Тем местом, которому так радовалась чета Марковых-Виноградских, была должность домашнего учителя в семье сотрудника Министерства иностранных дел князя С. А. Долгорукова, богатого и очень влиятельного человека, которого Александр Васильевич в своем дневнике охарактеризовал как «очень мрачного, злого и ограниченного аристократа». Столь же неприятной личностью была и княгиня, которая, по отзывам современников, ненавидела свою старшую дочь и «так ее била, что развила в ней болезнь, похожую на падучую». У этой «милейшей» четы было 10 детей: четыре сына и шесть дочерей разного возраста, на тот момент – от трех лет до 21 года. Жили Долгоруковы на углу Дворцовой набережной и Мошкова переулка. Возможно, в том же доме поселили и Александра Васильевича с семьей.

Теперь Анна Петровна получила возможность снова видеться с дочерью, ведь их более не разделяло расстояние более чем в 1000 километров. Тяжело переживая свой разрыв с М. Глинкой, Екатерина почти 10 лет ждала и надеялась, что их отношения все же восстановятся, но этого не произошло.

Екатерина долго не выходила замуж, хотя кандидаты на ее руку и сердце имелись. В их числе оказался и Сергей Львович Пушкин, овдовевший отец поэта, который вдруг влюбился в Катеньку в 1842 г., когда ему было уже за 70. Марков-Виноградский писал в своем дневнике, что тот «влюблен накануне смерти в дочь моей жены и хотел на ней жениться. Он в припадке слюнявой нежности к ней ел тихонько кожицу от клюквы, которую она выплевывала на блюдечко». По одним сведениям, Екатерина отказала ему, как и всем прочим, по другим, «кажется, была не против», и сватовство не состоялось из-за вмешательства Натальи Николаевны Пушкиной, которая не пожелала видеть Катрин Керн своей свекровью.

В 1854 г. Екатерина вышла замуж за адвоката Михаила Осиповича Шокальского. В 1856 г. у них родился сын Юлий. Это был третий ребенок Шокальских, два других сына умерли вскоре после рождения.

Служба Александра Васильевича – обучение капризных и избалованных детей деспотичного вельможи, не привыкшего церемониться с теми, кто ниже его по положению, – была очень нелегкой, а жалованье за нее – весьма скромным. Денег Марковым-Виноградским по-прежнему не хватало, и Анна Петровна снова занялась переводами с французского и итальянского. Главу одного из переведенных ей романов она показала Михаилу Глинке, с которым по приезду в столицу возобновила дружеские отношения, и тот ей ответил: «Перевод ваш мне кажется очень натуральным, что, по-моему, весьма не дурно, и хотя я не знахарь в литературе (в особенности новейшей, которую вовсе не люблю), но полагаю, что переводы ваши могут занять не последнее место между другими, появляющимися у нас теперь». Композитор дал Анне Петровне несколько советов, куда ей можно обратиться, та воспользовалась ими и пристроила свои переводы, что несколько улучшило финансовое положение семьи, но, разумеется, не могло решить всех материальных проблем.

Старшая дочь Долгоруковых, княжна Александра, или Александрина Сергеевна, в замужестве Альбединская (1834–1913), была очень яркой и интересной личностью. Фрейлина императрицы Марии Александровны, статс-дама, кавалерственная дама ордена Святой Екатерины, она еще в юном возрасте привлекла внимание Александра II, тогда еще не императора, а цесаревича, и стала его фавориткой. Их роман продолжался около 10 лет, потом фрейлина получила отставку и вышла замуж за генерала Петра Альбединского. Личность и судьба Александры привлекали поэтов и художников, она стала прототипом героини романа И. С. Тургенева «Дым» Ирины. Существует гипотеза, что на картине Крамского «Неизвестная» изображена именно княжна А. С. Долгорукова.

Осенью 1857 г. князь С. А. Долгоруков вышел в отставку и собрался ехать с семьей за границу. Домашнему учителю его детей предложили ехать вместе с ними, но при одном условии – без жены и сына. Александр Васильевич отказался расстаться с семьей и в результате «остался без места». Старшая дочь Долгорукова пыталась ему помочь и несколько раз рекомендовала высокопоставленным знакомым, но ее хлопоты не увенчались успехом: мешала запись о судимости в послужном списке А. В. Маркова-Виноградского.

Семья Марковых-Виноградских осталась без средств к существованию. В 1858 г. они были вынуждены продать свою единственную собственность – имение в Сосницах. Несколько месяцев Александр Васильевич кое-как подрабатывал уроками. Но тут супругам вновь улыбнулась удача: благодаря старому знакомству и отдаленному родству Анны Петровны с М. Н. Муравьевым-Виленским ее супруг получил место на государственной службе и начал постепенно делать карьеру. Его семейство поселилось в доме Казакова (дом 59) на углу Знаменской и Итальянской улиц и вздохнуло с облегчением. У супругов появился регулярный доход, а вместе с ним – возможность продолжать образование сына и заниматься тем, к чему всегда тянулась душа. Марковы-Виноградские постоянно и много читали, посещали театры, музеи и художественные выставки, бывали на концертах и музыкальных вечерах. Анна Петровна вернулась к занятиям литературой и стала писать свои воспоминания. Мемуарные труды «Воспоминания о Пушкине» и «Воспоминания о Пушкине, Дельвиге и Глинке», а также зарисовка «Дельвиг и Пушкин» сразу же заинтересовали Павла Васильевича Анненкова, первого из биографов Александра Сергеевича. Хотя Анненков и упрекал Анну Петровну: «Вы сказали менее того, что могли и должны были сказать», все же он высоко отзывался о ее мемуарах: «Только одна умная женская рука способна так тонко и превосходно набросать историю отношений, где чувство своего достоинства вместе с желанием нравиться и даже сердечною привязанностью отливаются разными и всегда изящными чертами, ни разу не оскорбившими ничьего глаза и ничьего чувства, несмотря на то что иногда слагаются в образы, всего менее монашеского или пуританского свойства…»

Павел Васильевич Анненков.

Рассказывая о жизни семьи в Петербурге, необходимо упомянуть не только о старшем поколении, но и о младшем – их сыне. Александр Васильевич мечтал дать своему сыну «воспитание кроме общего еще и торговое, так, чтобы он мог быть всегда полезным членом общества и богатым; в нем я замечаю деятельность и наклонности к хозяйству». Однако же Шурон, как называли его в семье, судя по всему, особенных задатков к этой области не имел. Приехав в Петербург 16-летним юношей, он сменил несколько учебных заведений, в том числе даже казенную школу при Императорских Петербургских театрах, где учился на драматическом отделении, но, сыграв неудачно несколько ролей, бросил учебу и отказался от намерения стать артистом. Его хороший знакомый, актер московского Малого театра П. А. Осипов, вспоминал: «В школе, однако, долго держалась память о нем, ибо мальчишки-школьники сочинили о нем какую-то нелепую песенку, которая передавалась из поколения в поколение. Если мне память не изменила, то эта белиберда распевалась так:

Этим высчитывалось, что он сыграл неудачно: Чацкого, Де-Лагарди, Де-Ламома и два раза какую-то роль Угара; хотя вообще нельзя было сказать о нем, что он был человеком неспособным, даже напротив… Но он был в полном смысле неудачник».

К сожалению, последние слова во многом соответствовали действительности. Александр Александрович всю жизнь пытался сначала где-то учиться, потом где-то служить, но ни в чем не преуспел и нигде не задержался надолго.

Судя по всему, оказавшись в Петербурге, Анна Петровна всей душой стремилась вновь вернуться к тому кругу общения с яркими и интересными людьми, который был у нее раньше, во времена дружбы с Пушкиным и Дельвигом. Она возобновила знакомство с сестрой Пушкина, Ольгой Сергеевной, и часто, может быть даже излишне часто, бывала у нее вместе с мужем. В письме сыну от 19 мая 1857 г. О. С. Павлищева упоминает об одном таком визите: «Виноградский неизбежный читал свои поэтические произведения, которые совсем не дурны».

Самыми близкими знакомыми Марковых-Виноградских в ту пору было семейство сослуживца Александра Васильевича, Н. Н. Тютчева, родственника знаменитого поэта. В этом доме иногда бывали известные люди – поэт и дипломат Федор Тютчев, Павел Анненков, Иван Тургенев, и Анна Петровна настойчиво искала знакомства с ними. В уже упомянутом в начале этой книги письме к Полине Виардо Тургенев шутит, что его преподнесли Анне Петровне вместо букета в день ее именин 3 февраля 1864 г. «В молодости, должно быть, она была очень хороша собой, – пишет Тургенев, – и теперь еще, при всем своем добродушии (она не умна), сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню… У нее есть муж, на двадцать лет моложе ее – приятное семейство, немножко даже трогательное и в то же время комичное».

Эту «трогательность и в то же время комичность» в отношениях супругов замечали все окружающие. Кого-то это умиляло, на кого-то производило неприятное впечатление. Так, сохранилась запись некого Ефремова, познакомившегося в те годы с семьей Марковых-Виноградских: «Мужа она совсем подчинила себе: без нее он был развязнее, веселее и разговорчивее, сама же она – невысокая, полная, почти ожиревшая и пожилая – старалась представляться какою-то наивною шестнадцатилетнею девушкой, вздыхала, закатывала глаза и т. п.» Возможно, со стороны все так и выглядело. Однако ж самих супругов в их отношениях все устраивало, они продолжали наслаждаться обществом друг друга и не представляли себе жизни поврозь. Александр Васильевич по-прежнему обожал «свою душечку» и хранил к ней «любовь, неизменную, как свет солнца». А Анна Петровна, судя по нескольким отзывам современников, даже внешне «страшно изменилась», когда узнала о болезни супруга. В 1861 г. у него обнаружилось хроническое заболевание желудка, бывшее, по уверению врачей, «прямым следствием бедности, неустроенности, тревог и волнений». Департамент уделов, в котором служил Александр Васильевич, оплатил ему несколько поездок в Баден-Баден, на воды. На курорте болезнь на короткое время отступала, но при возвращении в сырой Петербург боли «злобно разыгрывались вновь». Маркову-Виноградскому ничего не оставалось, как в 1865 г. подать в отставку и покинуть столицу.

Так завершилось десятилетие, проведенное супругами в Петербурге, – наверное, самое счастливое время за всю историю их долгой семейной жизни.