Современная африканская новелла

Фонсека Лилия де

Озориу Кошат

Сантос Арналдо

Дадье Бернар

Аннан Квабена

Эссуман Э.

Ама Ата Айдоо Кристина

Авунор-Уильямс Джорж

Лопес Франсиско

Мариано Габриэл

Бебей Франсис

Огот Грейс А.

Нгуги Джеймс

Кибера Леонард

Мелло Гильермо де

Бермудес Нуно

Ачебе Чинуа

Окара Габриель

Нзекву Онуора

Эквенси Сиприан

Тутуола Амос

Нванкво Нквем

Усман Сембен

Контон Уильям

Кименье Барбара

Рив Ричард

Пэйтон Алан

Ла Гума Алекс

Матселе Робинсон

Пикарди Майкл

Гордимер Надин

Абрахамс Питер

Коуп Джек

Ванненбург Олф

Метьюз Джеймс

Альтман Филис

Сауден Льюис

Джеймс МЕТЬЮЗ

(ЮАР)

 

 

ТРАНЗИСТОР

Сутулясь, он брел по тротуару, угрюмо разглядывая витрины, поддавая ногой валявшиеся на земле предметы. В окне мебельного магазина его внимание привлекла роскошная обстановка спальни.

Огромная кровать с пушистыми одеялами… Он даже чувствовал, как погружается в ее теплое, податливое чрево. И тут же один из его краснокожих ночных сожителей вернул его к действительности. Почесывая укушенное место, он вспомнил свою комнатенку с голыми стенами.

Как накинулась на него тетка, когда он заикнулся о клопах! Ее визгливый голос все еще звучал у него в ушах: «Не будь ты сыном моей сестры, давно бы уже валялся под забором! Я, старуха, выбиваюсь из сил, еле свожу концы с концами, а этот лодырь палец о палец не ударит. Хочешь жить в чистоте, убирай свою комнату сам».

Он поморщился, вспомнив эту сцену. Подошел поближе к витрине. Над изголовьем кровати висела полка с книгами, а на тумбочке стоял транзистор — достаточно руку протянуть.

Он прислонился к стеклу и зажмурился. Ах, как хорошо! Его охватила сладкая сонливость. Протянул руку, включил транзистор, ласково пробежал пальцами по рычажкам. Обрывки музыки, голоса дикторов. Словно пчелка, порхающая по цветам, несся он по эфиру. Наконец, настроившись на одну из станций, откинулся на подушку, наслаждаясь мелодией…

— А ну, отойди от витрины, — гаркнул кто-то у него над ухом. Взглянув в высокомерное лицо белого человека, он вздрогнул и, еще больше помрачнев, заковылял прочь.

«Все, что душе угодно!», «Обувь для всей семьи!», «Домашняя утварь!» — выкликали приказчики, завидев прохожих. Но никто из них не удостоил его взглядом.

Порою он жалел, что у него нет постоянной работы. Когда-то — давно это было — нашел он неплохое место, но не смог на нем удержаться. С тех пор как его уволили, он перебивался случайными заработками и все деньги спускал на выпивку, несмотря на ругань и угрозы тетки.

Теперь он уже не разглядывал витрины. Забыл и про тетку и про нахальных клопов. Все его мысли занимал транзисторный приемник. Сверкающая пластмасса, острая никелированная антенна и сладкая, пьянящая музыка. Ему даже не хотелось вина, ничто не в силах было отвлечь его от прекрасного видения.

Внезапно он обо что-то споткнулся, и из подошвы вылетел последний гвоздь. Голой пяткой он ощутил какой-то предмет. В отчаянии посмотрел на дыру в ботинке и тут заметил на земле кисет. Он замер, как охотничья собака, выследившая дичь. Доковылял до стены, пяткой подтащил к себе кисет, лениво почесал голень — и кисет очутился у него в руке.

Внутри прощупывалось что-то плотное, с острыми краями. Это не табак. Укрывшись от посторонних глаз, он развязал кисет и увидел туго свернутые зеленые банкноты. Быстро спрятав кисет в карман, зашагал к дому. Он задыхался от счастья и чуть было не заплясал на тротуаре. Но, завидев полицейского на углу, спохватился: «Еще чего доброго, решит, что я пьян, и арестует меня. Нельзя так рисковать».

Преодолев колючую проволоку теткиного языка, он юркнул в свою комнату. Сразу видно, тетка снова учинила обыск. Вино искала. Тщательно заперев дверь, вынул из кармана кисет, ласково похлопал по нему ладонью и потряс над столом. Развернул тугой комочек банкнот, внутри нашел еще четыре монеты по полкроны.

Всего насчитал восемь пятифунтовых бумажек. Разложил их сначала в ряд, потом веером и, наконец, в четыре кучки, накрыв каждую монетой. В глазах у него рябило. Сорок фунтов! Целое состояние!

Из коридора донесся шорох. Он тут же запихал деньги в карман, на цыпочках подкрался к двери и, щелкнув замком, резко распахнул ее.

Он увидел тетку, застывшую в позе целящегося купидона.

— Ты чего это запираешься? Опять принес вино? Лучше выкатывайся сразу подобру-поздорову. Мне осточертели твои выходки!

— Да какое вино, что ты! — миролюбиво ответил он.

— Не забывай, что я сказала утром! — Напомнив о недавней угрозе, она вперевалку пошла по коридору и вниз по лестнице, которая жалобно заскрипела под ней.

Отыскав в кармане огрызок карандаша, он снял со стены календарь и на его обратной стороне занялся подсчетами.

На транзистор денег хватало с лихвой. Надо купить что-нибудь из одежды, а то, чего доброго, и на порог магазина не пустят.

Тетка возилась на кухне, грохоча кастрюлями. Он бесшумно сбежал по лестнице и выскочил на улицу. Все жители квартала покупали одежду в магазинчике подержанных вещей. Здесь же ее и закладывали, когда припирала нужда.

Он выбрал белый полотняный костюм и голубую рубашку. Долго не мог оторвать глаз от пальмовой трости и надетой на нее дешевой панамы. Искушение было слишком велико, и он купил трость и шляпу и еще синий галстук в белую полоску. Потом, уже выходя из магазина, заметил одеяло, быстро подсчитал в уме и купил его. С щедростью нувориша он дал шестипенсовик на чай мальчишке-продавцу.

На этот раз ему не удалось прокрасться мимо тетки.

— Эй, что это у тебя под мышкой? — Она подозрительно разглядывала пухлый сверток.

Порывшись в кармане, он протянул ей фунт.

— Мне немного повезло, тетя. На, купи себе что-нибудь.

Открыв рот, она глазела на деньги и, воспользовавшись ее замешательством, он прошмыгнул к себе. Что-то бормоча, она спрятала фунт в нагрудный карман фартука.

Выйдя на лестничную площадку, он спросил горячей воды для бритья. Тяжело переваливаясь с ноги на ногу, тетка вошла в комнату и с грохотом опустила миску на стол, расплескав воду. Впрочем, тут же вытерла лужицу краем фартука.

Приняв ванну и побрившись, он влез в новый костюм. Лихо заломив панаму и вращая тросточкой, предстал во всем великолепии перед онемевшей теткой.

— Вернусь через часок. — Ослепительно улыбнулся и вышел из дому.

Приказчики на Вотеркант-стрит наперебой зазывали его к себе.

Когда он вошел в мебельный магазин, белый продавец не узнал его.

— Чем могу быть полезен?

Он ответил не сразу, наслаждаясь раболепием продавца. Кинул взгляд на столовый гарнитур — стол и четыре мягких стула, покрутил в руках настольную лампу. И все время искоса наблюдал за юлой юлившим вокруг него белым.

— Я хочу купить транзисторный приемник.

— Сюда, пожалуйста. Вот последние модели.

Продавец лоснился, как кот, перед которым поставили блюдце со сметаной. Только что не мурлыкал от удовольствия.

Делая вид, что ужасно скучает, словно нет на свете нуднее занятия, чем покупать радиоприемник, он наблюдал за мечущимся продавцом, а тот крутил ручки настройки, выдвигал антенны, нахваливая отделку одной модели, прочность другой.

Он тем временем сражался с несуществующей пылинкой на пиджаке, размахивая большим новым платком. Затем, свернув платок треугольником, вложил его в нагрудный карман.

Он долго раздумывал, какой модели отдать предпочтение.

Продавец затаил дыхание, боясь спугнуть клюющую рыбку…

Тетка вошла вслед за ним в его комнату. Поставив покупку на стол, он приказал ей закрыть глаза, пока разворачивал пакет. Она неохотно подчинилась. Он захохотал, увидев, как у нее изменилось лицо. Используя все технические термины, которые сумел припомнить, он объяснял ей достоинства приемника.

Забыв обо всем на свете, часами напролет слушали они с теткой музыку. И даже новости не пропускали.

Каждый день он наряжался в новый костюм и, как наследный принц, красовался у стойки бара. Когда вечером, слегка пошатываясь, он возвращался домой, от него разило вином. Но тетка смотрела на все сквозь пальцы, и каждый вечер его ожидал горячий ужин.

Потом он ложился в постель, натягивал до подбородка теплое пушистое одеяло, включал радио и млел от удовольствия.

Тетку словно подменили: ни ругани, ни сцен. Но так было, пока не кончились деньги.

Первыми были принесены в жертву шляпа и тросточка. Вырученных денег хватило на бутылку вина. Труднее всего было расстаться с костюмом, но жажда взяла верх.

Приказчик самодовольно рассматривал его, отсчитывая деньги. Он не стал торговаться и, безразлично сунув деньги в карман, вышел из магазина. Синий галстук в белую полоску, помятый и грязный, похожий на выброшенную рождественскую елку, сиротливо болтался на шее. От парусиновых туфель шел терпкий запах.

Он вернулся домой с двумя бутылками и первым делом включил приемник. Но индикатор не загорелся. Попробовал снова — тот же результат. Тогда он сообразил, что в сети нет тока. Повернул рычажок и переключил приемник на батарейное питание. Засветилась шкала, и в комнату полилась музыка.

Вошла тетка. Ее вид не предвещал ничего хорошего, но вино растопило страх.

— Ты забыла про батарейки. — Он захохотал. В сердцах она хлопнула дверью.

Скинув туфли, он рухнул на кровать, поставив рядом бутылку.

Утром его разбудил запущенный на всю мощь приемник. В горле пересохло. У кровати стояла нераспечатанная бутылка. Откупорив ее, он жадно припал к горлышку, вино полилось по лицу.

Вскоре батарейки сели, и целый день он томился и изнывал в своей комнате в ожидании вечера. В окно ему видны были часы на заводской башне. Еще часа четыре, пока тетка не включит электричество. Он заворочался на кровати, устраиваясь поудобнее и стараясь заснуть.

Когда проснулся, в коридоре уже горел свет. Значит, можно включить приемник. Он зашарил по шкале, то и дело переключая диапазоны. Какие только станции не попадались ему! Бразильская самба… Он непроизвольно задергался в такт барабанной дроби. Из Мексики передавали карнавал, и ему виделись развеселые сеньориты и кабальеро с гитарами, отплясывающие фанданго. Плачущий кларнет вел мелодию американского блюза.

Он повернул ручку громкости до отказа, и музыка, затопив комнату, хлынула в коридор и обрушилась вниз по лестнице, наполнив весь дом. Музыка успокаивала, как наркотик. Но вдруг все смолкло. Погасла лампочка в коридоре. Схватив приемник, он бешено затряс его. Послышался голос тетки:

— Ну, как ты теперь запоешь, голубчик? Это я выключила свет. С меня хватит. Завтра же убирайся отсюда вместе со своей погремушкой! — Тетка засмеялась, смех становился все громче, громче, и ему показалось, что умолкший транзистор каким-то чудом вселился в нее: «Хи-хи-хи, ха-ха-ха».

Он съежился под одеялом, заткнул пальцами уши.

«Хо-хо-хо, ха-ха-ха», — все плясало от теткиного хохота. Откинув одеяло, он схватил приемник и изо всех сил шмякнул его об стену. «Хи-хи-хи, хо-хо-хо», — не унимался дьявольский смех. Его била дрожь. Это невыносимо! Он заставит ее замолчать. С горящим взором сгреб он пустую бутылку, отбил о край стола донышко и, крадучись, вышел из комнаты…