1

Шарлотта научилась читать свое имя на могильной плите.

То есть она не первая Шарлотта в семье, —

Первая – тетка, сестра ее матери.

Сестры были очень дружны, вплоть до ноябрьской ночи

тринадцатого года.

Франциска с Шарлоттой вместе пели и танцевали, вместе смеялись,

И в этом не было ничего вульгарного.

В их лучезарной живости таилась доля стыдливости.

Может быть, так повлияла на них личность отца,

Сухого педанта, любителя древностей и искусства.

В его глазах, интереса были достойны одни лишь седые руины.

Их мать отличалась более мягким нравом,

Но в нем затаилась глубокая скорбь:

Ее жизнь была сплошной чередой трагедий.

Позже мы скажем о них.

Пока же вернемся к Шарлотте,

К первой Шарлотте – Шарлотте прекрасной,

С длинными волосами, темными, как ее обещанья.

Все началось с замедления.

Она постепенно все делала дольше – ела, ходила, читала.

Что-то замедлилось в ней,

Словно ее отравила неодолимая меланхолия,

Роковая болезнь, от которой нет избавленья.

Счастье стало далеким, недостижимым, как остров,

оставшийся в прошлом.

Никто не подметил в Шарлотте начала распада.

Со стороны это было почти незаметно.

Если сравнить двух сестер,

Старшая просто была улыбчивей, чем другая,

Разве что эта, другая, все чаще уходила в раздумья.

А ею тем временем завладевала ночь —

Ночь, которой нужно дождаться, которая станет последней.

И вот наступил холодный ноябрьский вечер.

Весь дом безмятежно спал. А Шарлотта встала с постели,

Собрала какие-то вещи, словно в дорогу.

Город недвижно застыл, съежившись в ранней зиме.

Девушке только исполнилось восемнадцать.

Она торопливо пошла к намеченной цели.

Мост.

Мост, который она обожала,

Тайный приют ее мрака,

Станет последним мостом – Шарлотта давно это знала.

В черной безлюдной ночи

Она не колеблясь бросилась вниз,

В омут воды ледяной, превратив свою гибель в мученье.

Тело нашли поутру на речном берегу,

Посиневшее тело.

Родителей и сестру разбудила страшная весть.

Отец замкнулся в скорбном молчании,

Сестра безутешно плакала,

Мать исходила воплями горя.

Назавтра в газетах рассказали о девушке,

По неизвестной причине покончившей с жизнью.

Вот это ужасней всего:

Не просто жестокость – двойная жестокость.

Как же такое случилось?

Для старшей сестры эта смерть – оскорбление дружбы,

Но главное – чувство вины.

Она ничего не заметила, не поняла этой странной медлительности

И теперь укоряла себя в бессердечии.

 

2

Ни мать, ни отец, ни сестра не пришли на похороны.

Убитые горем, родители прятались от посторонних.

Их тоже, как и сестру, верно, мучил беспомощный стыд,

И любопытные взгляды им были невыносимы.

Так прошло несколько месяцев

В затворничестве, в нежелании выйти на люди —

Долгий период молчанья.

Ибо заговорить означало вспомнить Шарлотту.

Она бы незримо стояла за каждым сказанным словом,

И лишь молчание помогало жить дальше тем, кто остался в живых.

Но однажды Франциска села к роялю, коснулась пальцами клавиш,

Стала наигрывать мелодию и напевать вполголоса.

К ней подошли родители,

Невольно согретые этим лучиком жизни.

Страна вступила в войну. Быть может, так оно лучше:

Хаос – весьма подходящий фон для горя этой семьи.

Это первый всемирный конфликт.

Сараево вмиг разрушило все империи прошлого.

Людей миллионами гнали на верную смерть.

В длинных траншеях, изранивших землю, вершились судьбы мира.

А Франциска задумала стать сестрой милосердия,

Выхаживать раненых и больных, вытаскивать их с того света.

Главное, чувствовать, что приносишь пользу.

А сейчас ее постоянно мучила собственная ненужность.

Мать ужаснуло решение дочери,

В семье начались пререкания, ссоры.

Идет мировая война, а тут разразилась семейная битва.

Однако Франциска поставила на своем.

Уехала на фронт и сразу же попала на передовую.

Люди считали Франциску отважной,

А девушку попросту уже не страшила смерть.

В самой гуще сражений она повстречала Альберта.

Альберт Саломон – военный хирург,

Молодой, очень рослый и энергичный.

Кажется, даже стоя на месте, он все время куда-то спешил.

Альберт возглавлял полевой лазарет

Здесь, на фронте, во Франции.

Его родители умерли, медицина заменила семью.

Он поглощен своей миссией, остальное ему безразлично,

И женщины в том числе.

Так, он едва заметил новую медсестру,

Тогда как она непрестанно посылала ему улыбки.

К счастью, в ход этой истории вмешалась случайность.

В самый разгар операции Альберт внезапно чихнул.

Из носу потекло, срочно нужен платок,

Но в эту минуту хирург копался в кишках раненого солдата.

Франциска, достав платок, вытерла Альберту нос,

Вот тут он ее и увидел.

Прошел целый год, и Альберт наконец-то, взяв себя в руки,

В бесстрашные руки хирурга,

Явился с визитом к родителям своей нареченной.

Те приняли гостя так холодно, что он просто оторопел.

Зачем он пожаловал?

Ах да… просить руки… их дочери…

Просить чего? – сердито буркнул отец.

Чтобы этот тощий верзила ходил у него в зятьях?

Да разве же он достоин высокородной фройляйн Грюнвальд?!

Однако Франциска упорствовала,

Говоря, что безумно в него влюблена.

Трудно проверить, правда ли это,

Но она была не из тех, кто действует по капризу.

После смерти сестры жизнь свелась для нее к главным ценностям.

И в конечном счете родители уступили.

Заставили себя уступить, изголодавшись по радости,

По музыке и улыбкам.

Больше того, даже начали покупать цветы.

В их гостиной давно уже не было ярких красок,

А цветочные лепестки – символ возврата к жизни.

Впрочем, на свадьбе они сидели с похоронным видом.

 

3

С первых же дней Франциска осталась в доме одна.

Так почему же брак называют жизнью вдвоем?

Муж снова уехал на фронт,

Война затянулась и кажется вечной,

Нескончаемой бойней в траншеях.

Ох, только бы он уцелел!

Франциска боялась остаться вдовой,

Она ведь и так…

А собственно, как называют ту, что лишилась сестры?

Похоже, этого слова никто еще не придумал.

Порой словари стыдливо молчат,

Словно страшатся горя.

Юная новобрачная бродила по огромной квартире

На втором этаже доходного дома

В Шарлоттенбурге – квартале Шарлотты.

Это дом № 15 по Виландштрассе, близ Савиньиплац.

Я часто гулял в тех местах

И влюбился в них еще до того, как узнал о Шарлотте.

В 2004 году я задумал роман под названием «Савиньиплац».

Это слово рождало во мне какие-то странные чувства,

Волновало меня – сам не знаю, чем именно.

Через квартиру тянулся длинный коридор,

Чем-то напоминавший Франциске родительский дом.

Она часто присаживалась там и читала,

Но сегодня почти сразу захлопнула книгу.

Борясь с дурнотой, кинулась в ванную,

Плеснула в лицо холодной водой

И тут поняла, что с ней происходит.

Альберт оперировал раненого, как вдруг принесли письмо.

Санитар перепугался, увидев, как побледнел хирург.

Моя жена беременна, выдохнул тот наконец.

Теперь Альберт стал куда чаще наведываться в Берлин,

Но остальное время Франциска проводила дома одна,

со своим животом.

Гуляла по коридору, беседуя с будущим чадом, —

Так ей было легче коротать одиночество.

Роды пришлись на 16 апреля 1917 года:

Вот он – день появления нашей героини.

Но пока что она лишь младенец, плачущий без умолку,

Словно он недоволен своим появленьем на свет.

Франциска решила назвать дочь Шарлоттой,

в память погибшей сестры,

Но Альберт восстал: девочка не должна носить имя покойной,

И тем более имя самоубийцы!

Франциска спорила, плакала и сердилась:

Ей казалось, сестра возродится в ребенке.

Альберт заклинал жену быть благоразумной.

Увы, он знал, что она далеко не благоразумна,

Но любил в ней даже это невинное сумасбродство,

Эту способность всегда быть разной —

То смиренной, то своенравной, то робкой, а то жизнерадостной.

Он понял, что спорить с ней бесполезно,

Да и кому приятны домашние войны во время войны?

И девочку нарекли Шарлоттой.

 

4

Какими могли быть первые воспоминания Шарлотты?

О запахах или о красках?

Скорее всего, ей запомнились

Звуки мелодий, что напевала ей мать.

У Франциски был ангельский голос,

Она пела, аккомпанируя себе на рояле.

Шарлотта засыпала под материнское пение

С самого нежного возраста.

Позже она будет переворачивать для мамы страницы нот.

Так первые годы Шарлотты прошли под звуки рояля.

Франциска любила гулять вместе с дочкой.

Она водила ее в зеленое сердце Берлина – Тиргартен,

Островок тишины в городе, еще не очнувшемся от поражения.

Малышка Шарлотта боязливо смотрела на солдат-инвалидов.

Как страшны эти руки, что тянутся к ней, —

Руки армии нищих.

Она отводила глаза от их искаженных лиц,

Но стоило ей забрести в чащу леса, она веселела —

Там можно было гоняться за белками.

Потом они с матерью отправлялись на кладбище,

Ибо нельзя забывать о мертвых.

Шарлотте рано пришлось понять, что мертвые – часть их жизни.

Она трогала пальчиком слезы мамы.

Франциска оплакивала сестру так же горько, как в день ее гибели.

Бывают непреходящие горести.

На могильной плите Шарлотта впервые прочла свое имя

И спросила, что же случилось с тетей?

Она утонула в реке.

Разве она не умела плавать?

Нет, это просто несчастный случай.

И Франциска поспешно сменила тему.

Вот и первая сделка с реальностью,

Начало театра.

Альберту не нравились эти походы на кладбище.

Зачем ты так часто ходишь туда с Шарлоттой?

Это мрачное развлечение.

Он просил ее реже водить туда дочку,

Но разве Франциску проверишь?

Он же так мало бывал дома.

Только и думает что о работе, ворчали его тесть и теща.

Но Альберт твердо решил стать самым лучшим врачом:

Если не оперировал, то занимался наукой.

Когда человек так уходит в работу, это выглядит подозрительно:

Похоже, он от чего-то скрывается.

Что это было – страх или только предчувствие драмы?

Франциска все чаще вела себя непредсказуемо.

Альберт подмечал у жены мгновения забытья,

Как будто она временами уставала от себя самой.

Он убеждал себя, что Франциска просто слишком мечтательна, —

Люди часто ищут красивые объяснения

странностям своих ближних, —

Но вскоре у него появились основания для тревоги.

Франциска целыми днями недвижно лежала в постели

И даже не забирала Шарлотту из школы.

Потом как ни в чем не бывало она становилась прежней,

Вдруг, без всякого перехода, забывая о своей летаргии.

Повсюду водила с собою Шарлотту —

В центр города, в парк, в зоосад и в музеи,

Ведь нужно гулять и читать, узнавать что-то новое, музицировать.

Возвращаясь к нормальной жизни, она любила

устраивать праздники,

Встречаться с людьми.

Эти званые вечера доставляли радость Альберту,

Приносили ему облегчение.

Франциска садилась к роялю.

Как приятно было смотреть на нее, когда она

что-то неслышно шептала,

Словно беседуя с нотами.

Голос матери нежно ласкал слух и сердце Шарлотты:

Если мама так чудно поет, ничего плохого уже не случится!

Шарлотта, нарядная, точно кукла, стояла в гостиной,

Встречая гостей чопорной, светской улыбкой.

Она ее репетировала с мамой так долго, что скулы свело.

Но где же тут логика?

Сперва мама запирается в спальне и неделями не выходит из дому,

Потом ее вдруг обуревает демон общения.

Но Шарлотте нравилась эта внезапная перемена:

Пусть будет все, что угодно, только не мамина меланхолия.

Лучше уж этот избыток энергии, чем пустота.

Увы, пустота возвращалась к Франциске

Так же необъяснимо, как улетучивалась.

И снова Франциска лежала в постели, измученная пустотой,

Пристально глядя на что-то невидимое в углу спальни.

Эти метаморфозы Шарлотта воспринимала спокойно,

Она даже свыклась с апатией матери.

Может быть, так и рождаются артистические натуры,

Принимающие как должное безумие окружающих?

 

5

Шарлотте исполнилось восемь. Состояние мамы ухудшилось,

Периоды ее депрессии сделались затяжными.

Она утратила интерес ко всему, считая себя ненужной.

Альберт заклинал жену очнуться, прийти в себя,

Но мрак уже прочно обосновался на их супружеском ложе.

Ты мне нужна, твердил Альберт Франциске.

Ты и Шарлотте нужна, добавлял он потом.

В тот вечер Франциска заснула.

Потом среди ночи внезапно встала.

Альберт, проснувшись, следил за женой,

А та подошла к окну.

Хочу посмотреть на небо, сказала она, чтоб успокоить мужа.

Как часто она говорила Шарлотте, что в небе все краше,

чем на земле,

И добавляла: когда я туда попаду, я тебе напишу

и все-все расскажу.

Потустороннее стало ее наваждением:

Разве тебе не хочется, чтоб твоя мама стала ангелом?

Ведь это было бы так чудесно, не правда ли?

Но Шарлотта молчала.

Ангел…

Одного ангела Франциска знала: это ее сестра.

У той хватило мужества свести счеты с жизнью,

Уйти из нее безмолвно, никому не сказав ни слова.

Вот оно в чем – совершенство жестокости:

Смерть восемнадцатилетней девушки,

Смерть упования.

Франциска верила: в ужасе смерти есть своя иерархия.

Самоубийство женщины-матери – высшая степень этого акта.

Такому в семейных трагедиях отводится первое место.

Кто посмеет оспорить его величие?!

Однажды ночью Франциска встала

Бесшумно, почти не дыша.

На сей раз Альберт не проснулся.

Франциска пробралась в ванную,

Нашла пузырек с опием и залпом выпила все.

Хрип разбудил наконец ее мужа,

Он бросился в ванную: дверь была заперта,

Франциска не отвечала.

Горло горело огнем, грудь жгла нестерпимая боль,

А смерть все не шла.

И паника мужа оскверняла ее расставание с жизнью.

Но услышала ли это Шарлотта,

Или девочка крепко спала?

Альберт наконец-то взломал дверь ванной.

Чудом ему удалось к жизни вернуть Франциску —

Доза яда была недостаточно велика.

Но теперь ему стало ясно:

Призрак смерти – уже реальность.

 

6

Утром Шарлотта спросила, где мама.

Не нужно ее беспокоить, ответили ей.

Ночью маме вдруг стало плохо.

Впервые Шарлотта отправилась в школу, не повидавшись с мамой,

Не поцеловав ее на прощанье.

Франциска будет в меньшей опасности в доме родителей,

Так подумал Альберт.

Оставшись одна, она неизбежно покончит с собой,

Вразумить ее невозможно.

И Франциска вернулась в свою девичью комнату,

В мир своего детства,

Туда, где была так счастлива вместе с сестрой.

В родительском доме Франциска почувствовала себя бодрее.

А мать пыталась скрыть свои страхи:

Старшая дочь решила покончить с собой после гибели младшей —

Неужто это возможно?

Значит, смерть неизбежна?

И она начала искать помощи всюду, где только можно,

Вызвала друга семьи, видного невропатолога;

Тот заверил, что это всего лишь легкий, совсем не опасный психоз,

Избыток эмоций, чрезмерная возбудимость, и более ничего.

Шарлотта, не находя себе места, скучала по матери.

Где мама?

Она заболела гриппом, это очень заразно.

Вам сейчас лучше не видеться.

Мама скоро вернется домой.

Обещанья Альберта звучали не очень-то убедительно.

Он невольно винил больную жену,

Видя смятение дочери.

Однако же навещал каждый вечер Франциску.

Там его ждал ледяной прием.

Родители были уверены: это он виноват в болезни их дочери.

Дома почти не бывает, день и ночь торчит на работе.

Франциска пыталась покончить с собою в отчаянии

От вечного одиночества.

Вот и нашелся виновный!

А в смерти ее сестры тоже я виноват?! —

хотел воскликнуть Альберт,

Но он сдерживался.

Не глядя на судей, шел в спальню к жене

И у постели больной предавался воспоминаньям,

Все еще питая надежду на благополучный исход.

Франциска, взяв мужа за руку, пробовала улыбнуться.

Наступали минуты покоя, призрак былой любви,

Краткие проблески жизни меж черными мыслями.

К Франциске решили приставить сиделку.

Ей нужен уход – так было сказано посторонним,

Но цель-то, конечно, другая – неусыпный надзор.

Дни Франциски тянулись под пристальным наблюдением,

О Шарлотте она и не вспоминала,

Словно дочери не было больше на свете.

Если Альберт приносил ей детский рисунок,

Отворачивалась к стене.

 

7

Грюнвальды вечером ели в просторной столовой.

Туда заглянула сиделка и на минутку присела.

Внезапно мать посетила кошмарная мысль:

Франциска в спальне одна, а окно не закрыто…

И, пронзив женщину яростным взглядом,

Мать поспешно вскочила и кинулась в комнату дочери.

С порога она увидала мелькнувшее тело,

Крикнула что есть мочи, но поздно, уже не поспеть.

Внизу раздался глухой звук падения…

Мать, дрожа, устремилась к окну:

На мостовой в луже крови лежала Франциска.