ВЫИГРЫШНЫЙ БИЛЕТ
Стоило разнестись вести, что Пий Ндавула выиграл в футбольную лотерею, как он стал самым знаменитым человеком во всей Буганде. Из всех уголков королевства к Пию потянулись вереницы родственников: автобусы подвозили к Каласанде все новых двоюродных братьев и сестер, племянников и племянниц, тетушек и дядюшек, о существовании которых он до того и не подозревал, и вся эта орава нагрянула в Каласанду вместе с толпой каких-то странных типов весьма непрезентабельного вида, принявшихся, однако же, тотчас уверять его, что они и только они могут помочь ему выгодно поместить деньги, и при этом каждый предлагал для этой цели свой бизнес. Возле неказистой глиняной хижины Пия взад-вперед сновали бесчисленные газетные репортеры, шустрые молодчики в невообразимо ярких спортивных клетчатых кепочках или в мягких фетровых шляпах, небрежно сдвинутых набекрень, весьма серьезные молодые люди, представлявшие радио Уганды и горевшие желанием записать на пленку — в назидание широкой угандийской публике — восторги Пия по случаю привалившего ему счастья.
Обитатели Каласанды так растерялись перед натиском многочисленных и куда более предприимчивых родственников, закрывших все подступы и доступы к Пию, что смогли лишь кое-как пробиться в хижину и выразить ему свои искренние поздравления. Перед натиском родни не устоял никто, за исключением, пожалуй, одного Салонго, ближайшего друга Пия, хранителя гробницы Ссабалангира. Придя к Пию, он прочно обосновался в хижине, и никто не осмеливался ему прекословить. Почти слепой, проковылял он на своих больных ногах к хижине Пия, опираясь на тяжелую суковатую палку. Уже сам по себе приход Салонго произвел в деревне сенсацию, ибо вот уже в течение многих лет старик ни на шаг не отходил от гробницы. И только надежда получить от Пия средства для придания гробнице Ссабалангира вида, достойного его былой славы, вынудила старика пуститься в столь тяжкое и мучительное путешествие.
А старуха Нантондо из кожи лезла вон, лишь бы попасть на фотографию вместе с Пием. И она-таки умудрилась втиснуться в кадр рядом с Пием в тот самый момент, когда щелкнули фотоаппараты. Вот так и получилось, что на другой день все угандийские газеты вышли с большим снимком на первой полосе, подписанным: «Мистер Пий Ндавула со своей счастливой супругой»; ярости Пия не было предела, он даже грозился возбудить судебное дело, а старуха знай себе злорадно посмеивалась, горделиво показывая фотографию каждому встречному.
— Расскажите, мистер Ндавула, как вы намереваетесь распорядиться деньгами, которые выиграли…
— Расскажите, мистер Ндавула, как часто покупали вы купоны этой лотереи…
— Расскажите… Расскажите… Расскажите…
От бесконечных вопросов у Пия трещала голова; к тому же рядом сидел Салонго, то и дело толкал его в бок и громким шепотом советовал: «Не отвечай им, не отвечай!», лишь еще больше усугубляя его смущение и замешательство. А тут еще родственнички! Шумно требуя к себе внимания, они совали ему под нос своих детенышей, и он не то что говорить, даже думать был не в состоянии.
Не так-то легко, прожив шестьдесят пять лет в полной безвестности, приноровиться за какие-нибудь несколько часов к новой для себя роли знаменитости; напряжение уже давало себя знать.
На дворе позади хижины — у Пия не было настоящей кухни — кипятилось огромное количество воды для чая; несколько его кузин были заняты тем, что безжалостно срезали овощи на крошечном огородике, чтобы наготовить на всех еды. Другая родственница — она называлась сестрицей Сарой, — прознав, где припрятаны у Пия запасы бананового пива, стала без зазрения совести, словно пиво ее собственное, наливать его кому попало. Пию совсем не понравилась сестрица Сара, уж очень не по душе пришлись ему шумные ее выкрики, что ему-де никак не обойтись без хозяйки в доме; а когда Салонго вдруг пихнул его изо всей силы в бок, сказав: «С этой держи ухо востро, от нее так просто не отделаешься!» — его и вовсе охватила паника.
Каждый новый посетитель хотел во что бы то ни стало своими глазами увидеть телеграмму, сообщавшую о выигрыше. Она поступила на почту соседней деревушки Ггомболола (а именно таков был почтовый адрес для всех окрестных деревень в радиусе пятнадцати миль), и доставил ее Пию лично сам Мусиси, безмерно гордый, что ему выпала честь принести такую радостную новость. По просьбе Пия он тотчас отправился сообщить об этом Салонго, а потом вернулся на почту, чтобы послать организаторам лотереи от имени Пия подтверждение в получении телеграммы. А старик Пий остался один, наедине со своими радужными мечтами. Он думал о том, как расширит свою маленькую кофейную плантацию, как покроет хижину новой крышей, а может, даже и новый дом выстроит, на сей раз из бетонных блоков и уж обязательно с верандой. Потом мысли его перекинулись на кур. Он не раз говорил с Салонго, что по нынешним временам, когда женщины приохотились к курам и яйцам, куры — вот где самые верные деньги. Это вовсе не значило, что он одобрял женщин. Ведь только те женщины едят кур и яйца, которые не хотят иметь детей. Правда, ходит тут одна, из департамента социальной помощи, вечно сует нос не в свои дела, когда надо и не надо, так уж она изо всех сил пыжится доказать, что все это чепуха: мол, от курятины и яиц дети только здоровеют и быстрее растут. Ну что ж, может, дети и здоровеют, и растут быстрее. Но кто станет отрицать, что их рождается все меньше и меньше! Вот ведь о чем речь.
Новости в Африке распространяются быстрее быстрого — не иначе как у газет налажены связи с конторами лотерей. Как бы то ни было, но телеграмма еще не успела дойти до Пия, а во всех местных газетах уже появились сообщения о выигрыше; и во сне ему не грезилось ничего подобного, а к нему уже нагрянула орава гостей. Поначалу он было совсем растерялся: что случилось? Он годами не видел этих людей, он с трудом узнавал их, а они бросались ему на шею с восторженными воплями: «Братец Пий, мы так рады за тебя! Братец Пий, почему ты так давно у нас не был?»
Пию было приятно видеть, что вокруг него собрались самые ему дорогие и близкие люди. При мысли, что он в центре внимания многочисленных родственников, на душе у старика становилось тепло и радостно; он оказал им самый радушный прием. Он и второй поток гостей встретил не менее радушно, хотя ранее приехавшие гости отнеслись к новым родственникам без особого энтузиазма.
Так или иначе, а время шло, гости все прибывали и прибывали, и настал момент, когда плантация Пия стала напоминать место предвыборного собрания. С порога хижины, куда ни кинь взгляд, виднелось колышущееся море белых kanzus и ярких busutis, а в самом доме, битком набитом людьми, не продохнуть было от табачного дыма.
Драгоценная телеграмма передавалась из рук в руки, пока не превратилась в затрепанную бумажку со стершимися буквами, что было, впрочем, не столь уж существенно, поскольку из всех собравшихся лишь несколько человек могли читать по-английски.
— Ну а теперь, мистер Ндавула, скажите несколько слов нашим радиослушателям, — обратился к Пию тщедушный молодой человек в клетчатой рубашке. — Я задам вам несколько вопросов, а вы отвечайте — говорите просто, обычным своим голосом. — Пий поглядел на ящичек с двумя крутящимися катушками и облизнул губы. «Не говори ни слова!» — донесся до него хриплый шепот Салонго. Молодой человек пропустил это замечание мимо ушей и продолжал в лучшей манере репортеров из Би-Би-Си:
— Итак, мистер Ндавула, прежде всего позвольте поздравить вас с успехом в лотерее. Не расскажете ли вы нашим слушателям, что вы почувствовали, когда столь неожиданно стали богатым человеком?
Наступила неловкая пауза; Пий, словно загипнотизированный, уставился на стремительно крутящиеся катушки, а молодой человек предпринял отчаянную попытку заполнить паузу.
— Иными словами, — сказал он, — каковы ваши планы на будущее?
Пий громко сглотнул слюну и уже было открыл рот, собираясь что-то ответить, но тут же снова закрыл его, услышав громкий окрик Салонго: «Не говори ему ничего!»
Раздраженно покачав головой, молодой человек выключил магнитофон.
— Послушайте, сэр, скажите несколько слов — вот и все, что мне от вас надо. Я вовсе не прошу вас произносить длинных речей! Я научу вас, что сказать. Сейчас я снова спрошу вас, что вы почувствовали, когда столь неожиданно к вам привалили деньги, а вы ответите что-нибудь в таком духе: «Я был совершенно поражен и, конечно же, страшно счастлив». И пожалуйста, попросите вашего друга не мешать нам! Договорились? Ну вот и хорошо. Поехали!
Он снова включил магнитофон и бойко повторил вопрос:
— Расскажите, мистер Ндавула, что вы почувствовали, когда столь неожиданно выиграли в лотерею?
Пий судорожно глотнул воздух и невпопад сказал:
— Я был совершенно поражен и, конечно же, страшно счастлив, и пожалуйста, попросите вашего друга не мешать нам!
Молодого человека чуть было кондрашка не хватил. Это было первое его выступление в качестве интервьюера, скорее всего, оно окажется и последним. Представив себе эту печальную участь, он со вздохом снова выключил магнитофон. И тут-то на глаза ему попалась сестрица Сара.
— Может, я помогу? — спросила она. — Я сестра мистера Ндавулы. — Она сообщила это таким тоном, словно других родственников у Пия не было и в помине. Молодой человек слегка оживился.
— Я был бы вам крайне признателен, мадам, если бы вы рассказали мне что-нибудь о планах мистера Ндавулы.
Снова включили магнитофон. Сестрица Сара сложила руки на своей необъятной груди и затараторила. Да, да, мистер Ндавула очень счастлив. Нет, насколько ей известно, у него нет определенных планов, как тратить их… И разве есть у него хоть минутка подумать об этом, когда набежало столько народу? Совершенно верно, мистер Ндавула живет совсем один, но она готова остаться здесь и заботиться о нем, сколько он пожелает. При этих словах остальные женщины в комнате обменялись многозначительными взглядами и недоверчиво, прищелкнув языком, одновременно выдохнули: «О-го!» Да, она полагает, из всех оставшихся в живых родственников мистера Ндавулы она ему самая близкая со стороны жены…
С возраставшей досадой слушал Пий самоуверенную болтовню сестрицы Сары, а Салонго тем временем беспрерывно пихал его локтем в бок, твердя свое:
— Вот видишь! Что я тебе говорил! От нее не так-то легко отделаться!
Около трех пополудни подали чай, на больших, только что сорванных листьях бананового дерева внесли еду, поскольку в доме у Пия нашлось всего две тарелки, а чай наливали в любую попадавшуюся под руку посудину — в консервные банки, плошки и так далее, потому что чашек у него тоже было явно маловато. Пий ел совсем немного, отдавая предпочтение чаю. Столько рук пожал он за день, что у него онемели пальцы, да и вся эта болтовня, это бесконечное мелькание незнакомых лиц утомили его до полусмерти. Но больше всего в печенки ему въелась сестрица Сара, которая обращалась с ним прямо-таки как с полным идиотом. Насколько это было возможно, она и близко к нему никого не подпускала, а когда одна из родственниц сунула ему на колени своего раскормленного приставучего детеныша, сестрица Сара отшвырнула его с таким омерзением, словно он был заразный. Само собой разумеется, между Сарой и любящей мамашей тут же вспыхнула грубая перепалка, но к этому времени Пию уже все было безразлично.
Ближе к вечеру, когда кое-кто из гостей собрался уезжать, обещая непременно вернуться наутро, к Пию заглянули Юсефу Мукаса и Кибука. Увидев, что Пий совсем обалдел от встречи с родственниками, Мукаса и Кибука крайне огорчились. Он и впрямь выглядел усталым: лицо посерело, под глазами висели мешки. Но больше всего на них произвело впечатление поведение сестрицы Сары, которая тут же стала приставать к ним, настаивая, чтобы они выпили чаю, и вообще вела себя так, будто была хозяйкой дома.
— Мне помнится, сэр, вас хорошо знал мой покойный муж, — сказала она Юсефу. — Он был вождем племени мирука в округе Буиага. Его звали Кивумби.
— Как же, как же, — ответил Юсефу. — Я очень хорошо помню Кивумби. Мы часто вместе охотились. Я очень горевал, узнав о его смерти. Он был хороший человек.
Кузина Сара пожала плечами.
— Да, он был хороший человек. Но бог дает, бог и берет. — На том разговор о покойном Кивумби и закончился.
Услышав их беседу, Пий захотел узнать, в каких же действительно родственных отношениях находится он с сестрицей Сарой. И выяснилось, что даже по законам Киганды родственных отношений между ними, по существу, не было, ибо покойный Кивумби приходился всего-навсего пасынком одной из двоюродных сестер Пия.
— Сдается мне, от привалившего тебе счастья ты совсем ошалел, — заметил Кибука, усевшись рядом с Юсефу на неказистых деревянных стульях, предупредительно подвинутых им сестрицей Сарой.
Салонго, который более мрачно смотрел на вещи, сердито проворчал:
— Конечно, ошалел! Еще бы не ошалеть — вон какая стая стервятников налетела, учуяли денежки-то!
Пий попытался урезонить его.
— Ну что ты, Салонго. Зачем ты так? Что ж тут такого, если все близкие собрались вместе в такой момент. Одно меня только беспокоит — не те мои годы, не по мне все эти треволнения.
Салонго мастерски, со знанием дела сплюнул в открытую дверь, едва не угодив в группу гостей, укладывавшихся на ночь, и сказал:
— А вон той бабе все равно, сколько ему лет. Ей лишь бы прихватить его. Меня не проведешь. Уж, слава богу, повидал таких немало на своем веку!
Юсефу ухмыльнулся: единственно, что и повидал Салонго «на своем веку», так это гробницу Ссабалангира, охране которой отдал лучшие годы своей жизни.
— Может, она вполне достойная женщина, — заметил он. — Но знаешь, Пий, ты только не обижайся на мое предложение, но не лучше ли тебе переночевать нынче у нас в Мутунде? Мириаму только обрадуется твоему приходу. Уж больно ты скверно выглядишь, отдохнуть тебе как следует — самое милое дело. А здесь отдыхом и не пахнет, твои родственнички взялись разводить костер, не иначе собрались плясать всю ночь напролет.
— Прекрасная мысль! — сказала сестрица Сара. Влетев к комнату, она принялась собирать грязную посуду. — Ступайте-ка к мистеру Мукасе, братец Пий. Перемена обстановки — самый лучший отдых. А за дом не беспокойтесь: уж я-то никуда не отлучусь, за всем пригляжу как надо.
Пий колебался.
— Не стоит, пожалуй. Я и здесь как-нибудь устроюсь — не хочется мне лишний раз утруждать Мириаму…
— Отправляйся к Юсефу, — пробормотал Салонго. — Нечего тебе оставаться один на один с этой бабой — кто знает, что ей взбредет в голову!
— Сейчас соберу вам кой-какие вещи, Пий, — возвестила сестрица Сара и, прежде чем кто-нибудь успел промолвить словечко, выбежала из комнаты, замешкавшись на пороге ровно столько, чтобы бросить на Салонго взгляд, в котором горело желание испепелить его на месте.
И вот Пий, сидя в машине Юсефу, катит в Мутунду, испытывая радостное облегчение при мысли, что все заботы позади. Вместе с ним едет и Салонго, они подвезут его, пока им по дороге; за все время пути с его морщинистого лица не сходит кривая ухмылка, ибо Пий пообещал ему помощь в постройке нового прибежища для Ссабалангира. День для Салонго прошел вполне успешно, если не принимать в расчет сестрицу Сару.
Пий провел чудесный вечер в семействе Мукасы. Они хорошо поужинали, а потом уселись возле радиоприемника, слушая местные новости и потягивая холодное пиво. Совсем разомлев, Пий признался, что утром к нему приходил репортер из радио Уганды и записал его на пленку. Тут как раз начались последние известия, и они оба прильнули к репродуктору в ожидании интервью с Пием. Но вместо голоса Пия раздался громкий голос сестрицы Сары. Вот ведь штука — старик успел начисто забыть утреннее происшествие. Он и сестрицу-то Сару начисто успел забыть, и только сейчас до него дошло все, что случилось. Салонго прав. Как это ни противно, но баба добилась своего. Пий снова упал духом. Тем не менее это ничуть не помешало ему спать сном праведника, словно на сердце у него не было ни одной заботы.
Наутро он выглядел таким отдохнувшим и посвежевшим, что Мириаму настояла, чтобы он остался у них еще на один день:
— Я вижу, вы чувствуете себе лучше, но уж больно вчера вы были плохи, отдохнете немного у нас, это вам пойдет на пользу. А домой поедете завтра, глядишь, все и уладится.
Вскоре после завтрака, когда Пий дремал в кресле на веранде, к дому подкатил «лендровер»: за рулем сидел Мусиси, рядом с ним — сестрица Сара. Мириаму вышла поздороваться с ними, едва скрывая любопытство: подумать только — та самая женщина, о которой она столько наслышалась! Хозяйка и гостья оглядели друг друга и, видимо, порешили быть друзьями.
Мусиси тем временем подошел к старику.
— Присаживайся, сынок. — Пий показал на стоящий рядом стул. — Мириаму нас так закармливает, что все время в сон клонит.
— Я рад, что вы хорошо отдыхаете, сэр. — Мусиси порылся в кармане куртки. — Вам еще одна телеграмма. Прочесть?
Весь внимание, старик выпрямился и ответил:
— Да, да, пожалуйста.
Мусиси сначала прочел телеграмму про себя, потом сказал, поглядев на Пия:
— К сожалению, сэр, новости не очень хорошие.
— Не очень хорошие? Кто-нибудь умер?
Мусиси улыбнулся.
— Да нет. Совсем не то. Дело вот в чем: устроители лотереи сообщают, что по случайному недосмотру не добавили в первой телеграмме, что сумму выигрыша надо поделить еще с тремястами победителями лотереи.
Новость несколько ошарашила Пия. Придя в себя, он пробормотал:
— Сколько же, скажи-ка, выходит на мою долю?
— Семнадцать тысяч фунтов на триста человек, значит, чуть больше тысячи шиллингов.
К удивлению Мусиси, Пий откинулся в кресле и широко улыбнулся:
— Больше тысячи шиллингов! — воскликнул он. — Господи, да ведь это куча денег!
— Но вы же ожидали получить куда больше!
— Верно. Но подумай сам, сынок, что бы я стал делать с этими тысячами фунтов? Я уже вышел из того возраста, когда человеку надо много денег.
Мириаму вынесла на веранду коврик, и они с сестрицей Сарой удобно устроились возле мужчин.
— Какое несчастье! — сокрушалась Мириаму, а сестрица Сара заметила, презрительно фыркнув:
— А я согласна с братцем Пием. Ну что ему делать с семнадцатью тысячами фунтов? Да и вся семейка ни в жизнь от него не отвязалась бы!
При упоминании о семье Пия Мусиси нахмурился.
— Вынужден предупредить вас, сэр, что ваши родственники черт знает что натворили на вашей плантации — ободрали все банановые деревья, и, не случись вовремя миссис Кивумби, — добавил он, кивнув в сторону сестрицы Сары, — они бы выкопали весь ваш батат!
— Да, братец Пий, — заметила Сара. — Уж нам придется как следует потрудиться, чтобы привести плантацию в порядок. Они ведь затоптали всю грядку молодых бобов.
— О господи, — едва слышно проговорил Пий. — Вот это и впрямь дурная новость.
— Не тревожьтесь. Стоит мне сказать им, что вы не получите денег, — только вы их и видели. А уж потом я позову на подмогу парочку своих внуков, они вмиг приведут все в порядок.
Пию явно пришлось по душе предложение сестрицы Сары.
Мусиси поднялся.
— Ну, мне пора. Я поеду и помогу сестрице Саре отделаться от гостей. Завтра увидимся, подброшу вас домой. — Они взобрались в «лендровер», и, пока машина не скрылась из виду, Сара энергично махала рукой.
— Ваша сестрица прекрасная женщина, — сказала Мириаму Пию, возвращаясь со двора в дом. Пий проворчал в ответ что-то невнятное, почему-то восприняв слова Мириаму как поздравление.
Когда на следующий день Мусиси привез его домой, кругом царили тишина и покой. Он сразу понял, что плантации нанесен значительный урон, но при виде Сары, поставившей перед ним кружку с дымящимся чаем, воспрянул духом. А она села на коврик у его ног и принялась весьма оптимистично выкладывать свои соображения на предмет восстановления посадок. Мало-помалу и он разговорился и стал делиться с ней своими планами относительно выигранных денег.
— Само собой, всего сделать сейчас не удастся, — заключил он, — тем паче что я обещал Салонго подкинуть немного на гробницу.
Подлив ему чаю, Сара сказала:
— Мне думается, надо начинать с крыши. Прошлой ночью я заметила, что она протекает в нескольких местах. А уж коли мы порешили затевать ремонт, неплохо бы пристроить к дому еще одну комнату и маленькую кухоньку. Глина и прутья нынче дешевы, останется только все заштукатурить. Можно подумать и о расширении кофейной плантации. Что до кур, господи, да у меня дома шесть прекрасных несушек и пять отличных петушков в придачу. Что уж там, конечно, я притащу их сюда!
Пий долго смотрел на нее, не произнося ни слова. «А она совсем недурна, — думал он, — и ей очень к лицу это голубое busuti. Не скажешь, что она уже бабушка. Но зачем же она так пристает ко мне?»
— Я так понимаю, что вы собираетесь перебраться сюда? — словно ненароком спросил он.
Сара повернулась к нему и ответила:
— Буду откровенна с вами, братец Пий. Полгода назад мой младший сын женился и привел в дом невестку. Девочка она очень милая, и все же мне трудно свыкнуться, что в доме, кроме меня, хозяйничает другая женщина. Второй мой сын живет в Кампале. Я знаю, он примет меня с радостью, но ведь он тоже женат, у них трое детей — какой мне смысл туда ехать? Когда я прочла про вас в газете, я сразу вспомнила — вы-то вряд ли помните, — как вы приезжали на мою свадьбу, сколько хорошего мы тогда от вас видели. Ага, подумала я про себя, человеку при таких деньгах наверняка понадобится хозяйка, которая вдобавок поможет ему избавиться от вымогателей. Вот я и примчалась поглядеть на вас и, думается, не ошиблась. Вам и впрямь нужна такая, как я. — Поколебавшись, она добавила: — Конечно, вы, может статься, захотите жить один… Да и я сама привыкла жить самостоятельно и никогда раньше не помышляла ни о чем эдаком.
Пий откашлялся.
— Вы очень, очень энергичная женщина, — ничего больше сказать он не нашелся.
Спустя неделю Пий отправился к гробнице Ссабалангира. Салонго чистил оружие знаменитого воина.
— А я уж было подумал, что ты помер, — пробурчал хранитель гробницы, — уж и не упомню, когда ты приходил сюда. Да и вообще никто не заботится о гробнице. Никому дела нет, что тут лежит один из самых славных сынов Буганды.
— Я был очень занят, — пробормотал Пий. — Но я не забыл о своем обещании. Вот смотри! Я принес тебе сотню шиллингов — остается только пожалеть, что не мог принести больше. Во всяком случае, на несколько-то цементных блоков этого хватит.
Взяв деньги, Салонго поглядел на них, словно они кишели вшами. Нехотя поблагодарив Пия, он заметил:
— Что и говорить, у тебя теперь расходов прибавилось, шутка ли сказать — женщина в доме.
— Не иначе как старуха Нантондо успела насплетничать, — сказал Пий, робко улыбнувшись.
— Какая разница, кто насплетничал? — откликнулся хранитель гробницы. — Но не вздумай потом говорить, будто я не предупреждал тебя. Не успеешь оглянуться, как она потребует, чтоб ты на ней женился.
Пий принужденно усмехнулся.
— Понимаешь, Салонго, я ведь и пришел-то сюда, чтобы пригласить тебя на свадьбу.
Салонго осторожно опустил на землю копье, которое начищал кусочком кожи, и в изумлении воззрился на своего приятеля, словно у того внезапно выросла вторая голова.
— Да ты что, спятил?! А всему виной те самые крестики и нолики, что ты царапал на бумажных квадратиках! Я всегда знал, что до добра это не доведет! В твоем-то возрасте можно бы набраться ума и побольше. Вот тебе мой совет: беги, пока не поздно!
Пием на какой-то момент овладели сомнения. Неужто он и впрямь свалял дурака? Но тут он подумал о Саре, вспомнил, каких чудес она натворила в доме и на плантации за то короткое время, что они вместе. Это успокоило его.
— Как бы то ни было, а я женюсь. И надеюсь увидеть тебя и в церкви, и на свадьбе. Если же ты не придешь — выкладывай почему!
Салонго немало потешили решительные нотки этого заявления. От удивления у него вытянулось лицо.
— Хорошо, — пробормотал он, — я постараюсь прийти. Срежь-ка перед уходом гроздь бананов — захватишь своей повелительнице. И погляди, может, на грядке за домом поспела капуста. Считай, она взяла верх! Она — вот кто получил выигрышный билет!