Стукнул засов запираемой калитки. Ванька теперь стоял, скрестив руки на груди и привалившись спиной к калитке, как бы подчеркивая этим, что путь на улицу Валентину отрезан. Был он без полушубка, в одной лишь рубахе с распахнутым воротом и закатанными по локоть рукавами. На правой его лапище, теряясь наполовину в зарослях густых рыжих волос, красовался столь необходимый Валентину браслет. И это был факт, которому Валентин не мог не порадоваться, несмотря на сложность ситуации, в которой он оказался. Испуг, вызванный неожиданным появлением наглой Ванькиной морды, уже прошел, и к Валентину вновь вернулась способность здраво и логично мыслить. Собственно говоря, ничего страшного или фатального в его нынешнем положении не было, если не считать, конечно, того, что один раз Рыжий уже пытался его убить.

— А ты, Рыжий, оказывается, убивец, — твердо заявил Валентин, глядя Ваньке прямо в глаза. — И в городской страже о том уже знают.

— Это что же ты такое-то, Михайла, говоришь? — вдруг засуетился Ванька. И куда только подевалась глумливая улыбочка с его толстых слюнявых губ… — Какой же я убивец?

— Самый настоящий! — продолжал свою атаку Валентин. — Разве не ты меня убить пытался?

— Да бог с тобой, Михайла! Я ж тебе только один раз и засветил по башке. Легонечко… Мне ж мой браслет нужен был, а ты ни браслета не возвращал, ни денег за него не платил. Вот я и решился свое добро вернуть.

— Легонечко, значит, говоришь… Браслет… А зачем же ты с меня всю одежду снял и замерзать оставил?

— Так то по недомыслию, Михайла, ей-богу. Ты ж браслетом пользовался, а денег не заплатил. Вот я и взял твою одежду. Должон же мне быть какой-то прибыток за то, что браслет у тебя был. А про то, что ты замерзнуть можешь, я и не подумал.

— Ой ли? — Криво ухмыльнувшись, Валентин недоверчиво покачал головой. — Что же ты тогда так удивился, меня живым увидев? Сейчас вот… Когда калитку только открыл? А?

Ванька смешался. От его былого победоносного вида не осталось и следа.

— Ну а чё ж мне не удивляться? Удивился, понятное дело… Не виделись-то вон уже скоко… Нет, ну, ей-богу, Михайла, и не думал я тебя жизни лишать…

Разговор получался хоть и дурацкий, но на равных. Разнообразные сценарии, разработанные Валентином совместно с Надеем, сводились в принципе к одному. Ваньку нужно выманить на улицу и спровоцировать на драку, а тут, словно из-под земли, Надей с парой стражников объявляется. Ванька отправляется в городскую каталажку, а браслет возвращается к Валентину. На деле же получилось совсем не так. Ни Надея со стражниками, ни даже Ерохи с Силкой. Так что сценарий пришлось писать по ходу пьесы.

— Слышал, ты его продать хочешь, — Валентин мотнул головой, как бы указывая на браслет.

— О-о, Михайла… — Рыжий явно обрадовался, что разговор съехал с неприятной для него темы «убивства». — Знал бы ты, сколь я побегал. В Орел даже ездил.

— Ну?

— Точно. Хотел лохматого того найти, у которого ты браслет… Гм-м, гм-м… позаимствовал.

— Нашел?

— Нет, говорят, что он то ли в Москву подался, то ли еще куда.

— Слушай, Иван, так за чем же дело стало? Продай его мне. — Валентин вытащил из кармана кошель, развязал его и высыпал деньги на ладонь. Пересчитал. Ровно десять рублей. Все правильно. Именно столько они с собой и брали, отправляясь поутру на «работу». По десять рублей на душу. — Держи, здесь десять рублей, как ты и хотел.

— Не-эт, Михайла. — Ванька закрутил своей рыжей башкой. — Это я хотел десять рублей, когда не знал, что браслет-то, оказывается, волшебный. А теперь он стоит двадцать, никак не меньше.

Двадцати рублей у Валентина с собой не было. Эх, был бы с ним Силка или Ероха!.. Но Ероха остался охранять дом, а Силку он сам отпустил. Валентин порылся по карманам и набрал еще два рубля мелочью, оставшихся у него после сегодняшнего похода в железно-скобяную лавку.

— Брось, Иван. Какой еще волшебный? Не дури. Вот тебе еще два рубля. Бери их и давай мне браслет.

— Нет, Михайла. Я тебе точно говорю — волшебный. Как его на руку наденешь, так руки вдвое сильней становятся.

Валентин не сдержал скептической улыбки:

— Так уж и волшебный? Выдумываешь ты…

— Точно говорю. — Ванька истово перекрестился. — Как Бог свят! Я вот давеча с одним схлестнулся… Пятеро их было. И все конные и оружные. А я с голыми руками на лесной дороге. Так я молодую сосенку сломил и ею отбился. Ей-богу, не брешу. Трое ускакали, а двоих с коней сшиб, так они пешки чесанули. А коней я домой привел. Не веришь? Пойдем покажу, они в сарае стоят.

— Ладно… — Валентин махнул рукой. — Так и быть. Держи десять рублей. Это пусть задаток будет. Никуда не уходи. Сейчас я тебе еще десятку принесу. — Валентин сделал строгое лицо. — Но без дураков! Чтоб потом не оказалось, что он еще и золотой, и еще черт знает какой, и что стоит он уже тридцатку!

— О чем речь, Михайла… Я-то свое слово завсегда держу. Договорились: двадцать, значит, двадцать.

Ванька отодвинул засов, распахнул калитку и отодвинулся в сторону, освобождая проход.

— Скоро буду! — заверил его Валентин и, выскочив на улицу, понесся к себе, в Гончарную слободу.

— Открывай, Ероха! Это я! — Добежав до двери своего дома, Валентин заколотил в нее что есть сил. Бежать ему пришлось километра три с лишним, и, хотя почти половину этой дистанции Валентин не бежал, а прошел ускоренным шагом, сил у него почти не осталось.

— Минька, ты? — удивился Ероха.

— Я, я… Открывай.

Защелкали отодвигаемые засовы, и наконец дверь открылась.

— Ты чего, Минь? А Силка где?

Оттерев Ероху в сторону, Валентин, тяжело дыша, ввалился в дом.

— Ванька приехал. Браслет у него. Деньги нужны, — объяснил он.

Едва отдышавшись, он полез в тайник и достал оттуда десять рублей. Потом, слегка поразмыслив, добавил к уже вытащенным еще десять монет.

— Я с тобой пойду, — безапелляционно заявил Ероха, когда Валентин собрался вновь уйти из дома. — Одному опасно…

— Да нет же, Ероха, — постарался успокоить его Валентин. — Я уже с ним обо всем договорился. Сейчас только отнесу деньги и заберу браслет.

— Точно?

— Точно, охраняй дом.

Валентин вышел на улицу. Бежать он уже не мог, быстро идти — тоже. Как только он пробовал ускориться, сразу же начинало колоть сначала в левом боку, а потом — и в правом. Физическая форма Михайлы Митряева была ни к черту, и Валентин, вышагивая в направлении Нагорной слободы, то и дело корил себя, что так и не нашел времени заняться хотя бы элементарной физподготовкой своего клиента. Ноги его постепенно наливались свинцом, а легкие горели адским пламенем от морозного воздуха, который он то и дело хватал открытым ртом. Скорость, с которой он двигался к Ванькиному дому, постепенно падала и метров за сто до намеченной цели достигла нуля.

Решив немного передохнуть, Валентин уселся на завалинку и перевел дыхание. В принципе можно было и не торопиться. Не бежать сломя голову… Ну пришел бы он к Ваньке на полчаса позже, и что с того? Главное сделано — договоренность достигнута, и браслет, считай, уже у него в руках. Рассуждая подобным образом, Валентин бросил взгляд вдоль улицы, туда, где находился Ванькин дом.

То ли раньше их там не было, то ли он просто не обращал на них внимания, но… У Ванькиного дома стояли четыре вороных красавца-коня. И стояли они не сами по себе, а держал их за поводья мужик, одетый под стать коням во все черное.

Еще не отдавая себе отчета, почему он именно так поступает, Валентин поднялся с завалинки и, перейдя на другую сторону улицы, двинулся потихонечку вперед. Поравнявшись с домом вдовы, у которого сейчас стояли те самые кони, он вновь опустился на завалинку, намереваясь чуть обождать и разобраться, что же за гости посетили скромную вдову. Долго ждать ему не пришлось.

Отворились ворота (не целиком, а только одна створка), и из вдовьего двора вышли три мужика, ведущих за собой двух коней. Точно таких же, как и те, что ждали на улице. Незнакомцы прикрыли за собой створку ворот и вскочили в седла. Улица была неширокой, и всадники были у Валентина как на ладони. Двое из них бородаты, один носил лишь усы, а четвертый, видимо по молодости лет, не имел ни того, ни другого. На головах бархатные шапки с меховой опушкой, а одеты в крытые черным бархатом же полушубки с вышитой бисером оскаленной песьей мордой на спине. Спереди полушубки были украшены серебристыми шнурами.

Придерживая одной рукой свои длинные, пристегнутые к поясу сабли, всадники спокойной рысью устремились вдоль улицы, ведя за собой в поводу двух заводных лошадок. Дождавшись, пока они исчезнут из виду, Валентин перешел улицу и осторожно надавил рукой на калитку. Она легко подалась, жалобно простонав своими петлями.

Сразу за порогом, в утоптанном снежном насте, страшно зияла красная проталина размером чуть побольше ладони. А от этой проталины протянулась тонкая красная дорожка, ведущая к дому. При виде этого свежего кровяного следа Валентин почувствовал, как к горлу комком подкатывает тошнота, а ноги предательски слабеют. «Эй, эй, не распускай нюни! — прикрикнул он сам на себя. — Главное сейчас — вернуть браслет. Ванькины разборки из-за лошадей с совершенно незнакомыми людьми тебя не касаются. Итак, вперед! Найди Ваньку и забери у него браслет!»

Собрав волю в кулак, Валентин двинулся вдоль кровавой дорожки. Поднялся на крыльцо, толкнул дверь в сени. Заглянул туда — никого. Валентин открыл дверь, ведущую в избу.

— Эй! Росава (так звали вдову)! Иван! — Ответом ему была абсолютная тишина. Он заглянул в комнату. Тьма египетская! Кто-то зачем-то позакрывал все ставни. — Иван… Росава… — вновь позвал он хозяев, но на этот раз почему-то шепотом.

Он двинулся на ощупь вдоль стены. Добравшись до ближайшего окна, отворил ставни, и в избу сквозь слюдяное оконце заструился серый свет зимнего утра. Нехитрая мебель, составлявшая обстановку этого дома, за исключением громоздкого, окованного железом сундука, почему-то была разломана и разбросана невесть как. У сундука же была всего лишь открыта крышка, и теперь из него свешивались на пол какие-то серые тряпки.

— Иван… Росава…

Двинувшись к следующему окну, Валентин зацепился носком сапога за что-то мягкое. Он открыл ставни еще одного окна и увидел. Это был Ванька. Он лежал под окном, вжавшись в угол своим богатырским телом. На шее, прямо под кадыком, у него была небольшая колотая рана. Рубаха спереди вся напиталась кровью, видимо сочившейся из нескольких ран.

Превозмогая страх и отвращение, Валентин склонился на ним.

— Эй, Иван… — Он потряс его за плечо. Тот был еще теплый, но, вне всякого сомнения, мертвый. — Ах, черт… Угораздило же тебя…

Осторожно, преодолевая брезгливость, Валентин осмотрел его руки. Браслета там не было. Тогда он обшарил его одежду, перевернул труп и посмотрел под ним. Нет браслета. Это открытие привело Валентина в состояние, близкое к панике. Если раньше браслет был утерян, но к нему вела вполне надежная ниточка, то теперь… Теперь — все, конец. Браслет у каких-то совершенно незнакомых мужиков, хладнокровных убийц, к которым не то что ниточки нет, но и самой тончайшей паутинки. Даже намека на нее.

Валентин раскрыл остававшиеся до сих пор закрытыми ставни и бросился обыскивать избу в поисках браслета. Поиски эти нельзя было назвать ни системными, ни эффективными. Уж слишком много эмоций и переживаний переполняло его. Но тщательными они, пожалуй, все же были, поскольку Валентин, мечась, как тигр в клетке, по нескольку раз осмотрел каждый квадратный метр в этом доме.

Наконец он добрался и до запечного закутка. То, что он там увидел, потрясло его больше, чем потеря браслета и труп Ваньки Рыжего. Там лежала Росава, вдова, хозяйка этого дома. Ее, видимо, сначала насиловали, а потом кромсали мечами, а может, и наоборот. Сам черт едва ли разберется в предпочтениях этих маньяков-нелюдей.

При виде такого зрелища Валентин не сдержался — выскочил на свежий воздух и повис на перилах крыльца. Его вывернуло. Он спустился вниз и прошелся по двору. Найдя место, где лежал чистый, нетронутый снег, умылся им. В принципе избу он осмотрел всю. За исключением того места, где лежала вдова. Вернее, то, что от нее осталось. Но ворочать этот кровавый фарш, искать под ним браслет — это было выше его сил. Скорее он предпочтет до конца жизни застрять в этом времени. Значит, больше его тут ничего не задерживало.

Третье за последние три часа возвращение Михайлы домой не столько удивило Ероху, сколько испугало. Да и выражение лица товарища тому способствовало.

— Ты что, Михайла? Случилось что-нибудь? С Силкой что-то? — засыпал его вопросами Ероха.

— Не знаю, что с Силкой. Работает, наверное, у Дика.

— Один.

— Да не знаю я… — разозлился Валентин. — Не виделся я с ним с самого утра. Я от Ваньки иду.

— Выкупил браслет?

— Нет.

— Почему? — удивился Ероха.

— Почему!.. Почему!.. — взорвался Валентин. — По кочану! Убили его! И Росаву убили! А браслет исчез…

От такого известия у Ерохи отвалилась челюсть, а руки отвисли вдоль тела, как плети.

— Иди ты… — Но, видя, в каком состоянии пребывает друг, Ероха собрался и захлопотал вокруг Михайлы. — Ты присядь, Минь. — Он взял Валентина за плечи и едва ли не насильно усадил на стул. — На, попей водички. — Валентин принял из его рук ковш с водой и жадно, одним махом осушил его. — А… Кто убил, ты видел?

— Видел. Четыре мужика. Все в черном и на вороных жеребцах.

Ероха вздохнул:

— К Надею надо идти…

— Сам знаю, — огрызнулся Валентин и уже спокойнее добавил: — Сейчас отдохну и пойду.

Застать Надея на месте не удалось, пришлось дожидаться, пока он вернется в околоток. Выслушав рассказ Валентина, обыщик лишь головой покачал.

— Дохлое дело, Михайла. Те мужики в черных полушубках с песьими мордами на спинах, которых ты видел, ближние царевы люди, опричники. Никак мы до них не доберемся. Если бы сразу их взять, когда они еще в городе были… А теперь они уж далеко. Просить же царя выдать их — себе дороже. Так что останутся Ванька со своей сожительницей неотмщенными.

— Да не о мести я сейчас думаю и не о справедливости. Понимаешь, дом я вроде осмотрел, но не весь. Там такое…

— Понимаю. — Надей покивал головой. Опытному городовому порой не по себе становится в такой обстановке. Что уж говорить о неподготовленном обывателе.

— Браслет должен быть где-то там, просто я его не нашел. Либо в доме, либо во дворе. Сам говоришь, что мужики эти — люди серьезные. Зачем им копеечный браслет снимать с мертвого босяка? Не верится мне, что они его взяли. Другое дело — лошади. Ванька хвалился передо мной, что несколько дней назад побил каких-то людей и двух лошадей у них отобрал. Выходит, это он с опричниками поссорился. Вот они и навестили его — должок забрать. Лошадей себе вернули, а Рыжего на тот свет отправили. Это я понимаю. И то, что бабу Ванькину, позабавившись, отправили вслед за ним, тоже хоть как-то объяснить можно. Но зачем им браслет-дешевка? Тогда бы уж они с Ваньки и порты, и рубаху снять должны были. Да там тряпья этого — сундук полный. Ткани всякие штуками лежат… Ничего не взяли. Без надобности им это. Вот и браслет без надобности. Там он, Надей. Я уверен. Надо бы сделать так, чтобы его нашли. — Удрученный случившимся, Валентин пытался искать не там, где потерял, а где, ему казалось, светло.

— Гм-м, гм-м… Нагорная к нашему околотку не относится, но я ребят знаю. Поговорю, Михайла. Если браслет там, они его обязательно найдут. А если уж нет, то не взыщи… — Надей развел руки в стороны, словно расписываясь в собственном бессилии.

Домой Валентин вернулся уже затемно.

— Ну что? Принес браслет? — встретив его, в едином порыве воскликнули Ероха с Силой.

Валентин за сегодня так устал, что у него не осталось даже сил удивиться наивности своих приятелей.

— Нет, не принес, — ответил он, вешая на вбитый в стену колышек свой полушубок.

— А что же Надей? Не помог? — опять в один голос воскликнули друзья.

— Не помог. Я его с трудом дождался. Пока рассказал ему… Завтра он туда пойдет. — Пересказывать подробности разговора, расписывая возможные перспективы поисков, ему не хотелось. — Лучше расскажи, как ты сегодня один работал, — попросил Валентин, обращаясь к Силке.

— Да как, как… — Он махнул рукой, явно с досадой. — Ничего, считай, сегодня не заработал. Одному нет никакой возможности. Какой-нибудь хлюст обязательно подкрадется да под один из стаканчиков заглянет. Если там шарика нет, то двое других норовят игру начать. Это чтоб мне ничего не досталось. Либо одному, либо другому. Я, конечно, этому противился… А они тут же галдеж на своем тарабарском языке начинают. И, вообще, сегодня народ какой-то был… весь незнакомый. Никого из тех, что раньше играли.

— А что Дик?

— Устранился, исчез куда-то. Я его только в начале и в конце игры видел. Одним словом, пришлось по их правилам играть. Вот я ничего и не заработал.

— Понятно-о…

— Эх-х, — вздохнул Ероха. — Жаль, меня там не было. Я бы парочке наглецов носы расквасил, сразу бы наглеть перестали.

— Вот и иди с ним завтра, — поддержал его Валентин. — А я дома поваляюсь. Устал что-то сегодня.

— Нет, Минь, не получится, — возразил ему Силка. — Когда расходились, Дик ко мне подошел и просил, чтоб ты обязательно завтра был. С каким-то нужным человеком хочет он тебя познакомить. Большой этот… бизьнис большой, говорит, получится. Так и сказал: «Большой человек, большой бизьнис».

Поужинав, друзья легли спать. Валентина всю ночь, неоднократно повторяясь, как диск, поставленный на перезапуск, терзал один и тот же кошмар. Ему снились Лобов и Вера, стоящие над его неподвижным телом. И никак было не понять, отчего он столь неподвижен. То ли пребывает в глубоком сне, то ли… Лобов возмущался поведением слипера Василенко, совершенно позабывшего о своем задании и занимающегося обделыванием собственных делишек. А рыбасоиды меж тем все ближе и ближе к последнему рубежу, защищаемому подполковником Лобовым. «Пора прекращать этот бессмысленный эксперимент», — говорил Лобов, протягивая руку к пакетнику, от которого запитывалась вся аппаратура жизнеобеспечения. «Все-таки это лучший наш слипер», — робко возражала ему Вера. «Заклинило парня на этом браслете. Смерти он боится, Вера. А раз боится смерти, то нет уже бойца», — возражал ей Лобов. Валентин пытался проснуться, чтобы объяснить, что вовсе его не заклинило на браслете. Просто он сейчас решает задачу социализации в местном обществе, а параллельно ищет браслет. Ведь рыбасоиды обитают в высших слоях общества. И именно туда и надо пробиться Валентину. А как иначе? Ну не заходить же в каждый дом с вопросом: «У вас тут рыбасоиды случайно не пробегали?»

Но проснуться Валентину все никак не удавалось. Даже веком не пошевельнуть. «Наши предки с гранатой на танк шли, а он…» Рука Лобова все тянется к пакетнику… Валентин пытался заорать, остановить его, но все тщетно. Лобовский палец ложится на выключатель и… Все начинается сначала.

Признаться, за ночь этот нелепый сон так утомил Валентина, что, проснувшись и обнаружив себя по-прежнему в теле Михайлы Митряева, он даже обрадовался сему обстоятельству. «Однако, — пронеслась в голове мыслишка, — доля истины в этом сне есть. Если уж сейчас я и не могу достать рыбасоидов, то хотя бы размышлять на тему, как это сделать, я просто обязан».

Ночью в город пришла оттепель, и Валентин с Силой шли на «работу» в распахнутых полушубках, держа меховые треухи в руках.

— А как думаешь, Минь, — приставал к Валентину Силка, — что за бизьнис этот человек нам предложит? Небось что-то, связанное с нашей забавой…

— Посмотрим, — отмахнулся от него Валентин.

— Нет, слышь, Минь, если он предложит в ихнюю Англию поехать? Как, будем соглашаться?

— Нет. Нам и здесь неплохо.

Занятые подобной пустой болтовней, приятели и не заметили, как подошли к конторе Дика. Силка подергал рычажок звонка, и дверь тотчас же открылась.

— О-о! Доброго здоровья, господа. Сегодня, слава богу, и господин Майкл с нами! — обрадовался гостеприимный хозяин. — Проходите в зал, все уже собрались, вас ждут.

— Большой человек, о котором ты вчера говорил, тоже здесь? — поинтересовался Валентин, заходя в контору.

— Нет, он будет позже. Проходи, Майкл, играем, где обычно.

Валентин толкнул знакомую дверь и вошел в комнату, переделанную под игровой зал. Из всей мебели, бывшей здесь ранее, остался лишь один большой шкаф, занимавший всю дальнюю стену. Убрать такую махину, под завязку загруженную гроссбухами и прочими деловыми бумагами, было невозможно да, наверное, и не нужно. Дик лишь завесил его простым серым полотном, чтобы, видимо, у любопытных посетителей не возникало соблазна ознакомиться с его бухгалтерией. Посередине зала, ближе к одной из стен, стоял небольшой стол с идеально гладкой поверхностью и стул для Силки. На противоположной стене находились два больших окна, а между ними был забыт либо с какой-то целью оставлен аккуратненький письменный столик, скорее даже бюро, рядом с которым стоял стул с высокой резной спинкой. На этом стуле, облокотившись на бюро, во время игры иногда сиживал Дик. Для этой цели, наверное, эти предметы интерьера и были оставлены в комнате.

В игровом зале уже находились восемь человек. Обычно публики собиралось поболе. Но странным было не это. И даже не то, что среди собравшихся не оказалось ни одного знакомого лица. А то, как выглядели собравшиеся. Валентин уже достаточно освоился в этом мире и, как выглядят здесь богатые, знатные люди, представлял неплохо. Эти же были похожи скорее на мастеровых, вырядившихся в свою праздничную одежду. Но Дику, в конце концов, виднее, кого зазывать на игру. Это его обязанность. Силка прошел к своему стулу и выложил на стол стаканчики.

— Начинайте, — шепнул Дик Валентину на ухо, — а я пойду встречать большой человек.

Игра началась вяло, публика почему-то предпочитала отмалчиваться, лишь наблюдая со стороны, словно ожидая чего-то. Пришлось Валентину вступить в игру по маленькой в надежде разжечь аппетиты собравшихся. И дело вроде бы потихоньку, со скрипом начало двигаться. «Что за вахлаков он сегодня собрал?» — недоумевал Валентин, мысленно адресуясь к Дику. И тут случилось то, о чем ему вчера рассказывал Сила. Один из играющих склонился к столу и, приподняв один из стаканчиков, заглянул под него.

Валентин ухватил его за рукав и вполне миролюбиво заметил:

— Эй, приятель, здесь так не принято. По правилам этого делать нельзя.

На что тот, ощерившись в хищной улыбке, коротко бросил в ответ:

— Fuck you!

Валентин никогда не был драчуном и уж тем более знатоком боевых искусств. Да и тело Михайлы Митряева к агрессивному поведению не располагало. Но столь откровенного хамства он снести не мог. Собрав всю свою ненависть к таким хамским типам в кулак, он метнул его прямо в ненавистную харю. Удар получился хорошим. Максимум для Михайлы Митряева. Пожалуй, даже процентов на пятнадцать — двадцать повыше максимума.

Хамскую морду мотнуло назад, ее обладатель даже покачнулся. Облизав разбитые губы, он сплюнул на пол и повторил:

— Fuck you!

Не дожидаясь его реакции, Валентин отпрыгнул назад, туда, где между двумя окнами стоял письменный стол-бюро. Как ему помнилось, на столе всегда стояла массивная керамическая чернильница с торчащим из нее пером, а рядом с пачкой бумаги лежал нож для ее разрезания. Не бог весть какое оружие, но все ж…

— Дик! — что есть мочи заорал Валентин, пытаясь одной рукой нашарить нож у себя за спиной. — Помоги!

В это время трое набросились на Силу и, ухватив его, будто это не живой человек, а свернутый в рулон ковер, рысью двинулись на выход. Остальные полукругом, потихоньку приближаясь, наступали на Валентина.

Словно в ответ на призыв, в зале появился Дик и, закрыв дверь и привалившись к ней спиной, громко скомандовал:

— Take, take him! Quickly!

Валентин еще не осознал до конца, что же здесь, в конце концов, делается, но кое-что он уже знал точно — Дик их предал. Рука его нащупала наконец чернильницу, и Валентин только собрался швырнуть ее в ближнего к нему врага, как от могучего удара, снося со своего пути Дика, распахнулась дверь.

— Одни дверь открыто, другой — закрыто, а я хочу играт. — На пороге зала стоял азартный испанец. Только вымолвив эту фразу, он наконец сообразил, что то, что он видит, не очень-то похоже на игру. Даже азартную. — Каррамба! Что ждес происходит?

— Спаси, дон Альба! Убивают! — завопил в ответ ему Валентин.

Благородному дону не надо было повторять дважды. Его длинный меч, вылетев из ножен с быстротой молнии, сразу же ранил в плечо одного из тех, что держали Силу под мышкой, как какое-нибудь бревно. Раненый вскрикнул и выпустил Силу из рук. Два его товарища тоже бросили свою ношу и, вытащив из-под одежды спрятанные тесаки, сделали шаг вперед. Пятеро, окружавшие Валентина, позабыв о нем, тоже бросились на помощь своим товарищам, доставая на ходу здоровенные тесаки. Воспользовавшись возникшей сумятицей, Сила на четвереньках, лавируя среди множества ног, пополз к двери. Конечно, если бы не помощь дона Альбы, вряд ли бы ему удался этот маневр. Но испанец, с аристократической изощренностью орудуя своим мечом, постоянно создавал угрозу одновременно всем, оказавшимся в первом ряду, заставляя их неуклюже отмахиваться своими тесаками. Безусловно, будь у него желание, он в мгновение ока искромсал бы всех восьмерых, но…

Валентин, видя, что Силка уже находится в безопасности, скрывшись за дверью, а дон Альба надежно удерживает всех восьмерых «гостей» Дика, сообразил, что наступил самый подходящий момент для того, чтобы и ему покинуть негостеприимную контору. Дверной проем заблокирован дерущимися, значит, надо пробовать через окно. Валентин только успел подумать, что тяжелый стул с высокой резной спинкой идеально подойдет для пролома оконного переплета, как заметил поднимающегося на ноги Дика, еще не отошедшего от нокаута дверью. Швырнув в него чернильницу, которую он до сих пор держал в руке, Валентин схватил стул и что есть сил ударил им в окно. Хрустнул деревянный переплет, посыпалось, разлетаясь на мелкие осколочки, драгоценное стекло. Валентин ударил еще раз, расширяя пролом, и поставил стул под окно.

Перед тем как выпрыгнуть, он успел переглянуться с испанцем и сделать ему ручкой, что должно было означать одновременно и «спасибо, друг», и «еще встретимся». Валентин прыгнул, сгруппировавшись, удачно приземлился и, пару раз перевернувшись, вскочил на ноги. Но перекувыркнувшийся во время прыжка мир еще не успел в его голове вернуться в свое естественное состояние, как Валентин ощутил удар по ногам и вновь рухнул наземь. Тут же в него вцепились крепкие руки, кто-то тяжелый навалился ему на живот. Валентин попробовал трепыхнуться, выскользнуть из-под груды тел, навалившихся на него, но не тут-то было. Держали его крепко, и уже кто-то начал вязать ему ноги, а следом за этим и руки. Нападавших на него было четверо, и он их не видел среди «гостей» Дика.

Напавшие поднялись и стояли теперь вокруг него, спеленутого веревками по рукам и ногам. Валентину только и оставалось, что извиваться всем телом, пытаясь ударить кого-нибудь из супостатов связанными ногами, да мычать от бессилия сквозь забитый в рот кляп.

— Смотри, какой злобный барчук, — сказал один из них, увернувшись от Михайлиных ног. — Весь повязанный, а все одно драться пытается. Ничего, дружок, скоро и тебе достанется.

Это замечание почему-то вызвало дружный хохот стоящих над ним мужиков.

— Ладно, — сказал другой, видимо старший. — Надевай ему мешок на голову и неси в сани.

Валентина подняли, поставили на ноги и надели мешок на голову.

— Что, уже получили? — раздался сзади знакомый голос.

— Да он сам к нам в руки свалился, — ответил старший. — Мы идем по проулку, а тут он из окна сигает. Ну мы его и прибрали.

— Гм-м, чертовы англияшки… Так это не они вам его передали?

— Да нет же. Сами мы его повязали. Здесь, в проулке. А от них он убег.

— Ну тогда им денег платить не за что. Поехали.

Заскрипели полозья — подъехали сани. Валентина забросили в них, сверху на него навалились еще двое, запрыгнувших в сани на ходу. Заорал кучер, щелкая кнутом, застучали копыта, зазвенел колокольчик, заскрипел снег, подрезаемый полозьями на поворотах. «Что-то слишком часто поворачиваем», — отметил Валентин. Уже на четвертом повороте он потерял ориентацию и перестал тщиться хотя бы примерно запомнить маршрут, которым его везли. Он переключился на голос, показавшийся ему знакомым, но сразу не смог вспомнить того, кому он мог бы принадлежать. Дальнейшие его размышления на эту тему были прерваны командой кучера:

— Сто-ой!

Сани остановились, и Валентина вновь подняли и понесли. Несли недалеко — несколько десятков метров, потом, судя по положению тела в пространстве и пыхтению несущих, поднимали по лестнице наверх. Наконец его поставили на ноги и стали развязывать веревки.

— Мешок-то с головы снимите, олухи. — Это опять был тот же самый знакомый голос.

Мешок слетел с головы, и Валентин увидел перед собой развалившегося в кресле Мудра. Чуть поодаль от него, опустившись на краешек стула и смиренно сложив руки на коленях, сидела маманя. А вот и обладатель знакомого голоса. Слева от Валентина, в паре метров, стоял Ермил.

— Ну здравствуй, сынок, — ласково промолвил Мудр Лукич. — Добро пожаловать домой.