Верую! Удивительные истории о людях, нашедших Бога

Фомин Алексей В.

Глава 2

Рассказы о чудесных спасениях

 

 

Неизведанное

Первый раз Марат умер, когда ему было два года. Узнал он об этом случайно. Когда ему исполнилось десять лет, мать как-то обмолвилась, что в детстве мальчика однажды чуть не потеряли. «Ты бесконечно много болел. Врачи сказали, что нужно удалить гланды. Это была распространенная в то время практика, и мы согласились на эту операцию. В больницу нас с тобою положили вместе, и вскоре, когда тебя уже увели в операционную, весь персонал вдруг забегал по больнице! На душе у меня стало очень неспокойно! Уже позже мне сообщили, что у тебя в ходе операции произошла остановка сердца и наступила клиническая смерть!»

Рассказанное матерью повергло Марата в шок: ведь в десять лет для каждого ребенка слово «смерть» – это что-то очень страшное и необъяснимое. Каждый в этом возрасте думает, что жить он будет вечно! А с пребыванием в лечебном учреждении у Марата были связаны, напротив, очень приятные воспоминания! Из событий, которые он тогда запомнил, было то, что в больнице вместе с ними еще лежала его сестра, о чем родители уже забыли, а в день, когда его увели на удаление миндалин, медсестра привела Марата в ослепительно белый кабинет, в котором стояло стоматологическое кресло. Врач сказал ему: «Если ты будешь себя хорошо вести, то позже получишь мороженое!» Марату очень хотелось попробовать больничного лакомства, и он очень тихо сидел в кресле, старательно открывая рот…

Что произошло потом, Марат помнил смутно – какой-то свет и тьма, удивительная легкость и восторг, ведь недаром все последующие восемь лет своей жизни он просто обожал стоматологические кабинеты, в которых стояли точно такие же кресла, как в той больнице!

Своей матери Марат так и не поверил! Не мог он тогда, в двухлетнем возрасте, умереть! Смерть в его представлении была чем-то ужасным, меняющим человека до неузнаваемости.

Он уже не раз был на похоронах своих родственников и знакомых, поэтому необратимые изменения, происходившие с лицами и телами умерших, были ему хорошо знакомы. Стоя возле гроба своего утонувшего друга Алеши Фуфаева, Марат думал: «Не может быть, чтобы эта неподвижность и разложение были связаны с теми прекрасными мгновениями, которые произошли восемь лет назад!»

Второй раз Марат умер в восьмом классе. В тот день ребята из их двора затеяли опасную, как впоследствии оказалось, игру. Один из подростков несколько раз глубоко вдыхал воздух, затем выдыхал его, приседая, а примерно на десятый цикл он прислонялся к стене дома, и остальные участники действа начинали резко давить ему на грудину. Те, кто испытали на себе подобное воздействие, на некоторое время отключались, но быстро приходили в себя. Когда очередь дошла до Марата, он много раз старательно наполнял воздухом грудь, полностью выдыхая его из легких. Когда подростки дружно навалились ему на грудную клетку, в глазах у него потемнело, и все, что произошло тогда с ним, впоследствии он смог выразить только одной фразой: «Пацаны, мне такой классный сон приснился!»

По рассказам друзей, когда его перестали прижимать к стене, он, сделав десяток шагов, упал на колени. Взгляд был отсутствующий, дыхания не было. Ребята несколько раз шлепнули его по щекам, так, как делали другим для приведения в чувство. Но он не приходил в себя! Тогда они стали сильнее бить ему ладонями по лицу, но вскоре, видя, что он не подает признаков жизни, начали бить чуть ли не в полную силу. «Мы немного успокоились только тогда, когда ты начал отмахиваться от нас, продолжая стоять на коленях!», – сказал ему друг по кличке Кела, вытирая разбитый Маратом нос… Испугавшись происшествия, случившегося с подростком, больше они подобных экспериментов над своими организмами не проводили.

После этого события прошло несколько лет. В армии Марату довелось попасть на войну. Рота, в которой он служил, из «боевых» не вылезала – засады, сопровождения, поиски, «прочески», блокирование районов, поиск фугасов, разминирования. Вскоре Марат стал настоящим профессионалом, ему даже стало нравиться воевать, а пребывание в пункте постоянной дислокации воспринималось как напрасно потраченное время.

Он сбивал консервную банку из своего автомата стоя с руки на расстоянии в сто метров, с лету валил на землю птиц. Однажды он с разворота, от бедра застрелил зайца, причем попал ему прямо в сердце, чему все сослуживцы долго удивлялись. А противостояние с противником сводилось уже к чистым инстинктам – кто из них первым почувствует опасность, кто быстрее вскинет автомат, кто раньше нажмет на спуск…

Пока все это время везло Марату, и он абсолютно невредимым выходил из многих боевых столкновений. Так же спокойно он с некоторых пор стал воспринимать человеческую смерть.

На гражданке он прочитал много литературы о войне, в ней смерть описывалась как что-то обыденное, липкое и вонючее, в массе совсем не примечательное. В одной из книг Василя Быкова «Дожить до рассвета» на него особенно тяжелое впечатление произвела гибель лейтенанта Ивановского. Теперь, после года войны, он уже понимал, что уход в небытие человека никогда не бывает напрасным, но даже сейчас он не хотел бы умереть, как тот лейтенант! Глупо и безвестно! А в смерти своей после года непрерывных боев он уже не сомневался, зная, что если ему суждено вернуться живым из этого пекла, то дома он может погибнуть в любое мгновение – его может сбить машина, упасть на голову кирпич, могут зарезать на улице хулиганы. Он вспоминал, как еще до армии возле их дома за двадцать копеек убили какого-то мужчину. Если раньше его начинало тошнить от разбросанных в радиусе двадцати метров останков человека, попавшего под разрыв снаряда, то недавно, когда он короткой очередью из автомата срезал врага, снеся ему полчерепа, он лишь равнодушно посмотрел на разбросанные по камням куски черепной коробки и серого вещества, перемешанного с кровью.

Он не испытывал угрызений совести за это убийство – ведь застрелил он противника в честном бою, исход которого был неясен до конца. Впрочем, его долго потом преследовало видение – перемешанный с почти черной кровью человеческий мозг булькает, закипая на раскаленных солнцем камнях. Как густой суп на плите!

Гораздо тяжелее воспринималась им поначалу смерть детей. Он вспомнил, как его напарник – Сергей Кудейкин выстрелил на шорох в кустах во время ночного поиска. Когда они вдвоем подошли к тому месту, то обнаружили двух убитых – мальчика двух лет и девочку четырех. Сослуживец бросил автомат и схватился за голову, шепча: «Я – преступник, я убил детей!» Марат стоял и смотрел на убитых, и в голове его стучала только одна мысль: «Что же мы делаем?!» Вскоре напарника увезли в госпиталь с психическим расстройством. После этого случая остатки гуманизма моментально улетучились из головы солдата. Он понял, что на войне нельзя все слишком близко принимать к сердцу, и он перестал переживать из-за многочисленных, постоянно происходящих на его глазах смертей. Своих, чужих, мирного населения. Становилось лишь сильно не по себе, когда погибал кто-то из товарищей. Но он уже твердо знал, что раз случилось такое, значит, это должно было произойти – может быть, погибший сослуживец недостаточно быстро соображал, и поэтому лежал теперь холодный и мертвый в цинковом гробу! Марат смотрел на убитого в последнем бою солдата своей роты и думал, что тому надо было больше полагаться на свои инстинкты. Ведь Марата они до сегодняшнего дня не подводили ни разу!

…В тот день они в очередной раз были на «боевых», продолжавшихся уже третьи сутки. Непрерывный артиллерийский огонь противника продолжался несколько часов, когда Марата отправили с боевой машины на соседний разбитый взрывом грузовой автомобиль, чтобы взять одеяла на экипаж и вообще посмотреть, что на уничтоженной машине осталось ценного. Солдат успел пробежать только несколько шагов в заданном направлении, когда практически у его ног разорвался вражеский снаряд. Среагировать он не успел, и его удивило, что взрывная волна в месте вспышки отсутствовала напрочь! Марата лишь всего засыпало пылью и землей, ремень срезало осколком, но он не получил ни единой царапины. Боец вскочил и, перепрыгнув воронку, побежал к своей цели. И тут земля вокруг него стала подниматься и шевелиться, как живая. Все вокруг гудело и стонало! Когда осела пыль и просвистели осколки, Марат вновь поднялся на ноги и бросился вперед… И тут его вновь накрыло серией из двенадцати реактивных снарядов. На этот раз он даже не успел упасть на землю. Но что удивительно, кроме пыли и запаха тротиловой гари он не почувствовал от взрывов ничего. В подсумке на груди торчал крупный осколок, пробивший автоматный магазин, а еще один каким-то образом попал внутрь каски. Наступило какое-то равнодушие, Марат, вытряхнув ребристый комок металла из стального шлема, побежал к своей цели. Серии по двенадцать взрывов вздыбили землю еще несколько раз, сопровождая его продвижение, но солдат лишь с презрением сплюнул в направлении, откуда прилетали снаряды, понимая, что убить его сегодня врагу не удастся. Он был почему-то совершенно уверен в этом! Противник, видимо, тоже понял недостижимость своих стремлений и вскоре перенес огонь на другие цели. Солдат спокойно дошел до машины, взял несколько одеял, матрац, какие-то консервы и вернулся обратно, ни разу даже не присев от вражеского огня.

На следующий день, когда Марату была поставлена задача наблюдать за местностью в бинокль из-за каменной плиты рядом с выносным постом, он попал под огонь снайпера. Когда в скалу позади него ударила первая пуля, пролетевшая в метре справа, он перекатился в показавшееся ему безопасным место. Но вражеский снайпер, видимо, хорошо его видел и вновь навел на него прицел винтовки. Пуля вновь легла в метре от солдата. Марат замер, поняв, что ему конец…. Он был опытный стрелок, неоднократно стрелял из СВД, но ему не нравилась эта винтовка из-за большой отдачи. Марат научился стрелять из своего АКСНа так, как не стрелял никто из взводных снайперов. Сейчас он представлял, как враг наводит перекрестие ему в голову и плавно нажимает на спуск… Свист пули вновь раздался справа. Дальше он просто физически ощущал, что враг, начиная звереть, делает поправку в установку прицела и вновь нажимает на спуск. Снова свист пули справа. Вновь и вновь. Выстрел за выстрелом! Марат так же, как и вчера, понял, что ему не суждено умереть от огня этого «духа», поэтому он вскочил и бросился к окопу. Стрелок еще дважды успел выпустить в него пули, но Марат твердо знал: он снова промажет!

После этих «боевых», когда солдат прокручивал в мозгу все события последней недели, он приходил в ужас от ощущения постоянного, не прекращавшегося ни на секунду кошмара этих боевых действий. Непрерывный огонь и смерть, летавшая по рядам участников операции, тогда собрали обильную жатву с обеих сторон.

И хотя в его роте не было ни одного убитого, а лишь десяток раненых и контуженых, обилие погибших военнослужащих других подразделений показывало ему, что та страшная и липкая старуха с косой все время была рядом, тысячу раз пролетев над ним. Вспомнился солдат с перебитым позвоночником, оравший от невыносимой боли, и тот высокий, добродушный туркмен из первой танковой роты, голову которому срезало кумулятивной струей вражеского ручного противотанкового гранатомета. В тот день приданные их подразделению танкисты потеряли от огня РПГ сразу два своих танка, а оставшиеся в живых члены экипажа одного из них были ранены брызгами расплавившейся медной воронки из нутра выстрела ПГ-7В и осколками брони.

Сводить воедино произошедшее с ним в детстве и на последней операции Марат стал именно тогда. Правда, недостаток информации не позволил ему в то время идентифицировать ужасную старуху с косой и те светлые и радостные ощущения детства. Но когда солдат вернулся домой и стал читать литературу по заинтересовавшему его вопросу, в мозгу все наконец-то стало на свои места. А прочитав книгу Раймонда Моуди «Жизнь после жизни», он смог выразить свои ощущения, описанные им давным-давно, как всего лишь сон. Так Марат и пришел к Богу!

Православный священник, с которым он, как убежденный раньше атеист в нескольких поколениях, а еще бывший пионер, комсомолец, спорил несколько часов, рассказал ему следующее:

«Я тоже был атеистом, комсомольцем, когда началась война, пошел на фронт добровольцем. Там же вступил в партию! Нас было в роте несколько человек из моей деревни, но многие из них погибли за время непрерывных боев, и в конце концов мы осталось в роте вдвоем. С последним из оставшихся в строю земляков мы были друзьями с детства! В одной из атак моего самого дорогого и близкого человека срезали во время рукопашной очередью из автомата. Я заколол убившего его фашиста, посмотрел на друга, тело которого было буквально разворочено очередью, и с тяжелым сердцем побежал дальше – ведь наступление продолжалось. После боя мы с товарищами помянули нашего сослуживца, ведь у меня не было сомнений, что он был убит: в него разрядили магазин автомата практически в упор. Представьте себе мой шок, когда через полгода он стоял передо мной – живой и здоровый. На его груди было свыше десятка шрамов от пуль, и очередь прошила его от плеча до бедра, задев легкие, печень и сердце! Сам он после госпиталя стал очень тихим и задумчивым. Однажды, в минуту откровенности он рассказал мне, что произошло в том окопе:

– Я заколол одного немца, когда из-за поворота траншеи выскочил этот фашист с автоматом и разрядил магазин мне в грудь. Боли я не почувствовал и потому был уверен, что враг промазал! Я видел, как ты воткнул ему штык в живот, глянул в мою сторону, схватившись за голову, и, услышав окрик, побежал дальше. Я же стоял и смотрел на убитых в окопе наших и немецких солдат, которые лежали грудами друг на друге… Тут же копошились раненые и умирающие. Внезапно что-то заставило меня посмотреть вниз! Там я увидел лежащего СЕБЯ! Грудь моя была разворочена, торчали кости и мясо, хлестала кровь, и потому сразу понял, что я убит. И в этот момент мне в голову пришла мысль, что все это какая-то жестокая мистификация, а нас с тобою всю жизнь обманывали, утверждая, что загробной жизни нет! Мне пришло в голову, что неплохо было бы побывать дома. И вдруг я уже в своей родной хате! Мать вяжет, я толкаю ее в плечо, говоря: «Мама, мама, это я!», но она меня не слышит! И тогда я взмолился: «Господи, ты же знаешь, что меня всю жизнь обманывали! Сделай так, чтобы я остался жив, всю свою жизнь посвящу служению тебе! И всем расскажу о том, ради чего остался в живых!» Очнулся я в госпитале, а через полгода излечения вновь оказался в своей роте!

Вот так мы вновь стали вместе служить. Вскоре войне настал конец, через несколько лет мы с другом уволились в запас, и я поступил в институт. Друга еще в армии «вышибли» из комсомола за намерение стать священником и «религиозную агитацию», но он нисколько при этом не расстроился и вскоре поступил в духовную семинарию. А мне все не давал покоя его рассказ! Он не мог мне врать, ведь мы были друзьями с самого детства! Да и жизнь его после ранения стала кардинально отличаться от той, которую он вел на протяжении многих лет. И в какой-то момент я понял, что, раз мой друг так уверен в том, что должен был круто изменить всю свою жизнь, – значит, он прав! И тогда я тоже подал документы в духовную семинарию. Из партии меня, конечно, сразу исключили, так же как и из института. Но мне было уже все равно, я сделал свой выбор! Так мы с ним и стали священниками!

…После этого разговора Марат стал православным, а отца Иону по сей день считает своим духовным наставником. Много лет он приходит к этому удивительному человеку, дом которого никогда не пустует от желающих получить наставление мудрого седого старца. А события, произошедшие с ним в восьмом классе, он впоследствии описал так: «Когда я умер, то поднялся в воздух примерно на полтора-два метра от земли. Вокруг было совершенно темно. Но в то же время все вокруг пронизывал какой-то свет, исходивший от невидимого мне Существа, Которое – я чувствовал это – меня очень любило! Неизведанное раньше ощущение покоя, счастья и восторга переполняло меня! Существо мне что-то говорило, но я не помню, что именно. А потом я почувствовал удары. Вскоре стали отчетливо видны перепуганные лица моих друзей. Я был очень недоволен, что они заставили вернуться меня ОТТУДА. Мое лицо было все разбито, болел, казалось, каждый мускул тела, у них тоже текла кровь от моих ударов. Но я не смог тогда описать им свои ощущения, да и не понял бы меня никто из них! Теперь, когда стал христианином, – могу!»

Александр Магерамов, портал «Дивное Дивеево» www.diveevo.ru/2/0/1/1634

 

Неожиданная встреча

Пришлось мне по необходимости побывать в военкомате. Пока я ждала решения моего вопроса, устало опустилась в освободившееся кресло и разговорилась с молодым человеком, сидящим рядом. Я поинтересовалась: «Вас забирают в армию?» Он ответил, что пришел с другом, который проходит сейчас комиссию, а сам он доучивается, и пока его не берут. Но в принципе он бы хотел отслужить, пока нет своей семьи, только вот зрение не очень хорошее, и могут не взять из-за этого. И я ему рассказала про воинскую часть, где мне приходится часто выступать с концертами перед солдатами. В той части созданы вполне хорошие условия для службы и даже, если болен желудок, кормят диетическими продуктами, возят в больницу и т. д. Он заинтересовался службой в этой части.

Пока мы разговаривали, к нам подошел товарищ моего собеседника. Ребята говорили о своей жизни, я им тоже рассказала о себе и о том, почему теперь в моей жизни Господь занимает самое главное место. Посоветовала обязательно сходить в церковь, взять перед армией благословение. С благословлением батюшки и служить легче будет, и происходит все совсем иначе, чем без него. Да и испокон века на Руси без благословения никакого важного дела не начинали.

Когда я говорила ребятам про благословение, то вспомнила историю, которую мне в 80-х годах рассказала моя покойная тетушка. Прошло уже много лет, и я могла забыть какие-то подробности, но в свое время этот рассказ произвел на меня неизгладимое впечатление – и благодаря ему я знаю цену благословению. Я рассказала этот случай ребятам.

…Тетя Шура проработала всю жизнь в военном санатории «Волга», там же она и жила. Она была уже немолодой верующей женщиной, очень добрым и порядочным человеком. Там служили солдаты, а она их очень жалела, так как родители от них далеко. Своих детей у нее не было, и все свое тепло она щедро отдавала солдатам, всегда с ними беседовала и радовала чем могла: то пирогов напечет, то словом теплым согреет.

Тетушка часто рассказывала про молодого солдата Николая – он помогал ей по работе. В шутку она говорила, что у нее теперь появился сынок. У них нашелся общий интерес: вера в Бога, он был из верующей семьи.

Однажды Николай подошел к моей тетушке и попросил благословить его перед дальней дорогой, так как за хорошую службу ему дали отпуск на десять дней. Он живет на Украине, путь предстоит дальний, храма поблизости нет, и ему с благословением будет спокойней в дороге. Мама всегда его благословляла в дорогу и на другие хорошие дела, а тут и мамы нет рядом…

Тетя Шура благословила его иконой Божией Матери, и Николай уехал на свою родину.

Какое-то время его не было видно в части, а когда он снова появился, то тетя не сразу узнала в нем прежнего Николая. Навстречу ей шел солдат с седыми волосами и очень повзрослевшим лицом. Он поблагодарил тетушку за благословение и рассказал о том, как оно спасло его жизнь.

Он уже приехал на Украину, и ему осталось проехать всего несколько десятков километров на автобусе до дома. Купил билет на автобус, ему досталось место на первом сиденье в противоположной от шофера стороне. В дороге он задремал и проснулся от резкого толчка и непонятного шума. Открыв глаза, он не сразу понял, что автобус попал в аварию. С левой и с правой стороны, всего в нескольких сантиметрах от его лица, торчали трубы. Он увидел кругом кровь; стоял дикий крик, от которого шевелились волосы на голове. И первое, что пришло в голову: «Я жив! – Это благодаря благословению иконой Пресвятой Богородицы меня уберег Ангел-хранитель!» А если бы не было этих сантиметров, если бы трубы прошли чуть ближе – что тогда? Освободившись из трубного плена, стал помогать вытаскивать раненых и мертвых. Когда все более-менее успокоилось и пришла помощь, Николай узнал, что он единственный не получил в этой аварии даже царапины. Вот только – совсем молодой – поседел.

Оказывается, впереди автобуса ехала машина, груженная трубами, вдруг она резко затормозила – и трубы со всего размаху влетели в переднее стекло автобуса; водителя и многих пассажиров прошило этими трубами насмерть. Уже потом он осознал в полной мере, что произошло и как его спасло благословение и самое главное – вера в Бога, Который сохранил Николая невредимым.

…Когда мы прощались с ребятами, они сказали, что сходят в храм и поставят свечи, а перед какими-то значительными событиями обязательно будут брать благословение. Я уходила с радостью и легкостью на душе, веря, что встреча наша не была случайной. Не знаю, будут ли ребята ходить в церковь, но то, что они услышали, может быть, заставит задуматься. По крайней мере, мне в жизни рассказы моих верующих бабушек очень помогли поверить в Бога, в добро и в любовь.

Наталия Гражданкина, г. Самара. БлаговестСамара. рф/-public_page_9995

 

Вымолила

Проповедь. Батюшка говорит воодушевленно, искренне, замерла со свечкой в руке баба Валя, прекратили тихую потасовку за карандаш дошколята у стенки. И вдруг на весь храм слышится мягкое, умиротворенное похрапывание. Это мирно вздремнула у своего подсвечника баба Тося.

Баба Тося – человек особенный. «Я молодая, я еще пожить хочу!» – запальчиво кричит она на батюшкины рассуждения о Царствии Небесном. «Тонь, тебе разве восьмидесяти еще нет?» – смеется кто-то из ровесниц. «Ну и что?» – хлопает Тося белыми ресницами.

«Тось, пошли на исповедь!» – зовет ее Клавдия, стоящая уже у самого аналоя. «Не, не пойду, еще не грешила!» – весело кричит Тося. «Как, а кто вчера «гулял»?» – улыбается Клавдия и на этой оптимистической ноте удаляется под епитрахиль. «Ой, и правда!» – Тося возвращается, берет клочок бумаги, плохо пишущую ручку и начинает выводить крупные буквы, диктуя себе на весь храм: «Вче-ра гу-ля-ла…»

Летом Тося пасет гусят. Их у нее много. Процесс выпаса происходит так: Тося и ее «дед» сидят у дома, перед ними бутыль наливки. «Тю-у, тю-у, тю!» – нежно зовет Тося птенцов, колышущихся по траве огромным пушистым бело-серым облаком. Дед, огромный, татуированными руками наливает, прищурясь, очередную рюмку.

«Ой, батюшка, идем к нам угощаться!» – завидев батюшку, кричит Тося. Гусята разбегаются. «Тю-у, тю-у, тю! Батюшка, вот они вырастут – я вам гуся принесу!» И принесет.

«Баба Тося, ну что ж вы?!» – смущенно улыбается батюшка. «А что?» – недоумевает Тося. Она очень горда, она несла фонарь перед пасхальным крестным ходом. «Я ж вам сказал: нести торжественно. А вы?» Прихожане не выдерживают и хохочут. Вся деревня могла видеть, как баба Тося, наподобие хорошего бегуна-спринтера оторвавшись от процессии, бодро шлепала калошами по весенней грязи, держа за кольцо фонарь (а красивый купили, совсем сказочный, как старинный…) и весело помахивая им, как авоськой.

Закончилась служба. Баба Тося чистит подсвечник. Пальцами тушит свечи, пальцы в воске. «Тось, расскажи, как ты сына от войны вымолила!» – «Да ну вас, сто раз слышали!» – «Нет, расскажи!»

Тося вздыхает и рассказывает.

– Сына моего Серегу взяли в армию. Тогда ж молчали про Афган, ничего не говорили. То есть все знали, конечно, но вслух говорить не разрешалось. И как-то Серега смог со знакомым весть на словах передать: все, мать, меня в Афган везут, уже обучают, ну как там у них называлось-то это учение… Я – плакать. И молиться стала. Просто молюсь постоянно. Иду корову доить – молюсь, иду на работу – молюсь, все время плачу и молюсь, плачу и молюсь, не переставая, остановиться не могу ни днем, ни ночью. Господи, помоги! Пресвятая Богородица, помоги!

И вот – письмо приходит. Живой. А потом и сам вернулся. И рассказал. Прямо перед самой отправкой в Афган вдруг подъехал какой-то там начальник. Всех построили. Он назвал две фамилии, одну – моего сына, и велел им выйти из строя. Так вот, всех отправили на войну, а этих двоих назад вернули! Петька, младший сын, мне тогда говорит: мам, это ты его вымолила! Да, говорю, вот вымолила!

Баба Тося победно улыбается и возвращается к подсвечникам. «Ух ты, как закапано сегодня…»

Об авторе. Матушка Юлия Кулакова – супруга священника Димитрия Кулакова, настоятеля храма в честь иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» в поселке Просвет Волжского района Самарской области. Профессиональный журналист, автор многих публикаций в православной газете «Благовест» и журнале «Лампада».

БлаговестСамара. рф/-public_page_9997

 

«Рано тебе умирать»

Шел 1922 год. В Самаре свирепствовал голод. Елена Елизаровна Морозова бежала от голода в Среднюю Азию. По пути она заразилась сыпным тифом, и ее с семьей сняли с поезда в Самарканде.

В больнице она умерла. И… увидела Богородицу. Богородица сказала, что рано ей умирать, она родит еще сына. Когда Елена Елизаровна усомнилась в этом (ей было 44 года, и у нее уже были внуки), Богородица ей обетовала, что будет у нее сын – кормилец до смерти.

В тифозном бараке особо не церемонились с вещами пациентов. Все было заразным. Все сжигали. Волосы сбривали еще при жизни.

Елена Елизаровна ожила в морге. Увидела себя среди голых трупов. Выйти из морга она не смогла – дверь была заперта. Стала ждать. Услышала, что возятся с замком, спряталась за дверь. Увидев ожившую покойницу, пришедшие перепугались до полусмерти, разбежались.

Когда врачи осматривали Елену Елизаровну, признаков сыпного тифа не обнаружили. Исцелила ее Богородица.

Через год у Елены Елизаровны родился сын Владимир.

Год 1942-й. Война. Елена Елизаровна провожала на фронт сыновей. Старшего, Ивана, перед отправкой на фронт она благословила материнским благословением. Младший, Владимир, оканчивал ускоренные курсы танкистов-лейтенантов. Его благословить Елена Елизаровна не успела.

И все-таки по пути на фронт Владимиру удалось заскочить домой. Мать была рада даже несколько минут поговорить с сыном:

– Сынок, давай я тебя благословлю…

– Не надо, мама. Я комсомолец. У меня – или грудь в крестах, или голова в кустах! – Простился с матерью и уехал с эшелоном на фронт.

Прошло три месяца. Елена Елизаровна получила от Владимира письмо. В письме сын сообщал, что определился в часть, ему дали танк. Часть идет под Сталинград. Из своего офицерского жалования он триста рублей положил на аттестат матери.

Владимира Елена Елизаровна больше не увидела. Его танк вскоре был подбит в бою. Из танка его достали еще живым. Он умер в госпитале от ожогов. Старший сын Иван прошел всю войну, ни разу не был ранен.

Всю войну он налаживал понтонные переправы, как правило, впереди наступающих войск, под огнем противника. Защитило его материнское благословение. И получилось так, что младший сын, даже погибший, стал ее кормильцем. От государства пенсии Елена Елизаровна не заработала. Деньги по аттестату от погибшего сына она получала всю жизнь. После реформы 1961 года вместо трехсот рублей она стала получать 31 рубль.

Почему-то Елена Елизаровна хотела умереть в Самаре и приезжала сюда к родственникам каждую зиму. Откуда-то она взяла, что умрет именно зимой. Так и вышло. Она умерла 7 февраля 1967 года в Куйбышеве.

Я рассказал о людях, которых знаю не понаслышке. Это мои близкие родственники. Предание о чудесном воскрешении умершей переходит из поколения в поколение.

Андрей Болдырев, г. Самара. БлаговестСамара. рф/-public_page_10334

 

Божий суд

Мне было тогда двадцать восемь лет, жила я с двумя детьми и мужчиной, с которым состояла в гражданском (невенчанном) браке. Жили в селе, поближе к его родственникам. Ко времени, о котором пойдет рассказ, муж стал пить просто беспробудно – и день, и ночь.

Возвращаясь с работы пьяным, на глазах у детей приставлял нож к моей шее, примериваясь, как лучше резать. Дети плакали, просили не трогать маму, но муж злобно кричал им, чтобы заткнулись, иначе он действительно убьет меня. Так он издевался, пока не угомонится и не уснет. И все это повторялось каждый вечер!

Я больше не могла выносить эти издевательства, вся я высохла, выглядела хуже некуда. Соседи стали говорить, что я наркоманка, поэтому так выгляжу. А я все чаще стала думать о сарае и веревке… Поделиться с кем-то своей бедой я не могла: мне никто бы не поверил, ведь на людях муж был другим.

Знакомые женщины говорили с завистью о том, как мне повезло с мужем: какой он хороший, добрый, деликатный и обходительный… Но таким он был только на людях! Оставаясь наедине с нами, он словно бы перевоплощался в другого человека, становился безжалостным садистом.

Ни одного человека, живущего на земле, я не нашла, кто бы заступился за меня и детей. Сама же я родилась в семье алкоголиков и не знала родительской любви и заботы.

Однажды, в минуты горя, сама не знаю, Кто подтолкнул меня подойти к иконе и просить – и я просила, молилась, не зная молитв, о том, чтобы Господь разъединил нас с ненавидящим и обижающим мужем, говорила все, что было на душе…

А через несколько дней муж был особенно злобен. Взяв самодельный пистолет, он навел его на меня. Я посмотрела в его глаза и поняла, что он себя не контролирует: глаза его светились странным красным светом, как у зверя. Я заглянула в дуло – и увидела свою смерть. Просто поняла, что это все, что сейчас он меня убьет.

Страха не было, я слишком устала, для меня смерть становилась избавлением от мук. Передо мной промелькнула вся прожитая мною жизнь, словно кадры из диафильма. Кадр из жизни – и осознание того, что я в то время сделала не так. Другой кадр – и опять вижу: здесь согрешила… Я поняла, что не так жила, не к тому стремилась, не того желала. Думала только о достатке в доме, о том, как угодить детям и мужу, чтобы он не кричал. Но это не было главным в жизни!

Я увидела, как меня кладут на чашу весов, подвешенную на трех цепочках, и чаша не потянула вниз! И я поняла, что за всю свою жизнь не сделала ничего доброго. И то, что находится внутри меня, в груди, заплакало, зарыдало без слез, плакало о своей погибели. Я стала мысленно просить у Бога дать мне еще один шанс, ведь я еще могу измениться!

Тогда я увидела холеного мужчину, одетого в дорогой костюм, и поняла, что это не важно. Я увидела худого мужчину, одетого в плохонькую, поношенную одежду, и поняла, что это не важно.

Я увидела красивый стол, уставленный всякими яствами в сверкающей посуде, и поняла, что это не важно. Я увидела простой деревянный стол со стаканом воды и коркой ржаного хлеба и поняла, что это не важно.

Я увидела себя, как штопаю колготки детям и делаю это с любовью, и поняла, что важно – это, важно – любить.

Дети… – как я могла желать себе смерти, ведь без меня они никому больше не нужны, о них некому больше заботиться! А кто станет любить их и оберегать от бед? Кто утешит, ласково прижмет к себе и приголубит?.. И еще я поняла, что заботилась-то об их еде, одежде, здоровье, но совсем не заботилась о важном – об их совести.

Все это пронеслось передо мной – или во мне – в считаные секунды. Или просто время остановилось – не знаю. Только почувствовала я себя защищенной, поняла, что муж не убьет меня. Действительно, он бросил пистолет и ушел из дома. На другой день он, уходя, закричал, что не может остановиться, – и ушел. В тот день он умер.

Мне жаль, что умер человек, но человеческое умерло в нем раньше смерти. А я стала задавать себе вопрос, что есть добро, – и не смогла найти ответа. Зло я знала, добро – нет.

Теперь я знаю цену жизни – добро и любовь, чистая совесть. У меня нет больше сомнений в том, что Бог на Небесах существует, что Суд Божий неизбежен. И у меня еще есть шанс измениться.

Сейчас мне тридцать шесть лет, и я нашла ответы на многие вопросы в Библии, в Церкви. Живу, как и многие, за чертой прожиточного минимума. Только нет больше сомнений, что истинный Создатель человека – Отец Небесный – существует, что все мы живем пред очами Его, на Его ладонях держимы. И что за свои поступки всем нам придется отвечать.

Галина. БлаговестСамара. рф/-public_page_10297

 

«И явлю ему спасение Мое…»

Эти три случая произошли с разными людьми, которые даже не знакомы друг с другом. Но роднит их одно: помощь Божия и спасение в обстоятельствах, когда по всем земным законам выжить героям этих невыдуманных историй никак не удалось бы. А вот – живы. По горячим молитвам к Богу.

* * *

Житель поселка Приютово, что в Башкирии, Евгений Павлович Косилов с женой много лет выписывает «Благовест», читают газету всей семьей. А теперь вот решил сам написать – неверующим и маловерам во вразумление – о том, как однажды Господь спас его от неминуемой гибели.

«Сейчас я на пенсии, а до этого работал шофером у нефтяников, возил на автобусах вахты в НГДУ. Однажды, зимой 1993 года, я ехал на микроавтобусе-уазике из колхоза «Новая жизнь». Ехал без пассажиров, на приличной скорости – 60 километров. Слегка задумался – и не заметил, как оказался у крутого спуска с горы. Дорога блестела, как стекло, и обочина дороги была такая же гладкая и ровная. Автобус моментально занесло вправо на обочину, к тому же ветер дул в эту же сторону. Весь мой сорокалетний опыт оказался бесполезным, попытки выровнять машину ни к чему не привели… Вот уже машина у самого края обрыва – а внизу овраг глубиной 20–25 метров.

И я взмолился:

– Господи, спаси и помилуй!

Когда я еще раз повторил эти слова, машина резко выровнялась, как будто обо что-то ударилась, хотя никакой кочки и в помине не было, и – к этому времени уже совершенно неуправляемая от гололеда на спуске – стала сама выправляться к середине проезжей части. Оставшуюся часть спуска я преодолел благополучно и последние сорок километров до поселка проехал ровнешенько, как по сухой дороге, несмотря на сильный гололед, нигде машину не занесло, уазик даже не вильнул ни разу.

Так меня спас Господь от верной гибели. Вспоминая этот случай, я всегда благодарю Господа за спасение моей жизни».

* * *

Раба Божия Галина из Новокуйбышевска рассказывала о своей знакомой, Валентине. Душа Валентины тянулась к Богу, но, оторванная от православных корней, она долго не могла обрести истинную веру, ходила на молитвенные собрания к каким-то «евангелистам». Как-то ночью она явственно услышала слова: «Позвони по телефону…» – и был назван номер.

Проснувшись, она первым делом кинулась к записной книжке, по нескольку раз перелистала все страницы, но такого номера не нашла.

Дни шли за днями, но странный сон нет-нет, да и вспомнится Валентине. Что за телефон такой?

Пошла она пасти коз. Ходит потихонечку, козочки щиплют травку, все тихо кругом.

Вдруг – как гром прозвучало слово: «Евангелие!» Валентина бросилась домой, открыла Евангелие в том месте, на которое указывали цифры «телефона» – номер главы и стих, – и прочла слова, смысл которых коротко можно передать как прямое указание: иди в дом Господень. И поняла она, что не туда ходит, не там ищет Бога. Надо молиться в Святой Православной Церкви, как молились ее предки, как Сам Христос заповедал. С великой радостью стала она ходить в православный храм, истово молилась Богу. За себя, за близких своих…

Надо сказать, Валентина телевизор смотреть не любила и потому о гибели атомной подводной лодки «Курск» узнала только дней через пять после того, как об этом сообщили во всех выпусках новостей. А ведь на этой самой лодке служил ее родной сын! Вот однажды идет она, не думая ни о чем плохом. А навстречу ей бегут внуки и кричат со слезами:

– Бабуленька, родненькая, папа жив! Не расстраивайся, наш папочка жив!

Ее как обухом ударило: а что случилось-то, из-за чего не расстраиваться? Тут-то и узнала, что подводная лодка «Курск» со всем экипажем затонула в Баренцевом море. Но за день до рокового выхода атомохода в море сына Валентины перевели на другой корабль – там заболел моряк, у которого была та же специальность, что у него. Видно, по молитвам православной мамы остался он живым…

* * *

Два года назад Машеньке, в ту пору девятилетней дочке Евгения и Лилии, предстояла операция: пупочная грыжа. Лилия очень переживала за дочурку, молилась о ней. За день до операции она пошла в церковь, чтобы заказать о ее здравии сорокоуст. Денег было ровно столько, чтобы заказать один сорокоуст, не больше, и вдруг Лилия почувствовала, что должна заказать сорок обеден за мужа. «Как это за мужа, – воспротивилась она, – у меня дочка в опасности, за нее надо заказывать!» А внутренний голос настойчиво велит назвать имя Евгения, о нем заказывать моления в церкви. Ругая саму себя: «Что я за мать, дочку оставила без молитвенной защиты Церкви!» – она все-таки заказала сорокоуст о здравии мужа.

Вечером к Евгению пришел его товарищ, работавший в Самарском управлении внутренних дел. Велел ему непременно прийти завтра, 10 февраля, в управление – в шесть часов вечера. Очень нужно по делу. Евгений обещал.

Но – вот ведь невезение! – в центре города, без особых причин возникла автомобильная пробка, и Евгений на несколько минут припозднился. Запыхавшись, вбежал в бюро пропусков, попросил скорее выписать пропуск – и тут услышал: «Всем немедленно покинуть здание!..» Недоумевая и досадуя на еще одну задержку, Евгений вышел на улицу – и увидел, как из раскрытых окон горящего здания УВД прыгают люди, увидел страшный черный дым и огонь…

Если бы не опоздание, он бы тоже погиб, как не дождавшийся его товарищ.

…А Машенька вполне нормально перенесла операцию и на следующий день уже была дома. Ей хватило маминых молитв.

Ольга Ларькина. БлаговестСамара. рф/-public_page_10291

 

Помощь свыше

Случилось это 1 мая вечером. Я вышла позвонить дочери, было еще не темно. На мне был белый пиджак, не заметить меня было трудно, если, конечно, за рулем был трезвый человек. Увидев машину из-за угла, я прошла через дорогу на площадку, думая, что машина проедет мимо. Но тут же я от удара упала, ударившись об асфальт правым боком и плечом.

Осматривая одежду дома, я поняла, что Господь хранил мою голову, так как в грязи (прошел дождичек) было все, от плеча до ступни.

Машина дала тут же задний ход и уехала. Не знаю, как я поднялась. Руки у меня были чистые, а стоявшие у подъезда трое мужчин спокойно наблюдали за всем происшедшим.

Поднявшись, я осенила крестным знамением ушибленный бок и пошла домой, как будто ничего не случилось. Потом стали проявляться последствия моего падения: локоть стал кроваво-красным, через несколько дней посинел, нога ниже колена распухла, кость болела, затем дало знать плечо и наконец сильная боль за грудиной. Все ушибленные места я осеняла крестом, прикладывала компрессы со святой водой. Боль в груди я как бы выжгла перцовым пластырем, который не снимала дня три. И, конечно, молилась, тем более что и наш папа старенький очень болел. В больнице он только намучился еще хуже, я его забрала через две недели и поехала в Иверский монастырь, чтоб заказать о нашем здравии, попросила святой воды. Увидев гробницу с мощами Александра Чагринского, не только приложилась к ней, но и слезно просила отченьку Александра о болящем родителе, чтобы рученьки его не болели так сильно, чтоб мог он спать, креститься и есть правой рукой. Потом и о себе вспомнила, приложила правую руку локтем: уж очень болезненны были косточки в суставе, не трещина ли там?

И опять просила у отченьки Александра Чагринского помощи, молитв за нас грешных. В течение лета я приезжала три раза, вставала на камни на ступеньку перед гробницей, чтобы ноги мои касались святого места, и просила угодника Божиего за нас грешных.

Все боли мои в правой стороне прошли как-то незаметно, я о них забыла. Еще до канонизации святого праведного Александра Чагринского я молилась ему как святому (фотография его иконы была в «Лампаде»).

И что он мне помог, я в этом не сомневаюсь. Папе тоже стало полегче, но он беспрестанно читал акафисты. Вместе со всеми присутствующими в монастыре 15 октября я радовалась прославлению святого праведного Александра Чагринского, и нет слов у меня таких, чтоб выразить эту радость сопричастности к чудесам, которые открывает нам Господь Бог милосердием Своим.

Валентина, г. Самара. БлаговестСамара. рф/-public_page_10268

 

«Иди в церковь!»

Когда мне было двенадцать лет, врач, уже уговорив меня пойти на операцию – надо было удалить почку, – вдруг отказался. До нас дошли его слова, звучавшие как приговор: «Девочка обречена, от силы протянет полгода».

Для отца это было таким потрясением, что он, бывший матрос-балтиец, написал в Минздрав России письмо – крик о помощи. Позже я отыскала листок, исписанный его почерком, и прочла: «Господи, если Ты есть, спаси моего ребенка! Пусть я умру, но пусть она – ЖИВЕТ!» Сам он болел туберкулезом, но мы все еще не теряли надежды на его выздоровление.

Ответ из Минздрава пришел на удивление скоро. Жили мы в Кисловодске, а тут письмо из Москвы – будто на крыльях кто принес!

Мы с мамой срочно уехали в Москву, меня положили в больницу, и у мамы болезнь обнаружили – тоже надо ложиться в больницу. Дома остались чуть живой отец и братишка-первоклассник.

На переговоры с мамой пришел не папа, а сосед, и сказал: «Николай умер…» Мама улетела на похороны. Папу отпевал священник. Жизнь моего отца оборвалась в 36 лет.

Мы, конечно, с Божией помощью выкарабкались из казавшихся неодолимыми бед, но папы мне не хватает и сейчас, через столько лет. Мама в тридцать два года осталась вдовой, вырастила нас, дала нам образование. Сама трудолюбивая и честная, этому же учила и нас. Позже я ее спросила:

– Мама, как же мы выжили тогда? Богу не молились, икон не знали.

– Это вы не молились, – ответила мама, – а я вас спать уложу – и молюсь Богу, чтобы не оставил нас. Глядишь, на другой день то соседка принесет заказ – сшить ей халат, – то посылочку дед пришлет, то, откуда ни возьмись, найдется вдруг из чего суп сварить.

Мама целый год не могла работать, получала 33 рубля пенсии. Перелицовывала вещи, из старья шила нам обновки…

А папа мне не снился. Я мучилась, не в силах понять тайну смерти, пока добрый голос во мне не сказал, что он жив, только очень-очень далеко, я просто не могу его видеть. И я успокоилась. Много позже, уже в Самаре, он приснился мне, – но это был не сон. К тому времени я вышла замуж, родила троих детей, а дорогу к храму мы так и не обрели. А ведь все – и замужество, и рождение детей – было так дивно, и все – от Господа. Я это сознавала. Но не было в жизни чего-то главного – стержня, смысла, гармонии.

…Было раннее-раннее утро, воскресенье. Я вдруг проснулась с необычным ощущением: будто все во мне расплавлено, душа размягчилась, как воск, и разлилась по всему телу. И так всех жалко, все переполнено какой-то вселенской любовью, неведомым светом. Я даже заплакала… от счастья. Я опять забылась в полусне и увидела папу. Как живого, глаза строгие-строгие. Он сказал всего три слова:

– Иди в церковь!

Это было как приказ. Я вскочила, оделась, поехала в Покровский собор. Там только и опомнилась: народу много, светло и празднично, поют… Поставила свечи. Литургию отстояла как один большой и светлый миг. А проповедь священника меня просто потрясла: в ней все, до единого слова, было обо мне! Я все поняла о своей жизни за все мои сорок дремучих лет. И грехи увидела, которые раньше не считала за грехи. И себя – неблагодарную за все, что сделал и делает для меня Господь.

Я еще не знала слов молитв, а душа моя кричала о помощи, о прощении, кричала от горя и радости, – радости за это открытие. Будто двери, к которым я так долго шла вслепую, растворили. А за ними – Свет…

Через полгода мы с мужем обвенчались. И сколько же хороших, добрых христиан узнала я с тех пор! И газету «Благовест» мы ждем всей семьей, как праздника. Бабушки наши молились, да и сейчас за нас молятся. Мамочки наши молятся о нас и детях наших. Тетя была у моей мамы – Ирина Андреевна Крылова, истинно верующая, богомолка. Она за нас всегда молилась, спасая нас в безбожные годы. Помню, посылку нам прислала, а в ней – просфорки. Вот тогда я их в первый раз и увидела.

Сейчас думаю: сколько мужества в наших с виду немощных стареньких бабушках! В любую непогоду едут в церковь, с палочками, на костылях, – все равно идут, службу стараются отстоять. Россия – страна намоленная. Для нас Православие – это и вера, и хлеб, и воздух. Все, чем жив человек.

Я привела в храм своих учениц, взрослых девушек. Три из них подходят ко мне со свечками и тихонько так спрашивают:

– Мы свечи хотим поставить, но мы пока не крещеные. Можно?

Говорю им:

– Раз вам Господь дозволил в храм войти, поставьте свечи, Он ведь всех слышит.

А через две недели приходят они ко мне все три, такие радостные, сияющие, и говорят:

– А мы окрестились!

Ищущую душу Господь вразумит и направит. Помоги нам, Боже! Да будет на все святая воля Твоя!

Елена Максимова. БлаговестСамара. рф/-public_page_10248

 

Возвращение к жизни

Прихожанка самарского Кирилло-Мефодиевского собора раба Божия Вера несколько лет назад пережила, по сути, воскрешение из мертвых. Душа ее вернулась в холодеющее тело только по слезным молитвам – для раскаяния во всех грехах. Мало кому известно об этом, и рассказать о случившемся для публикации в газете Вера решилась только по благословению своего духовного отца, настоятеля собора протоиерея Виктора Ушатова.

– К Богу я шла, наверное, с раннего детства. Еще с десяти месяцев, когда утонула в первый раз…

– Как же ты ухитрилась – в десять месяцев?..

– Родители взяли меня с собой на огород, я сидела у глубокого бака, вкопанного на огороде. Бак был до краев полон водой. Спокойно сидела, играла. Вдруг мама оглянулась – а меня нет. Куда делась? Стали искать по всему огороду и тут заметили плавающую в баке беленькую панамку. Отец сразу нырнул на дно и достал меня уже бездыханную. Откачали, я задышала. Потом уже в восемь лет – опять утонула. Но, видно, не судьба мне была так умереть. Мальчишки постарше позвали покататься на баллоне. Плавать я не умела, а покататься очень хотела. Я же не знала, что они так учили других ребятишек плавать! Заплыли на глубину, и они вдруг опрокинули баллон. Я упала в воду и… даже не пытаясь барахтаться, тихонько пошла на дно. С открытыми глазами и сложенными на груди руками. Пруд был глубокий, а вода прозрачная. И вся она просвечивалась чудесным солнечным светом. Все это я видела, погружаясь на дно. Опустившись на дно, я села и отключилась. Больше я ничего не помнила. На мое счастье, по дамбе шла машина, и ехавшие в ней увидели, как баллон опрокинулся и девочка ушла под воду. Я не всплывала – и они поспешили на помощь. Подъехали ближе, потом кто-то бросился в воду и достал меня со дна.

Ну ведь как: мы все как можем идем к Богу. Вернее, нас Господь ведет к Себе, а мы упираемся. И я тоже долго упиралась. Даже невоцерковленные понимают, когда с ними творится чудо. И я понимала. Но мы все принимаем как должное. Даже когда происходит такое чудо, которое никак не могло быть в нормальной жизни, и мы прекрасно осознаем это, – мы не благодарим Бога… И продолжаем жить как жили.

Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Вот точно так же и мне понадобилось, чтобы очередной гром грянул. Господь уже практически меня призвал к Себе.

Во время операции мне дали не тот наркоз, который был нужен. И душа моя полетела. И вот я летела, летела и знала, куда я лечу, знала, Кто меня ждет. Я знала, что лечу к Богу на Суд. Все знала твердо.

Летела я по трубе. Труба была квадратная и вся облеплена моими грехами.

А грехи были в виде четких квадратов и прямоугольников самых разных размеров и различных цветов. Большие и малые, посветлее и совсем темные… И меня такой страх обуял: а с чем я лечу? У меня одни грехи, а благих-то дел нет! Я и в церковь по-серьезному не ходила, так – заходила только, – и каких-то других добрых поступков у меня не было. Я себя почувствовала страшной грешницей! И от этого ощущения меня обуяло сильнейшее чувство раскаяния и страха, что я с такой кучей одних только грехов предстану перед Богом.

И я стала молиться:

– Господи, прости меня, грешную, и помилуй! Отпусти меня отмолить мои грехи! Я не готова еще к Тебе предстать!..

Моя душа так кричала, кричала невыносимо. Если бы сейчас мне вот так вживую предстать… Я только представляю это, и у меня волосы встают дыбом от страха за свои нераскаянные тяжкие грехи.

Вот таким образом я познала раскаяние. И то, насколько я виновата перед Богом. Когда я летела по нескончаемо длинной этой трубе, у меня от сверхзвукового полета стоял свист в ушах. Я молилась, молилась в истерике с осознанием всего ужаса своего положения, и неожиданно как-то – раз! – остановилась и зависла в этом пространстве. Зависла и полетела обратно.

– С той же скоростью?

– Сначала – да, с той же скоростью. Но эта скорость быстро прекратилась, полет замедлился, и тут мне стало как-то плохо-плохо-плохо! Это я уже ощутила физически. И я открыла глаза. Я уже лежала на больничной койке, но не могла понять, где я. Потолок был на мне, он лежал прямо на моем лбу. Казалось, вот я руку протяну – и дотронусь. Но протянуть руку я не могла. Потом потолок стал потихоньку подниматься, и я стала ощущать пространство. А до этого было ощущение, что я лежу в гробу. Я не понимала, что это потолок: просто белое вокруг меня. И только когда потолок стал подниматься, я увидела рядом врачей в белых халатах и больничную палату.

– Вера, а сам полет проходил во тьме?

– Нет, в трубе было достаточно светло. Как в обычной комнате. Сама труба была объемная, казалось, что если я протяну в стороны руки, я до нее дотронусь. Размером она была на расстоянии моих вытянутых рук, вдоль и поперек. Труба была с изгибами, и свет в ней был одинаков.

Я очнулась совсем другим человеком. После этого осознанно стала ходить в храм. Чудес в жизни было очень много. А сейчас сколько их совершается! Каждый день – чудо! Слава Тебе, Господи, что Ты меня привел к Себе! Благодарю Тебя…

– Твое преображение после операции было неожиданным для семьи?

– Они ничего не знали о том, что случилось со мной. Без храма, без молитвы к Богу я не могу больше жить. И вся моя семья стала ближе к Богу. В то время я очень сильно ощущала на себе тяжкий грех, что живу с мужем в невенчанном браке. Это очень меня тяготило. До этого я сама предложила мужу повенчаться, но он отказался. А потом настал такой момент, что он сам заставил меня, и мы пошли обвенчались. Я противилась, потому что думала: может быть, он решил это в угоду мне. Потому что я заболела очень тяжкой болезнью. Но муж просто заставил меня с ним повенчаться.

И после моего воскрешения – я ведь на самом деле воскресла, Господь вернул меня к жизни для покаяния, – было много удивительных чудес.

– Расскажи хотя бы об одном из них.

– А можно тогда – об Иеронимушке?.. Это случилось вскоре после той памятной операции. Мне стало легче, и летом Господь даже сподобил меня поехать в Дивеево, к преподобному Серафиму Саровскому. До этого я не была ни в одном паломничестве и даже не представляла, что это такое. Ехали мы через Санаксарский монастырь, и я побывала на могиле у батюшки Иеронима. Было лето 2001 года, еще не исполнилось сорока дней с его кончины. Мы служили панихиду на его свеженькой могилке. И было необыкновенное чувство, что батюшка Иеронимушка слышит меня! Это было самое начало моего приближения ко всему святому. И он услышал меня, откликнулся на мои слабенькие молитвы и обогрел любовью! Видимо, он стал молиться обо мне.

Ровно через два года я попала на операцию в онкологию. И получилось так, что меня к операции подготовили, а все уколы – онкология есть онкология, надо было уже за сутки начать делать мне успокоительные и другие уколы, и на ночь, и утром ни свет ни заря, – мне их почему-то забыли назначить. Видимо, был на это Промысл Божий. Я была предоставлена только Богу.

Помня о том, что произошло раньше, я знала, что меня ждет, и был еще страх оттого, что я плохо переношу наркоз, а здесь без наркоза нельзя никак. Но даже до последнего врачи не могли решить, какой мне дать наркоз. Перед тем как лечь в больницу, я – вроде бы случайно – купила книгу «Старец Иероним». И в дни, пока меня готовили к операции, я не расставалась с этой книгой. Читала ее и вечером накануне операции, и утром, едва проснувшись. Я все время мысленно общалась с батюшкой Иеронимом, разговаривала с ним.

Напряжение психологическое было такое сильное, что я даже не могла молиться. Только и могла сказать: «Господи, помилуй меня грешную!» И не переставая читала эту книгу. Когда меня отвлекали от чтения, моментально всю меня покрывала какая-то черная сила и сразу обуревал такой страх перед тем, что мне предстоит пережить: а очнусь ли я от наркоза?.. И тогда я всех от себя отстраняла и продолжала читать, продолжала общаться со схиигуменом Иеронимом. Самое большое чудо для меня было, когда я читала книгу – и чувствовала, что вот он рядом со мной сидит на кровати, гладит по голове и успокаивает: все будет хорошо! Это вселяло в меня такую огромную веру в то, что он за меня молится, что Господь меня спасет и оставит жить. Ради моей дочери, ради которой Он уже когда-то оставил меня в живых. И по молитвам батюшки так и произошло! Батюшка Иероним ободрил и утешил меня, вселил в меня надежду на милость Божию и спасение.

– Так Господь и раньше спасал тебя – ради дочери?

– И тоже на операции. Самое первое мое осознанное чудо произошло по молодости, когда моей дочери только-только – еще неделя не прошла – исполнилось пять лет. А так получилось, что я ее воспитывала одна. И я попала на операционный стол. В тяжелейшем состоянии. Начиналось заражение крови. Когда врачи определили, что со мной, меня бегом-бегом повезли в операционную, была дорога каждая секунда. И врачи между собой – им даже некогда было скрывать от меня – говорили: «Скорее, сейчас она умрет! Сейчас умрет!» Я слышала все это, и это осознание того, что моей дочери всего пять лет, а я сейчас умру и оставлю ее, было ужасным! Я сама росла сиротой. Никому не понять, что такое сиротство, если сам он этого не испытал на себе! Я не желала этого своей доченьке! И я стала Бога молить! Я тогда не умела молиться, а вот тут-то вспомнила, что Бог есть и что только на Него вся надежда. И успела до того, как мне дали наркоз, высказать Господу величайшую свою просьбу: «Господи, не дай мне умереть, чтобы дочь моя не осталась сиротой, как я!.. Ради дочери оставь мне жизнь!» И Господь меня помиловал. Хотя тогда мало кто верил в то, что я смогу жить, но Господь милостив!

…Каждый день, который я живу на земле, – чудо. Дар Божий, Его великая милость!

БлаговестСамара. рф/-public_page_10080

 

Как моя подруга стала верующей

Моя подруга Людмила Мустафаева жила в Сибири, в поселке Мушкино близ Нефтеюганска. Работала начальником отдела по проектированию нефтяных скважин и установок. Инженерно-технических работников по графику посылали на объекты – проверить, как работают скважины, уточнить объемы добычи нефти.

Людмилу высадили с вертолета и оставили одну на поляне. Она стала ходить от скважины к скважине, осматривая показания приборов, записывая расход. Карты у нее с собой не было, и Людмила решила пройти вдоль воздушных линий к другим скважинам.

Вдруг Людмила спохватилась, что она оказалась на травянистом островке, как поплавок торчащем среди воды, на болотистом месте. Там же вечная мерзлота, и трава кое-где лишь слегка прикрывает трясину тонким слоем дерна. Как же выйти из этого гибельного места, ведь здесь шаг ступи – и провалишься в болото…

Людмила, до этого и не помышлявшая о вере, тут со слезами взмолилась:

– Спаси, помоги, Господи!

Кочка, на которой она стояла, уже стала погружаться все ниже, ниже. Людмила перекрестилась на все четыре стороны с теми же словами:

– Спаси, сохрани и помоги, Господи… если Ты есть!

И тут над Людмилой стали кружить птицы. Полетают над ней, а потом сядут на ветки деревьев; снова покружат – и вернутся на те же деревца.

Людмила и говорит:

– Господи, пусть одна птица покажет мне, куда идти!

И тогда все птицы угомонились, и только одна стала летать над ней. Просвистит, будто зовет за собой: «Пик, пик!..» – и на деревце отлетит.

Хоть и страшно было ступить в грязную воду и тину, Людмила все же решила идти в ту сторону, куда указала птица. Шагнула, и примерно в тридцати сантиметрах от кочки нога ее наступила на лежащее в тине бревно. По этому бревну Людмила и вышла на полянку с твердой почвой.

С тех пор она стала верующей, христианкой. Бог нас видит и слышит, и если мы с верой молимся Ему, обязательно подаст Свою помощь. Хоть через добрых людей, хоть – через птиц…

Мария Петрова, г. Лениногорск, Татария. БлаговестСамара. рф/-public_page_10032

 

«Господи! Прости меня грешную!»

В ноябре 1987 года у меня намечался отпуск, который я планировала провести дома, но неожиданно на работе мне предложили «горящую» турпутевку в Киев на 10 дней (после чернобыльской катастрофы, в апреле 1986 года, поток туристов, желающих посетить Украину, резко сократился). Вылетать нужно было через два дня. Муж Саша поездку одобрил и остался дома с моей дочкой от первого брака, Наташей, шести лет. У меня это был второй брак, а у мужа первый, но общих детей у нас не было, хотя о ребенке мы мечтали уже около года, но малыш почему-то не спешил в наш дом….

Киев удивил меня своей красотой, казалось, все дышало стариной и историей, и люди были приветливые и добродушные. Группу поселили в гостинице, там я познакомилась с девушкой Ольгой, и все мероприятия мы с ней посещали вместе. Однажды Оля предложила мне съездить с ней в церковь, ее бабушка была верующей и просила заказать молебны в храме. В Бога я никогда не верила, хотя в младенчестве мама меня тайно крестила. Как большинство детей, родившихся в советский период, я была пионеркой, потом комсомолкой и к вере относилась с юмором. Церковь не посещала, а религию воспринимала как историческое прошлое нашей страны. Итак, мы с Ольгой отправились во Владимирский собор.

Храм поражал величиной и великолепием, казалось, несколько церквей объединились в одну, такой он был огромный и величественный! Когда мы вошли, Оля сказала: «Давай помолимся!» Но для меня это было невозможно! У меня просто рука не поднималась, да и внутри все протестовало! Я ответила: «Молись, конечно, а я не могу, нужно уж кому-то одному служить, черту или Богу!» Сошлись на том, что каждая займется своим делом, а через полчаса мы встретимся в определенном месте. Оля ушла по своим делам, а я стала осматривать храм. Почти сразу мое внимание привлекли негромко беседующие мужчина и женщина. Мужчина, лет сорока, особенно ничем не выделялся, а женщина, его ровесница, была просто красавица, в великолепной шляпе с вуалью и дорогом пальто, явно не из простых и бедных. Я встала рядом и прислушалась, разговор шел о вере:

– Зачем же Вы пришли в храм, если не верите!

– Я пришел сюда как в музей, и вера не имеет к этому никакого отношения! Это культура моей страны, да и когда еще судьба занесет меня в Киев?

– Хорошо! Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят! Если уж вы здесь, то хотя бы мысленно скажите: «Господи! Прости меня грешного!» А потом: «Спаси и сохрани!»

– Грешного?! Да вы смеетесь, что ли, у меня и грехов-то никаких нет, я всю жизнь работал, когда грешить-то?! Да и от чего Он меня спасти может?!

Я полностью была на стороне мужчины, но меня поразило то, что женщина верит! Такая красивая, умная, состоятельная – и верит! В моем понимании верить могли только древние старушки или не очень умные люди! В свои 27 лет я была очень упертой и упрямой, а убедить меня в чем-то было весьма затруднительно, практически невозможно, во всем я должна была удостовериться и разобраться только сама!

Потом я решила – ну, а что, собственно, случится, если я подумаю: «Господи! Прости меня грешную!» Я посмотрела на огромное изображение Спасителя и мысленно произнесла: «Господи! Прости меня грешную! И пошли нам с Сашей, пожалуйста, ребенка!» Креститься я не могла и свечей не покупала, но после этих слов мне стало так плохо! Силы покинули меня, я готова была опуститься на пол и заплакать! Я не могла идти, и, казалось, сейчас упаду и потеряю сознание!

В этот момент ко мне подошла Ольга и, увидев мое состояние, почти волоком вытащила меня из церкви и усадила на ближайшую скамейку. Не знаю, сколько мы просидели, но в гостиницу я еле-еле пришла, сил не было совсем, я сразу уснула и на следующий день чувствовала себя хорошо, как всегда. Но на вере в Бога это никак не сказалось, я осталась неверующей!

Вскоре я вернулась домой, и почти сразу наступила такая желанная беременность! Наша маленькая семья была на седьмом небе от счастья! Наконец, в октябре 1988 года, на свет Божий появился мальчик, которого мы назвали Павлом. Три месяца промелькнули как один день, а потом малыш начал болеть, его мучила страшная аллергия, гидроцефальный синдром, внутричерепное давление и другие недуги. На щечках, ножках и ягодичках у Павлика почти не было кожи, все мокло и превращалось в страшные раны, от врачей мы не выходили, но лучше не становилось, ребенок практически не спал, его мучили зуд и головные боли; кроме того, из-за диатеза его головка часто покрывалась фурункулами. Душа рвалась на части, но помочь сыну мы не могли ничем, что бы мы ни делали, все оставалось по-прежнему.

В июне 1989 года, когда сыночку было около восьми месяцев, ему стало совсем плохо, поднялась высокая температура, которая ничем не сбивалась, и 20 июня нас положили в больницу (ДГБ № 13, ул. Восточная, д. 31) Дней через пять ему стало легче, и я вздохнула с облегчением, но, видимо, Павлик перезаразился в больнице и внезапно, к вечеру, ему стало очень плохо. Дежурная врач делала что могла, но малышу становилось все хуже, температура поднялась до 41 градуса и не сбивалась. Ребенок ни на что не реагировал, началось обезвоживание организма, малыш стал значительно меньше в размерах, и на личико опустилась темная туча, которая, казалось, вытягивала из его крохотного тела последние силы. Зашла медсестра и сказала мягко: «Не плачь, ты молодая, еще родишь, если что, сама ведь видишь, какой у тебя парень тяжелый, да и не один он у тебя, дочка дома ждет!» А мне хотелось кричать: «Уйдите все, оставьте меня в покое! Мне нужен только этот ребенок! Я за жизнь борюсь, а вы – за смерть, что ли?!» Но у меня не хватало сил не то что на крик, говорить было трудно. Перегородки между палатами в больнице были стеклянными, и мамочки деток, находящихся в других боксах, со страхом наблюдали за всем происходящим, а женщина, лежавшая с нами в одной палате, так испугалась, что забрала свою девочку под расписку и ушла из больницы. Вечером нас пришли навестить муж и дочка. На улице стояла жара, и окно в палату было открыто. Саша взял Наталью на руки, она заглянула в комнату, посмотрела на малыша и спросила: «Мама, а где наш Павлик?!» Братика она не узнала, так он изменился за одну ночь. Муж все понял без слов и молча стоял у окна, мы с ним почти не разговаривали, каждый из нас боялся, что вместо слов прорвутся рыдания…

Состояние ребенка становилось все хуже, я не ела, не спала, а только сидела возле кроватки и не сводила глаз с моего мальчика. Мне казалось, что если только я усну хоть на мгновение или отведу взгляд от его личика, он сразу умрет! Я смотрела на сыночка и вдруг взмолилась всем своим существом:

«Господи! Если Ты только есть, помоги мне, спаси моего ребенка!

Я всегда буду верить в Тебя и сына крещу, только оставь мне его, Господи!

Прости мои грехи, глупость, безверие, помоги мне, Господи!

Я готова отдать полжизни, только сохрани моего мальчика, Господи!»

Вдруг я ощутила, как в палате что-то изменилось, словно Сам Господь Бог явился ко мне. Он заполнил собой все пространство и напряженно думал, как поступить! Я с ужасом поняла, что недостойна Его милости и если малыша не станет, то я это заслужила всей своей жизнью, в которой умудрилась нарушить все заповеди Божьи. Казалось, я превратилась в маленькую точку, а рядом присутствует Судия честный и справедливый, Который находится везде и сразу одновременно и знает все и сразу не только обо мне, но вообще знает все и обо всем! Не знаю, сколько прошло времени, может, всего одно мгновение, но мне казалось, что суд Божий длился очень долго, я не смела пошевелиться и ждала ЕГО решения. Вдруг я заметила на личике сына просветление, словно солнечный луч осветил моего мальчика, только свет шел изнутри, как будто душа его встрепенулась и ожила, хотя в палате стоял полумрак, и я поняла, что Господь дал мне шанс! Он поверил в меня, и малыш, мой Павлик, будет жить! Потрясение было так велико, что я не могла пить, есть и спать три дня. С этой секунды я стала верующей, ведь САМ ГОСПОДЬ был рядом со мной!

Через три недели, 19 июля, нас выписали. Наша доктор сказала на прощание: «Вы не расстраивайтесь, что Павлик перестал сидеть и стоять на ножках, не сравнивайте его ни с кем, не каждый перенесет такое!» А я была просто счастлива, пусть не сидит, не стоит, пусть много потерял в весе, но он жив! А главное, я ЗНАЮ, что БОГ ЕСТЬ!!

Когда мы вернулись домой, я сразу надела крестик, а вскоре окрестила дочку и сына!

Но к своей первой исповеди я шла еще долгих 18 лет. Наконец, в 2005 году, Господь вразумил меня, что о священнике нужно молиться! Так, по молитве, я пришла к отцу Сергию Ермолаеву. Два года я приходила в храм минут на 20–30, молилась и смотрела на нашего батюшку. Подойти не решалась и только в июле 2007 пришла на первую исповедь и уже по-настоящему стала прихожанкой нашего храма.

Ирина, форум Оптиной Пустыни https://forum.optina.ru

 

Исповедь самоубийцы

Мне 38 лет, образование высшее, живу в Сибири, в Кемеровской области. Работала вахтовым методом в одном из газодобывающих управлений в Томской области. Работой очень дорожила. Всегда интересовалась аномальными явлениями, читала статьи, часто думала об этом. Потом, в течение нескольких лет, и со мной стали происходить странные явления: то небольшой полтергейст в квартире, то появление и исчезновение предметов. Страха не было, и я поощряла «барабашек», считая их проделками «симпатичного домового». Хоть какое-то развлечение в не слишком разнообразной сибирской жизни. Я и предположить тогда не могла, чем обернется для меня эта симпатия. Родители мои, крещенные с детства, не верили в Бога, считая церковную жизнь предрассудком прошлого. И все же в пятилетнем возрасте меня крестила бабушка, однажды тайком от родителей отведя в храм. С тех пор душа, где-то в глубине, хранила веру в Бога, но я старалась не думать о Его бытии и в храм заходила редко.

Вела я, мягко говоря, не очень праведный образ жизни, что и послужило причиной моего увольнения с работы, которая, к слову сказать, приносила хорошие деньги. Увольнение потрясло меня, я перестала спать, запрыгало давление, однажды случился тяжелый сердечный приступ.

И вот, на фоне бессонницы и уныния, я услышала успокаивающие голоса, предсказывающие мне прекрасное будущее. Я сразу подумала, что сошла с ума, что началась шизофрения. Ни с чем другим связать эти голоса не догадалась, а тем более с нечистой, силой. Как только появились мысли о сумасшествии, голоса начали меня уверять в обратном, а для доказательства демонстрировали, например, движения взад-вперед минутной стрелки в часах. Видели эти движения и мои друзья. Но они воспринимали их как фокусы, производимые мною при помощи магнитов или других приборов (я работала одно время слесарем контрольно-измерительной аппаратуры).

Сначала голоса представлялись как «энергоинформационные сущности». Беседы происходили по ночам. И разговаривала я якобы с «центральным компьютером энергоинформационного поля» (такие названия даже после учебы в институте были для меня неизвестными, загадочными). «Они» рассказывали, как по ночам «считывают» информацию с людей, причем у некоторых контактеров не выдерживает сердце и они умирают от инфаркта. Общаться я отказалась – не до того: я ведь потеряла работу, а тут какая-то ерунда… Да и в «их» рассказах ничего нового не было, и я начала насмехаться над «сущностями», будучи совсем уверенной, что сошла с ума.

Тогда «они» избрали другой вариант, более действенный. Я услышала голоса бабушки, маминой мамы, которая меня вырастила (крещена я была бабушкой по отцу), и голос умершей подруги. Я громко заплакала и безоговорочно поверила, что это голоса дорогих моему сердцу людей. «Близкие» сообщили, что находятся в аду: бабушка – за безбожие, а подруга – за дурное поведение (я, однако, вела себя не лучше). Мне они предрекли аналогичную участь.

И начали упрашивать добровольно уйти из этой жизни. Сказали, что здесь меня уже ничего не держит, дочь устроена, с мужем мира не будет, маму я смогу забрать к себе, когда захочу… В конце концов я согласилась. «Они» велели напиться водки и сообщили, что ночью наконец заберут к себе. И продемонстрировали, как это произойдет. По телу сверху прошла волна в область сердца. И в это мгновение сердце остановилось. Я попыталась закричать, но не смогла. Волна тем временем вышла через ноги и пошла дальше. Через секунду сердце забилось опять.

Только тогда я поняла, что была на волосок от смерти. «Они» только спросили: «Ну что?! Успела позвать на помощь?» Этим «они» хотели продемонстрировать, что могут, но не забирают меня насильно. И в доказательство своей силы показывали фокусы: мое лицо в зеркале становилось то гладким, как у ребенка, то сухим и морщинистым, как у дряхлой старухи.

Предсмертную записку я писала только под «их» диктовку. И вот я напилась и заснула. Проснулась среди ночи, в три часа, с жуткой головной болью, но живая. «Голос» сообщил, что выдержало сердце. И тут я умирать передумала. Нашла в себе силы встать, подойти к столу и уничтожить записку. Но «голоса» не умолкали. В комнату с гулом наплывал какой-то серый, вонючий туман. Голову сдавило так, что, казалось, вот-вот упаду в обморок. Я закрыла ладонями уши, но гул не прекращался.

И вдруг я «их» увидела. Эти существа были похожи на лунную дорожку в чуть подернутой рябью поверхности воды неглубокого озера. Тут я догадалась связать их с нечистой силой и совершила крестное знамение. Существа тут же исчезли, затих и гул. Я снова легла и спокойно уснула. Потом в душе появилось даже некоторое умиротворение и уверенность, что такое больше никогда не повторится. Но к вечеру опять начал накатывать знакомый дикий страх, обычно предшествовавший появлению нечисти. Пришлось даже вызвать «скорую помощь» и сделать успокоительный укол. Спала я в эту ночь как убитая. На следующий день, в воскресенье, я, вспомнив бабушку, решила сходить в церковь. Помолилась, как умела, по молитвослову, что незадолго до этого подарила мне двоюродная сестра, купила икону Божией Матери.

Ночевать одна не рискнула – пригласила к себе двух подруг. Удивительно, что гул, сопровождавший появление нечистой силы, они тоже слышали, но не придали ему особого значения: решили, что это гудят трубы центрального отопления. Я не стала их разубеждать, не стала рассказывать им о своих проблемах, – сама ведь сомневалась в реальности происходящего. Далеко за полночь знакомые ушли, но пообещали, что через некоторое время вернутся.

Оставшись в одиночестве, я вновь начала испытывать ужасные атаки со стороны нечисти, которая неожиданно заговорила со мной от имени Господа. Железный «голос» перечислил мои грехи, а потом потребовал выбирать: или смерть, или сумасшествие.

В своем невежестве я поверила! Опять закрутилась навязчивая мысль о самоубийстве. И все же я не соглашалась покончить счеты с жизнью. Тогда «голос» пригрозил забрать вместо меня дочь или маму. Голова закружилась в тяжких раздумьях: «Я никому не хочу зла. Надо выбирать. Остаться сумасшедшей? Кому я такая нужна…» И вот наконец решилась – со слезами, повинуясь воле «свыше», взяла нож. В это время я была похожа на робота: сознание противилось, но руки все равно повиновались кому-то другому, резанув по горлу.

«Теперь умирай, – услышала я. – Через два дня мы тебя встретим». Теряя сознание, я спросила: «Где?» Ответ был страшен: «В аду. Ведь ты – самоубийца». После этого раздался истерический смех и последнее восклицание, которое четко прозвучало перед тем, как я рухнула в черную бездну. Ужасные четыре слова: «Над тобой смеялся бес». До сих пор удивляюсь тому, как мне удалось выползти на лестницу, где меня, истекавшую кровью, и обнаружили соседи.

В больнице я провела без сознания три дня, а затем стала приходить в себя. Как только мне полегчало, я опять испытала атаку бесовской силы. Нечисть снова стала угрожать мне, заставляла вытащить иглу капельницы из вены и тем самым покончить с собой. Но – удивительное дело! – я владела руками и находила силы бороться с бесом.

Силы все же постепенно стали снова покидать меня, уступая место знакомому страху, но вдруг где-то рядом тихий ласковый голос приказал мне не слушать бесов. Их угрозы не имеют никакой силы, пока я не дам своего согласия. Позже священник объяснил, что это был голос моего Ангела-хранителя. Нечисть долго совещалась, о чем-то спорила, страшно кричала и… решила оставить меня в покое. «Давай, – говорят, – мы умертвим человека, который выгнал тебя с работы». Не получив моего согласия, голоса удалились, чуть позже затих и неприятный гул. И в полной тишине ласковый голос сказал: «Наташа! Смотри, чтобы не было за тебя стыдно». Я пообещала больше не грешить и в тот же день начала поправляться.

Перед выпиской из больницы меня обследовал психиатр, но отклонений не нашел. Через некоторое время я исповедовалась и причастилась Святых Христовых Таин. С тех пор хожу в храм, молюсь, читаю духовные книги. Будто вновь открылись глаза и увидели ослепительно белый свет после долгих лет жизни в затхлом подземелье.

Прошло уже больше года, но иногда все же далеко-далеко слышу знакомый гул. Немедленно ограждаю себя, как учил батюшка, крестным знамением – гул исчезает.

Я безмерно благодарна Господу, что оставил мне жизнь для покаяния.

Раба Божия Наталия, газета «Православный Санкт-Петербург»

www.missiakryashen.ru/ortodox/vera/ispoved

 

Рассказ о чудесном спасении от неминуемой смерти

Большинство из нас, прошедших в школьные годы через пионерские и комсомольские организации, воспитано в атеизме. И далеко не каждый и не сразу приходит к вере в Бога. В повседневной жизни мы к месту и не к месту поминаем всуе имя Божие: «Бог даст», «Бог в помощь», «Видит Бог», «Ей-Богу» и т. д., в полной мере не сознавая, что говорим. Многие не верят в то, что Иисус Христос – Бог, не верят в чудеса, сотворенные Им. Подай человеку чудо, да чтоб видел он его своими собственными глазами, – тогда он, может быть, и поверит в Бога. Да и живем-то мы по поговорке: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится».

Примерно так же жил и я. Хотя крещен был в младенчестве, нательный крестик надел сознательно только около пяти лет назад. Церковь посещал раз в полгода, исповедовался и того реже. В своем автомобиле на передней панели в салоне прикрепил иконку Божией Матери. Со временем перед каждой поездкой я стал молиться своими словами (не зная полагающихся традиционных молитв) Господу Богу и Божией Матери. И вот однажды на «макушке» лета, в середине июля 1995 года, для меня «грянул гром».

Я подъезжал к крутому повороту на выезде из Высоковска в сторону Волоколамска. Скорость чуть меньше сорока километров. Асфальт – мокрый после дождя. Встречный автомобиль, не вписавшись в поворот, вылетел на мою полосу – и столкновение почти «в лоб». От моего автомобиля целыми остались два задних колеса и правая задняя дверь.

Очнулся я уже после того, как меня вытащили из машины, выломав остатки двери. Увидев, в каком состоянии было водительское сиденье, изумился: в каком же положении я там находился? Я отделался несколькими ушибами, а в кулаке моем каким-то образом оказалась зажатой иконка Божией Матери.

Как здесь не поверить?.. Бог спас!

www.pravoslavnaya-biblioteka.ru/chudesa/27.html

 

Чудо с отцом монахини

Монахиня Свято-Елисаветинского монастыря Мария (Егерева):

– Эта история произошла с моим отцом, Евгением Ивановичем, в июле 2014 года. Моему папе 78 лет, он вырос в деревне и очень любит природу, особенно прогулки в лес. Несмотря на свой возраст, в лесу он ориентируется хорошо и никогда там не терялся. Случалось, что мог заблудиться, но всегда самостоятельно находил дорогу. Но такого, как в этот раз, накануне праздника в честь первоверховных апостолов Петра и Павла, с ним не происходило никогда. Мой отец ходит в церковь, причащается Святых Христовых Таин, но все же его нельзя назвать церковным человеком, он в чем-то скептик, а иногда и вовсе может говорить что-то негативное в адрес Православной Церкви – разумеется, по своему непониманию. Именно так и случилось накануне 12 июля, когда я посоветовала ему сходить на праздничное богослужение. Он лишь отмахнулся, высказавшись негативно в адрес святых Петра и Павла. Я сказала ему: «Папа, что ты такое говоришь, это ведь грех», но он не прислушался к моим словам.

И вот накануне праздника он отправился в лес за ягодами. Это было в районе Осипович (станция Верхи), местность там преимущественно болотистая, но ягод всегда много. Однако в этот раз он ничего не нашел, потому что заблудился и долго бродил по лесу.

Когда в середине дня папа позвонил мне и сказал, что не может найти дорогу, я не ощутила беспокойства, потому что так случалось часто: сначала он не мог выйти из леса, а потом в конце концов находил дорогу, которая оказывалась совсем рядом. Но в этот раз все было иначе.

Когда он позвонил поздним вечером и сказал, что по-прежнему не может выйти из леса, я уже не на шутку разволновалась, потом позвонила в службу МЧС. Я не спала всю ночь и молилась о том, чтобы Господь помог папе вернуться.

Вместе со мной молились и сестры нашего монастыря, и наш батюшка. Утром следующего дня моего отца нашли. Из леса он вышел другим человеком, сказав, что ему помогли Пресвятая Богородица и святые.

«Уже стемнело, когда я вышел на просеку, идущую от канавы, – рассказал мне потом отец, – но вскоре дорогу мне преградила вода, и я понял, что не могу идти дальше. Я свернул немного в сторону и вдруг увидел вдалеке женский силуэт белого цвета и какого-то кирпичного цвета силуэт мальчика. По мере того как я приближался к ним, они отдалялись. Женский силуэт был в несколько раз больше человеческого роста, силуэт мальчика – совсем маленький. Я пошел за ними, в этом я видел свое спасение. Но они двигались очень быстро, и я, понимая, что не успеваю за ними, крикнул: «Женщина, помогите мне!» Они остановились, я стал приближаться к ним и в огромном силуэте женщины узнал Божию Матерь, а в силуэте мальчика – Христа. Потом появилось еще два огромных мужских силуэта, потом – еще два. Я до пояса их мог видеть, не во весь рост. Чьи это были силуэты, я не мог понять, но думаю, что это были святые».

Мой отец не мнительный человек, чтобы ему это могло показаться, и уж тем более не склонен фантазировать, да и чувство страха в подобных ситуациях никогда не было ему свойственно. Я всю ночь в монастыре не спала, потому что волновалась и молилась о папе.

Тогда сильно похолодало, а он был легко одет, и я переживала, что он простудится. Потом папа рассказал, что он провалился в болото, и ноги долгое время были мокрыми, но он даже не чувствовал холода, хотя в ту ночь еще и дождь шел. Папа уверен, что это Богородица и святые согрели его и вывели из леса. После он еще рассказал о том, что там, в лесу, увидев эти силуэты, он каялся за свои слова, просил прощения за то, что обидел святых Петра и Павла, да еще накануне их праздника.

«Я бродил по лесу всю ночь, – потом вспоминал отец. – Дорога была рядом, но я никак не мог на нее выйти. Следуя за появившимися силуэтами, которые двигались впереди меня, я вышел прямо навстречу спасателям, которые меня искали».

После этого случая папа сразу же пришел в храм, заказал благодарственный молебен, дал пожертвование для монастыря, а главное – он очень изменился и в своем мировоззрении, и в своем отношении к Церкви. И больше ничего негативного в адрес Церкви я от него с тех пор не слышала, да и, думаю, уже не услышу.

По молитвам сестер нашего монастыря Господь вразумил его, открыв Себя, показав Свою силу и явив Свою милость, тем самым укрепил моего папу в вере и, надеюсь, навсегда избавил от сомнений. Теперь мой отец не только верит в Бога, но и знает, что Он есть.

форум Оптиной Пустыни www.forum.optina.ru

 

Спасла молитва «Отче наш»

Эта история произошла с моим давним хорошим знакомым Дмитрием. Тогда он был еще студентом-старшекурсником и свое свободное время предпочитал проводить в компании друзей, думал о девушках, об учебе – но мало или даже вообще не задумывался о Боге. Возможно, потому, что являлся маловерующим, а может быть, вообще неверующим человеком. Но пути Господни неисповедимы, и тот роковой вечер для Дмитрия стал особенным.

Однажды он вышел на прогулку со своим другом, и по пути своего следования ребята увидели группу людей, внешне похожих на преступников. Вели они себя также асоциально. Завидев двух студентов, преступники двинулись на них – было видно, что им нужен лишь повод, чтобы устроить драку. Дмитрий понял, что сейчас будет что-то неладное. Но как могли двое студентов-старшекурсников одолеть этих верзил, превосходящих их к тому же числом?! Завязалась драка, исход которой был уже ясен: если бандиты не отступят, они забьют парней до смерти. Уже упав и продолжая получать удары, Дмитрий подумал: «Еще немного, и я умру». И вдруг вспомнил молитву «Отче наш». Он стал читать про себя эту молитву. И – о чудо – как только молитва была дочитана, уголовники быстренько ретировались, оставив полуживых парней лежать на земле. Парни выжили, а на лице Дмитрия навсегда остался большой рубец, сантиметров на десять, – след от ножа. С той самой минуты Дмитрий уверовал в Бога. Он абсолютно четко осознавал, что еще немного, и он бы погиб.

Господь помогает по молитвам к Нему. Но что человек дает взамен? Как-то довелось услышать свидетельство о клинической смерти одной женщины. Она рассказывала, как ее душа после смерти попала к Господу, и Он задал ей вопрос: «А что ты сделала для меня?» Помню, меня поразил этот вопрос. А действительно, что? Чего вообще Бог ждет от человека? Возлюбить Бога и ближнего как самого себя, соблюдения заповедей, стремления к совершенству, проповедования. Многое ли из этого мы исполняем? Когда у человека что-то получается, он, бывает, говорит: «Слава Богу!» То есть благодарит Бога за помощь. Бога, который часто помогает людям, исполняя их молитвы. Порой даже в безнадежных ситуациях, когда, казалось бы, выхода нет – вдруг как-то так складываются обстоятельства, что проблема разрешается сама собой.

Но что человек дает Богу в ответ? Старается не грешить, но ни у кого это не получается: грешим либо в делах, либо в мыслях – просто периодичность греха у всех разная. Много ли вокруг людей, живущих для Бога, исполняющих ежедневно, ежечасно Его волю, а не собственную? Ведь если другой мир существует, после неминуемой смерти каждый из нас будет отвечать на этот главный вопрос. Найдем ли мы, что ответить?

 

«Бог или Ангел достал меня из-подо льда…»

«Бог все-таки есть», – часто говорил вслух седоватый старик, высокорослый, согбенный, с выразительными чертами лица.

Его звали Федор Михайлович Махов. В то время во всех школах и институтах учили, что Бога нет, а верующих считали отсталыми или сумасшедшими. Уверился же Федор Махов в существовании Бога после того, как был спасен из воды.

Однажды он шел домой по льду по речке Пехорке, это в Подмосковье. Был поздний вечер, а зимой рано темнеет. Дороги не было видно. Где-то на середине реки он попал в прорубь. Река в том месте была глубока, так что летом не каждый ныряльщик до дна достанет.

Очутившись под водой, он стал тонуть. Если на льду темень, то уж подо льдом полный мрак. Он стал барахтаться, чтобы выплыть. Через несколько секунд он всплыл, но не попал в прорубь, а ударился головой о лед. И вот тут он действительно стал тонуть, потому что не знал, куда выплывать. Опускаясь на дно, он изо всей мочи воззвал к Господу:

– Боже, если Ты есть, спаси меня, помоги!

Он молил не словами (воздуха не было), а умом – всем своим нутром кричал вверх. В тот же миг вода подо льдом осветилась.

– Я не видел никого, только свет был, как утром, – объяснял он потом. – Свет приблизился ко мне. И какая-то сила взяла меня как бы за волосы и потащила вверх. Не знаю как, но меня вытолкнуло на край льда. Кто-то помог мне выбраться. Наверное, Бог или Ангел достал меня из-под льда… Я сначала пополз, потом поднялся на ноги и пошел. Пальто от воды тяжелое, ледяное. Я не успел замерзнуть, как дошел домой… Да, кто бы что ни говорил, а Бог все-таки есть. А иначе меня бы уже не было на этом свете.

www.pravoslavnaya-biblioteka.ru