Я хотела бы сосредоточиться на нескольких аспектах, которые составляют специфику активного воображения Юнга в отличие от многих других техник на основе воображения, которые плодятся повсюду в наши дни. Сегодня мы сталкиваемся с большим количеством людей, которые практиковали те или иные техники воображения перед тем, как пришли в юнгианский анализ; и, по моему опыту, в этих случаях очень трудно заставить людей перейти к настоящему активному воображению. Последнее можно наиболее оптимально разделить на 4 части или фазы.

   1. Как мы знаем, во-первых нужно опустошить своё собственное эго сознание, освободить себя от мысленного потока эго. Это уже довольно трудно для многих людей, которые не могут остановить «внутренний диалог», как его называют дзен-буддисты. Это легко сделать в случае рисования и ещё проще в песочной терапии. Однако последняя даёт сознанию уже существующие фигуры. Хотя правда, что она, как кажется, делает возможным преодоление "бесплодности", пустоты или отсутствие любых идей (что часто возникает в первую очередь), позднее она склонна приводить к трудностям, когда анализанд должен перейти к настоящему активному воображению. Большинство восточных медитативных техник, таких как дзен, некоторые упражнения йоги и даосская медитация, сводят нас лицом к лицу с этой первой фазой. В медитации дзен нужно отринуть не только мышление эго, но также и любые фантазии, которые могли бы подняться из бессознательного. Нужно противостоять им при помощи коана или же позволить им пройти, не уделяя им внимания. Единственная цель физической сидячей позиции состоит в символической остановке любого рода активности.

   2. На этой стадии нужно позволить поднимающимся из бессознательного образам фантазии проникнуть в область внутреннего восприятия. В отличие от восточных техник, упомянутых выше, здесь мы скорее привлекаем образ, нежели избавляемся от него или игнорируем его. Напротив, мы концентрируется на нём. Достигнув этой точки, нам следует быть на страже против двух ошибок: чрезмерной концентрации на возникшем образе и буквально «фиксации» его, что делает его застывшим, и недостаточной концентрации, которая приводит к слишком быстрому изменению внутренних образов и запуску быстрого «внутреннего фильма». По моему опыту преимущественно интуитивные типы становятся жертвами ошибок второго рода. Они создают бесконечные сказочные фантазии, у которых нет основного фокуса, или же они не вступают ни в какие личные отношения с внутренними событиями. Это уровень пассивного воображения, imaginatio fantastica в противовес imaginatio vera, как бы это назвали алхимики. Это напоминает нам о «katathyme Bilderleben» H. Leuner'а (кататимная образная жизнь). Leuner признавал, что был вдохновлён активным воображением Юнга, но решил упростить его, — с, по моему мнению, не очень хорошими результатами. Я нахожу очень трудным помочь анализанду, выполнявшему эту форму имагинальной практики, перейти к настоящему активному воображению. «Objectivierung des Unbewussten» W.L. Furrer' а («Объективизация бессознательного») также страдает от схожих недостатков, как и более старая техника le reve eveille (пробуждающее сновидение) Rene Desoille. Эти техники также допускают присутствие и вмешательство аналитика — большая ошибка, которую я буду обсуждать далее.

   3. Затем идёт третья фаза. Она состоит в том, чтобы дать внутренне воспринятым образам фантазии форму путём их записывания, рисования, ваяния, написания музыки или танца (в этом случае движения танца должны быть задокументированы). В танце принимает участие тело, что иногда важно, особенно когда определённые эмоции и подчинённая функция настолько бессознательны, что это подобно тому, как будто они похоронены в теле. Также часто кажется полезным изобрести небольшой конкретный ритуал, например, зажечь свечу или прогуляться по кругу. Это даёт возможность привлечь к участию и неорганическую материю. Юнг однажды сказал мне, что такой способ проведения активного воображения более эффективен, нежели обычный, но он не смог сказать мне, почему это так.

На мой взгляд всё это также проливает свет на вопрос, который много обсуждается в настоящие дни, — роль тела в анализе. В действительности, алхимический опус, согласно Юнгу, — это ни что иное, как активное воображение, выполненное с химическими веществами, говоря другими словами, путём их смешивания, нагревания и т.д. Восточные алхимики, в особенности китайские даосы, достигали этого, в большинстве случаев стремясь работать с материалами в их собственных телах, и реже с теми, что находились в их лабораторных ретортах. Западные же алхимики работали преимущественно с веществами за пределами тела, в реторте, утверждая, что «наша душа представляет великие вещи за пределами тела». Парацельс и его ученик Герхард Дорн, однако, также брали на себя обязательство работать с так называемым внутренним небосводом внутри тела, на который они надеялись повлиять при помощи внешних магических воздействий. Эти воздействия, как они полагали, обладали синхронистичным отношением per analogiam с веществом тела. В такой форме активное воображение по существу связано с телом через символическое значение его химических компонентов. Я сама часто испытывала сильные положительные и отрицательные физические реакции на правильно или неверно выполненные сеансы активного воображения. Один анализанд даже испытал серьёзный психогенный сердечный приступ, когда он воспротивился своим чувствам в активном воображении. Сильные аффекты и эмоции являются иногда препятствием для практики активного воображения. И сам Юнг, как он сообщал в своих воспоминаниях, иногда был вынужден прибегать к упражнениям йоги, чтобы обрести контроль над своими эмоциями перед тем, как он обретал способность перевести их в образы, к которым он мог бы обратиться в активном воображении.

Определённая разновидность активного воображения может быть выполнена в виде разговора с внутренне представленными частями собственного тела, в течение которого мы также слушаем, что они говорят (как иногда делал Одиссей в "Одиссее" со своим сердцем или своими «френиями»). Эта техника иногда благоприятна в случае психогенных физических симптомов. Когда материя вступает в игру, вне зависимости от того, снаружи или изнутри тела, можно ожидать синхронистичных феноменов, которые показывают, что эта форма активного воображения особенно «энергетически заряжена». В своём негативном аспекте она граничит с магией и её опасностями, к которым я вернусь позднее.

На этой третьей фазе имеют тенденцию появляться два типа ошибок, которые Юнг описывает в своём эссе «Трансцендентная функция». Первый тип ошибок состоит в придании слишком большой важности эстетической составляющей содержания фантазии и превращении её в значительной мере в объект искусства, в результате чего происходит пренебрежение её «сообщением» или смыслом. По моему опыту это происходит преимущественно с рисованием и писательством. Слишком много формы убивает содержание, также как искусство определённых исторических периодов «похоронило богов в золоте и мраморе» (в наши дни мы часто получаем больше удовольствия от созерцания примитивных идолов или несовершенного искусства первых христиан, нежели от декадентского искусства Рима). Функции ощущения и чувства первыми сбивают нас здесь с пути. Мы забываем, что то, что мы изображаем или описываем, — это только подобие внутренней реальности и что цель — войти в контакт с реальностью, а не с её подобием.

Вторая разновидность ошибок состоит в совершении прямо противоположного. Человек выполняет небрежную работу по созданию набросков и сразу же переходит к вопросу о смысле. Интуитивные и мыслящие типы особенно часто совершают такую ошибку. Это показывает недостаток любви и преданности. Это можно сразу же заметить, когда пациент приносит едва законченный рисунок или небрежно составленное описание, уже зная, «что это значит». Эта третья фаза, на которой бессознательному даются средства выражения, часто приносит большое облегчение, но она ещё не настоящее активное воображение.

   1. Четвёртая фаза является ключевой, именно она упускается в большинстве техник на основе воображения, — моральная конфронтация с тем материалом, который был произведён. В этой точке Юнг предупреждает нас о часто совершаемой ошибке, которая ставит под угрозу весь процесс. Это ошибка входа во внутренние события с позиции фиктивного, а не реального эго.

Я бы хотела проиллюстрировать это на примере. Анализанд видел сон, в котором он нашёл копыто лошади в пустыне. Это событие было почему-то очень опасно, и это начало преследовать его. Это было что-то вроде демона, связанного с богом Вотаном. Он попробовал развить фантазию из сна в активном воображении. Теперь он скакал верхом на лошади, но демон становился всё больше и больше и ближе и ближе. Анализанд повернулся назад, и каким-то образом ему удалось повергнуть демона на землю. Когда он пересказал это мне, я была поражена странным несоответствием между тем, как он выглядел, и исходом истории. Он был испуган и измучен. Так что я сказала ему, что я как-то не верю в счастливый конец, но не знаю, почему. Неделей позже он признался мне, что когда демон с копытами лошади достал его, он разделился надвое. Только часть его эго сражалась с демоном; другая отступила от действия и только наблюдала его снаружи. Т.о., он достиг победы только с помощью фиктивного героического эго; его настоящее эго втайне отстранилось, думая: «В конце концов, это только фантазия».

Когда текущее наблюдаемое состояние анализанда не находится в гармонии с тем, что произошло в активном воображении, мы можем предположить, что возникло фиктивное эго. Этого трудно не допустить. Другой анализанд в активном воображении имел длительную романтическую любовную связь с женской фигурой. Он никогда не говорил ей, что он с недавних пор женат. Когда я спросила его об этом, он сказал, что никогда не сделал бы подобного в реальности (не стал бы скрывать свой брак). Т.о., его эго в активном воображении было не тем же самым, что его повседневное эго! Всё происходящее было с очевидностью не полностью реальным для него: оно было больше похоже на написание романа, нежели на выполнение активного воображения. Этот момент является чрезвычайно важным, потому что общая эффективность активного воображения зависит него. Люди с очень фрагментированными характерами или с латентными психозами вообще не могут выполнять активное воображение, или же они проводят его только с помощью этого фиктивного эго. По этой причине Юнг предупреждал нас против использования активного воображения в случае пограничных пациентов. В сущности, анализанд в моём втором примере не был болен, просто он был интеллектуалом. Интеллект —величайший шутник, он ошибочно склоняет нас к недооценке морального аспекта событий и к уступке сомнениям в том, что, в конце концов, это всё всего лишь фантазия и попытка выдать желаемое за действительное. Определённая наивность требуется для активного воображения.

Юнг однажды заметил, что современная психиатрия изучила этот процесс вплоть до третьего шага, но до сих пор не поняла четвёртого. Большинство существующих имагинальных техник останавливаются невдалеке от этой точки. Есть и другой аспект, который до сих пор не был понят. Большинство существующих креативных техник или техник на основе воображения дозволяют определённое участие со стороны аналитика или даже требуют его вмешательства. Он даже предлагает тему (как в технике Happich'а и в продвинутой аутогенной тренировке J.H. Schultz'а) или вмешивается, когда анализанд «застревает», и выдвигает предположения. Юнг же, с другой стороны, позволял пациентам оставаться в «яме», куда они попали, до тех пор, пока они сами не найдут выход. Он рассказывал нам, что у него была однажды пациентка-женщина, которая в жизни всё время попадала в определённые «ловушки». Он рекомендовал ей активное воображение. Она немедленно увидела себя в своём воображении идущей через поле и приходящей к стене. Она знала, что ей нужно перебраться на другую сторону, но как? Юнг только сказал: «Что бы Вы сделали в реальности?» Она просто не смогла ничего придумать. Наконец, спустя долгое время, она подумала о том, что можно пойти вдоль стены и посмотреть, не закончится ли она где-нибудь. Не закончилась. Затем она стала искать дверь или отверстие. И снова у неё ничего не получилось, и Юнг не предложил ей никакой помощи. Наконец она подумала о том, чтобы взять молоток и долото и проделать дыру в стене. И это было решение.

Тот факт, что этой женщине потребовалось так много времени, чтобы найти подобное решение, является отражением её неумелого поведения во внешнем мире. Именно по этой причине так важно, чтобы мы не протягивали руку помощи; если мы так сделаем, пациент ничему не научится, а останется таким же инфантильным и пассивным, как и всегда. С другой стороны, когда он мучительно выучит свой урок в активном воображении, тогда он также выучит что-то для своей внешней жизни. Юнг не помогал пациенту, даже если тот оставался «подвешенным» на протяжении недель, но настаивал на том, чтобы пациент продолжал попытки найти решение самостоятельно.

При контролируемом использовании наркотиков четвёртый шаг также упускается. Наблюдающий человек несёт полную ответственность в отличие от того, кто выполняет сеанс воображения. Я наткнулась на интересную книгу двух братьев, Terence и Dennis McKenna, которая называется «Невидимый ландшафт» ("The Invisible Landscape"). Эти два храбрых молодых мужчины приехали в Мексику и на себе ставили эксперименты с галлюциногенным растением, недавно там обнаруженным. Согласно их собственному описанию они испытывали шизофренические состояния ума, которые вели к «расширению их духовных горизонтов». К сожалению, они не дали точного описания своих экспериментов, только намёки о путешествиях на другие планеты и получении поддержки от невидимого помощника, который часто появлялся в виде гигантского насекомого. Вторая часть книги описывает инсайты, полученные из их «расширенных духовных горизонтов», и именно здесь наступает разочарование. Они (инсайты) ничем не отличаются от других в высшей степени интуитивных современных рассуждений о разуме, материи, синхронистичности и т.д. Они не дают нам ничего творческого и нового, но только те вещи, которые эрудированные авторы могли бы легко придумать сознательно. Наиболее важный момент наступает в конце, когда книга завершается идеей о том, что вся жизнь на Земле будет уничтожена, и по этой причине нам придётся или сбегать на другую планету или сбегать внутренне, в сферу космического разума.

Я бы хотела сравнить эту книгу со сном. Это сон студента, не подверженного психозу, который только что приступил к юнгианскому анализу. Я благодарна ему за разрешение пересказать его сон. С тех пор, как я прочла данную лекцию, Эдвард Эдингер представил сходный сон и дал ему очень хорошую интерпретацию. Сон (в слегка сокращённом виде) таков:

Я прогуливаюсь по тому, что называется Палисад, с которого открывается вид на весь Нью-Йорк. Я иду вместе с женской фигурой, неизвестной мне; нас обоих ведёт человек, являющийся нашим проводником. Нью-Йорк весь превратился в груду щебня, — весь мир, как мы его знаем, был разрушен. Вежде горят пожары; тысячи людей бегут бесцельно во всех направлениях. Гудзон затопил большую часть города. Смеркается. Огненные болиды в небе со свистом летят в направлении земли. Это конец света.

Причина происходящего в том, что раса исполинов пришла из дальнего космоса. Я видел двух из них, сидящих посреди обломков, небрежно зачерпывающих пригоршней людей раз за разом, поедая их, как будто виноград. Это было ужасное зрелище. <…> Наш проводник объяснил нам, что эти исполины прибыли с разных планет, где они жили вместе в мире. Они высадились в летающих тарелках (это и были болиды). Земля, которую мы знали, была задумана этими исполинами. Они «выращивали» нашу цивилизацию подобно тому, как выращивают овощи в теплице. Теперь они пришли за урожаем. Для этого была особая причина, которую я узнал только позднее.

Я был в безопасности, потому что у меня было слегка повышенное кровяное давление. Если бы оно было нормальным или слишком высоким, я был бы съеден. Т.о., я был избран, чтобы пройти это испытание огнём, и, если я пройду его успешно, мне будет позволено также спасти другие души. Затем я увидел перед собой огромный золотой трон, сияющий как солнце. На нём сидели король и королева исполинов. Они были виновны в разрушении нашей планеты.

Моё испытание, помимо мучений от происходящего, состояло в необходимости вскарабкаться по ступеням трона к точке, откуда я смог бы взглянуть королю и королеве в лицо. Это произошло в несколько этапов. Я начал восхождение. Оно было долгим, но я знал, что судьба мира и человечества зависит от этого. Затем я проснулся весь в поту. После того, как я проснулся, я осознал, что разрушение Земли было свадебным пиром для короля и королевы.

Этот сон напоминает вторжение на Землю исполинов, описание которого мы находим в библейской Книге Еноха и которое было интерпретировано Юнгом как «преждевременное вторжение [в сознание] коллективного бессознательного». Оно привело к общей инфляции. Ангелы, которые (согласно Еноху) породили исполинов с человеческими женщинами, наставляли человечество в многих новых формах знания, и это привело к инфляции. Ясно, что вышеприведённый сон отражает нашу сходную современную ситуацию, и книга братьев McKenna ясно показывает, помимо всего прочего, куда ведёт эксплуатация видений коллективного бессознательного — то есть, к очень сомнительному состоянию ума. В то же самое время, однако, этот сон очень метко демонстрирует разницу между наркотическими галлюцинациями и ненавязчивым подходом к бессознательному. Во сне перед сновидцем поставлена задача: достичь короля и королевы. Согласно выводам братьев McKenna, с другой стороны, всё, что индивид может сделать, — это убежать прочь. Т.о., кажется, что конструктивный аспект бессознательного констеллируется, только когда встречается лицом к лицу с индивидуальным эго в качестве партнёра. Это та же ситуация, которой мы стремимся достичь в активном воображении, и именно поэтому приём наркотиков — даже под наблюдением — или практика техник воображения, в которых аналитик берёт на себя лидирующую роль, не является правильным, так как в этом случае эго не может конфронтировать с бессознательным.

Апокалиптические сцены в книге McKennas и в нашем сне связаны с нашим страхом перед атомной войной. Но, вместо побега в космос, сон ставит перед сновидцем задачу встретить свадьбу короля и королевы лицом к лицу. Она представляет собой объединение противоположностей, отца и матери, разума и материи и т.д. Я помню, как Юнг однажды сказал нам, когда мы спросили его, является ли третья мировая война неизбежной, что такой войны можно избежать, только если достаточное количество человек смогут удержать противоположности вместе внутри себя. Здесь также вся коллективная ноша ложится на плечи всего лишь одного сновидца. Бессознательное может только показать нам путь выхода из кризиса, если мы, как индивиды, остаёмся сознательны в отношении противоположностей.

Важным мотивом в сновидении является проводник, который инструктирует сновидца. Такая фигура появляется, только если аналитик не принимает участие в процессе. Гермес, проводник души у алхимиков, называл себя «другом каждого отшельника» (cuiusque segregati — каждого, кто отделился от стада). Наиболее важным результатом активного воображения, согласно Юнгу, является приобретение анализандом независимости от аналитика. По этой причине нам не следует вмешиваться в него (за исключением внесения корректив в метод). Когда анализанд зачитывает мне активное воображение, я часто про себя думаю: «Я бы никогда не сделала или не сказала этого!» Это показывает, насколько индивидуальным образом реакции эго возникают по отношению к бессознательному в активном воображении, — и это то, что определяет, какое направление будут иметь внутренние события.

Новый (или, скорее, очень давний) подход к активному воображению описан в книгах Карлоса Кастанеды. Это — метод мага и шамана Дона Хуана, который он назвал сновидением. За ним стоят древние традиции мексиканских индейцев-шаманов. Ходят слухи, что многое в этих книгах было придумано Кастанедой, хотя и на основе подлинного материала шаманов. «Сновидение» — несомненно часть этого подлинного материала. Оно — исключительно индейское и никогда не могло бы быть изобретено белым человеком. «Сновидение» достигается при помощи внешних явлений природы. Учитель Дон Хуан берёт Кастанеду на прогулку в дикие пустынные места. В вечерних сумерках Кастанеда думает, что видит тёмную фигуру умирающего животного. Испуганный до смерти, он хочет бежать прочь, но затем вглядывается более пристально и видит, что это всего лишь сухая ветка. После всего Дон Хуан говорит: «То, что ты сделал, — это отнюдь не триумф. <…> Ты зря растратил прекрасную силу — силу, вдохнувшую жизнь в сухой хворост. <…> Ветка действительно была зверем, реальным зверем, и этот зверь был жив, когда сила коснулась ветки. И поскольку сила делала его живым, весь фокус состоял в том, чтобы, как в сновидении, сохранять образ зверя как можно дольше».

То, что Дон Хуан называет здесь силой, — это мана, мулунгу и т.д., другими словами, энергетический аспект коллективного бессознательного. Из-за обесценивания своей фантазии вследствие рационального её рассмотрения, Кастанеда растратил силу и упустил шанс «остановить мир» (это выражение Дона Хуана для приведения эго-мышления к остановке). Дон Хуан также называл такое сновидение «контролируемой глупостью», что отсылает нас к замечанию Юнга о том, что активное воображение является «добровольным психозом».

Такая разновидность активного воображения с использованием внешних природных объектов напоминает об искусстве алхимиков, которые проводили своё активное воображение с металлами, растениями и камнями, но с одним отличием: у алхимиков всегда был сосуд. Сосуд был их imagination vera et non fantastica или их theoria. При этом они не теряли себя, но обладали неким «пониманием» событий в буквальном смысле, нечто вроде религиозной философии. Дон Хуан также обладал таким пониманием, но он не мог передать его Кастанеде и всегда был вынужден занимать лидирующую позицию.

Как мы уже упоминали, ритуалы, сопровождающие активное воображение, чрезвычайно эффективны, но также опасны. В этом случае часто констеллируется большое количество синхронистичных событий, которые легко интерпретировать как магию. Люди, находящиеся под угрозой превращения в психотиков, также часто ошибочно интерпретируют такие события очень опасным образом. Я помню случай мужчины, который в начале шизофренического эпизода физически атаковал свою жену. Она позвала деревенского полицейского и психиатра на помощь. Когда эти двое вместе с ней и больным мужчиной стояли в прихожей дома, одинокая лампочка, освещавшая место действия, взорвалась на тысячи осколков, и они остались стоять в темноте, покрытые кусочками разбитого стекла. Больной мужчина немедленно подумал, что, так как солнце и луна скрыли свой свет во время распятия Христа, это событие было знаком, что он, «спаситель мира», был несправедливо арестован. Но, ровно противоположным образом, синхронистичное событие несло адекватное сообщение, — оно предупреждало его против затемнения сознания (так электрическая лампочка символизирует эго сознание в отличие от солнца, которое — божество). Здесь мы ступаем на зыбкую почву. Хотя это событие возникло не в связи с активным воображением, сходные происшествия часто происходят при осуществлении активного воображения. Этот пример показывает нам, как мы можем сбиться с пути в этом «добровольном психозе». По этой причине алхимик Зосима справедливо предупреждает против демонов, которые могут привести в замешательство алхимическую работу. Здесь мы затрагиваем вопрос различия между активным воображением и магией, в особенности, чёрной магией. Как мы знаем, Юнг предостерегал против использования активного воображения, включающего живых людей. Оно может повлиять на них магически, а вся магия, включая «белую», обладает эффектом бумеранга по отношению к совершающему её человеку. Следовательно, в долгосрочной перспективе это саморазрушение. Тем не менее, я вспоминаю случай, в котором Юнг рекомендовал мне использовать его. У меня была пожилая женщина-анализанд, полностью захваченная своим анимусом; она больше не была чувствительна к психотерапевтическому воздействию и находилась на грани психотического эпизода. Юнг посоветовал мне поговорить с её анимусом в активном воображении. Такое действие могло бы помочь ей, но повредить мне; в любом случае мне следовало попробовать его как крайнее средство. И, на самом деле, это имело благоприятный эффект, а Юнг помог мне впоследствии с эффектом бумеранга. Однако я никогда более не осмелилась повторить этот эксперимент.

Связь между активным воображением и магией еле уловима. В случае магии всегда присутствует некое желание или страсть в связке с хорошим или деструктивным намерением. Я также была свидетелем того, как одержимость сильным анимусом или анимой препятствует людям в занятиях активным воображением. Она делает невозможной необходимую внутреннюю открытость. Практиковать активное воображение следует только лишь с целью узнать правду о самом себе. Но, на практике, часто закрадываются скрытые желания, и тогда человек впадает в imaginatio fantastica. Я вижу сходную опасность в связи с использованием оракула И-Цзин. Если не отказаться в начале от всех надежд на определённый результат, то часто оракул будет неверно интерпретирован. Также возможен противоположный вариант, когда в активном воображении ты слышишь или видишь «правильную вещь», но затем начинаешь сомневаться в её истинности. Часто от этого освобождаются, когда активное воображение принимает столько необычный поворот, что человек чувствует: «Я не смог бы придумать этого самостоятельно!»

Наконец, всё ещё есть завершающая фаза — применение в повседневной жизни того, что мы узнали в активном воображении. Я помню мужчину, который в активном воображении пообещал своей аниме, что он будет уделять ей десять минут в день. Он отнёсся к этому небрежно и получил невротический скверный нрав, который сохранялся до тех пор, пока он не осознал, что не сумел сдержать своё обещание. Но, конечно, это всё достигает своей полной реализации в анализе. Это «открытие реторты» в алхимии, что-то, что естественным образом происходит, когда человек достигает понимания предыдущего шага. Когда человек с этим не справляется, это всего лишь является знаком, что он или она не полностью завершили четвёртый этап, состоящий в моральной конфронтации.