Прошло еще две недели. «Наперсточный» бизнес не то чтобы процветал, но уверенно развивался. Во всяком случае, именно так определил для себя этот процесс Валентин. Теперь не было дня, чтобы они не заработали четыре-пять рублей. Валентин ушел от своей хозяйки и снял дом побольше и поудобнее там же, в Гончарной слободе. Сила и Ероха тоже покинули родительские гнезда и переселились к Валентину. Силка тут же, состроив гримасу полнейшего безразличия, внес предложение поселить в доме еще и Ксанку, благо дом велик и не одному человеку еще места хватит, а им без хозяйки вроде как несподручно, но Валентин сразу же пресек это поползновение к «разврату». Ксанке сейчас и дома неплохо, а к совместному проживанию шестнадцатилетней девицы и трех неженатых мужиков здешняя общественная мораль относится крайне неодобрительно. Зачем портить девчонке репутацию и к тому же злить лишний раз Мудра? Устраивать же сейчас их с Силкой женитьбу он счел нерациональным, неумным и даже вредным. Так что пускай пока женихаются втихаря.

Утром до «работы» Силка бежал к Ксанке, а Валентин с Ерохой отправлялись в Нагорную слободу — проверить, не вернулся ли Ванька. Вечером надо было заскочить туда еще раз, да и с Надеем изредка тоже было необходимо пообщаться. Одним словом, занятий хватало.

Валентин ожидал, что Ероха с Силой, вырвавшись из-под родительского надсмотра, попробуют удариться в загул, и готовился с этим бороться. Но парни о выпивке практически и не вспоминали, что лишний раз дало Валентину возможность убедиться в собственной догадке, что страсть к пьянству этой троицы проистекала от безделья и отчаяния, а вовсе не от наличия «лишних» денег.

С этой стороны проблем у Валентина не возникало, зато с другой постепенно обрисовывалась даже не проблема, а проблемища. И речь не о чертовом Ваньке, исчезнувшем вместе с браслетом. Проблема была в другом. Валентину никак не удавалось придумать ничего стоящего, что позволило бы ему перейти от «наперстков» к легальному предпринимательству. Ну не начинать же, в действительности, чулочно-бюстгальтерный бизнес…

Силка двигал стаканы по барабану вроде бы небрежно, с нарочитой ленцой профессионала, и в каждом его движении сквозь эту показную небрежность проглядывало изящество истинного художника. Словом, Дэвид Копперфилд отдыхает. Ероха, не сачкуя, «пасет» свою сторону. Валентин тоже внимания не теряет. Короче говоря, работа идет полным ходом.

Толстого мужика в высокой собольей шапке и такой же шубе, крытой сине-серебряной парчой, Валентин заметил еще издали. Он вальяжно шествовал по середине ряда, окруженный то ли четырьмя телохранителями, то ли прихлебателями. Они остановились у крайней лавки, потолкались там, но так ничего и не купили, а потом, заметив людское сборище, направились прямо к нему.

— Овсей, глянь, что за толпа, — раздался густой бас соболинопарчового мужика.

Они, видимо, подошли вплотную к скопищу игроков и теперь скрылись из поля зрения Валентина.

— Хозяин, забава какая-то. Мальчишка играется, а люди глядят и на спор меж собой деньги разыгрывают, — раздался секунд через тридцать ответ.

— Деньги, говоришь? А ну, ребятушки, очистите для меня проход.

Четверо (скорее все-таки телохранителей) взялись за дело, и уже через несколько секунд обладатель густого баса, большой окладистой бороды и высокой собольей шапки стоял прямо перед Силой.

Как ни орудовали плечами и локтями секьюрити, расчищая дорогу для своего хозяина, но помешать игре они не смогли. Так что их хозяин, пробиваясь к Силе, успел разглядеть, в чем здесь суть заключается.

— Ага, — сказал он, очутившись прямо перед Силкой. — Понятно. Давай, вьюнош, делай свое дело, теперь я отгадывать буду.

От внимательного взгляда Валентина не укрылось, что Силка при виде этого богато одетого мужика весь сжался, от чего стал казаться еще меньше и тщедушнее. Он как-то неуклюже передвинул стаканчики и спросил убитым голосом:

— Где шарик?

— Здесь! — пробасил мужик, указывая пальцем на один из стаканов. — Рубль даю! — Он вытащил из кармана рублевую монету и положил ее на донышко выбранного им стакана.

— Ой, дяденька, — совсем уж жалким голосом заканючил Сила, — у меня нет рубля, не смогу я с вами сыграть.

Рубль у Силки, конечно, был. И не один. Не одной монетой, конечно, а россыпью. Но какое это имеет значение?

— Экий ты, братец… Что же ты без денег играть садишься? Может, кто хочет против меня? — обратился он к толпе.

— Мы ведь по маленькой, по маленькой… — запричитал Сила.

— Я сыграю! — Валентин обошел толпящихся зрителей и встал рядом с Силкой. Он и не видел, под какой из стаканов Силка загнал шарик. Но для него сейчас результат не имел особого значения. Просто он почувствовал, что должен обязательно сыграть с этим мужиком. — На этот! — Он поставил свой рубль.

— Открывай! — заревел мужик. — Сила поднял стакан, выбранный мужиком. Шарик был под ним. — А-га-га! Деньги к деньгам. Подай-ка мне его рубль!

Публика молчала, во все глаза глядя на происходящее. Силка взял рубль победителя, присоединил к нему рубль Валентина и, привстав со своего чурбачка, протянул деньги мужику в соболях.

— Пожалуйте, господин хороший.

Голос его прозвучал чуть ли не униженно, что еще больше раззадорило Валентина.

— Желаю сыграть еще раз! — дерзко, с вызовом заявил он.

— Давай, — явно обрадовавшись, согласился мужик.

— Три рубля ставлю, — объявил Валентин. — Давай, крути свои стаканы.

— Что ж, три так три, — согласился мужик. — Двигай стаканы-то!

Слегка приободрившийся Силка взялся за стаканы и выставил новую комбинацию.

— Здесь! — указал пальцем Валентин.

— Нет, здесь! — не согласился с ним мужик, указав на другой стакан.

Сила по очереди поднял указанные ими стаканы. Ни под одним из них шарика не оказалось. Он был под третьим, что Силка всем и продемонстрировал.

— Дьявол! — вскричал Валентин, стараясь показать всем свою досаду.

— Хо-хо-хо, — загоготал мужик. — Ни он, ни я не угадал, это ж надо! Давай еще раз!

— По правилам, — осторожно заметил Валентин, указывая на Силу, — деньги отходят ему.

— Пускай, — согласился мужик. — Играем теперь по пять рублей. И ты играй, — обратился он к Силе. — Деньги теперь у тебя есть.

Следующий раунд принес победу мужику.

— А-га! — вскричал он, торжествуя. — Опять деньги к деньгам! Давай еще раз!

Сыграли еще раз. На этот раз выиграл Валентин, Сила из-за отсутствия денег участия в игре не принимал.

— А давай по десять! Слабо? — подначил Валентина разошедшийся мужик.

— А давай! — вскричал Валентин, отсчитывая серебряные кругляши и выкладывая их на барабан. Туда же выставил свою ставку и его противник.

Силка раскрутил стаканчики, и вновь ни Валентину, ни его сопернику не удалось угадать.

— Опять деньги ему ушли! — с притворным ужасом воскликнул Валентин, указывая на Силу.

— Ну ладно, — молвил мужик, как бы итожа произошедшее. — Потешили вы меня, ребятки. Но… Пора и честь знать. А забава знатная… Это откуда ж такая?

— Это я из Греции с Афона привез. Был там в прошлом году на богомолье. Там монастырь есть, Симона Канонита называется. Так он стоит на скале с отвесными стенами. Подняться туда или спуститься можно только в корзине, которую монахи на веревке вниз-вверх таскают. Вот монахи и сидят там почти безвылазно. Молятся целыми днями. А когда надоест им молиться, забаву эту устраивают. На орехи играют. А посмотрел и подумал: «А ведь можно ж и на деньги…»

«Ай да Силка, — мысленно восхитился Валентин. — Врет как гладью вышивает».

— Хо-хо-хо, — заржал мужик. — Это ты здорово придумал. Ты всегда тут сидишь?

— Угу. — Преисполненный смирения Силка лишь кивнул.

— Зайду к тебе еще как-нибудь позабавиться, — пообещал он. — Пойдем, однако, восвояси, — скомандовал он своим секьюрити.

Но расталкивать никого не пришлось. Толпа сама расступилась перед ними.

— Кто это? Ты его знаешь? — шепотом спросил Валентин у Силы.

— А то… Кто же его не знает? Это же Прозоров, один из самых богатейших купцов. Тоже хлебом торгует. Митряевский соперник, кстати.

После столь блистательного представления, устроенного Прозоровым, играть всем, видимо, расхотелось. После такого шика трясти своими медяками было как-то даже неприлично. Толпа, состоящая из играющих и зрителей, начала постепенно рассасываться. Наиболее упрямым и непонятливым, продолжающим торчать перед барабаном в ожидании, когда вновь начнется забава со стаканчиками, Сила заявил:

— Господа хорошие, забава на сегодня окончена. Устал я что-то. Приходите завтра.

После таких слов стали расходиться и самые упорные.

— Чего это вы? — высказал приятелям свое удивление Ероха. — Светло ж еще… Зачем народ разогнали?

— Знаешь, сколько мы на Прозорове поимели? — спросил у него Сила.

— Нет, не считал. А при чем тут это? Что у нас деньги, лишние? Народ стоит еще — играй и играй…

— Будет тебе, Ероха, — постарался урезонить его Валентин. — В мгновение ока, почитай, семь рублей заработали. После такого как-то не хочется копейки опять считать.

— Давайте лучше придем сегодня домой пораньше и спать завалимся, — предложил Сила. — А то, как увидел Прозорова перед собой, до того испугался, что аж поджилки затряслись. «Ну, думаю, не дай бог, не понравится ему наша забава, в порошок сотрут нас». Слава богу, обошлось. Да еще и семь рублей с него поимели.

— Да кто он такой, черт возьми, чтобы в порошок кого бы то ни было? — возмутился Валентин.

— Один из богатейших купцов в городе. Слово его везде вес имеет, — пояснил Сила.

— Так ты ж говорил, что он вроде бы на равных с Митряевыми. Эдак нас и Мудр может в порошок?

— Э-э, ты Мудра с Прозоровым не равняй, — влез в разговор Ероха. — Прозоров — законный потомственный купчина в двадцатом поколении, а Мудр — дворняжка, в чужой дом втершаяся.

— Постой, постой, — решил уточнить Валентин. — Но я-то потомственный Митряев. Так? Почему ж у меня нет такого влияния и авторитета?

— Вот когда отберешь у Мудра его денежки и объединишь их со своим происхождением, тогда, может быть, и сможешь равняться с Прозоровым.

— Ну значит, не так долго ждать осталось, — уверенно заявил Валентин. Несмотря на явную показную браваду, прозвучавшую в этих словах, и Ероха, и Сила и не подумали усомниться. В последнее время они уже привыкли к тому, что их Михайла слов на ветер не бросает. — Я, парни, вот что вам скажу… На эту мысль меня Прозоров этот самый и навел. Надо нам на ту часть торжища перебираться, где солидные купцы свои конторы держат. Тогда и заработок у нас будет совсем иной.

— А как же Мудр? Вдруг кто-нибудь из его людей тебя увидит?

— Кто не рискует, тот не пьет… — Валентин вовремя остановился, сообразив, что слово «шампанское» неведомо его приятелям, — вкусных медов.

На следующий день устроились на той половине торжища, которую Валентин определил для себя как «офисный центр». Хотя и здесь были открытые ряды и мелкие магазинчики наряду с солидными складами-амбарами и домами-конторами. Здесь же располагались и два постоялых двора для приезжих купцов. Одним словом, потенциальных клиентов хватало, причем большую часть из них составляли иностранцы.

Для начала решили далеко вглубь не забираться и расположились невдалеке от городского рынка. Это на всякий случай — вдруг солидная публика не клюнет на забаву. Но опасения оказались напрасны. И иностранцы, и русские купцы оказались столь же азартными охотниками за птицей удачи, как и простые ярославские горожане. Дневной заработок приятелей сразу же вырос до двадцати рублей. Приходилось, конечно, проявлять повышенную бдительность, чтобы не быть замеченными Мудром или его людьми, но овчинка стоила выделки.

А через несколько дней и эти опасения друзей остались в прошлом. Как-то в конце дня, когда Сила уже объявил, что забава окончена, и забросил барабан за спину, к нему подошел парень лет двадцати пяти и представился. Звали его Дик. Был он сыном английского купца и сидел уже четыре года в Ярославле безвылазно, в то время как отец его, сопровождая грузы, совершал челночные вояжи из Ярославля на родину и обратно. Дик довольно сносно говорил по-русски. Хоть и с акцентом, но бегло и без запинки. Он несколько дней наблюдал за Силой и по их прошествии решился сделать ему предложение. Валентин и Ероха поначалу не поняли, что происходит, посчитав намерения незнакомца агрессивными. Проталкиваясь через расходящуюся толпу, они подскочили к Силе, закрыв его собой от незнакомца.

— Чего тебе надо? — грубо бросил ему Ероха.

Эти двое с перекошенными от злобы лицами, неожиданно выскочившие неизвестно откуда, испугали англичанина.

— Я Дик, — сбивчиво принялся объяснять он. — У нас с отцом здесь контора неподалеку. Здесь, за углом. Я просто поговорить хотел.

Валентин уже понял, что незнакомец не представляет собой опасности.

— О чем ты хотел поговорить, Дик? — спросил он.

— Но… Я хотел говорить с ним. — Дик указал пальцем за спину Валентину, где стоял со своим барабаном Силка.

— Можешь говорить со мной. Это все равно что с ним.

— Хорошо… — Дик пожал плечами. — Мне очень нравится его забава. — Это есть хороший бизнес.

— И что? Какое тебе дело до его бизнеса? — Валентин пока еще не определился, продолжать этот разговор или быстрее сматываться отсюда, а англичанин все мямлил, так и не переходя к сути своего интереса. — Ну говори скорей, что ты хочешь. Нам пора.

— Здесь, на улице, слишком много случайные люди. Это есть небезопасно. Поэтому солидные бизнесмены боятся играть на большие деньги. Я предлагаю делать забаву в моей конторе. Там будут только люди, которых я приглашу. Это будет хорошая игра. Большая игра. Это есть выгодно всем. И мне, и ему. — При этих словах Дик вновь указал на Силу.

— В чем твой интерес? What is your profit? — Валентин ткнул пальцем в грудь Дика.

Услышав родную речь из уст собеседника, англичанин на радостях разразился длиннющей тирадой на английском. Но Валентин хоть и изучал в своем университете восемь иностранных языков, не обладал, видимо, в достаточной мере соответствующими способностями. Поэтому и знание всех этих языков было у него на уровне более чем посредственном.

— No, no, no… — остановил он англичанина. — Говори только по-русски.

— Я буду брать с игроков небольшую плату за участие. Это будет мой выигрыш. Может быть, иногда сыграю сам.

— Что ж… — Валентин ненадолго задумался. — Мы подумаем над твоим предложением, Дик. Покажи нам свою контору. Если мы согласимся, то придем завтра утром прямо туда.

Контора действительно оказалась поблизости. Распрощавшись с Диком, троица друзей ретировалась. Поразмыслить им было о чем. С одной стороны, предложение казалось им весьма заманчивым. Богатые люди, собравшиеся специально для игры на деньги — это вам не случайные прохожие, нежданно-негаданно наткнувшиеся на забавное зрелище. Да и теплое помещение куда заманчивей морозной улицы. С другой стороны, имелось и принципиальное неудобство. В конторе у Дика, среди ограниченного количества избранных игроков — Валентину и Ерохе не удастся сохранить свое инкогнито. Так что придется им либо играть на равных с остальными, либо не играть вовсе, надеясь лишь на ловкость Силкиных рук.

Сходили к Надею, посоветовались, а утром направились к Дику. Их там, как оказалось, уже дожидалось более десятка поклонников азартных игр, в основном иностранцы. Первым делом Валентин поставил условие — все говорят только по-русски. Вторым — объяснил правила игры. Ну а третьим была уже сама игра. Работали недолго — часа два, а заработали почти сорок рублей. Примерно так же прошли и второй день, и третий, и четвертый. А на пятый произошло событие, давшее Валентину богатую пищу для размышлений.

За эти дни как-то так получилось, что игроки внесли одно усовершенствование в правила, а Валентин не стал возражать ввиду очевидной выгоды для себя подобного усовершенствования. Игроки начали набавлять ставку в процессе игры, примерно так, как это делается в покере. То есть можно было, начав с рубля, сделать свой выбор, а потом поднимать ставку хоть до бесконечности, пока один из соперников не выдержит.

Вот на пятый день и схлестнулись двое: низенький пузатый немец с круглым домашним лицом доброго старого дедушки и испанский дворянин, высокий, нескладный, весь будто состоящий из одних только острых углов. Подбородок его венчала узкая острая эспаньолка, а нафабренные усы были почти такой же длины, что и его шпага, за эфес которой он хватался при каждом волнительном моменте, как сердечник за сердце. А волноваться было от чего. Немец все набавлял и набавлял, а испанец не хотел уступать, уверенный, видимо, в своем выборе. Немца этого Валентин видел здесь каждый день, а испанец появился впервые. Несмотря на обманчивую домашнюю внешность, немец игрочищем был азартнейшим и просаживал каждый день сумасшедшие суммы. Каков в игре нервный, постоянно горячившийся испанец, Валентин не знал, но был почти уверен, что в этой схватке немец блефует, как всегда.

— Сорок пьять! — поднял еще раз ставку немец, выкладывая на стол серебряные кругляши рублей.

Испанец, нервно дергаясь, принялся копаться в складках своей одежды, выковыривая из карманов рублевые монеты. Пятую он искал особенно долго, но наконец добавил и ее к своей кучке серебра.

— Шорок пят! — многозначительно изрек он. — Ты открыват?

— Найн, — брякнул немец. — Пьятьдесять! — И добавил к своей горке еще пять рублей.

Испанец вновь принялся копаться в карманах, наконец вытащив из-за пояса кожаный мешочек, он развязал его и извлек оттуда монету.

— Золото! Дублон! — торжественно провозгласил он. — Болше пят рубл. Я открыват!

— Найн, найн, — завопил немец. — Нельзя дублон! Толко рубл можно!

Вслед за немцем загалдели все остальные, требуя от испанца убрать дублоны и играть только на рубли.

— Каррамба! — вскричал он, в очередной раз хватаясь за эфес своей шпаги и вертя из стороны в сторону головой.

Народ попятился от него, опасаясь то ли его шпаги, то ли острых кончиков его усов. Вперед выступил Дик и на правах хозяина попробовал призвать испанца к порядку.

— В Руси можно рассчитываться только рублями. Разве идальго не знает этого?

— Знает! — прорычал испанец. — Кто обменять дублон на пят рубл? Я открывай.

Но в ответ он услышал дружное «нет».

— Менять можно только в меняльной конторе, сэр, — пояснил Дик. — Никто из нас не имеет права менять вам деньги. Это есть нарушение закона, милостивый сэр.

— Каррамба! — вновь взревел испанец. — Вонюший купчишки! Вы иждеваетс меня! — Тут же он не просто ухватился за эфес, но и потянул шпагу из ножен.

— Эй, эй, стойте, стойте, идальго! — Валентин решил, что настал самый подходящий момент для вмешательства во взрывоопасную ситуацию. — Я займу вам пять рублей. Завтра отдадите. Или сегодня… Если выиграете.

Он протянул испанцу монеты. Тот бросил их на стол и постучал пальцем по донышку стакана.

— Мой выбор, — напомнил он всем присутствующим. — Открывай! — велел он Силе.

Тот поднял стаканчик. Шарик оказался под ним.

— Майн готт! — вскричал немец и схватился за сердце. А… А… — Он судорожно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— Воды, воды! — закричал кто-то. — Он умирает! Лекаря!

Вокруг поднялась суета. Кто-то бросился за водой, кто-то за лекарем, а испанец сгреб серебро, лежавшее на столе, в одну кучу, отобрал из нее пять монет и вернул их Валентину.

— Шпасибо! Я ваш должник. Иван Фернандо Альба. — Он протянул руку Валентину.

— Михайла Митряев.

— Я живу постоялый двор «Золотой медвед». Буду рад видет вас.

— Хорошо, хорошо. Еще здесь увидимся.

Валентин похлопал испанца по плечу. Пока вокруг несчастного немца царила суета, самое время было смотать удочки. Он подмигнул Ерохе и Силке, помахал рукой Дику и направился к выходу.

— Послушайте, парни, что за ерунду они там устроили с иностранными деньгами, обменом и прочим? — спросил Валентин у друзей, когда они уже покинули контору Дика и шли по улице.

— Так запрещено же иностранные деньги давать и брать за что бы то ни было, — ответил ему Ероха.

Странно, но до сих пор у Валентина не возникал вопрос — как же рассчитываются между собой многочисленные иностранные купцы, торгующие в Ярославле. А то, что они заключают сделки не только с русскими купцами, но и между собой, это он видел собственными глазами. Индусы везут в Ярославль драгоценные и полудрагоценные камни, золото в слитках, арабы — благовония и специи, китайцы — чай, шелк, персы — тот же шелк и всевозможные красители, немцы и голландцы — сукно и бархат, чехи — серебро в слитках, шведы — железо, англичане — шерсть. А в Ярославле, на торжище, происходит своеобразный микс. Каждый продает свое и покупает чужое, чтобы продать его дома. Получается двойная выгода. Продал свой товар — наварил, закупил здесь же чужой, отвез его домой, продал — опять же наварил.

Как следовало из ответа Ерохи, торговля во всех случаях идет за рубли. Но откуда они их берут? Иностранцы-то?

— Слышь, Ероха, — решил уточнить Валентин. — А откуда иностранцы наши рубли берут?

— Знамо откуда, в конторах меняльных. Свои сдают, а наши в обмен получают.

«Получается, что я почти месяц провел на этом торжище, а такой интересный факт, как существование валютных обменников, умудрился пропустить, — с досадой отметил про себя Валентин. — Однако важен не столько сам факт наличия обменников на ярославском торжище, сколько отношение здешней публики к валютнообменным операциям. Сказали им: «Нельзя!» — черт возьми, и они беспрекословно исполняют этот запрет. Даже в двусмысленной ситуации игры на деньги они не забывают безукоснительно следовать закону о, назовем его так, валютном регулировании. Да, они на нас непохожи. Они лучше, чище, что ли… Во всяком случае, законопослушнее. Хотя сей факт я уже отмечал раньше. Неизвестно, что дает такой результат: страх перед неизбежным наказанием за нарушение закона или же природная тяга человека к упорядочению, регламентации жизни. Но пусть с этим разбираются специалисты по теории права. Для меня важно другое. Я попал в эпоху, когда, похоже, нравственные устои, общественная мораль уже дрогнули. Уже появилось поколение, ищущее для себя «лазейки». Взять, к примеру, того же Дика и его «гостей». Валюту они менять отказались. Чтут закон. Но в три стаканчика ведь играют! А от этой игры за версту разит уголовщиной! Но она, черт возьми, не запрещена законом. Хм-м… Обмен валюты… Это может быть интересно, надо будет подумать в этом направлении. Для начала же необходимо собрать об этом как можно больше информации».

— Эй, парни, а вы когда-нибудь были в меняльной конторе?

— А на что она нам нужна? Нет, конечно, — ответил за себя и Силу Ероха.

— Ладно. Я зайду еще к Надею, а вы сгоняйте в Нагорную. Проверьте, не вернулся ли Ванька. Встречаемся дома.

На том и порешили. Ероха с Силкой отправились в Нагорную слободу, а Валентин — в околоток городовой стражи — пораспрашивать Надея о заинтересовавшей его теме. Для начала Валентин рассказал ему о том, что произошло сегодня в конторе у Дика.

— Хм-м… — Надей скептически скривил губы, услышав рассказ Валентина. — Бросать скорей вам надо эту забаву. Чувствую, добром дело не кончится.

Валентин лишь глубоко вздохнул, услышав это замечание. А то он и сам этого не знает…

— Да уж деньги больно хорошие, Надей.

В этом господин обыщик и не сомневался, поскольку в начале встречи очередной рубль перекочевал из Валентинова кармана в его карман.

— То-то и оно, что хорошие. Но все одно, закругляться вам надо. А если бы тот немец взял дублон? А если бы кто-то из видевших донес?

— А если бы взял, тогда что?

— И тому, кто платит, и тому, кто берет иноземные деньги, смертная казнь полагается, — разъяснил Надей. — Это для иноземцев. Для наших чуть полегче, но тоже немало. И лишение всего имущества, и виры, и торговая казнь… Как суд решит.

— Слушай, Надей, а ты когда-нибудь в меняльной конторе бывал?

— Приходилось. Службу нес. Наши городовые их охраняют. И иноземцев, что деньги на мену везут, тоже охраняют. И туда, и обратно. По их желанию, конечно. И из меняльных контор в государеву казну деньги тоже мы доставляем. Под нашим присмотром то есть… Постой, постой, Михайла… Уж не задумал ли ты чего?

— Нет-нет-нет, что ты, Надей!.. — Валентин только хотел заверить бдительного городового, что он, как и Остап Ибрагимович, безусловно чтит Уголовный кодекс, но вовремя внес поправку: — Я Судебник уважаю. И ни одной буквочки из него нарушать не собираюсь. Но… Ведь бывает так, Надей, что не все еще законами предусмотрено. Правильно?

— Бывает и так, — согласился Надей. — Задумал что-то?

— Сам еще толком не знаю, — честно признался Валентин. — Скажи… как курс определяется?

— Что определяется? — не понял Надей.

— Сколько, например, рублей дают за золотой дублон?

— Откуда я знаю… — Надей пожал плечами. — Оно мне нужно?

— И то верно, — согласился с ним Валентин. — Но… Вот ты сказал, что городовая стража иноземцев охраняет. И туда, и обратно. Так ведь?

— Ну… говорил.

— Это как же? От самой границы и до Ярославля, до меняльной конторы? А потом обратно?

— Нет, Михайла. До Ярославля иноземец сам по себе едет. Ты меня не так понял. Сидит он, к примеру, на постоялом дворе или в собственном доме. У них у многих здесь свои дома, знаешь? — Валентин кивнул. — Обращается он к нам: прошу, мол, сопроводить до меняльной конторы. Городовая стража пару человек на это выделяет. Дело-то ведь государственной важности. Государству-то нужны иноземные деньги.

— А зачем государству иноземные деньги?

Этот простой вопрос поставил Надея в тупик. Он сделал брови домиком и даже снял шапку, чтобы поскрести пятерней затылок.

— А я почем знаю? Ну и вопросы ты задаешь, Михайла. Я ведь простой городовой стражник. Пусть и обыщик, но ведь не думный же дьяк, в конце концов.

— Получается, что на границе меняльных контор нет, а есть только здесь. Да?

— Ну да.

— Значит, иноземец от самой границы до Ярославля преспокойно везет свои иноземные денежки. А если он их поменяет, не доезжая до Ярославля? Раньше?

— Как же он их поменяет, если меняльных контор там нет? — удивился Надей.

— А если человек какой-нибудь найдется и поменяет рубли на иноземные деньги?

— Зачем же ему это нужно, если на иноземные деньги у нас ничего купить нельзя? — Надея все больше изумляли вопросы, задаваемые Валентином.

— А если все-таки найдется такой человек?

— Так на то закон есть: иностранцу башку срубят, да и нашего по головке не погладят.

— Постой-постой, смертная казнь, ты говорил, за покупку и продажу товара на иностранные деньги. Про обмен денег ты ничего не говорил.

— Ох, Михайла, запутал ты меня совсем своими вопросами. — Надей вновь принялся скрести затылок. — Ладно, обещаю все разузнать доподлинно про обмен этот самый.

— Спасибо тебе, Надей. Но… Последний вопрос, можно?

— Давай.

— Ты вот сказал, что иностранцу голову срубят за обмен денег не в меняльной конторе. А как государство узнает, что он это сделал?

— Донесет кто-нибудь. Тот, кто видел.

— А если никто не видел?

— Замучил ты меня, Михайла. Не пойму я что-то, зачем этому иноземцу невесть где деньги свои менять, когда меняльная контора есть?

Поняв, что больше никакой информации выжать не удастся, Валентин быстренько свернул разговор и отправился домой.

Сила с Ерохой уже были дома, топили печь и разогревали нехитрый, но обильный ужин. Ванька у вдовы в Нагорной слободе так и не объявился, что было хоть и весьма печально, но уже привычно.

Вечер друзья провели как обычно, если не считать одного небольшого обстоятельства, имевшего, как выяснилось впоследствии, весьма серьезные последствия.

Когда Валентин снял для себя новый дом, он первым делом устроил в подвале тайник. Накопления уже образовались серьезные и таскать их с собой было неразумно; во-первых, опасно, а во-вторых, просто тяжело и неудобно. Поэтому, возвращаясь каждый вечер домой, Валентин спускался в подвал, вытаскивал из кладки секретный кирпич и бросал в выкопанную за кладкой нишу очередной кожаный мешочек с дневной выручкой. Так было и сегодня. Валентин уж было собрался вставить на место кирпич, маскирующий нишу, когда ему в голову пришла мысль, что было бы неплохо подсчитать накопленное. Заработки их постоянно росли, и сказать, сколько у них уже собралось денег, Валентин мог только весьма приблизительно. В то же время неясная, туманная пока идея об операциях с валютой в любой момент могла неожиданно проясниться и превратиться из гипотезы в рабочую схему. И вот здесь-то необходимо было точно знать сумму, которой они располагали.

— Ероха! Сила! — позвал он из подвала.

— Чего тебе? — В проеме возникла физиономия Ерохи.

— Спускайтесь сюда, деньги сейчас считать будем. И свечу еще одну прихватите.

Для троих подвал был тесноват, но ничего, разместились. Свечи поставили на пол, между ними высыпали деньги, сами уселись вокруг на корточки. Начали считать, медь в одну сторону, серебро в другую. Рублевики складывали стопками по пять монет. Всего получилось триста двадцать восемь рублей с копейками. После подсчета в подвале установилась такая тишина, что было слышно, как трещат фитили свечей.

Нарушил тишину Ероха:

— Мать моя женщина! Да мы ведь можем каждому по имению купить, да еще на обзаведение останется.

Силка же, облизнув шершавым, как наждак, языком враз пересохшие губы, только и смог выдавить из себя:

— Много…

Валентин принялся складывать деньги обратно в кожаные кошели.

— Это только начало, парни. На эти деньги мы сможем завести настоящее большое дело. Чтобы не только нам до конца жизни хватило, но и нашим детям, внукам и правнукам.

Произнося эту демагогическую тираду, он думал только об одном — не дай бог, парни забузят и потребуют разделить деньги. Но последовавшей с их стороны реакции даже он не ожидал.

— Много, — согласился с Силкой Ероха. — Слышь, Михайла, такие деньги без охраны нельзя оставлять. Что там твой тайник… Если выследят нас да залезут в избу, им этот тайник найти — как раз плюнуть.

— Кобеля надо сторожевого, — поддержал Ероху Силка. — А лучше двоих. Я знаю, где таких купить можно. Один на один волка загрызают.

Валентин задумался. Сумма действительно собралась приличная, а их троица, особенно Силка, уже приобрела известность в определенных кругах. Бандиты запросто на хвост могут упасть. Наезд — ерунда. С помощью Надея они с любым наездом справятся. А вот если выследят и в их отсутствие в дом залезут… Это да.

— Такие кобели тебя самого в дом не пустят, — резонно заметил Силе Ероха. — Его щенком в дом брать надо. И растить.

— Не надо кобелей, — неожиданно влез в их спор Валентин. — Это, наоборот, подозрительно. То не было ничего, а тут вдруг целых два волкодава во дворе появились. Умный сразу смекнет: «Значит, появилось что охранять». Мы по-другому сделаем. Завтра, во-первых, дополнительные запоры купим и сами их поставим, а во-вторых, с завтрашнего дня один из нас остается дома. Для игры сейчас трое все равно не нужны. Играем-то постоянно у Дика. А там кроме Силки и одного хватит. Либо Ероха, либо я остаемся дома — стеречь.

— Правильно, — поддержал Ероха. — Я согласен.

— Слушай, Минь, — после секундной паузы подал голос Сила, — денег вроде немало, а ты говоришь: не хватает… Это сколько ж нам надо набрать?

— А чтобы стать первыми богатеями в городе и Мудра к ногтю прижать, — ответил Валентин.

Утро следующего дня началось в соответствии с утвержденной накануне вечером диспозиции. Ероха остался дома, а Валентин с Силой отправились работать. Но едва они вышли за дверь, как тут же появились индивидуальные, если можно так выразиться, толкования принятого вчера плана.

— К Дику идти пока рано, — принялся рассуждать вслух Валентин. — Давай заскочим в скобяной ряд, купим там запоры и задвижки и отнесем их Ерохе. Пусть устанавливает, пока нас не будет.

— Минь, отпусти меня, — взмолился вдруг Силка. — Я, понимаешь, кровь из носу, обещался Ксанке сегодня прийти. А пока я к ней сбегаю, ты сам запоры купишь и в Нагорную сходишь. Встретимся же у Дика. А?

В Нагорную слободу обычно ходили вдвоем. На тот случай, если Ванька вдруг оказывается дома. Тогда одному полагалось бежать к Надею за подмогой, а второй оставался следить за домом. Но у Силки была такая жалобная гримаса на физиономии, что Валентин, поколебавшись чуть-чуть, решил отступить от им же придуманного правила.

— Черт с тобой. Беги к Ксанке, — согласился он. — Один схожу.

Сначала Валентин отправился за задвижками для дверей и ставен, потом, закупившись, вернулся домой. Некоторое время поболтал с Ерохой, обсуждая то, как следует установить приобретенные запоры, после чего направился в Нагорную слободу.

Была ли вдова, приютившая Ваньку Рыжего, лишь его квартирной хозяйкой, или же их связывали более близкие взаимоотношения, ребята так и не разобрались. Поначалу она встретила в штыки шнырявших возле ее дома молодых людей и ничего не хотела сообщать им об интересовавшем их Рыжем. Но всего лишь копеечка, подаренная ей одним из парней, в корне изменила всю ситуацию. Вдова тут же стала словоохотливой и откровенной. Время от времени парни поддерживали этот ее позитивный настрой, подбрасывая ей то полушку, то копейку, и она вполне искренне заверяла их, что ни в коем случае не станет покрывать этого рыжего обормота и тут же донесет им, лишь только он переступит порог ее дома.

В Нагорной слободе селились не самые бедные горожане. В основном ремесленники и купцы средней руки. Дома в слободе ставили крепкие, и дом вдовы ничуть не выбивался из общего ряда. Добротным, в четыре окна, фасадом дом выходил на улицу. Вход в него был во дворе, а чтобы попасть во двор, следовало пройти через калитку, врезанную в высокий, глухой забор.

Валентин остановился возле нее и уже было протянул руку к висящему справа шнуру с кольцом, чтобы позвонить, как что-то заставило остановиться. Некое смутное чувство, неведомо откуда появившееся.

Он прошел к дому, влез на завалинку и попытался заглянуть в окна, но те были так основательно изукрашены изморозью, что, как ни старался Валентин разглядеть хоть что-нибудь, ничего не получилось. Спустившись с завалинки и переминаясь с ноги на ногу, он окинул улицу взглядом. По-хорошему, надо было бы спросить у соседей или хотя бы у играющих на улице ребятишек. Валентин только собрался пересечь улицу наискосок, чтобы подойти к стайке громко галдящих мальчишек, как те, словно стоя воробьев, разом снялись с места и умчались в близлежащий проулок. «Да что это со мной сегодня? — разозлился он сам на себя. — Уж сколько мы сюда ходим, и все было нормально. А тут чего-то передрейфил…»

Валентин вновь прошел к калитке, взялся за колечко, привязанное к шнуру, и несколько раз решительно дернул его вниз. Звонка колокольчика он не услышал, но почти сразу же во дворе хлопнула дверь, и раздался хрустящий звук шагов по утрамбованному снежному насту. Стукнула отодвигаемая задвижка, и заскрипели промерзшие петли. Калитка приоткрылась, и в образовавшуюся щель высунулась рыжая физиономия.

— Михайла?! Ты?! Живой?!

От неожиданности Валентин сделал полшага назад.

— Ванька?!!

Столько дней он мысленно рисовал себе эту встречу!.. И ни один из продуманных им вариантов не предусматривал такого сценария — один на один, нос к носу, без свидетелей.

Рыжий неожиданно метнул свою длинную ручищу и ухватил Валентина за ворот.

— Ты заходь, Михайла, заходь… — ласково приговаривал он, втаскивая Валентина во двор. — А то что ж мы с тобой через калитку разговариваем, как чужие, ей-богу.