После Дня благодарения Джим протер Драный город от пыли и снова занялся им — принялся ставить то, что упало, установил знак «уступи дорогу» на пересечении Уиллоу-авеню и Хаммонд-лейн. Он сделал фигурки миссис Хомретц и ее собаки Татела, а также новую миссис Харрингтон: старая сломалась под тяжестью собственного веса. Я ему помогал. Джим увидел машину, которую я выкрасил в белый цвет, и сказал: «Почти то, что надо». Каждый вечер, сделав домашнее задание, мы отправлялись работать в подвал. План Джима состоял вот в чем: пусть Мэри своими способами обнаружит бродягу и покажет это место нам. «И тогда мы схватим его», — сказал он.

Я порасспросил ребят в школе, не попадался ли кому человек в белом плаще, не видел ли кто лица в своем окне. Задавать вопросы надо было осторожно, чтобы никто не пронюхал, в чем тут дело. Но никаких следов бродяги не обнаружилось. Никто ничего не видел. О бродяге почти никто уже не помнил, хотя прошло всего две недели с того дня, когда миссис Манджини «видели в чем мать родила» и ее муж, Джо, рассказал об этом Деду, стоя на газоне перед домом. Я стоял там, когда появился Джо в фуражке проводника Лонг-Айлендской железной дороги, со свернутыми в трубку газетами под мышкой. После того как Джо ушел, Дед сказал: «Господи Иисусе».

Как-то вечером Джим позвал Мэри в нашу часть подвала. Мы услышали, как она разговаривает сама с собой, а потом занавеска, разделяющая две половины, сдвинулась. Мэри сделала шаг на нашу сторону, но ближе подходить к щиту не стала.

— Ты знаешь наш план? — спросил Джим.

— Ну, — подтвердила Мэри.

Я рассмеялся.

Джим хлопнул меня по руке и велел заткнуться.

— Мы хотим, чтобы ты сказала нам, где сейчас бродяга, — начал Джим, подняв бывшего солдатика с руками-булавками и светящимися глазами. — Покажи нам, — попросил он, протягивая ей фигурку.

Мэри покачала головой.

— Пока не могу.

— Да брось ты.

— Никаких комментариев, пока не будет исчерпан лимит времени.

Мы рассмеялись, потому что она украла эти слова из какой-то серии старого «Супермена».

— Что ты хочешь этим сказать?

Мэри повернулась, как робот, и прошла мимо нас к лестнице.

В тот день, когда я обнаружил сырную голову в кухонном мусоре, мы получили табели с отметками. До Рождества оставалось около недели, и Крапп мне напакостил. Вручая мне табель, он покачал головой. Там стояли неуды по арифметике и обществоведению, да и с остальными предметами все было не ахти. После долгого пути из школы я вошел в дом, чуть не плача. Джим ждал меня и тут же попросил показать ему табель. Взглянув мельком на отметки, он улыбнулся:

— Ты хорошо поработал. Тебе прямая дорога в Гарвард.

— А у тебя что?

— У меня только один неуд. Остальные — твердые С.

— Вот подожди — родители придут домой.

— Да не волнуйся ты. Скажи, что Крапп тебя просто ненавидит. Они на это купятся.

Но они не купились. Даже у Мэри, которая столько времени проводила в своей вымышленной школе, табель оказался паршивенький. Было много крика. Отец с красным лицом тыкал мне пальнем в грудь и говорил, что теперь я буду учиться арифметике у него. Джим сидел тихонько и только кивал. Когда все закончилось, нас отправили спать. Мэри пошла к себе по коридору, а я, осушив слезы, потопал вверх по лестнице следом за Джимом. Мы разошлись по своим комнатам. Перед тем как я закрыл дверь, Джим прошептал: «Эй». Я повернулся. Он резко присел на корточки, кряхтя и корча рожи. Рука его устремилась назад и прошлась по промежности. Потом на пол, между его ног, упал табель. Джим встал, вздохнул и закрыл дверь.