Был уже ранний вечер, когда Карли пересекла фойе, неся свой ужин – рыбу из магазинчика и сорбет местного производства из небольшого супермаркета на Бакстер-стрит. Элизабет Дженнингс сидела на лавочке.

― А это та молодая девушка, о которой я тебе рассказывала.

Слова предназначались женщине, сидящей рядом с ней, но прозвучали в пустоте фойе как провозглашение.

Компаньонка Элизабет расправила свои короткие седые волосы и поправила свой джемпер.

― Привет, привет тебе.

― Карли, ― сказала Элизабет своим учительским голосом. ― Могу я представить тебя Кристине Мэтьюсон, верной последовательнице нашего книжного клуба? Кристина, это Карли Таунсенд, наш новый жилец.

Возраст мог сказываться на суставах Элизабет, но не повлиял на ее память.

― Здравствуйте снова, Элизабет. Приятно познакомиться с вами, Кристина.

― Добро пожаловать в дом престарелых.

Кристина произнесла это, фыркнув и потешаясь.

― Элизабет сказала мне, что ты присоединишься к нам на вечере Диккенса.

Она была невысокой и широкой, была одета в спортивную кофту с джинсовой юбкой и ребристые колготки, ее речь была быстрой и c придыханием, будто она бежала.

― Да, жду этого с нетерпением.

― Кристина – обозреватель книг, ― добавила Элизабет.

Серьезный книжный клуб, подумала Карли.

― Правда?

Она улыбнулась, надеясь, что ни одна из них не спросит ее сейчас о Диккенсе.  Тестируя ее.

― О, смотри, вот и лифт.

― Он приходил и уезжал три раза, пока я разговаривала, ― засмеялась Кристина. ― В этот раз мне следует в него попасть.

― Элизабет, вам…

Карли почти сказала «нужна помощь», прежде чем вспомнила о реакции женщины в прошлый раз.

― Вы поедете наверх?

― Спасибо, Карли, но я полюбуюсь светом еще несколько минут.

Когда закрылись двери, Кристина нажала кнопки четвертого и пятого этажей – она, должно быть, жила в одной из больших квартир на верхних этажах склада.

― У меня есть много книг Диккенса, ― сказала она. ― Я могу принести парочку тебе.

― В этом нет необходимости…

― Какая тебе нравится? Или я могу дать тебе несколько на выбор. Да, думаю, так будет лучше. Сложно решить сразу, ты так не считаешь?

― Да, но…

― Тебе нравится твоя квартира?

― Да, она…

― Приятно знать, что в квартире Талии снова живут. Милая, милая девушка, и такой ужасный способ уйти, и даже не иметь возможности попрощаться. Мы бы все хотели иметь возможность сделать это. Подписать открытку, которую послала Брук, совсем не то. Я могу слышать, как маленькая Талия играет в коридоре пятого этажа. Иногда, я иду долгим путем до лифта, только чтобы послушать. Она тоже была членом нашего книжного клуба, и мы скучаем по ней. О, Брук тяжело это перенесла. Ты уже встречала Брук?

― Нет, я…

― Она будет рада, что кто-то въехал. Я думаю, что осознание того факта, что там никого нет, угнетало ее. Она примерно твоего возраста. Ты сразу же узнаешь ее, как только увидишь. Она на костылях. Она тоже будет на вечере Диккенса. Вот твой этаж.

Карли шагнула из лифта и повернулась, чтобы попрощаться.

― Приятно было познакомиться с тобой, Карли. Я очень скоро принесу тебе те книги. Это будет очень интересным обсуждением…

Двери закрылись. Карли усмехнулась.

― Вау, быстро говорит.

Может Кристина и была той причиной, по которой Элизабет решила насладиться светом подольше.

Кристина, очевидно, думала, что Карли знает больше, чем на самом деле, о той женщине, что жила в ее квартире. Карли впервые услышала имя Талии. Все агенты по недвижимости говорили, что она училась в консерватории, а затем неожиданно вернулась в Перт Перт – столица штата Западная Австралия, расположенная на юго-западе страны в месте впадения реки Суон в Индийский океан.

, а собственность пустовала полгода – позор, потому что односпальные лофты расхватывали как пирожки.

Открывая дверь в квартиру, Карли услышала мягкий щелчок замка, а глубокий мрак позади двери заставил кожу на ее голове покалывать от опасения. Она широко толкнула дверь, потянулась рукой и щелкнула выключателем, точнее всеми, густой свет залил длинный холл, спасибо Нейту. Полумрак на другом конце привлек ее взгляд на какое-то мгновение. Двери были заперты, сказала она себе. Никто не мог проникнуть внутрь при закрытых дверях… если только они не сделали дубликат ее ключа или… Не начинай, Карли. Она закрыла дверь, и пошла по холлу, будто ощущая на себе чей-то взгляд, а затем включила везде свет. Пусто, видишь? И все же, она включила свет над лестницей и в лофте, запрокинула голову, чтобы всмотреться в спальню. Теперь довольна?

Когда рыба оказалась в духовке, Карли сняла жакет, налила себе бокал вина и вышла на балкон впервые, как тут побывала полиция. На улице было прохладно и свежо, в воздухе ощущался соленый привкус моря из гавани.

Телефон в ее кармане завибрировал, пришла смс. Она сделала большой глоток вина, прежде чем прочитать его.

Ты в порядке? Ты нашла врача? Ты можешь вернуться назад, ты же знаешь. Селина и дети передают тебе привет. Позвони мне, я же твоя мать.

Карли закрыла глаза и сжала зубы. Она никогда не вернется обратно. Не должна была возвращаться в последний раз. Длинный уикенд превратился в тринадцать лет боли, трагедии и наказания. Все, что она хотела, было разрушено ее собственными омытыми кровью руками, доказательством тому стали жизни людей, которых она видела каждый день.

Она сделала еще глоток вина, ей никак не удавалось проглотить раздражение. Мать никогда не понимала, почему Карли просто не могла перешагнуть через это. Ты не делаешь это специально, говорила она. А затем следовало: ты не можешь иметь все, что хочешь, никто не мог. В конце концов, она ничего не доверяла Карли.

Ее мать будет продолжать слать смс, пока Карли не ответит, так что девушка прикончила вино и набрала текст.

Я в порядке. Я позвоню, когда буду готова.

Карли опустила свой взгляд на вид внизу, сражаясь с соблазном думать об этом, ощущать знакомый холодный пот вины. Самообвинение стало привычкой; это было легче, чем быть доброй к себе. Но пришло время, напомнила она себе. Она вынесла свое наказание, и она оставила ту версию себя позади, в Бердене.

Повернувшись, она позволила своему взгляду свободно плыть по освещенной новыми лампочками квартире и думать о Талии, женщине, которая играла здесь музыку. Карли думала, что это было что-то классическое и душевное, что наполняло воздух, и гадала какое же ужасное событие заставило ее вернуться в Перт. Ей было жаль Талию, жаль, что той пришлось уехать, и в то же время благодарна за это. Подняв свой бокал в тосте, Карли сказала:

―  Хорошей тебе жизни, Талия. Я должна тебе одну.

* * *

Мужчина и маленькая девочка остановились у входа на склад, когда Карли достигла его, задыхаясь после быстрой ходьбы из гавани. У парочки были одинаковые светлые кудри, мужчина штурмовал двери, в его руках были пластмассовые пакеты с шоппинга и розовый мишка Тедди. Маленькая девочка корчила рожицы в отражении стеклянной двери.

― Я забыл свой ключ, ― сказал он в интерком.

― Снова? ― ответила женщина, и двери открылись.

Вот так запросто можно было побудить кого-то открыть двери? Дружелюбный голос и извинение? Карли все еще не видела письма от Говарда, и он не ответил, когда она стучалась к нему в дверь утром. Это было халатно. Ее соседи должны быть предупреждены.

― Сегодня я буду тигром, ― сказала маленькая девочка, поворачивая голову к Карли.

― Повезло тебе.

Карли закрыла дверь домофона, проверила ее и пересекла фойе вслед за ними. Девочка шла сквозь тени, держась за руку мужчины. Тощие ножки и пружинистые локоны. От этого вида у Карли начали гореть ладони, она ощутила потребность сжимать маленькие пальчики в своей руке. Она хотела оставить и это в Бердене.

― В прошлый раз я была клоуном, ― сказала девочка, когда Карли ждала лифта вместе с ними. ― А до этого пиратом.

― Вау, кем ты только не была.

Карли улыбнулась в ответ на позабавленную улыбку мужчины.

― Я тренировалась рычать.

Девочка начала царапать воздух, издавая звук средний между бульканьем и кашлем.

Карли подпрыгнула, прижав руки ко рту.

― Боже, ты напугала меня.

― Все в порядке. Я уже больше не тигр. Сперва я буду жижей.

― Конечно.

― Краска для лица, ― сказал отец, нажимая кнопку второго этажа. ― На ярмарке.

― А где проходит ярмарка?

― В начальной школе.

Он почесал плечо.

― Каждую субботу.

― Я иду в школу в следующем году, ― прочирикала девочка. ― Мы живем на втором этаже. А где ты живешь?

― Я живу на четвертом.

― Меня зовут Алиса. А как тебя?

― Привет, Алиса. Я Карли.

― Ох, ты Карли, ― сказал мужчина, который казалось тоном, больше тыкал в нее пальцем, чем связывал ее с именем.

Она заколебалась.

― Да.

― Мы получили письмо прошлой ночью. Я не знал, что кто-то въехал в ту квартиру.

― Письмо? Прошлой ночью?

― Да, групповое сообщение от Говарда.

Он потянулся за рукой Алисы, когда двери начали открываться.

― Мы тут несколько небрежно относимся к безопасности. Не то чтобы мы были в Сиднее. Лучше запираться, если чувствуешь беспокойство.

Он пожал плечами, выходя, будто тем самым хотел сказать, что разговор окончен, а не извиняясь. Алиса перепрыгнула через порог.

― Это были не мы, к слову, ― сказал он.

Карли держала улыбку на лице, пока они не скрылись из виду.

― Какого дьявола? Почему она не получила письма? И что Говард сказал всем?

Пять минут спустя письма все еще не было, когда она проверяла почту. Он писал о ней, но не для нее? Она направилась назад к лифту, планируя вступить в новую дискуссию с Говардом. Но, когда она ступила на нижний этаж, прошла мимо доски объявлений и остановилась. Доска была застеклена, там были объявления о сборе мусора и о клубе бриджа, об общественном саде и парочка новостных статей. Она говорила с Алисой, когда заходила и даже не взглянула в эту сторону. Удивительно, учитывая размеры объявления о ней.

«Предупреждение об опасности» было написано большими, черными заглавными буквами сверху, а затем:

В квартиру четыреста девятнадцать (КАРЛИ ТАУНСЕНД, наша новенькая соседка) вломились рано утром во вторник. Карли считает, что нарушителя впустил кто-то из жильцов. Она расстроена по поводу брешей в системе безопасности и беспокоится о своей. Входные двери и интерком установлены для безопасности КАЖДОГО! НЕ впускайте никого, кого не знаете.

Лицо Карли покраснело, когда она прочитала это. Она просила Говарда напомнить людям, чтобы они были более осторожны, а не указывать ее имя и номер квартиры. Создавалось такое ощущение, что она винит всех в произошедшем. Не удивительно, что голос отца Алисы звучал оборонительно. Карли Таунсенд здесь неделю, а уже указывает на всех пальцем. Как будто у нее было такое право.

Она скользнула под стекло и вырвала лист из-под кнопки, гадая, что Говард написал в письме. Сочные сплетни о новом жильце? Что-нибудь, о чем они будут думать, проходя мимо нее в фойе, для пересудов в лифте и гараже? Она была только рада, что не использовала свое девичье имя; никто не найдет заголовков о Карли Таунсенд в интернете.

Карли постучала в дверь Говарда, но либо его не было дома, либо он не отвечал. Она нашла его номер в своем мобильном и написала:

Я не давала разрешение публично указывать мое имя и номер квартиры. Убрала ваш постер из фойе. Почему я не получила письма? Пожалуйста, ответьте скорее.

Затем она покинула здание, быстро идя вниз по улице, пытаясь заблокировать воспоминания, которые ее мучили. Взгляды украдкой, повернутые к ней спины, разговоры, что замирали при ее приближении. Прошло более десяти лет, после тех смертей и полицейского расследования, после обвинений и отверженности, но люди все еще помнили; это было в их глазах, их сдержанности, в дистанции, которую они держали. Даже, когда эта дистанция не соблюдалась, она видела обвинение на лице маленького мальчика, который никогда не узнает своего отца, тогда еще молодого человека, когда Карли в последний раз видела его и держала его за руку холодной длинной ночью, после которой он никогда больше не проснется.

Карли смахнула слезу с ресниц. Не делай этого, сказала она себе. Она была здесь, и ее соседи не могут ничего об этом знать. Говард сделал из нее требовательного нового жильца, вероятно тупого, который оставляет свои двери открытыми. Это не делало ее беспокойной, дважды разведенной, бездетной женщиной, которая повергла весь город в траур.