Когда я на следующее утро спустился на кухню и принялся готовить себе зерновой завтрак, Джим уже был во дворе — обследовал место преступления.
— Приставная лестница стояла у дома, — сказал он.
— Отпечатки есть? — спросил я.
Джим покачал головой.
Из столовой донесся голос матери:
— Отец сегодня сообщит в полицию.
Джим наклонился поближе ко мне и прошептал:
— Мы должны поймать этого типа.
Я кивнул.
Угнетаемый тревогой, я отправился в школу, где чуть не рассмеялся от радости, узнав одну новость. На переменке Тим Салливан сказал мне, что, по словам его отца, полиция собралась протралить лесное озерцо в поисках Чарли Эдисона. Я не мог поверить в такую удачу. Словно кто-то прочел мои мысли, и не только прочел — они собирались что-то делать. Видимо, с учетом обстоятельств исчезновения Чарли это был вполне разумный план, но я почувствовал облегчение.
В тот день Крапп сообщил, что полиция в субботу собирается обыскать озеро в поисках Чарли. Поэтому учителей попросили объявить: в ближайший уик-энд детям не разрешается приближаться к школьным полям или заходить в лес. И часть нашего домашнего задания состояла в том, чтобы сообщить об этом родителям.
— Мы пойдем в лес за домом Халловеев, — сказал Джим в тот день, когда я сообщил ему эту новость; мы сидели в его комнате; предполагалось, что брат делает домашнее задание. — Копы будут перехватывать ребят на школьных полях или, может, на Минерве, но так глубоко в лес они, наверно, не зайдут. Мы возьмем бинокль.
Я кивнул.
— Представляешь, вдруг они его вытащат из озера, — сказал Джим, уставившись в пол, словно наблюдал эту картину. — Нам нужно встать пораньше.
Я не был так уж уверен, что мне хочется видеть сцену выуживания Чарли из озера, но идти было надо, я это знал.
— Если его найдут, что это будет значить? Что он туда свалился или что его туда сбросили? — спросил я.
— Слушай, я кто, по-твоему, Шерлок Холмс, что ли?
После этого он научил меня, как оснастить нашу приставную лестницу. Это нужно было сделать на следующий день, после школы.
— Возьми две банки из-под лимонада и натолкай в них камушки, — велел он. — Привяжи их к лестнице леской с обеих сторон. Если он придет вечером и попытается взять лестницу, мы услышим и спустим Джорджа.
Неделя тащилась как черепаха: мы с нетерпением ждали субботней поисковой операции в озере. Когда я, вернувшись из школы, оснащал лестницу погремушкой, Мэри сидела рядом. Лестница лежала вдоль забора, в правой части двора, неподалеку от бельевой веревки. Мэри сосчитала камушки, которые я засунул в первую банку, и не дала мне привязать вторую, пока в ней не оказалось столько же.
— Еще два, — сказала она, когда я решил, что уже хватит.
Я посмотрел на сестру, а она подняла руку и выставила сначала указательный палец, потом — медленно — большой. Я рассмеялся и сунул в банку еще два камушка.
— Так значит, Чарли в этом озере? — спросил я, привязывая вторую банку; я еще не говорил с Мэри о переставленных ею фигурках в Драном городе.
— Он будет в озере.
— Ты уверена?
— Он будет в озере.
Я отправился на велосипедную прогулку в поисках того, о ком можно написать в тетради, и проехал мимо дома мистера Барзиты. Он был таким старым и незаметным, что я о нем почти забыл. Но теперь он стоял здесь, передо мной, и собирал граблями листья перед домом. Жена мистера Барзиты умерла, когда мне было всего семь, и с тех пор он жил один. Его участок был огорожен проволочной сеткой, а перед домом был не газон, как у других: мистер Барзита давным-давно посадил там ряд инжирных деревьев, и этот маленький плодовый сад почти совсем скрыл его жилище. Он жил в одиночестве и редко выходил за ворота, но всегда улыбался и махал ребятам, проезжающим мимо на велосипедах, и подходил к забору, чтобы поговорить со взрослыми.
Мистер Барзита принадлежал к числу тех стариков, которые, казалось, только сморщивались и со временем должны были просто сойти на нет, а не умереть от старости. Зимой я его ни разу не видел, но каждую весну он снова появлялся, еще более усохший, чем прежде. В жаркие летние дни он обычно сидел в своем шезлонге среди инжирных деревьев и потягивал вино, держа на коленях пневматический пистолет. Когда белки забирались к нему, желая полакомиться инжиром, он стрелял в них. Если прокричать ему: «Сколько?» — он считал хвосты и говорил, сколько белок удалось прикончить.
Как-то в воскресенье мы с отцом проезжали мимо дома старика, и я спросил у него, что он думает о мистере Барзите, который убивает белок. Отец пожал плечами и сказал:
— Этот парень во время Второй мировой служил в санитарном батальоне, на отдаленной горной базе в Европе. И там случилась вспышка менингита. Это болезнь мозга, очень заразная и очень опасная. Объявили набор добровольцев — ухаживать за больными. Он вызвался. Его и еще одного парня приставили к пятнадцати больным солдатам, запертым в отдельной палате. Когда все закончилось, в живых остался только он.
Я попытался представить себе, каково это — обитать в палате, наполненной стонами умирающих людей.
— Многие из этих старых пердунов, которые тут колупаются в городе… — начал отец и тряхнул головой. — Ты бы удивился.