Маркус часто наблюдал за Натали. Он любил смотреть, как она идет по коридору, всегда в каком-нибудь сногсшибательном костюме. Образ, обитавший в его фантазмах, плохо вязался с ее реальным образом. Как и все, он знал, что ей пришлось пережить. Но до сих пор всегда видел ее такой, какой она хотела выглядеть: женщиной, полной уверенности и внушающей ее другим. Теперь, когда она предстала перед ним в другой обстановке, где ей не нужно было все время притворяться, он вдруг почувствовал ее уязвимость и слабость. Временами — конечно, совсем чуть-чуть, отдельными проблесками, — но она теряла бдительность. Чем меньше она себя сдерживала, тем сильнее проявлялась ее подлинная натура. Ее слабость, ее боль парадоксальным образом проступали в ее улыбках. В полном соответствии с эффектом качелей, Маркус стал примерять на себя роль человека более сильного, чуть ли не покровителя. С ней он чувствовал себя интересным, живым, почти мужественным. Ему хотелось бы всю жизнь жить энергией этих минут.

Хоть он и облачился в костюм мужчины-у-которого-все-под-контролем, это все-таки была не желтая майка лидера: пройти без промахов всю дистанцию он не мог. Заказывая вторую бутылку, он запутался в карте вин. Он так старался выглядеть знатоком, что официант не преминул подпустить шпильку и выставить его невеждой. Маленькая личная месть. Маркуса это сильно задело, и, когда официант принес бутылку, он нанес ответный удар:

— О, спасибо, сударь. Нам так хотелось пить. И мы выпьем за ваше здоровье.

— Спасибо. Вы очень любезны.

— Нет, это не любезность. В Швеции существует одна традиция, она гласит, что в любой момент все могут поменяться местами. Что нет ничего окончательного. И что если вы сейчас стоите, то в один прекрасный день будете сидеть. Впрочем, если хотите, я уже сейчас встану и уступлю вам свое место.

Маркус вдруг встал, и официант растерялся. Неловко улыбнулся и выпустил из рук бутылку. Натали расхохоталась, хоть и не совсем поняла состояние Маркуса. Ей понравилась эта гротескная выходка. Наверно, уступить свое место официанту было лучшим способом поставить его на место. Она оценила этот момент, сочла его поэтичным. Ей виделось в Маркусе какое-то редкое, «восточноевропейское» обаяние. В его Швеции словно было что-то от Румынии или от Польши.

— Вы уверены, что вы швед? — спросила она.

— Как я счастлив, что вы задали этот вопрос. Вы не можете себе представить. Вы первая усомнились в моем происхождении… вы все-таки фантастическая женщина.

— Что, так тяжко быть шведом?

— Вы себе не представляете. Когда я туда езжу, мне все говорят, что я — душа компании. Представляете? Я — душа компании?

— И впрямь…

— В Швеции быть нудным — это призвание.

Вечер продолжался; временами они изучали друг друга, а временами им было хорошо и казалось, что они давно друг друга знают. Она рассчитывала вернуться рано, а время уже близилось к полуночи. Люди вокруг них расходились по домам. Официант довольно грубо дал им понять, что пора бы собираться на выход. Маркус встал, чтобы сходить в туалет, и оплатил счет. Все это было проделано с большим изяществом. На улице он предложил отвезти ее домой на такси. Он был так предупредителен. У дверей ее квартиры он положил ей руку на плечо и поцеловал в щеку. В эту минуту он понял то, что знал и так: он без памяти в нее влюблен. Натали сочла, что каждый знак внимания этого мужчины деликатен. Она была просто счастлива, что провела время в его обществе. Она не могла думать ни о чем другом. Уже в кровати она послала ему смс, чтобы поблагодарить. И выключила свет.