Сэнди пыталась не ждать от этой поездки ничего сверхъестественного. И все же –не получалось. И когда, наконец, они с Артуром вышли из дверей аэропорта в Руасси, она почувствовала: наступил Париж. Именно наступил, как наступает выходной день или Рождество. Этот город в любое время года и в любую погоду казался ей многоликим живым существом. Он мог околдовать прелестью переулков, обольстить ароматами уличных кафе, заворожить трюками уличных мимов. Он завлекал стуком каблуков задумчивых красавиц с непременно грустными глазами, опьянял запахом свободы, растворенной в воздухе. Он мог влюбить в себя внезапно и бесповоротно или довести до исступления убийственной тоской. Обернуться холодным безжалостным дельцом, утопив в щемящем чувстве одиночества, вынудить бежать из него, сломя голову. И заставить думать о нем, вернувшись домой. Стремиться к нему, искать его в извилинах улиц своего города, и не найдя, вновь и вновь возвращаться сюда, каждый раз попадая в другой, почти незнакомый безумный, жесткий, нежный, неприступный, фривольный, снобистский, фамильярный, ироничный город…
У Сэнди с Парижем был роман, начавшийся, когда она беспечной студенткой приехала сюда впервые. После этого она была здесь много раз, но этот приезд был все же особенным. Она впервые была здесь с Артуром. У обоих были назначены деловые встречи, но их было немного, и они договорились, что смогут позволить себе несколько дней, чтобы просто походить по городу, показывая друг другу «свой Париж».
Артур неизменно останавливался в «Крийоне», но в этот раз здесь были заказаны два соседних номера. Все-таки, они –просто приятели, и так получилось, что их деловые поездки в Париж просто случайно совпали по времени. Ну, почти случайно...
Как только портье, доставив багаж, покинул ее номер, Сэнди набрала номер Гратовски. Домашний телефон молчал, и она, послушав монотонные гудки, позвонила на мобильный Николь, и уже через минуту с радостью узнала, что завтра Гратовски собираются приехать в Париж. В полдень у них была назначена важная встреча, ради которой они и едут во Францию, поэтому решено было пообедать вместе в час дня. Перед тем, как повесить трубку, Сэнди спросила:
– Есть новости по поводу талисмана?
– Завтра, Сэнди, ОК? – Ответила Николь. – Завтра все подробно расскажем.
* * *
Елисейские поля перетекли в авеню Де-ля-Гранд-Армэ, с нее машина свернула в Булонский лес. Через пять минут «Мерседес», в котором ехали американцы, остановился возле «Гран-Каскада» – ресторана, где они договорились встретиться.
Здесь можно было забыть, что ты – в одном из крупнейших мегаполисов мира.
Пышная зелень вокруг, озеро неподалеку, тишина и спокойствие, нарушаемое лишь пением птиц.
Полукруглый вход в «Гран-Каскад» напоминал колесо парижской карусели: такой же озорной, праздничный и яркий, с горящими даже днем огнями. Метрдотель, услышав фамилию Гратовски, на которую был заказан столик, проводил Артура и Сэнди внутрь. Хотя они приехали чуть раньше, Леонард и Николь уже были здесь.
За столом с ними сидел человек с незапоминающейся внешностью французского клерка.
Увидев Артура и Сэнди, Николь поднялась и пошла к ним на встречу.
– Это Бассанж, – вполголоса сказала она, поздоровавшись. – Пойдемте, мы уже закончили, и он уходит.
Наследник великого ювелира действительно допивал кофе с видом человека, завершившего деловую встречу и спешащего на следующую. Небольшого роста, лысоватый, с брезгливо поджатыми губами и будто выцветшими глазами, он производил скорее неприятное впечатление.
– Ну, что же, месье Гратовски, – произнес он, тщательно промокнув салфеткой губы. – Полагаю, все обязательства выполнены и счета оплачены. Еще раз благодарю вас за сотрудничество… Позвольте пожелать успехов и откланяться – меня ждут в другом месте.
Формально кивнув всем остальным, Бассанж быстро пересек зал и вышел из ресторана. Сквозь огромные окна, опоясывающие зал, компания наблюдала, как он садится в небольшую желтую машину и выезжает на дорогу. Только когда он скрылся за поворотом, Лео, наконец, оторвался от окна и, посмотрев на Артура и Сэнди, сказал:
– Неприятный тип… Но, в конце концов, нам с ним детей не крестить, а счета действительно оплачены, тут он прав. Здравствуйте! Давайте скорее закажем что-нибудь, очень есть хочется.
Через несколько минут, когда удалился принявший заказ официант, Сэнди чуть было не поддалась соблазну засыпать Гратовски вопросами. Однако это было бы… Словом, приходилось соблюдать приличия. И все предались спокойной неторопливой беседе, которую ведут с ленцой никуда не спешащие люди – о погоде, французской кухне, парижских выставках…
Хватило всех ненадолго –ровно до того момента, когда принесли аперитив.
– Так, друзья, – призналась Сэнди, – если мы и дальше будем изображать светское равнодушие, я, боюсь, взорвусь. Рассказывайте уже!
– Ну, наконец-то, – улыбнулся Лео. – А то мы чуть было не поверили, что равнодушие – подлинное. Итак… – с этими словами он погладил кожаную папку, лежавшую перед ним, и добавил: – Наш гонорар.
– Письмо Писарро? – скорее утвердительно спросила Сэнди.
– То самое, – подтвердил Лео, кивнув головой. – И теперь оно – наше.
– И значит, предстоят поиски? – спросил Артур.
– Уже идут, – ответила Николь. – Правда, пока без видимых результатов.
Видя искренний интерес американцев, Гратовски рассказали о том, что за это время им удалось составить генеалогическое древо Писарро и узнать о его прямых потомках, живущих в настоящее время. Их было четверо.
Самым первым, место жительства кого удалось установить, оказался голландец Герхард Янсон. Так как Саймон говорит по-голландски, что естественно для бельгийца, он и Мэттью два дня назад отправились в Амстердам. Они довольно легко договорились о встрече, причем у них сложилось ощущение, что Герхард готов принять каждого, кто хоть как-то в нем заинтересован. Обитает он с самого рождения прямо на каналах, в районе красных фонарей.
– Угадайте, чем он занимается?
Вряд ли этот вопрос предполагал ответ, но Сэнди быстро высказала первое предположение, которое пришло в голову:
– Э… сутенер?!
– Ого! Недалеко от истины. По крайней мере, в верном направлении.
– Красные фонари навеяли... – хмыкнула Сэнди.
– Так вот, Герхард Янсон – коллекционер и историк эротического кино. Ему уже за пятьдесят, но живет так, будто сексуальная революция только началась, и он – один из ее предводителей. Когда Саймон и Мэттью пришли к нему, он с порога предложил им немного курнуть за встречу. Первый этаж он сдает, как водится, под секс-шоп, а остальные три занимает сам, причем большая часть площади отдана под действительно колоссальную коллекцию киноэротики – с самых первых фильмов, чуть ли не времен братьев Люмьер. Комната, где он их принимал, с пола до потолка заставлена кассетами, дисками и бобинами с фильмами. Это, впрочем, его личное дело – чем бы дитя ни тешилось!.. Хуже другое – на интересующие нас темы он никак не откликается, и даже о своем происхождении практически не имеет понятия.
Знает только, что род пошел от «какого-то испанца, обосновавшегося в Амстердаме». А детали биографии предков ему глубоко безразличны. Похоже, единственное, что его действительно маниакально увлекает – это его коллекция. Как он утверждает, самая полная в мире. Чтобы, тем не менее, сохранить возможность продолжения контактов, Саймону удалось изобразить внезапно проснувшийся интерес к эротическому кино столетней давности и несказанно потрафить этим голландцу.
– Саймон не слишком напрягался, имитируя эту увлеченность, – вставила Николь.
– Зато Мэттью такая задача оказалась явно не по плечу, он был искренне скандализирован посещением Герхарда и хорошо еще, что сдержался и не высказал ему все, что думает. Но, так или иначе, наш первый блин оказался… таким, каким обычно оказывается первый блин.
– Что только повышает вероятность успеха при следующих попытках, – спокойно вставила Николь.
– А я бы еще потряс этого греховодника, – сказал Артур, не отвлекаясь, однако, от стоявшего перед ним блюда с креветками.
– Тебе просто хочется ознакомиться с его коллекцией! – предположила Сэнди и, обратившись к Лео и Николь, спросила: – А остальные наследники?
– Второй из них носит гордое имя Антуан Энрике Писарро, причем с ударением на последний слог фамилии. Такая модификация – результат французского влияния. Эта ветвь рода уже несколько столетий живет на юге Франции. Он тоже человек необычной профессии. Но полная противоположность Герхарду… Ваши предположения?
– Медбрат из «Армии Спасения»! – Сэнди выдала первую пришедшую на ум версию.
– Дрессировщик тигров, – ляпнул Артур и, кажется, сам удивился.
– Что-то среднее. Он священнослужитель. Более того, монах, – Леонард с удовольствием наблюдал, как лица американцев вытянулись от удивления. – Живет крайне уединенно на юге Франции, в Камарге.
– С ума сойти! – воскликнула Сэнди. – Я столько слышала об этом месте, но ни разу не была там. Это же заповедник? С какой-то совершенно сумасшедшей природой. Белые лошади, розовые фламинго…
– И черные быки! – добавила Николь. – Камарг ошеломляюще непохож на остальную Францию. И вообще на Европу. Кстати, лошади действительно белогривые и заставляют поверить в существование мифических единорогов.
– Правда, там стоит побывать, – согласился Лео. – До того, как окончательно стать частью Франции, Камарг часто менял хозяев, переходя от французов к испанцам, и обратно. Более того, существует версия, согласно которой даже его название связано с историей конкистадоров. Один из крупнейших инкских городов носил название «Кахамарка».
– Лео, – заметила Николь, – конкистадоры будут сниться нашим друзьям в страшных снах. А обед остынет.
– Не остынет, – возразила Сэнди. – Обещаю поглотить обед и не видеть снов, только продолжайте.
– Заметьте, вы сами попросили! Но вы представляете, как мне тяжело? – Лео обнял Николь и вздохнул. – Так вот... Вернувшиеся на родину конкистадоры, бывшие, по сути, бандитами, часто вынуждены были скрываться от закона. За границей это было легче, и они создали анклав на необжитой территории, перенеся туда не только привычки и образ жизни, но и название, которое давало им ощущение общности. Естественно, французское произношение со временем изменило «Кахамарка» на Камарг. Поэтому мы не удивились, узнав о том, что потомок Писарро живет именно там. Мы смогли найти адрес его электронной почты и направили письмо, в котором просили о встрече. Ответ содержал очень корректный и очень холодный отказ. Мы написали второе письмо, в котором объяснили суть интересующего нас вопроса: наследие его великого предка. Он вновь ответил отказом, не позволяющим больше настаивать. Пока как-то так… Второй из четверых – тоже мимо.
– И женские чары тут, по всей видимости, тоже не помогут, – прагматично заметил Артур, посмотрев на Николь. – Монах все-таки… А кто третий?
– Один из наследников Писарро во время испано-мавританской войны оказался на севере Африки. Тогда в Марокко было много испанцев, что чувствуется до сих пор. Например, Касабланка на испанском означает просто «белый дом». Кратчайший путь из Европы в Африку – через Испанию и Гибралтар в Танжер. Там, собственно, и обосновался третий потомок Писарро…
Здесь Леонарду пришлось отвлечься, чтобы продегустировать очередную бутылку вина, настойчиво подсовываемую услужливым официантом.
– Всем место хорошо, но сервис невыносим. Пепельницы у тебя под носом меняют так часто, что ни одной фразы договорить не удается. Итак, третьего мы нашли в Марракеше, и зовут его Ибрагим аль-Пизари – с учетом восточной традиции, фамилия почти не изменилась. Это дает основания надеяться, что он-то, в отличие от голландского родственника, знаком с историей рода. Но и здесь пока все плохо. Нам с ним до сих пор не удалось связаться – на письма он не отвечает... – Лео на минуту замолчал, погрузившись в свои мысли, а потом вдруг добавил: – Так что, остается четвертый наследник. Он живет в Париже, и с ним мы сегодня встречаемся в четыре.
Сэнди чуть не подавилась, услышав это.
– Как?! И вы молчали?!
– Вообще-то, я говорю не умолкая, – заметил Лео.
– А можно пойти с вами? – почти по-детски попросила Сэнди.
Гратовски переглянулись. Николь пожала плечами:
– Почему бы и нет? Назначая встречу, мы не говорили, что нас будет только двое.
– Только, чтобы у него не возникло лишних вопросов, нужно придумать, чем вы занимаетесь в «Артификсе».
– Отлично! Как насчет… – Сэнди задумалась, изобретая для себя область деятельности.
– …Дрессировщиков тигров, – пряча улыбку, снова предложил Артур. – А что? В детстве я мечтал работать в цирке.
Сэнди, будто не услышав этого предложения, серьезно произнесла:
– Я могла бы представиться искусствоведом. На встрече с Мэттью это, кажется, сработало…
– А я, поправ свое истинное призвание дрессировщика, мог бы соврать, что занимаюсь финансовыми вопросами в компании. В конце концов, это тоже не так далеко от того, чем мне приходится заниматься в жизни.
– Ну, что же, вполне достоверно… – задумчиво сказал Леонард, как-то по-новому разглядывая Сэнди и Артура.
– А как зовут счастливца, к которому мы направимся в гости? – поинтересовался Артур.
– Чучо Гузман. Редкое имя. Впрочем, удачное для модного фотографа. Кроме этого факта и его адреса мы практически ничего о нем не знаем. Ну, и происхождения, конечно. У Писарро, кроме жены-испанки, оставшейся на родине, той самой, которой он переправил талисман, со временем появилась жена-индианка, благодаря чему он породнился с Атауальпой. Так вот, если три первых наследника ведут свой род от Хасинты, то в Чучо бурлит кровь инков. Что до его фамилии, то здесь еще в 16-ом веке постарался еще один испанец, носивший эту самую фамилию. Тот Гузман, кстати, отправился в 1560-е годы вместе с младшим братом Писарро на поиски Эльдорадо, и даже был назначен первым губернатором этой, так и не найденной, страны. Впрочем, и сам не вернулся из экспедиции. О ней, кстати, есть очень неплохой фильм с Клаусом Кински – «Агирре, гнев божий». Посмотрите, проникнетесь эпохой… И вот к наследнику одновременно Писарро, Атауальпы и Гузмана мы с вами сейчас направляемся.
– Прониклись…– заключила Сэнди.
– Коллеги, насколько я понимаю, если мы хотим успеть на свидание с сеньором Гузманом, то нам действительно пора отправляться, – заметил Артур, глядя на часы.
– Встаем! – поднимаясь, откликнулась Сэнди.
– Складывается ощущение, что мы с Николь можем мирно провести время, наслаждаясь парижскими парками. Вы нам потом расскажете, как прошла встреча? – пошутил Леонард.
– Запросто! Гуляйте спокойно! – Сэнди начала подниматься.
– Я бы с удовольствием, но Саймон мне не простит, если я не опишу ему в красках, как невероятно Чучо Гузман похож на своего предка.
– Убедительно. Придется брать вас с собой! – согласился Артур.
* * *
Николь и Лео передвигались по городу на своем автомобиле, уже знакомом американцам. Ничего удивительного, триста километров от Брюсселя по скоростному шоссе – меньше трех часов, и ты в Париже. Судя по тому, как уверенно Леонард ориентировался на парижских улицах, он знал город не хуже Николь, которая родилась здесь.
Одиннадцатый округ Парижа, где проживал Чучо Гузман, оставлял двойственное впечатление. Такого Парижа Сэнди, пожалуй, еще не видела. Здесь обитали, в основном, эмигранты. И здания этого района, так же, как и люди, живущие в них, сильно различались. Мрачные, неухоженные дома перемежались со вполне респектабельными строениями. А население заставляло думать о Вавилоне – арабы, индусы, латиноамериканцы, африканцы, азиаты… Только европейских лиц почти не видно.
Леонард нашел место для машины на узенькой улочке, рядом с мрачноватым кафе, на террасе которого сидели и внимательно разглядывали каждого чужака довольно угрюмые типы.
– Пожалуй, дальше лучше пройти пешком, иначе не припаркуемся.
Идти пришлось недалеко. Вскоре компания оказалась у арки, ведущей во двор пятиэтажного дома.
– Видимо, нам сюда, – Леонард, глянув на номер дома, свернул под арку.
Они вошли в глухой двор. Резко пахло кошками и подгорелой едой. Сэнди огляделась. Со всех четырех сторон на них глядели окна: зашторенные, пустые, распахнутые настежь, разбитые – всякие. В одном из них, на втором этаже, свесив ноги наружу, сидел темнокожий юноша с чудовищной самокруткой в зубах.
– Привет! – крикнул Леонард. – Ты не знаешь, тут живет фотограф Чучо Гузман?
– Не-а! – и он снова принялся сосредоточенно выдувать дымовые кольца.
– Эй! Если вы имеете в виду вождя Чучо, то вам вон в ту дверь!
Оказалось, темнокожий паренек был не единственным, кто наблюдал за появлением четырех незнакомцев во дворе. Со второго этажа на них смотрела полная старуха в выцветшем зеленом платье, указывая на дверь отдельно стоящего приземистого строения.
– А что, краснокожий Чучо занимается фотографией? – справа, из окна третьего этажа, пожилой мужчина с роскошными усами вытряхивал пепел из трубки прямо на улицу.
– Еще бы! Малыш Чучо даже предлагал мне позировать ему! – в окне напротив появился худощавый старик в белой майке.
– Месье, Чучо Гузман живет здесь, – с мягким южным акцентом начала объяснять миловидная брюнетка из окна на первом этаже. – Не жмите на звонок, он не работает. Громче стучите. Но, по-моему, его сейчас нет.
– Благодарю, мадмуазель, – откликнулся Леонард, и компания двинулась в указанном направлении.
Дверь была не заперта, и они беспрепятственно прошли внутрь, оказавшись в узком темном коридоре. Когда-то белые стены сейчас были исцарапаны надписями на всевозможных языках. Но пол был выложен вполне приличной мраморной плиткой. В конце коридора было три двери, на одной из которых на честном слове держалась небольшая медная табличка: «Чучо Гузман. Художник». Несмотря на предупреждения девушки, Сэнди нажала на кнопку звонка. Ответа не последовало. Тогда Артур гулко забарабанил по двери кулаком.
Приблизительно через минуту послышались шаги, и дверь распахнулась.
– Открыто же! Я специально не стал запирать дверь, зная, что вы придете.
На пороге стоял мускулистый смуглый мужчина среднего роста с профилем, который принято называть орлиным, и широкими скулами. «Вождь», – подумала Сэнди. Впрочем, выглядел он скорее как художник: длинные, до плеч, черные волосы, черные брюки и майка, черный берет.
– Да вы проходите, – произнес хозяин вместо приветствия, и посторонился, пропуская их внутрь.
Гости принялись осматриваться. В отличие от убогого двора и обшарпанного подъезда, лофт, в котором они оказались, внутри выглядел вполне современно. Высокий потолок, почти полное отсутствие стен и огромные окна, выходящие на солнечную сторону, делали его очень просторным. В помещении господствовали три цвета: белый, стальной и красный.
В центре громадной светлой комнаты бросался в глаза большой красный кожаный диван. У дальней правой стены, выкрашенной в стальной цвет, располагалось подобие подиума – видимо, здесь Чучо проводил съемки. Там же стоял штатив с камерой, три осветительных прибора и вентилятор. Рядом находились японская бумажная ширма и открытый сундук, из которого свешивались разноцветные куски материи и боа из перьев. Вниз, к бильярдному столу уходила винтовая лестница, а сам бильярд целиком был виден сквозь прозрачный пол из закаленного стекла, так что, гоняя шары и ненароком подняв голову, игроки могли любоваться, например, танцующими над ними парами. Чуть дальше находилось еще одно просторное сводчатое помещение, в торце которого красовалась барная стойка с полным набором бутылок, а в центре – впечатляющих размеров джакузи, отражавшееся в зеркале на потолке посреди комнаты. Всю эту бредовую композицию завершал стоящий прямо перед джакузи мощный мотоцикл ярко-красного цвета.
– У вас очень необычное жилище, – обратилась Николь к Чучо, когда он вернулся. – Удивительный контраст с тем впечатлением, которое производит двор.
– Это очень европейская манера, судить о содержании по внешнему виду, – откликнулся хозяин, медленным жестом приглашая всех расположиться на диване и причудливой формы дизайнерских креслах, которые, казалось, были совершенно не приспособлены к использованию по прямому назначению. – Беда этой культуры в том, что она слишком большое значение придает оболочке, часто просто забывая о том, что за ней непременно должно хоть что-то скрываться. Хотя, что я жалуюсь: собственно, моя работа заключается в том, чтобы выдавать внешность за содержание.
Спокойная речь Чучо резко сменилась неестественно громким смехом. Но вдруг он также резко затих и, не моргая, уставился на Сэнди, будто только что ее заметил. Она замерла в напряженной позе.
– У вас очень интересное лицо. Я бы непременно хотел вас поснимать, когда вы придете… одна.
– Было бы, наверное, любопытно, но завтра… – краем глаза она заметила, как недовольно нахмурился Артур, – …но завтра мы улетаем из Парижа, поэтому, вряд ли это удастся сделать, – Сэнди ловко вышла из положения.
– Ну что ж, смотрите, – Чучо равнодушно пожал плечами, и, будто это не он мгновение назад сверлил глазами гостью, откинулся на спинку кресла и сменил тему разговора. – Кажется, господа, вы пришли по какому-то важному делу?
– Да. Но, думаю, будет правильнее, если мы сначала представимся, – откликнулся Леонард.
– Ага, давайте, – безучастно согласился Чучо. Казалось, вмиг потеряв интерес к людям, сидевшим в его гостиной, он взял со столика один из глянцевых журналов и уткнулся в него.
Гости переглянулись, и Леонард максимально коротко рассказал о том, чем занимается «Артификс», представив всех присутствующих. Чучо лишь периодически издавал монотонные «угу», ни разу не оторвав глаз от фотографий в журнале. Было не ясно, к чему относились эти междометия: к тому, что он слышал от гостей, или к тому, что видел на страницах журнала. Казалось, скажи сейчас Артур, что он дрессировщик тигров, а Сэнди – танцовщица в кабаре, реакция была бы точно такой же – безучастное «угу».
Николь взяла эстафету и, под те же равнодушные кивки хозяина, заговорила непосредственно о цели визита. Внезапно на фразе «нам удалось найти письмо вашего предка к его жене с описанием талисмана» Чучо оторвался от журнала, посмотрел прямо в глаза Николь, и тихо, сквозь зубы, проговорил:
– Интересно было бы взглянуть!
Надеясь остудить пыл Чучо, Сэнди неосторожно сказала:
– Разумеется. Только нам хотелось бы для начала посоветоваться с вами по поводу талисмана…
Эти слова произвели неожиданный эффект: не успела Сэнди закончить фразу, как Чучо, вмиг перегнувшись через подлокотник кресла, впился сильными пальцами ей в запястье и выпалил:
– Талисман! Вы его нашли? Покажите!
Сэнди стало не по себе. Поначалу она списывала странности фотографа на обычную для творческих людей эксцентричность. Но сейчас он ей все больше и больше казался не просто странным, но опасным. То, как плавные, медленные движения Чучо, сопровождаемые такой же тихой неторопливой речью, мгновенно сменялись стремительными порывами, а тон из усыпляюще-равнодушного превращался в угрожающий, напомнило Сэнди поведение крокодила, поджидающего добычу где-нибудь в тихой заводи на Амазонке.
Видимо, похожее ощущение возникло и у Артура, который зачем-то встал, и, засунув руки в карманы джинсов, приблизился к Чучо.
– Месье Гузман, – Артур заговорил медленно, голосом, который не оставлял сомнений, что говоривший не потерпит сопротивления своей воле, – нам понятно ваше желание узнать все и сразу. Но лучше обсудить все по порядку, не форсируя событий. Что касается талисмана, то мы только в начале поисков…
– Да и вряд ли я смогу продемонстрировать даже то, что у нас имеется, пока у меня скованы руки, – невинным голосом проговорила Сэнди.
То ли поддавшись незримому давлению американца, а скорее всего, какому-то собственному порыву, Чучо перевел взгляд на ее руку и, опомнившись, разжал пальцы.
– Вы правы, – произнес он вновь очень мягко, – мне просто стало любопытно. С вами такое бывает?
Было непонятно, к кому он обращается.
– Иногда, – Сэнди заговорила с фотографом мягко, как говорят с больными. – Любопытство свойственно людям – особенно, когда речь идет об их семье. Для вас, должно быть, очень важно все, что связано с индейскими корнями.
Предположение Сэнди звучало совершенно естественно, учитывая происхождение и внешность фотографа.
– Ой, да бросьте! – махнул рукой Чучо. – Да, я наполовину индеец. Но не столько горжусь этим, сколько пользуюсь. Я же фотограф, вы в курсе. Причем фотограф моды. Ну, вы знаете: глянец, показы. Шоу-бизнес, одним словом. Так вот, этот мир скорее откроет свои двери перед фотографом-индейцем, чем перед типичным французиком с камерой. Так что, не родись я индейцем, мне было бы гораздо сложнее работать в этой профессии.
– Весьма… прагматично, – заметила Николь.
– Главное, что это работает, – Чучо улыбнулся Николь и принялся разглядывать ее так же, как до этого Сэнди. – А вы? – его спокойный тон сменился на загадочно-вкрадчивый. – Вы не хотели бы сниматься у меня?
– А что, мужчин вы не фотографируете? – Артур начал вскипать. – Я готов специально прилететь к вам на съемку с парочкой друзей. Знаете, какие они милые! И так пластичны… А главное – очень любят фотографироваться.
– Так… что именно вы хотели спросить у меня о семье? – Чучо уже не замечал Николь, снова, видимо, потеряв какой-либо интерес к теме, которая захватывала его целиком еще минуту назад.
Артур почувствовал себя удовлетворенным и, успокоившись, замер на диване.
– Мы хотели бы услышать все, что вам известно о вашей фамилии. И, как вы могли уже понять, больше всего нас интересует тема фамильных реликвий, – серьезно ответил Леонард.
– Хм… не представься вы служащими некоего сыскного бюро, я бы наверняка решил, что вы грабители, покушающиеся на золото семьи Писарро, – фотограф снова внезапно засмеялся и так же мгновенно посерьезнел. – Кстати, возьмите мои визитки, – он положил на стол напротив каждого из гостей визитные карточки, которые имели уже знакомое цветовое решение: серебристый, красный и белый.
Правила этикета требовали, чтобы гости сделали то же самое. Николь и Леонард извлекли белые визитки с золотым логотипом «Артификса» и вручили их Чучо.
– А мадмуазель искусствовед и месье финансист крупных проектов? – хозяин выжидающе смотрел на американцев. Сэнди и Артур коротко переглянулись.
Оказывается, Чучо был вовсе не так рассеян, как им поначалу показалось, а равнодушие, с которым он слушал гостей, когда те представлялись, было явно напускным.
– Мы с Артуром только сегодня прилетели с конференции в Нью-Йорке, раздав там все визитки, что у нас были. Новые нам пришлют уже завтра, – Сэнди сама поразилась, как складно у нее получается, и мгновенно поняла свою оплошность.
– Куда же это пришлют?.. Вы же сказали, что завтра улетаете, – вкрадчиво улыбнулся Чучо и, снова переключившись, добавил: – ОК, неважно. Хороших людей видно и так. Так вот, вы, наверное, рассчитывали на длинную историю, спрашивая, что я знаю о своей семье. Но тут вы ошиблись. Да, мне известно, кем был мой предок... – тут он замолчал, прикрыв глаза, будто его посетила неожиданная мысль, которой он должен отдаться. Сэнди раздраженно нахмурилась.
– Кстати, хотите чего-нибудь выпить? – Чучо распахнул глаза, вскочил, и, не дожидаясь ответа, зашагал к кухонным полкам. – Отличный коллекционный чай! – закричал он оттуда, доставая две круглые жестяные коробки.
– Наверняка, решил нас отравить, – эту шутку Артура, произнесенную шепотом, Сэнди не нашла смешной.
– Вам он не кажется странным? Я бы не стала показывать ему письмо – мало ли что… – шепотом спросила она.
– А, может, вина? – явно улыбаясь, прокричал хозяин из кухни.
– Кстати, в истории отравлений вино – самый популярный напиток для разбавления ядов, – захихикал Артур.
– Нет! – тут же выкрикнула Сэнди. – Мы все обожаем чай! Просто жить без него не можем.
– А, ну, если жить не можете, то конечно! – донесся до них ответ фотографа.
Через пять минут Чучо поставил на столик прозрачный чайник, из которого изумительно пахло травяным чаем, и расставил перед гостями небольшие керамические чашки.
– Так вот, мне известно, кем был мой предок, – устроившись на прежнем месте, снова заговорил индеец. – История Писарро мне знакома. Но, думаю, много меньше, чем вам. Я знаю лишь, что он смог заполучить очень ценную вещь, принадлежавшую индейским вождям. В детстве, когда моя мать была жива, она часто мне рассказывала легенду о золотом амулете, который Писарро отобрал у Великого Инки, женившись на его сестре. Мать говорила, что этот амулет состоит из трех частей. И тот, кто найдет их все, получит истинное могущество. Впоследствии я не интересовался историей, так как увлекся совершенно другими вещами. И, признаться, считаю легенду о талисмане сказкой, которая существует, наверное, в каждой семье. Вот и все, – Чучо подлил себе чай. – Теперь ваша очередь. Покажите письмо.
«Да уж, считаешь сказкой, – подумала Сэнди. – Да ты, похоже, убить готов за этот талисман».
– Действительно, не густо, – согласился Леонард. – Ну что ж, давайте я расскажу, что знаем мы, и, может, вы сможете вспомнить что-то еще.
– Давайте! А то память, знаете ли, такая штука: никогда не знаешь, какой фокус выкинет, – загадочно проговорил индеец.
– А еще многие путают свое воображение с памятью, – не пытаясь скрыть недоверие, проговорила Сэнди. – Ведь о том, что талисман состоял из трех частей, стало известно только из найденного нами письма.
Чучо улыбнулся в ответ так, словно она произнесла тончайший из комплиментов:
– Европейцам – возможно. Но это – инкский талисман. А я, как и моя мать, – инка… Итак, – обратился он вновь к Леонарду, – ваша очередь.
Вопреки желанию Сэнди скрыть все, что им было известно и уйти, Лео поведал Чучо об успехах, достигнутых в расследовании. Фотограф уже не делал вид, что ему не интересно, но, как и в начале их встречи, его основной реакцией было то и дело повторяющееся «угу».
– …Так что, – заканчивал повествование Леонард, – вы – второй из потомков Писарро, с кем нам удалось встретиться. Ибрагима аль-Пизари нам пока разыскать не удается, а Антуан Писарро от встречи отказался. Боюсь, если провидение или какая-то третья сила не вмешаются в ход нашего расследования, мы окажемся в очень затруднительном положении.
– Третья сила, говорите… – Чучо хитро прищурился. – А где письмо? Вы обещали показать мне его, – он понизил голос, крокодильим взглядом уставившись на портфель, который Лео, войдя в студию, прислонил к торцу дивана.
– Ну что же, – вступила в разговор Николь, – мы, действительно, обещали показать вам его. И я по-прежнему надеюсь, что оно натолкнет вас на какое-нибудь воспоминание или идею, – она обворожительно улыбнулась.
– Непременно… – Чучо коварно заулыбался, а его глаза заблестели. – И, знаете, мадмуазель, я, кажется, уже начинаю припоминать кое-что.
– Мадам, – вполголоса, скрывая раздражение, поправил его Леонард.
– О, прошу прощения… мадам! – казалось, индеец издевался. – Однако это же не влияет на демонстрацию письма?
– Хорошо, – Леонард поднялся, взял портфель. – Помогите мне, пожалуйста.
Он принялся раздвигать кружки, чтобы освободить место для портфеля. Чучо с удивительным проворством соскользнул с кресла, и мигом расчистил журнальный столик.
– Вуаля! – фотограф рассмеялся в своей нервной манере.
«И он утверждает, что не интересуется историей семьи! Да руки вон как трясутся», – наблюдала Сэнди за происходящим.
Однако индеец не сделал ни единого движения, чтобы рассмотреть появившийся на столе лист бумаги.
– Это не серьезно, – резко заметил он. – Дешевая ксерокопия, которую может изготовить любой школьник, написав псевдоисторические каракули. Покажите оригинал.
Это было произнесено настолько категорично, что стало понятно – без оригинала разговор будет мгновенно закончен. После секундного колебания Леонард вновь открыл папку, и перед глазами фотографа предстал старинный документ. На этот раз Чучо буквально задрожал.
– Вот как! – бормотал он себе под нос, стоя на коленях перед столиком. – Письмо Хасинте… Вот она, уака… Ля серпьенте… А можно мне его отсканировать? Наверху, в лаборатории?
– Нет! – мгновенно отрезала Сэнди.
– Не стоит, – подтвердил Леонард. – Дело в том, что документ, как вы могли заметить, в плохом состоянии...
– Я буду очень осторожен.
– Письмо официально принадлежит другой организации, мы же позаимствовали его лишь на время, под строжайшим запретом копировать или переписывать, – на ходу сочиняла Николь, – поэтому мы не можем подвергать его опасности. Копия, которую вы видели, делалась на специальном оборудовании. Извините, Чучо.
– Ну, что ж, нельзя так нельзя. Мне просто было любопытно, – как ни в чем не бывало, проговорил, поднимаясь с колен, Гузман. – Кстати, я показывал вам свои работы?
– Еще не успели, – Сэнди по-прежнему внимательно следила за каждым его жестом. – Но вы, кажется, говорили, что вспомнили нечто!
– Ах, точно! Чуть снова не забыл, – гостей снова оглушил истерический хохот фотографа. – Я вспомнил про одного своего родственника. Вы о нем тоже вспоминали.
– Кажется, он морочит нам голову, – наклонившись к сидевшей рядом Николь, тихо проговорила Сэнди.
Николь чуть заметно пожала плечами в ответ.
– Чучо, прошу вас! Скажите, наконец, что вы вспомнили, иначе вы просто сведете нас с ума! – простонала Сэнди голосом светской барышни, умоляющей рассказать последнюю сплетню.
Это неожиданно сработало.
– Да-да, конечно, – будто спохватился хозяин, выпрямился в своем кресле и принял очень серьезный вид. – Я вспомнил, что некоторое время назад мне позвонил некий мужчина и представился моим дальним родственником. В нашем с ним разговоре и речи не было о талисмане, он просто хотел собрать всех живущих в данное время прямых потомков Писарро. Но знаете, я, хоть и в курсе истории моего предка, не фанат всех этих исторических родственных посиделок, – еще одна порция неожиданного смеха заставила Сэнди вздрогнуть. Как и прежде, смех резко оборвался. – В общем, я обещал поддерживать с ним связь. И ваш визит – отличный повод, чтобы братец, или кем там он мне приходится, не решил, что я не держу обещаний. Кстати, его зовут Антуан.
– Антуан Писарро сам звонил вам?! – быстро спросила Сэнди.
– А что в этом такого? Он же не папа Римский – почему он не может позвонить мне?! – обиделся индеец. – Между прочим, мне звонят настоящие звезды!
– То есть, вы хотите сказать, что у вас имеется номер его телефона? – не обращая внимания на обиженный тон индейца, спросил Леонард.
– Ну, конечно… То есть, был где-то. Нужно поискать…
– Тогда мы будем очень признательны, если вы поищете и дадите нам его.
– Э-э-э… Это невежливо, – Чучо хитро заулыбался, – лучше я сам его наберу. Расскажу про вас. А то, я смотрю, он не очень-то расположен общаться с вами.
– Хорошо, но, на всякий случай, мы бы предпочли иметь его телефон, – настаивал Лео.
– Давайте так: вы продиктуйте мне свой номер, и я попрошу Антуана перезвонить вам. А то, знаете ли, я не могу раздавать чужие номера без ведома хозяев, – индеец назидательно покачал головой.
– ОК, записывайте, – Лео продиктовал номер своего мобильного телефона. – Но не могли бы вы позвонить ему прямо сейчас? Для нас это очень важно.
– Конечно! – Чучо, забывший, казалось, о том, что номер еще нужно было где-то разыскивать, вытащил из кармана брюк телефон. – Уже звоню!
Улыбаясь, он встал и раскачивающейся походкой направился к подиуму.
Оттуда было совершенно не слышно, что он говорит. Гости же, пока хозяин важно прохаживался с трубкой в руке, устроили маленький совет:
– Ну, как вам вождь? – вполголоса поинтересовался Леонард.
– А что, все потомки Писарро такие ненормальные? – Сэнди переполняло то ли возмущение, то ли восхищение… она сама не могла определить противоречивой природы этих чувств.
– Что поделать, трудная наследственность! – констатировал Лео.
– Еще полчаса в его компании, и он начнет меня откровенно бесить, – признался Артур. – Он стремительно расходует скромные запасы моего терпения.
– Там, где кончается терпение, начинается выносливость, – философски заметила Николь.
– Думаю, нам не придется испытывать выносливость Артура, потому что все, что могли, мы уже узнали, – поглядывая за перемещениями хозяина студии, сказал Леонард.
– Точно. Мы узнали, что от Чучо ничего не узнаем, – подвел итог Артур.
– Если не считать возможности пообщаться с затворником Антуаном, – казалось, одна Николь симпатизировала фотографу.
– Послушайте, – зашептала Сэнди, – а вы уверены, что он звонит именно Антуану? Зачем вся эта секретность? – но получить ответ она не успела, потому что к ним снова подошел сияющий хозяин.
– Я все рассказал своему драгоценному родственнику, – Чучо потирал ладони. – Он не был заинтересован во встрече с вами, но я упросил его позвонить вам. В нашей семье, знаете ли, так заведено: если один брат просит другого о чем бы то ни было, считайте, что это уже сделано. Но он сам позвонит и назначит встречу. Только… – индеец прищурился, – братец, как бы это выразиться, немножко недоверчивый. Уединенная жизнь в провинции накладывает свой отпечаток… Он попросил меня сфотографировать вас и направить ему файл с фотографией. Чтобы какие-нибудь мошенники не могли выдать себя за вас.
– Впервые о таком слышу, – отозвалась Николь. – Говорят, так робкие девушки знакомятся с юношами по Интернету. Но если это приблизит встречу, то почему бы и нет… Нужно пройти туда? – она указала в сторону подиума, где стояла камера, закрепленная на штативе.
– Нет-нет, – Чучо суетливо замахал руками, – оставайтесь здесь, на диване. Это же не официальное фото! Я сейчас принесу камеру, – он стремглав бросился вверх по ступеньками и через минуту уже вновь стоял перед гостями с большим фотоаппаратом в руках.
– Маленькая семейная фотография! – с этими словами индеец принялся щелкать затвором камеры, зачем-то со всех сторон обходя гостей. После нескольких минут непрестанных «смотрим сюда», «вот так отлично», «да вы просто звезды», странная фотосессия, наконец, закончилась.
– Ну что ж, – засобирался Лео, закрывая портфель с письмом, – спасибо за интересно проведенное время.
– Как?! Вы уже уходите?! Во что бы то ни стало, заходите еще – я покажу вам свои работы! – не понятно было, то ли Чучо смеялся над ними, то ли всерьез желал продемонстрировать фотографии. – А в каком отеле вы остановились? – в своей неуловимой манере, он вновь задал совершенно неуместный в данном контексте вопрос.
– «Кост»! «Крийон»! – одновременно ответили Сэнди и Николь. И обе засмеялись.
– В общем, заходите, когда хотите, – будто и не расслышав ответов на свой же вопрос, заключил Чучо, прощаясь.
– Угу, непременно! – буркнул Артур.
* * *
На улице было прохладно и почти темно. Глубокие сумерки делали этот район еще менее похожим на тот Париж площадей и бульваров, который знала Сэнди. Выйдя из арки на улицу, все, не сговариваясь, остановились, чтобы собраться с мыслями после странного визита.
– Забавный персонаж, – сказал Лео. – Неординарный, и совсем не так прост, как хочет иногда казаться.
– Но эта история с Антуаном… – вслух подумала Николь. – Не уверена, что он звонил именно ему. Возможно, вообще никому не звонил, просто сделал вид, что говорит с кем-то, чтобы заручиться нашим расположением.
– Точно, – поддержала Сэнди. – Ему очень хотелось заполучить письмо, аж глаза горели. И эта странная фотосессия…
– Да он и фотографировал-то для того, чтобы снять письмо. Оно же все это время оставалось на столе. А с его камерой ничего не стоит получить вполне читаемый отпечаток, – предположил Артур.
– Возможно, – согласился Леонард.
На минуту повисло молчание. В нескольких метрах от них шла жизнь эмигрантского квартала. Казавшиеся в сумерках невообразимыми фигуры в экзотических одеяниях спешили по своим, наверняка, вполне обыденным делам, говорили на своих языках, переругивались, замедляли шаг, чтобы искоса бросить взгляд на редких в этот час чужаков. Все это вместе порождало чувство неоправданной, наверное, но вполне ощутимой тревоги.
– Давайте выбираться отсюда, – как будто прочтя мысли Сэнди, сказала Николь. – Предлагаю заехать к нам в «Кост» на Сент-Оноре, положить в сейф письмо и спокойно выпить хорошего кофе.
– Согласились, – сказала Сэнди, направляясь за Лео к машине.
Под дворниками на лобовом стекле белел лист бумаги.
– Черт! Очередной штраф за неправильную парковку, – с досадой произнес Лео, разворачивая листок. – Стойте… Это не штраф. Знаете, похоже, наш кофе откладывается…
На обычном листе бумаги была написана печатными буквами одна-единственная фраза: «Сегодня, в 20.00, улица Кинкампуа, в темноте назовите имя Франсиско».
– Становится не скучно, – сообщил Артур. – У нас всего час, вздремнуть не удастся. Мы едем?
– Конечно! – опередив всех, ответила Сэнди. – Мне кажется, тот, кто это писал, понимает, что именем Франсиско вытащит нас куда угодно.
– Даже в темноту, – согласилась Николь. – Но, друзья, вы совсем не должны, очертя голову, кидаться с нами на подобные непредсказуемые… вечеринки, – добавила она, обращаясь к Сэнди и Артуру.
– Дразнишь? – демонстративно-коротко спросила Сэнди.
– Хочешь лишить нас сладкого? – в тон ей добавил Артур..
* * *
Улица Кинкампуа оказалась узенькой и плохо освещенной, хотя располагалась в двух шагах от Бобура. Чтобы найти возможность припарковаться, Лео, как обычно, пришлось покружить по кварталу. Когда, наконец, они были на месте, до назначенного времени оставалось всего минут десять.
– Здесь, конечно, темновато, но все же не более чем на половине парижских улиц, – проворчал Лео. – Не можем же мы заходить во все подворотни и набрасываться оттуда на каждого прохожего с криком «Франсиско»…
– Предлагаю вариант, позволяющий сохранить приличия. Нужно сделать вид, что мы обознались, – сказал Артур. – Давайте набрасываться, слегка изменив пароль. Будем кричать: «Франсиско, брат! Ты вернулся!».
Сэнди взглянула на него укоризненно и предложила:
– Давайте пройдем по улице и поищем самое темное место.
– На собственную… голову, – добавил Артур.
Однако, поскольку других предложений не последовало, странная процессия начала двигаться вдоль домов, внимательно заглядывая в немногочисленные переулки. Буквально через сто метров шедшая за Лео Николь резко остановилась. Ее глаза, не мигая, смотрели поверх двери одного из ничем не примечательных домов. Невольно проследив ее взгляд, Сэнди обнаружила строгую черную вывеску, на которой белыми рублеными буквами были написаны два слова, заканчивающиеся знаком вопроса: «Dans le Noir?» – «В темноте?».
– Похоже, мы пришли, – заключил Артур, также изучавший вывеску. – Уютное местечко. Зайдем?
Ничего не ответив, Лео, чуть помедлив, подошел к двери и нажал кнопку звонка. Спустя несколько секунд дверь приоткрылась, и на пороге появился коротко стриженый мускулистый мужчина в черной майке и черных брюках. Оглядев стоявшую перед ним компанию, он равнодушно спросил:
– Вы заказывали?
– Знать бы, что именно, – шепотом сказал Артур.
– Конечно, – уверенно ответила Николь. – Имя Франсиско вам что-нибудь говорит?
– Секунду, – пробурчал здоровяк и уткнулся в блокнот, который держал в руке. Вероятно, найдя там нечто, удовлетворившее его, он немного потеплел и, раскрыв дверь шире, произнес: – Заходите.
Помещение, где оказалась компания, было освещено разве что чуть менее тускло, чем ночная улица. Прямо в торце виднелась небогатая барная стойка с напитками, за которой расположился, казалось, брат-близнец того, кто впустил их. Справа от стойки располагались металлические шкафчики, похожие на те, что предназначены для личных вещей в общественных бассейнах. С противоположной стороны виднелся проход вглубь помещения, прикрытый тяжелым черным занавесом.
Закрыв за ними входную дверь, привратник бесцветным голосом, не терпящим возражений, попросил их, в соответствии с принятыми порядками, оставить в сейфах все, что так или иначе может излучать свет: мобильные телефоны, фотоаппараты, зажигалки, часы.
– Какой славный прием, – прошептал Артур, доставая из кармана мобильный.
После того, как сейфы были заперты, здоровяк подвел их к бархатной портьере, закрывающей вход внутрь. Мгновенно из-за нее вынырнула темноволосая женщина небольшого роста, также одетая во все черное.
– Оливия вас проводит, – сказал портье и, посчитав свою миссию выполненной, удалился.
Женщина в черном, глядя куда-то в сторону, кивнула головой и попросила гостей встать в «индейскую линию».
– Что это значит? – шепотом поинтересовалась Сэнди, одновременно спрашивая себя, что именно в облике их провожатой кажется ей вопиюще странным.
К ее изумлению, Оливия услышала вопрос и, по-прежнему не глядя на Сэнди, но явно обращаясь к ней, произнесла:
– Выстроиться в индейскую линию, мадам, означает встать друг за другом, положив правую руку на плечо впередистоящего человека.
Услышав объяснение, и по-прежнему недоумевая, все, тем не менее, встали в «индейскую линию».
– А теперь, будьте любезны, стоящий впереди, дайте мне свою руку, – с этими словами женщина протянула руку навстречу стоящему первым в цепочке Леонарду, но сделала это как-то странно, будто нащупывая его ладонь. И тут Сэнди поняла, что в ее внешности казалось таким странным: девушка была слепа.
– Пожалуйста, следуйте за мной, – произнесла Оливия, и, отодвинув портьеру, прошла внутрь ниши, увлекая за собой гостей.
Когда плотный бархат за ними задернулся, выяснилось, что внутри темно. Все же, эта темнота не была непроницаемой, глаза быстро привыкли, и Сэнди смогла различить фигуры идущих впереди Николь, Леонарда и Оливии. Но тут Оливия распахнула еще одну портьеру, и теперь уже все погрузились в полный, непроницаемый мрак. Сэнди не видела ничего, разве только остатками зрения ощущала близость Николь, одетой в светлую блузку. Они сделали несколько осторожных шагов, и Сэнди почувствовала, как бархатистая ткань снова скользнула по ней: видимо, это была третья портьера.
В помещении, где они оказались, господствовала осязаемая, плотная, густая темнота. Невозможно было сказать, находишься ты в огромном зале или крохотной комнате, есть ли тут еще что-то или кто-то, или вокруг – полная пустота. Сэнди, лишенной возможности зрительно воспринимать мир, показалось, что ее поместили в вакуум, ей стало тяжело дышать. Только руки Артура, уверенно и спокойно обнимавшие ее за плечи, помогли сохранить самообладание. И почти сразу послышался негромкий голос Оливии:
– Господа, сейчас я провожу вас к вашим местам. Пожалуйста, не пытайтесь самостоятельно передвигаться по залу. Если вам что-либо понадобится, не стесняйтесь обращаться ко мне.
Их процессия двинулась дальше, сделав с десяток шагов, пока Оливия не произнесла:
– Мы пришли. Я помогу вам сесть.
– Сэнди, я надеюсь, ты простишь меня, если сейчас я не придвину твой стул, – привычный ироничный тон Артура вернул ей бодрость духа.
– Главное, свой нащупай!
– Привет! Вы что-нибудь видите? – подал голос Леонард.
– Теперь я начинаю жалеть, что в детстве ел мало моркови, – направляемый Оливией, садясь, кряхтел Артур.
– При чем тут морковь, Артур? Надо было налегать на рыбу – сейчас бы светился фосфором… Черт! – Леонард, похоже, налетел на стул и чуть не упал.
– Морковь, говорят, чрезвычайно полезна для зрения. Вы когда-нибудь видели зайца в очках? – Артур уже сидел за столом.
– А ты когда-нибудь видел кошку, которая ест морковь? – отозвалась где-то справа от Сэнди Николь. – Правда, даже если сейчас вокруг полно зайцев в очках, это зрелище не для нас.
– Я вернусь буквально через минуту, – сообщила из темноты Оливия и, судя по всему, исчезла.
Воспользовавшись ее исчезновением, компания принялась изучать обстановку и гадать, где они оказались. Судя по всему, они сидели за круглым столом. Тьма была абсолютной, стопроцентной – каждый попытался поднести руку к лицу, но так и не смог ее разглядеть. Поняв, что на зрение рассчитывать не приходится, они стали впитывать в себя темноту.
Первое, что поражало, были звуки. Вокруг, где-то неподалеку, негромко переговаривались люди. Безусловно, в помещении было довольно много людей, сидевших, вероятно, за такими же столами. Сейчас, когда Сэнди закрыла глаза, полностью отказавшись от визуального восприятия мира, ей показалось, что эти приглушенные разговоры вдруг стали невероятно громкими.
– Ну, и какие предположения? Мы хоть где? – спросил негромко Артур.
– Я бы сказал, что все напоминает заседание тайного общества, если, конечно, забыть, что это Париж, а на дворе двадцать первый век, – ответил Лео.
– А мне кажется, что это какое-то шоу, и через несколько минут оно начнется, – предположила Николь.
– Точно. Вспыхнет свет, окажется, что мы в аквариуме, все закричат «сюрприз» и нам начнут аплодировать, – заключил Артур.
Слушая их, Сэнди, экспериментировала с осязанием. Она принялась ощупывать место, где оказалась: круглый стол, покрытый гладкой плотной скатертью; большие бокалы… холодные, из тонкого стекла; приборы: острые ножи, вилки с длинными тонкими зубцами; рука… теплая рука с нежной кожей. Вдруг поняв, что трогает чью-то руку, Сэнди вздрогнула. Но тут же услышала:
– Сэнди, это ты? – оказывается, Николь так же постигала новое пространство.
– А это ты? Я уже подумала, что вот он, Ас, собственной персоной. Точнее, собственной рукой.
– Такая, значит, у меня рука? Тяжелый мужской кулак человека, которого называют Тузом…
– А вы знаете, что за нашим столом одно место свободно? – Артур, сидевший слева от Сэнди, похоже, тоже завершал тактильное знакомство со средой.
– Кажется, ты прав. Справа от меня пустой стул. Так… – Лео на секунду умолк, видимо, ощупывая стул, о котором только что говорил. – Надеюсь, что эта рука принадлежит тебе, Артур, и мне не придется объясняться с женой, что я, пользуясь темнотой, трогаю незнакомых женщин.
– Если ты остановишься на моем запястье, и не станешь хватать меня за коленки, то она не сможет упрекнуть тебя даже в том, что ты трогаешь знакомых мужчин.
При этих словах Лео, судя по звуку, чуть не сшиб стоявшие на столе бокалы, и все рассмеялись.
– Однако одно место он оставил для себя, – послышался вновь голос Артура.
– Кто это «он»? – переспросила Сэнди. – Ас?
– Лео, – раздался голос Николь, – посмотри… вернее, потрогай: портфель с письмом у тебя с собой?
– Где же ему быть? – отозвался Леонард.
– Может, ты лучше сядешь на него – мало ли что...
– Чудесная идея – посидеть на документе пятисотлетней давности. Ты не боишься меня разбаловать?
Не успел он договорить, как рядом раздался голос Оливии:
– Господа, красное и белое вино для вас. Я ставлю его в центр стола. Чтобы вы могли различить бутылки, белое – охлажденное, а красное – комнатной температуры. Вы хотели бы, чтобы я разлила его?
– Нет, спасибо, мадмуазель – мы попытаемся справиться сами, – ответил Леонард.
– Хорошо, месье, – и она удалилась так же бесшумно, как и появилась.
– И как мы будем его наливать в такой темноте? – резонно спросил Артур.
– Про «наливать» нас ничего не спрашивали. Было предложено «разливать», а с этим мы точно справимся, – уточнил Лео.
– Я слышала про технику слепых, – Николь, сидящая справа от Сэнди, потянулась к бутылке. – Нужно опустить кончик пальца в бокал, – она говорила медленно, видимо, озвучивая свои собственные действия, – и тогда почувствуешь, когда он наполнится до края. Вуаля! – она сделала глоток из своего бокала. – Кто еще будет белое?
– Я! – отозвалась Сэнди.
– Я! – в один голос откликнулись Артур и Лео.
– А мне, пожалуй, немного красного, – произнес низкий, спокойный мужской голос.
Сэнди вздрогнула от неожиданности и замерла, одновременно почувствовав, как напрягся Артур, чьего локтя она касалась.
– Добрый вечер, дамы и господа! Надеюсь, я не нарушил ваших планов, пригласив в этот оригинальный ресторанчик, – продолжал незнакомец. И Сэнди почему-то показалось, что он внимательно рассматривает их сквозь тьму. – Кухня здесь не самая изысканная, но зато ничто не отвлекает от беседы и не мешает мыслить… Все официанты, как вы, должно быть, догадались, слепы. Это уравнивает их в правах с посетителями – до занавеса не видят они, после занавеса – остальные… Кроме того, при всем желании, они никого не смогут описать, что в некоторых случаях очень удобно... Должен признаться, что мы следим за вашей деятельностью. И ваша работа, и настойчивость, с которой вы ей отдаетесь, вызывают у нас уважение. Вы, конечно, спросите меня, кто эти «мы». И я отвечу вам, что вопрос это праздный, и ответ на него никак не поможет вам в поисках. Во всяком случае, пока…
– Тем не менее, согласитесь, мы в несколько неравном положении, – произнес Лео. – Вы, судя по всему, нас знаете, а мы вас – нет.
– Я пригласил вас для того, – продолжал незнакомец, полностью проигнорировав замечание Лео, – чтобы сообщить, что предмет, который вы стараетесь найти, принадлежит другой семье. Прошу вас запомнить это: другой семье... Мы весьма заинтересованы в вашем успехе и хотели бы оказать вам посильное содействие. В качестве доказательства этого намерения мне поручено передать вам предмет, который, как мы надеемся, окажется вам полезным. Перед тем, как покинуть вас, я положу его в центре стола.
– О какой другой семье вы говорите? И значит ли это, что вы претендуете на вещь, которую мы ищем? – спросила Николь.
– Пожалуйста, не пытайтесь нас искать, – вновь, будто не услышав заданного ему вопроса, ответил невидимка. – Это бесполезно. Мы сами, если потребуется, найдем вас в нужный момент.
– Звучит угрожающе, – сказала Сэнди. – Вы не находите, что это противоречит вашим же словам о желании нам помочь?
На этот раз ответа не последовало. Пауза явно затягивалась, когда в тишине раздался голос Артура:
– Улетела птичка. Стул пуст.
– Как это? Мы даже не выпьем вместе за успех предприятия?! – послышался голос Лео. – Или нужно сказать «три, четыре, пять, я иду искать»?
– Тихо! – прошептала Николь. – Он еще может быть рядом.
– Что же теперь, нам и не говорить? – возмутился Артур. – Слепо-немые искатели сокровищ – таких должны всюду пропускать на места для инвалидов, это сэкономит нам множество сил!
– Никто не хочет посмотреть, что он оставил в центре стола? – спросила Сэнди.
– Браво! – искренне сказал Лео после секундной паузы. – Так бы и ушли… Не перевернуть бы бутылки… Так… Вилку оставил… Хотя, пожалуй, это не он. Ага! На ощупь это бархатный тонкий футляр… В нем, судя по всему… плоский предмет. Квадратный. Довольно тяжелый. Металлическая пластина. С отверстиями… Больше, похоже, ничего нет. Рассматривать предлагаю уже на улице.
– Господа, – проговорила вновь возникшая из ниоткуда Оливия. – Позвольте предложить вам заморить червячка, – с этими словами она уверенно принялась расставлять на столе тарелки.
– Что сделать?! – спросил Леонард и сам же опомнился: – Ах да, это же ресторан!..
– Простите, Оливия, – обратилась Сэнди к официантке, – а что за человек только что подходил к нашему столу?
– Человек? – в голосе официантки слышалось искреннее удивление. – Может быть, вы имеете в виду Сержа, официанта?
– Нет, этот мужчина не работает здесь. Видимо, один из клиентов. Впрочем, не знаю… Он подошел к нашему столу и через несколько минут исчез.
– Прошу простить меня, мадмуазель, но это совершенно исключено. Наши гости не перемещаются по залу самостоятельно. Это опасно: они могут наткнуться на что-нибудь, споткнуться. Все гости ходят только в нашем сопровождении. В нашем ресторане мы – ваши глаза.
– Я бы все-таки предпочел собственные, – проворчал Артур.
– Спасибо, Оливия, – выговорила Сэнди, и девушка бесшумно удалилась.
– Лео, портфель у тебя? – послышался озабоченный голос Николь.
– Мне кажется, он слипся со мной! Так и буду теперь жить с портфелем на заднице, – сообщил Леонард, по-прежнему сидевший на портфеле.
– Это удобно, Лео, – заметил Артур. – Руки свободны. Глядишь, благодаря тебе это войдет в моду.
Диалог несколько разрядил ситуацию, и все принялись исследовать содержимое тарелок, поставленных перед ними Оливией. Оказалось, что орудовать приборами – далеко не самое сложное дело в темноте. Труднее всего оказалось распознать, что именно лежит на тарелке. Все насторожено прислушивались к звону приборов.
Первым подал голос Лео, сосредоточенно проговоривший:
– Возможно, копаться в тарелке руками – не признак хороших манер, но для исследователя…
– Тем более, если никто не видит, – отозвалась Николь. По интонации можно было понять, что она морщится. – На ощупь напоминает горячую махровую салфетку, которую подают в японских ресторанах перед едой. Не уверена, что ее стоит пробовать на вкус…
Сэнди тоже решила полюбопытствовать и, нащупав приборы, аккуратно зацепила нечто, лежавшее на тарелке. Мгновение спустя все услышали ее обескураженный голос:
– По-моему, это чей-то мохнатый хвост...
– Послушаешь вас – весь аппетит пропадет, – с чувством произнес Артур и через секунду, уже с полным ртом, добавил: – А зря. Вкусно!
– Друзья, думаю, когда Артур расправится со своей порцией хвоста, приличия будут соблюдены, и мы сможем покинуть это место, не дожидаясь основного блюда. Оливия! – Леонард позвал официантку. – Мы, пожалуй, пойдем. Не могли бы вы нас проводить?
– Разумеется, месье.
«Et fiat lux» – с этими словами через минуту они вынырнули на свет из последней, третьей портьеры. Еще две минуты ушло на то, чтобы забрать из сейфов телефоны, часы и другие «светящиеся мелочи». Расплачиваться не пришлось – столик был оплачен заранее.
Выходя на улицу, Сэнди спросила:
– Как вы думаете, это был Ас?
– Мне кажется, это какая-то третья сила, никак не связанная с ним, – серьезно ответил Леонард, нажимая кнопки своего мобильного.– Кто-то звонил, – пояснил он. – Дважды. И сообщение… Черт! Смотрите!
На экране телефона светилось сообщение:
«Уважаемый месье Гратовски, прошу позвонить мне сегодня по определившемуся у вас номеру, даже если это будет поздно. Антуан Писарро».
– Ты смотри! – изумился Артур. – Не соврал индеец! Позвонил-таки братцу.
– Звони, – коротко сказала, глядя на Лео, Николь.
Через минуту Лео уже говорил в трубку:
– Добрый вечер, это Леонард Гратовски. Извините за поздний звонок… – видимо, Антуан прервал эти извинения, так как Лео замолк, а через минуту продолжил: – Завтра? Э… Конечно! Да, я понял. Но, видите ли… Хорошо. До встречи!
Лео закончил разговор, но еще секунду-другую, казалось, мысленно оставался со своим собеседником.
– Друзья… – сказал он, явно что-то обдумывая, – похоже, нам с Ник придется завтра же отбыть в Камарг. Точнее, в Арль – это в нескольких километрах… Антуан сказал, что Чучо поведал ему, по какому поводу мы хотим встретиться, и его это впечатлило. Представляете? – Лео усмехнулся. – Все время нашей с ним недолгой переписки он был уверен, что мы желаем с ним встретиться по поводу наследства другого не менее известного его родственника – Камиля Писсаро, художника-импрессиониста. А его уже и так замучили бесчисленные толпы любопытствующих. Приняв нас за таких же, как они, он, как обычно, решительно отказал во встрече.
– А почему такая спешка? Мы собирались еще день-два провести в Париже, – спросила Николь.
– Оказывается, через два дня он на несколько месяцев улетает в Тибет. Не знаю, видимо, перенимать опыт своих буддистских «братьев». Поэтому у нас есть всего два дня. Но он и вправду очень недоверчив. Он сказал, что встретится с нами только при условии, что мы привезем оригинал письма и документ, подтверждающий его подлинность.
– Нужно позвонить Саймону… На ночь глядя! – Николь с ужасом посмотрела на часы. – Он собирался отоспаться после Амстердама. Он нас съест!
– Он гурман, так что вряд ли. Но, если не позвонить, точно съест. А мы не получим документа о подлинности письма, потому что он в Брюсселе, – Леонард снова достал телефон, набрал номер профессора и протянул трубку Николь. – Давай ты поговоришь? Так жертв будет меньше.
Николь попыталась воспротивиться, но было поздно. Вначале бельгиец был беспощаден. Казалось, из телефонной трубки вот-вот посыпятся молнии, призванные испепелить «этот несчастный талисман», телефоны и вообще все, что мешает «честному человеку насладиться тем малым, что он требует от ночи». Но вскоре буря, похоже, стала стихать, и Николь смогла вставить несколько слов. Еще немного, и Саймон потребовал подробного отчета. Потом, видимо, следовал монолог профессора Дикселля, который не был слышен никому, кроме Николь. Остальные же получили только резюме в ее изложении:
– Саймон обещал первым же утренним поездом отправиться в Марсель, где мы должны будем встретиться, и дальше, уже вместе, ехать в Камарг.
* * *
Оказавшись, наконец, в машине, все решили, что пора, наконец, рассмотреть то, что оставил на столе «в темноте» загадочный невидимка. Странное впечатление, вероятно, производила компания из четырех человек, разглядывающая что-то при включенном свете, сидя в спортивной машине на ночной парижской улице. Но сейчас им было не до этого.
В мягком футляре из черного бархата лежала металлическая пластина с множеством квадратных отверстий. Вещица была явно древней, потемневшей от времени, с царапинами, немного погнутая. Было не очень понятно, что это, но, по крайней мере, это была вторая после письма Писарро реальная, осязаемая вещь, так или иначе связанная с талисманом.
– Она серебряная? – спросила Сэнди, проводя по пластине пальцами.
– Похоже на то, – откликнулась Николь.
– Кажется, что в расположении этих отверстий есть какой-то порядок… Правда, не могу пока уловить, какой, – Лео задумчиво крутил пластину. Потом он передал ее Сэнди, и она тоже с минуту сосредоточенно крутила серебряный прямоугольник, после чего пришла очередь Николь, закусив губу, рассматривать его. Только Артур, едва глянув на пластину, казалось, потерял к ней интерес.
Откинувшись на сидении, он выглядел совершенно отстраненным, подперев подбородок и уставившись куда-то невидящим взглядом. Было похоже, что он вспоминал что-то. Длилось это довольно долгое время, но по улыбке, в которой он, наконец, расплылся, было ясно: вспомнил. Наблюдая, как друзья крутят странную пластину, как бы между прочим, он заметил:
– Это код Цезаря. С его помощью еще в античные времена зашифровывали послания… Что вы так на меня смотрите? – добавил он, поймав на себе удивленные взгляды. – Ну, было… В детстве я увлекался книгами по криптографии. Не такая уж большая перверсия.
– Браво! – восхитился Лео. – Конечно, это криптографическая маска! Блочный шифр, создание которого приписывается Цезарю! Артур прав, его использовали для защиты переписки от любопытных глаз. Письмо по буквам вписывается в отверстия. Когда все отверстия заняты, квадрат поворачивается на девяносто градусов, и освобождаются новые места. Так четыре раза – по числу сторон квадрата. Не имея этого ключа, послание прочесть невозможно – оно кажется хаотичным набором букв. В нашем случае их… восемь на восемь. Как на шахматной доске.
– То есть, – заговорила Николь, – где-то должен существовать текст, расположенный в форме квадрата и состоящий из шестидесяти четырех букв? И, наложив эту пластину поверх текста, мы получим связное послание?
– Именно! Считайте, мы почти узнали, под каким деревом старый конкистадор зарыл сундук с талисманом, – воскликнул Артур. – Осталась сущая мелочь…
– Узнать, под каким деревом он зарыл сундук с квадратным письмом, – продолжил в том же тоне Лео.
* * *
Гратовски высадили Сэнди и Артура у входа в «Крийон» на сияющей ночными огнями площади Согласия.
– Ну что же, – сказал Лео, прощаясь, – завтра утром мы должны быть в поезде. Спасибо вам. Вместе с вами мы успели весьма ощутимо продвинуться в Париже.
– Не верится, что еще сегодня в полдень мы, ничего не предполагая, сидели в ресторане в Булонском лесу, – сказала Сэнди. – Все это за один день!..
Она испытывала смешанные чувства. Ей был необычайно приятен этот почти бесконечный непредсказуемый день, увлекший их в стремительный водоворот загадок, вновь напомнивший приключенческое кино. Не хотелось думать о том, что все это заканчивается, а завтра начнется запланированный и еще недавно казавшийся столь привлекательным отдых – шатания по галереям, встречи со светскими знакомыми, неспешные, тщательно выверенные беседы в гастрономических ресторанах… Поиграли в команду сегодня – и хорошо. Не могут же они с Артуром напрашиваться в попутчики «Артификсу».
– Вы нам все расскажете? – спросила она уже перед самым входом в отель.
– Обещаем! В деталях!
– Может, поедете с нами? – предложила Николь.
– Спасибо… Но у нас встречи, – Сэнди слукавила, боясь, что, согласившись на это проявление вежливости, будет выглядеть навязчивой.
Стоя у распахнутой предупредительным портье двери «Крийона», она наблюдала, как удалялись красные огни машины.
– Сэнди! – позвал Артур, стоя на пороге отеля. – Ты идешь?
Они уже подходили к лифтам, когда их догнал портье:
– Месье Кемерон?
– Да.
– Вам письмо! – он вручил Артуру конверт, запечатанный сургучом, на котором ясно читался оттиск странного креста, соединенного с изображениями сердца и якоря.
– От кого это? – Сэнди удивленно смотрела на печать.
– Не очень похоже на деловую корреспонденцию, – ответил Артур. – Может быть, твои друзья-художники с приглашением на очередную выставку?
На тонком белом листе с таким же, как на печати, вензелем, был напечатан короткий текст:
«Мадам! Месье! Граф д’Арлатан имеет честь пригласить вас посетить завтра его фамильный особняк в Арле».
– Ты знаешь этого графа? – спросила Сэнди как можно равнодушнее.
– В первый раз слышу. Арль – это где? – посмотрев на нее, ответил Артур.
– Это там, где Гратовски встречаются с Антуаном! Так что, боюсь, это связано с талисманом, – предположила Сэнди и, посмотрев на Артура, добавила, –ну, хорошо, хорошо! Не боюсь. Надеюсь!
Минутой позже она уже набирала телефонный номер:
– Николь! Мы едем с вами!