По дороге Лисандр споткнулся, растянувшись в грязи, но поднялся и, не обращая внимания на жгучую боль, убежал в ночь. Только добравшись до края поселения илотов, юноша остановился. Ноги отказывались идти дальше.

Вперед его гнал страх, но когда сердце в груди забилось спокойнее, Лисандр снова почувствовал мучительную боль, ноги сводил судорога. Ему ничего не оставалось, как кусать губы и массировать стянутые узелками мышцы, надеясь, что судорога пройдет.

Наконец Лисандру хватило сил пройти по извилистой дорожке среди низких жилищ, которые его соплеменники называли домами. Поселение почти не изменилось с тех пор, как он был маленьким. Это было скопление низких глинобитных лачуг, расположенных близ реки. В воздухе стоял тяжелый запах животных и немытых людей. После изнурительного дня на полях царила тишина.

Теперь, когда страхи Лисандра улеглись, его обуревали тревожные мысли.

«Меня выследили? Неужели этот старый спартанец со шрамами разузнал, где я живу?»

Лисандр вспомнил о камне, который по-прежнему крепко сжимал в руке — Огонь Ареса. Он раскрыл одеревеневшие пальцы, и взглянул на лежавший у него на ладони амулет.

«Я чуть не потерял его», — подумал молодой илот.

Теперь алый камень казался почти черным, под ярким лунным светом на нем играли белые крапинки. Лисандр спрятал амулет в складках туники. Взявшись за дверь из необработанного дерева, он собрался с духом и вошел.

В единственной комнате лачуги было тепло, кожу стало покалывать. Последние угли догоревшего полена угасали на решетке.

— Мама? — тихо позвал он, стараясь дышать ровно. Никто не отозвался.

Лисандр тихо приблизился к огню, рядом с которым у стены стояла кровать матери. Он сам сколотил ее раму из кусков дерева, которые удалось стащить. Лекарь сказал, что его мать в столь плохом состоянии, что не должна спать на утрамбованной земле. Несколько месяцев назад кровать придвинули ближе к огню, надеясь, что тепло уймет боль у нее в груди.

Когда Лисандр подошел ближе, его пульс забился быстрее — что-то было не так. Он потрогал одеяла — кровать была пуста. Всматриваясь в угрюмую темноту, он оглядел комнату, но матери нигде не было видно.

Лисандр выбежал из лачуги. Ночь напоминала черное бездонное озеро, он слышал лишь тяжелое биение сердца в своей груди.

— Мама? — тихо позвал Лисандр. В ответ прозвучал стрекот цикад, облюбовавших окружавший поселение низкий кустарник. Юноша позвал громче: — Мама!

В одной из соседних лачуг кто-то недовольно проворчал в ответ.

В груди у Лисандра похолодело от страха, и он крикнул что было сил:

— Мама, где ты?

Рядом с лачугой раздался едва слышный стон.

«Мама!» Лисандр бросился в сторону, откуда прозвучал стон. Там, в беззвездной темноте, он обнаружил Атеназию.

Она сидела, прислонившись к стене глинобитной лачуги, рядом валялась опрокинутая пустая миска и немного чечевицы. На виске у женщины запеклась кровь.

Лисандр опустился на колени и прижал голову матери к своему плечу. Она так исхудала, что ему показалось, будто он держит маленького ребенка.

— Мама… тебя обидели? — заикаясь, спросил он. — Что случилось? Кто это сделал? — Юноша чуть не рыдал.

— Лисандр, никто не обижал меня, — вздохнула Атеназия. — Твоя глупая старая мать сама себе навредила.

Лисандр смутился, но голос матери успокоил его.

— Видно, я споткнулась обо что-то… — Мать поднесла руку ко лбу и поморщилась. — Я ударилась головой. Наверно, весь ужин пропал.

Лисандр почувствовал облегчение. Он обойдется тем, что осталось от ужина. Он бережно поднял мать на ноги.

Лисандр промыл во дворе остатки чечевицы и вернулся в лачугу. Снова горел огонь, отбрасывая во все стороны оранжевые тени. До наступления зимы надо будет починить крышу в тех местах, где потрескалась глина и частично отстала солома.

Атеназия снова легла в кровать. Лисандр промыл и перевязал ей голову.

Стоя на коленях перед огнем, он помешивал сухие целебные листья в кипевшем на медленном огне горшке. Пар жег Лисандру глаза, ему приходилось сдерживать слезы.

Мама болела уже несколько месяцев. Ее голубые глаза поблекли, кожа стала бледной, но сын видел в ней красавицу, какой она была прежде. Высокие скулы проступили резче, чем раньше, щеки провалились. Прежде каштановые волосы поседели и начали редеть. Но были по-прежнему длинными.

— Прости, — сказала Атеназия. — Впредь я буду слушаться тебя.

Лисандр улыбнулся. Зачерпнув чашкой немного лечебного варева, он, следуя совету матери Тимеона, добавил к нему мятного масла, чтобы Атеназии было легче дышать. Присев у кровати, он приподнял ей голову и медленно поднес чашку к ее губам. Мать отхлебнула глоток, и ее лицо исказилось.

У Атеназии вдруг начался сильный кашель, он сотрясал все ее тело и лишал возможности говорить. Сидя рядом, Лисандр ждал, пока пройдет приступ. Мать крепко ухватилась за него.

Сквозь ткань туники ногти Атеназии задели его раны, он не выдержал и вскрикнул от боли.

— Что с тобой? — спросила мать.

— Ничего, — ответил Лисандр. — Ничего страшного… так, получил несколько царапин, работая на поле.

— Твои глаза говорят, что это неправда, — не поверила Атеназия. — Покажи, что там.

Лисандр неохотно снял через голову тунику и повернулся спиной.

— Лисандр! — ахнула мать. — Кто это сделал?

— Агестес, — пробормотал юноша. — Мы… разошлись во мнениях.

— Лисандр, прошу тебя, расскажи, как это произошло, — сказала мать. — Мне страшно за тебя.

Лисандр рассказал ей о том, как урезали его долю зерна, и о последовавшей порке.

— Агестес — скотина, — заявила Атеназия. Вздохнув, она собралась встать с кровати. Лисандр тоже поднялся. — Оставайся на месте, — приказала она. — Хотя я и больна, но позаботиться о тебе еще смогу. Принеси ту табуретку и сядь.

Лисандр сделал, как ему велели.

Мать взяла кусочек ткани и сняла с каменной плиты чашку с теплой водой. Отбросив длинные, до плеч, волосы Лисандра, мать принялась прикладывать смоченную водой ткань к припухшим местам на его спине. Вдруг Атеназия застыла, и Лисандр услышал ее вздох.

— Где Огонь Ареса? — спросила она со страхом в голосе.

— Не волнуйся, мама, амулет при мне, — ответил Лисандр, доставая камень. Еще не время рассказывать ей о втором избиении, которому он подвергся за этот день. Это причинило бы матери лишние волнения. — Только ремешок порвался, и все.

Атеназия взяла амулет из руки Лисандра и тут же завязала его на шее сына.

— Лисандр, не забывай о том, что я тебе все время повторяю. — Никогда не снимай Огонь Ареса. Тебе понятно? Никогда. Храни его при себе. Обещай мне.

Лисандр не стал ни спорить, ни пускаться в объяснения.

— Мама, клянусь, я никогда не потеряю его. — Лицо Атеназии просветлело. — А теперь допивай свое лекарство.

Атеназия съела лишь немного хлеба и чечевицы. Лисандр доел все, что осталось от ее ужина. Набив желудок, он занял свое обычное место на земле и натянул на себя потертое одеяло.

Хотя горел огонь, через щели вокруг двери проникал холод. День выдался долгим и напряженным, но Лисандр не мог заснуть, хотя его тело изнывало от усталости. В темноте он мысленно увидел, как унесли бездыханное тело Като, затем перед глазами возник жестокий Агестес, жадный лекарь, наглый Демаратос и шайка спартанских забияк. И, наконец, перед ним появился Сарпедон. Лисандр вспомнил лицо старика, когда тот увидел Огонь Ареса.

Что выражал этот взгляд? Зависть? Жадность? Или же Сарпедон просто не мог понять, как в руках мальчишки-илота оказалась столь ценная вещь?

Лисандр перевернулся на бок.

— Тебе не спится? — раздался сонный голос матери.

— Я скоро усну, — ответил он. — Прости, что разбудил тебя.

Юноша пытался собраться с мыслями.

— Хорошо, если боги действительно существуют и видят нас, но почему они позволяют, чтобы с нами так обращались? Почему они сделали спартанцев хозяевами над нами? Почему те превратили нас в рабов?

Атеназия некоторое время молчала, потом заговорила — неторопливо, будто подбирая слова.

— Видишь ли, Лисандр, — начала она, пытаясь успокоить сына, — если мы не знаем, чего хотят боги, это еще не значит, что они не думают о нас.

— Значит, нам остается смириться с тем, что с нами происходит?

Какая-то собака залилась лаем.

— Тише, Лисандр, — сказала мать. — Не говори так.

— Разве тебя это не злит? — шепотом спросил юноша. — Разве ты не считаешь, что мы заслуживаем лучшей участи?

— Я не знаю, чего мы заслуживаем, Лисандр, и именно поэтому не сержусь. Полагайся на богов, и они не разочаруют тебя. Поверь, тебя ждут великие дела — такова твоя судьба.

— Сколько веков илоты возлагают свои надежды на парок! Мы, мессенцы, уже двести лет как в рабстве у спартанцев. Только представь, сколько таких, как мы, мечтают о свободе и собственной земле! Однако боги безучастно взирают на то, как они живут и умирают под спартанским игом. Я совсем не верю в богов! — Лисандр повернулся лицом к стене.

— Мой бедный Лисандр, — сказала мать. — Если ты отвернешься от богов, они отвернутся от тебя. Парки начертали тебе блестящее будущее, и ты должен оправдать его. А сейчас постарайся уснуть.

Посреди ночи Лисандра разбудил какой-то шум. Казалось, будто кто-то скребет утрамбованный пол.

«Мерзкие мыши», — подумал он.

Огонь почти погас, среди серого пепла догорал оранжевый уголек. Ему хотелось бы подбросить в огонь еще поленьев, но дрова выдавались в строго ограниченном количестве.

Взглянув в сторону матери, Лисандр заметил, что у нее сползло одеяло. Он встал и укрыл ее как следует. Атеназия вздрогнула, несколько прядей влажных от пота волос прилипли к ее лбу.

Лисандр нежно убрал локоны с лица матери, стараясь не разбудить ее. Затем снял с себя тонкое одеяло и накрыл им мать.

Снова раздался шум, и Лисандр застыл на месте. Ему показалось, что к двери лачуги кто-то подошел. Послышался топот — наверно, какое-то животное рылось в отбросах.

Он лег и положил руки на грудь, чтобы согреться. Снова послышался шум. Теперь на улице шептались. Лисандр встал и прижался ухом к двери. Слова разобрать не удалось.

Законы Спарты запрещали илотам в такой час находиться за пределами своих жилищ. Поэтому шум можно было объяснить лишь одним — там снова собрались люди. До Лисандра доходили слухи — илоты встречались в пещерах у реки. Сопротивление. Неужели они решили что-то предпринять?

Молодому человеку очень хотелось выйти и присоединиться к ним. Но разве это возможно? Они точно над ним посмеются и заставят вернуться в дом. Мальчишка тринадцати лет собирается сразиться со спартанцами!

Лисандр вслушивался, пока голоса не затихли. Становится легче, когда знаешь, что другие тоже жаждут перемен. В голове Лисандра проносились мысли о восстании и свободе. Он представил свою роль в грядущей битве. Прикрыв глаза, юноша увидел себя во главе илотов, наступавших на строй спартанских солдат. Рядом шли его братья-мессенцы.