Вышедшая и переизданная в серии «ЖЗЛ» монография Поля Фора об Александре Македонском обретает теперь продолжение и дополнение: книгу того же автора, посвященную уже не самому герою, но его окружению, людям, чьими усилиями и было совершено величайшее завоевание в мировой истории.
Книга преследует двоякую цель. Во-первых, она призвана сделать более понятной для читателя обстановку, в которой проходил поход, и обрисовать его участников. В этом масштабном полотне отыскивается место едва ли не каждому — и заслуженным военачальникам, служившим еще Филиппу, отцу Александра, и новой поросли талантливых полководцев, взращенной уже самим Александром, и командирам, и всадникам, и рядовым воинам, и морякам, и пестрой толпе обоза, образованной учеными и историками, маркитантами и купцами, слугами и рабами, женами воинов и девицами для утех.
Еще до Второй мировой войны, сравнительно молодым человеком, Поль Фор (род. 1916) прошел маршрутом, которым следовала армия Александра Македонского. Значительная часть пути им была преодолена пешком. Это сделало из Поля Фора ученого, который может рассуждать о трудностях похода не теоретически, меряя расстояния по картам и погружаясь в отчеты путешественников, а практически, прочувствовав значительную часть препятствий и лишений на самом себе. Принимая же во внимание глубину его познаний в истории так называемой эллинистической эпохи, исследованию которой (с упором на историческую географию) Фор посвятил многие экспедиционные сезоны, мы смело можем назвать его одним из наиболее сведущих в истории Древней Греции специалистов.
Часто Грецию и Персию представляют как абсолютные противоположности, с каким-то тайным (и даже явным) сочувствием греческому оружию. Демократическая и просвещенная Греция — против прозябающей под гнетом деспотизма, во мраке невежества и азиатчины Персии. Поль Фор правильно перемещает акценты. Персия уже давно выдвинулась на арену средиземноморской политики, стала полноправным и сильным (прежде всего своими необъятными финансовыми возможностями) игроком в этом регионе. Вот и греков в их борьбе с македонским империализмом она поддерживала сколько могла — чем отчасти, себе на горе, и сделала еще более неотвратимым нападение на Элладу раздраженной этим македонской монархии. Важно, как говорит автор, и то, что при всем культурном несходстве сторон постепенное сближение между ними — как раз на уровне культурном — шло постоянно. Немало греков (помимо тех, что оказались в Персидской империи в качестве обитателей завоеванных или добровольно покорившихся персам греческих городов) переселялись и оседали здесь как специалисты (врачи, художники, ремесленники и т. д.), негоцианты, воины. Рядовому человеку, естественно, жить в империи гораздо спокойнее и безопаснее, чем в мелких греческих полисах, постоянно враждующих друг с другом. Сами же греческие города никакой самостоятельной внешней политики после разгрома при Херонее в 338 году до нашей эры уже не проводили. Впрочем, большинство из них утратили права на нее еще в Пелопоннесскую войну, когда были вынуждены принять ту или другую сторону в конфликте Спарты и Афин.
Разумеется, на уровне отдельного города, организации армии в целом, на уровне самосознания отдельного человека различия никуда не исчезли. В области внутреннего управления греческие города продолжали традиции самоуправления, с сохранением всех выработанных столетиями демократических норм. По такому же образцу — и это очень важно — функционировала власть и во всех вновь создаваемых греческих городах на территории бывшей Персидской державы. Конечно, это приводило к формированию совсем иного типа личности гражданина, а не подданного. И теперь такие люди (значение этого факта невозможно переоценить) появились во множестве и на Востоке. Армия Александра также разительно отличалась от армии его противников. Фактически это был «полис на марше», с достаточно регулярно проводившимися собраниями, с выступлением ораторов, прениями и выносившимся в конце постановлением. В книге Поля Фора воинские собрания рассмотрены подробно и аргументированно, им посвящен особый раздел одной из глав.
Большое внимание в книге уделено инженерному делу и военным машинам. И действительно, в этой области с именами Филиппа и его сына связаны величайшие достижения и качественно новая ситуация в тактике ведения войны. Ведь несмотря на отдельные попытки взятия городов с помощью осадных орудий (можно вспомнить осаду Пароса Мильтиадом в 489 году), греки, по сути, не умели штурмовать крепости, чьи стены были достаточно прочны и высоки. Можно вспомнить Пелопоннесскую войну 431–404 годов до нашей эры, когда на протяжении многих лет тактика спартанцев, имевших полное превосходство над афинянами в сухопутном бою, сводилась к ежегодному опустошению сельской местности Аттики, однако никаких серьезных попыток штурма самих Афин не предпринималось. Не так уже обстояло дело при Филиппе и его сыне. Александр взял за правило не оставлять за спиной никаких не взятых крепостей, каких бы усилий это ни стоило. В книге Поля Фора прекрасно показаны упорство и мастерство, с которыми штурмовала города армия Александра.
Особого внимания заслуживает глава, посвященная флоту. Не говоря о том, что эта тема интересна сама по себе как сравнительно малоизученная, Поль Фор еще предлагает довольно оригинальную концепцию классификации античных судов. Известно, что первоначально гребные суда в Античности имели один ряд весел. Затем, по мере совершенствования технологии кораблестроения и появления потребности в более скоростных и мощных судах, способных решать сложные боевые задачи, гребцов стали сажать друг над другом, сначала в два этажа, а затем и в три. Понятно само собой, что управлять тремя рядами весел сложно, это предполагает большую слаженность гребцов, но впоследствии новые задачи потребовали еще увеличить мощь удара. Появились так называемые (в латинской терминологии) квадриремы и квинкверемы. Долгое время было принято считать (поскольку в первом слове явно присутствует «четыре», quattuor, а во втором — «пять», quinque), что древние пошли по пути надстраивания ярусов. Ясно, однако, что уже пятиярусный корабль трудно себе представить, а ведь были еще и корабли с упоминанием в названии куда больших чисел: вплоть до двадцати. Так вот, по гипотезе, получающей теперь всё большее распространение, все эти числа говорят не о числе ярусов, но о количестве рядов гребцов с каждого борта, открывавшихся взгляду, брошенному с мостика. Дело в том, что с целью увеличения энергии гребка на весла, а также увеличения времени, на протяжении которого корабль мог выдавать крейсерскую скорость, на часть весел стали теперь сажать не по одному гребцу, а по два или даже больше. Число же ярусов, на которых они размещались, было оставлено (видимо, как оптимальное) равным трем.
Особая тема книги, то и дело всплывающая вновь и вновь, — причины похода, силы, погнавшие колоссальную массу людей (около 100 тысяч, по оценке Поля Фора) навстречу неизведанным опасностям, перенесшие их в совершенно новые, непривычные условия. Ведь природный грек никогда не отходил от моря на значительное расстояние — такова уж природа Греции, изрезанной узкими и длинными бухтами. Сама мысль о длительном походе по пустынным, удаленным на десятки и сотни переходов вглубь континента областям должна была их повергать в смятение. Не зря так запомнился афинянам «марш смерти» по гораздо меньшей, но столь же засушливой Сицилии, когда при отступлении их войска от Сиракуз в 413 году до нашей эры его в основном уничтожили, а оставшихся воинов пленили и отправили на каменоломни. И если в 401 году до нашей эры 10 тысяч греков продвинулись достаточно далеко вглубь азиатского континента (подробный рассказ об этом имеется в «Анабасисе» Ксенофонта), то была совсем иная история, поскольку перед вспомогательным греческим корпусом, привлеченным Киром, рвавшимся отобрать у брата трон, стояли достаточно ограниченные цели: посадить нового претендента на царство, как это уже бывало в истории, и не только Персидской империи. К тому же греков вел тогда за собой Кир — местный, законный или незаконный, но претендент на корону. Успешно действовавший в Малой Азии против сатрапов персидского царя Агесилай (396 год) также решал достаточно мелкие задачи: ему и в голову не могло прийти напрочь смахнуть с средиземноморской шахматной доски такую фигуру, как Персидская империя.
Всё же представляется, что тех причин, которые выдвигает в качестве возможных оснований для похода автор, недостаточно. Вся эта «жажда завоеваний» македонской и греческой аристократии, мечта о легком и быстром обогащении рядовых воинов, открытие «новых рынков» и «источников сырьевых ресурсов» для купечества не очень подходят как объяснение таких радикальных шагов в жизни каждого отдельного человека. Все равно как Стефан Цвейг объяснял открытие Америки живейшей, прямо-таки неодолимой потребностью европейцев в пряностях. Конечно, причины для похода были в том числе и материального характера. Скажем, возникавшее время от времени в греческих метрополиях перенаселение находило себе выход в выводе колоний. Но так было раньше. Теперь многие основанные в прежние века города средиземноморского и черноморского побережий сами оказались перенаселенными, а основанию новых поселений мешали новые игроки: Карфаген на западе и Персидская держава на востоке. Так что низвержение уже показывавшего свою неуклюжесть и неповоротливость колосса могло показаться естественным средством решения многих проблем.
Но важнее, пожалуй, все-таки другое — причины духовные. Греческая культура должна была продвинуться на Восток — хотя бы для того, чтобы подготовить почву уже близящемуся христианству. Не случайно, как очень уместно отмечает Поль Фор, границы империи Александра Македонского практически совпадают с границами распространения христианства. По сути, это духовные силы персидско-вавилонской культуры отступили, освобождая арену действия культуре, которая должна была прийти ей на смену, — христианской. Армия, организованная и обученная Филиппом и приведенная в Азию его сыном, явилась одним из орудий подготовки явления в мир Спасителя.
И. Маханьков