Вскоре новость о войне с Аргосом достигла Спарты. Слухи растекались по спальному корпусу, точно вышедшая из берегов река.
— Говорят, будто сорока спартанцам противостоит тысяча, — заявил Хиларион за ужином. Его отец отправился на войну, и сын получал все последние новости. — Аргивяне думали, что они сомнут нас, но фаланга не сдвинулась с места. Закончилось тем, что враг бежал, растоптав насмерть своих же воинов, а многие погибли от стрел, вонзившихся им в спину.
В разговор вступил Прокл:
— Верно. Вы слышали, что воин Клеон вызвал их лучшего солдата на поединок? И отрубил руку, в которой тот держал щит, но пощадил его. Клеон ни за что не захотел бы жить без левой руки. Он предпочел бы смерть невозможности стоять в фаланге рядом с товарищами.
Но не все вести были столь радостны. Приходили сообщения и о потерях. Однажды Лисандр, покинув тренировочную площадку, направился к отхожему месту и заметил Хилариона, сидевшего в тени у стены казармы. Юноша прижимал к себе щит взрослого воина и рыдал.
Подойдя ближе, Лисандр заметил, что в бронзовой короне на щите зияет большое отверстие — видно, меч пробил ее насквозь. Лисандру не надо было спрашивать, что случилось — отец Хилариона погиб.
Война шла уже второй месяц, и о ней стали говорить меньше. Похоже, здесь ее воспринимали как нечто само собой разумеющееся.
Поговаривали, что афиняне помогут своим соседям изгнать спартанцев.
Лежа ночью без сна, Лисандр думал о возможных исходах войны. Наверно, солдаты Аргоса ответят ударом на удар. Возможно, они вторгнутся в пределы Спарты и оттеснят спартанцев к морю. Тогда у мессенцев — народа Лисандра — появится возможность стать свободным.
Стоял конец лета, близилось время уборки урожая. На полях снова созрел ячмень, а ученики, облаченные в тяжелые доспехи, при полной выкладке совершали длительные марши. На их телах были нагрудники и ножные латы, на головах — шлемы, а в руках — копья и щиты.
Лисандру достались поношенные доспехи и ни к чему не пригодный старый вещевой мешок. Кожа нагрудника и передника, защищавшего пах, износилась, ее края обтрепались, бронзовая окантовка отслаивались. Наголенники проржавели от плохого ухода, шлем для головы Лисандра оказался слишком высок и узок, и болтался, отчего у него на ушах появлялись волдыри. Перед соревнованиями они должны будут появляться перед зрителями, и Лисандр с ужасом думал о том, как на него будут смотреть.
Полуденное солнце нещадно шпарило, через узкую щель шлема он видел лишь идущего впереди ученика. Подошвы ног стали жесткими, в них въедалась грязь. Мокрая туника прилипла к телу.
Лисандр почувствовал слабость, язык набух, глотка пересохла, он мечтал только о глотке прохладной воды. Ученики уже огибали поворот у храма Зевса и направлялись в лагерь, когда до слуха Лисандра донесся цокот копыт. Остальные тоже оглянулись.
— Стой! — Диокл поднял руку с копьем, останавливая подопечных.
Из рощицы выскочили два всадника и галопом понеслись к ним. Это были не спартанцы. В руках они держали легкие луки, к бокам коней были прикреплены колчаны со стрелами, через плечи переброшены небольшие округлые щиты.
Лисандр почувствовал, как страх приковывает его к месту, однако Диокл опустил оружие и приветствовал всадников, отдав им честь.
— Мегарийцы, — прошептал один из учеников. — Это видно по их щитам. Они наши союзники в войне против Аргоса.
Приближаясь к спартанцам, всадники пустили коней легким галопом. Диокл вышел вперед и взял коня первого всадника за узду. Конь был маленьким и тощим, фыркал и бил копытом. Всадник стал гладить коня по шее, пока тот не успокоился, затем спешился. Мегариец был весь в пыли.
— Новости из равнин Аргоса, — тяжело дыша, произнес он. — Нас послали, потому что мы скачем быстрее других…
Лисандр затаил дыхание. А что если аргивяне идут на юг и уже готовятся дать илотам свободу?
— Я принес весть о блестящей победе Спарты, — продолжил гонец. — Аргивяне полностью разбиты.
Послышались радостные возгласы, но Лисандр не присоединился к ним — надеждам илотов не суждено сбыться.
— Мы должны быстрее сообщить эту добрую весть Совету старейшин, — сказал мегариец и вскочил на коня. — Передайте всем, что слава Спарты не угасла!
— Обязательно передам, — ответил Диокл.
Всадники ускакали и вскоре уже поднялись на гребень холма, ведший к спартанской долине. Диокл обратился к ученикам:
— Это славный день для Спарты. Враг разбился о наши щиты, точно волны. В честь этого события сегодня остальные занятия отменяются.
Ученики снова радостно завопили.
Пока все медленным маршем возвращались в лагерь, Лисандр старался не прислушиваться к взволнованным разговорам. Илоты никогда не обретут свободу.
— Ты доволен, илот? — Это был Демаратос, с отвращением взиравший на Лисандра. — Мы еще раз доказали, что Спарта — самый могущественный город Греции.
— Конечно, я доволен, — ответил Лисандр, пытаясь скрыть свой гнев. Демаратос был прав. Никто не сможет одержать победу над спартанцами.
Орфей, Лисандр и Леонид сидели в самом конце классного помещения, а Ану демонстрировал всем какой-то предмет, который он называл счетами. Он привез их со своей родины. Счеты представляли собой деревянную доску с бусинками. Лисандр был поражен, что с помощью такой штуки можно было быстро посчитать разные числа.
— Математика скучна, — проворчал Прокл. — Считать должны уметь торговцы из периэков, а не воины.
— Ты так считаешь? — спросил Ану. — Но если пойдешь войной на врагов, как ты узнаешь, сколько еды понадобится твоим солдатам? Думаю, твоя славная армия, не дойдя до поля боя, вернется голодной и униженной.
До состязаний оставалось всего два дня, и математика почти никого не интересовала. Все ждали, когда капитаны команд назовут свои составы.
Демаратос, сидевший перед Лисандром, поигрывал мышцами и разглагольствовал о своей победе, как о предрешенном деле.
— Мой отец говорит, что в храме Ортии в мою честь поставят статую, — хвастался он. — В казарме нет никого, кто способен меня превзойти. С первого дня здесь я везде и всегда был лучшим.
Лисандр рассердился. Он тренировался, не жалея сил, и чувствовал себя отлично, несмотря на то, что лишился Огня Ареса. Уверенность придавала ему новые силы.
Он подошел к Демаратосу и небрежно сказал:
— Знаешь, не стоит тебе задаваться. Боги не покровительствуют возгордившимся смертным.
Демаратос рассмеялся.
— Кто ты такой, чтобы говорить со спартанцем о его богах? Ты, похоже, считаешь, будто окажешься мне достойным противником?
За ними наблюдал весь класс, предвкушая драку.
Демаратос повернулся к остальным.
— Кто здесь считает, что Лисандр может соперничать со мной? Кто думает, что илот побьет спартанца?
Все отвели взгляды. Демаратос подошел к Паусаниасу и ткнул того в грудь.
— Паусаниас, как ты думаешь, Лисандр победит?
Паусаниас покачал головой. Демаратос указал на Хилариона.
— А ты? Ты болеешь за илота?
Хиларион молчал. Демаратосу никто не ответил.
Одержав столь легкую победу, он грубо рассмеялся, пристально разглядывая учеников, сидевших с опущенными головами. Только Лисандр выдержал его взгляд.
Демаратос потряс головой.
— Ну и компания…
Кто-то откашлялся. Лисандр оглянулся. Это был Орфей.
— Я верю в Лисандра! — сказал его друг.
Улыбка на мгновение исчезла с лица Демаратоса, но лишь на мгновение. Орфея все уважали, но он пока оставался в одиночестве.
— Еще кто-нибудь думает так же? — громко поинтересовался Демаратос.
«Ну, не молчите же», — сказал про себя Лисандр.
Демаратос наслаждался своей победой.
— Еще раз повторяю свой вопрос. Кто еще думает, что этот плакса илот будет мне достойным противником?
Лисандр огляделся, но остальные ученики уставились в пол.
— Я так и думал, — сказал Демаратос с видом победителя. — Так считают лишь сам илот и калека. Никогда не думал, что среди спартанцев могут найтись такие уроды.
— Думаю, что он побьет тебя, — произнес спокойный голос. Лисандр увидел, как из заднего ряда вышел Леонид. — Я собираюсь взять его в свою команду. Тогда мы действительно увидим, кто лучше, и увидим в честной борьбе.
У Лисандра перехватило горло. После ссоры он и принц избегали друг друга. Лисандр представлял, каких трудов, наверное, стоило Леониду встать и сделать маленький шаг вперед. Он происходил из привилегированной семьи, и Лисандр видел, как нелегко ему принять правильное решение. Однако на этот раз Леонид проявил силу воли. И ради него — бывшего илота. Демаратос был поражен.
— Если хочешь, чтобы твоя команда проиграла, бери его к себе, — выпалил он.
Некоторые, осмелев, подняли головы. Теперь они смотрели на Демаратоса с нескрываемым любопытством.
«Вероятно, такого не было, чтобы Демаратосу кто-то посмел оказать неповиновение», — догадался Лисандр.
Демаратос уставился на Лисандра.
— Илот, думаешь ты такой твердый орешек? У меня есть тайное оружие, которое действительно поможет мне одержать победу…
«Огонь Ареса! Должно быть, он говорит о нем».
— Не дай ему втянуть себя в беду, — прошептал Орфей, коснувшись руки Лисандра. Тот скинул руку друга.
Все уставились на Лисандра и Демаратоса. «Амулет у него. Может, он и сейчас при нем», — Лисандр подошел к Демаратосу.
— И что это за тайное оружие? — спросил он, выдерживая взгляд Демаратоса. Его недруг скрестил руки на груди и многозначительно улыбнулся.
— Что за вопрос? Конечно, это сердце спартанского воина.
Демаратос вышел из казармы.
— И душа змеи, — пробормотал Орфей. Лисандр повернулся к другу. Рядом с ним стоял Леонид.
— Спасибо, — произнес Лисандр. Он поднял руку и дружески похлопал Леонида по плечу. Все было понятно без слов.
— Следует продолжать тренировки, если мы хотим побить этого громилу. Я обещал устроить ему на соревнованиях веселую жизнь, — робко пошутил Леонид.
Когда они втроем шли через двор, Лисандр услышал, как его зовут по имени. Это был Диокл. Стоя у своего помещения, он жестом подзывал его. Лисандр бросился к наставнику.
— Лисандр, речь идет о твоей матери…
Лисандру вдруг стало холодно.
— С ней все в порядке?
— Нет. Можешь пропустить остальные уроки и проведать ее. Возвращайся до заката.
Лисандр бежал изо всех сил, пока не достиг дальней окраины Акмилов. Охваченный страхом, он не чувствовал усталости.
Сарпедон все еще был на севере, и дом казался пустым. Ступая по мозаичной плитке, юноша неожиданно встретил Страбо.
Обычно на время войны слуге полагалось сопровождать своего хозяина. Но Лисандр вспомнил, что Страбо периэк. Тот нес стопку белья.
— Добрый день, господин Лисандр, — сказал Страбо.
— Меня вызвали к матери.
— Она в своей комнате. За ней ухаживает Кассандра.
Лисандр торопился и не знал, чего ожидать. У занавеса, закрывавшего вход в комнату, его что-то остановило. В комнате Атеназии кто-то был. Юноша пальцем отвел занавес и заглянул внутрь.
Держа в руке влажную ткань, над больной склонилась Кассандра. На ней была простая кремовая туника, перехваченная черным поясом. Волосы падали на лицо.
У Лисандра упало сердце: мать неподвижно лежала на кровати, на ее бледной коже выступили красные пятна. Девушка прикладывала влажную ткань к ее лбу.
Лисандр видел, что губы Кассандры шевелятся, но он не слышал успокаивающих слов, которые та произносила. Неужели это та самая девчонка, которая еще несколько дней назад презрительно называла его илотом? Он вошел.
Кассандра подняла голову. Не говоря ни слова, она передала ему ткань и вышла. В комнате пахло цитрусом. Наверно, такой запах был у лекарств, которые давали Атеназии.
Чувствовался еще один незнакомый Лисандру запах, который источали куски желтой смолы, дымившиеся на низком столике. Слезы благодарности хлынули из глаз юноши, и его сердце сжалось от невыносимой боли, когда он представил, что мать могла бы продолжать болеть в их прежней жалкой лачуге.
Лисандр подошел к кровати и взял руку матери в свои. Сухая тонкая кожа перетягивала костяшки пальцев. Глядя на мать, Лисандр подумал, что одна ее половина уже оставила этот мир. Дух постепенно покидал ее тело.
Лисандр поцеловал тыльную сторону руки Атеназии. От прикосновения его губ ее веки чуть раскрылись, и мать улыбнулась. Лисандр в этом мгновении узнал прежнюю мать, какой она была, когда болезнь ее не настигла. По его щеке покатилась слеза и упала на складки одеяла.
— Почему ты плачешь, мой мальчик? — хрипло спросила Атеназия.
— Мне трудно смотреть на тебя в таком состоянии, — ответил он.
— Купаюсь в спартанской роскоши? — спросила она, улыбаясь.
Лисандр едва улыбнулся сквозь слезы.
— Тебе больно? — спросил он.
— Нет, Лисандр. Я почти ничего не чувствую. Кассандра очень добра ко мне. Она необычная девушка.
Лисандр кивнул и, подавив слезы, приложил ткань ко лбу матери.
— Слушай меня внимательно, сын. Я прожила трудную жизнь, но ее нельзя считать несчастливой. Твой отец, Торакис, был чудесным, храбрым и нежным мужчиной. Теперь я вижу, что ты станешь таким же — настоящим спартанским воином.
Сухожилия под кожей шеи Атеназии напряглись, ее тело потряс приступ глухого кашля. Матери не хватало сил справиться с ним. Лисандр поддержал ее за худые плечи. Она тяжело вздохнула.
— Найди Огонь Ареса. Тогда я буду гордиться…
— Прошу тебя, мама, подожди… не оставляй меня…
— Я тебя никогда не оставлю…
Глаза Атеназии закрылись. Мать Лисандра умерла.
Когда юноша вышел из комнаты, у него иссякли слезы. Прощаясь с матерью, он гладил ее лицо, пока оно не остыло. Лисандр раньше никогда не видел, как умирает человек. Мать медленно угасала, будто свеча.
Глаза ослепил яркий дневной свет, Лисандр с изумлением увидел яркие цветы сада Сарпедона. Казалось, что им здесь не место.
Его отвлекли тихие шаги позади.
«Только пусть это будет не Страбо!»
Это была Кассандра. Она убрала волосы с лица и скрепила их на затылке длинной заколкой из слоновой кости.
— Она?..
Лисандр кивнул, пытаясь удержать новый поток слез.
— Атеназия была смелой женщиной, она очень любила тебя, — произнесла девушка.
При упоминании имени матери у Лисандра точно открылась рана, и его невольно охватил гнев.
— Тебе-то до этого какое дело? Она была такой же рабыней, как и я…
Лицо Кассандры залилось краской, она опустила глаза. Юноша тут же пожалел о своих словах.
— Извини. Я… — замолчал он, почувствовав прикосновение руки девушки к своему плечу.
— Я тогда неправильно о тебе подумала… — тихо сказала она. — Нас, спартанцев, учат, что мы лучше илотов. Должно пройти много времени, пока все станут думать иначе. Я не оправдываюсь, но… видишь, когда я узнала твою маму получше, то поняла, что не права. Я понимаю, ты не можешь простить всю Спарту за то, что это государство поработило твой народ, но, быть может, ты сможешь простить меня?
Лисандра тронули ее слова.
— Спасибо, — ответил он. — Друзья?
— Да, друзья, — улыбнулась девушка. — Сегодня вечером мы ожидаем возвращения Сарпедона. Он позаботится о похоронах твоей матери. Тебе пора в казарму. Я слышала, что Диокл очень строг.
Имя наставника насторожило Лисандра.
— Но кто тебе рассказывал об этом? — спросил он.
Кассандра опустила глаза.
— Так, никто. Наверно, Сарпедон… или Страбо… — слова Кассандры прозвучали неубедительно.
«Ложь», — подумал Лисандр.
— Кто тот человек, с которым ты разговаривала на улице? Я все видел.
— Ааа… А, ты имеешь в виду в то утро? Это был торговец. Я договаривалась с ним о фураже для моего коня, — уверенно ответила девушка, и Лисандру стало стыдно за то, что он подумал, будто она что-то замышляет.
Он уже собрался уходить, когда Кассандра остановила его.
— Лисандр, скажи мне одну вещь. Когда твоя мать впервые появилась здесь, в горячке она бредила о каком-то Огне Ареса. Она говорила, что ты должен его найти. Что она имела в виду?
Лисандр застыл на месте. Можно ли ей доверять? Он сомневался. Они приходились друг другу кузенами, выходили из одной семьи, однако до сегодняшнего дня Кассандра проявлял к нему лишь презрение. С другой стороны, мать говорила, что она добра. Юноша решил рассказать ей самую малость.
— Это амулет, — начал он. — Алый камень, принадлежавший моему отцу. Я им очень дорожу.
— Как замечательно, — откликнулась Кассандра. — Я искренне надеюсь, что ты найдешь его.
Лисандра тронуло ее внимание. Он уже не владел своими чувствами.
— Что ж, прощай, — выдохнул он. — Благодарю тебя за то, что ты заботилась о моей матери.
— Прощай, Лисандр, — ответила Кассандра.
Возвращаясь в казарму, Лисандр забыл об Огне Ареса.
Никогда больше не будет он сидеть, обедая за одним столом с матерью, никогда не услышит ее смеха, не увидит ее улыбки. На душе было тяжело. Но надежда не покидала Лисандра, как и решимость. Оба его родителя умерли, но они будут гордиться им.