Зэк позвонил позже обычного, в 10.20 утра. Если вчера он был рассержен по поводу рейда на ферме в Бедфордшире, то теперь его ярость была на грани истерии.

Найджел Крэмер успел предупредить Куинна по телефону из машины по пути в Скотланд-Ярд. Когда Куинн положил трубку, Сэм впервые увидела его таким потрясенным. Он молча ходил по квартире, а Сэм и МакКри сидели и смотрели на него в страхе. Они слышали суть звонка Крэмера и почувствовали, что все обречено на провал.

Ожидание телефонного звонка по горячей линии, даже не зная, слыхали ли похитители эту радиопередачу вообще и если слыхали, то какова была их реакция, довело напряжение Сэм до тошноты. Когда телефон зазвонил, Куинн ответил со своим обычным, спокойным юмором. Зэк начал без всяких преамбул:

– На этот раз ты все испортил к чертовой матери, ублюдок янки! Ты держишь меня за дурака какого-нибудь? Ты сам дурак, кореш. Потому что ты будешь выглядеть идиотом, когда будут хоронить тело Саймона Кормэка.

Куинн убедительно изобразил шок и изумление.

– Зэк, о чем вы говорите? Что произошло?

– Не вешай мне лапшу на уши, – завизжал похититель, – если ты не слышал новости по радио, спроси у своих друзей из полиции. И не притворяйся, будто это ложь, она вышла из твоего поганого посольства.

Куинн убедил Зэка рассказать, что он слышал, хотя сам он знал это.

Рассказ об этом слегка успокоил Зэка, и время его кончалось.

– Зэк, это ложь, туфта. При любом обмене будут только вы и я. Один и без оружия. Никаких «маяков», никаких фокусов, никакой полиции и никаких солдат. Ваши условия, ваше место, ваше время. Ни на что иное я не соглашусь.

– Что ж, хорошо, но уже поздно. Ваши люди хотят иметь тело, именно его они и получат.

Он уже собирался повесить трубку. В последний раз. Куинн знал, что если это произойдет, то все будет кончено. Через несколько дней или недель кто-то где-то войдет в дом или квартиру, уборщица, хранитель или агент по продаже недвижимости, и найдут единственного сына президента с пулей в голове или задушенного и полуразложившегося…

– Зэк, ради Бога, еще несколько секунд.

По лицу Куинна лился градом пот. Первый раз за все двадцать дней он показал огромное напряжение, накопившееся за этот период. Он знал, как близко до окончательной трагедии.

На кенсингтонской станции группа инженеров и полицейских смотрела на мониторы и слышала потоки ярости, идущие по линии; под фешенебельным районом Мэйфэйр четыре агента МИ-5 замерли в своих креслах, пока из динамиков изливалась ярость, а магнитофон продолжал беззвучно крутиться.

В подвале американского посольства на Гроувенор-сквер находились два инженера электронной разведки, три агента ФБР и Лу Коллинз из ЦРУ, а также представитель ФБР Патрик Сеймур. Всех их собрало сюда сообщение об утренней радиопередаче в предвидении того, что они сейчас слушали, и это никак не улучшало положение дел.

Тот факт, что все радиостанции страны, включая Радио Сити, в течение двух часов осуждали этот ложный телефонный звонок, сделанный во время завтрака, не произвел никакого впечатления. Все они знали это.

Информацию, полученную в результате утечки, можно опровергать до второго пришествия, это ничего не меняет. Как сказал Гитлер, люди верят только в большую ложь.

– Послушай, Зэк, дай мне поговорить с президентом лично. Дай мне всего двадцать четыре часа. После всего потраченного времени не бросай это дело сейчас. Президент может приказать всем этим жопам не вмешиваться в это дело и предоставить его вам и мне. Только нам двоим, ведь только нам можно доверить это дело. И после двадцати дней я прошу еще всего один день! Дай мне этот день, Зэк!

Наступила пауза. Где-то в районе Эйлсбери в Бакингемшире молодой констебль спокойно двигался к ряду телефонных будок.

– Завтра в это время, – сказал Зэк наконец и повесил трубку.

Он вышел из будки и повернул за угол, и в этот самый момент молодой полицейский в штатском появился из переулка и посмотрел на телефонные будки. В них никого не было. Он опоздал засечь Зэка всего на восемь секунд.

Куинн положил трубку, подошел к дивану, лег на спину, сцепив руки на затылке, и уставился в потолок.

– Мистер Куинн, – робко обратился к нему МакКри.

Несмотря на неоднократные просьбы отбросить слово «мистер», молодой застенчивый агент ЦРУ продолжал обращаться к Куинну, как к своему школьному учителю.

– Заткнись, – четко произнес Куинн.

Расстроенный МакКри лишь намеревался спросить, не хочет ли Куинн кофе, тем не менее он пошел на кухню и сварил его. Зазвонил третий, нормальный телефон. Это был Крэмер.

– Мы все слышали это, – сказал он. – Как вы себя чувствуете?

– Побитым, – ответил Куинн. – Что-нибудь новое об источнике радиопередачи?

– Пока нет. Девушка-стажер, принявшая звонок, все еще в полицейском участке в Холборне. Она клянется, что это был американский голос, но может ли она твердо знать это? Она клянется, что звучал он очень убедительно и официально, что он знал, что сказать. Вам нужен письменный текст передачи?

– Немного поздновато, – сказал Куинн.

– Что вы намерены делать? – спросил Крэмер.

– Пока молиться. Что-нибудь я придумаю.

– Желаю успеха. Я сейчас должен отправляться в Уайтхолл. Я буду держать связь с вами.

Затем был звонок из посольства. Звонил Сеймур. Поздравлял Куинна с тем, как он справился с ситуацией… Если мы чем-то можем помочь вам…

В этом-то вся беда, подумал Куинн. Кто-то работает слишком активно. Но он не сказал этого.

Он выпил уже половину чашки кофе, как вдруг спустил ноги с дивана и позвонил напрямую в подвал посольства. Ему тут же ответили. Это был опять Сеймур.

– Мне нужен прямой разговор по закрытой линии с вице-президентом Оделлом, – сказал он. – И это нужно сейчас.

– Послушайте, Куинн, Вашингтону постоянно сообщают о том, что здесь делается. Все пленки перегоняются к ним тут же. Я думаю, пусть они услышат о том, что здесь произошло, и обсудят…

– Я должен говорить с Майклом Оделлом через десять минут, или же я позвоню ему по открытой линии, – медленно сказал Куинн.

Сеймур подумал. Открытая линия была ненадежна. Ее могли прослушать через спутники в Америке, Англии, да и в России…

– Я дозвонюсь до него и попрошу принять ваш звонок, – сказал Сеймур.

Через десять минут Майкл Оделл был на проводе. В Вашингтоне было 6 часов 15 минут утра, и он был в своей резиденции в Морской обсерватории.

Но его разбудили за полчаса до этого.

– Куинн, что, черт возьми, там у вас происходит? Я тут только что услышал какую-то чушь о ложном звонке на радио шоу…

– Мистер вице-президент, – сказал Куинн обычным тоном, – есть у вас поблизости зеркало?

Пауза.

– Кажется, есть.

– Если вы посмотрите в него, вы точно увидите нос на вашем лице, не так ли?

– Слушайте, что это такое? Да, я вижу нос на своем лице.

– И точно так же, как то, что вы смотрите на свой нос, Саймон будет убит через двадцать четыре часа…

Он выждал время, чтобы смысл этих слов дошел до шокированного человека, сидевшего на краю кровати в Вашингтоне.

– …если только…

– О'кэй, Куинн, говорите.

– Если только к восходу солнца я не получу в руки пакет с алмазами стоимостью два миллиона долларов. Завтра, время лондонское. Этот разговор записан на пленку для протокола. Всего хорошего, мистер вице-президент.

Он положил трубку. На другом конце вице-президент Соединенных Штатов Америки произносил слова, которые наверняка стоили бы ему голосов общества «Моральное Большинство», если бы эти добропорядочные граждане могли его услышать. Затем он поднял трубку телефона.

– Соедините меня с Мортоном Стэннардом, – сказал он. – Да, дома или в любом ином месте. Найдите его!

* * *

Энди Лэинг был удивлен, что его пригласили в банк так быстро. Встреча была назначена на 11 часов, и он приехал на десять минут раньше. Когда он пришел, его провели не в офис внутренней проверки, а в кабинет главного управляющего. Рядом с главным управляющим был бухгалтер. Не говоря ни слова, начальник пригласил жестом его сесть напротив. Затем он встал, подошел к окну, полюбовался шпилями Сити и начал говорить. Его тон был суров и холоден, как лед.

– Вчера, мистер Лэинг, вы пришли к моему коллеге, уехав из Саудовской Аравии Бог знает каким путем, и предъявили серьезные обвинения относительно честности мистера Пайла.

Лэинг забеспокоился. Мистер Лэинг? А где было «Энди»? Они всегда обращались друг к другу по имени, чтобы создать семейную атмосферу, как на этом настаивал Нью-Йорк.

– И я привез массу компьютерных распечаток в подтверждение того, что я обнаружил. – Он произнес это с осторожностью, но в желудке у него появилась противная тяжесть. Произошло что-то не то.

При упоминании о документах, привезенных Лэингом, главный менеджер махнул рукой, как бы отметая этот довод.

– Вчера я получил длинное письмо от Стива Пайла, а сегодня у меня с ним был долгий разговор по телефону. Мне и бухгалтеру внутренней проверки совершенно ясно, что вы, мистер Лэинг, – жулик и расхититель денег.

Лэинг не мог поверить своим ушам. Ища поддержки, он посмотрел на бухгалтера. Тот глядел на потолок.

– Я знаю эту историю, – сказал главный менеджер, – всю до конца и подлинную.

На всякий случай, если Лэинг не знал ее, он рассказал молодому человеку то, что сейчас, по его убеждению, является истиной. Лэинг присваивал деньги со счета клиента – Министерства общественных работ. Суммы по саудовским меркам небольшие, но вполне приличные – один процент с каждой суммы, уплачиваемой подрядчику министерством. К сожалению, мистер Амин не заметил неточности в цифрах, но мистер Аль-Гарун увидел ошибку и сообщил об этом мистеру Пайлу.

Генеральный менеджер в Эр-Рияде с излишней лояльностью пытался прикрыть Лэинга, настаивая лишь на том, чтобы каждый риал был возвращен на счет министерства, как иногда это сейчас делается.

В ответ на эту экстраординарную лояльность со стороны коллеги и не желая терять свои деньги, Лэинг провел ночь в банке в Джидде, фальсифицируя документы, чтобы доказать, что гораздо большая сумма была присвоена в сотрудничестве с самим Стивом Пайлом.

– Но пленка, которую я привез… – сказал Лэинг.

– Конечно, это подделка. У нас здесь есть подлинные документы. Этим утром я распорядился войти в компьютер в Эр-Рияде и провести проверку, так что подлинные документы лежат у меня на столе. Они ясно показывают, что произошло. Один процент, украденный вами, возвращен, все остальные деньги целы. Репутация банка в Саудовской Аравии спасена, слава Богу, или, скорее, благодаря Стиву Пайлу.

– Но это неправда! – воскликнул Лэинг слишком громко, – Схема, по которой действовали Пайл и его неизвестный сообщник, предполагает десять процентов со счетов министерства.

Генеральный менеджер посмотрел ледяным взглядом на Лэинга, а затем на документы, пришедшие из Рияда.

– Аль, – спросил он, – вы видите какой-нибудь документ о том, что было украдено десять процентов?

Бухгалтер отрицательно покачал головой.

– Это было бы нелепо в любом случае, – сказал он, – При таких огромных суммах, находящихся в обороте, один процент еще можно спрятать в министерстве. Но не десять процентов. Ежегодная аудиторская проверка, которая должна быть в апреле, наверняка раскрыла бы обман. И где бы вы были тогда? Вы всю жизнь просидели бы в грязной саудовской тюрьме. Мы полагаем, что саудовское правительство будет у власти до следующего апреля, не так ли?

Генеральный менеджер сухо улыбнулся, это было слишком явно.

– Нет. Я боюсь, – закончил он, – что дело ясное и оно закрыто. Стив Пайл оказал услугу не только нам, но и вам, мистер Лэинг. Он спас вас от длительного тюремного заключения, которого, я полагаю, вы действительно заслуживаете. Но, в любом случае, мы не можем засадить вас в тюрьму, и нас не прельщает скандал. Мы поставляем по контракту чиновников во многие страны третьего мира, так что скандал нам не нужен. Но вы, мистер Лэинг, уже не являетесь одним из этих банковских чиновников. Перед вами приказ о вашем увольнении. Конечно, никакого выходного пособия и о рекомендации речи быть не может. А теперь, пожалуйста, идите.

Лэинг знал, что это приговор: нигде во всем мире он не найдет работу в банковской системе. Через минуту он был на мостовой Ломбард-стрит.

* * *

В Вашингтоне Мортон Стэннард слушал гневные речи Зэка, записанные на пленку. Магнитофон стоял на столе в Кабинете чрезвычайных ситуаций.

Сообщение из Лондона о том, что обмен обязательно состоится, независимо от того, было ли оно подлинным или нет, вновь подстегнуло вакханалию прессы в Вашингтоне. С самого рассвета на Белый дом обрушилась лавина звонков с требованием информации, и снова для пресс-секретаря наступило сумасшедшее время.

Когда пленка, наконец, закончилась, восемь членов кабинета были в шоке и молчали.

– Алмазы, – проворчал Оделл. – Вы все обещаете и обещаете, так где же они, черт побери?

– Они готовы, – быстро ответил Стэннард. – Я извиняюсь за мой прежний оптимизм, ведь я ничего не понимаю в таких делах, я думал, что на организацию этого уйдет меньше времени. Но сейчас они готовы – чуть меньше двадцати пяти тысяч смешанных камней, все подлинные, и стоят они чуть больше двух миллионов долларов.

– Так где они? – спросил Юберт Рид.

– В сейфе главы отдела Пентагона в Нью-Йорке, который возглавляет систему закупок на Восточном побережье. Вы сами понимаете, что это очень надежный сейф.

– Как насчет отправки камней в Лондон? – спросил Брэд Джонсон. – Я предлагаю использовать одну из наших военно-воздушных баз в Англии. Нам не нужно проблем с прессой в аэропорту Хитроу, или иных проблем.

– Через час я встречаюсь с одним из старших экспертов ВВС, – сообщил Стэннард, – и он посоветует, как лучше доставить пакет туда.

– Нам нужна будет машина Компании, чтобы встретить его по приезде и привезти на квартиру Куинна, – сказал Оделл. – Ли, вы обеспечите доставку, в конце концов это ваша квартира.

– Без проблем, – ответил Ли Александер.

– Я распоряжусь, чтобы, как только самолет сядет на базе, сам Лу Коллинз встретил его.

– Завтра с восходом солнца, – напомнил вице-президент.

– В Лондоне, в Кенсингтоне, с восходом солнца. А детали обмена уже известны?

– Нет, – ответил директор ФБР. – Куинн наверняка проработает детали в сотрудничестве с нашими людьми.

Военно-воздушные силы США предложили использовать для перелета через Атлантический океан одноместный реактивный истребитель «Ф-15 Игл».

– У него достаточный радиус действия, если мы установим дополнительные баки с горючим, – сказал Мортону Стэннарду в Пентагоне генерал ВВС. – Пакет должен быть доставлен на авиационную базу Национальной гвардии в Трентоне, Нью-Джерси, не позже, чем в два часа дня.

Пилот, выбранный для этой миссии, был опытный полковник, за плечами которого было свыше семи тысяч летных часов на F-15. Все утро на базе Трентон самолет готовили к полету так тщательно, как редко бывало за все время его существования. На него установили дополнительные баки с горючим и баки для заправки в воздухе. Хотя эти баки и называются FAST, что значит быстрый, на самом деле скорость они не прибавляют, а просто увеличивают дальность полета.

В обычных условиях Игл несет 23000 фунтов горючего, что обеспечивает дальность полета 2878 миль, а дополнительные 5000 фунтов в каждый бак увеличивают дальность до 3450 миль.

В штурманском кабинете полковник Бауерс изучал маршрут полета и одновременно ел свой ленч, состоящий из бутербродов. От Трентона до американской военно-воздушной базы в Аппер Хейфорде около города Оксфорда – 3063 мили. Метеорологи сообщили ему скорость ветра на выбранной им высоте 50000 футов, и он подсчитал, что ему понадобится 5,4 часа лета при скорости 0.95 Маха и у него еще останется 4300 фунтов горючего.

В 14.00 большой заправщик КС-135 взлетел с базы ВВС Эндрюс около Вашингтона и направился к месту свидания с истребителем на высоте 45000 футов над восточным побережьем.

В Трентоне произошла последняя задержка. Полковник Бауерс был уже в летном скафандре и был готов вылететь в три часа, когда длинный черный лимузин из нью-йоркского бюро Пентагона проехал через главные ворота.

Гражданский чиновник в сопровождении генерала ВВС передал ему простой атташе-кейс и бумажку с кодом замка.

Едва он успел сделать это, как еще один лимузин приехал на базу. На взлетной полосе состоялось оживленное совещание двух групп чиновников. В конце концов у полковника забрали кейс и бумажку с кодом замка и положили на заднее сиденье одной из машин.

Атташе-кейс открыли, и его содержимое – плоский мешочек из черного бархата размером десять на двенадцать и толщиной три дюйма – было положено в другой кейс. Именно этот кейс был вручен полковнику, ожидавшему с нетерпением вылета.

Истребители-перехватчики не предназначены для перевозки грузов, но в данном случае было подготовлено место под сиденьем пилота, и чемоданчик был всунут туда. Полковник взлетел в 15 часов 31 минуту.

Он быстро набрал высоту 45000 футов, вызвал заправщика, заполнил баки и начал полет в Англию с полной заправкой. После заправки он набрал высоту 50000 футов, повернул по курсу на Аппер Хейфорд и развил скорость до 0.95 Маха, чуть ниже звукового барьера. Попутный западный ветер он поймал над Нэнтакетом.

* * *

Через три часа после того, как Ф-15 взлетел с аэродрома Трентона, огромный авиалайнер вылетел по расписанию из аэропорта Кеннеди и направился в лондонский аэропорт Хитроу. В бизнес-классе находился высокий, чисто выбритый молодой человек, приехавший из Хьюстона и успевший на этот рейс. Он работал в одной из тамошних крупных нефтяных корпораций – «Пан-Глобал» – и был горд тем, что сам хозяин фирмы доверил ему такую деликатную миссию.

Он не имел ни малейшего представления о содержании конверта, лежавшего у него в нагрудном кармане пиджака, который он отказался сдать стюардессе на вешалку. Он и не хотел знать об этом. Он знал только, что документы эти настолько важны для корпорации, что их нельзя отправить почтой, факсом или даже в мешке коммерческого курьера.

Его инструкции были предельно ясны, он повторил их много раз. В определенный день, то есть завтра, он должен пойти по определенному адресу в определенный час. Он не должен звонить в дверь, а просто опустить письмо в прорезь для почты, а затем вернуться в аэропорт Хитроу и улететь в Хьюстон. Утомительно, но просто. Перед ужином разносили коктейли, но он не пил спиртного и поэтому смотрел в окно.

Небо над просторами Северной Атлантики давно уже стало чернильно-черного цвета, но над слоем облаков ярко горели звезды.

Молодой человек, смотревший в иллюминатор, не мог знать, что далеко впереди лайнера другой реактивный самолет летел через темноту по направлению к Англии. Ни он, ни полковник Бауерс никогда не узнают о существовании друг друга, не узнают они и о том, что оба спешили в британскую столицу по разным делам, и ни один из них не узнает точно, что же он вез.

* * *

Полковник прибыл первым. Он приземлился на аэродроме Аппер Хейфорд точно по расписанию – в 13.55 по местному времени, нарушив сон жителей деревни, когда он делал последний круг, заходя на посадочные огни. С вышки диспетчерской службы ему сказали, куда подруливать, и он остановился в освещенном кругу в ангаре, двери которого закрылись, как только он заглушил мотор. Когда он открыл фонарь кабины, к нему подошел командир базы в сопровождении штатского. Говорить начал штатский.

– Полковник Бауерс?

– Это я, сэр.

– У вас для меня посылка?

– У меня атташе-кейс, он находится под моим креслом.

Бауерс потянулся, вылез из самолета и спустился по железной лестнице на пол ангара. Ничего себе знакомство с Англией, подумал он. Человек в штатском поднялся по лестнице и достал кейс. Затем он протянул руку за запиской с кодом замка. Через десять минут Лу Коллинз в лимузине ЦРУ мчался в Лондон. Он приехал в кенсингтонскую квартиру в десять минут пятого. Там еще горел свет, никто из обитателей не спал. Куинн сидел в гостиной и пил кофе.

Коллинз положил кейс на низкий столик, взглянул на бумажку с кодом и набрал нужный номер. Он вынул из кейса плоский, почти квадратный пакет, завернутый в бархат, и вручил его Куинну.

– Ну вот, он в ваших руках, и еще не рассвело, – сказал он.

Куинн взвесил пакет в руках. Чуть больше килограмма, около трех фунтов.

– Хотите открыть его? – спросил Коллинз.

– Нет смысла, – ответил Куинн. – Если они стеклянные, или фальшивые, или какая-то часть из них такая, или даже один из них, то кто-то отнимет у Саймона Кормэка жизнь.

– Они этого не сделают, – сказал Коллинз, – это настоящие алмазы. Вы думаете, он позвонит?

– Молю Бога об этом, – ответил Куинн.

– А как насчет обмена?

– Должны договориться сегодня.

– Как вы намерены провести его?

– Так, как найду нужным.

Он пошел в свою комнату принять ванну и одеться. Для многих людей последний день октября будет исключительно тяжелым.

* * *

Молодой человек из Хьюстона приземлился в 18.45 по лондонскому времени, и с маленьким чемоданчиком с туалетными принадлежностями быстро прошел через таможню и вышел в здание номер три. Он посмотрел на часы.

Ждать ему оставалось три часа. У него было время сходить в туалет, умыться, освежиться, позавтракать и добраться на такси до центра лондонского Уэст Энда.

В 9.55 он подошел к двери высокого жилого дома, расположенного на расстоянии квартала от Грейт-Камберленд Плейс в районе Марбл-Арч. Он прибыл на пять минут раньше. Но ему сказали, чтобы он был пунктуален. На другой стороне улицы стояла машина, и сидевший в ней человек наблюдал за ним. Но молодой человек об этом не знал. В течение пяти минут он прогуливался около дома, а затем ровно в десять часов опустил письмо в прорезь для почты. В холле не было швейцара, который его бы поднял. Оно так и лежало на коврике в холле. Убедившись, что он сделал все по инструкции, молодой американец вернулся на Бейсуотер-роуд и вскоре поймал такси, которое повезло его в аэропорт Хитроу.

Не успел он завернуть за угол, как человек в припаркованной машине вылез из нее, перешел дорогу и, открыв ключем дверь, вошел в дом. Он в нем жил вот уже несколько недель. Он сидел в машине просто для того, чтобы убедиться, что посланец соответствовал данному ему описанию, и за ним не было слежки.

Человек поднял с пола конверт, поднялся на лифте до восьмого этажа, вошел в свою квартиру и вскрыл конверт. Он был удовлетворен прочитанным.

При дыхании он издавал свистящие звуки, когда воздух проходил через его изуродованные носовые проходы. Сейчас у Ирвинга Мосса были, как он полагал, окончательные инструкции.

* * *

В кенсингтонской квартире утро проходило в молчании. Все чувствовали огромное напряжение. На телефонной станции, на Корк-стрит и Гроувенор-сквер слушающие сидели у своих машин, ожидая, что Куинн скажет что-нибудь, или Сэм, или МакКри откроют рот. Динамики молчали. Куинн ясно сказал, что если Зэк не позвонит, то все кончено. Можно будет начинать тщательный поиск какого-нибудь заброшенного дома и трупа в нем.

А Зэк не звонил.

* * *

В половине одиннадцатого Ирвинг Мосс вышел из своей квартиры на Марбл-Арч, сел в машину, взятую напрокат и стоявшую на стоянке, и поехал к Паддингтон-стэйшен. Его борода, выросшая за период планирования в Хьюстоне, изменила форму его лица. Его канадский паспорт был великолепно подделан и позволил ему без труда попасть в Ирландскую Республику, а оттуда на пароме в Англию. Его водительские права, тоже канадские, не создали никаких затруднений при аренде малолитражки на длительный срок.

Он жил тихо и незаметно в своей квартире за Марбл Арч, – один из более миллиона иностранцев в британской столице.

Он был достаточно искусным агентом и мог попасть почти в любой город и исчезнуть из вида. В любом случае, Лондон он знал хорошо. Он знал, как в Лондоне делаются дела, где найти то, что ему хочется или что ему нужно, имел связи с преступным миром и был достаточно умен, чтобы не делать таких ошибок, которые могли бы привлечь внимание властей к гостю столицы.

В письме из Хьюстона были такие подробности, которые нельзя было передать с помощью кода, основанного на прейскуранте цен на продукты.

Там были также дальнейшие инструкции, но самым интересным был отчет о ситуации, вышедший из Западного крыла Белого дома, а именно, сообщение об ухудшении состояния президента Джона Кормэка за последние три недели.

И, наконец, там была квитанция камеры хранения вокзала Паддингтон, документ, который мог пересечь Атлантический океан только с нарочным.

Как этот документ попал из Лондона в Хьюстон, он не знал и знать не хотел. Ему и не нужно было этого, так как сия квитанция вернулась в Лондон и была у него в руках. В 11 часов утра он ее использовал.

Работник британских железных дорог просто не заметил его. Ведь в течение дня к нему поступали на хранение сотни пакетов, баулов и чемоданов, и сотни вещей выдавались пассажирам. Только если предмет не востребовался в течение трех месяцев, его снимали с полки и вскрывали, и если не могли найти хозяина, то уничтожали. Квитанция, которую предъявил человек среднего роста в сером габардиновом плаще, была обыкновенной квитанцией. Кладовщик посмотрел по полкам, нашел нужный предмет, небольшой фибровый чемоданчик, и отдал его предъявителю. За хранение было заплачено заранее. К вечеру он совсем забыл об этой операции.

Мосс привез чемоданчик в свою квартиру, вскрыл дешевый замок и исследовал содержимое. Там было все, о чем ему сообщали. Он проверил свои часы. До выхода оставалось три часа.

На окраине небольшого городка, расположенного менее чем в сорока милях от центра Лондона, на тихой улице стоял дом. Через день, в определенное время он проезжал мимо него, и положение окна со стороны водителя – полностью закрытое, полуоткрытое или открытое совсем – передавало наблюдателю необходимую информацию. В этот день, впервые за все время, окно будет полностью опущено. Он вставил в видеомагнитофон кассету, ультракрутое шоу, он знал, где берутся такие кассеты, и сел насладиться зрелищем.

* * *

Когда Энди Лэинг вышел из банка, он был почти в шоковом состоянии.

Немногим людям пришлось пережить такое, когда их карьера, ради которой они усердно трудились годами, была разбита вдребезги и валялась у их ног. Первая реакция – непонимание того, что произошло, вторая – нерешительность.

Лэинг бесцельно бродил по узким улочкам, заходя во дворы, скрывающиеся среди ревущего потока транспорта в лондонском сити, наиболее старинной квадратной мили города и центра коммерции и банков страны и всего мира. Он проходил мимо стен монастырей, слышавших пение серых, белых и черных монахов, мимо зданий гильдий, где собирались торговцы, чтобы обсудить положение дел в мире, когда Генрих VIII казнил своих жен около Тауэра, мимо маленьких церквей, спроектированных Реном после Великого пожара 1666 года.

Люди, спешившие мимо него, множество привлекательных молодых женщин, все они думали о товарных ценах, краткосрочных и долгосрочных закупках, движении денежного рынка – что это, тенденция или просто колебание.

Вместо гусиных перьев они пользовались компьютерами, но результат их трудов был тот же, что и сотни лет назад: торговля, покупка и продажа вещей, сделанных другими людьми. Это был мир, потрясший воображение Энди Лэинга еще десять лет тому назад, когда он заканчивал школу, и это был мир, в который он никогда больше не войдет.

Он перекусил в небольшой бутербродной на улице Кратчет Фраерз, где когда-то монахи ковыляли на одной ноге, а вторая была привязана к спине, чтобы причинять боль во имя Бога. И тогда он решил, что ему делать.

Он допил кофе, сел в метро и вернулся в свою квартиру на Боуфорт-стрит в Челси, где он предусмотрительно хранил фотокопии документов, привезенных из Джидды. Когда человеку нечего терять, он может стать очень опасным. Лэинг решил записать всю эту историю от начала до конца, приложить копии его распечаток, он знал, что они истинные, и послать копии каждому члену совета директоров банка в Нью-Йорк. Состав совета был известен, а их адреса можно найти в американском справочнике «Who's Who». Он не видел причины, по которой он должен страдать молча. Пусть теперь Стив Пайл поволнуется немного, подумал он. Итак, он послал генеральному менеджеру в Эр-Рияде личное письмо, сообщая о том, что он намерен делать.

* * *

Зэк наконец позвонил в 13.20, в самый час пик обеденного перерыва, когда Куинн допивал кофе, а Ирвинг Мосс наслаждался новым фильмом о растлении малолетних, недавно полученном из Амстердама. Зэк звонил из одной из четырех будок, стоявших около задней стены почтового отделения в Данстебле, как всегда, к северу от Лондона.

Куинн был одет и готов с самого восхода солнца, а в тот день солнце действительно появилось на голубом небе, и в воздухе чувствовался лишь намек на прохладу. Ни МакКри, ни Сэм не подумали спросить, не холодно ли Куинну, надевшему джинсы, кашмирский свитер поверх рубашки и кожаную куртку на молнии.

– Куинн, это последний звонок.

– Зэк, старина, я смотрю сейчас на фруктовую вазу, большую вазу, и знаете что? Она до самого края полна алмазов, сверкающих, как будто они живые. Давайте завершим дело, Зэк, и сделаем это сейчас.

Картина, нарисованная им, остановила ход мыслей Зэка.

– Хорошо, – сказал голос в трубке. – Вот инструкции.

– Нет, Зэк, мы сделаем это, как я считаю нужным, или все полетит к чертям собачьим…

На кенсингтонской телефонной станции, на Корк-стрит и Гроувенор-сквер слушавшие замерли в молчании. Или Куинн знал, что делает, или же провоцировал похитителя повесить трубку. Голос Куинна звучал не прерываясь.

– Может, я и подонок, Зэк, но я – единственный подонок, которому вы можете доверять в этом проклятом деле, и вам придется доверять мне. Есть у вас карандаш?

– Да, слушай, Куинн…

– Слушайте вы, друг мой. Я хочу, чтобы вы перебрались в другую будку и позвонили мне через сорок секунд по этому номеру: три, семь, ноль, один, два, ноль, четыре. Теперь ДАВАЙТЕ! – Последнее слово он выкрикнул.

Позже Сэм Сомервиль и Данкен МакКри скажут при разборке, что они были так же поражены, как и слушавшие на линии.

Куинн бросил трубку, схватил кейс – алмазы были в нем, а не во фруктовой вазе – и выбежал из гостиной. Обернувшись, он крикнул: «Сидите здесь!»

Неожиданность, крик и властный тон его команды удержали их в креслах целых пять секунд, оказавшихся жизненно важными. Когда они подбежали к входной двери, они услышали, как повернулся ключ снаружи. Его явно вставили туда перед рассветом.

Куинн не воспользовался лифтом, он бежал по лестнице, когда первые крики МакКри донеслись из-за двери. Среди слушавших начиналось смятение, вскоре переросшее в хаос.

– Черт, что он делает? – прошептал полицейский другому на кенсингтонской телефонной станции.

Тот пожал плечами.

Куинн пробежал три пролета до вестибюля. Впоследствии расследование покажет, что американец на посту прослушивания в подвале дома не шевельнулся, потому что это было не его дело. Его задача была записать голоса, раздававшиеся в квартире над ним, закодировать их и передать по радио на Гроувенор-сквер для последующей расшифровки и прослушивания в подвале посольства. Так что он оставался на месте.

Куинн пересек вестибюль через пятнадцать секунд после того, как бросил трубку. Британский швейцар, сидевший в своей будке, взглянул на него, кивнул и вновь углубился в газету «Дэйли мэйл». Куинн толкнул дверь, выходившую на улицу и открывающуюся наружу, закрыл ее за собой, достал из кармана деревянный клин, который он по секрету от других вырезал в туалете, вставил его под дверь и загнал каблуком поглубже.

Затем он побежал через дорогу, увертываясь от машин.

– Что они имеют в виду «он исчез»? – закричал Кевин Браун в центре прослушивания на Гроувенор-сквер.

Он сидел там все утро, ожидая, как и все остальные британцы и американцы, звонка Зэка, который мог стать последним. Первые звуки из кенсингтонской квартиры вызвали лишь недоумение: они слышали, как Куинн прервал телефонный разговор, как он крикнул кому-то: «Сидите здесь!», затем ряд всяких стуков, крики Сэм Сомервиль и МакКри, а потом регулярные удары, как будто кто-то пытался выломать дверь.

Сэм Сомервиль вернулась в комнату и стала кричать в сторону «жучков»: «Он ушел! Куинн ушел!».

Вопрос Брауна был услышан в центре прослушивания, но Сомервиль его слышать не могла. Браун лихорадочно набирал номер телефона своего специального агента в Кенсингтоне.

– Агент Сомервиль, – загремел его голос, когда она сняла трубку, – давайте за ним!

В этот момент пятый удар МакКри выбил замок входной двери квартиры.

Он помчался вниз по лестнице, Сэм бежала за ним. Оба были в домашних тапочках.

Фруктовая лавочка напротив его дома называлась «Брэдшоу» в честь человека, открывшего ее, но сейчас ее хозяином был индиец, мистер Патель. Телефон лавки Куинн отыскал в лондонском телефонном справочнике лежавшем в гостиной. Он часто наблюдал, как мистер Патель раскладывал фрукты на витрине или обслуживал покупателя в лавке. Куинн добежал до другой стороны улицы через тридцать три секунды после разговора с Зэком.

Он проскользнул между двумя пешеходами и ворвался в лавку, как ураган.

Телефон был на столе рядом с кассовым аппаратом, за которым стоял мистер Патель.

– Ребята воруют ваши апельсины, – сказал он без всяких церемоний.

В этот момент зазвонил телефон. Раздираясь между телефоном и апельсинами, мистер Патель среагировал как добрый гуджаратец и выбежал на улицу.

Куинн поднял трубку.

На кенсингтонской телефонной станции отреагировали быстро, и как покажет расследование, они сделали все, что могли. Но они потеряли несколько секунд из сорока просто от удивления, а затем у них возникла техническая проблема. Они были замкнуты на «горячую» линию. Когда по этой линии поступал звонок, их электронный коммутатор определял источник звонка. А затем компьютер сообщал, что это такая-то и такая-то телефонная будка, расположенная там-то и там-то. На это уходило от шести до восьми секунд.

Они уже определили номер, с которого Зэк звонил первый раз, но когда он сменил будку, они потеряли его, хотя будки стояли рядом в Данстебле.

Хуже того, сейчас он говорил по другому лондонскому номеру, на который у них не было выхода. Единственное, что помогло им, это то, что номер, который Куинн продиктовал Зэку, также относился к кенсингтонской телефонной станции. И все же прослеживающие должны были начать все сначала, их устройство для определения номера лихорадочно искало его среди двадцати тысяч других номеров. Они врубились в номер мистера Пателя через пятьдесят восемь секунд после того, как Куинн продиктовал номер Зэку, а затем нашли и второй номер в Данстебле.

– Запишите номер, Зэк, – сказал Куинн без предисловий.

– Что происходит, черт возьми? – прорычал Зэк.

– Девять-три-пять, три-два-один-пять, – сказал Куинн твердо. – Записали?

Наступила пауза, пока Куинн записывал.

– Сейчас мы проведем это сами, Зэк. Я ушел от всех сопровождающих. Только вы и я. Алмазы против мальчика. Никаких фокусов, даю слово. Позвоните мне по этому номеру через шестьдесят минут, если я не подойду, то через девяносто минут. Эта линия не прослушивается.

Он положил трубку.

На станции слышали слова… «минут и девяносто минут, если я не подойду в первый раз. Эта линия не прослушивается».

– Этот гад дал ему другой номер, – сказал инженер в Кенсингтоне двум офицерам полиции метрополии.

Один из них уже звонил в Скотланд-Ярд.

Куинн вышел из лавки и увидел, как Данкен МакКри на другой стороне улицы пытается открыть заклиненную дверь. За ним была Сэм, она размахивала руками и отчаянно жестикулировала. К ним присоединился швейцар, чесавший голову в удивлении. По другой стороне улицы ехали два автомобиля, а со стороны Куинна приближался мотоциклист. Куинн шагнул на дорогу прямо перед ним и поднял руки. Атташе-кейс болтался в его левой руке. Мотоциклист затормозил, проехал юзом и остановился.

– Какого черта…

Куинн обезоруживающе улыбнулся, обходя руль. Короткий сильный удар по почкам закончил дело. Когда молодой человек согнулся от удара пополам, Куинн снял его с мотоцикла, перекинул правую ногу через сиденье, врубил скорость и дал газ. Он помчался по дороге, когда рука МакКри чуть не схватила его за пиджак. Он не дотянулся всего шесть дюймов.

Расстроенный МакКри стоял посреди улицы. Сэм подошла к нему. Они посмотрели друг на друга и побежали в дом. Быстрее всего связаться с Гроувенор-сквер можно было только вернувшись на третий этаж.

– Ну вот, началось, – сказал Браун через пять минут, выслушав МакКри и Сомервиль по линии из Кенсингтона. – Мы отыщем этого ублюдка. Это наша задача.

Позвонил другой телефон. Это был Найджел Крэмер из Скотланд-Ярда.

– Ваш посредник смылся, – сказал он прямо. – Вы мне можете сказать, как он это сделал? Я звоню в квартиру, обычный номер занят.

Браун рассказал ему все за тридцать секунд. Крэмер крякнул. Он до сих пор не мог простить ему налет на Грин Мидоу Фарм, и никогда не простит, но сейчас события пересилили его желание удалить Брауна и его команду ФБР с поля.

– Ваши люди запомнили номер мотоцикла? Я могу объявить розыск по всему городу.

– Более того, в атташе-кейсе спрятан «маяк».

– Спрятано что?

– Встроенный, не поддающийся обнаружению, произведение искусства. Мы вставили его в Штатах и заменили его на кейс, выданный Пентагоном перед самым вылетом вчера вечером.

– Понятно, – сказал Крэмер задумчиво. – А где приемное устройство?

– Здесь, у нас. Его привезли утренним коммерческим рейсом на рассвете. Один из моих агентов получил его в аэропорту Хитроу. Радиус действия – две мили, так что мы должны трогаться, я имею в виду немедленно.

– На этот раз, мистер Браун, будьте любезны, держите связь с машинами столичной полиции. В этом городе вы не имеете права арестовывать людей, я имею право на это. У вас в машине есть радио?

– Конечно.

– Оставайтесь, пожалуйста, на открытой линии. Мы немедленно свяжемся с вами и присоединимся к вам, если вы сообщите, где вы находитесь.

– Нет проблем. Даю вам мое слово.

Через шестьдесят секунд лимузин посольства выехал из Гроувенор-сквер.

За рулем был Чак Моксон. Его коллега занимался приемным устройством. Это был небольшой ящик, похожий на маленький телевизор с той только разницей, что на экране вместо изображения была единственная светящаяся точка. Когда антенна, прикрепленная к металлическому краю кузова над дверью, улавливала сигнал передатчика, спрятанного в кейсе Куинна, из светящейся точки протягивалась прямая линия к периметру экрана. Водителю машины нужно было вести ее так, чтобы она шла по этой линии, ведущей к цели. Передатчик в атташе-кейсе включался дистанционным управлением, находящимся в лимузине.

Они быстро поехали по Парк-Лейн, через Найтсбридж в Кенсингтон.

– Включайте, – приказал Браун.

Оператор нажал кнопку. Экран не реагировал.

– Включайте каждые тридцать секунд, пока мы его не засечем, – сказал Браун. – Чак, начинайте курсировать вокруг Кенсингтона.

Моксон свернул на Кромвель-роуд, затем на юг по Глостер-роуд по направлению к Олд-Бромптон-роуд. Наконец антенна установила контакт.

– Он сзади нас. Двигается на север, – сказал коллега Моксона. Расстояние – миля с четвертью.

Через тридцать секунд Моксон мчался обратно, через Кромвель-роуд направляясь на север по Эгзибишен-роуд к Гайд парку.

– Прямо по курсу. Едет на север, – сообщил оператор.

– Передайте ребятам в синем, что мы его засекли, – приказал Браун.

Моксон сообщил об этом по радио в посольство, и на середине Эджвер-роуд машина полиции пристроилась к ним в хвост. На заднем сиденье вместе с Брауном были Коллинз и Сеймур.

– Надо было знать заранее, – сокрушался Коллинз. – Нужно было заметить расхождение во времени.

– Какое расхождение?

– Вы помните суматоху на въезде к Уинфилд-Хаус три недели тому назад? Куинн выехал на пятнадцать минут раньше меня, а приехал в Кенсингтон на три минуты раньше. Никто не может ездить в часы пик быстрее лондонского таксиста. Он где-то останавливался и делал приготовления.

– Он не мог планировать все это три недели тому назад, – возразил Сеймур. – Он не знал, как сложатся дела.

– А ему и не нужно было знать. Вы же читали его досье, он воевал достаточно долго, чтобы знать о запасных позициях в случае неудачи.

– Он свернул прямо на Сент-Джонс-Вуд, – сказал оператор.

Полицейская машина поравнялась с ними. Окно водителя было опущено.

– Он едет прямо на север, – сказал Моксон, указав на Финчли-роуд.

К двум машинам присоединилась еще одна полицейская машина, и все поехали на север через Суисс-Коттедж, Хендон и Милл-Хилл. Расстояние уменьшилось до трехсот ярдов и они смотрели вперед, пытаясь увидеть высокого человека без шлема на маленьком мотоцикле.

Они проехали через Милл-Хилл-серкес всего в сотне ярдов от источника сигнала вверх по склону Файв Уэйз Корнер. Тогда они поняли, что Куинн, вероятно, сменил средство передвижения. Они обогнали двух мотоциклистов, не издававших никаких сигналов, два мощных мотоцикла обогнали их, но искомый источник сигнала продолжал неуклонно двигаться впереди них.

Затем, когда источник сигнала повернул вокруг Файв-Уэйз-Корнер и выехал на шоссе А1 на Хертфордшир, они увидели, что он находится в «фольксвагене-гольф» с открытым верхом, у водителя которого на голове была большая меховая шапка.

Первое, что Сиприан Фотергилл вспоминает о событиях этого дня, это то, что когда он ехал в свой очаровательный маленький домик, расположенный за Борхемвудом, его внезапно обогнал огромный черный автомобиль, который резко свернул перед ним, заставив его остановиться на обочине так резко, что завизжали тормоза. За несколько секунд три здоровых мужчины, как потом он будет рассказывать в клубе своим друзьям, раскрывшим рты от удивления, выскочили из машины, окружили его и направили огромные пистолеты. Затем подъехала полицейская машина, потом еще одна. Из них вышли четыре приятных британских полицейских и сказали американцам, – это наверняка были американцы, и очень крупные, – чтобы они убрали свои пистолеты или их разоружат.

И в следующий момент, – в это время внимание всего бара было обращено на него – один из американцев сорвал с него шапку и заорал: «О'кэй, говнюк, где он?», в то время как один из британских полицейских полез в его машину и вытащил с заднего сиденья какой-то атташе-кейс, и ему пришлось целый час объяснять им, что этого кейса он никогда раньше не видел.

Большой седовласый американец, который, видимо, был начальником своей группы, вырвал кейс из рук полицейского, открыл замки и посмотрел внутрь. Кейс был пуст. Да, он был пуст! И такая ужасная суета из-за пустого кейса! В общем, американцы жутко ругались, таких выражений Сиприан никогда раньше не слышал и, надеется, никогда больше не услышит.

А затем вмешался британский сержант. Это был просто душка не от мира сего…

В 14.25 сержант Кидд вернулся к своей патрульной машине, чтобы ответить на настойчивый радиосигнал.

– «Танго Альфа», – начал он.

– «Танго Альфа», говорит помощник заместителя комиссара Крэмер. С кем я говорю?

– Сержант Кидд, сэр, Отдел «Ф».

– Что у вас там, сержант?

Кидд посмотрел на зажатый «фольксваген» и его перепуганного владельца, трех агентов ФБР, рассматривающих пустой атташе-кейс, еще двух янки, стоящих сзади и смотревших с надеждой на небо и трех своих коллег, пытающихся сделать заявление.

– Какая-то неразбериха, сэр.

– Слушайте внимательно, сержант Кидд. Вы поймали высокого американца, только что укравшего два миллиона долларов?

– Никак нет, сэр, – ответил Кидд. – Мы схватили очень голубого парикмахера, который намочил штаны от страха.

– Что значит… исчез? – этот крик, вопль или визг в различной тональности и с разными акцентами звучал в течение часа в кенсингтонской квартире, Скотланд-Ярде, Уайтхолле, Министерстве иностранных дел, на Даунинг-стрит, Гроувенор-сквер и в западном крыле Белого дома. «Но он не может просто исчезнуть!»

Но он действительно исчез.