Уже тридцать лет старый Бурнаш почти каждую ночь выходил в дозор на улицы родного города. Напарники у него менялись, а он так и продолжал беззаветно служить своему городу. И сейчас, когда ему уже немало лет, он, как то старое дерево, что скрипит, гнется, но не ломается, продолжает нести свою службу. Вот уже семь лет он ходит по одному и тому же маршруту – обходит свой участок и, делая небольшой крюк в сторону, выходит к старым городским воротам.

На небольшой площади у ворот он любит постоять некоторое время; если кто-то из охраны городских ворот не спит в этот поздний час, то можно перекинуться с ним десятком-другим слов, угостить его тыквенными семечками и угоститься самому, если угостят чем-нибудь. Хвала Всевышнему и всем остальным богам, последние пятнадцать лет в городе по ночам тихо и мирно. А раньше, бывало, и дубину свою приходилось в ход пускать, а порой и кинжалом доводилось поорудовать. Кафа – город богатый, а где деньги, там и любители быстрого и незаконного обогащения. И ночь для таких людей – самое подходящее время. Но, с тех пор как утвердился в городе этот негодяй Пескаторе, неорганизованные и залетные грабители и убийцы как-то сами собой повывелись. Спасибо ему хоть за это. Правда, порой бывает, что натыкаешься на его ребят, этих пескаторчиков, как раз в тот самый момент, когда они делают свою грязную работу… Но в таких случаях старый Бурнаш внезапно слепнет и глохнет, разворачивается и идет в обратную сторону.

Вот и нынешней ночью Бурнаш со своим молодым напарником Попадопуло вышел в очередной раз на площадь перед городскими воротами и бросил взгляд на караулку. Никто оттуда так и не вышел. Не было сегодня даже охранника, который обычно дрыхнет у ворот, опершись на свою алебарду. Можно было бы его разбудить как бы случайно и потрепаться с ним за жизнь. Ну не беседовать же с этим жизнерадостным до идиотизма жеребенком Попадопуло… У него одни бабы на уме…

– Пойдем попьем водички, – предложил напарнику Бурнаш и, не дожидаясь его реакции, направился за будку охранников, к самой городской стене.

Там был небольшой фонтанчик под старой развесистой ивой, а еще там лежал большой отесанный камень, на котором очень удобно сидеть. Камень нагревался за день, и теперь, ночью, чудной июньской ночью он постепенно отдавал свое тепло. Потому-то и любил на нем сиживать старый Бурнаш.

– Присядь, отдохнем чуток, – позвал он пьющего из фонтана Попадопуло. – В ногах правды нет.

Бурнаш поерзал задом вправо-влево по каменной скамье. В кроне старой ивы, в самом верху, зияла проплешина, через которую он обычно смотрел на звезды. Было у него поверье, что если увидит он в проплешину свою заветную звезду, то на следующий день с ним обязательно случится что-то хорошее. Один раз он даже нашел увесистый арабский золотой дирхем, завалившийся меж камнями мостовой. Что это за звезда, Бурнаш не знал и, глядя на небо из другого места, никогда бы ее не нашел. Но здесь, сидя на этой каменной скамье, он узнавал ее безошибочно.

Рядом опустился на скамью Попадопуло.

– Дядька Бурнаш, сколько еще сидеть? Может, пойдем уже?

– Посиди, посиди, сынок, – буркнул Бурнаш, вглядываясь сквозь проплешину в звездное небо. Заветной звезды сегодня, как назло, не было. И тут на фоне черного неба что-то мелькнуло, как будто черта какая-то на мгновение перечеркнула проплешину. И тихо, едва слышно звякнуло железо. – Сынок, ты что-нибудь слышал?

Попадопуло даже весь сморщился от старания услышать хоть что-нибудь, но, кроме треска цикад и спокойного журчания фонтана, так ничего и не услышал.

– Пойдем, дядя Бурнаш. Послышалось тебе.

– Нет-нет, постой.

В проплешину был виден самый край крепостной стены, и на этом самом краю вдруг мелькнули одна за другой две тени. Бурнаш встал со скамьи и подошел вплотную к самым ветвям плакучей ивы. Слегка раздвинув листья, он увидел городские ворота. Откуда-то сверху свалились две веревки, и по ним стремительно соскользнули две черные тени. Старый Бурнаш достал свой свисток, но присущие ему рассудительность и благоразумие заставили его воздержаться от подачи тревожного сигнала. Пока воздержаться.

А черные тени тем временем не дремали. Они уже сдвинули массивные запоры и потянули за створки городских ворот. Хорошо смазанные петли и не думали скрипеть, они лишь глухо постукивали, когда створки ползли в стороны, распахиваясь во всю ширь. Зацокали копыта по каменной мостовой и понеслись всадники. Бурнаш почувствовал, как ему в лысину, усердно сопя, дышит Попадопуло. И тут же услышал шепот, идущий от будки охранников:

– Кляп в рот – и вязать. Бить в крайнем случае. Да осторожнее, чтоб не покалечить.

– Дядька Бурнаш, свистеть надо, – зашептал ему в затылок Попадопуло.

– Погоди, сынок, погоди. Я пока еще не все их планы вызнал.

Послышался скрип двери караулки и негромкая короткая возня. Какой-то голос доложил:

– Все повязаны.

– Хорошо. Жмурко, Сабур – охранять караулку, остальные за мной.

А всадники меж тем все ехали и ехали. Колонной по два, с горящими факелами, они вливались в город, не останавливаясь у ворот.

– Дядька Бурнаш, свистеть надо, – вновь зашептал Попадопуло. – Враг в городе.

– Какой же это враг, – зашептал в ответ Бурнаш. – Смотри, какие у них усы. Это же казаки… Это казаки царя Тохтамыша. Мы их ждали, ждали… И вот они наконец пришли.

– А почему ночью, тайком?

– Значит, им так надо. Они люди военные, у них свои секреты.

Наконец от колонны отделились три всадника и остановились у самой караулки. Двое из них были здоровяками, самыми настоящими гигантами, а третий – маленький, сухонький, без оружия и доспехов.

– Адаш, отправь пятьдесят человек к дому банкира Балдуччи, – сказал один гигант другому. – Пусть возьмут дом в кольцо так, чтоб ни одна мышь не проскользнула. Ни туда, ни обратно. С ним будем разбираться в последнюю очередь. – («О-ля-ля! – мысленно воскликнул старый Бурнаш. – Все-таки есть справедливость и на этом свете. Хвала всем богам и святым угодникам. Оказывается, находятся еще такие люди, которые и не собираются плясать под банкирскую дудку!») – Гаврила Иванович им дорогу покажет. Гаврила Иванович, после того как укажешь им дом, езжай в порт. – Сухонький человечек кивнул в знак согласия. – Да один не езди! Адаш, дашь ему десять человек личной охраны. Черт его знает, что еще можно ожидать от этих ублюдков Пескаторе. – («Ого! Этот парень уже и с Пескаторе успел поссориться!») – Действуй, Адаш, а я – в порт.

Отдав распоряжения, гигант ускакал вдогонку за головой колонны. Второй здоровяк, тот, что чуть пониже и грузнее, подняв руку, скомандовал:

– Строй, стой! Первые тридцать рядов налево! Пошел! – И принялся считать: один, два, три…

Повернувшись к своему молодому напарнику, старый Бурнаш прошептал:

– Пока они будут считаться, мы с тобой выйдем из-под ивы и по-над стеночкой тихонечко дойдем до следующего квартала. Там спустимся на свой маршрут и будем спокойно делать свою работу – охранять тишину и спокойствие в своем квартале. А у городских ворот мы с тобой в эту ночь не были и то, что в других частях города делается, нас с тобой не касается. Понятно?

– Понятно, дядька Бурнаш.

Что ж, похоже, этот Попадопуло, хоть и молод, но не так уж и глуп. Возможно, со временем из него получится настоящий стражник.

Часть отряда, ушедшую вперед, Сашка нагнал за квартал от территории порта. Колонна уже остановилась, всадники спешились, коноводы развели коней по сторонам, использовав в качестве коновязей местные подручные средства. Операцию не начинали, поджидая великого воеводу.

– Десятники ко мне, – скомандовал Сашка, подъехав к ожидавшим его воинам.

Команду негромкими голосами, почти шепотом передали во все концы отряда, растекшегося по ближайшим улицам и переулкам. Особых мер маскировки отряд не предпринимал, но и намеренно не старался быть заметным. Через пару минут вокруг Сашки собрались двадцать десятников.

– Все?

– Все… Ага… Точно… – ответили вразнобой двадцать глоток.

– Повторяю задачу. Ратмир и Алай со своими десятками перебираются через ограду и вступают в бой с охраной порта. По данным Гаврилы Ивановича охрана вооружена хорошо, но искушенными воинами их назвать нельзя. Это скорее разбойники. Их около пятидесяти человек. Постарайтесь хотя бы одного-двух взять живыми. Остальные десятки, не дожидаясь, пока откроются ворота, лезут через ограду и бегут к кораблям. На охране не задерживаются! Ваша цель – корабли. Скоро светает. Не успеем, команды кораблей, услышав шум, могут выйти в море. Итак, вы должны захватить корабли. Чем больше, тем лучше. Но помните: никого не убивать! Они не враги нам! Матросов загнать в кубрики и запереть, капитанов проводить ко мне. Ясно?

– Чего уж тут… Конечно… – ответили десятники.

– Приступаем!

Десятники разбежались по своим местам, и уже через мгновение первые двадцать человек устремились к воротам порта. Тут же появились лестницы, и воины по ним устремились на ту сторону. И сразу же раздались первые тревожные крики и звон скрестившихся клинков. Другие десятки устремились вслед за первыми двумя. Первый очаг сопротивления охраны порта, видно, был уже подавлен, потому что ворота широко распахнулись, и остальным уже не пришлось заниматься эквилибристикой. Плотным потоком они хлынули на территорию порта.

Решение войти в город и штурмовать порт созрело у Сашки мгновенно, как только он узнал от Безуглого, что в Кафе тайком побывал Кихтенко, встречавшийся там не с кем-нибудь, а с банкиром Балдуччи. С тем самым Балдуччи, который, как следовало из письма великого князя, и должен был оплатить фрахт. Сопоставив это с тем, что как раз после этого разговора местная мафия устроила на них с Адашем покушение, Сашка не мог не сделать заключение, что Балдуччи как минимум ведет двойную игру. С одной стороны – он доверенный банкир великого князя, а с другой – он пытается убить великого воеводу. В то, что местные бандиты могли действовать сами по себе, Сашка не верил.

А отсюда последовал вывод – Балдуччи, узнав, что покушение провалилось, может попытаться воспрепятствовать отправке войска из Кафы, под любым предлогом отправив из кафской бухты стоящие там суда. Ночью суда не уйдут, а вот с рассветом – могли запросто поднять якоря. Следовало торопиться.

Прибыл Адаш с отставшей частью отряда. Рядом с Сашкой он спешился, воины же так и проследовали колонной в сторону открытых ворот порта.

– На корабли! – напутствовал их Адаш. – Да смотрите там у меня! Действовать аккуратно; уговорами, а не оружием! – Конники скрылись за оградой порта. – Ну как там, государь? – обратился он к Сашке.

– Пока не знаю. Оставь коня коноводам. Пойдем туда, сами все увидим.

У ворот, немного в стороне лежали шестеро убитых, еще в трех местах кипели схватки, самая жаркая, судя по количеству участников, у длинного строения, находящегося метрах в ста от ворот. Конники же разделились на две части и устремились к дальним оконечностям бухты, к стоящим там кораблям. Как идут дела на кораблях, пришвартованных ближе ко входу в порт, сказать было трудно – воинов около них видно не было, и это уже было неплохо – значит, все уже поднялись на корабли.

Июньские ночи коротки. Солнце еще не показалось из-за гор, но восток уже вовсю заливался нежным румянцем.

Сашка и Адаш проверили левые руки убитых. У всех была татуировка – рыба, пронзенная трезубцем. Безуглый оказался прав на сто процентов, охрану порта несли местные мафиози.

– Пойдем ребятам поможем, – предложил Сашка. Адаш только фыркнул:

– А то они без нас не справятся…

– Пойдем, пойдем. Там дом, какой-никакой. Не разговаривать же с капитанами под открытым небом.

Адаш оказался прав. Не успели они дойти до белокаменного дома с высокой черепичной крышей, как бой у его стен уже закончился. А тут и первый капитан подоспел, сопровождаемый одним из вельяминовских воинов. Его возмущению, казалось, не было предела. Как только он завидел Сашку и Адаша, в которых без труда опознал начальство, капитан, энергично жестикулируя и мешая русские слова с итальянскими, принялся ругаться на чем свет стоит. Насколько были крепки его итальянские выражения, Сашка оценить не мог, но русская часть его пылкой речи чуть ли не целиком состояла из упоминаний многочисленных матушек. Даже Адаш с восхищением покрутил головой.

– Эк его разобрало. Умеет, однако…

– Капитан, – улыбаясь, перебил его Сашка, – с какой целью вы прибыли в этот порт?

Этот вопрос сразил капитана на самом взлете красноречия.

– Я надеялся получить фрахт на перевозку царского войска, – уже почти спокойно ответил капитан.

– Считайте, что вы его уже получили. Войско царя Тохтамыша частично прибыло в Кафу. Погрузка уже началась.

– Вы называете это погрузкой? Да это бандитский налет! – Капитан, казалось, был готов вновь взорваться от негодования.

– Я великий воевода, – представился Сашка. – Сегодня же банкир Балдуччи пришлет вам деньги на оплату фрахта. Может быть, мои люди были излишне торопливы, но у нас были основания опасаться, что с рассветом вы выйдете в море.

– Черт возьми! Именно так я и собирался поступить! Ведь тот же самый Балдуччи прислал этой ночью гонца с известием, что царское войско не будет заходить в Кафу, и мы, получается, только зря теряем здесь время.

– Банкир Булдуччи ошибся, – успокоил его Сашка. – Доказательством этого служат мои люди на борту вашего корабля. А в самое ближайшее время вам доставят и деньги. Погрузка будет продолжаться сегодня и завтра. Постарайтесь это передать своим товарищам-капитанам.

Упоминание о деньгах не только успокоило капитана, но и практически мгновенно сделало его вежливым и подобострастным.

– Да, ваша светлость! Конечно же я поговорю со своими товарищами, – принялся раскланиваться он. – Я приношу свои извинения за те неподобающие речи…

Сашка лишь поднял руку, что должно было означать: «Хватит!»

– Идите, капитан. Готовьтесь к погрузке.

Не успели отправить восвояси одного капитана, как подошли еще трое. И с ними разговор повторился, как под копирку. Потом капитаны стали подваливать прямо-таки пачками. Все они, поначалу пышущие, как самовар, негодованием и недовольством, тут же меняли гнев на милость, едва только Сашка заводил речь о деньгах.

Через час подобных разговоров у Сашки возникло такое ощущение, будто он в одиночку разгрузил целый корабль. Сказать по правде, он предпочел бы сразиться один со всей охраной порта, чем выслушивать еще раз такое количество говорливых итальянских моряков.

Занятый этой бесконечной, повторяющейся раз от раза беседой, он и не заметил приезда Безуглого. Но стоило ему лишь перевести дух после окончания переговоров с моряками, окинуть бухту взглядом и убедиться, что ни один из стоящих у стенки кораблей не собирался отчаливать, как отставной дьяк тут же напомнил о своем существовании.

– Тимофей Васильевич! – обратился он, подойдя к стоящим на пирсе Сашке и Адашу.

– А-а, это ты, Гаврила Иванович… – Сашка поглядел на него слегка осоловевшими глазами. – Вроде со всеми поговорил, всех убедил остаться. Если не считать нескольких кораблей, ушедших вчера…

– Тимофей Васильевич, – перебил его Безуглый, – там парочка бандитов недобитых осталась, так они мне охотно поведали, где искать этого Пескаторе. У него вилла за городом. Там же и разбойники его ночуют. Вряд ли они рано встают. Если поторопимся, то и накроем их там всех.

– Сколько их? – поинтересовался Адаш.

– Сотни полторы. Я уже двести наших бойцов собрал, готов выступить прямо сейчас, а вы уж тогда с Адашем Арцыбашевичем езжайте с Балдуччи разбираться.

– Ну уж нет! – активно воспротивился Адаш. – Хватит с меня разговоров. Давайте так: каждый занимается своим делом. Я еду с разбойниками сражаться, а уж ты, Гаврила Иваныч, поезжай вместе с великим воеводой разговоры с банкиром разговаривать.

Дом банкира Балдуччи правильнее было бы назвать дворцом. Он неожиданно возникал перед глазами гостя изящной белокаменной игрушкой среди буйства зелени парка, обрамленный цветущими олеандрами, магнолиями и орхидеями. Посетитель банкирского дома обычно испытывал двойной шок. Сначала – оттого, что в тесном каменном городе, надраенном солнечными лучами до идеальной белизны, он вдруг попадал на сказочный зеленый остров, манящий густой тенью деревьев, холодной водой фонтанов и родников и роскошным цветением неземных, просто-таки райских цветов. Второй же шок настигал посетителя, когда он, идя по этому чудесному парку, полному изящных мраморных богов и героев на высоких постаментах, вдруг выходил на цветущую поляну и видел перед собой палаццо невиданной красоты, на высоком, облицованном мрамором фундаменте, с многочисленными мраморными же балюстрадами и с высокими, во весь этаж окнами. Если где-либо на Земле еще и существовало подобное архитектурное чудо, то жителям Кафы, во всяком случае, об этом было неизвестно. Ибо все они были уверены, что нет ничего красивее, чем палаццо банкира Балдуччи.

Посещение банкирского дома Сашка решил начать с инспекции своих воинов. Только теперь, увидев воочию размеры парка, в котором стоял дом, он понял, что пятидесяти человек для абсолютного контроля (так, чтобы мышь не прошмыгнула) явно маловато. Но воины все, как один, докладывали, что и в парке, и в доме и ночью, и сейчас, ранним утром, все было тихо и спокойно. Никто не пытался ни войти к банкиру Балдуччи, ни выйти от него. Вполне возможно, что в доме до сих пор не знают, что ночью парк был окружен, а банкирская охрана нейтрализована и скручена.

В дом к банкиру Сашка направился, прихватив с собой еще парочку воинов (для соответствующего впечатления), отобрав из полусотни самых страшных зверского вида бородачей. К его удивлению, высокие стеклянные двери распахнулись перед ними во всю ширь, лишь только они ступили на мраморную лестницу, ведущую ко входу в палаццо. Из дверей на площадку балюстрады выскочил невысокий, худой, чрезвычайно подвижный, чернявый человечек. Раскинув руки в стороны, он склонился в фиглярском поклоне и заговорил столь сладким голосом, что Сашка явственно ощутил у себя во рту вкус сладко-сливочной помадки.

– Добро пожаловать в мое скромное жилище, о великий воевода Тимофей Вельяминов, достойный сын несравненного царя Василия. Недостойный раб Джузеппе счастлив приветствовать столь дорогих его сердцу гостей в своем простом обиталище!

Джузеппе Балдуччи был так похож на известного каждому жителю современной России Бориса Абрамовича Березовского, что Сашка с трудом сдержался, чтобы не воскликнуть «Чур меня, чур!», предварительно перед этим поплевав через левое плечо и троекратно перекрестившись. «Ах ты, гад, – пришла в его голову совершенно иррациональная мысль, – и здесь, значит, сладко устроился. Ну погоди у меня! Я тебя сейчас приласкаю!»

– Ты так счастлив видеть меня, мерзавец, что вчера от избытка чувств даже приказал убить меня своей марионетке Пескаторе.

Выстроенная им словесная конструкция настолько понравилась самому Сашке, что он широко, от всей души улыбнулся. Реакция же Балдуччи на эту фразу окончательно привела его в самое прекрасное расположение духа. Банкир, услышав про Пескаторе, так и застыл в поклоне с раскинутыми в стороны руками. Сашка поднялся по лестнице и, слегка отпихнув хозяина в сторону, чтоб не мешался под ногами, прошел в дом.

Солнечные лучи, проникая сквозь высокие окна в большой зал, в который попал великий воевода и его спутники, отражались в многочисленных зеркалах, хрустале и позолоте, наполняя пространство сиянием всех цветов радуги. У Сашкиных воинов, простых деревенских жалованников, при виде такого великолепия даже челюсти отвисли. Балдуччи, наверное, не был бы банкиром, если бы не умел держать удар. Пары десятков секунд было вполне достаточно для того, чтобы он пришел в себя и вновь, рассыпаясь мелким бесом, не предстал перед великим воеводой и его спутниками.

– Ваше высочество, – вскричал он, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень почтения, – я не знаю, что за негодяй возвел на меня столь ужасный поклеп, но уверяю вас в том, что это чистой воды ложь! Я заверяю вас в своем личном расположении и преданности вам и вашему сюзерену – великому князю Владимирскому.

– Что ж… – как бы между прочим промолвил Сашка. – Значит, гонцов в порт вчера тоже не ты посылал, и уговаривал капитанов покинуть кафскую бухту тоже не ты.

– Конечно, не я! – вскричал Балдуччи. – Где доказательства? Разве есть письмо, писанное моей рукой или с моей печатью?

Подобная беззастенчивая наглость привела Сашку в восхищение.

– Хорошо. – Ему ничего не стоило сделать вид, что он поверил банкиру. – Тогда изволь сейчас же отправить в порт деньги за фрахт ста десяти судов.

– Конечно, конечно… Я готов! Но вы, ваше высочество, взамен должны мне передать верительную грамоту великого князя.

– Зачем? Нет у меня никакой грамоты! – Продолжая играть, Сашка изобразил крайнюю степень простодушия, граничащую с идиотизмом. – Разве ты не знаешь меня?

– Но как же, ваше высочество, я не могу отдать деньги первому встречному. Без верительной грамоты… – Балдуччи скептически улыбался, презрительно глядя на своих, как оказалось, по-деревенски доверчивых и простоватых гостей. – Так что, извините, но фрахт я оплачивать не буду.

И тут в разговор вступил Безуглый.

– Уважаемый банкир Балдуччи, – спокойно, даже вкрадчиво начал он, – когда вы приветствовали нас, то, судя по вашим словам, были уверены в том, что перед вами не первый встречный, а великий воевода Тимофей Васильевич Вельяминов.

– А-а… Но… Великий князь прислал мне портрет великого воеводы, – нашелся банкир.

– Портрет, значит, прислал, а верительную грамоту забыл?

Балдуччи понял, что он попал в ловушку.

– Да, да… Именно так, – промлямлил он.

– Кстати, – продолжал Безуглый, – сейчас наши люди штурмуют дом Пескаторе, и я вас уверяю, что они с этим справятся достаточно быстро. Самого Пескаторе, прежде чем повесить, доставят сюда. – Ни о чем подобном договоренности с Адашем не было, но Сашка даже вида не подал, что удивлен словами Безуглого. – Так что, уважаемый банкир, мы у него и спросим в вашем присутствии, отдавали ли вы ему приказ убить великого воеводу?

Услышанное явно испортило Балдуччи настроение, но как истинный банкир он был уверен, что любую проблему можно решить с помощью денег.

– О-о! Ваше высочество! Не надо Пескаторе, не надо верительной грамоты. Разве мы не можем договориться с вами? – Он подошел к шнуру, висящему у стены, и трижды дернул за него. – Я сейчас же отправлю деньги за фрахт необходимых вам судов.

– Хорошо, – охотно согласился Сашка и кивнул одному из сопровождавших его воинов. – Поди к старшему, передай, что я велю охрану с парка снять и перенести ее к самому дому. – Бегом.

Бородач, топая сапожищами по начищенному паркету и гремя доспехами, умчался выполнять поручение. В другом же конце зала появился человек, которому Балдуччи что-то сказал по-итальянски.

– Это мой секретарь, – пояснил банкир. – Я велел ему приготовить деньги для оплаты фрахта.

Балдуччи, уверенный, что ему уже удалось решить проблему, вновь сиял самой доброжелательной улыбкой.

– Так зачем же ты все-таки хотел убить меня, банкир? – как бы невзначай поинтересовался Сашка.

– О-о, стоит ли вновь говорить об этом маленьком недоразумении? – Балдуччи, улыбаясь, всплеснул руками. – Ведь мы же уже урегулировали ситуацию.

– Ты думаешь? – Сашка покачал головой, состроив недоуменную гримасу. – Эй, скачи-ка в лагерь, – отдал он распоряжение второму бородачу, – передай, что я распорядился перенести его сюда, в парк синьора Балдуччи. Нечего им там за городом жариться да пыль глотать на самом солнцепеке.

– Так все-таки, любезный банкир Балдуччи, – вновь вступил в разговор Безуглый, – каким же образом вы опознали сейчас Тимофея Васильевича?

– Я догадался, – огрызнулся банкир. Маска любезного хозяина слетела с его лица, как прошлогодняя листва слетает под натиском северного ветра. – Ночью мне доложили, что мой парк окружили какие-то воины. Это могли быть только люди великого воеводы. Поэтому с утра я ждал его визита.

– Прекрасно. – Безуглый так улыбнулся Балдуччи, словно хотел поддержать его этой улыбкой в непростой для того ситуации. – А как и когда, уважаемый банкир, вы договорились с великим князем о способе оплаты?

Балдуччи презрительно скривил губы и передернул плечами.

– Обычная банковская практика. Великий князь мой постоянный клиент. Когда я должен выдать деньги третьему лицу, великий князь передает с ним верительную грамоту со своими печатями.

– Значит, вручить вам верительную грамоту мог любой человек?

– В принципе да.

– И великий князь не говорил вам, что это будет великий воевода?

Здесь Балдуччи слегка замялся, но в конце концов выдавил из себя:

– Н-нет…

– И портрета великого воеводы он вам никакого не посылал?

– Н-нет.

– Замечательно. Итак, исходя из ваших слов, явиться к вам с верительной грамотой мог кто угодно. Так откуда…

– Послушайте, – бросил с досадой Балдуччи, – бросьте вы ваши хитрые заходы. Весь город знает, что уже несколько дней под городом стоит военный лагерь. И возглавляет его великий воевода. – В этот момент в зал вошли четверо молодых людей, несущих небольшой сундучок. Поставив его у ног Балдуччи, один из них открыл крышку сундучка, продемонстрировав его содержимое. Сундучок доверху был заполнен золотыми монетами, а поверх них лежал лист бумаги с расчетами. Молодые люди, как вымуштрованные солдаты, отступив на шаг назад, встали за спиной Балдуччи. – Здесь достаточно золота для фрахта ста десяти кораблей. Забирайте его и убирайтесь из моего дома.

– Ай-ай-ай, нестыковочка, однако, получается у вас, уважаемый банкир. – Безуглый уходить явно никуда не собирался, намереваясь все-таки расколоть скользкого, как линь, Балдуччи.

Со стороны балюстрады раздался топот сапог – это вернулся посланный бородач.

– Государь, дом уже оцеплен, – громогласно, сверкая дикими глазищами, доложил он.

– А, Бантей, это ты… – Великий воевода лишь слегка повернул голову назад. – Позови-ка сюда еще пятерых ребят.

Балдуччи что-то буркнул своим парням, и те шагнули вперед, оставив его за своими спинами.

– О-ох, – тяжело вздохнул Сашка. – Не глупи, Балдуччи.

Но Сашкины увещевания не произвели на банкира должного впечатления. Он снова что-то буркнул, и его парни синхронно обнажили длинные узкие клинки, вытянув их в сторону Сашки. Сашка вновь тяжело вздохнул: «Ну и идиот этот Балдуччи. А еще банкир…» Великий воевода снял с себя шлем, покрутил его в руках, вновь вздохнул и неуловимым движением метнул его в голову стоящего с краю парня. Тот, взбрыкнув ногами, повалился на спину. Тут же оставшиеся трое сделали выпад вперед. Сашка, повернувшись на девяносто градусов и чуть отклонившись назад, одетой в железную перчатку рукой влепил в ухо ближнему к нему сопернику. Все трое тут же оказались на паркете, причем двое невредимых весьма потешно пытались выбраться из-под тела своего попавшего в нокаут товарища. Попеременно ударами правой и левой ног Сашка успокоил и этих.

Во время этой короткой схватки Балдуччи очень быстро понял, на чьей стороне сила и, не дожидаясь исхода, попытался ретироваться. Но тут Безуглый молниеносно достал из кармана некое странное приспособление, состоящее из четырех небольших шаров и соединяющих их шнуров. Раскрутив над головой, он запустил его вслед бегущему банкиру, и через мгновение тот уже барахтался на полу со спутанными ногами.

– Двое – взять сундук, двое – взять этого, – Сашка указал на Балдуччи вошедшим в зал воинам, – двое – этих под замок. – Он показал на лежащих в отключке слуг банкира.

Собравшиеся у дома воины с любопытством взирали на своих товарищей, несущих извивающегося всем телом банкира. Вслед за ними шли великий воевода и Безуглый.

– Давайте его, ребята, вон к тому дереву, – показал рукой Безуглый. – Не захотел говорить по-хорошему, придется договариваться по-плохому.

– Это незаконно! Это насилие! – вопил что есть силы Балдуччи. – Я буду жаловаться царю Тохтамышу!

Под старым развесистым каштаном воины поставили банкира на ноги.

– Давай веревку, Бантей, – распорядился Безуглый.

В мгновение ока аркан был переброшен через толстую ветку, а его петля надета на шею Балдуччи.

– Я требую доставить меня в городской суд! – как заклинание повторял банкир. – Я не хотел убивать великого воеводу! У вас нет доказательств! Где Пескаторе?! Доставьте сюда Пескаторе!

– Во время войны суд великого воеводы главнее всех остальных судов, вместе взятых, – спокойно объяснил ему Безуглый. – Вы находитесь на территории, занимаемой войском, выступившим в поход. Следовательно, подпадаете под действие суда великого воеводы. Давай, Бантей, тяни полегоньку, – обратился он к воину, держащему в руках конец аркана. Тот потихоньку начал выбирать свободный конец, и петля слегка сдавила горло Балдуччи, схватившегося обеими руками за петлю. – Скажи правду, – приговаривал Безуглый. – Зачем ты хотел убить великого воеводу? Кто тебя сподвиг на это? Скажи, и великий воевода помилует тебя.

– Не убивал я, – прохрипел Балдуччи. – Отпустите меня, я дам вам еще денег.

Бантей тут же отпустил веревку, повинуясь знаку великого воеводы.

– У меня шесть тысяч воинов. Каждому по десять золотых – шестьдесят тысяч. Согласен? – спросил Сашка.

– Согласен.

– И еще пять тысяч про запас, на всякий случай, – уточнил Безуглый.

– Согласен.

Сашка вновь подал знак Бантею и тот опять натянул веревку.

– За что? – закричал Балдуччи.

– Мы ждем от тебя рассказа о посещении твоего дома неким кызылбашским купцом.

Веревка вновь была ослаблена, и Балдуччи машинально принялся потирать шею одной рукой.

– Ах это… – Даже невнимательному наблюдателю стало бы заметно, как напрягся банкир при упоминании кызылбашского купца. Похоже, он даже позабыл о веревочной петле, по-прежнему обвивавшейся вокруг его шеи. – А при чем здесь это? Просто деловой контакт. Человек зашел поговорить о возможности предоставления ему кредита. Он открывает в Кафе свою торгов…

Безуглый резко взмахнул рукой, и Бантей сильно дернул веревку, мгновенно сдавившую шею банкира.

– Не надо лгать, уважаемый банкир. Мы знаем, что раньше этот кызылбаш был немцем, и звался он Кнопфелем. Мы также знаем, что это он подговорил вас на убийство великого воеводы. – Безуглый сделал мановение рукой, и веревка вновь была ослаблена.

– Зачем спрашивать, если вы и сами все знаете?

– Нам нужны подробности вашего сговора.

– О уважаемый сеньор… – Балдуччи замялся, не зная как ему обратиться к Безуглому. – Не заставляйте меня говорить о них. – Он покачал головой. – Я их так боюсь… – Похоже, за весь разговор банкир был искренен.

– Их – это кого? – решил уточнить Безуглый. – Некомата, Кнопфеля и их людей?

– Да, да. Именно их.

– Людей, находящихся за много верст отсюда боитесь сильнее, чем реальной веревки на своей шее?

– Они обещали разорить весь наш род, сделать всех нищими. Мне лучше принять смерть, чем подвести семью. Они каким-то образом собрали все кредитные и долговые обязательства нашего банкирского дома. Даже давно погашенные… Они почему-то вновь появились в обороте. Я не понимаю… У них есть реальная возможность выполнить свое обещание.

– Вы что, Балдуччи, не знаете, что еще три года назад великий князь Владимирский объявил Некомата Сурожанина и его присных государственными преступниками и приказал конфисковать все их имущество?

– Знаю, но… Это не везде так. Кое-где на Западе они сохранили и свои деньги, и свое влияние.

– Вы можете назвать, кто помогал Некомату и Кнопфелю провести операцию против вашего банкирского дома?

– Да, да, конечно. Банкирские дома Альфини, Дориа и Росси в Венеции, Киналья в Генуе, личный банкир папы Лациалли, в Англии – Сеймур…

– Ладно, Балдуччи, – перебил его Сашка. Информация, которой сейчас начал делиться банкир, несомненно, была очень важна. Начав распутывать эти банкирские клубочки, наверняка выйдешь на Некомата. Но нет у него возможности отправиться сейчас ни в Италию, ни в Англию. Его ближайшая перспектива – это война, затянувшаяся на несколько месяцев, а то и более. А за это время обязательно сработает задумка «ловить на живца». Сегодня они попробовали убрать его с помощью Балдуччи, а завтра не выдержат и полезут сами. Ну а в крайнем случае, всегда можно будет вернуться в Кафу и допросить Балдуччи поподробнее насчет всех этих банкирских заморочек. Да и если начинать действовать в этом направлении, придется брать его с собой. Без опытного банкира-союзника ему в этом деле не разобраться. – А куда направился из Кафы Кнопфель?

– Он говорил, что поедет в Сарай.

– А где сейчас Некомат?

– Может быть, в Англии, может быть, в Венеции, а может быть, и еще где-нибудь. Я слышал, что он является финансовым советником и веницианского дожа, и английского короля.

– Так все-таки, Балдуччи, чего от вас хотел Кнопфель? – продолжал настаивать на своем Безуглый.

– Ох… Вы же и сами знаете…

– И все же.

– Убить великого воеводу, а если не получится, то любыми способами отсрочить его отбытие из Кафы.

– Ну вот, давно бы так. – Безуглый как истинный профессионал в своем деле не мог не получить удовольствия от самого факта признания преступником своей вины.

В это самое время на поляне перед домом появился Адаш верхом на боевом коне.

– Ого! Вы тоже кого-то вешать собрались? – весело спросил он.

– Это банкир Балдуччи, – охотно пояснил Безуглый, – организовавший покушение на жизнь великого воеводы. К тому же он активно помогал государственным преступникам Некомату Сурожанину и Кнопфелю. Решать великому воеводе, но, по-моему, есть все основания для того, чтобы его повесить. Кстати, Адаш Арцыбашевич, ты Пескаторе привез? Уж очень банкир Балдуччи хотел с ним побеседовать.

– Уже не получится. – Адаш расхохотался. – Разве что отправиться к городским воротам… Пескаторе сейчас там. Мои ребята повесили его на самом въезде в город.

– Ах какая жалость, – притворно вздохнул Безуглый. – Ну что, Тимофей Васильевич, прикажете повесить преступника-банкира?

Балдуччи, смирно стоящий с посеревшим лицом, по которому градом катился пот, похоже, сейчас испугался больше, чем тогда, когда петля реально сдавливала его шею.

– Как видишь, банкир, ты совершил не одно преступление, заслуживающее смерти. Но я милую тебя, – величаво промолвил Сашка. – Бантей, проводи банкира в дом.

– Государь, – обратился к великому воеводе Адаш, когда они остались втроем. – С разбойниками мы покончили, никто не ушел. Дом запалили, самого Пескаторе повесили у городских ворот, чтобы все горожане видели. – Сашка кивнул головой в знак одобрения. – Слушай, государь… Я по дороге в лагерь наш заезжал… Говорят, ты велел перенести его в город, в банкирский сад. Ты уж извини, я немного покомандовал от твоего имени. Встречальщикам велел оставаться на въезде в город…

– Правильно.

– Там пришел передовой отряд конников, так я их в порт сразу отправил – грузиться, и часть обоза… Им велел идти сюда.

– Ты все верно покомандовал, старый черт! Ну что, снова начинается веселая жизнь? – Сашка хлопнул Адаша по закованному в железо плечу. – Поедем сейчас с тобой в порт – аванс корабельщикам выплачивать. Надеюсь, за сегодня-завтра погрузку закончим. А с утра третьего дня, бог даст, и в море выйдем. А ты, Гаврила Иванович, – обратился он к Безуглому, – присматривай за банкиром на всякий случай. Чтобы он чего не выкинул. Не должен, конечно, но мало ли…