МЫ СНОВА ОТПРАВЛЯЕМСЯ В ПУТЬ
Вставная новелла из повести «Любитель пальмового вина».
Наутро мы снова отправились в путь — вступили в густой и дремучий лес, но не смогли одолеть даже первых двух миль: нам преградила дорогу глубокая река — и вброд не перейдешь, и переправиться не на чем. И вот мы отправились вдоль речки направо: думали, она кончится, и прошли миль пять, но она все тянулась, а кончаться и не думала. Тогда мы повернули, и побрели налево, и прошли шесть миль, но река не уменьшалась, и мы уже было хотели остановиться и отдохнуть, но потом решили пробраться подальше: может, мы все-таки найдем переправу, а нет — так хоть отыщем безопасный ночлег, чтобы мирно поспать или спокойно отдохнуть. И вот мы двинулись по берегу дальше и вскоре наткнулись на Огромное Дерево, футов двести в поперечнике, а высотой — тыщу. И было это Дерево белое-пребелое, будто его выкрасили в белую краску — и корни, и ствол, и ветки, и листья. Приблизились мы к Дереву ярдов на сорок и вдруг почувствовали, что из него кто-то глянул, глянул и уставился, и все смотрит, все смотрит — вроде он фотограф, и хочет нас снять, и наводит свой аппарат на фокус. Но как только мы заметили, что на нас так уставились, мы бросились бежать и помчались налево, но Взгляд не отставал, и мы метнулись направо, но тогда и Взгляд повернулся направо и опять фокусирует, а мы его не видим, только чувствуем — Взгляд, а перед нами — Дерево. Глянули мы еще раз на это Страшное Дерево, которое фокусирует, и ну удирать: бросились в лес что есть духу и без оглядки. Но едва мы помчались что есть духу и без оглядки, мы услыхали Голос и на секунду обернулись: нам показалось и послышалось, что сто двадцать человек залезли в пустую цистерну и орут, а в это время из Дерева выдвинулись Руки и показали нам, чтобы мы сейчас же и немедленно остановились. Мы поняли сигнал, но сразу отвернулись и помчались прочь, и тогда Голос сказал: «Дальше — ни шагу. Ко мне — бегом», и мы снова побежали, но не к Дереву, а в чащу. Но Голос загремел, и раскатился по лесу, и приказал нам остановиться, и мы остановились: мы догадались, что это — Устрашающий Голос.
Мы стояли и со страхом глядели на Руки, а они нам опять сделали знак подойти. И принялись мы с женой друг друга предавать: Руки-то нас звали обоих и вместе, а жена мне показывает: вон, дескать, — Руки, а я ей тоже показываю: мол, Руки; и потом она начала меня тихонько подталкивать: ей хотелось, чтобы шел я, а я боялся и не хотел и тоже стал ее легонько подпихивать — чтобы шла она, но и ей было страшно, а Руки нам снова приказали приблизиться, и чтоб не кто-нибудь один, а чтобы оба и вместе, но мы ни разу не видывали Дерева с Руками, и которое фокусирует, и у которого Голос — ни в одном лесу мы такого не встречали, — и опять помчались во все лопатки в чащу, а Руки, заметив, что мы кинулись улепетывать, протянулись в нашу сторону, но сразу не достали, и вытянулись еще, и подняли нас на воздух, и оказалось, что мы уже не бежим, а летим, и не в лес, как нам хотелось, а к Огромному Дереву. И тут вдруг в Дереве открылась дверь, и Руки плавно опустили нас на землю. И это был вход в Огромное Дерево.
Но прежде чем мы вошли, к нам приблизился Некто, и это был Покупатель, и он купил нашу Смерть — за семьдесят фунтов и одиннадцать шиллингов; а потом к нам подошел еще один Некто, Арендатор, и он арендовал у нас Страх, и обязался выплачивать ежемесячную ренту: три фунта, десять шиллингов и восемнадцать пенсов. И тут мы моментально забыли про смерть, и перестали бояться, и вступили в Дерево, и внутри там обнаружился громадный город. Руки показали, куда нам идти, и исчезли, а мы с женой предстали перед Старушкой — она сидела в кресле и казалась очень доброй. Старушка сказала, чтобы мы тоже садились, и спросила, знаем ли мы ее имя, мы ответили, что не знаем, и она нам назвалась — сказала, что ее зовут Всеобщая Мать. И еще она сказала, что никого не убивает, а, наоборот, помогает всем несчастным и обездоленным.
НАША ЖИЗНЬ В ОГРОМНОМ ДЕРЕВЕ
И вот она рассказала, кто она такая, и приказала дать нам еды и питья, и когда мы наелись и в удовольствие выпили, отвела нас в огромный Танцевальный Зал — там собралось человек триста, а может, и больше, все весело отплясывали, разом и вместе, но каждый свое и под разную музыку — и никто никому нисколько не мешал. Зал был богато и красиво разукрашен — на миллион фунтов (ф. — 1 000 000), а по стенкам висели изображения людей, или лики.
И вдруг мы глянули и увидели себя, и сначала удивились, но потом успокоились: поняли, что смотрим на свои изображения, — они были точь-в-точь похожи на нас, только белые, и тут мы опять удивились: мы не могли догадаться, откуда они взялись, и подумали, что Взгляд, который фокусировал, был никакой не Взгляд, а обычный фотограф, и он снял нас. Но точно мы этого не знали.
Мы вежливо спросили Всеобщую Мать, зачем она хранит так много ликов, и она нам ответила, что хранит их для памяти, что это изображения несчастных и обездоленных, которым она когда-то помогла.
В Танцевальном Зало стояли огромные столы, и на них — какая угодно еда и питье, а еще том было устроено больше двадцати сцен, и на каждой — оркестр из многих музыкантов, и они не переставая и непрерывно играли — с утра до вечера и с вечера до утра. А сверху светили разноцветные лампы, и их цвет менялся каждые пять минут.
Потом Всеобщая Мать повела нас дальше — показала Столовую, Кухню и Больницу. В Кухне суетилось триста сорок поваров, они все были заняты и трудились как пчелы, а в Больнице на кроватях лежали пациенты, но как только человек попадал в эту Больницу, он сразу становился не Больным, а Выздоравливающим.
Мы остались в Больнице и неделю повыздоравливали, а потом переселились в отдельную комнату. Мы вставали когда хотели, и отправлялись в Столовую, и ели все, что нам нравилось, и досыта, а после завтрака шли в Танцевальный Зал. Через месяц мы стали прекрасными танцорами и забыли наши прежние несчастья и невзгоды.
Но однажды вечером, когда мы весело танцевали, Всеобщая Мать позвала нас к себе и сказала, что нам пора собираться в дорогу. Нам очень не хотелось возвращаться в лес — из-за Страшных Существ, или Зловредных Зверей, и вот мы спросили Всеобщую Мать, нельзя ли нам остаться у нее навсегда, но она ответила, что это невозможно: она только помогает несчастным и обездоленным, но не может их спасти навсегда, или навеки, — они выздоравливают, забывают свои невзгоды и уходят, а их место занимают другие. Мы ужасно огорчились, и побрели в свою комнату, и к утру упаковали все наши пожитки. Всеобщая Мать подарила мне винтовку, а жене — дорогую и красивую одежду, а еще она дала нам еды и питья, и не успели мы оглянуться, как оказались в лесу, а Огромное Дерево вдруг стало обыкновенным, и никаких дверей там не было и в помине. Мы с женой переглянулись и решили, что спали и видели сон, а теперь проснулись, но тут к нам подошла Всеобщая Мать, и мы поняли, что это был вовсе не сон.
МЫ СНОВА ОТПРАВЛЯЕМСЯ В ПУТЬ
Арендатор заплатил нам последний взнос, и мы забрали у него свой Страх, и нашли человека, купившего Смерть, и попросили принести ее, но он отказался: сказал, что не может отдать нашу Смерть — он ее купил навсегда и за деньги. И вот мы взяли с собой только Страх, и Всеобщая Мать повела нас к реке, через которую мы никак не могли перебраться — в тот раз, когда вошли в Огромное Дерево, — и теперь мы опять не знали, как быть, стояли и смотрели на Всеобщую Мать. А она подняла тоненькую щепочку — тонкую, как спичка, — и бросила ее в воду, и сейчас же там появился узенький мостик, и он упирался в противоположный берег. Всеобщая Мать приказала нам идти — на другую сторону или к другому берегу, но сама она осталась стоять на месте, и, когда мы сошли с мосточка на землю, Всеобщая Мать пропела нам песню на прощание, мы тоже ей помахали и спели, и вдруг мы смотрим, а ее уже нет. Так рассталась с нами Всеобщая Мать.
Вот взяли мы свой Страх и отправились в путь, но не прошло и часа после нашего прощания, как хлынул ужасный проливной дождь, и он нас поливал два часа подряд — исхлестал и промочил до самых костей: в том лесу не нашлось никакого убежища или приюта, чтоб укрыться от дождя. Моя жена уставала быстрее меня, и вот мы остановились, и поели мяса — нам дала его в дорогу Всеобщая Мать, — и с часок отдохнули, и дальше пошли. Но, пробираясь по лесу, мы вдруг встретили Девушку — и сразу повернули, когда ее увидели: мы хотели потихоньку обойти ее стороной; но и она повернула туда же, куда мы, и тогда мы остановились — чтобы она подошла и чтобы сделать все, как она захочет: Смерть-то мы продали и умереть не могли, а Страх — нет и поэтому испугались. Девушка была одета в распрекрасное платье, и, когда она приблизилась, мы все рассмотрели: и золотые бусы, и маленькие туфельки — они вроде отсвечивали алюминиевым блеском, и у них были высокие тонкие каблучки, а Девушка была высокого роста и стройная, но она была красного-распрекрасного цвета. И после того как Девушка приблизилась, она нас спросила, куда мы идем, и мы ей ответили, что в Город Мертвых, а она нас спросила, откуда мы вышли, и мы ей сказали, что из Огромного Дерева, в котором живет Всеобщая Мать. Когда Красная Девушка услыхала наш ответ, она нам приказала следовать за ней, но, когда она приказала следовать за ней, мы испугались еще больше (Страх-то был о нами) и отправились за Девушкой, как она приказала, и прошли с ней, наверно, миль около шести, и вдруг увидели Красный Лес. Все там было красное: и деревья, и кусты, и трава, и земля, и живые существа. Но как только мы вошли в этот Красный Лес, я увидел, что моя жена стала красной-распрекрасной, но как только она стала красной-распрекрасной, она проговорила волшебные слова: «КТО-БЕЗ-СМЕРТИ-ТОТ-БЕССМЕРТНЫЙ-А-КТО - БЕС - СМЕРТИ-ТОТ-БЕС-СМЕРТНЫЙ».