняли любую французскую активность в этой стране, одновременно поощряя Фейсала и его сторонников. Спустя шесть дней практически те же претензии П. Камбон высказал в Лондоне Керзону. Французы, очевидно, хотели ускорить принципиальное решение сирийского вопроса в свою пользу. Керзон, по собственному признанию, мало что мог ответить, когда ему еженедельно приходилось выслушивать длинные заявления с французскими претензиями. Лишь 19 марта Керзон дал официальный ответ на французскую ноту, где отвергал все обвинения в адрес британских военных и должностных лиц.

Поскольку французы уже согласились на частичный пересмотр соглашения Сайкса — Пико (в части Мосула и Палестины), их цель теперь состояла в том, чтобы заменить его новым двусторонним документом и не допустить дальнейшего урезания своих «прав». Уже в начале февраля, то есть практически одновременно с упомянутой нотой Пишона, французы представили свои предложения по содержанию будущего соглашения. Франция отказывалась от претензий на Мосул, но требовала «абсолютно равных» с Великобританией прав на нефтяные богатства этого района. Она также отказывалась от прямого суверенитета в «синей» зоне, которая сливалась с зоной «А». Сирия, таким образом, должна была стать не владением, а скорее сферой влияния Франции. Но о политическом устройстве ничего не говорилось, кроме того, что эта схема «может быть гармонизирована с предоставлением автономии арабским государствам и княжествам». В частности, в Дамаске такую «автономию» могло получить правительство Фейсала. Очевидно, не видя возможности немедленно избавиться от вождя «арабского восстания», французы хотели превратить его в одного из мелких князьков будущей Сирии. В границы своей сирийской сферы влияния они включали Киликию с городами Мерсина и Адана, а также районы Урфы, Мардина и Диарбекира.

Комментарии сотрудников Форин Оффиса из британской делегации в Париже указывают на неприемлемость этого плана для английской стороны, прежде всего потому, что он противоречил «пожеланиям жителей», а предложенные границы не соответствовали этническому составу населения. Англичанам не нравилось, что французы практически игнорировали существующую арабскую администрацию Фейсала, которая претендовала на роль общесирийского правительства. Включение Киликии во французскую сферу «полностью отрезало бы Армению от Средиземного моря», а армянские притязания на эту область рассматривались британским правительством как «исключительно сильные с национальной и географической точки зрения». С другой стороны, восточная и южная границы разрезали территории с чисто арабским населением, не учитывая племенных подразделений. Держава, контролирующая Дамаск, могла благодаря существующим экономическим связям распространить свое влияние вплоть до северных пределов Аравии, что делало прочерченные на бумаге границы «чисто теоретическими». Разумеется, Форин Оффис не хотел ставить Францию в столь привилегированное положение и рекомендовал правительству твердо придерживаться «принципа самоопределения» в арабских делах с тем, чтобы арабы могли сами выбрать державу-мандатария. Лорд Керзон добавил к этому документу собственный меморандум с разбором французских предложений, где обратил внимание на то, что «политика экономического грабежа (grab), которая подчеркнуто видна во всем документе, прикрыта весьма плохо и не совсем умно». В частности, включение во французскую зону Диарбекира указывало на стремление французов заполучить богатейшие медные рудники района Аргана. Сопоставляя эти предложения с планами устройства «Новой Сирии», попавшими в Форин Оффис благодаря разведке, Керзон делал вывод, что французы хотят превратить Сирию в обширную «республику» под своим протекторатом с центром в Бейруте, где Фейсал будет поставлен в положение вассального князя Дамаска. Керзон не видел возможности примирить французские требования с «хашимитской» политикой Великобритании и советовал «оставить дела так, как они есть». Таким образом, с английской точки зрения французы недостаточно «широко толковали» свое обещание по поводу Мосула и Палестины.

Французский проект был представлен Ллойд Джорджу в первой половине февраля. После неофициальной встречи глав двух релегаций (Клемансо, Пишона, Ллойд Джорджа и Бальфура) секретарь британской делегации М. Хенки передал Пишону ответный британский план. Несколько позже Милнер передал Клемансо карту с другим вариантом плана. Оба варианта предусматривали значительное урезание французской зоны. По плану Милнера, в соответствии с проектом Восточного комитета (январский меморандум Э. Ричардса), французам предоставлялись две изолированные зоны на побережье — Ливан и район Латакии. В добавление к этому во внутренних районах для них выделялась сфера влияния, значительно урезанная на севере (исключались Киликия и Диарбекир), на востоке (граница на Евфрате переносилась от г. Абу-Кемаль к г. Дейр-Зор) и на юге (исключалась область Хауран к югу от Дамаска). Французы без колебаний отвергли эти предложения.

После этого англичане на некоторое время оставили идею «перекройки» оккупационных зон. Ближневосточные проблемы теперь то и дело всплывали в кулуарных беседах. Одна из них состоялась 7 марта между Ллойд Джорджем, Клемансо и полковником Хаузом. На вопрос Ллойд Джорджа о предложенных США мандатах Хауз ответил, что Америка готова «разделить общее бремя», хотя и «не желает» этого, и, кроме того, согласна «осуществлять своего рода общее наблюдение над Анатолией». Ллойд Джордж предложил Клемансо «взять на себя Сирию», а по поводу Киликии посоветовал договариваться с американцами. По мнению Клемансо, этот вопрос скорее следовало обсуждать с англичанами, но Ллойд Джордж ответил, что английские притязания ограничиваются Мосулом. Британский премьер стал снова уговаривать французского премьер-министра договориться с Фейсалом и получил ответ, что такие переговоры бесполезны и с эмиром скорее всего придется драться. Ллойд Джордж предостерег от этого и предложил помощь Алленби в качестве посредника. В этой беседе видно явное желание Ллойд Джорджа стравить французов с американцами с целью еще больше урезать будущую французскую зону, на этот раз в Киликии. Возможно, это в некоторой степени удалось, так как впоследствии Клемансо вспоминал, что соглашался присоединить Киликию к «армянскому мандату».

В это же время происходили переговоры по нефтяным вопросам между французским представителем А. Беранже и британскими уполномоченными Дж. Кадмэном и У. Лонгом. Никто из них не был осведомлен о декабрьской беседе Клемансо и Ллойд Джорджа по поводу Мосула. Выработанное к 8 апреля соглашение (Лонга — Беранже) предусматривало право Франции на покупку бывшей германской доли в компании по добыче месопотамской нефти. Акции будущей нефтяной компании делились следующим образом: Великобритания — 70 %, Франция — 20 %, «местное правительство» (будущее правительство Ирака) — 10 %. Если местное правительство отказывалось от своей доли, она поровну делилась между Великобританией и Францией. Франция обязывалась оказать содействие Великобритании в строительстве двух нефтепроводов из Месопотамии к Средиземному морю через территорию своего мандата. Соглашение также регулировало совместную добычу нефти в России, Румынии и в колониях двух стран. По мнению американского историка М. Кента, Кадмэн и Лонг действовали «на свой страх и риск», не согласовывая свои действия ни с Ллойд Джорджем, ни с Бальфуром, ни с Керзоном, который особенно сильно возражал против таких переговоров до решения вопроса о мандатах и их границах.

20 марта на квартире Ллойд Джорджа состоялось совещание глав делегаций по турецкому вопросу, на котором речь шла в основном о Сирии. Это совещание стало своеобразной кульминацией обсуждения сирийского вопроса в Париже. Пишон, изложив условия соглашения Сайкса — Пико, напомнил присутствующим всю историю переговоров по этому вопросу с момента перемирия и потребовал замены британских военных контингентов в Сирии французскими. По его словам, граница, предложенная во французской февральской ноте, отражала минимальные требования Парижа. Ллойд Джордж, явно подыгрывая настроениям Вильсона, заявил, что позиция Великобритании определяется не своекорыстными интересами, а «общими принципами, принятыми Конференцией». Далее он заявил, что передача Сирии под французский мандат противоречит соглашению Англии с королем Хусейном. Пишон отвечал, что обещания Англии арабам Францию не волнуют, и требовал соблюдения соглашения Сайкса — Пико в части, касающейся Сирии. Тогда Ллойд Джордж стал доказывать, что переписка Хусейна и Мак-Магона не противоречит соглашению 1916 года, а Пишон отвечал, что Франция обязалась поддерживать «Арабское государство или конфедерацию таких государств», а не короля Хиджаза. Вильсон по своему обыкновению отвергал все тайные договоры и предлагал реализовать идею доктора Блисса о посылке в Сирию межсоюзнической комиссии. Относительно воли местного населения приглашенный на заседание генерал Алленби заявил, что утверждение Франции в Сирии приведет к волнениям и даже к войне. В итоге Клемансо и Пишон «с известной неохотой» согласились на предложение Вильсона о комиссии. Так же поступил и Ллойд Джордж. Вечером того же дня на вопрос Хауза и Тардье о результатах совещания Клемансо ответил: «Блестяще! Мы разошлись по всем вопросам».

Было очевидно, что предполагаемая комиссия могла нанести гораздо больший ущерб интересам Франции, чем Великобритании, притязания которой после 20 марта только увеличились. Уже 26 марта состоялось совещание членов британской делегации, так или иначе связанных с арабским вопросом. В нем приняли участие виднейшие колониальные деятели: А. Хитцрель, У. Хогарт, полковник А. Вильсон, полковник Лоуренс, полковник Гриббон, Гертруда Белл и Э. Форбс Адам. Таким образом, были представлены лондонский Форин Оффис, каирское Арабское бюро и багдадская администрация Месопотамии, подчиненная Министерству по делам Индии. Цель совещания состояла в выработке предложений по ближневосточным границам на тот случай, если мандат на Сирию все же получит Франция. После недолгих дискуссий по предложению Хогарта было принято решение отодвинуть северную и западную границы Месопотамии до линии Диарбекир — Бирижик — река Евфрат — Ракка. Из всех присутствовавших только «гражданский комиссар» в Месопотамии А. Вильсон высказал сомнение в целесообразности такого шага. В британской зоне должен был также остаться оазис Тадмор (Пальмира). Границы Палестины должны были быть проведены в соответствии с «максимальными сионистскими требованиями», то есть на севере у самых ворот города Сайда (Сидон) на ливанском побережье, а на востоке — в промежутке между Иорданом и Хиджазской железной дорогой. Было также рекомендовано, чтобы территория Южной Сирии к востоку от указанных границ Палестины и к юго-востоку от «французской» Сирии стала бы особым образованием под британским мандатом, отдельным от мандатов на Палестину и Месопотамию. Таким образом, от «французской» Сирии оставался лишь небольшой обрезок территории, граница которого проходила бы менее чем в 300 километрах от моря.

План Хогарта, выработанный на этом совещании, был гораздо беспощаднее к Франции, чем февральские предложения Милнера, уже отвергнутые французами. Британские колониальные деятели требовали больше, чем предполагала «линия де Бансена», намеченная еще в 1915 году, до начала переговоров между Сайксом и Пико, которая также исходила из необходимости обеспечить «чисто британский» транспортный коридор из Месопотамии к Средиземноморью. Интересны их замечания о перспективах этого плана. Они прекрасно осознавали, что французов трудно будет убедить принять его, но «сейчас уже чувствуется и еще больше будет чувствоваться после отчета межсоюзнической комиссии, что французы оказываются в более слабой позиции и не смогут уже торговаться, опираясь на соглашение Сайкса — Пико». Эксперт британской делегации А.Дж. Тойнби (впоследствии знаменитый историк) в своей заметке к протоколу этого совещания выразил уверенность, что «французы категорически отвергнут» предложенный план. Это, однако, не смутило его коллег, и на несколько месяцев идея закрепить за Англией Тадмор и Хауран, если уж не получается вовсе вытеснить французов из Сирии с помощью Фейсала, стала определяющей в британской политике. Ллойд Джордж, однако, имел собственные представления о будущем Ближнего Востока. Тот же Тойнби однажды был свидетелем такой сцены: премьер-министр, склонившись в своем кабинете над грудой бумаг, размышлял вслух: «Месопотамия… так… нефть, ирригация… Месопотамия должна быть наша. Палестина… так… Священная Земля… сионизм… Палестина должна быть наша. Сирия… хм, что там в Сирии? Пусть ее Франция забирает». Для главы британского кабинета вопрос состоял не в том, получит ли Франция Сирию, а в том, по какой цене она ее получит.

Итак, англичане быстро определили, какую пользу может им принести предполагаемая межсоюзническая комиссия на Ближнем Востоке. Для французов это тоже не было тайной, и Ллойд Джордж попытался использовать данное обстоятельство для ловкой дипломатической интриги с элементом шантажа. 27 марта вопрос о комиссии обсуждался в «Совете четырех». Ллойд Джордж пробовал возражать против ее отправки, мотивируя это тем, что она вызовет только лишнюю задержку в принятии решения, создаст новые проблемы и окажется неспособной дать адекватную информацию из-за скрытного характера мусульман. Вильсон, тем не менее, настаивал на посылке комиссии. Клемансо согласился с президентом и поспешил перевести дискуссию на вопрос о Рейне. Все это происходило на фоне резкого обострения споров вокруг Германии после «Меморандума из Фонтенбло» от 26 марта. В своей записке, адресованной Клемансо, (в ответ на возражения последнего против «Меморандума»), Ллойд Джордж почти прямо указывал, что судьба Сирии зависит от принятия Францией британских условий мира с Германией, но при этом не дал никаких конкретных разъяснений.

В следующий раз вопрос о формировании комиссии снова поднимался на «Совете четырех» 11 апреля. Ллойд Джордж и Клемансо заявили Вильсону, что хотят согласовать свои позиции друг с другом, прежде чем посылать комиссию. Вынудив Клемансо согласиться на комиссию, Ллойд Джордж, очевидно, затем намекнул ему, что есть еще возможность решить все вопросы на двусторонних переговорах. Клемансо понимал, что посылка комиссии в страну, фактически подконтрольную Фейсалу, может похоронить все надежды на французский мандат, и действительно предпочитал согласовать позиции с британским коллегой. Но согласование позиций свелось к посредничеству Ллойд Джорджа между Клемансо и Фейсалом. Последний пытался установить прямой контакт с Клемансо, но делал это явно лишь для зондажа ситуации и демонстрации доброй воли перед своими британскими покровителями. Клемансо отказывался встречаться с эмиром один на один и требовал присутствия английских и американских представителей. Разговор Фейсала с Клемансо состоялся только 14 апреля. Французский премьер-министр сообщил эмиру, что французские войска якобы должны вскоре заменить британский контингент в Сирии. Эмир стал категорически возражать против этого, но Клемансо заявил, что отказ от посылки войск в Сирию был бы «национальным унижением для Франции. Но, несмотря на столь очевидное различие во мнениях с Фейсалом, Клемансо счел нужным продемонстрировать англичанам свою «добрую волю». Оба лидера договорились зафиксировать свое благожелательное отношение друг к другу в форме обмена официальными письмами.

Обмен действительно состоялся, но в несколько странном виде. Тон писем вполне доброжелателен, но их авторы говорили о совершенно разных вещах. 17 апреля Клемансо писал Фейсалу о готовности Франции «признать право Сирии на независимость в форме федерации местных автономий в соответствии с традициями и желаниями ее жителей». Франция готова была оказать в этом Сирии «моральную и материальную помощь», главным образом путем отправки советников. 21 апреля Фейсал в ответ поблагодарил Клемансо за его согласие отправить в Сирию межсоюзническую комиссию, призванную выявить пожелания местного населения. Он закончил письмо словами: «Я уверен, что народ Сирии будет знать, как выразить Вам свою благодарность», и ни словом не упомянул, что ждет от Франции какой-либо помощи. Характерно, что, говоря о населении Сирии, Клемансо применял форму множественного числа (les populations), а Фейсал — единственного (the people of Syria). Уже этот грамматический нюанс показывает всю разницу во взглядах двух политиков на страну, о которой шла речь. Эти письма можно отнести к наиболее курьезным дипломатическим документам того периода. Согласно разъяснениям, которые П. Камбон дал Керзону в середине мая, переписка происходила следующим образом. Клемансо написал свое письмо и, не оформляя его официально, направил Фейсалу с запросом, каков будет ответ. Фейсал также неофициально направил Клемансо ответ, где открыто излагались его политические требования. Этот документ попал к советнику Пишона и руководителю комитета «Французская Азия» Роберу де Кэ (ему, очевидно, было поручено вести контакты с эмиром). Де Кэ отверг предложенный эмиром текст и потребовал, чтобы тот написал новый. Фейсал написал письмо, содержание которого изложено выше. Оно, очевидно, дошло до Клемансо, но не устроило его, и Клемансо так и не отправил официально свое письмо эмиру. Таким образом, оба письма были написаны и прочитаны адресатами, но официально зарегистрированы не были и никого ни к чему не обязывали. При этом Клемансо в разгар спора с Ллойд Джорджем о Сирии (о чем речь ниже) представлял эти письма как свое полноценное соглашение с Фейсалом.

В изложении Фейсала история его переговоров с Клемансо выглядит не менее туманно. По возвращении в Дамаск в беседе с политическим советником Алленби генералом Клейтоном он подтвердил, что «по совету Лоуренса» заключил с Клемансо устное соглашение, в котором признавал французский мандат при условии «независимости» Сирии (очевидно, речь шла о самоуправлении). Об условиях этого «устного соглашения» мы можем судить только по рекомендациям, составленным при участии Лоуренса для переговоров Фейсала с Клемансо. Предполагалось установление в Сирии французского мандата на условиях, похожих на положение Египта по отношению к Великобритании. Ливан и, возможно, область друзов должны были получить автономию. Но Фейсал признался, что никогда не хотел выполнять это соглашение и выступал против любого вмешательства Франции в сирийские дела. Он предпочел бы британский мандат, если бы знал, что англичане пойдут на это.

К 25 апреля Клемансо и Ллойд Джордж так и не договорились между собой по сирийской проблеме, но в этот день Ллойд Джордж заявил, что английское правительство твердо решило не принимать мандата на Сирию, что Фейсала в Сирии поддерживают «не все» и что для Англии «дружба Франции стоит десяти Сирий». Ллойд Джордж явно давал понять Клемансо, что он не возражает, чтобы Франция «забрала» Сирию в обмен на какие-то уступки. Вильсон заметил, что он тоже не хочет этого мандата для США, но что комиссию следует послать, чтобы не отступать от принципов Лиги Наций. Клемансо заявил, что он не хотел бы отправлять комиссию до прибытия в Париж германской делегации. Очевидно, он хотел заморозить сирийский вопрос до окончания выработки мирного договора с Германией, чтобы не дать Ллойд Джорджу играть на заинтересованности Франции в обеих проблемах. К этому времени уже несколько утихли страсти вокруг «Меморандума из Фонтенбло» и началась выработка условий мира с Германией на основе отказа Франции от границ на Рейне в обмен на англо-американские гарантии. На заседаниях «Совета четырех» Клемансо старался не поднимать ближневосточных проблем, чтобы не помешать очень деликатным (и чаще всего неофициальным) переговорам вокруг Германии. И вместе с тем он сознательно держал открытым вопрос о посылке комиссии, чтобы превратить свое согласие на ее отправку в рычаг воздействия на Ллойд Джорджа и Вильсона. Так продолжалось вплоть до вручения текста договора немцам 7 мая.

Долгие англо-французские препирательства из-за Сирии могут показаться странными, если учитывать, что англичане понимали невозможность полностью вытеснить оттуда французов, как бы сильно им этого ни хотелось. Заявление Ллойд Джорджа о бесповоротном отказе Лондона от сирийского мандата наносило сильнейший удар по позициям британского протеже — эмира Фейсала. Возникает вопрос, чего именно англичане хотели добиться от Франции? Как показало наше исследование, в это время в британском руководстве созрел план урезания предполагаемой французской зоны в Сирии для обеспечения коммуникаций между Месопотамией и Палестиной по «чисто британской» территории, пригодной для строительства железной дороги и нефтепровода из Мосула в Хайфу. Для этого к британской зоне планировалось присоединить Пальмирский оазис с городом Тадмор и часть области Хауран, населенной в основном друзами. Именно поэтому, как можно предположить, Керзон возражал против переговоров с Францией по нефтяным вопросам до решения территориальных проблем. Ведь «транзитное» положение Сирии было для Франции главным козырем. Возможно, ради французского согласия на изменение границ англичане готовы были пожертвовать Фейсалом и передать оставшуюся часть Сирии под прямое французское управление, но определенных сведений об этом нет. Лишь отказ французов от предложенного разграничения заставил британцев вновь сделать ставку на Фейсала. Англичане предвидели возражения Франции против нового урезания ее будущих владений и постарались подготовить почву и выбрать подходящий момент, тем более что их интересы не ограничивались арабскими землями.

Комбинация Ллойд Джорджа: греки в Смирне, французы еще не в Сирии

Великобритания тем временем укрепляла свои позиции в Турции. К этому времени англичане полностью контролировали турецкую полицию и жандармерию. 4 марта турецкий султан, ставший после перемирия фактически марионеткой англичан, назначил великим визирем своего зятя Дамад Ферид-пашу — одного из руководителей партии «Свобода и согласие» и «Общества друзей Англии», выпускника Оксфорда. Новый визирь откровенно признавался британскому верховному комиссару С. Кальтропу, что цель турецкого правительства и султана состоит в полном подчинении Османской империи Великобритании. Схожие мысли высказал в разговоре с Кальтропом издатель газеты Sedesti Саид Мола, активный деятель того же общества, ставший в новом кабинете заместителем министра юстиции. Тот же Саид Мола рассылал телеграммы руководителям местных администраций с призывами присоединиться к «обществу друзей Англии», чтобы просить покровительства этой державы. Вообще мысль о сопротивлении великим державам, сокрушившим Германию и Австро-Венгрию, была в тот момент абсолютно чужда большинству турецких политиков. Среди них были сторонники установления над страной американского или британского мандата. Как признавал впоследствии Мустафа Кемаль (Ататюрк), «активными сторонниками этих двух течений были люди, которые имели в виду сохранение целостности Османской империи и которые предполагали поставить ее целиком под протекторат одной державы, чем допустить ее раздел между различными государствами».

Подобные настроения части турецкой верхушки плохо вязались с намерениями Лондона беспощадно расчленить Османскую империю, в связи с чем Кальтроп пришел к мысли о том, что для Великобритании гораздо выгоднее будет установление своего мандата над всей страной. Турецкий султан при этом стал бы похож на последних Великих Моголов и выполнял бы в Константинополе ту же роль, которую Хусейн выполнял в Хиджазе. Однако из Лондона по-прежнему приходили распоряжения поддерживать у турок убеждение, что «наказание», которое они понесут, будет чрезвычайно суровым. По мнению Кальтропа, от такой политики выигрывали только французы, которые всячески старались создать у турок впечатление, что только Франция заботится о защите мусульманских интересов и о сохранении султана в Константинополе. Кальтроп прямо обвинял французского верховного комиссара в контактах с младотурецкими деятелями. Несмотря на эти предупреждения, британская политика продолжала оставаться резко антитурецкой. В апреле англичане вместе с дашнаками заняли Карс и передали этот город Армении. 14 апреля в Диарбекир, центр турецкого Курдистана, отправился полковник Ноэль. В его намерения, помимо сбора информации, входило разжигание среди курдов антитурецких настроений, подобно тому, как это ранее делал в Аравии полковник Лоуренс. Опережая решение мирной конференции, Ноэль убеждал курдов, что турецкая власть над ними скоро прекратится.

В апреле — мае 1919 года Ллойд Джордж сумел воспользоваться ситуацией, чтобы путем новой хитроумной интриги добиться удовлетворения своих (и одновременно греческих) пожеланий в Малой Азии и попытаться сделать это в Сирии. Толчок к быстрому развитию событий дало поведение Италии, ловко использованное Ллойд Джорджем. После долгих дипломатических баталий (17–24 апреля) из-за адриатического порта Фиуме, на который помимо Италии претендовало и Сербо-Хорвато-Словенское королевство, Орландо и Соннино так и не смогли добиться своего. В знак протеста они 24 апреля покинули конференцию и через два дня уехали в Рим. В вопросе о Фиуме Ллойд Джордж искусно разжигал конфликт между итальянцами с одной стороны, Клемансо и Вильсоном — с другой. В результате у американского и французского лидеров выработалась стойкая антипатия к итальянским политикам, а последние, в свою очередь, стали считать себя свободными от всяких обязательств и были готовы к безрассудным сепаратным действиям. Отъезд итальянцев из Парижа разрубал гордиев узел, препятствовавший удовлетворению территориальных претензий Греции оставшимися лидерами Антанты, и вместе с тем развязывал руки самим итальянцам в Малой Азии.

Итальянское правительство спешило установить свой контроль над той частью турецкой территории, которую рассматривало как собственную долю «Османского наследства». В первую очередь речь шла о городе Адалия (Анталья) и прилегающей области. Из стран Антанты Италия, пожалуй, хуже всего приспособила свои территориальные аппетиты к новомодным «принципам Вильсона», которые требовали «согласия управляемых» на установление над ними иностранного господства. Итальянский подход к этой ситуации хорошо иллюстрируется приказом, который верховный комиссар в Константинополе Сфорца отдал командующему итальянскими войсками на Родосе генералу Элиа: «Королевское правительство желает оккупировать Адалию, но союзникам нужны причины стратегические или связанные с общественным порядком. В наших интересах получить запрос о нашем вмешательстве для охраны нарушенного общественного порядка. Королевское правительство желает, чтобы Вы, если есть возможность, поскорее спровоцировали такой запрос. Если для этого не хватает необходимых инструментов, я мог бы послать в Адалию албанского бея, вызывающего мое доверие, который отправляется сегодня в Смирну на борту эсминца».

29 марта итальянский военный корабль высадил десант в Адалии «для поддержания общественного порядка, серьезно нарушенного последними событиями» (взрыв бомбы вызвал незадолго до этого много жертв в христианском квартале города). Местные жители приветствовали итальянцев «с чувством облегчения». В апреле и начале мая итальянские солдаты появились также в Мармарисе, Макри (Фетхие) и Бодруме, а затем, продвинувшись во внутренние районы страны, заняли Конью. Было очевидно, что Италия пытается явочным порядком обеспечить выполнение договора в Сен-Жан-де-Мориенн, уже отвергнутого англичанами и французами ввиду отсутствия под ним подписи России. Очевидно было, что появление итальянских войск в турецких городах было предпринято в пику грекам, также давно готовившимся к территориальным захватам на побережье Турции. Греческие газеты, в частности, выражали надежду, что оккупация Адалии будет способствовать отказу итальянцев от претензий на Смирну. Самовольные действия итальянцев вызвали возмущение Клемансо и Вильсона, чем и не преминул воспользоваться Ллойд Джордж.

1 мая на заседании «тройки» Ллойд Джордж предложил направить английские, французские и американские корабли в Смирну, чтобы защитить местных греков и опередить итальянцев, которые, по сведениям Венизелоса, якобы вступили в сговор с турками, готовившими расправу над греческим населением. Вильсон согласился на такое благородное предприятие, а Клемансо только воскликнул: «Какой дебют для Лиги Наций!» — и тут же спросил: «А что же делать по отношению к немцам?». 5 мая Ллойд Джордж нарисовал своим коллегам грандиозную картину возможной итальянской экспансии по обе стороны Проливов с участием Болгарии, где якобы находилось 30 тысяч итальянских солдат. Единственную возможность противостоять этому Ллойд Джордж видел в скорейшем решении вопроса о мандатах и зонах оккупации следующим образом: англичане перебросят войска с Кавказа в Болгарию, американцы оккупируют Константинополь, французы — Сирию, а греки, с позволения Антанты — Смирну. Таким образом, первоначальный план совместной военно-морской демонстрации в Смирне был ловко заменен планом греческого десанта. Ллойд Джордж торопил коллег, надеясь принять решение до скорого возвращения итальянцев в Париж. У Вильсона и Клемансо возражений не возникло.

7 и 10 мая на совещаниях с участием Венизелоса и военных экспертов греческая экспедиция в Смирне выглядела уже делом решенным — обсуждались только детали. Больше всего «Совет трех» беспокоило ее сохранение в секрете от итальянцев. Клемансо молчаливо соглашался с планами Ллойд Джорджа и Beнизелоса. Но 11 мая на совещании с Бальфуром, Венизелосом и Вильсоном он забеспокоился и попросил отложить операцию на сутки, чтобы предупредить итальянцев, чьи представители уже вернулись в Париж. Не возражая против передачи Смирны грекам, он не хотел об этом объявлять открыто, пока не будут приняты общие решения по территориям Османской империи. Такая постановка вопроса обеспокоила Венизелоса, но Клемансо резко оборвал его, заявив, что не хочет брать на себя ответственность за неоправданный риск. Очевидно, Клемансо понял, кому будет выгодно утверждение греков в Малой Азии, и решил обусловить свое согласие скорейшим решением сирийского вопроса. В частности, именно в этот момент французы попытались значительно увеличить свой военный контингент в Сирии. 5 мая Камбон направил в Форин Оффис план переброски в Левант четырех полков французских войск (один из которых уже высадился в Бейруте) и батальона алжирских зуавов. В личной беседе Керзон не возражал в принципе против французского плана, но отметил, что эта операция не должна заранее предопределять решение конференции о мандатах. Весь вопрос представлялся ему военным, а не политическим. Французские войска должны были прежде всего заменить собой Армянский легион, который показал себя «абсолютно неудовлетворительно». Он также посоветовал Франции не подавать дурной пример малым странам, которым конференция запретила подкреплять свои территориальные претензии захватом спорных территорий. Камбон возразил, что то, что позволено Италии в чисто турецких землях, должно быть позволено и Франции в Сирии. Очевидно, Камбон сообщил в Париж о принципиальной готовности Керзона согласиться на замену британских войск в Сирии и Киликии, так что у Клемансо не было оснований возражать против греческого (а фактически английского) плана в отношении Смирны. 12 мая Клемансо, Ллойд Джордж и Вильсон в полном согласии друг с другом буквально заставили Орландо и Соннино согласиться на акцию в Смирне, хотя те пытались настоять на высадке объединенного десанта всех стран Антанты.

Ллойд Джордж не присутствовал на заседании 11 мая, но, очевидно, был ознакомлен с его ходом и решил перехватить инициативу. Он резко изменил свое отношение к итальянцам и утром 13 мая предложил им мандат на Южную Анатолию. На встрече с Клемансо и Вильсоном вечером того же дня он развил целую теорию о том, какое благодатное воздействие может оказать на Южную Анатолию итальянская колонизация. По мнению Ллойд Джорджа, это сделало бы итальянцев более сговорчивыми в вопросе о Фиуме. Вильсон продолжил мысль Ллойд Джорджа и предложил, дав Италии такой мандат, передать Греции «в полную собственность» Смирну с прилегающим районом и мандат на остальной Айдынский вилайет. Тогда Ллойд Джордж высказал неожиданное предложение: если США примут мандат на Армению, предоставить Франции мандат на Северную Анатолию; если же конгресс США отвергнет мандат, «я отдам всю Анатолию Италии, а Франция получит армянский мандат». О Сирии не было сказано ни слова, но Клемансо не обратил на это внимания. Английскому эксперту Г. Никольсону поручили составить карту раздела Малой Азии между Италией (юг), Францией (север), Грецией (запад) и США (восток и Проливы). В тот же день Ллойд Джордж предложил выслушать делегацию мусульман Индии. На следующий день «тройка» собралась вокруг готовой карты и быстро договорилась о распределении мандатов в Малой Азии. Правда, для Константинополя и Армении предлагался неопределенный «мандат Лиги Наций», а вопрос об американском участии оставался открытым. После этого Ллойд Джордж сказал, что «остается лишь урегулировать сферы военной оккупации в Азии». Этот вопрос было решено передать на рассмотрение личных представителей двух премьер-министров — А. Тардье и Г. Вильсона, при этом Клемансо сказал, что его уже «обвиняют в слишком больших уступках» англичанам. Затем началось обсуждение характера будущих мандатов Италии и Франции соответственно на юге и севере Анатолии.

Все эти переговоры Ллойд Джордж вел единолично, без всякого согласования с другими членами британской делегации. 15 мая он уехал из Парижа «осмотреть места недавних боев», и в тот же день греческий десант высадился в Смирне. Хотя высадка сопровождалась беспорядками и столкновениями, которые привели к гибели около 300 человек, Ллойд Джордж и Венизелос были довольны. В тот момент они вряд ли отдавали себе отчет, какое огромное значение будет иметь эта десантная операция для дальнейшей судьбы всего Восточного вопроса.

Правда, самовольные действия Ллойд Джорджа вызвали возмущение других членов правительства. 16 мая появились сведения о возможной отставке Монтегю, Керзона и даже Бальфура. Бальфур был недоволен разделом Малой Азии, совершенным «тремя невеждами», Керзон — решением о Смирне, а Монтегю — судьбой Константинополя (он считал, что изгнание султана-халифа из Константинополя вызовет возмущение в мусульманском мире, в особенности среди мусульман Индии). 17 мая Ллойд Джордж вернулся из поездки, принялся «всех успокаивать», а затем приступил к новому акту своей дипломатической игры.

Как раз в этот момент поступили сведения о высадке итальянских войск в городе Скаланова (Кушадасы), в 100 км к югу от Смирны. Как и прежде, эта высадка не была согласована с остальными державами, хотя и была спланирована еще в апреле как ответ на возможную греческую акцию в Смирне. В начале заседания 17 мая Ллойд Джордж дал волю своему гневу на итальянцев, сказав, что с ними «невозможно иметь дело», и тут же попросил Клемансо и Вильсона обратить внимание на меморандум Бальфура, считавшего «непрактичным» делить Малую Азию на несколько мандатов. К тому же, по мнению английского премьера, такой раздел «восстановит против нас весь мусульманский мир». Поэтому он предложил все собственно турецкие земли передать под один мандат (какой именно, он не уточнил). Затем в кабинет вошел Орландо, и Клемансо тут же перевел разговор на другую тему. На вечернем заседании Ллойд Джордж до прихода Орландо заявил, что «итальянцы потеряли голову», а когда итальянский премьер вошел, Ллойд Джордж вместе с Клемансо принялись буквально отчитывать его за самоуправство. После невнятных объяснений Орландо был разыгран новый спектакль: в кабинет была приглашена «делегация индийских мусульман» в составе Монтегю, Ага Хана, лорда Синха (представитель Индии в Лондоне) и еще двух деятелей. Все они стали убеждать «Совет четырех» в необходимости справедливого отношения к Турции, султан которой одновременно был халифом всех мусульман. Особенно они настаивали на том, чтобы Константинополь оставался турецкой столицей. Сразу после ухода делегации Ллойд Джордж сказал, что раздел собственно турецких земель невозможен и что, вероятно, следует оставить султана в Константинополе. Таким образом, схема раздела Турции, выработанная главным образом Ллойд Джорджем 13–14 мая, была 17 мая аннулирована им самим. Но в промежутке между этими событиями греки высадились в Смирне.

На следующем заседании 19 мая в отсутствие Орландо Ллойд Джордж продолжил выражать свое раздражение поведением итальянцев. Британский премьер был теперь абсолютно убежден, что допустить итальянцев в Малую Азию — значит создать повод для беспокойства не только там, но и во всем мусульманском мире. Вильсон же заявил, что, поскольку мусульмане придают такое большое значение суверенитету турецкого государства, иностранный контроль над ним должен ограничиваться направлением советников по вопросам финансов, экономики, и, возможно, внешней политики. Президент предложил, чтобы советников туркам поставляла Франция. Ллойд Джордж фактически согласился с этим, лишь оговорив, что французские советники не должны вмешиваться в управление страной. Клемансо только заметил, что условия такого рода мандата должны быть разработаны очень тщательно, а Вильсон предложил даже не употреблять слово «мандат», чтобы не связывать Францию ответственностью перед Лигой Наций. После этого Ллойд Джордж сказал, что, если Франция получит мандат на всю Анатолию, это непременно потребует пересмотра вопроса о мандатах на всей территории бывшей Османской империи. В тот же день состоялось заседание с участием Соннино и Венизелоса, на котором первый был вынужден оправдываться за действия Италии в Малой Азии, а второй, при поддержке Ллойд Джорджа и молчаливом согласии Клемансо, фактически получил карт-бланш на продвижение греческих войск из Смирны в глубь страны. Тогда же на квартире Ллойд Джорджа состоялось совещание британского кабинета по вопросу о Турции. Каждый из присутствовавших министров (Бальфур, Керзон, Монтегю, Милнер, Черчилль) выдвигал свой проект (правда, все были против раздела «собственно турецких» земель). Только Ллойд Джордж не раскрывал своих планов, вероятно, желая и дальше сохранять полную свободу рук.

После этого драма в нескольких действиях, которую Ллойд Джордж разыгрывал начиная с 1 мая, приблизилась к развязке. На заседании 21 мая он произнес длинную речь, посвященную пагубным последствиям возможного раздела Анатолии между Италией и Францией. Затем он предложил мандат на всю Анатолию США. Он объяснил это тем, что их репутация в глазах мусульман (в отличие от Франции и Великобритании) еще не испорчена колониальным прошлым. Французский мандат нежелателен также потому, что он вызовет неизбежную зависть Италии, превратив Францию в единственную великую державу Средиземного моря. К тому же Франции не хватит капиталов для инвестиций в Анатолии. «Франция получит для развития своей коммерческой активности почти весь Камерун, Того, и я предлагаю предоставить ей временный (sic!) мандат на Сирию до того момента, когда мы получим отчет комиссии, согласно которому будет произведено окончательное распределение мандатов в Западной Азии». Ллойд Джордж предложил США мандат и на «кавказские регионы». Вильсон несколько опешил от такого «подарка» и заявил, что необходимо оставить управление Анатолией за турками. Нет ничего страшного в том, что султан будет находиться в Константинополе, мандат на который будут иметь США, а мандат на Анатолию получит другая держава. Вообще же он сомневался в целесообразности предоставления кому-либо мандата на Анатолию. Потом он вспомнил о комиссии, которая должна отправиться на Восток. Ее американские члены были давно уже назначены, а британские и французские — еще нет.

Только теперь Клемансо понял всю интригу Ллойд Джорджа, который сначала предложил ему Северную Анатолию, затем всю Анатолию (чего он никогда не просил), а теперь отказывал не только в этом, но и ставил под сомнение права Франции на Сирию. Клемансо дал волю своим чувствам и произнес гневную отповедь своему английскому коллеге. Его особенное возмущение вызвали результаты переговоров между Тардье и Г. Вильсоном о зонах оккупации, на которых английский представитель предложил урезать французскую зону оккупации в Сирии так, чтобы англичане смогли провести железную дорогу из Месопотамии к Средиземному морю исключительно через свои владения (то есть реализовать тот план, о котором мы говорили выше). Клемансо напомнил всю историю переговоров на эту тему, начиная с декабрьского разговора о Мосуле, которая в его изложении выглядела как история французских уступок и английских обманов. Клемансо приписывал это влиянию лорда Керзона, враждебно настроенного к Франции. Сам Клемансо, по его словам, выступал за союз с США и Великобританией, но отказывался делать ради этого дальнейшие уступки. Несколько цитат из диалога Клемансо с Ллойд Джорджем говорят сами за себя:

«Клемансо…. Если у нашего народа возникнет мысль, что англичане утвердили американцев в Азии, чтобы изгнать оттуда французов, это создаст такое состояние духа, которого я, со своей стороны, опасаюсь…. Если это решение будет принято, я не стану поступать, как наши итальянские коллеги. Я не покину конференцию. Но я покину правительство…. У меня нет намерения составлять против вас заговор вместе с итальянцами, но я не смогу помешать нашему общественному мнению присоединиться к итальянскому и обратиться против вас. Это может создать большие затруднения в мире… Если Азия от нас ускользнет, я не забуду из-за этого то прошлое, которое нас связывало. Я буду выполнять мой долг во имя мира во всем мире и перед моей страной. Но подумайте о том, что вы хотите нам навязать, и подумайте об этом дважды.

Ллойд Джордж…. Если г. Клемансо и соглашался на уступки в некоторых вопросах, он делал это потому, что Англия пообещала прийти на помощь Франции, если она будет атакована.

Клемансо. Разве я намекал на это?

Ллойд Джордж. Британское общественное мнение готово предоставить все силы Великобритании в распоряжение Франции, если она окажется в опасности. Обвинения против нас в нарушении слова лишены всяких оснований, а такая манера говорить делает невозможной любую дискуссию».

Далее Ллойд Джордж изложил свою версию истории переговоров. Он заострил внимание на том, что Франция в отличие от США и Великобритании еще не назначила своих представителей в межсоюзную комиссию. Следовательно, именно она нарушила данное слово. Далее Ллойд Джордж перевел разговор на Анатолию, вспомнив, что Франция никогда не имела на нее притязаний и, следовательно, не может жаловаться на решения относительно нее. В Сирии же она всем обязана Великобритании, так как ее собственные усилия в войне с Турцией были ничтожны.

Вильсон выступил в качестве примирителя и посоветовал отложить принятие решения. Со своей стороны он заявил, что США смогут принять мандат только на Армению, но не на Анатолию. Он снова предположил, что именно Франция лучше всего справится с направлением советников турецкому правительству, поскольку уже имеет опыт управления Оттоманским долгом. Однако необходимо было принять решение о комиссии, чтобы ее американские члены могли отправиться либо в Сирию, либо домой. Клемансо заявил, что он «готов направить своих представителей в Сирию в тот момент, когда начнется замена британских войск на французские. Но бесполезно направлять комиссию в Сирию для проведения обследования под диктовку генерала Алленби». Ллойд Джордж фактически предъявил ультиматум: либо французы соглашаются с предложенными границами оккупационных зон, либо все переговоры на эту тему прерываются. Клемансо ответил, что он всегда готов обсуждать (sic!) границы оккупационных зон.

На следующий день на заседание был приглашен начальник британского Генштаба Г. Вильсон. Клемансо теперь более уверенно говорил о территориальных вопросах, отвергая английское предложение разделить пополам область друзов (Хауран), и требовал, «чтобы французские войска заняли всю Сирию», а до этих пор возражал против посылки комиссии. Тогда Ллойд Джордж сначала вспомнил, что по соглашению Сайкса — Пико внутренние районы Сирии не должны были входить в зону прямого французского контроля; затем снова сравнил военные усилия Великобритании и Франции на Востоке; заявил, что отказывается утверждать соглашение Лонга — Беранже по нефтяным вопросам; и закончил заявлением, что «не будет ничего делать, пока не получит отчета комиссии». Клемансо лишь еще раз упрекнул Ллойд Джорджа в нарушении данного им слова и отказался принять представленную Г. Вильсоном карту, «в которой не осталось ничего от соглашения Сайкса — Пико». Завершил он свою речь так: «Я думаю, что Вы не правы. Вы можете думать, что не прав я. Есть более высокая цель, о которой мы должны помнить, — это общий интерес Антанты. Я скажу Вам откровенно, что не буду сотрудничать с Вами в этой части света, если взаимные обязательства не выполняются. Вы высказались против соглашения по нефти. Я знаю о нем не больше, чем Вы. Великобритания может сама решать, что ей делать. Мне больше сказать нечего». Президент Вильсон робко напомнил о комиссии, и Ллойд Джордж заявил, что не пошлет своих представителей в Сирию, если этого не сделает Франция. Он готов был согласиться с решениями американских комиссаров. До этого Франция не должна направлять войска в Сирию, и оккупационный режим останется прежним. Вопрос о комиссии был снова поднят Ллойд Джорджем 31 мая в связи с тревожной телеграммой Алленби, сообщавшей, что среди арабов распространяются слухи о том, что вместо комиссии в Сирию направляется огромная французская армия. Клемансо опроверг эти сведения, но своей позиции не изменил. После этого вопросы Ближнего Востока на конференции не поднимались в течение нескольких недель. В конце июня в Париже появилась делегация Высокой Порты, но об этом речь пойдет ниже.

Анализируя события апреля — мая 1919 года, можно сказать, что к этому времени Ллойд Джордж выработал собственный план действий в ближневосточном вопросе. Он преследовал две основные цели: фактическое утверждение Греции, которую он считал своей главной союзницей, на западе Малой Азии; а также сокращение будущей французской сферы влияния в Сирии таким образом, чтобы обеспечить «чисто британское» сообщение между Палестиной и Месопотамией. Этот план нигде не был четко сформулирован, но именно его в отличие от множества других проектов, появлявшихся и исчезавших в Париже с калейдоскопической быстротой, Ллойд Джордж последовательно проводил в жизнь практически в одиночку. Другие члены британского правительства могли иметь собственные планы, но премьер-министру они нужны были лишь как дополнительные аргументы в его игре. Ллойд Джордж прекрасно понимал, что его намерения встретят сопротивление Клемансо, и поэтому пустил в ход все свое дипломатическое искусство. Он добился одобрения греческой высадки в Смирне, воспользовавшись скандальным поведением Италии. В самый ответственный момент он усыпил бдительность Клемансо щедрыми посулами мандатов на половину или даже на всю Анатолию. Намекнув Клемансо на возможность договориться между собой по сирийскому вопросу до отправки комиссии, он затем фактически поставил его перед выбором между британской линией разграничения оккупационных зон и неизбежно неблагоприятным для Франции отчетом комиссии. Таким образом, Ллойд Джордж надеялся окончательно похоронить соглашение Сайкса — Пико. Но здесь он просчитался. Клемансо предпочел открытую конфронтацию (правда, лишь за стеной кабинета) дальнейшим уступкам.

Но Ллойд Джордж не растерялся. В наказание он аннулировал выгодное для Франции соглашение Лонга — Беранже по вопросам нефти и заявил о своей готовности решить сирийский вопрос в соответствии с мнением американских членов комиссии. Эмир Фейсал, вернувшийся в Дамаск в апреле, готов был приложить все усилия к тому, чтобы не допустить Францию в Сирию. Фактически он стал орудием Ллойд Джорджа в борьбе против Франции. Другим таким орудием был Венизелос. Если англо-французские противоречия вокруг Сирии вполне очевидны, то роль Греции в своих планах лучше всего объяснил сам Ллойд Джордж в разговоре с лордом Ридделом спустя год после описанных здесь событий: «Греки — наши друзья, и они — молодая нация. Мы хотим быть в хороших отношениях с греками и итальянцами. Нельзя абсолютно доверять французам. Кто знает, быть может, однажды они станут нашими противниками. Я провел в палате общин тридцать лет, и за это время французы часто находились на волосок от объявления нам войны».

В отличие от тщательно замаскированных планов Ллойд Джорджа позиция Клемансо была предельно ясна: «Сирия любой ценой». Ради этого он готов был закрывать глаза на то, что происходит в других районах Османской империи. Как и большинство французских политиков, он считал Фейсала английским наемником, предпочитая прямое объяснение с «нанимателем». Но его единственной опорой было соглашение Сайкса — Пико, которое англичане всеми силами старались саботировать.

Несколько в тени сирийского вопроса в это время находился палестинский. Но и он давал достаточно поводов для все большего отчуждения между союзниками по Антанте. Французы хотели так или иначе обозначить свое присутствие в этой стране, англичане же не хотели позволять им этого. Вопреки английскому противодействию в январе — феврале 1919 года в Иерусалиме собрался конгресс палестинских католиков всех обрядов, проголосовавший за присоединение Палестины к французской Сирии. В мае англичане без объяснения причин арестовали в Наблусе французского офицера (личного представителя Пико), когда тот вручил знаки ордена Почетного легиона семье местного нотабля, казненного во время войны турками за сочувствие к Франции. В июне англичане не допустили вовремя французский почетный караул к монастырю на горе Кармель — месту открытия восстановленного памятника наполеоновским солдатам, умершим здесь от ран и болезней в 1799 году. Англичане шесть месяцев затягивали возобновление работы отделения банка Credit Lyonnais в Иерусалиме и вообще всячески препятствовали любой коммерческой деятельности французов не только в Палестине, но и на всем Ближнем Востоке. Неудивительно, что французы, поглощенные борьбой против проанглийского правительства Фейсала в Дамаске, стали воспринимать деятельность сионистов в Палестине лишь как еще один антифранцузский инструмент своих союзников.

Итак, к лету 1919 года территория Османской империи стала полем борьбы между Великобританией и Францией за земли, полезные ископаемые, экономическое и политическое влияние, тесно связанной с дипломатическими баталиями вокруг различных проблем Европы. И если в первой половине года основные столкновения происходили в тиши парижских кабинетов, то теперь свое слово должны были сказать сами жители многонациональной империи.

 

2. Второй этап Парижской мирной конференции и американские комиссии (июнь — август 1919 года)

К началу лета 1919 года вопрос о будущем Германии, казалось, был решен. Некоторое время еще оставались сомнения, подпишут ли немцы договор, но, так как выбора у них не было, вероятность отказа была очень мала, и подписание договора в Версале 28 июня хоть и принесло многим облегчение, все же не было неожиданностью. Правда, договор оставлял решение некоторых проблем на более поздний срок. Неясность проблемы репараций заставляла сильно беспокоиться Францию, а вопрос о Верхней Силезии — ее ближайшую союзницу Польшу.

Шла подготовка мирных договоров с Австрией, Болгарией и Венгрией. Из всех великих держав только Италия была непосредственно заинтересована в договоре с Австрией, но подготовка этих договоров требовала значительных усилий из-за огромного числа территориальных претензий малых стран. Как уже говорилось, разрешение таких споров было для стран Антанты способом вербовки союзников в Южной и Восточной Европе. Предстояло определить границы Австрии, Венгрии, Болгарии, Греции, Югославии, Румынии, Чехословакии, Польши. Продолжался итало-югославский спор из-за Фиуме. На всех спорных территориях не прекращались всевозможные инциденты и столкновения. Выработка мирного договора с Венгрией осложнялась тем, что с марта 1919 года там существовало советское правительство, которое открыто воевало против Чехословакии и Румынии — союзников Антанты. Гражданская война в России подошла к своей кульминации, но Верховный Совет Антанты еще в марте принял решение о выводе войск из России, предпочитая полагаться на военные таланты белых генералов. Англичане решили покинуть и Закавказье, что имело непосредственное отношение к Восточному вопросу, так как требовало принятия скорейшего решения о судьбе Армении.

Первые последствия высадки в Смирне для стран Антанты

На этом фоне турецкий вопрос казался руководителям стран Антанты не самым важным, хотя уже первые тревожные известия из Смирны заставили обратить на себя внимание. Стало понятно, что греческая экспедиция, предпринятая под предлогом поддержания порядка, привела к обратному результату. Уже 26 мая английскому правительству пришлось отвечать на неприятные вопросы в палате общин относительно его роли в этих событиях и их возможного воздействия на мусульманских подданных Британской империи. Однако в тех же парламентских дебатах вопросы Египта, Ирландии, Индии занимали гораздо больше места, чем обсуждение новостей из Турции. Все попытки некоторых депутатов начать открытые дебаты на турецкую тему успеха не имели. В Англии еще мало кто всерьез предполагал, что к уже имеющимся проблемам в колониях и в России скоро добавятся не менее серьезные проблемы в побежденной Турции.

Что же касается Франции, то после составления и подписания Версальского договора Клемансо предстояло еще у себя дома выдержать ультрашовинистическую атаку со стороны его критиков и оправдывать каждую уступку, сделанную им в Германском вопросе. Оправданием могли служить только гарантийные договоры с Англией и США, подписанные одновременно с. Версальским миром. Но их вступление в силу фактически ставилось в зависимость от ратификации американским сенатом Версальского мира, что уже тогда вызывало сильные сомнения. Многие не могли простить Клемансо и уступку Мосула. Во Франции приближались президентские выборы, в которых Клемансо пожелал принять участие и объявил, что оставит пост премьер-министра в случае поражения. Ему не хотелось ввязываться во внешнеполитические авантюры, в которых не был гарантирован успех. Но, чтобы оправдать уступку Мосула, необходимо было добиться успеха в Сирии и Киликии, все еще занятых англичанами. Тот факт, что для турецких националистов удержание Киликии было непременным условием любого мирного урегулирования, его не заботил. Он, как и Ллойд Джордж, и большинство политиков в Лондоне и Париже, не придавал еще большого значения поднимавшемуся в Анатолии национальному движению.

Такая беспечность была совершенно неоправданной. Греческая оккупация Смирны и прилегающего района вызвала стихийное возмущение местного турецкого населения, которое быстро переросло в настоящую партизанскую войну. Вскоре возник центр организованного сопротивления в глубине Анатолии, вдали от всех оккупированных территорий. Генерал Мустафа Кемаль-паша, широко известный со времен Галлиполийской кампании 1915–1916 годов, посланный султаном в Анатолию наблюдать за демобилизацией остатков турецкой армии, вместо этого занялся установлением связей с начальниками гарнизонов и местными властями, недовольными существующим положением вещей. Кроме событий в Смирне и арестов многих политиков в Константинополе особое беспокойство в Турции вызывали сведения о возможной передаче восточных вилайетов новому армянскому государству. На совещании Кемаля с турецкими генералами в городе Амасии 12 июля 1919 года было принято решение начать организованное вооруженное сопротивление иностранной интервенции на границе с Арменией (реально она примерно соответствовала русско-турецкой границе 1914 года), в Смирне и в Киликии. Началась подготовка к созыву конгресса представителей восточных вилайетов в Эрзуруме. Деятельность Кемаля имела большой успех. Ранее разрозненные турецкие «общества защиты прав», существовавшие со времени перемирия, обрели теперь единый центр, а правительство в Константинополе постепенно теряло реальную власть над страной.

Тем временем 24 июня перед «Советом четырех» выступила турецкая делегация во главе с великим визирем Дамад Ферид-пашой. Еще 6 июня Кальтроп писал в Лондон, что трудно было бы подобрать делегацию, лучше расположенную к Великобритании, чем эта. И все же его французский коллега Дефранс попытался извлечь выгоду из самого согласия Верховного Совета Антанты принять турецких представителей. В разговоре с визирем он представил это решение как результат исключительно французских усилий. Дамад Ферид представил в Париже меморандум с предложением сохранить Османскую империю в довоенных границах с предоставлением автономии арабским областям. В официальном ответе, написанном Бальфуром, после описания ужасов турецкого ига для подвластных народов следовало заявление, что, «с тех пор, как Турция без малейших оснований преднамеренно атаковала страны Согласия и была разбита, она возложила на победителей тяжелую обязанность определять судьбу различных групп населения (populations) в своей разнородной империи. Эту обязанность Совет союзных и присоединившихся держав хочет исполнить в соответствии с желаниями и постоянными интересами самих этих групп». Иными словами, турок откровенно ставили в известность, что их стране придется расстаться с большей частью своих территорий, дальнейшую судьбу которых союзники определят по своему усмотрению. Какая-либо возможность сопротивления турок такой перспективе вовсе не предусматривалась.

Европейские политики и дипломаты зачастую плохо отдавали себе отчет в том, что действительно происходит в странах, судьбу которых они решают. Они часто не видели или не хотели видеть факты, противоречившие их кабинетным построениям. Английские представители в Константинополе довольно быстро обратили внимание на новую ситуацию в Анатолии и почти сразу же потребовали от турецкого правительства отзыва Кемаля. В Лондон же первые сведения о его деятельности поступили 23 июня в донесении верховного комиссара в Константинополе адмирала Кальтропа. Форин Оффис проигнорировал эти тревожные сообщения, понадеявшись, что дело можно будет уладить на месте.

Изменение позиций Великобритании в Турции после событий в Смирне хорошо описано заместителем Кальтропа адмиралом Уэббом в письме к секретарю Форин Оффиса Р. Грэму от 28 июня 1919 года: «Вплоть до высадки в Смирне мы чувствовали себя вполне хорошо. Турки были, конечно же, несколько беспокойны, но мы постепенно удаляли плохих вали, мутгешарифов и т. п., и я думаю, что мы могли бы хорошо продолжать в том же духе до заключения мира. Нужно было только сидеть крепко и заставлять турецкое правительство делать то, что мы желали. Но теперь положение совершенно изменилось. Греки и турки убивают друг друга массами (are killing one another wholesale) в Айдынском вилайете. Мустафа Кемаль действует в районе Самсуна и пока что отказывается утихомириться (to come to heel)…. Есть один момент, который близко касается нашего престижа. Обе враждующие стороны — греки и турки — прекрасно понимают, что, когда принималось решение о Смирне и доводилось нами до сведения турецкого правительства, мы бросали яблоко раздора между двумя сторонами… Вы с готовностью признаете, что наши постоянные советы обеим сторонам жить в дружбе и согласии рассматриваются как довольно лицемерные в то время, когда мы делаем все возможное, чтобы создать ситуацию, которая сейчас делает их готовыми перерезать друг другу глотки и сеет вражду на неопределенное будущее».

Для нормализации ситуации Кальтроп и его преемник адмирал Р. де Робек, а также их заместитель Уэбб настойчиво рекомендовали как можно скорее заключить мир с Турцией. Кальтроп предлагал определить в районе Смирны четкую линию максимального продвижения греков и их размежевания с итальянцами. Уэбб и де Робек настаивали на полном и скорейшем выводе из Малой Азии как итальянских, так и греческих войск. Они считали, что именно их присутствие стало причиной возникновения национального движения. Английские представители подчеркивали свое полное единодушие с французским коллегой Дефрансом.

После подписания Версальского мира Ллойд Джордж и Вильсон покинули Париж. Интересы Великобритании на конференции теперь представлял Бальфур, а интересы США — несколько чиновников Государственного департамента, которые были лишь наблюдателями на встречах глав делегаций. Неудача с Фиуме стоила Орландо его поста, и новым премьер-министром стал Ф.С. Нитги. Министерство иностранных дел возглавил Т. Титтони, который и представлял интересы Италии на конференции. Французскую делегацию по-прежнему возглавлял Клемансо. Такая ситуация позволила французскому премьер-министру фактически руководить работой конференции, что он попытался использовать для некоторого реванша за сделанные ранее уступки, стараясь перехватить инициативу у англичан. Но ближневосточные вопросы теперь поднимались на заседаниях сравнительно редко, а наиболее важные события происходили за тысячи километров от набережной Орсэ — в горах и долинах Сирии и Анатолии. На эти события также накладывало свой отпечаток жесткое, но не всегда хорошо заметное англо-французское соперничество.

Наибольшего внимания заслуживает, безусловно, деятельность двух американских комиссий, посетивших регион. Первая из них — комиссия Кинга — Крейна представляла собой «Американскую секцию межсоюзнической комиссии по мандатам в Турции» — то, что осталось от комиссии, предложенной доктором Блиссом. От имени Парижской конференции она должна была определить пожелания населения Сирии и соседних с ней стран относительно будущего мандатария. Вторая — комиссия Харборда — была направлена по личному распоряжению президента Вильсона для выяснения перспектив американского мандата на Армению. Комиссия Кинга — Крейна в июне — июле объездила Палестину, Ливан, Сирию и Киликию. Комиссия Харборда в сентябре — октябре совершила путешествие из Константинополя в Киликию, оттуда в Центральную Анатолию, затем в Восточную Анатолию («Турецкую Армению»), потом в Закавказье и на обратном пути посетила причерноморские города Турции. Обе комиссии уделили большое внимание армянской проблеме, причем Киликия удостоилась посещения обеих групп. Отчеты комиссий могут служить хорошим источником как по обстановке на Ближнем Востоке и в Закавказье в 1919 году, так и по умонастроениям части американских политических кругов.

Ситуация в Сирии, Палестине и в Ливане. Комиссия Кинга — Крейна

Когда президент Вильсон распорядился отправить на Восток первую из названных комиссий, эмир Фейсал возлагал на нее большие надежды. Контролируя большую часть Сирии, он рассчитывал так организовать прием комиссии, чтобы убедить ее в полной поддержке своих планов местным населением. По возвращении из Европы Фейсал 30 апреля выступил на митинге в Дамаске, где объявил о решении конференции прислать комиссию, призывал сирийцев отстаивать перед ней «полную и абсолютную» независимость своей страны и объявил о намерении созвать Всеобщий сирийский конгресс, который имел бы законное право говорить от имени народа. Подполковник Корнуоллис, британский представитель в Дамаске, считал, что Фейсалу не дадут пойти на сближение с французами, даже если бы он этого и захотел. Фейсал понял из донесений хиджазского представителя в Париже, что державы не допустят полной независимости Сирии и уже решили установить мандатный режим, поэтому он всячески подчеркивал свое желание принять британский мандат. Глава французской администрации в Бейруте Пико также старался обеспечить себе поддержку местного населения, но если Фейсал мог опереться на мусульманское большинство страны, то Пико мог рассчитывать только на религиозные меньшинства, главным образом на католиков-униатов.

Сирийский конгресс был созван в Дамаске в конце июня. Его членами стали арабские выборщики, избиравшие некогда депутатов османского меджлиса последнего созыва. Он считал себя правомочным действовать от имени населения всех трех оккупационных зон, представители которых участвовали в его работе. Уже 2 июля конгресс выработал единую программу для вручения ее американской комиссии. Этот документ стал известен как «Дамасская программа». Согласно ей Сирия должна была стать «полностью и абсолютно независимой» федеративной конституционной монархией во главе с Фейсалом и включать всю территорию от Тавра до пустынь Аравии и от Средиземного моря до рек Евфрат и Хабур. Выражалось согласие на мандат только как на техническую и финансовую помощь, которую смогут оказать США или Великобритания, но не Франция. Также выражалось требование аннулирования всех договоров и обязательств великих держав по разделу арабских земель, в том числе Декларации Бальфура, протест против планов сионистов в отношении Палестины и вообще любых попыток отделить Палестину или Ливан от Сирии. Отвергалась статья 22 Устава Лиги Наций, в которой арабы рассматривались как недостаточно развитый для полной независимости народ. В программе также содержалось требование независимости Месопотамии и ее таможенного союза с Сирией.

Отношение Великобритании к ситуации в Сирии и к приезду комиссии определялось несколькими факторами. Англичанам удалось исключить из маршрута комиссии Месопотамию, но посещение Палестины оставалось первым пунктом в ее расписании. Следовательно, в отчет комиссии могли попасть свидетельства о сильнейшем противодействии местного населения планам «еврейского национального очага», что поставило бы под сомнение способность Великобритании к мирному управлению Палестиной. В то же время англичане были заинтересованы в сохранении в Сирии дружественного правительства Фейсала. Англичане не собирались устанавливать в Сирии свой мандат, но многие офицеры на местах не могли смириться с необходимостью оставить страну, занятую английскими войсками и в военном отношении подконтрольную британскому Генеральному штабу. К тому же Фейсал рассматривал присутствие британских войск как главную гарантию против французской экспансии.

По мнению американского историка П. Хелмрейча, англичане понимали, что, хотя почти везде комиссия может встретиться с антибританскими настроениями, враждебность населения к Франции все равно будет сильнее. Англичане были убеждены, что арабы (кроме ливанцев), оказавшись перед выбором, предпочтут британский мандат французскому. Возможно, многие выскажутся за американский мандат, но Вильсон ясно отверг любую возможность активной роли США в арабском мире. Поэтому, хотя выводы комиссии могли быть несколько неблагоприятны для Великобритании, для Франции они были бы намного хуже. Поэтому в долгосрочной перспективе они могли послужить для давления на Францию с целью заключения с ней соглашения на выгодных условиях. Отсутствие подписей британских представителей под таким отчетом только прибавило бы ему убедительности.

Британское правительство пыталось лавировать и заверяло в поддержке и Францию, и арабов. Ни те, ни другие не хотели мириться с двойственной политикой своего союзника. Фейсал в начале июля заявлял британскому офицеру связи в Алеппо, что «Франция, как всем известно, целиком полагается на Англию и Америку в своем дальнейшем существовании, и об этом эмир прекрасно знает. Он не может понять, почему Англия так боится огорчить страну, которая, по логике вещей, должна быть готова почти на любые жертвы, чтобы избежать отчуждения Англии. В результате у эмира возникает скрытое подозрение, что арабов продают».

К этому моменту, помимо простого желания извлечь наибольшую выгоду из соперничества между Францией и Фейсалом, у англичан появились новые причины для обеспокоенности событиями на Ближнем Востоке. Начиная с весны 1919 года резко обострилась обстановка в Египте, считавшемся главной британской цитаделью в регионе. Англичане были вынуждены направлять туда дополнительные войска и вместе с тем стараться умиротворить арабов некоторыми уступками. В этой ситуации большую тревогу британских властей вызывала перспектива объединения национального движения Египта, Палестины и Сирии под панарабистскими лозунгами. На опасность того, что Фейсал может поднять арабов как против англичан, так и против французов, если комиссия так и не приедет, Алленби указывал в письме в Форин Оффис еще 30 мая. Его главный политический советник генерал Клейтон 1 июня предупреждал Керзона, что произвольный раздел Сирии без учета доклада комиссии вызовет возмущение в стране. Особое беспокойство высших британских офицеров вызывало подчеркнуто пренебрежительное отношение французов к приезду комиссии. Клейтон запрашивал в Лондоне позволения сделать публичное заявление, что не только британское правительство, но и Верховный Совет Антанты в целом придаст самое серьезное значение рекомендациям комиссии. Керзон переадресовал этот запрос Бальфуру, от которого получил четкий ответ, что французы скорее всего не согласятся на такую декларацию. 24 июня Клейтон снова предупреждал Керзона, что из-за огромного значения, которое придается в Сирии и Палестине американской комиссии, нельзя до публикации ее отчета принимать никаких решений относительно будущей судьбы этих стран.

Итак, англичане, хотя и не испытывали восторга по поводу прибытия комиссии, смотрели на нее как на необходимую меру, которая поможет избежать всеобщего возмущения на Ближнем Востоке, а также оттянуть окончательное решение о статусе оккупированных арабских территорий. Французы не ждали от комиссии ничего хорошего и готовы были полностью проигнорировать ее выводы. В то же время арабы, в особенности мусульмане, видели в комиссии единственную и последнюю возможность добиться самостоятельности мирным путем.

На этом фоне весьма интересны сведения об американской пропаганде в Сирии. Главную роль в ней играли американский Красный Крест и Сирийский протестантский колледж. Непосредственным инструментом была Национальная лига новой Сирии. Эти организации агитировали сирийцев добиваться полной независимости и вместе с тем «помощи» со стороны США. Главными преимуществами США перед европейскими державами выставлялись их «незаинтересованность» в ближневосточных делах и неучастие в тайных договорах. Англичане не только не пытались препятствовать этой пропаганде, но и поощряли ее. Британские офицеры заявляли сирийским нотаблям, что «Англия и Франция имеют слишком много колоний, чтобы брать на себя ответственность еще и за сирийский мандат, который лучше предложить Соединенным Штатам». Вполне возможно, что многие британские офицеры и политики понимали, что идея американского мандата практически неосуществима. Несомненная польза для Великобритании от американской пропаганды состояла в ослаблении и без того минимального французского влияния в стране. Есть любопытные сведения, что французы пытались отплатить англичанам той же монетой, убеждая палестинских арабов, что Франция в отличие от Великобритании не связана с сионистскими планами и потому больше подходит в качестве мандатария для Палестины.

Американская комиссия высадилась в палестинском порту Яффе 10 июня. Ее возглавляли доктор Генри Кинг — президент Оберлин-колледжа и специалист по теологии, педагогике и философии, а также Чарльз Крейн — чикагский фабрикант и бывший член Специальной дипломатической миссии президента Вильсона, побывавшей в 1917 году в России. По их именам комиссия вошла в историю как комиссия Кинга — Крейна. Сохранилась интересная запись высказывания Вильсона об этих людях, что они «очень хорошо подготовлены к поездке в Сирию, поскольку не знают о ней ничего». Правда, их сопровождали пять советников, считавшихся экспертами по Ближнему Востоку и работавших ранее в составе американской делегации в Париже. Среди них следует отметить капитана Уильяма Йейла, который долгое время был представителем треста Standard Oil на Ближнем Востоке.

Комиссия начала работу с обследования Палестины. В Дамаске она впервые появилась 26 июня, потом направилась на юг, в Амман и Дераа и вернулась в Дамаск 2 июля. Затем комиссия посетила Ливан, внутренние районы Сирии и Киликию, включая такие города, как Бейрут, Бкирки, Сидон, Тир, Баабда, Триполи, Александретта, Латакия, Хомс, Хама, Алеппо, Адана, Tapcyc, Мерсин. Из Мерсина комиссия 21 июля отправилась в Константинополь. Таким образом, были обследованы все четыре оккупационные зоны. Методика работы комиссии состояла в получении как можно большего числа устных и письменных пожеланий от местного населения (главным образом от лиц, которые могли говорить от имени какой-то политической, религиозной, национальной, племенной или клановой группы) относительно судьбы своей страны. Члены комиссии признавали влияние активной пропаганды и сомнительность многих петиций, но считали, что подобные проявления с разных сторон должны будут уравновесить друг друга, и, следовательно, общие выводы будут верными.

Работа комиссии проходила в обстановке крайнего политического возбуждения по всей стране. Заинтересованные стороны пытались повлиять на выводы комиссии с помощью массированной пропаганды и «административного ресурса», пытаясь предварительно контролировать и инструктировать прибывавшие для общения с комиссией делегации. Подобным образом действовали и британские, и французские, и арабские власти в своих зонах. Правда, при этом британская пропаганда не выходила за рамки южной зоны (Палестины), в то время как сторонники Фейсала активно агитировали за «Дамасскую программу» в британской и французской зонах. Британские власти им не мешали, но французы всячески старались их нейтрализовать. Сам Фейсал говорил перед комиссией, что для него одинаково приемлем британский или американский мандат, хотя комиссионеры отлично знали о его англофильстве.

Наибольшее давление на жителей оказывали французы. Согласно «Конфиденциальному приложению» к докладу комиссии, помимо устной и печатной пропаганды они не брезговали запугиванием, шантажом, подкупом местных лидеров, не допускали к комиссии лиц, чьи взгляды их не устраивали, произвольно заменяли нелояльных членов делегаций сторонниками Франции и даже арестовывали противников французского мандата. В свою очередь, агенты Фейсала, если верить Гонто-Бирону, часто заставляли местных жителей подписывать чистые листы бумаги, на которых потом писался текст петиции. Английский офицер, сопровождавший комиссию в Южной оккупационной зоне, обычно давал петиционерам инструкции, прежде чем они могли предстать перед комиссией. В арабской (Восточной) зоне, и в особенности в Дамаске, на петиционеров оказывалось грубое давление путем запугивания и шантажа. Попытка арабских и английских властей в Алеппо не допустить до комиссии делегацию местных бедуинских племен Анезе — сторонников Франции — и их арест англичанами по пути из Алеппо в Бейрут вылились в крупный скандал, сведения о котором дошли до Лондона и Парижа.

Во всех четырех зонах комиссия собрала 1863 петиции. Они касались самых разных политических проблем. 80 % всех петиций требовали единства Великой Сирии и 73 % — ее абсолютной независимости. 59 % петиционеров хотели видеть Сирию демократическим королевством с Фейсалом во главе. Иностранного мандата требовали совсем немногие петиции: британского — 4,5 %, французского — 14,5 %, американского — 3 %. В то же время 57 % петиций было подано за американскую «помощь». В случае отказа США 55 % петиционеров полагались на «помощь» Великобритании (т. н. «второй выбор»). 60 % петиций содержали антифранцузские заявления. Пристрастия респондентов, разумеется, различались в зависимости от места их проживания, религиозной и этнической принадлежности. Единственной надежной опорой Франции оказалась ее давняя клиентела — католики-униаты, прежде всего марониты. Главными противниками французской экспансии были мусульмане-сунниты, которые активнее всего поддерживали Дамасскую программу. Православная община разделилась: часть ее поддержала Францию, часть — Фейсала и Великобританию. Шиитские общины друзов, алавитов и метавилов беспокоились прежде всего о собственной автономии, причем друзы сохранили традиционные связи с Великобританией.

Рекомендации комиссии сводились к нескольким простым положениям. Вся Сирия (в том числе Ливан и Палестина) должна быть передана под мандатное управление одной державы, а именно США. В случае если они не смогут принять мандат, он должен быть передан Великобритании, но ни в коем случае не Франции. Если сирийский вопрос поставит под серьезную угрозу отношения Франции с союзниками, ей можно будет предоставить мандат на Ливан (в довоенных границах), хотя это было и нежелательно. Кинг и Крейн не удержались от соблазна высказать в отчете свое мнение и о перспективах американского мандата на Армению, хотя они и не посещали ее. Красочно описав все ужасы турецкого обращения с армянами в ходе войны, авторы отчета согласились с необходимостью полного отделения Армении от Турции. Не вызвало у них сомнения и то, что это возможно лишь при помощи «сильного мандатария», то есть США. Границу будущей Армении они предполагали провести примерно по линии русско-турецкого фронта 1916–1917 годов, отвергнув, таким образом, крайние притязания армянских представителей, высказанные на Парижской конференции. Не следует, однако, думать, что отказ от «Великой Армении» был со стороны американцев актом самоограничения. В других частях отчета они привели массу самых весомых аргументов в пользу того, что США должны получить мандаты также на Константинополь и (отдельно) на оставшуюся часть Турции. В сочетании с планами относительно Сирии получалась довольно занятная картина.

Капитан Йейл, один из советников комиссии, составил собственный доклад. Его мнение сильно отличалось от точки зрения Кинга и Крейна. Он так характеризовал ситуацию: «Британцы хотят сохранить Палестину и были бы не прочь контролировать Сирию. Они не хотят видеть французов даже в Горном Ливане. Но, понимая, что без открытого разрыва с Францией они не смогут заставить ее отказаться от своих притязаний, они были бы рады, если бы Соединенные Штаты пришли сюда и взяли Сирию. Британцы позволяли и поощряли пропаганду младоарабов (the Young Arabs) в пользу объединенной Сирии (хотя это могло стоить им Палестины), чтобы создать ситуацию, которая заставила бы Соединенные Штаты принять мандат на Сирию».

Армянский вопрос в поле зрения держав Антанты. Комиссия Харборда

Тем временем приближалось время давно уже объявленной эвакуации британских войск из Закавказья. С точки зрения чисто «империалистических» интересов эта мера не несла Великобритании ничего хорошего. Но внутриполитические обстоятельства требовали спешного сокращения военных расходов и демобилизации армии. Существовало распространенное мнение, что за эвакуацией немедленно последует хаос и новая резня, теперь уже в «русской» Армении. В июле 1919 года американский полковник У. Хаскелл был назначен верховным комиссаром союзных и присоединившихся держав в «русской» Армении (в добавление к британскому главному комиссару в Закавказье Уордропу). В задачу Хаскелла входило главным образом распределение продовольственной помощи местному населению, которое доставлялось американской благотворительной организацией Near East Relief. Союзники были довольны работой Хаскелла, его очень хвалил через несколько месяцев генерал Харборд. Историки, правда, впоследствии выяснили, что Хаскелл продавал часть продовольствия, предназначенного для армянских беженцев, правительству Азербайджана. Но как бы то ни было, едва прибыв на место, Хаскелл начал слать в Париж тревожные телеграммы с описаниями бедствий Армении и просьбами прислать войска взамен уходящих англичан.

Первоначально планировалось, что англичан в Закавказье заменят итальянцы. В Грузию даже прибыла итальянская военная миссия. Но после смены правительства они отказались от этого намерения, заявив, что имеют в Закавказье лишь «коммерческий» интерес. В поисках решения англичане обратились к американцам. По неофициальным каналам постоянно приходили сведения об обеспокоенности американского общественного мнения судьбой армян в случае британской эвакуации. В связи с этим Бальфур 9 августа в письме к Ллойд Джорджу выдвинул идею предложить американцам заменить британские войска своими, если они действительно беспокоились об армянах. Копию письма получил лорд Керзон, который фактически руководил Форин Оффисом, пока Бальфур вел переговоры в Париже. Уже через три дня он сообщил Бальфуру, что, по мнению Генерального штаба, даже небольшая задержка эвакуации в ожидании американцев невозможна (солдаты уже получили приказ о демобилизации), а по мнению американского посла Дэвиса, сенат США ни за что не согласится послать американские войска на Кавказ, так как это опережало бы еще не принятое решение о мандате на Армению. Америка вернулась к Доктрине Монро и политике неучастия в делах Старого Света. Керзон писал, что не видит подходящего решения этой проблемы, как и реального способа избежать ожидаемых бед на Кавказе. Сам он был за продолжение британского присутствия в регионе, но не нашел поддержки у кабинета.

18 августа Керзон напомнил Дэвису, что «жизнь Армении нельзя сохранить только долларами», для этого требуются еще и солдаты. Была ли Америка готова к этому? Дэвис не мог дать определенного ответа. На следующий день Керзон направил Дэвису письмо с оригинальным предложением: если США желали сохранения британского присутствия в Закавказье, то они, как будущий мандатарий Армении, должны взять на себя соответствующие расходы, проще говоря, оплачивать британскую операцию. Дэвис сообщил Керзону американский ответ в конце августа: США не могут выделить ни солдат для замены англичан, ни денег, чтобы они остались в Закавказье. Любая попытка заговорить об этом в сенате поставит под угрозу мирный договор с Германией, перспектива ратификации которого уже тогда вызывала сомнения. По общему мнению британских дипломатов, США хотели, чтобы Великобритания и дальше поддерживала относительный порядок в Закавказье за свой счет, сами же они не желали делать для этого ничего.

Итак, Великобритания уходила из Армении. Италия и США отказались занять ее место. Оставалась Франция. Но в это время англо-французские отношения были сильно испорчены из-за Сирии. Французам не терпелось оккупировать Сирию и Киликию, «предназначенные» им по соглашению 1916 года. Англичане всячески затягивали этот вопрос, ссылаясь на необходимость дождаться отчета комиссии Кинга — Крейна. В такой обстановке 11 августа перед конференцией встал вопрос, кто сможет послать войска в Армению. Итальянский и американский представители, а также сам Клемансо отказались это сделать. 25 августа Клемансо пояснил, что французов не пускали в Малую Азию англичане (намек на затяжку вопроса о Киликии). На вопрос Бальфура, пошлет ли Франция войска в Армению в случае английского согласия, Клемансо ответил, что, хотя это и не входило в его намерения, он «вынужден» изучить этот вопрос. Еще через 4 дня Клемансо сказал, что он сможет направить в Армению 12 000 человек при условии английской помощи и поддержки. Войска должны будут высадиться в Адане и Мерсине и направиться в Армению через Анатолию. Бальфур обещал всяческое содействие со стороны Великобритании. Никто из присутствующих не обратил внимание Клемансо на то, что гораздо удобнее было высадить войска в Батуме или Трабзоне, если он действительно хотел их направить на Кавказ. Бальфур поспешил направить в Лондон несколько депеш с просьбой к различным ведомствам оказать содействие французскому плану, но британский кабинет воспринял эту идею без энтузиазма. Намерения французов были шиты белыми нитками — высадиться в Киликии и остаться там, забыв о бедствиях армян в Закавказье. Керзон указывал на это Бальфуру, но тот возражал, что Англия должна приветствовать любую попытку помочь армянам, даже если она имеет чисто эгоистические мотивы. Неизвестно, чем бы кончился этот обмен мнениями, если бы не удачный для французов поворот сирийского вопроса, которому весьма способствовала крепнущая убежденность англичан, что Восточный вопрос придется решать без участия США.

Уже 20 июля Бальфур получил от президента Вильсона уведомление, что решение об участии США в распределении ближневосточных мандатов откладывается на неопределенное будущее. 19 августа Бальфур уже писал Керзону, что США скорее всего не примут мандатов на Ближнем Востоке. Идея ближневосточных мандатов была действительно крайне непопулярна в США, где даже Версальский договор был принят в штыки. Американские эксперты на своих совещаниях в Париже высказывались против дорогостоящих ближневосточных мандатов. Госсекретарь Лансинг заявлял, что предлагать Америке истощенную Армению все равно что предлагать ей Сахару. Запланированная еще в начале августа военная комиссия во главе с генералом Дж. Харбордом все же отправилась в Турцию и Закавказье.

Комиссия Харборда занималась преимущественно армянскими и собственно турецкими делами. В ходе путешествия ее члены имели возможность ознакомиться с положением на месте, а также с мнениями всех заинтересованных сторон, включая руководителей трех «независимых» закавказских правительств, армянского католикоса и самого Мустафы Кемаля, с которым Харборд беседовал в Сивасе. В своем отчете Харборд еще более красноречиво, чем Кинг и Крейн, описывает турецкие преступления против армян в военное время. Он не сомневается, что резня происходила по прямому указанию из Константинополя. Тем более примечательно его следующее замечание: «На территории, не затронутой военными действиями, разрушенные деревни, несомненно, являются следствием дьявольской турецкой злобы (Turkish deviltry), но там, где армяне наступали и отступали вместе с русскими, их ответные жестокости, очевидно, соперничали с турецкими по своей бесчеловечности». Харборд рисует печальную картину разорения, голода и бедности, которую члены его комиссии увидели как в Закавказье, так и в Турции. Правда, он не видит явных препятствий для возвращения уцелевших армян на свою землю или прямой угрозы для их жизни. Но «вывод иностранных войск из некоторых регионов» (то есть англичан из Закавказья), а также греческая высадка в Смирне «заметно удешевили любую христианскую жизнь в Турции». «Моральная ответственность за современные беспорядки (unrest) по всей Турции лежит по большей части на иностранных державах». В Закавказье к тому же самую неблагоприятную роль сыграло разделение некогда единой территории между тремя враждебными государствами. Практические рекомендации Харборда не отличаются оригинальностью: Закавказье, Армения, Турция и Константинополь нуждаются в помощи сильного мандатария (одного для всех), и Соединенные Штаты наилучшим образом подходят на эту роль. В отличие от Кинга и Крейна он предлагал не несколько мандатов в одних руках, а один мандат, разделенный на административные единицы: федеральный округ Константинополя, Румелию, Анатолию, Армению, Закавказье. К тому же Харборд не распространял своих претензий на арабские земли (наверное, потому, что не был там). Как военный специалист Харборд подсчитал, что для этого потребуются 2 усиленные американские дивизии (59 тысяч человек) с последующим сокращением до одной, а также сумма в 756 014 000 долл. в течение 5 лет. Далее он привел 14 аргументов в пользу мандата (в вильсонистском духе) и 13 аргументов против него (в изоляционистском). Но весь контекст отчета свидетельствует, что его составитель был горячим сторонником американского мандата, но не только на Армению, а на все земли от Эгейского моря до Каспия. Не менее очевидно и то, что позиция Харборда была прямо противоположна преобладающим настроениям политиков и общественного мнения США.

Англичане тщательно следили за работой американских комиссий. Краткое изложение основных тезисов будущего доклада Харборда легло на стол Керзона уже 20 октября, когда комиссия еще не покинула Турцию. Суть этого документа, в общем, та же, что и в пространной версии, опубликованной спустя полгода, но некоторые акценты поставлены более четко. Подчеркивалась возможность возвращения домой турецких армян, но давалась уничтожающая характеристика трем закавказским правительствам: «Все они коррумпированы и существуют только за счет того, что осталось после развала России. Все они испытывают большевистское влияние, в особенности Грузия». Также на столе у Керзона оказались отчеты о мнениях других членов американской комиссии, высказанных в разговорах с британскими офицерами и должностными лицами. Как выяснилось, на американцев большое впечатление произвел Мустафа Кемаль, и они высоко оценили его патриотизм. Ссылки Кемаля на желательность иностранной помощи они расценили как приглашение принять мандат над всей Турцией и на этом основании даже свысока обращались к англичанам, которые «сделались крайне непопулярными по всему Востоку, включая Закавказье». На турок особенно неприятное впечатление произвела антитурецкая агитация британского майора Ноэля среди курдов. Генерал Мак-Кой, второй человек в комиссии Харборда, утверждал, что турки пострадали во время войны не меньше, если не больше, чем христиане.

Для Керзона, который теперь возглавил Форин Оффис, все эти американские откровения уже представляли лишь познавательный интерес. Он даже поиронизировал над не оправдавшимися прогнозами новой резни армян: «Палачи и жертвы общаются и братаются». Необходимость готовить «турецкий договор» без американского участия была теперь очевидна. После отказа США от ратификации Версальского договора только безнадежный оптимист мог по-прежнему верить в их согласие на ближневосточные мандаты. Великобритания и Франция вовсе не отказались после этого от идеи отторжения «Западной Армении» от Турции. Но все разговоры на эту тему носили теперь несколько умозрительный характер, поскольку было непонятно, кто будет осуществлять такое решение.

В нашу задачу не входит анализ отчетов комиссий с точки зрения внешней политики США. Очевидно лишь, что нельзя приписывать США планы «захвата» огромных территорий на Ближнем Востоке, как это делали советские историки в 1950-х годах. Кинг, Крейн и Харборд, конечно, оказались в плену некоторых империалистических миражей, чему способствовал прием, оказанный им местными лидерами. Но их выводы находились в резком противоречии с политическими тенденциями внутри США, где росли изоляционистские настроения, в том числе и в сенате. Руководители комиссий не могли не знать об этом, и, очевидно, поэтому в отчете Кинга и Крейна указывалось на Великобританию как на «второй выбор».

В протоколах заседаний Парижской конференции с участием Клемансо и Бальфура нет ни одного упоминания об отчетах американских комиссий. Их просто тихо положили под сукно. Единственными практическими результатами работы комиссий стали затяжка на несколько месяцев решения вопроса о статусе арабских владений Турции и дальнейшее разжигание там антифранцузских настроений. Возможно, этого и хотели британские политики. В отношении Армении сохранялась полная неопределенность по поводу окончательного решения США.

Обострение англо-французских противоречий. Анатолия и Сирия

Мирная конференция в июле и августе 1919 года сравнительно редко обращалась к турецкому вопросу, уделяя основное внимание проблемам Центральной и Восточной Европы. Лишь постоянные раздоры между греками и итальянцами привлекали внимание к Малой Азии. Итальянцы уличали греков в неподчинении распоряжениям верховного союзного командования, а греки утверждали, что оккупированная Италией территория служит базой для турецких партизан, действующих против греков. 16 июля Бальфур предложил, чтобы греки и итальянцы договорились между собой об определенной демаркационной линии. 18 июля такое соглашение между Титтони и Венизелосом было достигнуто. Демаркационная линия должна была проходить в основном по долине реки Меандр (Мендерес). В дальнейшем это соглашение переросло в секретный договор, известный как пакт Титтони — Венизелоса от 29 июля 1919 года, где помимо турецких проблем затрагивались также и балканские. Бальфур предпочел заставить итальянцев договориться с греками, чем настаивать на их уходе из Малой Азии, рассчитывая, очевидно, что они выгоднее Англии в качестве союзника, а не озлобленного, хоть и слабого, соперника. Ведь если бы пришлось уступить требованиям Франции в отношении Киликии, она оказалась бы полной хозяйкой в Южной Анатолии, не имея даже такого соперника, как Италия.

Между тем из района Смирны продолжали поступать сведения о столкновениях греческих войск с турецкими партизанами. Английские представители в Константинополе были единодушны в том, что беспорядки вызваны действиями греков. Постоянно звучали предложения направить в Смирну британских офицеров, которые смогли бы на месте разобраться в ситуации. Бальфур на это отвечал, что не может этого сделать, так как подобная акция создала бы впечатление, что высадка греков в Смирне была результатом британского, а не общесоюзнического решения. Но ситуация все же требовала вмешательства конференции, хотя Венизелос неоднократно утверждал, что греческие войска ведут себя наилучшим образом, а все проблемы вызваны турецкими партизанскими бандами, уничтожающими христианское население. 18 июля Бальфур предложил направить в Смирну межсоюзническую комиссию, состоящую из представителей Англии, Франции, США и Италии. Это предложение было поддержано другими делегатами, но Клемансо и Титтони высказались против предложения Бальфура включить в состав комиссии греческого офицера, мотивируя это тем, что Греция является заинтересованной стороной. В итоге было решено, что греческий офицер не будет присутствовать на заседаниях комиссии, но будет регулярно получать информацию о ее работе. Возглавить комиссию должен был французский генерал Бюнус. Возможно, Клемансо рассчитывал ответить «комиссией на комиссию», предполагая, что отчет комиссии Бюнуса будет столь же неблагоприятен для Греции (а значит, и для Великобритании), как и отчет комиссии Кинга — Крейна для Франции.

Эмир Фейсал, не увидев реальных результатов деятельности американской комиссии, стал проявлять беспокойство и в середине июля заявил о своем желании немедленно выехать в Париж, угрожая в случае отказа начать военные приготовления. Это, в свою очередь, встревожило английских военных и дипломатов. Только Алленби хотел поддержать просьбу Фейсала «для противодействия французам». Но Бальфур, Керзон, Клейтон и полковник Корнуоллис были абсолютно убеждены в «несвоевременности» предполагаемого визита Фейсала в Париж. 21 июля Керзон предложил Бальфуру «оставить пока это дело и переложить на французов бремя ответственности за отказ». Итак, англичане, как и французы, хотели решить сирийскую проблему за спиной Фейсала, но, не желая терять лицо, собирались переложить ответственность за столь циничное поведение на своих союзников.

С конца июля 1919 года во французской прессе началась активная антибританская кампания, связанная главным образом с сирийским вопросом. Начало ей положила статья Робера де Кэ в журнале Bulletin d’Asie Française от 26 июля. Де Кэ обвинял англичан в поддержке «шерифских» властей, которые раздувают антифранцузскую истерию и преследуют сторонников Франции. Английские и «шерифские» агенты в своей пропаганде среди мусульман представляют французов покровителями католиков, а среди христиан — безбожниками. Британские власти стремятся создать себе экономические преимущества, не допуская в Сирию французских коммерсантов при помощи многочисленных паспортных формальностей. Англичане направляют все силы на развитие порта в Хайфе и вместе с тем стараются изолировать Бейрут от торговых потоков. Те же обвинения были повторены вскоре влиятельной газетой Le Temps [415]См. отзыв на эти статьи в письме английского посланника в Париже Дж. Грема Керзону: DBFP, Ser. 1, Vol. 4. N» 228. G. Grahame to Curzon. 26/07/1919. Р. 319.
. Французская пресса требовала направить в Сирию французские войска взамен британских. При этом акцент делался на то, что в антифранцузских действиях виновато не английское правительство, а английские офицеры на Востоке.

В то же самое время в Форин Оффис стали поступать ноты и заявления от французского МИД с жалобами на британскую политику в Сирии. Содержание этих жалоб практически повторяло антианглийские выпады французской прессы. 28 июля Бальфур получил такую ноту от Пишона, а 1 августа Керзон переслал Бальфуру полученное им письмо П. Камбона аналогичного содержания. Глава французского МИД и посол Республики в Лондоне помимо повторения старых обвинений также жаловались на аресты британскими властями арабов — сторонников Франции, а также вооружение ими новых «шерифских» подразделений в Хиджазе.

Британская реакция на эту кампанию была довольно жесткой. По поручению Керзона один из его помощников, Р. Грэм вызвал в Форин Оффис секретаря французского посольства де Флерио, который замещал отсутствовавшего Камбона. Грэм заявил ему, что Великобритания всегда поддерживала французские требования в Сирии и неоднократно отказывалась от мандата на эту страну. Если ситуация там складывалась для Франции плохо, французы должны были винить в этом только себя. Фельдмаршал Алленби противится замене французских войск британскими только для избежания возможного столкновения с арабами. Возможно, некоторые британские офицеры на месте и имели антифранцузские предубеждения, но это было не доказано. Антибританская кампания во французской прессе проводилась столь систематично, что возникали подозрения, что она инспирирована правительством Франции. Де Флерио выслушал все это спокойно и ответил, что ни Пишон, ни правительство не имеют отношения к кампании. Если в Сирии могут быть подчиненные британские агенты, которые не следуют пожеланиям и намерениям своего правительства, то в Париже тоже есть французские деятели, которые пишут статьи, не считаясь с рекомендациями руководства своей страны.

Через четыре дня британский посол в Париже Дж. Грэм был принят Пишоном и повторил ему все, что де Флерио уже выслушал в Лондоне. Пишон ответил, что «его досье полны донесениями об антифранцузской пропаганде, которую ведут англо-сирийские агенты. Он получает их почти ежедневно, и из них сформировалась внушительная масса свидетельств. Эти донесения настолько подробны и согласованы между собой, что для французского правительства совершенно невозможно им не верить». Грэм ответил, что британское командование беспокоится только о том, чтобы предотвратить всякую пропаганду, которая может привести к беспорядкам. Грэм обратил внимание Пишона на антибританскую кампанию во французской прессе, в частности на две новые статьи в Figaro и Journal des Debats. Автор последней прямо упрекал британское правительство в создании «панарабизма». Пишон ответил, что французское правительство не может контролировать прессу, которая всего лишь отражает общественное мнение. Сирийский вопрос приобрел во Франции такую важность, что если правительство будет его игнорировать, то оно будет «сметено». Поэтому если Великобритании не нравится настроение французской прессы, то она должна пойти навстречу французским требованиям в Сирии. В своем отчете Керзону Грэм писал, что Пишон искренне убежден в правдивости донесений своих агентов из Сирии и статей в прессе.

Итак, к концу лета 1919 года французы начали терять терпение из-за затяжки решения сирийского вопроса. Великобритания же оказалась перед жестким выбором: Фейсал или Франция. Затягивать вопрос далее было невозможно, примирить Париж и Дамаск было нереально. Французы продолжали видеть в эмире только английского агента, а сам он слышать не хотел о любом французском присутствии, продолжал настаивать на британском мандате над всей Сирией от Тавра до Аравии, совершенно игнорируя ясно выраженный отказ Лондона от такого мандата. В этой ситуации в британском руководстве наметились разногласия. Керзон, похоже, не спешил идти навстречу французам, но Бальфур был готов на это ради сохранения Антанты. Еще 26 июня, в самый разгар деятельности американской комиссии, он представил кабинету небольшой меморандум с готовой схемой распределения мандатов: Франции — Сирию, Великобритании — Месопотамию и Палестину, США — Армению, Италии, возможно, Кавказ. Французский мандат не должен распространяться на Киликию дальше Александретты, чтобы не вызывать зависть итальянцев. Керзон согласился с основными положениями меморандума, но предложил подождать с их оглашением, пока конгресс США не определится относительно мандатов на Востоке. Сам Керзон сомневался в положительном решении.

После этого Бальфур запросил у экспертов Форин Оффиса подробные сведения о положении в Сирии и Киликии, а также предложения по выходу из создавшегося тупика. Ответом стали два меморандума Э. Форбс Адама от 8 и 9 августа. Первый был целиком посвящен истории вопроса. Второй начинается с заявления, что «в создавшейся ситуации ничто не может предотвратить переход мандата на Сирию к французам». Автор фактически признал, что главная суть англо-французских разногласий по Сирии заключается в территориальных спорах, которые проистекали из желания англичан обеспечить кратчайшую транспортную связь между нефтеносными районами Месопотамии и средиземноморским побережьем по «чисто британской» территории, что было важно как по экономическим, так и по военно-стратегическим соображениям. Различные варианты границы, которые англичане предлагали в связи с этим, категорически не устраивали французов, что и было причиной срыва всех переговоров. Главным камнем преткновения стал оазис Тадмор. Э. Форбс Адам предложил наконец отказаться от притязаний на этот район, поскольку «было бы неразумно основывать нашу политику в этой части мира на опасности войны между Францией и Великобританией». Нефтепровод и железную дорогу от Мосула к Средиземному морю можно было проложить и по территории французского мандата, как первоначально и предполагалось в соглашении Сайкса — Пико, решив все вопросы в особом договоре с Францией. Форбс Адам предложил собственный вариант разграничительной линии между британской и французской мандатными зонами. Эта граница, по его мнению, должна была основываться на экономических, а не на стратегических соображениях. Это означало, в первую очередь, что в пределы Палестины должна была войти часть долины реки Литани, воды которой представлялись сионистам необходимыми для ирригации будущего «национального очага». Поскольку это означало дальнейшее урезание французский зоны, Форбс Адам предложил предоставить французам «компенсацию» к востоку от реки Иордан, включив во французский мандат всю «восточную» оккупационную зону, подконтрольную Фейсалу до станции Калат эль Xaca, то есть почти до северной границы Хиджаза, которая тогда включала город Маан. Одно из преимуществ такого решения виделось автору в том, что оно поставит «всех сирийских арабов» под один мандат — французский. От французов, помимо уступок на палестинской границе, можно было требовать также признания абсолютного преобладания британских интересов на Аравийском полуострове. Характерно, что о «пожеланиях населения», как и о мнении эмира Фейсала, в этот раз ничего не говорилось. Р. Ванститтарт, другой эксперт Форин Оффиса, пользовавшийся репутацией франкофила, в своих комментариях одобрил идеи коллеги, но нашел и более четкую роль для Фейсала: «Нам останется только договориться с Фейсалом, связав французов достаточно крепко, чтобы он был доволен (to suit him), а именно тактично посредничая между ними». Ванситтарт указывал, что придется пойти на определенные уступки французам, «если мы хотим получить какой-либо шанс добиться наших арабских пожеланий (desiderata)». «Эти пожелания простираются гораздо дальше, чем что-либо уже обсуждавшееся с французами или что даже подозревается ими. Я придаю этому огромное значение, и необходимо признать раз и навсегда, что мы не можем получить все в обмен на ничего».

Очевидно, аргументы коллег убедили Бальфура в правильности выбранного пути, и 11 августа он представил новый, гораздо более подробный меморандум по проблемам арабских территорий Османской империи. О ситуации вокруг Сирии Бальфур писал с впечатляющей откровенностью: «Согласно общепринятому мнению, есть только три возможных мандатария — Англия, Америка и Франция. Собираемся ли мы "руководствоваться в основном пожеланиями населения", решая, кого из них выбрать? Мы не собираемся делать ничего подобного. Англия отказалась. Америка откажется. Итак, чего бы ни пожелали жители, они непременно получат Францию. Они могут свободно выбирать, но на самом деле никакого выбора у них нет (They may freely choose; but it is Hobson’s choice [423]Выражение «Hobson’s choice» буквально означает «выбор из одного-единственного варианта».
after alt )». В этой ситуации Бальфур предлагал следующую схему: главный принцип соглашения Сайкса — Пико должен быть сохранен — французская сфера вокруг Сирии и британская сфера вокруг Евфрата и Тигра, «национальный» очаг для евреев в Палестине. Должна быть ликвидирована разница между «красной» и «синей» зонами с одной стороны, и зонами «А» и «В» — с другой. Вместо абсолютного контроля держав, предусмотренного для «цветных» зон, на всей подмандатной территории должны существовать арабские государства, подконтрольные мандатариям. В этих странах, в соответствии с Уставом Лиги Наций, не должно быть экономической монополии мандатария. Вопрос о Киликии должен решаться в зависимости от судьбы мандата на Армению и притязаний Италии по Лондонскому договору. Британская зона в Месопотамии должна включать Мосул. Вопроса о точных линиях разграничения он не касался.

Меморандум Бальфура оказал большое влияние на позицию британского правительства. В течение месяца он неизменно воспроизводился в качестве приложения ко всем документам Форин Оффиса по сирийской проблеме. Можно сказать, что с этого момента англичане стали мириться с мыслью о неизбежности передачи Франции мандата на Сирию и отказа от территориальных претензий на ее южные районы. Проблема транзита из Месопотамии к Средиземному морю теперь должна была решаться путем соглашения с Францией. Это решение, очевидно, далось нелегко. 20 августа Военный кабинет после долгих дискуссий поручил лорду Керзону лично обсудить эту проблему с Бальфуром (находившемся тогда в Париже), а военному министерству — изучить вопрос о том, в какой степени оазис Тадмор (Пальмира) необходим для сооружения нефтепровода и железной дороги от Мосула к Средиземному морю.

Демобилизация армии, фактическое самоустранение США с политической арены Старого Света и необходимость сохранения Антанты заставили наконец английское руководство пересмотреть свое отношение к сирийскому вопросу. Острая конфронтация с Францией в тот момент в английские планы никак не входила. Французская инициатива по армянскому вопросу делала еще более необходимым определение будущего Сирии и Киликии. Перед принятием неизбежного решения были даны соответствующие сигналы общественному мнению и, очевидно, самим французам. 4 сентября The Times поместила небольшую статью по сирийскому вопросу в очень доброжелательном и примирительном духе по отношению к Франции. «Мы готовы к тому, чтобы подготовить наше будущее положение как мандатария Месопотамии. Мы также честью обязаны (bound in honour) подготовить дорогу для Франции как мандатария в Сирии. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы облегчить задачу для ее гарнизонов и ее администраторов, когда они получат контроль. Мы также должны напрячь все свои силы, чтобы способствовать, прямо или косвенно, наилучшему возможному взаимопониманию между Францией и эмиром Фейсалом, которого, очевидно, огромное большинство сирийцев хочет видеть своим государем». Скорейшее решение сирийского вопроса было необходимо, поскольку, «если к нему подходить в духе зависти и интриг, он не только окажется неразрешимым, но и разрушит более значимые вещи, чем проблемы Сирии и Палестины, сколь бы важными они ни были». О смысле этого намека остается только гадать. Французская пресса, однако, не платила англичанам взаимностью, и широкая кампания с обвинениями в адрес англичан в разных мелких кознях по отношению к французам в Сирии продолжалась. Особенно выделялся уже известный нам Пертинакс из Echo de Paris [428]RS, Vol. 1. G. Grahame to Curzon. 5/09/1919. P. 618–621.
.

 

3. Уход англичан из Сирии и Киликии (сентябрь — ноябрь 1919 года)

Судьба Сирии решается

В сентябре Ллойд Джордж приехал во Францию для подписания Сен-Жерменского договора с Австрией. Туда же из Иерусалима прибыл фельдмаршал Алленби. 9 сентября он передал премьер-министру длинное письмо от Фейсала, которое было настоящим криком отчаяния. Эмир напоминал о помощи, оказанной англичанам арабами, поднявшими восстание против своих единоверцев — турок, и предупреждал, что раздел арабских провинций между разными мандатариями вопреки ясно выраженной воле населения вызовет всеобщее возмущение и полную потерю доверия к союзникам вообще и к Великобритании в частности. Более того, такое решение вызовет «всеобщее восстание» в мусульманском мире, что подорвет основы Британской империи. Великобритания не должна так рисковать ради того, чтобы угодить «мнению экстремистской коммерческой партии в некоторых других странах». Фейсал настаивал на своем немедленном приезде в Лондон для участия в принятии окончательного решения. По его словам, перед ним стоял выбор — гарантировать своему народу единство страны или умыть руки, оставив страну в состоянии анархии. Однако мнение Фейсала уже мало интересовало англичан. 9 сентября политический агент при штабе Алленби полковник Мейнерцхаген предпринял в Дамаске последнюю попытку примирить эмира с Францией, которую представлял его коллега Лафоркад. Это была попытка того самого посредничества, которое надеялись осуществить англичане. Она закончилась полным провалом. Эмир заявил Лафоркаду, что французский мандат означает для сирийцев «рабство», а Мейнерцхагена лично заверил, что подобное решение вызовет взрыв религиозного фанатизма и резню, а британское влияние на арабов просто исчезнет. Но, очевидно, к этому времени принципиальное решение о передаче Сирии и Киликии французам было уже принято. Открытым оставался лишь вопрос о цене.

Этот вопрос решался на совещаниях импровизированного совета, включавшего, помимо самого премьер-министра, также фельдмаршала Алленби, Э. Бонар Лоу (лорда хранителя печати и спикера палаты общин), Ф. Блека (исполнительного директора компании Anglo-Persian Oil), нескольких офицеров Генерального штаба и экспертов. Совещания проходили в апартаментах Ллойд Джорджа в нормандском курортном городке Довиле (Трувиль-сюр-Мер). Важнейшее из них состоялось 11 сентября. Разговор велся с предельной откровенностью, которую Ллойд Джордж редко проявлял даже в общении с коллегами. Материалом для обсуждения служил очередной проект «англо-французской» границы на Востоке, подготовленный полковником Гриббоном. Проект оставлял в британской зоне все Тивериадское озеро, долину реки Ярмук, область Хауран и город Дераа, но дальше на восток следовал по «линии Сайкса — Пико», отдавая Тадмор французам. Главный вопрос, который волновал собравшихся, заключался в возможности транспортировки мосульской нефти к Средиземному морю по «чисто британской» территории. Прочертить соответствующую линию на карте было легко, но было очевидно, что прокладка нефтепровода и железной дороги по безводной пустыне вызвала бы большие сложности. Выяснилось, что, хотя разведывательные работы на месте уже начались, они еще не дали определенных результатов, поэтому никто не знал, возможно ли будет такое строительство. Полковник Гриббон заявил, что для этой цели необходимо будет сохранить в британской зоне город Дейр Зор, на который претендовали французы, но Алленби возразил, что он готов отказаться от этого места ради более выгодной границы в Палестине. В итоге было решено продолжить изыскания в британской зоне, но на случай отрицательного результата заранее потребовать от французов права на строительство железной дороги и нефтепровода через их зону. О Фейсале в ходе всего совещания даже не вспоминали. Уход британских войск из французской зоны также представлялся делом решенным.

В тот же день Ллойд Джордж послал короткую телеграмму Фейсалу с приглашением прибыть в Париж (цель приезда не называлась) и письмо Клемансо, в котором сообщал, что, поскольку выработка мирного договора с Турцией затягивается, Великобритания вынуждена будет вывести войска с ряда территорий Османской империи для сокращения военных расходов. Ллойд Джордж предлагал Клемансо обсудить британские предложения по этому поводу и сообщал о приглашении Фейсала в Париж, так как оба правительства обещали позволить ему присутствовать при принятии решений относительно Сирии. «Поскольку он может не успеть приехать в Париж до вторника (16 сентября — день отъезда Ллойд Джорджа в Лондон — А.Ф.), то я надеюсь, что Вы не будете возражать, если он нанесет мне визит в Лондоне». Клемансо ответил ему, что сирийский вопрос должен рассматриваться Верховным советом только вместе с другими вопросами, связанными с ликвидацией Османской империи (Константинополь, Малая Азия, Месопотамия). Клемансо напомнил о своем решении послать 12 тысяч солдат в Армению через Киликию, о согласии на это Бальфура и выражал надежду на официальное согласие Великобритании. Клемансо считал, что вопрос о замене британских войск в Сирии должен решаться между двумя правительствами без посредников (то есть без Фейсала). Поскольку он являлся чисто военным и не предрешал будущего распределения мандатов, приезд Фейсала был лишен всякого смысла.

13 сентября Ллойд Джордж представил Клемансо «памятную записку» (aidé-memoire), подготовленную в ходе совещаний в Довиле. Британское правительство соглашалось на высадку французских войск в Мерсине и Александретте для помощи «армянскому народу». О том, какие именно армяне имелись в виду (киликийские или кавказские), в документе не говорилось. В том же меморандуме говорилось о готовящейся немедленной эвакуации британских войск из Киликии и, начиная с 1 ноября 1919 года, из Сирии. Территорию к западу от линии, намеченной в соглашении Сайкса — Пико (Ливан и средиземноморское побережье Сирии), предполагалось передать под полный контроль французских войск, а земли к востоку от нее с городами Хама, Хомс, Дамаск, Алеппо — под контроль арабских отрядов эмира Фейсала. Англичане выражали готовность в любой момент приступить к обсуждению с французами вопроса о границах, а в случае, если согласие не будет достигнуто, передать его на арбитраж президента США В. Вильсона. До определения постоянных границ британский главнокомандующий получал право выставлять сторожевые посты в соответствии с британскими пожеланиями. Французскому правительству предлагалось согласиться, что британское правительство получит право построить железную дорогу и нефтепровод из Хайфы в Месопотамию через подмандатную Франции территорию арабского государства «в соответствии с принципами соглашения Сайкса — Пико», управлять этими магистралями и быть их единственным собственником. Также было заявлено, что после эвакуации британских войск ни британское правительство, ни британский главнокомандующий не будут нести никакой ответственности за оставленные территории.

15 сентября состоялись переговоры Ллойд Джорджа и Клемансо. В начале дня пришло сообщение, что назавтра ожидается прибытие Фейсала в Марсель. Клемансо заявил, что ему не о чем разговаривать с эмиром, и распорядился отправить его прямо в Кале, где он должен был сесть на пароход до Англии. Британский премьер нисколько не возражал. Вопрос о распределении мандатов, по мнению Ллойд Джорджа, еще не мог обсуждаться из-за неясности позиции США. Можно было говорить только о военной оккупации тех или иных территорий на основе представленного им меморандума. Будущее арабских территорий должно решаться на основе обещаний, данных союзниками арабам, а также соглашения Сайкса — Пико, которое, по мнению Ллойд Джорджа, вовсе не противоречило этим обещаниям.

Клемансо ответил, что турецкую проблему необходимо рассматривать в целом и что, поскольку решение американцев по вопросу о мандатах будет скорее всего объявлено в конце сентября или в октябре, шесть недель ничего не изменят. Создание же Арабского государства может столкнуться с большими трудностями, на преодоление которых может потребоваться время. Клемансо готов был направить свои войска в Сирию и Киликию, если это не будет означать принятия всех предложений Ллойд Джорджа. Предложение о походе на помощь армянам было выдвинуто Францией против ее воли, с единственной целью оказать услугу Мирной конференции. Но оно не может рассматриваться как обязательство, равносильное договору. Иными словами, получив шанс оккупировать Сирию и Киликию без дополнительных обязательств, Клемансо готов был отказаться от своего плана помощи армянам, который теперь ему был более не нужен. Ллойд Джордж заверил своего французского коллегу, что оккупация Киликии и части Сирии не накладывает на Францию никаких обязательств. На этой основе было заключено «временное соглашение о военной оккупации» французами Киликии и части Сирии «в ожидании решения относительно мандатов». Оно было оформлено в виде простого протокола, где значилось, что Клемансо от имени французского правительства принимает предложение о замене британских войск французскими, но это не означает его согласия на прочие условия британского меморандума. Иными словами, соглашение не накладывало на Францию никаких обязательств, и такие важные вопросы, как строительство англичанами железной дороги и нефтепровода через Сирию, а также проведение окончательной «англо-французской» границы, оставались открытыми.

Развернутый официальный ответ на британскую «памятную записку» Клемансо направил британскому правительству только 10 октября. В этом ответе единственной законной основой англо-французских отношений объявлялось соглашение 1916 года, воспроизводились все старые французские аргументы по сирийскому вопросу. Еще раз повторялся тезис, что замена британских войск на французские в Киликии и прибрежной Сирии не накладывает на Францию никаких дополнительных обязательств в соответствии с «памятной запиской». По существу «записки» во французском ответе выражалась уверенность, что Великобритания и Франция вольны сами определять, какую форму арабского правительства они будут «поддерживать» в своих зонах, поэтому англичане не могут навязывать Франции своего «клиента» Фейсала. Границы между мандатными зонами двух держав должны были остаться такими же, как в соглашении Сайкса — Пико, с единственным исключением — передачей Мосула в британскую зону. Восточная граница Сирии должна была проходить «по бассейну реки Хабур и ее притоков». Французы соглашались на строительство британской железной дороги и нефтепровода из Месопотамии к Хайфе через свои «владения», но требовали «абсолютного равенства» в эксплуатации нефтяных месторождений Мосула. Все это означало, что хотя судьба сирийского мандата была уже решена, сирийский вопрос в более широком смысле слова оставался предметом переговоров. В британском Форин Оффисе практически все пункты французского документа подверглись резкой критике, а Ллойд Джордж ответил длинным посланием с изложением британской точки зрения, суть которой сводилась к необходимости достичь соглашения между Францией и Фейсалом.

Англо-французское соглашение сентября 1919 года так и не обрело законченной формы, но при этом стало поворотным пунктом в решении сирийского вопроса и в то же время оказало глубокое воздействие на события в собственно турецких землях. Клемансо за несколько дней добился того, к чему стремился не менее полугода, — вывода британских войск из Сирии и Киликии и замены их французскими. Киликия и прибрежная Сирия наконец-то de facto переходили под французский контроль. Франция должна была теперь «защищать» армян не в Карсе и Карабахе, а в Александретте, Урфе и Мараше вместе с христианами Ливана и Сирии. Великобритания умывала руки во всем, что касалось этих территорий. Только теперь английские декларации о нежелании принимать сирийский мандат подкреплялись реальными действиями. Вопрос о распределении мандатов на Ближнем Востоке (но не о границах между ними) был фактически решен, хотя официально это решение было оформлено лишь полгода спустя.

В уступчивости англичан, конечно же, сыграло роль и сильнейшее французское давление на британское правительство, выразившееся в ожесточенной кампании в прессе, в дипломатических демаршах (ноты Камбона и Пишона), в ловком маневре Клемансо с посылкой войск на Кавказ через Киликию (истинная цель такой экспедиции была очевидна). Безусловно, существовала и объективная необходимость сокращения английского военного присутствия за рубежом и продолжения демобилизации. Но главное было в другом. К сентябрю 1919 года англичане после долгих попыток играть роль «честного маклера» между Фейсалом и французами оказались перед необходимостью сделать наконец четкий выбор. И они выбрали Францию. Союз с ней был слишком важен, чтобы жертвовать им ради арабского эмира и его сторонников. Фейсал был нужен им, чтобы держать французов в напряжении, оттягивать решение важных для них вопросов, пока решаются главнейшие проблемы Европы. Пока сирийский вопрос оставался в подвешенном состоянии, на конференции были выработаны и подписаны главные договоры версальской системы — с Германией и Австрией. Увлеченность французов сирийской проблемой и деятельностью Фейсала, безусловно, ослабляла их внимание к европейской ситуации. Неопределенность положения в Сирии заставила французов быстро забыть о своих «правах» на Мосул и Палестину. Но в определенный момент Фейсал в качестве сирийского правителя оказался больше не нужен англичанам, которые готовили новые козыри для дипломатической игры с Францией. И они просто поставили его перед фактом соглашения с французами, заключенного без его участия.

Фейсал получил текст британской «памятной записки» только в Лондоне, когда англо-французские переговоры уже завершились. Получил ли он итоговый протокол переговоров, нам не известно, но и британского документа оказалось достаточно. В письме на имя Ллойд Джорджа эмир открыто выразил свое возмущение этой сделкой, совершенной за его спиной. «Временный» характер англо-французской договоренности не мог его обмануть. В очередной раз вспоминая все английские обещания, данные Хашимитской династии и арабам вообще, он требовал полной отмены этого соглашения. Однако и это, и многочисленные другие письма Фейсала не имели практических результатов. Фейсал оставался в Лондоне еще более месяца, вел переговоры с официальными лицами разных уровней, пытаясь спасти положение. Он то напоминал англичанам о данных в 1915 и 1918 годах обещаниях, то грозил всеобщим восстанием в случае прихода французов, то уверял в своих дружеских чувствах к Великобритании, то, наконец, предлагал созвать специальную международную конференцию по Сирии, отделив эту проблему от турецкого вопроса. Все усилия были напрасны. Он получал один ответ: англичане твердо решили покинуть Сирию. Фейсалу давали понять, что Англия более не хочет иметь с ним ничего общего, помимо вопросов, касающихся территории к востоку от Иордана в английской зоне. В остальных делах он должен будет иметь дело только с французами. У англичан, правда, возникла идея пригласить в Лондон генерала Гуро, нового французского верховного комиссара в Бейруте, для обсуждения ситуации с Фейсалом, но она встретила резкий отпор с французской стороны.

Во Франции решение о замене британских контингентов на французские не вызвало большого восторга. Оно воспринималось как должное. Многие журналисты, в частности Р. де Кэ, видели в сохранении «шерифского» режима в Дамаске инструмент для изоляции внутренней Сирии от французского влияния. По мнению де Кэ, Франция могла отказаться от прямого контроля над внутренними районами Сирии только при условии наличия там дружественного правительства. Режим Фейсала таковым, безусловно, не был. Следовательно, сентябрьские соглашения были нарушением соглашения Сайкса — Пико. В то же время газета Le Temps видела в английском решении шаг навстречу Франции и начало выполнения этого соглашения. Впоследствии во французской прессе не раз появлялись новые антибританские выпады. Само длительное пребывание Фейсала в Лондоне вызывало во Франции беспокойство. Именно поэтому Клемансо, поняв, что лучше использовать возможность прямого давления на эмира, чем снова предоставлять англичанам посредническую роль, согласился на прямые переговоры с Фейсалом и потребовал его приезда во Францию. Потеряв надежду на поддержку в Лондоне, тот приехал в Париж в конце октября.

Первые результаты соглашения

Сирийским вопросом англо-французские противоречия, разумеется, не ограничивались. К этому же времени относится любопытный эпизод, прекрасно характеризующий состояние Восточного вопроса и обстановку взаимной подозрительности и недоверия между двумя державами. В исторической литературе часто упоминается о тайном соглашении, якобы подписанном 12 сентября британскими представителями с Дамад Ферид-пашой. Согласно этому договору Англия обязалась «гарантировать территориальную целостность Турции» при условии создания независимого Курдистана, а также вооружить специальные силы, предназначенные для подавления мятежей против султана. Константинополь оставался местопребыванием халифата, а Проливы оказывались под «наблюдением» Англии. Султан же обязывался «предоставить в распоряжение Англии духовную и моральную силу халифата, чтобы поддержать авторитет Англии в Сирии (sic!), Месопотамии и на других территориях под английским влиянием». Англия также обещала поддержать требования Турции на мирной конференции.

Упоминая этот договор, большинство историков, как правило, оговариваются, что сам факт его заключения вызывает сомнения, так как он был опровергнут обеими сторонами. Французский и итальянский верховные комиссары в Константинополе получили текст этого соглашения в декабре 1919 года, а 11 февраля 1920 года французская газета Eclair опубликовала его. Спустя еще несколько месяцев его воспроизвел в своей откровенно антианглийской книге «Гибель нашей дорогой Франции на Востоке» известный французский писатель Пьер Лоти (он оговорился, что факт его существования был официально опровергнут). Иначе говоря, мы имеем полный текст соглашения, которого, возможно, и не было. Имеется точное свидетельство, что Дамад Ферид 8 сентября делал предложение о заключении подобного договора адмиралу Уэббу, но получил отказ. Вероятнее всего, мы имеем дело с газетной «уткой», основанной на утечке непроверенной информации. Условия этого договора находятся в противоречии с позицией Керзона и Ллойд Джорджа, которые в декабре 1919 года все еще выступали за непременное изгнание турок из Константинополя. В подлинности этого документа заставляет усомниться и сама его форма. В тексте используется слово «Англия» вместо «Великобритания», что противоречит обычной официальной практике. П. Хелмрейч считает, что такая провокация могла быть организована константинопольским правительством с целью разжигания противоречий между Великобританией и Францией (ведь упоминание Сирии придает договору очевидный антифранцузский характер). Отчасти это удалось, поскольку тот факт, что сообщение о договоре появилось именно во французских газетах (сам Кемаль узнал о нем именно из этого источника), указывает на рост протурецких (и антианглийских) настроений во Франции.

Тем временем сентябрьское соглашение по Сирии начало приводиться в исполнение. Англичане покинули Киликию, и их место стали занимать французы, что вызвало крайнее недовольство турецких националистов. 9 октября верховным комиссаром Франции в Сирии вместо Пико стал генерал А. Гуро — ревностный католик, известный своим участием в колониальных войнах в Северной Африке и прошедший школу колониального управления в Марокко под руководством Ю. Лиотэ. Его главным секретарем был назначен Робер де Кэ, главный вдохновитель недавней антибританской кампании в прессе и один из лидеров «колониальной партии». С ноября началась эвакуация Сирии, и англичане уведомили французскую сторону, что теперь на нее возлагается выплата половины ежемесячной субсидии эмиру Фейсалу и его правительству (то есть 75 000 ф. ст.). В соответствии с принятым в Довиле решением британские войска отводились на линию, которая соответствовала английским территориальным притязаниям. Эта линия оставляла за англичанами низовья реки Литани, долину реки Ярмук, город Дераа, область Джебель-Друз, город Дейр-Зор, то есть проходила значительно севернее линии Сайкса — Пико.

Франция, начиная с сентября, стала быстро наращивать свое военное присутствие в Сирии. Если в сентябре ее контингент составлял всего 7000 человек, то уже в октябре — 13 000, в ноябре — 17 000, в декабре — 27 000. Забегая вперед, скажем, что и в 1920 году французы продолжали присылать в Сирию новые войска. В январе там находилось уже 32 000 солдат, в марте — 40 000, в мае — 50 000.

Уход британских войск из Сирии, Киликии и Ливана болезненно воспринимался многими британскими офицерами. Пример такого отношения можно видеть во взглядах помощника Алленби полковника Мейнерцхагена, который в последний день 1919 года писал в своем дневнике: «Политика нашего Форин Оффиса состоит в том, чтобы уступать французам во всем. В результате французское влияние в Сирии и на Ближнем Востоке получает открытое поле для роста за счет нашего быстро исчезающего превосходства в престиже и популярности. И с какой целью? Вероятно, для того, чтобы сохранить хорошие отношения с Францией. Но это может вызвать только обратный эффект в долгосрочной перспективе. Эта жалкая (wretched) Антанта, созданная для одной-единственной цели — войны с Германией, теперь, когда мы полностью разбили «гуннов», потеряла всякую важность, и чем скорее мы бросим ее, тем лучше. Наша дружба с Францией, или с любой латинской нацией, является ненатуральной и искусственной. Она никогда не сможет быть постоянной… Я думаю, что дома (в Англии — А.Ф.) люди уже начинают уставать от Франции, и спустя немного времени общественное мнение увидит ее мелочную и неискреннюю политику и ее закоренелую ненависть к нам».

Рост французского военного присутствия вызывал также недовольство местного населения, и британские офицеры на месте (в частности, тот же Мейнерцхаген) постоянно посылали в Лондон предупреждения о возможности арабского восстания под панисламистскими лозунгами и даже соглашения между арабскими и турецкими националистами. Отдельные стычки между французами и арабами действительно происходили, но не превращались в широкомасштабные боевые действия. Так, зоной пограничного конфликта стала долина Бекаа, которая относилась к «синей» (чисто французской) зоне соглашения Сайкса — Пико, но после перемирия оказалась в Восточной (арабской) оккупационной зоне. Когда в ноябре французы заняли эту территорию, начались столкновения с «шерифскими» отрядами. Вопрос пришлось решать Клемансо и Фейсалу, находившемуся в Париже. В итоге долина временно стала своеобразной буферной зоной, свободной как от арабских, так и от французских войск. Другой спор, на сей раз напрямую с англичанами, возник на северных границах Палестины. Первоначально англичане вопреки французским протестам хотели удержать за собой окрестности города Тир, входившего в «синюю» зону, чтобы таким образом иметь доступ к реке Литани. Однако в конце ноября Алленби получил указание из Лондона передать Тир французам, сохранив за собой округ города Сафед (Цфат), также лежавший к северу от линии 1916 года. Генерал Гуро согласился с таким разграничением.

В Анатолии уход англичан был воспринят как освобождение занятых ими территорий, и приход новых захватчиков вызвал бурю возмущения. Мустафа Кемаль направил верховным комиссарам союзников телеграмму протеста по поводу действий стран Антанты с обещанием от имени турецкой нации всеми силами бороться против этого решения. В конце октября — начале ноября де Робек получил подобного рода телеграммы из 90 городов Турции. Таким образом, Франция была поставлена на грань открытого конфликта с националистами. Английское же Военное министерство всячески старалось избежать подобного столкновения и, невзирая на многочисленные возражения, отдало приказ вывести английские войска из зоны, прилегающей к Анатолийской железной дороге, таким образом, фактически передав эту магистраль, которая связывала Киликию с внутренними районами страны, националистам. По свидетельству американской медсестры M.E. Эллиотт, работавшей в это время в Мараше, вывод британских войск осуществлялся столь поспешно, что французы не могли спокойно занять их позиции. Британские офицеры в Алеппо предостерегали ее от возвращения в Мараш из деловой поездки, предвидя грядущую опасность, а сразу после прихода в Киликию французов на них начались вооруженные нападения турецких партизан. Среди французских военных ходили упорные слухи, что англичане преднамеренно вооружили турок перед уходом из Киликии.

Турецкий национализм и его восприятие в странах Антанты

В сентябре в Сивасе завершился общетурецкий конгресс, организованный Кемаль-пашой и его сторонниками. В своей резолюции участники конгресса поклялись «всеми своими силами до последней капли крови защищать совместно свою родину от всяких вторжений и в особенности от поползновений создать на ее территории греческое или армянское государство». Границами этой «родины» объявлялась демаркационная линия мудросского перемирия (то есть фактическое положение сторон к моменту его заключения), что означало, что в ее пределы входили Киликия и Мосул. На том же конгрессе была создана политическая организация — Общество защиты прав Анатолии и Румелии, призванная бороться за осуществление этих идей. Эта организация прервала все сношения с кабинетом Дамад Ферид-паши, считая его предателем национальных интересов, и постепенно стала превращаться в самостоятельный центр власти в Анатолии. По решению Сивасского конгресса националистами были захвачены телеграфные станции, и таким образом была прервана телеграфная связь анатолийских городов с константинопольским правительством. Оно утратило контроль над азиатской частью страны и было парализовано с одной стороны ростом популярности национального движения, с другой — крайне противоречивыми распоряжениями победителей. Дамад Ферид опасался за жизнь султана и за свою собственную. 2 октября его кабинет подал в отставку. Новый кабинет Али Риза-паши пытался усидеть на двух стульях, лавируя между националистами и странами-победительницами. Он, например, выразил готовность провести выборы в меджлис, что в планы Англии и Франции никак не входило. Новый военный министр Джемаль-паша вступил в переписку с националистами и заявил о своей солидарности с ними. Такое отношение резко контрастировало с намерением Дамад Ферида разгромить Кемаля военной силой. Кемаль выражал готовность к сотрудничеству с правительством с целью достижения полной независимости Турции. У англичан все это поначалу вызвало опасения. 3 октября де Робек писал в Лондон, что новый кабинет почти полностью состоял из сторонников «младотурок». Но уже через три дня новый министр иностранных дел сообщил ему, что турецкое правительство ждет от Великобритании «помощи и совета» и указывал на возможность договориться с Keмалем. В свою очередь, генерал Мильн в донесении в Лондон подчеркивал «политический, а не революционный» характер кемалистского движения и указывал, что в подконтрольной кемалистам Анатолии «общественный порядок строго соблюдается», и даже британские офицеры пользуются полной свободой действий. Таким образом, для стран Антанты еще не был упущен шанс найти общий язык с Кемалем, но для этого пришлось бы отказаться от поддержки греков и настоять на их уходе из страны. Политические лидеры решили иначе. Не считая возможным и необходимым полный вывод греческих войск из Малой Азии, на чем настаивали верховные комиссары в Константинополе, мирная конференция поручила тому же генералу Мильну определить линию максимального продвижения греческих войск. «Линия Мильна» была представлена конференции и одобрена ею 7 октября. Она в основном совпадала с административными границами санджака Смирны и соседней с ним казы Айвали. Правда, сам Мильн считал, что продолжение военных действий неизбежно, если греки собираются оставаться в Малой Азии.

Губительные последствия затяжки решения турецкого вопроса становились между тем все более очевидными. Верховные комиссары в Константинополе настоятельно требовали скорейшего заключения мира. Главным поводом для задержки была неясность позиции США относительно предложенных им мандатов. Официальный Вашингтон хранил молчание. От английских представителей в США еще в августе стали поступать известия, что принятие Америкой мандатов представляется маловероятным. Государственный секретарь Лансинг выступал против этой идеи. Отношение лидеров республиканской оппозиции вообще не вызывало никаких сомнений. Кроме самого президента благосклонно к идее мандатов относились лишь некоторые представители торгового капитала и протестантские миссионеры. Участие США в ближневосточном урегулировании казалось тем более сомнительным, что под вопросом была даже ратификация Версальского договора, а вместе с ним и Устава Лиги Наций, которая должна была распределять мандаты. Единственного ее сильного защитника — президента Вильсона 22 сентября постиг сердечный удар. Немногие его сторонники в турецком вопросе (например, бывший посол в Константинополе Моргентау) еще надеялись «создать волну идеализма» вокруг мандатов, но такие более реалистичные политики, как Лансинг, уже смело утверждали, что «нет никаких шансов на одобрение конгрессом мандатов на Константинополь & с». Сведения о таких настроениях регулярно направлялись в Форин Оффис британским послом в США. 18 октября лорд Гардинг написал на донесении о результатах работы комиссии Харборда: «Сейчас уже очевидно, что правительство США не примет мандата ни на одну страну на Ближнем Востоке. Следовательно, какая-нибудь другая схема должна быть найдена для мира с Турцией. В любом случае активность французских капиталистов приводит к выводу о важности перенесения из Парижа переговоров о мире с Турцией». Керзон добавил: «Французы хотят получить мандат на Турцию под подозрительным и опасным прикрытием международных финансов».

Эти предположения не были лишены оснований. Французская пресса (в частности, тот же Пертинакс из Echo de Paris) начала кампанию в пользу решения турецкого вопроса без участия американцев. Предлагалось признать независимость Турции в составе Восточной Фракии и Анатолии под международным надзором от имени Лиги Наций. Эйр Кроу, постоянный заместитель министра иностранных дел, комментируя эту кампанию, писал Керзону: «Без сомнения, французские интересы (the French interests), которыми эта кампания инспирирована (и, однако, нет никаких причин предполагать, что она прямо вдохновляется французским правительством), надеются получить при таком режиме политическое и экономическое влияние, которое имели немцы перед войной. Фактически такой режим может привести не только к возрождению деятельности и влияния комитета «Единение и прогресс», но также и к чему-то вроде предвоенного международного соперничества — в особенности потому, что он подразумевает оставление Султана и его правительства в Константинополе». Как видим, Англия и Франция уже начали строить планы решения турецкого вопроса без участия США. Франция приступила к этому раньше Англии, что вызвало в Лондоне опасения по поводу возможного установления французского контроля над Турцией при помощи финансовых рычагов. Поэтому, осознавая неизбежность прямых англо-французских переговоров, Форин Оффис счел нужным выждать наиболее подходящий для этого момент.

В октябре 1919 года лорд Керзон окончательно занял кресло министра иностранных дел. От Бальфура он всегда отличался большей решительностью во внешнеполитических делах. В Лондоне знали, что Клемансо в ближайшее время должен был оставить пост премьер-министра и стать либо президентом Республики, либо частным лицом. Предсказать исход французских выборов, зависевший от случайного большинства в палате депутатов, было очень сложно. Поэтому нужно было договориться хотя бы об основных условиях мира с Турцией до смены власти во Франции. Ллойд Джордж, наиболее горячий сторонник греческих притязаний в Малой Азии, был склонен разделять мнение Венизелоса о ситуации во Франции, которое тот высказал в письме к нему: «Некоторые финансовые круги во Франции покровительствуют Турции за счет Греции. Присутствие господина Клемансо во главе французского правительства — это великолепное препятствие влиянию этих групп, но г-н Клемансо уже объявил, что после выборов он оставит власть».

В самой Англии задержка выработки условий мира вызывала растущее недовольство. Многие депутаты парламента были всерьез озабочены слишком большими расходами на содержание воинских контингентов. Еще в августе Ллойд Джордж, отвечая на подобные настроения, говорил, что только Великобритания может во имя блага Европы оккупировать турецкие территории до окончательного решения США. Он также сказал, что «нет ни одного вопроса, в котором Британия была бы больше заинтересована, чем в вопросе о Турции. Будущее Европы зависит от урегулирования в Турции». В конце октября он уже не упоминал открыто США, а лишь говорил: «Мы не можем быть жандармами всего мира, но мы честно думали, что существовали другие державы, которые могли бы принять участие». Фраза о невозможности «быть жандармами мира» говорит о намерении Ллойд Джорджа частично переложить эту функцию на другие страны. В Анатолии эту роль должна была играть Греция, а затем (после занятия Киликии) и Франция.

11 ноября межсоюзная комиссия, посланная в Смирну, представила свой отчет. Согласно ему греческая оккупация, главной целью которой было поддержание порядка, была «далека от исполнения цивилизаторской миссии» и сразу же приняла «характер завоевания и крестового похода». В связи с этим комиссия рекомендовала заменить греческие войска подразделениями союзников. Продолжение греческой оккупации было возможно лишь в том случае, если конференция собиралась передать оккупированные территории Греции. Тогда Греция должна была получить полную свободу рук, а союзники — забыть о принципе национальности, так как, за исключением городов Смирны и Айвали, турецкое население, безусловно, преобладало в регионе. Турецкое национальное движение, по мнению комиссии, потеряет всякий смысл после ухода греков из Малой Азии.

Обсуждение отчета комиссии превратилось в словесную дуэль между Венизелосом и главой комиссии французским генералом Бюнусом, в ходе которой Клемансо в основном поддерживал генерала, а Э. Кроу, известный своим филэллинством, почти безоговорочно поддерживал Венизелоса. Благодаря стараниям Кроу конференция так ничего и не решила. Замена греческих войск союзническими оказалась практически невозможной, так как никто не хотел выделять для этого войска. Грекам посоветовали оставаться на «линии Мильна», а там, где они ее еще не достигли, даже продвинуться вперед. Вскоре Клемансо письменно напомнил Венизелосу о временном характере оккупации Смирны. Греческий премьер не мог скрыть своего возмущения такой постановкой вопроса. По его мнению, «оккупируя Смирну, Греция была уверена, что она имела на это если не юридическое, то по крайней мере моральное право». Но Клемансо был непреклонен. Поскольку Венизелос пользовался неограниченной поддержкой Ллойд Джорджа, можно предположить, что жесткая позиция Клемансо по отношению к авантюрам греческого премьера, резко контрастировавшая с молчаливым согласием, с которым он их воспринимал в апреле — мае, была направлена не только против самого Венизелоса, но и против его лондонского покровителя.

В то же время Франция развила активную закулисную деятельность на турецком направлении. В октябре штаб-квартиру Мустафы Кемаля в Сивасе посетили известная журналистка Берта Жорж-Голи и сотрудник французского верховного комиссариата в Стамбуле М. Пейяр. 12 ноября британский агент сообщал о масштабной французской пропаганде в Брусском вилайете, примыкавшем с юга к Проливам. В начале декабря в Форин Оффис стали поступать сведения, что бывший французский верховный комиссар в Сирии Пико отправился из Бейрута домой во Францию через Сивас. «Это проливает свет на сообщения, что французская политика на Ближнем Востоке сейчас состоит в том, чтобы расположить к себе арабов и турок и использовать эту комбинацию против британского влияния и интересов». Пико посетил Анатолию и встречался с Кемалем и его ближайшим сподвижником Али Фуад-пашой. Он говорил им, что скоро во Франции к власти придет Аристид Бриан, после чего «все изменится». По словам Пико, «как политика Бриана, так и политика французской нации заключается в том, чтобы на Среднем Востоке, на той части, где имеется турецкое большинство, возникло бы сильное и независимое турецкое государство». Новое правительство Бриана «будет полностью поддерживать турецкую национальную политику». В итоге был выработан проект соглашения, по которому Франция возвращала Киликию Турции, но брала под свое покровительство меньшинства, а также «гарантировала неделимость Турции в противовес Англии, Греции и Италии». Пико, однако, не был официально уполномочен на ведение подобных переговоров, на что указывает его «нелояльность» по отношению к действующему правительству Клемансо.

Миссия Пико не была единственным в своем роде случаем. Пастор Фру, английский агент в Константинополе и один из руководителей Общества друзей Англии, имевший большое влияние на султана, получил от редактора проанглийской газеты «Стамбул» и одновременно сотрудника турецкого Министерства юстиции следующую информацию: «С некоторого времени вожди национального движения проявляют заметную склонность к Франции, и, вызывая восстание в Ираке, они одновременно хотят принести ущерб вашему (английскому — А.Ф.) господству в Сирии…». Нет сомнений в том, что пастор направил эту информацию в Лондон. О том, что некоторые деятели национального движения действительно симпатизировали Франции и рассчитывали сыграть на ее противоречиях с Англией, говорит письмо, направленное Кемалю генералом Махмудом. Он советует «поддерживать всегда дружеские отношения с Францией и открыть ей источники наших богатств, благодаря чему мы приобретем защитника, готового поддержать наши интересы перед лицом мирового общественного мнения всякий раз, когда это последнее обратится против нас… Добровольная эвакуация Аданы французами в обмен на экономические преимущества была бы хорошим способом воспрепятствовать англичанам обосноваться в Мосуле, итальянцам — в Адалии и грекам — в Смирне».

Все это показывает, что определенные круги во Франции, стремясь найти себе союзника в Анатолии в противовес английскому сателлиту Греции, всерьез обращали внимание на кемалистов. Но намечавшееся сближение между Францией и кемалистами было похоронено событиями в Киликии. Франция, в соответствии с сентябрьским соглашением, в ноябре ввела туда свои войска, что немедленно вызвало конфликт с турецким населением (возможно, в известной степени спровоцированный уходящими англичанами). Таким образом, «киликийская ловушка» сработала на руку англичанам, предотвратив возможное сближение французов с кемалистами. Отказ американского сената от ратификации Версальского договора (19 ноября 1919 года) окончательно развязал руки англичанам. Теперь участие США в ближневосточных делах представлялось практически невероятным, что еще раз подтвердилось 29 ноября во время беседы Ллойд Джорджа с Полком, заместителем Лансинга. Отказ Великобритании от гарантийного пакта, вызванный отклонением США Версальского договора, делал Францию в известном смысле заложницей британской политики в Европе. В этих условиях лорд Керзон предложил французскому послу начать немедленные переговоры о мире с Турцией, и Франция вскоре совместно с Англией приступила к выработке поистине драконовских условий мирного договора.

Во второй половине 1919 года Клемансо пытался перехватить у англичан инициативу в Восточном вопросе, воспользовавшись своим председательством на продолжавшейся Мирной конференции. Это выразилось в изменении его отношения к греческой экспедиции в Малую Азию, в идее направить французские войска на Кавказ через Киликию, а также в ожесточенной антианглийской кампании во французской прессе вокруг сирийского вопроса. Достигнув своей первоначальной цели — свободы рук в Сирии и Киликии, Франция не только заметно изменила свое отношение к греческому присутствию в Малой Азии, но и начала (пусть неофициально) проявлять интерес к набирающему силу турецкому национальному движению. Одним словом, Франция искала точку опоры в побежденной Османской империи. Эта тенденция серьезно обеспокоила англичан, которые, образно говоря, переиграли Клемансо, сначала мастерски использовав в своих целях комиссию Кинга — Крейна (по сравнению с ее отчетом любые английские предложения казались большой уступкой французам), а затем использовав свой уход из Киликии как ловушку для них. Таким образом, Великобритания сохранила «стратегическую инициативу» в ближневосточных делах.

* * *

С точки зрения практического решения ближневосточных проблем весь 1919 год прошел практически бесплодно. За это время не было написано ни одного параграфа будущего мирного договора с Турцией, несмотря на обилие предлагавшихся вариантов и проектов. Значение этого периода в другом. В 1919 году определилось место ближневосточных проблем в общем комплексе вопросов, связанных с формированием новой системы международных отношений, а также среди приоритетов внешней политики Великобритании и Франции.

Восточный вопрос как дипломатическая проблема, казалось бы, был отчасти оттеснен в это время на второй план. Великие державы дожидались решения Америки по предложенным ей мандатам, используя это время для укрепления своих позиций в Османской империи, а также занимаясь другими важными международными проблемами — определением границ между государствами Центральной и Южной Европы и борьбой с революционным движением. Именно на 1919 год пришлась наивысшая точка революционного подъема в Европе, что при наложении на общее состояние послевоенной разрухи и многочисленные этнические конфликты, связанные с неопределенностью новых границ (в Македонии, в Верхней Силезии, в Тешене, в Галиции и т. п.), создавало картину всеобщего «европейского хаоса». 1919 год стал решающим этапом гражданской войны в России. На фоне всего этого национальное движение в Турции еще не казалось руководителям стран Антанты проблемой первостепенной важности. Летом 1919 года оно только начинало привлекать к себе внимание, вначале, правда, как партизанская война против греков. Вместе с тем, еще не выявились основные факторы, ставшие главной причиной англо-французских противоречий в послеверсальский период. Еще не встал во всей своей остроте репарационный вопрос. Борьба с революцией требовала общих усилий союзников. Одним словом, преобладали факторы, способствовавшие скорее англо-французскому сотрудничеству, а не углублению разногласий между двумя державами. Однако уже в это время обе державы-победительницы предпринимают определенные шаги к укреплению своих позиций на будущее.

Если ситуация в Анатолии пока еще мало беспокоила Париж и Лондон (хотя французы к концу года начали присматриваться к Кемалю как к возможному партнеру), то сирийский вопрос в 1919 году, безусловно, занимал первое место среди всех ближневосточных проблем. К началу мирной конференции англичане испытывали большое искушение или вовсе выдворить французов из страны, или свести их присутствие к минимуму, ограничив некоторыми прибрежными территориями. Мысль о необходимости избавиться от соглашения Сайкса — Пико рефреном звучала в британских дипломатических документах. Вскоре, однако, выяснилось, что французы не намерены так легко сдавать своих позиций, пусть даже основанных лишь на «клочке бумаги». Тогда англичане сосредоточились на территориальном вопросе, поскольку действительно ключевое значение для них имела проблема транспортировки мосульской нефти к Средиземному морю. Комиссия Кинга-Крейна была использована ими как средство давления на французскую сторону. Большие надежды возлагались также на «посредничество» между арабами и французами. Но жесткая позиция эмира Фейсала, вообще не желавшего иметь дело с Парижем, а также французов, считавших эмира британским агентом, потребовали четкого выбора, который был сделан в пользу Франции.

В 1919 году политические решения по ближневосточным делам были очень слабо связаны с реальной ситуацией на месте. К советам людей, знакомых с обстановкой, прислушивались только тогда, когда эти советы соответствовали общей политической линии, определенной в кабинетной тиши (как произошло, например, с установлением «линии Мильна»). Аналогичная картина наблюдалась и в арабских землях. Ноябрьская декларация 1918 года громогласно объявила, что «пожелания населения» будут учитываться при решении судьбы арабских земель. Однако когда выяснилось, что население в первую очередь не желает видеть французов в Сирии, а сионистов — в Палестине, это мнение было проигнорировано, несмотря на предупреждения с мест об опасности произвольных решений.

Во Франции ближневосточные проблемы играли явно периферийную роль по отношению к германским, несмотря на все старания «колониальной партии». Клемансо легко соглашался на пересмотр многих положений соглашения Сайкса — Пико и в то же время вел упорную борьбу за каждое слово в будущем Версальском договоре. Но в вопросе о Сирии — главной цели французской экспансии — голос «колониальной партии» был достаточно силен, чтобы даже Клемансо твердо защищал французские позиции, иногда рискуя публичным разрывом с англичанами. Французская политическая система делала руководство страны в сильной степени зависимым от общественного мнения, то есть от лоббистской деятельности экономически заинтересованных группировок, проводником влияния которых в значительной степени был министр иностранных дел С. Пишон. Даже Клемансо прекрасно понимал, что он сможет оставаться у власти только пока сумеет доказать общественному мнению, что он достаточно усердно и эффективно защищает интересы Франции как в германском, так и в сирийском вопросах. И на этом поприще ему удалось добиться определенных успехов — в частности, вынудить Великобританию покинуть Сирию и Киликию без всяких дополнительных условий.

Английская политическая система обеспечивала правительству большую свободу во внешней политике, чем французская, поскольку британское правительство всегда опирается на большинство в законодательном органе. Гораздо большее значение имели разногласия внутри самого кабинета. Например, в мае 1919 года практически каждый из важнейших министров имел свою программу по турецкому вопросу. Но именно эта разноголосица позволила Ллойд Джорджу фактически монополизировать внешнюю политику в конце 1918 — начале 1919 года. Поэтому после отъезда Ллойд Джорджа в Лондон Клемансо, используя про- французские настроения Бальфура, стал фактически руководить работой конференции. К осени, однако, значительно усиливается роль лорда Керзона во внешнеполитических делах, что в перспективе не раз будет приводить к определенному раздвоению английской политической линии.

Из всех проблем, связанных с нетурецкими частями Османской империи, наибольшее значение для Великобритании имел безраздельный контроль над Палестиной (по возможности расширенной), где проводником британской политики должны были стать сионисты, а также доступ к нефтяным богатствам Мосульского района, что ставило вопрос об удобных транспортных маршрутах от Мосула к Средиземному морю. Эти маршруты первоначально предполагалось проложить по чисто британской зоне (с чем связаны территориальные споры вокруг Тадмора и ряда других мест), но затем было решено достичь договоренности с французами о транзите через их подмандатную территорию.

В собственно турецких землях ключевое значение для англичан имел вопрос о контроле над Константинополем, Проливами и соседними территориями. Великобритания, однако, не могла требовать для себя исключительных прав на такой контроль. Ей нужно было найти такую форму иностранного присутствия в Турции, при которой англичане, будучи формально равными среди равных, на деле имели бы преобладающее влияние. В вопросе о форме такого иностранного присутствия в английском кабинете не было единства, но в 1919 году верх одержала точка зрения Ллойд Джорджа, считавшего, что наилучшим союзником Великобритании в западной части Малой Азии могла быть Греция. О плане, который старался реализовать Ллойд Джордж в первые месяцы конференции, уже говорилось выше. Его «греческая» часть (высадка в Смирне) с дипломатической точки зрения блестяще удалась, но именно эта высадка стала той искрой, которая разожгла тлевший огонь турецкого национализма. После того, как «сирийская» его часть (связанная с перекройкой границ) потерпела неудачу, Ллойд Джордж попытался максимально ухудшить положение Франции в Сирии, используя для этого как Фейсала, так и американскую комиссию. Делалось это для того, чтобы, образно говоря, указать французам на их место, продемонстрировав все преимущества, которые имела Великобритания. После этого соглашение от 15 сентября выглядело уже не как результат французского давления, а как английский жест доброй воли. В дальнейшем же это соглашение сработало как ловушка — французы втянулись в конфликт с турецкими националистами и их успехи на Ближнем Востоке вновь оказались зависимы от благосклонности англичан. Великобритания принудила Италию и Грецию к соглашению между собой в надежде использовать обе эти страны как противовес французскому влиянию в Анатолии, но сама необходимость пользоваться поддержкой третьих стран указывала и на слабость позиций Великобритании, которая вынуждена была экономить на военных расходах и проводить спешную демобилизацию. Ей катастрофически не хватало собственных сил, которые были задействованы повсюду — от Афганистана до Ирландии.