1. ИСТОК

Начинается Миасс в окрестностях хребта Нурали, в местах таежных, нехоженых, где под ногами хрустят грузди и на каждом шагу упираешься в тугие сети паутины. Первую сотню километров он течет на север, и слева, заслоняя от западных ветров, его сопровождают синие силуэты Уральского хребта.

У Аргази река прощается с горами и поворачивает на восток — в широкой долине извивается, окаймленная зарослями кустарника. Весной почти на всем своем протяжении она отражает белые облака цветущей черемухи, впитывает медовые запахи и внемлет соловьиным трелям.

А ее высокие мраморные берега у Баландино? Где еще можно увидеть такое: река в мраморе?

Река Миасс — красавица. Без всяких преувеличений. Даже и сейчас, когда… Впрочем, не будем торопиться с поправками. Весь разговор впереди. А тема его: река и человек.

Мы выехали к Миассу у деревеньки Косачево, что у самой границы с Башкирией. Спускаемся к воде. Встреча нас, кажется, волнует. Будто с земляком встретились вдали от дома: это та же река, которую каждый день видим в Челябинске.

Идем по берегу. На той стороне женщина полоскает белье. Рядом с ней девочка лет шести.

— Это какая река? — кричим женщине, надеясь услышать: Миасс, какая же еще…

— Кто ее знает, — отвечает женщина.

Вот те на! Обидно даже.

Возвращаемся обратно, на лужок, выбранный для первого привала. К реке спускается девушка, несет таз с бельем.

— Как река называется? — спрашиваем у нее, уже готовые к тому, что не получим ответа.

— Река как река, — пожимает плечами девушка.

Она приехала из города Миасса, но здесь родилась, здесь росла. На уроках географии учительница рассказывала ей о великих реках нашей планеты. А о реке, что течет за околицей, забыла? Конечно, девушка знает и про Обь, и про Иртыш, и про Исеть. А о том, что речушка, на которой она выросла, несет свои воды в Исеть, потом в Иртыш, потом в Обь, — знать ей не дано.

Не так ли начинается наше незнание? Не будем слишком строги к девушке. Все мы, как выяснилось, знатоки неважные.

Каков Миасс у Косачево?

Это уже речка, а не ручей. Пройдя от истока километров тридцать, она начинает набирать силу. Впрочем, тут же ее перегородили земляной насыпью, оставив реке трубу, но и ту прикрыли затвором. Плотина держит слой воды в полметра и еще столько же мутного ила.

Поодаль на берегу две бетонные плиты — тут стояли насосы, их нет. Остались только трубы, ведущие на поливной участок, затворы, заборный рукав, притопленный на мелководье. Видно, не справился Миасс с работой — мал еще, не по силам ему такая нагрузка.

Вырвавшись из трубы, Миасс входит в свое русло. Первая автопокрышка в воде. Сухие водоросли на берегу — следы бредня. Вскоре течение реки теряется в пруду у Смородинки.

Пруд. Лодка медленно движется по водной глади. На веслах здесь далеко не уплывешь, парень отталкивается шестом, который глубоко уходит в ил, и каждый раз увязает в нем — не оторваться. Пруд весь зарос камышом, осокой, водорослями.

Бревенчатый мост и за ним бревенчатые шлюзы. Их шесть, открыт один. С замшелых бревен, выгнувшись дугой, скатывается гладкий коричневый поток, желтой пеной вспучивается на камнях. (В верховьях вода в Миассе прозрачная, но с коричневым налетом — окрашивается, надо полагать, торфяниками.) Мальчик рыбачит у самого водопада, то и дело вытаскивает из пены пескариков, складывает их в ведерко. Чтобы рыбешки не выпрыгивали из ведерка, он прикрыл его кепкой. Собака, сидя в воде, дожидается рыбака.

Много лет пруд украшал деревню. Но теперь он превратился в хранилище ила, в болотину. На его берегу лежат трубы: совхоз собирается чистить водоем. Непростая это работа, но нужная — реке на пользу. Совхозу тоже: из пруда поливается 335 гектаров овощей. А всего у «Черновского» 524 гектара орошаемых земель, воду которым дает Миасс.

На поиски истока, поход по берегам реки, беседы с жителями прибрежных сел и руководителями совхоза ушел день. Вечером подводим итоги. Что особенно врезалось в память?

Люди, не знающие речку, на берегу которой живут. Можно ли ее любить, незнакомую?

Трубы, по которым миасская вода идет на поля. Особенно первый орошаемый участок. Миасс там можно перепрыгнуть. Это еще речка-ребенок. Надо ли было его, еще неокрепшего, заставлять работать? Конечно, был у совхоза «Черновской» проект, выполненные специалистами расчеты. Но не очень-то им веришь, стоя на берегу речки-малютки.

Как не веришь проекту, по которому два года назад осушили болото в верховьях Миасса за деревней Косачево. Совхоз благодаря этому приобрел 400 гектаров пашни, половина которой до сих пор не засеяна, а Миасс потерял колыбель. Что важнее?

Отрицательные последствия осушения видны невооруженным глазом. Получив в пойме реки пашню, совхоз стал распахивать землю прямо до уреза воды. Из-за этого возросла опасность ее заиливания. И это в самом начале, почти у истока…

За Смородинкой Миасс на время оставляет сельские заботы. Скоро у него первая встреча с городом.

2. ПЕРВЫЙ ГОРОД

Река дала городу имя — Миасс. Что город без реки? Но что город — реке?

До Миасса река чистая. По крайней мере, не принимает стоков. Еще и в Миасском пруду вода считается чистой, хотя санитарные врачи говорят об этом с оговоркой: сказывается влияние города.

Тут другая проблема: пруд надо чистить. Он обмелел, зарастает травами. Разговоры о том, что водоем надо углубить, идут давно, обсуждаются разные варианты, составляются разные проекты. Все они, однако, очень дороги. Затраты на очистку едва ли не равны стоимости строительства нового водохранилища.

С другой стороны, дело облегчается тем, что в долине реки издавна работают драги и земснаряды. Они под рукой. К тому же очистка пруда счастливо сочетается с добычей золота, строительного песка и щебня. Не исключено использование ила в качестве удобрения. Значит, работа сулит немалую выгоду, которая в значительной степени окупит затраты.

Есть и третья сторона. Перемещение миллионов кубометров грунта может нарушить большие территории в окрестностях пруда. Кроме того, работа земснарядов в течение нескольких сезонов неизбежно приведет к помутнению воды в реке.

Итак, плотина Миасского пруда. Утром второго дня мы спустились к реке сразу за плотиной. Что тут творится!..

Берега — в трубах. Отовсюду хлещет вода, серая, желтая, горячая, холодная. Мыльный ручей от банно-прачечного комбината, стоящего на правом берегу, пробился под асфальтом и несет в реку пенную воду. Из проржавевшей трубы, протянутой вдоль высокого берега, с шумом стекают мутные струи. Несколько труб висят над рекой, из них льется вода.

На левом берегу — напилочный завод. От него — труба. Из зияющей горловины льется пенистый поток. Чуть дальше — такая же труба, но поток ржавый. Еще семь труб поменьше диаметром протянулись к воде. Из них ничего не течет. Но всегда ли они сухие?

От заводских стоков вода темнеет, на ней растекаются нефтяные радужные пятна. Берега, заросшие осокой, окаймлены черной мазутной полосой.

На виду у всех много лет напилочный завод загрязняет Миасс, за что руководителей предприятия так часто упрекали, винили и наказывали, что, пожалуй, у них притупилась реакция на критику. Вот и мы пришли к главному инженеру Амиру Вахитовичу Каримову для нелегкой беседы.

— Нас прижали из-за сброса нефтепродуктов, — сказал Амир Вахитович. — И тогда мы поставили две цистерны по пятьдесят кубов, в них перекачиваем стоки из цехов, они отстаиваются, после чего воду сливаем снизу, а нефть выбираем сверху. Благодаря этому возвращаем почти два десятка тонн масла ежегодно. Значит, эта нефть уже не загрязняет реку.

— А сколько всего нефти потребляете вы за год? — спросили мы у Амира Вахитовича.

— Триста тонн, — ответил без раздумий главный инженер.

— А сколько металла выдается заводу?

— Свыше 12 тысяч тонн.

— А сколько воды отводится предприятию?

Амир Вахитович не смог назвать даже приблизительную цифру. Он поручил кому-то выяснить это. Через час ему доложили, что точных данных нет, поэтому прикинули по мощности насосов. А сколько завод берет из Миасса воды действительно, неизвестно. Выходит, бери сколько угодно. Нефть — сырье, металл — сырье, тут фонды, лимиты, подсчеты. А вода? Тоже, между прочим, сырье. И очень ценное. Однако пока ею можно пользоваться практически без счета. Чистая речная вода повсюду давно уже в дефиците, а на напилочном заводе ее в избытке. Не потому ли ее здесь не ценят?

Слов нет, завод старый, оборудование старое, технология старая. Установки водоочистки примитивны. Их кое-как приспособили к технологической схеме. То и дело латают и штопают. Наконец, они перегружены. Станция нейтрализации, откуда идет ржавая вода, работает на пределе. В аварийном состоянии помещение биофильтров.

Пора решать вопрос основательно, капитально. Готовится ли предприятие к этому?

— Да, — сказал нам Амир Вахитович, — у нас есть проект очистных сооружений. На строительство требуется три миллиона рублей. Но когда оно начнется, сказать трудно. Нам не удается пока включить его в план.

Проект есть, это верно. Как верно и то, что такие «бумаги» — очень удобный оправдательный документ: достаточно его предъявить и вроде бы разом ответить на все вопросы. Но проекты лежат и стареют, им на смену приходят новые, еще более совершенные, а под их прикрытием продолжается загрязнение реки.

Амир Вахитович рассказал нам, как произошел разовый сброс нефти в Миасс. Авария случилась? Или еще какое-то чрезвычайное происшествие? Ничего подобного. Кто-то вечером почему-то нажал на кнопку, и насосы, включившись, всю ночь качали нефть, разливая ее по территории завода. К утру образовалось нефтяное озеро, которому некуда было деваться, кроме как попасть в реку. Обыкновенная бесхозяйственность. Нет порядка — не в том ли главная причина?

Разовый сброс не заметить нельзя. А если сбрасывать «поаккуратнее»? Река-то все скроет: что сброшено ночью, к утру унесет, особенно, если в половодье. Сбросить тайком легче, чем наладить очистку.

Но и явно завод до сих пор загрязняет реку той же нефтью. Откуда она, никто не знает. Вроде бы вся улавливается, вроде бы не должно быть на воде радужных разводов. Даже и такое мнение высказывается: через грунт просачивается. Ведь вся территория завода пропитана нефтью.

Напилочный — как бельмо на глазу. В центре старого города он, конечно, не на месте. Перенести хорошо бы, однако накладно. Но если заводу оставаться (а он расстраивается), значит, ему следует блюсти особый режим чистоты. Стоит-то он, можно сказать, на воде. Мы говорим об охранной зоне, а тут целое предприятие на метр не отступает от уреза реки. При этом берег и вся территория завода захламлены больше некуда. Разве необходимо решение вышестоящих органов, чтобы убрать грязь под ногами?

— Тут наше упущение, — соглашается Амир Вахитович, — правда, мы начинаем наводить порядок.

Да, с годами загрязнять природу все рискованнее. Видимо, проходит время уговоров и обещаний. Все строже санкции, жестче контроль. Сгущаются тучи и над напилочным заводом. Заметны перемены и в настроении руководителей предприятия, специалистов.

Вот и Амир Вахитович покорно признается, что в апреле его и директора оштрафовало бассейновое управление. Прокурор вызывал, чтобы еще раз напомнить: нельзя загрязнять реку.

И когда мы упомянули о том, что читатели в своих письмах требуют, чтобы в печати назывались имена тех, кто губит реку, лицо Каримова налилось краской.

— И вы хотите назвать меня? — спросил он глухо.

Конечно же, Амир Вахитович не хочет прослыть врагом природы. Наоборот, он считает, что любит природу, умеет ее ценить, наслаждается ею. И если он ей вредит, то косвенно и невольно, в силу занимаемой должности и обстоятельств.

Увы, назвать конкретных виновников не всегда возможно. И в этом своя справедливость. Мы все, кто больше, кто меньше, повинны в том, что в природе нарушены естественные связи, и уж эту долю каждый должен взять на себя без оговорок.

Трудно поверить в то, например, что инженерная служба завода не в состоянии выяснить, откуда в стоках нефть. Безусловно, могла бы. Но на заводе привыкли к мысли, что с этим можно подождать. Пока, мол, терпимо. Чуть чище, чуть грязнее стоки — велика ли разница? Пусть уж все остается, как есть, пока гром не грянул…

Напилочный отнюдь не самый крупный в Миассе завод. А что остальные?

Комментарий главного санитарного врача города Вадима Петровича Быкова:

— На остальных предприятиях обстановка, пожалуй, благополучнее. Завод «Миассэлектроаппарат» имеет очистные сооружения и неплохо очищает промышленные стоки. Автомобильный завод ведет реконструкцию своих сооружений.

Нас беспокоит другая проблема. Очистные сооружения города не в состоянии принять все хозяйственно-бытовые стоки. Поэтому часть стоков сбрасывается в реку вообще без всякой очистки.

Понятно, что в таком городе, как Миасс, без крупных капитальных вложений реку не очистить. Но в них ли только закавыка? Мы вспоминаем тетю Шуру, которая утром полоскала белье у плотины.

— Разве так можно? — сокрушалась она. — Все, что негодно, бросают в реку. Гляньте-ка.

И действительно, в воде среди валунов валяются доски, бревна, ступицы колес, обрезки труб, проволока, корпуса стиральных машин, еще какие-то негодные агрегаты. Достаточно взглянуть на это, чтобы понять, как миассцы относятся к реке.

Город растянулся вдоль реки почти на двадцать километров — сопровождает ее с двух берегов, примыкает жилыми кварталами, заводскими корпусами и заборами к самому урезу воды. И, наверное, логично потребовать от всех, кто поселился у воды, держать в порядке береговую линию и саму реку на своем участке. Логично. Значит, и надо потребовать.

3. В ЗОЛОТОЙ ДОЛИНЕ

После города Миасса река еще долго несет его отметины. Вода далеко не такая свежая, как в верховьях — не блестит, разбиваясь о камни, помутнела. Горожане, как нам сказали, здесь не купаются, предпочитают озеро Тургояк.

Дальнейший путь реки пролег посреди долины, которую называют Золотой. Тут Ильменский хребет подступил ближе, река как бы жмется к нему, слушая сдержанный говор могучих сосен. А слева горы держатся поодаль, но совсем от реки не уходят. Их голубой излом всегда сопровождает реку, которая вьется в густых зарослях ивняка.

В чудесном месте — деревня Коробково. Справа — река и горы, слева — сосновый бор. В деревню ведет бетонный мост. Дома стоят на небольших холмах, поднимаясь террасами.

Река здесь довольно быстрая — вытянулись в струнку водоросли. Вода чище, чем сразу после города, но еще мутновата. Миасс стал полноводнее, силу ему добавила Куштумга, сбежавшая с гор. С правого берега к воде склоняются ивы, на них смотрят белые лилии. А наш берег пологий, сплошь зарос мягкой гусиной лапкой. На мелководье три девчонки-дошкольницы ловят старой наволочкой мальков. Тихо, воздух чист. Только и звуков, что топот возвращающегося в деревню стада. Его не встречают, коровы сами идут по домам — деревенька-то невелика. Хорошее место выбрали для нее люди.

А Золотой долину называют из-за золота.

«Золотому стажу» Урала могут позавидовать и Алдан, и Колыма, и Индигирка. И в мировой истории добычи благородного металла заметна уральская страница.

Наш Миасс имеет к «золотой истории» страны самое непосредственное отношение: его россыпи поставляют драгоценный металл уже третье столетие. В Золотой долине очень многое напоминает об этом. Здесь нередки села, где почти все население — коренные золотодобытчики.

В свое время на берегах Миасса бушевали страсти, в золотой лихорадке перемалывались судьбы. Сюда стремились люди в поисках счастья, удачи, фарта, одни в одночасье становились богачами, другие терпели крах.

Страсти давно улеглись. В наши дни добыча золота — обычная работа. И все-таки земля, дающая желтый металл, так редка, что мы невольно проявляли к ней особый интерес, ведь не каждый день ходишь по берегу, точно зная, что под ногами у тебя золото.

Может быть, с реки достаточно было бы золотых россыпей, но ее вода, пожалуй, дороже золота.

Спускаемся к воде и долго не можем найти русло Миасса. Вся долина поделена песчаными дамбами на большие и маленькие заводи со стоячей водой. Заводей много, они самой разной формы.

В самом большом водоеме работает драга. Эта плавучая фабрика впечатляет размерами, а еще больше — следами своей деятельности. Может, долина эта и золотая, но красивой ее не назовешь.

Наконец, выходим к Миассу, если можно так назвать белесоватый мутный поток, которому проложили дорогу, как ножом, срезав экскаватором часть холма. Вода с пятачками пены стремительно течет по ней, как бы стараясь побыстрее найти свое русло.

Однако ей до него еще далеко. Долго еще потом течет река по протокам, оставленным золотодобытчиками. Старые следы драги начинают зарастать травой и кустарником, которые полностью их прикрыть не могут.

Спустя несколько километров знакомимся еще с одним способом добычи золота — гидромонитором. Способ другой, а результат тот же — горы песка и затерявшаяся среди них белая от взбаламученной глины река.

Мы решили проследить, когда же она очистится. Миновали Новоандреевку, проехали еще километров пять, спустились к реке. Вода все еще мутная, с пятнами пены. Не помогла речка Тыелга, которая слилась с Миассом у Новоандреевки. Забросили удочки — никакой поклевки.

В деревне Сактаево разговариваем с местными жителями. В Миассе они не купаются, скот не поят — грязная вода.

Смотрим в воду с моста уже у Карабаша. Здесь в Миасс вливается Киалим. Его чистая горная струя вспарывает мутный поток, отрывая от него клубы взбаламученной глины. Но и Киалима оказывается недостаточно: за мостом течет однотонная серая река. Поднятую золотодобытчиками глину удается осадить только в Карасевском водохранилище, которое является своеобразным отстойником перед Аргази.

Дело не только в том, как выглядит Миасс после добычи золота, хотя для людей, живущих на его берегах, и это важно. Проблема гораздо серьезнее. Вот как видит ее Иван Модестович Дудин, с которым мы встретились на плотине Карасевского водохранилища. Громких титулов у него нет, должность небольшая — машинист лебедок на плотине, но Миасс он знает лучше кого бы то ни было. Поселился здесь почти сорок лет назад, вернувшись с фронтов Великой Отечественной войны. Добывал золото, а теперь вот уже 13 лет работает на плотине.

— Раньше Миасс был полноводнее, — говорит Иван Модестович. — Драга с гидромонитором повлияли. Глина после них оседает на дно, закупоривая родники. Река по нему скользит, как по мыльному желобу, совсем не пополняясь. Вот и мелеет она. Аккуратнее надо золото брать, лучше вести рекультивацию. Золото нам надо, но земля и река тоже нужны.

4. КАРАБАШСКИЙ УЗЕЛ

Карабаш стоит не на Миассе, но миновать его мы не могли: не город, а медеплавильный комбинат загрязняет реку давно и опасно, сбрасывая свои стоки в приток Миасса реку Сак-Елга.

Впрочем, надо сразу же оговориться: сбрасывал. Руководителей комбината нельзя обвинить в равнодушии к проблемам охраны природы, несмотря на то, что предприятие и сегодня отнюдь не безвредно для окружающей среды.

То, что самим под силу, карабашцы берут на себя. И кое-что успели сделать — прежде всего по охране воды.

Комбинат — это шахта, обогатительная фабрика и металлургический цех. Шахта уже сейчас работает практически без отходов. Сланец используется частично для строительства дорог, шахтные воды переведены в систему водооборота. Экологически благополучней становится и обогатительная фабрика.

Много лет комбинат имел длинные «хвосты», то есть выбрасываемые отходы. Теперь стоит задача обрезать эти «хвосты».

Хвостохранилище — так называется объект, на который мы приехали вместе с секретарем горкома партии Геннадием Федоровичем Чуличковым, начальником обогатительной фабрики Михаилом Алексеевичем Широковым и инженером службы охраны окружающей среды Кларой Мукиновной Галимзяновой.

— Грязную воду мы не сбрасываем, — уверенно заверяет нас Широков и объясняет, как устроена очистка.

Хвостохранилище — это огромный котлован, куда подаются стоки обогатительной фабрики. За десять лет накопился слой так называемых пиритов высотой 25 метров.

Мы поднимаемся на гребень котлована и с высокой точки обозреваем справа светло-серую гладь вязкого пиритного болота, а слева внизу — извилистый поток Сак-Елги. Если бы не хвостохранилище, вся эта серая масса ушла бы в Миасс. А теперь отстоявшаяся вода стекает вниз, в отстойник, затем в прудок, заросший камышом, откуда вновь перекачивается на обогатительную фабрику.

— Таким образом, у нас действует оборотное водоснабжение, — объясняет Михаил Алексеевич, и в тоне его слышится предупреждение: к нам, мол, не может быть никаких претензий.

Претензий, действительно, не может быть. Тем более что Михаил Алексеевич, продолжая, говорит о том, что на комбинате всерьез думают, как утилизировать «хвосты». Оказывается, из них можно изготавливать утяжелители. Это такие блоки, навешиваемые на нефтепроводы, чтобы удерживать их на дне при переходе через различные водоемы. Выяснилось, что утяжелители из пиритных хвостов показали себя лучше применяемых ныне. Будущие потребители уже высказали свою заинтересованность в организации нового производства. Так и обогатительная фабрика начнет потихоньку избавляться от того, что пока считается отходами.

Значит, в Карабаше полное благополучие? Увы, Сак-Елга продолжает нести в Миасс белесую пиритную муть. С высоты котлована мы видим, как это происходит. Дело в том, что не только русло, но и вся долина Сак-Елги за многие годы покрылась толстым слоем пиритных отложений. Теперь сама река их разрабатывает, смывает и уносит в Миасс. Вода в ней по-прежнему мутная.

Проблема Сак-Елги остается открытой. Кое-какие варианты есть. В том числе и такой, как отведение реки по новому руслу, но он оспаривается. Ждать? Природа не встречала подобных загрязнений, ей трудно справиться с пиритами. Видимо, ей надо как-то помочь.

Сегодняшний комбинат не загрязняет Миасс, его загрязняет «вчерашний» комбинат — свидетельство того, что здесь вмешательство человека в природу, зашло слишком далеко. В итоге принимаемые меры по сути не дают пока никакого эффекта: в реке остаются старые «хвосты». Конечно, с организацией оборотного водоснабжения прекратилось накапливание пиритных отложений в русле Сак-Елги. И это благо. Но пройдет еще немало времени, пока скажется реальная отдача от природоохранных мероприятий.

У насосной станции Михаил Алексеевич опускает в воду полоску лакмусовой бумажки и дает ее разглядеть: никакой реакции. Значит, вода чистая. Три четверти ее возвращается на фабрику. Для горного производства процент действительно высокий. Однако факт остается фактом: Сак-Елга продолжает загрязнять Миасс, теперь уже «самостоятельно».

В Карабаше остается острой проблема выбросов в атмосферу. Эти выбросы тоже имеют отношение к нашей теме, поскольку, как утверждают специалисты, происходит загрязнение реки «по воздуху». Комбинат активно ратует за реконструкцию металлургического цеха, чтобы пустить в дело все отходы, в том числе и газообразные.

У Карабаша Миасс, чтобы не влиться в озеро Увильды, круто поворачивает с северного курса, а после Аргазинского водохранилища течет в обратном направлении — на юг. Это очень важный «узел». Тут, можно сказать, «центр» реки, ее главный «колодец». Миасс, несущий взбаламученную драгами глину, принимает здесь чистый, благотворный Киалим, «пиритную» Сак-Елгу. И сразу же разливается сначала Карасевским, а потом, не входя в русло, — Аргазинским водохранилищами. В этих водоемах река «отдыхает». Как бы готовясь к трудной работе в Челябинске, она очищается, отстаивается, набирается сил. Ей предстоит семидневный переход, на котором притоков раз, два и обчелся. Здесь сила реки не в притоках, а во внушающем уважение водном безбрежье, в натужно сдерживаемой плотинами мощи заждавшейся воды.

Вообще Миасс беден притоками. А те, что есть, вливаются в реку укромно, без разливов. Большинство из них иначе как ручьем не назовешь. Что ж удивляться: Миасс и сам приток. Мы не должны забывать, что наша река и не средняя, а малая река.

Покидая горы, свою голубую колыбель, она распахивает вширь равнинные берега, тут и там разлинованные грядками. Миасс прежде всего «работает» на индустрию, но что может отдает и селу.

5. АРГАЗИ

Сколько воды выпивает за сутки город, в котором свыше миллиона жителей и больше двухсот заводов и фабрик?

Старший мастер Аргазинского гидроузла Анатолий Григорьевич Архипов оставил между пальцами просвет около сантиметра и улыбнулся:

— Вот столько. Не из стакана, конечно, а из нашего водохранилища.

Не раз нам приходилось бывать у Аргазинского водохранилища, знакомы с его параметрами, а оценить его грандиозность помог именно этот сантиметр. Он вмещает в себя миллион кубометров воды. Как раз столько ее сбрасывают из водохранилища ежесуточно для того, чтобы напоить Челябинск.

Аргази — это приостановленный на время Миасс. Здесь он отстаивается, очищается, чтобы принести в Челябинск воду без мути, цвета, запаха и ненужных бактерий. Все это входит в обязанности водохранилища, и оно с ними успешно справляется. Аргази — своеобразный склад чистой воды.

А удерживает реку бетонная плотина, на которой мы сейчас стоим. Пятая по счету от истока и самая мощная на Миассе. Но прежде чем рассказывать о ней, мы хотим вспомнить другие плотины Миасса.

Самая первая — на границе с Башкирией, у деревни Косачево. Миасс там чуть побольше ручья, такая же и плотина. На дамбу ушло две-три машины грунта, река умещается в небольшую трубу, сброс воды регулируется железным листом размером в газетную страницу с ручным винтовым приводом. Попробовали его покрутить: три оборота в одну сторону, затем столько же в другую — сначала подняли, потом опустили затвор. Еще несколько оборотов, и можно перекрыть реку, которая поит два миллиона человек…

Плотина у деревни Смородинки напоминает старого доброго мастера и вызывает примерно такое же чувство уважения к себе. Она вся деревянная — и стены, и шлюзы, и затворы. Бревна черные, а шлюзы позеленели от воды. Она падает с трехметровой высоты, и деревянное ложе мягко, почти без брызг принимает ее. Вода быстро бежит по нему, разбиваясь потом о большие гранитные глыбы, живописно разбросанные по всему руслу. Когда проезжает машина или даже телега, старая плотина подрагивает, как живая.

Плотина Миасского городского пруда тоже старая. Но она, как и полагается городскому сооружению, из камня и железа. Стены выбелены, железные части покрашены в черный цвет. Опрятная плотина. Она хорошо гармонирует со старой, одноэтажной частью города, а в новой уже казалась бы экспонатом из музея техники.

Тринадцать лет плотине Карасевского водохранилища, это современное гидротехническое сооружение. Камень, железо, бетон, мощные лебедки, которыми поднимают и опускают затворы. Миасс после плотины стремительно мчится по бетонному желобу к привычному руслу. Плотина и водохранилище оберегают Аргази от загрязнения. Только вот надолго ли их хватит? У всех водохранилищ одна судьба: рано или поздно они заиливаются. Чистить их почти так же дорого и хлопотно, как строить новые. Об этом надо помнить, работая в русле реки.

Анатолий Григорьевич Архипов представляет свою плотину. Вместе с дамбой она растянулась на два с половиной километра. Выстроившиеся вдоль всей плотины желтые трубы — это пьезометры, с помощью которых контролируют ее состояние в зависимости от напора воды. Имеются датчики-пьезодинамометры и в теле плотины. В небольшом штате гидроузла есть человек — пьезометрист Амина Карымова, которая постоянно следит за их показаниями.

Сколько лет плотине? Сразу не скажешь… У Аргазинского водохранилища солидная биография. Раньше на его месте было небольшое озеро Аргази. В середине прошлого века перегородили Миасс плотиной, образовавшееся водохранилище соединилось с озером, получился большой водоем. У плотины крутилась мельница.

После революции растущему Челябинску стало не хватать миасской воды. В 1929 году в трех километрах от первой плотины поднялась новая. Она позволила накопить в водохранилище около 300 миллионов кубометров воды.

Однако после первых пятилеток и этого оказалось недостаточно. Был создан трест «Аргазистрой», началась реконструкция плотины. Она закончилась в 1946 году, получилось водохранилище, каким мы его знаем сейчас, — 654 миллиона кубометров воды, площадь водного зеркала — 102 квадратных километра. А вместо мельницы у плотины встала небольшая гидроэлектростанция.

О той реконструкции напоминает высокий холм на берегу водохранилища. На нем белый памятник и куст акации в зеленой оградке. Здесь в 1944 году похоронен главный инженер Аргазистроя, кандидат технических наук Илья Васильевич Зыков.

В 1976 году трест «Целингидрострой» начал еще одну реконструкцию, которую потом продолжил коллектив треста «Южуралэнергострой». С плотины сняли верхний слой, нарастили глиняный замок, подсыпали щебня. Плотина заметно подросла. Благодаря этому можно на три метра поднять уровень водохранилища, увеличить его объем еще на 300 кубометров. Тогда оно практически сравняется с самым большим водоемом нашей области — озером Увильды, в котором миллиард кубометров, или один кубокилометр воды.

Однако продолжим нашу экскурсию по плотине. Она кажется совершенно безлюдной, но это не так. Во-первых, здесь круглосуточная охрана. И технический персонал — слесари, электрики — постоянно дежурят.

Но главная работа весной, во время паводка. На плотине задолго до него проводят ревизию и опробование механизмов, запасают все необходимое для того, чтобы укоротить половодье. Заготавливают, например, бревна с железобетонными якорями. Ими закрепляют плавучие острова-торфяники, которые, подойдя к плотине, могут забить водовыпуск. Да много ли что надо учесть! Каждый паводок — проверка на прочность. Коллектив гидроузла ее успешно выдерживает.

Мы подошли к центральной части плотины. Высоко поднялись бетонные бочки. Они настолько громадны и могучи, что опутавшие их железные лестницы кажутся хрупкими и ненадежными. Металлические сегменты затворов, кажется, намертво вдавлены в бетон напором воды.

Но нет, А. Г. Архипов нажимает кнопку, и затвор легко ползет вверх. Из-под него с ревом вырвалась белая от напряжения струя. Вроде и невелика она, а рыбаки пониже плотины попятились от прибывающей воды.

Затвор опять на месте. Он предназначен для аварийного сброса воды. Аварий здесь не было, но затвором пользовались. В 1981 году, когда вдобавок к основному паводку растаял выпавший в мае снег, водохранилище стало переполняться. Воду из него сбрасывали по 200 кубометров в секунду — в 25 раз больше нормы. На плотине, по словам работников гидроузла, было страшно стоять — так буйствовал водный поток. Белое облако мелких брызг поднималось выше плотины.

Помнят здесь и совсем другие времена. В 1975 году засуха вычерпала водохранилище. Из воды торчали пеньки росших когда-то на самой первой плотине деревьев. Еще немного — и вода понизилась бы до уровня мертвого объема, когда ее уже нельзя взять. Этого не случилось, водохранилище спасло озеро Увильды.

Река проходит через плотину по гидротехническому тоннелю и с бешеной силой вырывается из него сравнительно небольшой струей. Струя падает в водобойный колодец — бетонную яму со стенкой, которая должна утихомирить ее. Вода разбивается об нее на миллионы белых брызг и действительно становится спокойнее.

Впечатляющее зрелище. Но на речку это абсолютно непохоже. Язык не поворачивается назвать Миассом то, что здесь именуют сбросом мощностью восемь кубометров в секунду. Мы привыкли считать реку чуть ли не живым существом с особым характером и своими привычками. Здесь все это у нее отняли, превратив в струю воды.

И все же это Миасс. Бешеный поток растекся на два рукава, обогнув небольшой песчаный островок, и снова стал речкой. От водохранилища до Челябинска напрямую около 70 километров. Но река, опять вступив в свои права, сама выбирает себе дорогу, у нее путь намного длиннее. Мы отправляемся следом за ней.

6. СЕЛЬСКИЕ БЕРЕГА

Заново родившись в Аргази, Миасс возвращается к своей первой, сельской «профессии». Он течет к Челябинску по равнине, среди березовых лесов и полей. Многим эти места известны: здесь хорошо отдыхать. Но река опять принимается за работу.

Центральная усадьба совхоза «Аргазинский» — село Байрамгулово расположено прямо у плотины Аргазинского водохранилища. Первая остановка — у склада минеральных удобрений. Это высокая черная коробка из профнастила, обнесенная забором. Но ворота открыты, забор дырявый. Вокруг склада гуляют коровы. Не закрыта и дверь. В складе — четыре больших кучи разных удобрений.

Решением Совета Министров РСФСР утверждены границы санитарной зоны Аргазинского водохранилища. В этой 200-метровой полосе запрещено всякое строительство. Склад минеральных удобрений — неподалеку от водохранилища. Когда оно заполнится до проектной отметки, склад окажется на самом берегу.

За селом прямо к Миассу спускается с холма орошаемое поле, на котором возделываются капуста, свекла, другие овощи. Все эти культуры без удобрений и гербицидов не вырастишь. Значит, есть серьезная опасность попадания их в реку.

А Миасс здесь широк, больше тридцати метров. Течет ровно, не спеша. Глубина небольшая — выступают на поверхность гривки водной растительности.

Отделение «Красное знамя» расположилось на правом берегу Миасса. Деревня от реки далеко, а ферма стоит прямо на берегу. Тропинка на ферму тянется мимо силосной траншеи, заполненной совсем недавно. Из нее, огибая большой бурт перегноя и кучу соли, которую добавляют в силос, через загон для скота течет к реке ручей.

Приняв этот «приток», Миасс еще ближе поворачивает к ферме. От него до ближайшего коровника меньше 20 метров. Еще меньше до большой кучи перегноя. В кардах стоят желтые лужи, из которых к реке тянутся ручейки.

Все помещения на этой ферме старые, наполовину развалившиеся, без механизации. Животноводству от нее невелика польза, а реке вред большой.

По территории совхоза «Аргазинский» Миасс течет между голых, безлесых берегов. А в соседнем совхозе «Кулуево» реку на всем протяжении сопровождают густые заросли ивы и черемухи. В долине Миасса нет ни одной фермы, ни одного пахотного массива. И тут имеются орошаемые участки, но они далеко от реки. А в пойме только естественные луга, сенокосы жителей совхозных сел.

Миасс здесь особенно красив. Причудливо петляет он по широкой долине, укрытый густой листвой. На зеленой отаве веснушками желтеют аккуратные копешки душистого сена. Ни треска тракторов, ни выхлопных газов — тишина и чистейший воздух. Сено накошено вручную. Много птиц, есть даже журавли. Местные жители не раз видели бобров.

На этом участке реки в нашей экспедиции участвовал еще один человек — директор совхоза «Кулуево» А. Г. Самсонов:

— Мы рады, что по территории хозяйства протекает Миасс, хотя хлопот с ним немало. Серьезное это дело — содержать реку в порядке, большая ответственность. Всегда помним об этом.

На центральной усадьбе хозяйства действуют очистные сооружения, которые принимают хозяйственно-бытовые стоки благоустроенного совхозного жилья. Хотя самая близкая к Миассу ферма расположена от него в трех километрах, в Кулуево думают об устройстве капитальных бетонных хранилищ для навоза, чтобы совершенно исключить возможность попадания его в реку.

Позади Аргаяшский район. Сосновский встречает вопросом. У деревни Алишево строится новая насосная станция, которая даст воду на орошаемые участки. Насосы настолько мощные, что, кажется, могут «выпить» весь Миасс. Не повредят ли они реке?

Нет. Здесь не новое строительство, а реконструкция существующего орошаемого участка. До сих пор воду к девяти «фрегатам» подавали небольшими дизельными станциями. Как ни береглись, а все равно загрязняли реку нефтепродуктами. Новая станция электрическая, она это исключает. Кроме того, теперь есть возможность регулировать водозабор, давать полям влагу по норме.

По пути к Харлушам и Кайгородово Миасс особенно затейливо кружит по лесу. Здесь на реке нередки водовороты, часто встречаются глубокие омуты, есть острова, которые весной выбирают для своих «концертов» соловьи. Скоро Челябинск, и река как бы специально украшает зону отдыха горожан.

Харлуши стоят прямо на берегу, повернувшись к Миассу огородами. Деревне такое соседство по душе — и рыбалка, и водопой для скота, и пейзаж отличный, а как реке? Летом еще ничего, а весной, когда из сараев вываливают на лед накопившийся за зиму навоз, ей, конечно, нелегко.

Последний крупный сельский населенный пункт перед городом — Полетаево. Стоящую неподалеку от реки ферму здесь отгородили от берега валом и каскадом отстойников. Труднее отгородить многочисленные овощные плантации. Поэтому в совхозе «Полетаевский» начинают понемногу переносить посевы овощных культур подальше от Миасса, а в долине реки планируют сеять травы.

Миасс подошел к водным воротам Челябинска — плотине Шершневского водохранилища.

— Сюда река несет хорошую воду, она соответствует всем требованиям ГОСТа, — услышали мы мнение начальника лаборатории Сосновских очистных сооружений Т. Г. Мельниковой. — Особенно чистой вода бывает зимой, когда река и водохранилище закрыты льдом. Тогда вода у нас только отстаивается и фильтруется, а реагенты не применяем. С марта по октябрь приходится ее обрабатывать, очищать от примесей. А самая сложная пора — паводок, когда река несет все, что в нее стекает с тающим снегом. Вода в это время мутная, пахнет перегноем и даже слегка желтеет. Приходится затрачивать немало дополнительных усилий, чтобы сделать ее чистой.

Влияние сельского хозяйства на реку сказывается в последние годы все сильнее. Ядохимикатов в воде мы не обнаруживаем, а поступление биогенов — аммиака, фосфора возрастает. От этого в первую очередь страдает водохранилище, оно активнее зарастает водорослями, начинает цвести.

Заведующая водоохранной лабораторией Челябинской опытно-мелиоративной станции З. Ф. Кривопалова рассказала нам:

— Мы определили вклад каждого хозяйства в загрязнение Миасса на участке от Аргазинского до Шершневского водохранилищ, составили специальную карту. Она полностью совпадает с результатами экспедиции. Так, доля совхоза «Аргазинский» составляет 19 процентов. Столько же у «Полетаевского», у которого тянется вдоль берега пашня.

Как помочь реке? Разработаны мероприятия по охране и рациональному использованию водных ресурсов Миасса в зоне сельскохозяйственного освоения, они одобрены облисполкомом. Надо их выполнить. Работы, конечно, много, но затрат особых не требуется. В основном дело сводится к тому, чтобы обваловать фермы и летние животноводческие лагеря, посадить вдоль берегов лесополосы, внедрить безопасные для реки способы обработки почвы.

7. ВОДА ДЛЯ ЧЕЛЯБИНСКА: ПРОБЛЕМЫ

Иногда удивишься обыденному: река течет по земле, а не «испачкается» — вода в ней чистая и пресная.

Промывая золотые пески, пробиваясь сквозь линзы, жилы, пласты и истоки хрусталя, аквамаринов, топазов, аметистов, рубинов, через яшмовые пояса, встречая на пути железо, титан, медь, молибден, никель, ванадий, неся свои воды среди графита, глины, слюды, гранита, мрамора, талька, известняка, асбеста, — приходит Миасс к Челябинску, ничего не растворив в себе из минералов уральских недр.

А за городом река устало уходит, обремененная всеми ста элементами таблицы Менделеева. И поди разберись, чья это «химия»…

У мостика, выходящего на Свердловский тракт у городских очистных сооружений, Миассу возвращается вода, прошедшая по городским трубам. Здесь встречаются два потока: серая вода, сбрасываемая с очистных сооружений, и рыжая, отданная реке предприятиями. Это место скрыто от глаз высокими кустами. Сквозь заросли бурьяна не пробиться к берегу. Только белые тучи вспугнутых чаек то и дело поднимаются над кустами, чтобы через минуту вновь спуститься к воде.

С навесного моста у деревни Казанцево мы видели мутную, студенистую воду, несущую черные, рыхлые комья и ленивые маслянистые разводы.

Не назвать всех, кто загрязняет реку. Это невозможно. Но все-таки кто-то больше, кто-то меньше…

— На первое место из предприятий, — сказал нам начальник бассейнового управления Иван Тимофеевич Бородатый, — я поставил бы лакокрасочный завод. Большой урон наносит реке городская канализация. И, наконец, ливневка.

Едем на лакокрасочный. Здесь встретились с начальником технического отдела Евгением Петровичем Агаповым и Ниной Федоровной Комельковой, которая заведует сектором охраны природы.

Первое, о чем мы их спросили, — о чувствах, которые вызывает река Миасс.

— Чувство боли, — сказала Нина Федоровна. — И хочется хоть что-то сделать, чтобы она была чище.

Это было сказано искренне.

Следует отметить, что, с кем бы мы ни беседовали, никто ни разу не проявил и тени пренебрежения к реке. Наоборот, все соглашались: Миасс должен быть чистым, все в общем-то признавали свою вину, хотя, разумеется, охотней говорили о проблемах, чем о своих упущениях.

В устах Евгения Петровича и Нины Федоровны чаще других звучало слово «реконструкция»:

— Мы планируем реконструкцию станции нейтрализации, чтобы через два года утилизировать всю гидролизную кислоту.

— Мы хотим приступить к реконструкции цеха тары.

— Реконструкция позволит уменьшить содержание медного купороса в стоках.

Для охраны реки, утверждают наши собеседники, много уже сделано. Устанавливаются учетные приборы потребления воды, ужесточился контроль. Но завод берет воду вопреки запрету бассейнового управления. А запрет объясняется тем, что предприятие не выполняет обещанные и зафиксированные в соответствующих документах мероприятия по сокращению сброса в реку неочищенных стоков.

Мы побывали на станции нейтрализации, в приземистом здании, будто выросшем из кучи хлама и мусора, а также на шламонакопителе — это огромный котлован на берегу реки, почти доверху залитый шламами. Со станции нейтрализации шламы подаются сюда, отстоявшаяся здесь вода по трубе сбрасывается в Миасс. По высокой пожухлой траве пробираемся к берегу, чтобы найти выпуск. (Выпуски, как правило, застенчиво спрятаны, не «афишируются».) Вода сливается чистая на глаз.

Благополучие это, однако, весьма шаткое. Дело в том, что гидролизная кислота нейтрализуется известью, а она в большом дефиците. Пока утилизируется менее половины гидролизной кислоты.

Следует напомнить, что большинство крупных предприятий Челябинска за последние годы приняло меры для того, чтобы сократить забор воды из Миасса и, соответственно, сброс грязных стоков в реку. Речь идет о создании оборотных систем водоснабжения, благодаря которым река получила какое-то облегчение. Без оборотных систем промышленность города в настоящее время функционировать не смогла бы. Известно также и то, что ресурсы воды так малы, а воды в обороте так много, что даже и подпитка оборотных систем обременительна для водной артерии региона. Так же, как слишком обременительны для нее и промышленные стоки, пусть существенно и сокращенные.

Наконец, сегодня точно не учтен объем стоков, сбрасываемых в реку сотнями средних и мелких предприятий. Можно только предположить, что они загрязняют реку не меньше гигантов. К тому же не секрет, что мелкие предприятия в большинстве случаев не обременяют себя очисткой стоков.

Итак, промышленность исчерпала свой ресурс: город растет и требует все больше воды.

Есть в Челябинске два пункта, о которых следует сказать особо. Оба находятся на берегу Миасса. Первый — у Сосновки, где вода забирается, а второй — на выезде из города по Свердловскому тракту, где в реку сбрасываются стоки.

Обратимся к цифрам. Из миллиона кубометров, которые сбрасываются в реку из Аргазинского водохранилища ежесуточно 550 тысяч кубов забирают насосы Сосновской станции для очистки и подачи в водопроводную сеть. Остальную воду уже в городе откачивают промышленные предприятия. Таким образом, весь Миасс выпивается Челябинском без остатка, если не считать санитарный минимум.

Далее. Из 550 тысяч кубометров водопроводной воды Челябинску достается 435 тысяч. Остальные разбирают города и села, соседствующие с областным центром.

А что на выходе? Мощность городских очистных сооружений — 480 тысяч кубов. Значит, вся вода, которая подается в город на хозяйственно-бытовые нужды, пройдя по системе водопровода и канализации, подается на очистку и после нее сбрасывается в реку? Значит, все нормально и баланс держится? Действительно, все так и было бы, если бы не одно узкое место.

Город дает 400 тысяч кубов канализационных стоков. Они сходятся со всего города в окрестностях моста по улице Кирова. Затем по самотечным коллекторам стоки поступают на насосную станцию. Но беда в том, что коллекторы могут пропустить далеко не все. Часть стоков сбрасывается в Миасс. Нужен четвертый самотечный коллектор. Вообще городская канализация давно не справляется с нагрузкой. Тем более странно, что не осваиваются средства, отпускаемые на ее расширение.

Десятки, если не сотни насосов разбирают Миасс по трубам, но по сути ни один потребитель не возвращает реке чистую воду. Какие же надо принять меры, чтобы решить проблему Миасса?

8. ВОДА ДЛЯ ЧЕЛЯБИНСКА: ПРОЕКТЫ

Реку в городе принято «окультуривать». Обычно ее «одевают» в бетон. В архитектурном ансамбле ей отводится особая роль. И наши архитекторы намерены повернуть фасад города к Миассу, сделать ее центром.

Известно, что реки не текут по прямой линии. Мы часто недоумевали: ничто не мешает Миассу следовать прямым и коротким путем, а он предпочитает петлять. Иногда он долго извивается, чтобы вернуться почти к тому же месту. Почему бы?

Работа реки — транспортировать наносы: камни, щебень, песок, ил. Речное русло живет по своим законам, которые диктуются объемом стока, скоростью течения, количеством наносов. Если пренебречь этими законами, можно нанести вред реке, то есть самим же себе.

Миасс в Челябинске: каким он будет?

Надежда Алексеевна Логвинова, начальник проектной группы треста «Уралсибгидромеханизация», расстелила на столе «простыни» ка́лек с чертежами.

— Начнем с пруда «Коммунар», — говорит она. — Что предлагается проектом? Пруда, как известно, сейчас собственно нет. Его следует восстановить, подняв уровень воды на два-три метра. Далее, требуется углубить дно у плотины, а затон справа от нее, наоборот, замыть и построить здесь пляж. Это работы первой очереди. В дальнейшем пруд будет заужен, чтобы поднять заболоченные берега и нарастить острова.

Был проект и на углубление реки на следующем участке — от «Коммунара» до Свердловского проспекта, но он требует доработки. Ситуация тут непростая. Во-первых, в ряде мест выходы скальных пород не позволяют использовать земснаряды. Во-вторых, здесь через реку проходят различные коммуникации — водоводы, коллекторы, кабели, линии электропередач, которые также мешают очистке. Наконец, необходимы рекомендации гидрологов. Вопрос: насколько широкой может быть тут река?

Дело в том, что он не был учтен на участке от Свердловского проспекта до улицы Кирова. К чему это привело? Река выглядит широкой, но у кинотеатра «Родина» образовался затон, который заиливается и зарастает. Углубить дно у берега вдоль торгового центра нельзя, потому что там выступает скала. Но если ее даже взорвать, затон все равно будет заиливаться, потому что в нем нет течения и все наносы оседают.

Река формирует свое русло, исходя из своей полноводности. Мы же раздвинули ее берега, выпрямили их по линейке. А то не учли, что для такого размаха воды в реке не хватает. Вот она и суживается самовольно, норовит найти свое истинное русло.

Как исправить ошибку? Специалисты выдвинули два варианта. Можно сузить реку, не дожидаясь, пока она сама это сделает: от берега, что примыкает к торговому центру и кинотеатру «Родина», террасами отсыпать грунт, благоустроить площадку, организовать здесь зону отдыха. Можно пробить насыпь по улице Кирова, то есть открыть второй рукав, дать реке протоку. Какое из решений будет принято, сказать пока трудно.

Миасс нужно приводить в порядок на всем его течении в черте города. Но что касается участка от проспекта Победы и далее, то здесь стоит еще более сложная задача: спасти реку от стоков.

На первый взгляд, перед нами неразрешимая дилемма: и Миасс очистить, и ослабить водный дефицит. Но дилеммы тут нет. Решение этих двух задач взаимосвязано. Как утверждают ученые, обе задачи решаются оптимально только при одном условии: безотходное производство.

Грязная вода — не отходы, от которых следует как-нибудь избавиться. Вода — такой минерал, который может использоваться многократно. Именно так использует воду природа. И то, что мы называем «грязью», тоже не отходы, а ценные вещества, вторичное сырье.

Но как все-таки вернуть Миассу вторую жизнь?

Водный баланс Челябинского промышленного района — проблема давняя. Воды в регионе мало. В любом случае желателен и даже обязателен приток новой, «со стороны». А взять ее неоткуда, кроме как с другой, западной стороны водораздела. С этой целью строится Долгобродское водохранилище, которое накопит переброшенную через Уральский хребет воду реки Уфы. Уфа станет как бы новым притоком Миасса.

А стоки?

Известно, что Гипромезу поручено составить схему охраны природы в районе Челябинска. Схема составлена. Что она обещает?

Проектный институт технологию не разрабатывает, а берет готовую. Гипромез-то и должен был, используя научные силы города (и не только Челябинска), создать, заметим, не проект, а схему охраны водных ресурсов региона.

Оценив обстановку, институт пришел к тому же выводу, к которому приходили до него: есть один водный ресурс — очистка стоков канализации. Напомним: вся вода, которую Миасс приносит в Челябинск, разделена примерно поровну — половину из миллиона кубов берет промышленность, остальное «выпивает» город. Далее Гипромез поставил перед собой задачу, которая стояла и до него: если доочистить городские стоки и отдать их промышленности, то вторая половина реки останется в резерве.

Здесь необходимо объяснить слово «доочистка». Дело в том, что городские очистные сооружения обеспечивают только очистку стоков. А требуется их доочистка, чтобы санитарная служба разрешила повторное использование сточных вод.

И Гипромез встал перед проблемой, которая решалась и до него: как доочистить стоки?

Надежной технологии доочистки пока нет. Вернее сказать, разработаны отдельные ее звенья, процессы, такие, как коагуляция, флотация, озонирование, однако в системе они как следует не освоены и в крупных масштабах не применялись. Известно также, что доочистка очень дорога, значительно дороже очистки.

И тогда — случай весьма редкий — проектный институт бросается в разработку технологии своими силами. Он берется за работу не по профилю, имея специалистов по водной очистке не более, чем пальцев на одной руке.

Впрочем, на первых порах это можно было оценить как энтузиазм, как нетерпеливое желание пробной разведки. Ведь речь-то шла лишь об очистке 50 тысяч кубометров стоков для металлургического комбината.

Однако Гипромез, проведя испытания на миниатюрной установке и добившись разрешения санитарных врачей, широковещательно объявил о том, что эта технология пригодна для доочистки всех бытовых стоков города.

Объяснить такое рискованное решение, видимо, можно только желанием «все взять на себя», отбросив весь прежний опыт, все предшествующие варианты. А есть ли другие?

— Вот именно, — говорит сотрудник филиала института «Водгео», кандидат технических наук А. К. Коняхин. — Есть по сути готовый проект. Все рецензии на него положительны. Видные специалисты оценили его как уникальный. Долгие годы он ждет реализации.

Главная идея проекта — использовать способность воды самоочищаться в природных условиях. Предлагается новый блок биологической очистки городской канализации построить на берегу озера Шелюгино, в которое сбрасывать стоки после очистки. А доочистку воды «поручить» трем озерам — Шелюгино, Второе и Первое. Пройдя по очереди из озера в озеро, вода доочистится, и тогда предприятия смогут брать ее из озера Первого. Таким образом, создается кругооборот воды, в котором главное звено — природа. Помимо всего прочего, это даст возможность часть стоков западной части города отвести по новому коллектору.

Главное достоинство проекта — оригинальность решения и дешевизна доочистки воды. Оно и понятно: природа работает бесплатно.

А что предлагает Гипромез? Схема такая: с городских очистных сооружений вода подается в инженерную систему, где озонируется, после чего возвращается в Миасс выше по течению, к участкам водозабора.

Допустим, сложное оборудование, доселе как следует не опробованное, будет действовать нормально. Но каковы затраты на его эксплуатацию! В качестве электродов при электрокоагуляции используется дефицитный листовой металл. Один из электродов растворяется, его регулярно необходимо менять. Достаточно прикинуть, чтобы убедиться: потребуются тысячи тонн листового железа в год. Далее, для флотации нужны реагенты. Далее, озонирование связано также с потреблением многих миллионов киловатт электроэнергии. Разумно ли идти на такие затраты, если можно обойтись без них?

На первый взгляд, есть серьезное возражение: доочистка в системе трех озер тоже экспериментальна. Да, как будто. Но по сути система эта давно уже действует. И сегодня в озеро Шелюгино сбрасываются стоки, и водоем их очищает. А ведь Шелюгино связано каналом с озером Второе. Наконец, все эти три озера с их 235 миллионами кубометров воды — не что иное, как очищенные стоки Челябинска.

Попытка разработки Гипромезом своего варианта имеет одно главное последствие: на много лет отодвигается само дело, сама реализация замысла использовать стоки для промышленных нужд.

9. ГРАНИЦА

Признаемся: была мысль — завершить экспедицию в Челябинске. Потому что, как и все, считали, что после него течет не Миасс, а промышленные и хозяйственно-бытовые стоки города. Потом решили все-таки выдержать принцип — от границы до границы. И, как оказалось, именно на этом отрезке реки нас ждет главное открытие.

Но до него еще далеко, а сейчас мы движемся по левому берегу Миасса в сторону Долгодеревенского. На выезде из города видели, как автолюбитель отмывал речной водой синие «Жигули». Показалась вполне уместной невеселая шутка: «Реке он уже не повредит». Потом не раз ее вспоминали.

В Долгодеревенском разговариваем с директором учхоза Челябинского института механизации и электрификации сельского хозяйства П. Д. Брюхановым.

— Как относимся к Миассу? — переспрашивает он. — Никак, для нас он не существует. Ведь ни воду взять, ни купаться, ни рыбачить в нем нельзя. Получается, что нет в наших деревнях реки. А ведь была, пока ее не загубили. Жаль и речку, и деревни.

В учхозе не сразу привыкли к мысли о мертвой реке, долго считали ее живой. Построили на Шигаевском и Баландинском отделениях орошаемые участки общей площадью 298 гектаров, стали поливать миасской водой многолетние травы. Но коровы наотрез отказались есть сено с этих участков. Так и пришлось их списать.

Миасс у Баландино издавна считается красивым, авторы многих краеведческих книг подчеркивают это, отмечая редкое сочетание голубой воды и белого мрамора. Нужна поправка: былой красоты уже нет. Она стала какой-то мрачной: в белой оправе течет черная река. На выступающих из воды мраморных глыбах — бархатная оборка из мазута.

В совхозе «Солнечный» Миасс опять принимается за работу: его водой после отстоя поливают культурные пастбища. Директор этого хозяйства Н. Ф. Шапранов предложил вести разговор о реке не в кабинете, а на берегу Миасса. Остановил машину у странного сооружения, похожего на колодец. Из-под бетонного колодца, как из хорошей скважины, бьет струя чистой воды.

— Это родник, — говорит Николай Федорович. — Их на территории совхоза шесть. Все расчистили, сделали вокруг бетонный дренаж, поставили железобетонные кольца, закрыли их сверху. Родники перестали мелеть. Сами берем из них воду для механизаторов, туристы пьют — все довольны. И реке это добрая помощь.

Пробуем родниковую воду — холодна и свежа. Идем следом за ручейком к Миассу. Он споро бежит по крутому склону и не сразу теряется в мутной реке, высветляя большой полукруг миасской воды. Шесть таких светлых притоков — действительно добрая помощь Миассу.

Прощание с «Солнечным» немного омрачает один момент. Показали директору совхоза на пашню, которая вплотную подходит к обрывистому берегу реки. Николай Федорович на это заметил:

— Обязательно бросим здесь пахать, когда Миасс станет чище.

Когда река станет чище… Такая позиция едва ли не главное зло для Миасса. До областного центра нам говорили: «Мы что, вот Челябинск — это да». После него говорят: «Ни хуже, ни лучше река уже быть не может». Значит, можно делать на ее берегах все, что угодно, все дозволено.

Позиция удобная, поскольку освобождает от моральной ответственности за реку. Мы сами, по сути, стояли на ней, когда шутили над автолюбителем, который смывал в реку грязь со своей машины, вместо того, чтобы остановить его. Между тем любой предотвращенный ущерб, малейшая помощь — реке на пользу.

Вскоре после «Солнечного» пересекаем границу Красноармейского района, едем по землям совхоза «Петровский», «Козыревский», «Красноармейский». Проблема загрязнения реки тут не стоит: считается, что ей уже все равно.

Совхоз «Шумовский» — последнее хозяйство на пути Миасса в нашей области. До границы нас взялся проводить заместитель директора совхоза А. С. Марков.

Александр Семенович переехал сюда из Челябинска, он страстный рыбак. Приготовились услышать сетования по поводу никудышной рыбалки на Миассе, однако слышим совсем другое: в совхозных селах Сафоново, Устьянцево и других рыбаки ловят в Миассе подлещика, карася, чебака. Есть язь и даже елец, который любит особенно чистую воду. В реке купаются, и не только мальчишки, которые летом и луже рады, а все.

И действительно, у деревень стали попадаться рыбаки. Видно, что из реки поят скот. И все же поверить в ее исцеление так нелегко, что решили сами проверить — забросили удочку. Не прошло и часа, а в осоке уже серебрилось десятка полтора-два чебачков и ельцов.

Много проехали мы деревень, и вот последняя в нашей области — Якупово. Но где же Миасс? Обходим старицу со стоячей водой, долго пробираемся сквозь заросли черемухи, боярки, шиповника, хмеля, смородины, калины, малины, крушины. По едва заметной тропе, вьющейся среди высохшей пижмы, папоротника, ежевики, выходим, наконец, к берегу, но к воде не спуститься — изгородь кустов, настоящие дебри. Хочется взглянуть на реку: какая она здесь? А река, можно подумать, прячется в спасительных зарослях, не подпускает к себе.

Все-таки продираемся сквозь кусты, стоим, молчим. Вода с зеленоватым налетом, но прозрачная. Неглубокое дно с гривами водорослей, тянущихся по течению. Свежий ветерок сопровождает реку в русле. Тихо, только слышно, как стрекочет кузнечик. И ни души. Сюда, судя по всему, вообще редко кто заходит.

Миассу, увы, лучше там, где нас нет.

Можно представить, как прекрасно в этом захолустном уголке весной. Впрочем, и осенью здесь благодать. Идем, срывая терпкие ягоды черемухи.

Что сказать? Что Миасс на границе области чист? Да, утром у Баландино мы видели его совсем другим. Но, если взять пробу, что покажут исследования в лаборатории?

Однако мы рады видеть чистым хотя бы на глаз.

10. РАЗДУМЬЯ ПОСЛЕ ДОРОГИ

За неделю привыкли к Миассу. Утром проснемся, спешим к реке, чтобы весь день держать ее на виду. А если задерживала беседа в служебном кабинете, она каждый раз заканчивалась одним и тем же: а теперь — на Миасс.

Как-то за Кулуево остановились на высоком берегу. Внизу прямо-таки идиллическая картина. В косых лучах солнца копешки на отаве, а рядом прокосы, мужчина с литовкой, белый платок женщины, две лошади пасутся. В кудрявых берегах зеркалом блестит Миасс. А за ним деревня Сагитово. За деревней, на горизонте, гряда Ильменских гор, на одной из них едва заметна телевышка. И там Миасс. И тут Миасс.

Тогда мы вдруг поняли эти простые слова: родная река. И возникло у нас — нет, не чувство жалости к реке, а может быть, чувство покровительства. Взять под охрану…

Мы следовали по реке сотни километров и везде видели, что она слабее человека. Только, кажется, однажды, на плотине Аргазинского водохранилища, почувствовалась ее стихийная сила. Но и там она была придавлена тяжелым затвором к бетону. И там река была укрощена, покорена. Река слабее нас. Но мы не должны забывать известные слова о том, чем иногда оборачивается покорение природы. Нельзя упиваться победами над ней.

Нет, не так уж мы и могущественны. Мы бы и рады вернуть реке чистоту, но не все нам пока по силам.

Не все, но многое.

К сожалению, как мы убедились, режим санитарной зоны вдоль реки не стал еще законом для всех. Во многих случаях реку воспринимают не как артерию жизни и благополучия целого края, а как водный «транспортер», уносящий накопленные отходы. Сбросили с глаз долой — и нет их. А что там, ниже по течению, забота чужая, никого не волнует.

Безусловно, главными защитниками природы, в том числе и реки Миасс, в наши дни являются строители. От того, как они осваивают средства, отпущенные на реконструкцию предприятий, на строительство очистных сооружений, зависит прежде всего успех дела. Строители должны осознать эту свою высокую миссию. А мы обязаны по достоинству оценивать каждый природоохранный объект, сданный строителями.

Многое можно сделать для реки с малыми затратами, а то и без всяких затрат.

Стоит коровник на берегу, латаный-перелатаный. Допустим, пока без него обойтись нельзя. Но обваловать ферму, выкопать отстойники — так ли уж сложно? Конечно, это меры временные, но ими нельзя пренебрегать. Впрочем, как нельзя откладывать и строительство новых животноводческих помещений, фуражных дворов, навозохранилищ — на берегах реки эти объекты должны строиться в первую очередь.

Если не забывать о реке, если действительно сознавать свою ответственность перед ней, всегда можно найти решение, которое не принесет ущерба ни производству, ни реке.

Главный агроном совхоза «Кулуево» Р. Г. Кулембетов в разговоре между прочим упомянул о том, что хозяйство приобрело новое рыбозащитное устройство.

— И как оно?

— Прекрасно, теперь не выкачиваем мальков из реки. А других послушаешь, проблема эта почти неразрешимая.

В большом долгу перед рекой предприятия Челябинска.

Разумеется, тут возможны ссылки на свои ведомства, которые не отпускают средства на охрану природы и т. д. Но ведь речь именно об этом и идет: добиваться на всех уровнях решения проблем экологии. Челябинские предприятия имеют на это полное право: в стране не так много городов, где проблемы охраны окружающей среды так же остры.

Допустим, однако, что ведомства несговорчивы. Возьмем другой вопрос. Нигде берега Миасса так не захламлены, как в Челябинске. Наверное, кроме набережной между двумя мостами в центре, не найти чистого места. Выше Свердловского проспекта на берегах полная неразбериха, то же самое ниже цирка. А что творится на участке между лакокрасочным заводом и электрометаллургическим комбинатом? Тут все — отвалы, шламонакопители, отстойники, свалки, горы развороченной земли, заросли бурьяна. Тут, видимо, можно творить что угодно. Тяжелые грузовики снуют туда-сюда, как на тракте. Пыль, лужи.

Может ли быть чистой река в грязных берегах?

Мы видели: на большинстве челябинских предприятий готовы к самым серьезным мерам, связанным с обновлением реки. Наслышаны о проектах, которые не считают пустыми возможные затраты, не противопоставляют реке производство. От конкретных шагов удерживает разобщенность: я позабочусь о реке, а сосед? Сделать заботу всеобщей должен горсовет. Хозяину города нужно, наконец, по-хозяйски взяться за нашу единственную реку.

И последнее. Нам, пожалуй, никогда уже не увидеть весенних половодий и разливов Миасса. Река, как принято говорить, зарегулирована на все сто процентов. Мы контролируем ее сток. Мы держим реку в своих руках. Другого выхода у нас нет. Мы храним про запас паводки, потому что нам нужна вся ее вода. Но, лишив реку «самостоятельности», мы обрекли себя на ее содержание.

Теперь нам заботиться о состоянии ее плотин. Регулярно чистить ее водохранилища. Следить за качеством воды и тратиться на ее охрану от загрязнений. Река теперь не просто природный объект, а водная коммуникация.

Однако, чтобы содержание реки нам обходилось дешевле, необходимо в полной мере использовать ее природные свойства, в первую очередь ее удивительную способность самоочищаться. Мы видели, как Миасс в своем течении несколько раз восстанавливает чистоту: после города Миасса, после Карабаша. В Челябинск река приходит пригодной для питья. И после Челябинска она находит в себе силы избавиться от загрязнений.

Разумеется, способность реки самоочищаться не безгранична. Природный механизм, как и любой другой, имеет предельные нагрузки. Бесспорно, однако, что при безотходной технологии она обеспечит нам чистоту и здоровье реки.

Экспедиция оставила уверенность: у Миасса хорошее будущее. Мы убедились: растет число людей, по-настоящему любящих его, понимающих и принимающих близко к сердцу его беды, готовых помочь реке и знающих, как это сделать.