В клубе об эту пору сидело два молодых офицера, из которых один, лейб-гвардейского полка, был высок ростом, строен и гладко выбрит, другой же, прибывший от пазевалькских кирасир, был несколько поменьше ростом и носил бороду, но, согласно уставу, оставлял часть подбородка чистым. Белая камчатная скатерть, на которой оба только что отзавтракали, была отогнута, и на освободившейся половине стола офицеры играли в пикет.

- Шесть козырей и кварта.

- Идет.

- А ты?

- Четырнадцать в тузах, три - в королях, три - в дамах. И ты не берешь взяток.

Он положил карты на стол и смешал их, второй начал тасовать.

- Ты слышал, что Элла выходит замуж?

- Жаль.

- Это почему же?

- Значит, она больше не сможет прыгать через обруч.

- Пустое. Чем усердней они выходят замуж, тем стройней становятся.

- Не все, не все. Много славных имен из цирковой аристократии цветут уже три-четыре поколения подряд, а это некоторым образом зависит от чередования периодов стройности и нестройности, или, если тебе угодно, назовем это чередованием фаз луны: молодой месяц, полная луна и так далее.

- Заблуждение. Error in calculo - иными словами, ошибка в расчетах. Ты упускаешь из виду усыновление. Все эти циркачи - тайные последователи Гихтеля. Они завещают, по уговору, не только состояние, но и репутацию, и самое имя. Ты думаешь, это одни и те же, а на самом деле это совсем другие. Приток свежей крови. Сними-ка… Впрочем, у меня есть еще новость. Афцелиуса берут в генштаб.

- Это какого же?

- Из улан.

- Быть не может.

- Мольтке от него без ума, к тому же, говорят, он блестяще завершил какие-то изыскания.

- Я таких не жалую. Все сплошь сиденье в библиотеках да списыванье. Кого бог не обидел разумом, тот пишет книги, как Ранке или Гумбольдт.

- Кварта. За тузы четырнадцать.

- Квинта с короля.

Покуда здесь брались взятки, из бильярдной, что по соседству, доносился стук шаров и пощелкивание легких мячиков.

Всего в двух задних комнатах клуба, выходивших торцовой стеной в солнечный и скучноватый садик, можно было насчитать человек шесть - восемь, сплошь люди молчаливые, погруженные кто больше, кто меньше в домино или в вист, среди них и два упоминавшихся ранее господина, которые за пикетом беседовали об Элле и Афцелиусе. Игра шла по крупной, и поэтому оба подняли глаза, лишь когда через арочный проем увидели в соседней комнате нового посетителя. То был Ведель.

- Ну, Ведель, если вы не принесли с собой ворох свежих новостей, мы отлучим вас от нашего общества.

- Прошу прощения, Серж, у нас ведь не было точного уговора.

- Был почти точный. Впрочем, лично я настроен сговорчиво. А уж как вы поладите с человеком, который только что проиграл сто пятьдесят очков,- дело ваше.

Говоря так, они отложили карты, и тот, кого Ведель назвал Сержем, достал свои часы новейшей марки.

- Три часа пятнадцать минут. Следовательно, кофе. Какой-то философ, а на мой взгляд это был один из самых выдающихся, сказал: в кофе лучше всего то, что его можно пить, когда угодно и где угодно. Поистине мудрые слова. Остается только выяснить, где мы будем его пить. Я предлагаю террасу - на самом солнцепеке. Чем меньше обращаешь внимания на погоду, тем лучше себя чувствуешь. Так, Пелеке, три чашки кофе. Я больше не могу слушать, как щелкают шары, это действует мне на нервы, правда, на террасе тоже шумно, но там другой шум, там вместо дурацкого щелканья мы будем наслаждаться гулом и стуком нашего подземного кегельбана и воображать, будто сидим на Этне или на Везувии. В конце концов - все наслаждения порождены исключительно нашей фантазией, у кого богаче воображение, тот больше наслаждается. Лишь воображаемое имеет цену, оно-то и есть единственная реальность.

- Серж,- перебил его другой, тот, кого ранее назвали Питтом.- Если ты примешься за свои знаменитые периоды, ты накажешь беднягу Веделя строже, чем он того заслуживает: Да и меня не грех пощадить - я как-никак в проигрыше. Ну вот, здесь мы и расположимся. За спиной - газон, сбоку - плющ, перед глазами - голая стена. Божественный приют для гвардии его величества! Так мог бы сказать старый князь Пюклер, если б увидел наш сад. Эй, Пелеке, этот стол сюда… вот и отлично. И в завершение гавану из ваших сокровеннейших закромов. Ну, Ведель, если вы хотите заслужить наше прощенье, перетряхните хорошенько свои одежды, пока оттуда не вывалится война или другая новость того же калибра. Вы ведь через Путткамеров в родстве с господом богом. С каким именно - уточнять не буду. Итак, какую кашу он заварил на сей раз?

- Питт,- сказал Ведель,- заклинаю, не расспрашивайте меня о Бисмарке. Во-первых, вы знаете, что я ничего не знаю, ибо семнадцатиюродные братья отнюдь не являются самыми близкими и интимными друзьями великого человека, во-вторых же, я пришел к вам не из княжеского дворца, а со стрельбища, где с переменным успехом было выпущено множество стрел по одной мишени, и мишенью этой был не кто иной, как его светлость.

- А кто был отважный стрелок?

- Старый барон Остен, дядя Ринекера. Достойнейший человек и вообще премилый старик, хотя и хитрец.

- Неймаркцы, они все такие.

- Я тоже неймаркец.

- Тем лучше. Следовательно, вы знаете это по себе, А теперь выкладывайте, что говорил старый барон?

- Много чего. Политические его речи едва ли достойны упоминания, но тем важней другие новости: наш Ринекер зашел в тупик.

- Это в какой же?

- Он должен жениться.

- И это вы называете тупиком? Да если хотите знать, Ринекер уже давно пребывает в тупике: он получает в год девять тысяч, а проживает двенадцать,- вот безвыходнейший из всех тупиков, во всяком случае, значительно безвыходнее, чем женитьба. Жениться для Ринекера не угроза, а спасение. К тому и шло. А кто она?

- Кузина.

- Тоже вполне естественно. Нынче слова «спасительница» и «кузина» почти однозначны. Бьюсь об заклад, ее зовут Паулой. Всех кузин зовут так.

- Кроме этой.

- А эту?

- Кете.

- Кете? А-а, тогда я знаю, о ком речь. Кете Селлентин. Гм, гм, совсем недурно. Блестящая партия. У старого Селлентина - это ведь тот, с черным пластырем на глазу - шесть имений, а если присчитать хутора, то получится целых тринадцать. Все будет разделено поровну, а тринадцатое получит Кете - дополнительно. Могу только поздравить.

- Вы ее знаете?

- Еще бы не знать. Очаровательная блондинка, волосы - лен, глаза - незабудки, но отнюдь не сентиментальная особа, скорее под знаком солнца, чем луны. Она обучалась в пансионе у мадам Цюлов, и уже с четырнадцати лет имела множество поклонников.

- Прямо в пансионе?

- Не прямо и не ежедневно, но по воскресеньям, когда она обедала у старого Остена, у того самого, с которым вы только что беседовали. Значит, Кете, Кете Сел- лентин… помнится, она была похожа на трясогузку. Мы так ее и называли. Трудно представить себе более очаровательного подростка. До сих пор вижу, как у ней подпрыгивает пучок волос,- мы называли его куделькой, Значит, Ринекеру доведется выпрясть эту кудельку? Почему бы и нет? Задача не из трудных.

- Трудней, чем кажется на первый взгляд,- возразил Ведель.- Как ни очевидна для Ринекера необходимость поправить свои дела, я не убежден, что ему легко просить руки своей белокурой землячки. Ибо с некоторых пор Ринекер отдает предпочтение другому цвету волос, а именно пепельному, и если верить тому, что давеча рассказывал мне Балафре, наш Ринекер всерьез подумывает сделать свою белошвеечку Белой дамой. Замок Авенелъ или замок Цеден - для него не составит разницы. Замок всегда замок, вам известно, что Ринекер, который во многом живет на свой лад, всегда стоял за естественность.

- Верно,- рассмеялся Питт,- но Балафре распускает небылицы. Вы ведь трезвы, Ведель, неужели вы поверите этой выдумке!

- Выдумке не поверю,- отвечал Ведель.- Но поверю тому, что знаю. Ринекер хоть и шести футов ростом, а может, именно поэтому, слаб, легко поддается влияниям и вдобавок отличается редкостной мягкостью и добротой.

- Все верно. Но обстоятельства вынудят его, он разорвет цепи и высвободится, в крайности - как лиса из капкана. Будет больно, и в капкане останется кусок жизни, но главное - вырваться, обрести свободу. Итак, да здравствует Кете! И да здравствует Ринекер! Как говорится в пословице: «Бог умных любит».