Блэйк

Следующее, что я понимаю, что наступило утро. Солнечный свет пробивается сквозь шторы спальни Хани, запах кофе и бекона сжимает мне желудок. Ебать. Я ночевал у нее. Я посмотрел на часы и увидел, что уже больше десяти утра. Я не могу вспомнить, когда я последний раз просыпался так поздно.

Стоп… Я вспомнил, и это лишило меня воздуха. Моя мама разбудила меня ближе к полудню, чтобы сказать, что звонила Джордан, и просила приехать за ней, чтобы поплавать в нашем бассейне. Ее машина была в мастерской, и я был ее личным водителем всю неделю. Бормоча, я заставил себя вылезти из постели, поехал за ней, и привез ко мне домой плавать.

Спустя столько лет, я все еще помню ее белое бикини, и как оно оттеняло ее темный загар. Мама Джордан была мексиканкой, и наградила свою роскошную дочь ее темными волосами и кожей.

Моя мама приготовила нам ланч и ушла в парикмахерскую. Как только ее машина покинула подъездную дорожку к дому, мы побежали в мою комнату, где следующие два часа занимались любовью, пока я не повез ее обратно домой, она должна была присмотреть за своим младшим братом. Грузовик ударил нас через четыре квартала от моего дома и за шесть кварталов до ее дома. Я этого не ожидал.

Воспоминания огорошивают меня, вызывая боль и напоминая, почему я не ночую ни с кем, почему не завожу отношений, или не теряю себя с помощью силы прекрасного забвения, которое приносит сон — потому, что мои кошмары возвращают меня в темноту.

Убегаю от прошлого, боли и скорби, которая выжимает все соки, но еще не нашел лучшего защитного механизма. Таращась в потолок Хани, я провожу пальцами по волосам, мечтая о каком-то средстве для стирания памяти. Ирония в том, что я не помню саму аварию, но четко помню каждую минуты, проведенную с Джордан. Я помню блаженную радость первой любви и ужасную, мучительную агонию, когда узнал о ее смерти.

Я содрогаюсь от воспоминаний о том, как мои родители в слезах стояли у моей больничной койки, когда сообщали мне новость.

Какого хера я думаю об этом дерьме сейчас? Злой на себя, я поднимаюсь и иду в душ Хани. Я одеваюсь быстро, с намерением убраться отсюда как можно скорее и при этом не показаться грубым.

Хани на кухне, одета в футболку, что едва прикрывает ее голую задницу. Волосы собраны в высокий хвост на макушке, и она напевает кантри-песенку своим чистым голоском, который напоминает о временах, когда она была певицей в местной группе. Странное чувство возникает внутри меня, наполняя меня тоской. Не могу сказать, почему я тоскую, но знаю, что это как-то связано с ней.

— Голоден? — спрашивает она, шпионя, как я рассматриваю ее.

— Я мог бы поесть. — Стоп, откуда эти слова? Я же собирался уходить. — Пахнет превосходно.

Она жестом указывает на барные стулья у стойки.

— Присаживайся.

Я уйду после завтрака. Она же напряглась и приготовила его. Будет как-то тупо не остаться и не поесть приготовленную ей пищу, а еще я голоден. Яйца легкие и пушистые, бекон прекрасно поджарен, и тост намазан маслом для меня. Она придвигает ко мне кружку с кофе, приготовленным так, как я люблю, со сливками и двумя ложками сахара, и присоединяется ко мне за соседним стулом.

Она дала мне вдвое больше, чем себе [имеется в виду размер порции — прим. перев.]. Метафоры не потеряны для меня. Той ночью она пришла ко мне с желанием быть с мужчиной, который знает, как ублажить женщину. Но может ли она догадываться, что ее милое обожание делает со мной?

Внезапно понимаю, что не хочу, чтобы это заканчивалось, но как я могу ей об этом сказать? Мне все больше нужна она, ее обожание, невероятного секса и нежности. Паника нарастает в моей груди, и выталкивает весь воздух. Кровь пульсирует сквозь мое ожившее сердце, как будто мертвая конечность возвращается к жизни. Я чувствую что-то к Хани, что-то, чего не чувствовал еще после смерти Джордан.

Но как мне изменить правила, которые я сам установил? Я думаю об этом затруднительном положении, пока допиваю свою вторую кружку кофе.

— Мне нужно поехать посмотреть на место следующего заказа по работе сегодня в полдень. — Слова вырываются быстрее, чем я успеваю подумать о последствиях сказанного. — Не хочешь поехать со мной?

Она смотрит на меня с нескрываемым удивлением.

— Конечно. — Очко в ее пользу, что она не напоминает мне о том, что я сказал сегодня ночью, что чтобы ни было между нами, все закончится сегодня.

Ее однословный ответ — невероятное облегчение для меня, и я знаю, что у меня будет больше времени с ней. Как много? Я не могу сказать, но сейчас меня это вполне устраивает.

Хани

Он вел себя тихо за завтраком, поэтому его приглашение удивило меня. Я думала, он ищет изящные пути ухода. А вместо этого он обдумывал, как пригласить меня поехать куда-нибудь с ним.

Интересно. Мне понадобилось немного усилий, чтобы скрыть настоящий шок от его предложения. С ним нужно вести себя легко, иначе полностью его спугну. Проведя последние две ночи с ним, я не хочу его оттолкнуть. Я хочу как раз наоборот, но я знаю его, поэтому стараюсь много не думать над простым предложением, даже понимая, что ничего простого в нем нет.

— Разреши мне быстро принять душ, — говорю я, пока заканчиваю загружать посудомойку.

Блэйк подходит ко мне со спины, смыкает руки вокруг, и целует в изгиб шеи. Вот и все, что мне нужно, чтобы желать приглашения в постель, а не на рабочую прогулку.

— Спасибо за завтрак. Было очень вкусно.

— О. На здоровье.

Его руки двигаются по моим бедрам под футболкой, к моим ребрам, и накрывают мои сиськи.

Соски мгновенно твердеют, а киска просыпается от уколов боли. Я еще очень воспалена, и испытываю боли после вчерашней ночи, но это меня не останавливает, и я трусь попкой о его стояк.

Он стонет и щипает меня за соски.

— Ты очень спешишь на осмотр заказа?

— У меня есть целый день, дорогая.

— Могли бы мы, если ты хочешь, конечно…, — я не совсем элегантно взвизгиваю, когда он поднимает меня и несет в спальню, укладывая на кровать лицом вниз. — Блэйк…

— Вот так, — говорит он хрипло, пока расстегивает молнию. Он проверяет мою готовность, проведя кончиком своего агрегата у меня между ног. — Боже, ты всегда такая мокрая для меня, росинка-Хани.

Я поднимаю бедра, поощряя его. Ему не нужно много поощрения.

— Как ты этого хочешь? Жестко и быстро или медленно и нежно?

Ни один мужчина до этого меня не спрашивал, и я осознала, что я становлюсь зависимой от него, от того, как он занимается любовью или трахается, или чем мы тут занимаемся.

— Хани?

— Жестко и быстро.

— Ты все еще воспалена?

— Немного.

— Тогда начнем медленно и нежно.

Отвечая за свои слова, он входит в меня со спины медленными, но постоянными толчками, давая моему телу время растянуться под его размеры. Он такой большой и напряженный, что жжение неизбежно, но оно быстро перерастает в удовольствие. Схватив меня за бедра, он погружается в меня, пока соски трутся о простыни на моей кровати. Я сжимаю руки вокруг одеяла, потому что мне нужно будет за что-то держаться, когда он ускорит темп. И кричу от внезапного оргазма, который разрывает меня, пока он все еще глубоко внутри меня.

— Ебать, — стонет он, бушуя во мне, пока кончает. — Я теряю всякий контроль, когда эта тугая киска зажимает меня.

— А я теряю контроль с твоим громадным членом.

Хрюкающим смехом он говорит:

— Рад, что он тебе нравится.

— Я быстро становлюсь зависимой от него. — И как только я это произношу, жалею о сказанном. Ему не нужна моя зависимость от какой-либо его части.

— Я смогу с этим жить, — шепчет он, кусая меня за локоть, перед тем, как выйти из меня. Он игриво щипает мою попку. — Ты опять запачкала меня, так что давай примем душ вместе, и съездим, пока я не забыл, что у меня есть дела, и пока я снова не затащил тебя в постель.

Можно ли мне сказать, что я не возражаю быть затащенной им в постель? Я могу сказать это в другой раз, если он будет.

Он присоединяется ко мне в душе, и кажется таким счастливым, пока намыливает каждый сантиметр моего тела моим мылом с запахом лимонной травы.

— Мне нравится запах этого мыла, — говорит он.

— Я купила его в Марфа Брендс в центре города.

— Отличное мыло.

— Могу и тебе купить.

И опять я возбуждена так, как будто и не было оргазма десять минут назад. Как ему это удается? Я охватила руками его шею и притянула для поцелуя. Я становлюсь ненасытной рядом с этим мужчиной. Обычно я девушка — «получила и забыла», но Блэйк открывает во мне стороны, о существовании которых я не подозревала. И когда он поднимает меня и пришпиливает своим гигантским стволом, я понимаю, что он давно испортил меня для остальных мужчин.

И это чистое безумие! Мы только что этим занимались, и мы опять этим занимаемся. Я бессильна противостоять ему, он контролирует мое медленное скольжение по его стволу.

— Блэйк. — Я задыхаюсь от желания и наполненности его твердой, пульсирующей плотью.

Дрожь проходит через все его тело.

— Держись крепче. Сейчас будет очень, очень быстро.

Он как помешанный, когда прижимает меня к плитке на стене в душевой кабине и входит в меня так, как будто год не трахался. Все, что я могу, это крепко держаться и наслаждаться поездкой. Его пальцы впиваются в мои ягодицы, он разводит их в стороны для более глубокого проникновения.

— Хани… Господи, Хани… Как хорошо. — Его лицо выглядит напряженным, когда он проводит большим пальцем по моему клитору, я взрываюсь.

Он кончает с рыком, который глушит звука душа. Потом он снова меня целует, как безумец, или как мужчина, который чувствует что-то, кроме скорби, впервые за несколько лет.

— Святой ад, — бубнит он. — У меня никогда не было секса без презервативов с кем-либо.

— Тебе нравится?

— Если мне понравится еще на капельку больше, я умру.

Я могу сильно себе льстить, но он выглядит иначе с тех пор, как мы вместе, веселее что ли, и я начинаю надеяться…

Нет. Не надо. Помни, что тебе говорила Лорэн. Ты не обретешь покой радом с ним. Это до сих пор, правда, но чтобы между нами сейчас не происходило, мне чертовски хорошо с ним сейчас.

Уже после обеда, мы наконец-то оделись и вспомнили, что собирались проехаться на осмотр заказа. Мой мозг полностью спутан оргазмами. Я хотела знать, из-за чего все столько шумят вокруг секса, теперь я знаю. Я понимаю, почему из-за секса люди совершают сумасшедшие вещи, как например, проводят все воскресное утро в постели, в душе, и снова в постели.

Мое тело все еще мурлычет от тренировок, когда я сижу на пассажирском сидении грузовика Блэйка и подпеваю «Free Bird», что звучит по станции классического рока, которая включена у него в машине.

— Боже, эта песня, — говорю я. — Возвращает меня в старшую школу и в группу.

— Вы были хороши.

— Это были веселые времена.

— Вы не говорили о том, чтобы собраться вместе?

— Иногда возникают групповые смс-обсуждения, обычно ближе к праздникам, когда все дома, но нам никогда не удавалось собраться.

— Я думал, ты продолжишь свое пение.

— Я тоже так думала.

— Почему ты перестала петь?

Мне тяжело говорить о тех временах в моей жизни, когда я бросила свою мечту ради женщины, которая отдала мне все.

— Ты можешь не помнить, но я училась на факультете пения (сценического выступления) в Джульярдской школе [одно из крупнейших американских высших учебных заведений в области искусства и музыки. Расположена в Нью-йоркском Линкольн-центре — прим. перев.], когда бабуля заболела. — Я сжалась от воспоминаний о тех временах, потому что они до сих пор приносят боль. — Я бросила школу и вернулась домой, чтобы ухаживать за ней, и больше не возвращалась обратно в школу.

— Почему?

Я подбирала слова очень осторожно.

— Потерять ее было очень тяжело. Это надолго выбило меня из колеи.

— Она была всем, кто у тебя был.

— Да. — Ее нет уже долгих десять лет, и я до сих пор не обрела такого спокойствия, какое окружало меня рядом с ней. Спасибо Богу за Лорэн, Джулию, Скарлетт и остальных моих друзей, которые старались заполнить пустоту, но никто не заменит человека, который любил меня больше всех на свете.

Мы проехали Эль Космико, отделение в Марфе. Эклектический палаточный лагерь, предлагающий гостям все от люксовых Эирстрим кэмперов до Сйос-стайл в виде монгольских юрт.

— Кэмпинговый городок многолюден по уик-эндам, — замечает Блэйк.

— в Чинати проходит фестиваль, — говорю я, вспоминая об одном из двух городских фондов, что занимаются наследием художника из Марфы Дональда Джадда. В 1970-х он развивал культуру искусства в городе с его инсталляциями вне музеев, где искусство постоянно демонстрировалось, чем пряталось и коллекционировалось.

Покровительство Джадда над искусством в нашем городе — основная причина успеха моих Детей Пустыни. Люди приезжают отовсюду в наш изолированный маленький городок в Западном Техасе, чтобы познать художественную культуру. В дополнение к моему процветающему бизнесу с Детьми Пустыни, я продаю много панорамных снимков пустынных пейзажей, а некоторые мои фотографии Мистических Огней Марфы настоящие бестселлеры.

— Как ты переключилась с пения на открытие фотостудии?

— Это было моим хобби в старшей школе. Когда бабуля заболела, я выжимала максимум из каждого свободного момента, пока ее друзья приходили навещать ее. Я ехала в пустыню и часами снимала пейзажи. Это был единственный способ расслабиться. Когда она умерла, у меня уже было много готовых работ. На оставленные ею деньги я арендовала студию, а потом незаметно прошло десять лет.

— Жизнь произошла.

— Что-то типа того.

— Я сделал примерно так же, когда наконец-то добрался до колледжа.

Ему не нужно рассказывать мне о футбольной стипендии в Техасском Эй-энд-Эм университете, от которой он отказался из-за травм после аварии, которая убила Джордан. Весь город знал об этом.

— Когда меня отпустили с реабилитации, я поступил на семестр в Техасский университет в Остине, понял, что колледж не для меня, и устроился на работу к своему дяде. У меня получилось выкупить его бизнес, когда он уходил на пенсию. Как ты сказала, прошло десять лет, и вот я здесь.

— Ты там, где хочешь быть?

— Думаю, что да. Я не могу представить себя где-либо еще, или за офисной работой. — Вздрагивает он. — Это бы убило меня. Гаррэтт уже хочет убить меня, потому что я все время забываю вести учет чеков и растрат и прочей фигни, что сжимает его яйца в комок.

— Лорэн хочет встречаться с ним. — Слова вылетели из меня, прежде чем я осознала, что я сделала.

Блэйк всматривается в меня.

— Неужели?

Как же он прекрасен, с золотыми волосками на висках у его челюсти, губами, припухшими от моих поцелуев, и глазами, голубыми, как бесконечное техасское небо.

— Я не должна была этого говорить. Вот тебе и человек, который хочет убить меня.

— Это информация, которую ему было бы полезно узнать.

— Если только меня не называть источником этой информации.

— Твой секрет под моей защитой, дорогая.

Я не должна терять сознание от того, что он меня так называет. Техасские мужчины всех женщин в своей жизни называют дорогая. Но когда он так обращается ко мне…Что ж, хорошо, что я сижу.

— Кстати, куда мы направляемся? — Мы на 67-м Южном, в направлении Присайдио.

— Немного дальше. — И это все, что он говорит, так что я продолжаю наблюдать мир в нашей отдаленной точке штата. Мы в часах езды от Эль Пасо, в северо-восточном направлении, Остин на восток, а Сан Антонио на юго-восток. Не так уж много мест в этом направлении до границы с Мексикой.

Большую часть времени мне нравится наша уединенная Марфа. Я люблю свой маленький городок с вычурными вкусами и туристами, которые приезжают на музыкальные фестивали и художественные выставки, выставляющиеся в течении года. В городе всегда что-то происходит, что не дает ему становиться скучным.

По радио звучит «Секс-машина» [ «Sex Machine» — прим. перев.] Джеймса Брауна, и я не сдерживаю смех.

— Что такого смешного? — спрашивает Блэйк, когда улыбка касается уголков его губ.

— Эта песня. — Я смеюсь с удвоенной силой, слезы капают из глаз.

— Что в этой песне такого?

— Я не могу тебе ответить.

— Не волнуйся. Я знаю, что люди говорят обо мне.

Я произношу испуганно:

— Откуда ты знаешь?

Он двигает плечами.

— Я всегда знал. И что тут такого. Черт, это ведь, правда.

Мне больно за него.

— Это не правда, — говорю я тихо.

— Почему ты так говоришь?

— Ты намного больше, чем это.

— Не намного больше.

Не с тех пор, как он потерял Джордан. Вот та часть, которую он не произнес вслух. Ничего не было прежним с тех пор, как он потерял ее, но он не бесчувственный робот, которым он себя старается показать. Я видела трещины в его броне в те две ночи, что провела с ним. Я видела его выражение, когда он появился у моей двери вчера ночью, казалось, что он не понимал, зачем пришел и что ему нужно от меня.

Я была свидетелем его связи с другим человеческим существом. Я осознаю эту потребность так остро, как никто другой. По причинам, которые я не могу объяснить даже себе, я тянусь через сидение к его руке. Немного засомневавшись, он все же сжимает мою руку, и мы так едем следующие 5 миль, пока ему не требуется правая рука, чтобы свернуть на строительную площадку. Или скорее реконструкционную площадку. Что-то в этом месте мне знакомо.

— Где мы?

— На ферме бабушки и дедушки Джордан.

— О, я помню! Здесь есть выкопанное место для купания на территории.

— Да.

— А что ты тут делаешь?

— Я купил ее примерно год назад, и работаю здесь, когда получается.

По каким-то причинам это отражается во мне ударом бессмысленной печали. Я прочищаю горло, убирая эмоции.

— Что ты планируешь делать с ней, когда закончишь?

— Пока не решил. Иди, взгляни.

Мы выбираемся из грузовика, и он ждет меня у двери, подавая мне руку. Он не отпускает даже тогда, когда я уже прочно стою на ногах.

Я пытаюсь не думать об этом много, но тайно я в восторге от того, что он меня сюда привез, держит меня за руку, от связи, которую я открыла с ним в постели, в душе, и сидя возле него за завтраком. Жизнь не так одинока, когда он рядом, не то, чтобы я думала, что он останется рядом.

Двухэтажным дом был серым, но краска облезла и облупилась. Мы идем по провисающим ступеням на парадном крыльце, он отпускает мою руку, чтобы открыть входную дверь и жестом приглашает меня войти.

— Осторожно, — говорит он.

Я понимаю, почему он так сказал, как только вхожу в выпотрошенный дом.

— Позволь мне провести экскурсию для тебя, — говорит он, слегка улыбаясь. Я начинаю понимать, что это самая большая улыбка, на которую он теперь способен. Показывая, он говорит: — Гостиная, столовая, кухня, на одном открытом пространстве с прачечной комнатой и маленькой ванной за кухней. Поднимаемся наверх. — Он берет меня за руку снова и ведет вверх по ступеням. — Главная спальня направо, ванная дальше по коридору, и две спальни в другом конце.

Мы заходим в помещение, которое он окрестил главной спальней. Полный бардак, но я вижу потенциал.

— Это прекрасное место.

— Я тоже так думаю. Все деревянные полы оригинальные. Дерево будет выглядеть отлично после реставрации.

— Почему ты не направишь одну из своих команд сюда, чтобы завершить быстрее?

— Я хочу все сделать сам, я никуда не спешу.

— А родители Джордан знают, что ты его купил?

— Да, я спросил их одобрения перед покупкой. Они были в восторге. Они сказали, что отлично, что дом останется в семье. — Он поглаживает рукой открытые деревянные стены, и я понимаю, что эта работа, которую он любит.

— Мило с их стороны.

— Они всегда были ко мне добрее, чем я заслуживал.

— Они не винят тебя, Блэйк. Никто не винит. — Только ты, хочу сказать я, но молчу.

Он не смотрит на меня, но я вижу напряжение на его челюсти и лице.

— Если тебе понадобится помощь с покраской, или шлифованием, или чем-то в этом духе… Дай мне знать.

Напряжение пропадает, когда он смотрит в мою сторону.

— Я могу этим воспользоваться. Ты могла бы сфотографировать дом до и после восстановления.

Я улыбаюсь ему.

— Я с радостью.

Он смотрит на меня, взгляд прикован к губам, руками он прикасается к моим щекам.

Я чувствую эти нежные прикосновения всеми клеточками моего тела.

— Ты такая, такая красивая, Ханисакл [переводится как жимолость; бывают съедобные и ядовитые виды (волчья ягода) — прим. перев.].

Я чрезмерно тронута комплиментом, и в восторге он бесконечных прозвищ, которые он мне придумывает.

— Спасибо.

Он поднимает мой подбородок и прикасается своими губами к моим губам.

Я смыкаю руки вокруг него и теряюсь в нежных, сладких поцелуях.

Блэйк опирает меня об открытую стену и прижимается ко мне нижней частью своего тела, слегка меняя позицию головы и продолжая меня целовать.

Что мы делаем? Я хочу все остановить и задать вопрос. Почему не можем спокойно находиться рядом друг с другом? Это случилось внезапно, или всегда было между нами, прячась под поверхностью, пока мы пересекались друг с другом годами? По этой ли причине Лорэн так легко убедила меня осмелиться и предложить ему себя в баре? Может я давно его желала?

У меня нет ответов на эти вопросы. Я просто знаю, что мне нравится, как он меня прижимает и целует. Мне нравится быть под ним в постели и то, как он пронзает меня своим огромным членом, и смотрит своими горячими голубыми глазами. Мне все в нем нравится, если быть честной, даже тьма, что живет в нем.

Он медленно разрывает поцелуй, полизывая языком мою нижнюю губу. Держит мое лицо в руках, когда я открываю глаза, то вижу, что он смотрит на меня с жаром и голодом во взгляде.

— Хочешь проверить место для купания?

— Конечно. — Я за любые действия, лишь бы подольше побыть рядом с ним. Даже когда я говорю себе не привязываться, что оказывается сложнее, чем я думала. С каждым поцелуем, с каждым прикосновением, с каждым доверительным взглядом, он забирается мне под кожу.