Мы договорились: как только я встану на ноги, я сразу же позвоню мисс Ле Фэй Морган в гостиницу, с тем, чтобы отправиться в экспедицию на поиски домов. Поверите ли — уже на следующее утро я был здоров, как бык, вопреки моему обычному трудному процессу выздоровления. Однако я некоторое время оставался в постели, чтобы поразмыслить обо всем в тишине. И мне действительно было о чем задуматься.

Очевидным было одно из двух: либо мисс Морган говорила мне правду, либо она мне лгала. А что если она все-таки лгала? Хедли уже предупреждал нас, что не стоит вмешиваться в чужие дела. По его мнению, это уберегло бы нас от больших неприятностей, если таковым суждено было случиться. В любом случае, лучше было рассуждать о возможных неприятностях, чем тревожить осиное гнездо. В результате мы могли рассчитывать в лучшем случае на дурную славу, почти наверняка потеряв свое дело. Последний аргумент относился к Скотти, и тот вынужден был спрятать поглубже свои подозрения. В худшем же случае судья мог вправить нам мозги уже во время судебного процесса — и эта мысль была гораздо хуже даже той, что мисс Морган Третья была убийцей мисс Морган Второй. Никому не хотелось попасть из-за этого за решетку. После этого Скотти немного приутих, хотя ранее он всегда превращался в огнедышащий вулкан, едва заслышав имя мисс Морган, какой бы по счету она ни была, — он считал, что она очень и очень плохо влияла на мою мораль. А что до спиритизма, в котором он вскоре начал подозревать нас обоих — хотя я клялся ему, что мы занимались археологией (мне пришлось ему кое-что рассказать, чтобы заставить его замолчать), — то он считал это занятие еще более пагубным для души, поскольку заниматься спиритизмом было неестественным, хотя цветущая пышным цветом аморальность была вполне естественна. Так или иначе, оба эти соображения заставляли Скотти скорбеть, так что мы старались говорить об этом как можно реже.

Насколько я понимал, даже если мисс Морган оказалась бы лгуньей, вампиром и вообще авантюристкой, у меня не было повода ожидать от нее каких-либо неприятностей; во всяком случае, если не считать того, что мне, возможно, придется расстаться с некоторой суммой в пределах разумного (не больше того, что я мог бы себе позволить потратить на чужие развлечения). И даже если мисс Морган была тем исчадием ада, каковым ее считал Скотти — что ж, я не собирался отказываться от удовольствий молодой жизни. И даже если бы она была всего лишь наполовину той, за кого ее почитал Скотти, — я все равно считал себя достойным этого, поскольку до недавнего времени моя жизнь была достаточно пресной.

Если же она говорила правду (а я был более чем наполовину уверен, что это так и есть) — что ж, нам было суждено свершить многое. Так что я решил приударить за мисс Морган в любом случае; в путешествии в четвертое измерение мне было уготовано место жертвы, так что, если бы оно не материализовалось — я был бы совсем не против почувствовать на себе клыки вампира.

Итак, на следующий день в полдень я встал с постели и добрался до офиса, всеми силами стараясь выглядеть ослабленным — никогда ранее я не чувствовал такого прилива жизненных сил, — и начал рыться в перечне подходящих домов, расположенных в Дикмауте или по соседству в Стар-бере, чтобы заполнить ими список для мисс Ле Фэй Морган. Когда Скотти узнал о том, чем я занимался, он лишь презрительно фыркнул, но далее ворчать не стал — в конце концов бизнес есть бизнес.

Ей хотелось приобрести нечто уединенное, с большими комнатами и подвалом, куда не проникал бы посторонний глаз, и рядом, насколько возможно, было бы море. Я обвинял себя в том, что продал своих белых слонов практически ни за понюшку табаку, тогда как некоторые из них чудесно подошли бы ей. Обыкновенно темные подвалы и уединенность представляют собой Проблему с большой буквы, и очень часто приходилось чуть ли не доплачивать людям, чтобы они согласились жить в подобных домах. Я серьезно подумывал о тех временах, когда объезжал владения Морганов, опустошая одну канистру бензина за другой и оставляя за собой след из выброшенных из окна автомобиля окурков, — с точки зрения сегодняшнего дня это было расточительством.

Неожиданно меня осенило: у нас есть как раз то, что ей нужно; меня не смущали обвинения Скотти в том, что я не могу оставить в покое спящих белых слонов и предложить нашей клиентке что-нибудь другое; он считал, что в этом случае мы могли бы рассчитывать на кое-какой навар от сделки. В моем же случае с выгодой оставались не только мы, но и она. За Дикмаутом, в дальнем конце Ривер Дик, находился большой мыс, вдававшийся в море более чем на милю. На его оконечности находился заброшенный форт, который Министерство Обороны сочло устаревшим и оставило галкам. Мой отец приобрел его для поместья Морганов в качестве залога. Он всерьез подумывал о том, чтобы сделать там уютную гостиницу с. площадками для гольфа позади; но, покупая его, отец позабыл поинтересоваться водоснабжением этого здания. Обнаружив, что наличие воды целиком зависит от того, насколько полны баки для сбора дождевой воды, он понял, что гостиницы из старого форта никогда не выйдет. Он мог бы подойти для дюжины вояк, никогда не злоупотреблявших гигиеной, но с воображаемым отелем типа «Гранд Империал Палас» форт ничего общего не имел. Тогда отец списал его на убытки и забыл даже думать о нем, разве что позволял любителям охоты поохотиться в окрестностях форта на кроликов; и когда последние обитатели находившейся в дальнем конце земельного участка фермы покинули ее, не нашлось ни одного желающего приобрести эту недвижимость, поскольку она была совершенно оторвана от окружающего мира.

Так что я решил показать мисс Морган товар лицом, продемонстрировав ей одного pis принадлежащих ей белых слонов, а заодно — почувствовать немного удовольствия от жизни вообще, оставив Скотти молиться за упокой моей души, если уж ему так этого хотелось. Я очертя голову бросился в эту авантюру, предчувствуя, что, во-первых, одержу победу, а во-вторых — много я не потеряю в любом случае. Позвонив мисс Морган, я сказал ей, что сегодня Провидение уготовило ей особый случай, чему она, кажется, поверила. Я открыл ей также, что сам Лунный Жрец, воздвигнув свой храм, приготовился к встрече с ней, так что ей необходимо взять с собой корзинку с едой (я не собирался объясняться со своею сестрой, которая, безусловно, сочла бы мисс Ле Фэй Морган давно вышедшей из того возраста, когда женщин приглашают на пикники). Я договорился с ней, что позвоню ей завтра на рассвете и заберу ее любоваться храмом, который воздвиг сам Господь.

Однако едва увидев ее глаза, я был готов отхлестать себя по щекам за мои мысли о ней. Кем бы она ни была с обывательской точки зрения — а друзья латиноамериканских президентов вряд ли могут оцениваться с точки зрения обывателя — она была безупречно честна, и я это знал. Она была абсолютно искренней, и если сказанное ею не было правдой, то это была не ложь, а игра ее воображения.

Я удивлялся тому, как она собирается передвигаться на своих высоких каблуках, если мне не удастся подогнать машину прямо к форту; но увидев ее выходящей из гостиницы, я заметил, что она сменила свои туфли на более подходящую для целей нашей поездки обувь, которая тем не менее все равно выглядела изящной. Очевидно, у женщины все же есть возможность надеть обувь, подходящую для работы, но не напоминающую своей формой речную баржу (хотя моя сестра считала, что такое невозможно). Вместо шубы на ней было просторное шерстяное пальто болотного цвета с большим пышным стоячим воротником из светлого меха. Поверх воротника виднелись только ее глаза. У меня сложилось впечатление, что еще никому не удавалось увидеть лицо мисс Ле Фэй Морган вне дома. Во всем ее виде чувствовалось какое-то странное, необычное изящество; я заметил, что через окна гостиничного вестибюля на нее глазели коридорные. Ранее мне никогда не доводилось быть спутником женщины, на которую мужчины столь явно обращали бы внимание, а оставшееся у меня после неудачной атаки чувство легкого томления лишь усилило мои ощущения.

Она была очаровательна и невероятно приветлива; но что делать с желанием наказать себя за те мысли, которые возникали у меня по отношению к ней? От одной мысли, что нас увидят вместе, меня заполонило чувство гордости властелина. На тот момент меня совершенно покинула общественная мораль — я вновь чувствовал себя распорядителем аукциона — и я с удовольствием и каким-то странным интересом наказал бы себя за это. Ведь это напоминает астму ¦— чем сильнее ты борешься, тем сильнее она тебя душит. Так или иначе, она приняла от меня эстафету, победно протрубив в рожок, а я, почувствовав, что проиграл дебют, полностью сник.

Хотя Белл Хед лежал перед нами на противоположном конце бухты, подобно выброшенному на берег киту, нам пришлось почти вернуться к Дикфорду, прежде чем мы смогли повернуть на нужную нам дорогу, так как паром, пересекавший устье реки, не перевозил автомобилей. Нам в конце концов удалось добраться до подвесного моста над ущельем, где местные жители добывали уголь, и углубиться в болота.

Земля здесь выглядела совсем иначе. Вместе с ландшафтом изменилось и мое настроение — ведь перед нами лежала земля, которую я видел в своем сне — тогда, когда я первый раз увидел Морган Ле Фэй (если это действительно была она, в чем я почти не сомневался). Позади нас лежал горный кряж, на дальнем отроге которого, в месте самого узкого брода и начала земной тверди и был построен Дикфорд. Все старые города воздвигались в неслучайных местах — и это умиляло меня; разъезжая по стране во время своих деловых поездок, я с удовольствием пытался определить, отчего та или иная деревушка стояла именно на этом месте, или почему лента дороги змеилась именно в том направлении. Обратив внимание на выстроившуюся вдоль полей цепочку ферм, можно было проследить, как гребень горного кряжа скрывался под земной поверхностью.

Здешние болота разделялись высокими дамбами и водорезами; на редких пятнах зеленой болотной травы паслись стада. Однако по мере нашего продвижения вперед дамбы закончились, уступив место нетронутой земле, предоставленной лишь власти воды и старых богов. Единственной плотиной была та, по которой проходила дорога; лишь цапли стояли в придорожных кюветах, абсолютно равнодушные к нам — в своей жизни они видели настолько мало автомобилей, что им казалось: замри они по привычке — и мы не увидим их, как не видела их рыба.

Неожиданно обуревавшие меня демоны грусти отступили, и, повернувшись к мисс Морган, я сказал:

— Именно на этом месте я должен был дымовыми сигналами указывать направление вашему кораблю, когда вы впервые появились в этих местах.

Из-за высокого мехового воротника ее пальто я не заметил, улыбнулась ли она при этих словах, но ее золотой голос прозвучал неожиданно глубоко:

— Так вы и это помните?

— Возможно, — ответил я и полностью сосредоточился на дороге, поскольку мое же собственное замечание тут же повергло меня в панику. Практически не имея опыта общения с женщинами, я обыкновенно веду себя с ними или подчеркнуто бесцеремонно, либо слишком официально. В любом случае управление автомобилем требовало концентрации внимания, поскольку мы проезжали по узкой, поросшей травой дороге, проложенной поверх гребня десятифутовой плотины, а присоединяться к цаплям внизу я отнюдь не собирался.

Слева от нас из бескрайней дали болот идеальной пирамидой подымался Белл Ноул. Его подножье окаймляли густые ели, но совершенно голая вершина была открыта всем ветрам и смотрелась непривычно значимо и гордо среди окружавших ее равнин. Я начал подъем в гору и, воспользовавшись выгодной точкой обзора, которую всегда получаешь, поднявшись хотя бы на десять футов над образованной речными наносами необъятной плоской равниной, показал мисс Морган расселину, в которой, по моему мнению, находилась та самая древняя морская пещера. Я также показал ей змеившуюся внизу узкую канаву, на дне которой то тут, то там зеркально поблескивали озерца застоявшейся веды — все, что осталось от Ривер Дик — древней реки, затопившей монастырь, а затем поменявшей направление своего русла,

Естественно, мисс Морган, как и всякая женщина, захотела свернуть и получше осмотреть место; однако это было невозможно, так как ближайший мост находился не менее чем в трех милях отсюда, у Старбера — такого же прибрежного городишки, как и Дикмаут, если его вообще можно было назвать городом. В последнее время он превратился в обыкновенную рыбацкую деревушку. Когда-то Старбер был настоящим большим городом и даже числился в Книге Судного Дня, поскольку мощный поток Ривер Дик не давал илу скапливаться в бухте; но стоило реке поменять свое русло — и слава покинула Старбер, так как теперь бухту могли пересечь лишь маленькие весельные лодки. Хотя за городом и сохранились длинные ряды каменной кладки — все, что осталось от некогда массивных причалов, — они уже долгое время использовались для постройки городских кварталов и мощения улиц; лишь глубокие траншеи указывали место древних фундаментов. Мой отец, приобретя последние из этих причалов, использовал добытый камень для постройки многих своих белых слонов, и я хорошо помню, как, еще будучи ребенком, ездил вместе с отцом на грузовой телеге — тогда еще автомобильные моторы были диковинкой для нашей глуши — и смотрел на громадные каменные глыбы, которые, прежде чем погрузить, разбивали на несколько кусков с помощью клиньев. Кладка причалов была воистину циклопической, а тонкая полоска цементного раствора, скреплявшего монолитные блоки, — настолько прочной, что порою было легче расколоть сам камень, чем цемент кладки. Я бы сказочно разбогател, если бы мне удалось узнать секрет приготовления такого цемента; сейчас ни о чем подобном даже не слыхали.

Когда я рассказал об этом мисс Морган, она рассмеялась.

— А знаете ли вы, что Старбер на самом деле назывался Иштар Бер, или Бухта Иштар [Иштар — богиня Солнца в Древнем Египте]? Когда мы виделись в первый раз, я направлялась именно сюда, а вы едва не заставили мой корабль налететь на песчаную банку из-за того, что вместо подачи сигналов вы просто сидели и мечтали — в точности так, как сегодня.

— Простите меня, — сказал я. — Я далеко не так глуп, как это может показаться, и вы сможете убедиться в этом, если узнаете меня получше.

— А вы хоть раз позволяли кому-нибудь узнать себя? — поинтересовалась она.