#img_9.jpeg
Р. Саляев
ПОДМЕНА
В последнее время наш электромеханик Юрий Сергеевич Вилков стал загадочно молчаливым, а свои мысли выражает только афоризмами.
«Главное в жизни — это не суетиться и не торопить события», — по каждому поводу советует он своим подчиненным. Или: «спеши не торопясь…»
А предшествовала этой перемене в характере электромеханика такая история. В прошлый рейс, когда теплоход держал курс в родной порт и команда с нетерпением ожидала встречи с семьями, Вилкову неожиданно принесли радиограмму:
«Готовьтесь сдаче дел зпт идете отпуск зпт ждите подмену тчк».
На одном дыхании прочитал он скупой текст и чуть не потерял сознание от счастья. «За бортом август, в разгаре арктическая навигация, хроническая нехватка людей в пароходстве, в порту еще десятки тысяч тонн неперевезенных грузов, — пронеслось у него в голове, — а я — в отпуск!» И Юрий Сергеевич, не раздумывая, рванул в машинное отделение готовить к сдаче свое хозяйство.
Не успело судно пришвартоваться, как экипаж дружно сыпанул по домам, а старший механик, поспешно спускаясь по трапу, бросил Вилкову:
— У-у, баловень судьбы! В отпуск идешь… Тогда неси вахту до прихода подмены…
На теплоходе наступила тишина. Вилков предупредил вахтенного матроса у трапа, чтобы тот бдительно следил за приходом подмены и немедленно сообщил ему о ней, а сам уложил чемоданы, аккуратно собрал судовые документы и накрыл у себя в каюте стол. Ради такого торжественного момента он расщедрился на бутылку армянского коньяка и стал с нетерпением ждать.
Поздно вечером, когда ожидание достигло, предела, в каюту всунулся матрос и голосом конспиратора, как пароль, шепнул:
— Подмена!
Электромеханик выскочил на палубу. По причалу шел «рекламный» мужчина — высокий, затянутый в коричневое кожаное полупальто. В одной руке мерно покачивался роскошный чемодан на «молниях», в другой — портфель-«дипломат». На голове гордо сидела шикарная морская фуражка с огромным золотистым «крабом». Подмена шла неторопливо, как и подобает идти морскому волку и знающему себе цену специалисту.
В этот момент и совершил Вилков роковую ошибку: он засуетился, поспешил навстречу подмене, сердечно поздоровался и, выхватив у того чемодан, шустро поволок к себе в каюту. Увидев накрытый стол, гость торопливо разделся и сел.
— Может, сначала дела примете? — тактично намекнул ему хозяин.
— Можно, — нехотя согласился тот и представился: — Жора Дымский!
Когда они спустились по крутым трапам в машинное отделение, Дымский, затравленно озираясь, пытался что-то сказать новому знакомому, но тот, охваченный предотпускным угаром, азартно летал от двигателя к двигателю. У главного распределительного щита новичок скис совсем и прошел через электроотделение напряженно-парадным шагом, тревожно косясь на многочисленные кнопки, рубильники и сигнальные лампочки. На приглашение Юрия Сергеевича пройти за щит и посмотреть все изнутри, он категорически отказался.
— Потом, — туманно пообещал Жора.
Выбравшись из машинного отделения, подменный немного успокоился.
— Ток — это сила! — торжественно, как открытие, сообщил он.
— Мудро заметили, — польстил Вилков. — Если это выражение перевести на латынь, то звучать будет еще весомее.
— Я иностранные языки только хорошо слышу, но ни один не понимаю.
— А я читаю, но не перевожу, — поддержал интеллектуальный разговор Юрий Сергеевич.
В каюте Дымский по-хозяйски расположился на диване и любовно посмотрел на бутылку.
— Памир! — ткнув пальцем в этикетку, твердо заявил он.
— Арарат! — разливая коньяк, поправил Вилков.
— Горы! — заключил Жора, тем самым давая понять, что скрытых познаний по географии у него бездна.
Выпив стопку, гость удивительно быстро освоился и разговорился.
— Жестковато мясо, — пропустив вторую стопку, отметил он. — Я готовлю совсем не так. Беру огузок, кострец или оковалок…
В течение часа хозяин каюты с наигранным вниманием слушал лекцию по приготовлению зраз из телятины, чанахи, мяса с айвой, солянки по-грузински. В речи мелькали кухонные премудрости: перец, фритюр, легкий огонь…
Когда Жора кончил говорить, Юрий Сергеевич несколько минут сидел совершенно ошарашенный, а затем поинтересовался:
— Это ваше хобби?
— Что вы, — застенчиво потупился лектор, — я мужик здоровый!..
— Откуда же у вас такая информация?..
— Я учился на повара, а сейчас послан к вам на подмену…
— Вы просто повар?! — растерянно переспросил электромеханик, еще не полностью осознавая случившееся.
— Не-ет! — хвастливо протянул Дымский. — Повар первого разряда!
— А как же «краб»? — совсем упавшим голосом произнес Вилков и зачем-то пощупал свою голову, словно опасаясь, что этот знак отличия мог неожиданно появиться у него на лбу.
— Ну, крабы можно готовить по-разному, — по-своему поняв вопрос, оживился знаток кухни. — Их можно подать в яично-масляном соусе, а еще лучше — запеченными в молочном соусе…
Дымский налил себе коньяка и, не замечая грозно затихшего хозяина, голосом просветителя, уставшего от постоянной борьбы с невежеством, доверительно продолжал:
— Для этого крабы нарезать кусочками…
…Вахтенный матрос потом убеждал весь экипаж, что новый повар — большой специалист по тройным прыжкам. Он был свидетелем, как тот выскочил от электромеханика, одним рывком пересек коридор, вторым — ухнул вниз по трапу, не задевая ступенек, а третьего вполне хватило на то, чтобы, опережая собственный визг, влететь в первую попавшуюся каюту и забаррикадироваться.
На другой день на судне появился инспектор отдела кадров. Юрий Сергеевич молча протянул ему радиограмму и сумрачно поинтересовался, когда будет подмена.
— Кому? — удивленно поднял тот брови.
— Мне! — с нажимом сказал Вилков.
— Вы посмотрите: за бортом август, в разгаре арктическая навигация, у нас хроническая нехватка людей, в порту еще десятки тысяч тонн неперевезенных грузов, — привычно завелся инспектор, — а вы в отпуск! Постыдились бы, а еще сознательный…
— А как же радиограмма? — надрывался электромеханик.
— Так это Волкову — вашему повару! — радостно объяснил инспектор и назидательно посоветовал: — Надо не торопиться, читать внимательно…
С новым поваром у Вилкова некоторое время были натянутые отношения, и он даже несколько дней демонстративно питался через артелку. Но потом уступил: Дымский и в самом деле оказался редким умельцем в своем деле.
П. Пыталев
«…ВОЛНУЮЩЕ ПОХОЖИЙ ГОЛОС…»
Кому приходилось принимать новичков, тот знает, какое это хлопотное дело. Только вещевые аттестаты проверить — и то сколько выдержки нужно иметь. В который уже раз начинаю:
— Бушлат? Так. Брюки, первый срок? Вижу…
Некогда взгляд от палубы поднять. Но вот называю следующую фамилию и настораживаюсь: матрос успевает встрять:
— У меня все точно, как у Голопупенко.
Взглянул на матроса: лицо у него круглое, глаза с прищуром, а от них лучи конопатинок разбегаются. Такое впечатление, что матрос смеется. Ставлю его по стойке «смирно» — выражение еще смешнее. Видно, от природы оно.
Пытаюсь продолжать ровным голосом:
— Бушлат? Так. Брюки, первый срок…
Показывает матрос одежду, отвечает на вопросы, но чем дальше, тем больше я настораживаюсь: во-первых, действительно все в точности как у Голопупенко; во-вторых, матрос говорит… моим голосом. Ну, не совсем моим: как бы с магнитофона я слышу его — м о й голос.
Примечаю эту его особенность. Запоминаю: мой «двойник», матрос Дворцов, в третий кубрик направлен.
Вскоре его дружок Голопупенко был на моем дежурстве рассыльным. Осторожно спрашиваю:
— На кого похоже, как Дворцов говорит?
— Та на всих, — поясняет Голопупенко. — Вин, як приймач, будь на кого настроиться.
И рассказал случай.
В учебном отряде водил их в столовую старший матрос Драмин, с этаким зычным голосом. Любил покомандовать. За малейшее нарушение строя, бывало, у самых дверей столовой как загремит Драмин: «Рётта! Стый! Кру-гм!» Три-четыре захода делали, прежде чем в заветные двери попасть. Однажды вдруг повезло: Драмин вслед молоденькой телефонистке части засмотрелся, и рота быстро подвинулась вперед. Секунда — и на порог ступят. И все-таки раздалось: «Рётта! Стый! Кру-гм!» Сам Драмин поворот от ворот принял как должное, снова повел по кругу, и только Голопупенко заметил, что подал-то команду не Драмин, а Дворцов.
«Да, — решил я, — надо Дворцова предостеречь, чтобы на корабле не выкинул какую-нибудь штуку». Однако своих забот на корабле столько, что порой забываешь о том, что к тебе прямо не относится.
Вспомнил я о его способностях, когда и он попал ко мне рассыльным. И почувствовал я, что служба от назначения в наряд Дворцова выигрывает: матросы и старшины, если я приказывал рассыльному вызвать их наверх, являлись гораздо быстрее обычного. Я догадывался, что ускорение им придавали «голоса начальников».
Как-то, когда мне нужно было подать команду, а я явно не успевал добежать до пульта рубки дежурного, я с ближайшего поста связался с рубкой:
— Дворцов, срочно дайте команду: «На правый баркас, баркас — к спуску!» Как я, понятно?
Команда удалась, и мне это понравилось. Правда, на другом дежурстве на подобном грехе старпом меня поймал. Я спешил по коридору навстречу ему, а по трансляции зазвучал «мой» голос: «Задраить водонепроницаемые переборки!» Старпом сначала остолбенел, а потом остановил меня и предупредил:
— Вы мне эту научную фантастику бросьте! На сутки на пленку записались, да? Еще раз, лейтенант, ваш дух отделится от тела — пеняйте на себя. Я их соединю!
Перестал я облегчать себе участь за счет другого. И Дворцову заказал демонстрировать свои способности.
— Я ж плохого не делаю, — сказал он обиженно. — Мне тренировка нужна. Я, товарищ лейтенант, после школы в театральное училище поступал. Папанова, Никулина и Вицина на экзаменах изображал. Жюри хохотало до слез, а потом слезы смахнули и говорят: «Копировать — это не искусство…» Не прошел по конкурсу, но надежду мне оставили, сказали, что искра эта самая во мне есть.
С полгода прошло тихо-мирно. Стал Дворцов классным специалистом, мгновенно усваивал и точно повторял то, чему учили. Служба требовала большой отдачи, и казалось, расстался он со своим увлечением. И вдруг — на́ тебе! Иду я как-то ночью, в приемный центр, а оттуда вываливается — иначе и не скажешь — главный старшина Терехин, чуть на меня не упал. Останавливаю его, он прощения просит, даже тянется руку пожать, благодарит. Странный такой, будто ему сообщили, что памятник ему на родине решено установить. Захожу в пост: там старшина команды Дуляба чуть не катается от смеха, вахтенные радисты, по спинам вижу, не остались безучастными.
— Да в чем дело, что произошло? — спрашиваю. Поднимается Дуляба, мокрые щеки рукой вытирает:
— Терехину удру… удружил, переговоры сыс… с жинкой устро… устроил.
Жил Терехин с Дулябой в одной каюте, считал связистов белоручками и слышать не хотел об их напряженном труде. За это Дуляба не раз его подкалывал.
— Быть трюмачом, Терехин, и медведь может. Потренируют открывать-закрывать клапаны — лучше тебя справится. Видал, что в цирке вытворяют? А вот научи его морзянку принимать. Не научишь!
А Терехин свое:
— Все одно: бездельный у вас народ. Нацепят наушники и кемарят: «Дежурный, прием!» Покемарить и без тренировки все мастера.
Когда ушли в длительный поход, заметил Дуляба, что Терехину что-то редко письма приходят. С последней оказией вообще ничего не получил и приуныл. Тут и родилась у Дулябы идея.
— Вот ты связь недооцениваешь, а она такое может! Если у твоей жинки есть телефон, хочешь, я тебе переговор устрою? Элементарно! По радиоканалу выйдем на Москву, войдем в телефонную сеть страны…
— Неужели сделаешь?! — загорелся обычно спокойный, медлительный Терехин. А потом испугался: — Наверное, много стоить будет — такие светы! Еще с жинки высчитают…
— Не переживай, — успокоил Дуляба, — для тебя я бесплатно постараюсь. Все же столько лет бок о бок… Недельку погоди, пока в Союз заказ дойдет…
Через недельку и состоялся «разговор». Терехин прилепился у коммутатора приемного центра, судорожно сжал микротелефонную трубку. И — о чудо! Сквозь шумы, трески услышал такой знакомый голос:
— Пятьсот тридцатый, пятьсот тридцатый, дайте мне Митю! Какого? Терехина…
Не дослушав, Терехин прокричал:
— Я, я здесь, Люда, я здесь!
— Митя, лапик, наконец-то! Что ж ты — ни привета, ни ответа? Ушел в море — одно горе… — Послышались слезы.
Терехин начал было оправдываться, начались взаимные упреки… Потом связь прервалась. Терехин умоляюще взглянул на Дулябу, тот позвонил в передающий центр:
— Селедкин, безобразие, понимаешь… На самом главном месте остано… Радиопомеха? Грозовые разряды? Не знаю я никаких разрядов, а чтоб старшине Терехину дали кончить!
И снова «Люда» вышла на связь.
— Митя! — перекрывая шумы, пронзительно кричала она, — чтой-то уши режет, канал портится… Лапик, ты не тоскуй, береги себя. Смотри там: весь в мазуте да в солярке небось…
«Канал» съели шумы окончательно, но и то, что удалось разобрать, приободрило и утешило старшину.
— В долгу не останусь, — пообещал он Дулябе…
О розыгрыше я потребовал не распространяться. Но такое, как воду в сите, разве удержишь? Скоро на корабле все перемигивались. Лишь один Терехин оставался в неведении и, просветленный, ждал писем. Когда же, чтобы прекратить смешки за спиной, мичман Чувилко рассказал ему, что его обманули, Терехин возмутился:
— Не растравливайте мне душу, я ее голос из тысячи различу.
Но потом и Дуляба повинился. И ему не поверил Терехин:
— Никто меня не звал так, как она, одна она…
Пришлось Дулябе полностью раскрыться:
— Помнишь, ты носил в наш пост говорящее письмо прокручивать? А как оно начинается? Митя, лапик, не тоскуй… Дворцов один раз услышал…
Перестал Терехин с Дулябой разговаривать. Но подоспел заправщик, он же газеты и письма привез, несколько Терехину. Прочел тот их и обижаться на товарища перестал: как-никак шутка несколько отвлекла, сократила ожидание. И если бы не зубоскальство некоторых, он бы согласился еще и еще послушать пусть не родной, но волнующе похожий голос.
НА ИРОНИЧЕСКИХ ШИРОТАХ
— Скажите, пожалуйста, — спрашивает капитана пассажирка, — суда часто тонут?
— Нет. Только один раз.
* * *
— Мама, можно я пойду поплаваю?
— Нет, сынок, здесь опасные течения.
— А почему папа плавает?
— Папа застрахован!
* * *
Молодая девушка не справилась с поворотом, и ее автомобиль съехал в пруд. Сидящий на берегу рыболов громко рассмеялся.
— Ну что, что?! — кричит девушка. — Вы никогда не видели, как в радиатор наливают воду?
* * *
На море поднялся страшный шторм. Корабль оказался в опасности. Капитан выпустил осветительную ракету — сигнал о помощи. С трудом к нему пробрался один из пассажиров:
— Капитан, хоть я и не разбираюсь в морских делах, но устраивать фейерверк в такой ситуации — это уж слишком!
Перевел с чешского В. ВОРОНЦОВ
#img_10.jpeg