Ноябрь 1990 года

С непроницаемым выражением лица маршал Козлов сидел за письменным столом и разглядывал четверых мужчин, устроившихся по обеим сторонам стола для совещаний. Все четверо углубились в папки с грифом «Совершенно секретно», все четверо были теми, кому он мог Доверять — обязан был доверять, поскольку на карту была поставлена его карьера, а быть может, и нечто большее.

Слева от маршала сидел заместитель начальника Генштаба, работавший в Москве, однако отвечавший за все южные районы СССР со всеми их мусульманскими республиками, граничащими с Румынией, Турцией, Ираном и Афганистаном. Рядом с ним разместился командующий Южным военным округом, который считал, что прилетел в Москву из Баку на очередное плановое совещание. Однако это совещание было необычным. Прежде чем появиться семь лет назад в Москве в качестве заместителя начальника Генштаба, Козлов сам служил в Баку, и человек, который сейчас изучал план «Суворов», был обязан своим повышением именно Козлову.

Напротив сидели еще двое, тоже поглощенные чтением. Ближе к маршалу находился человек, без участия которого успех плана представлялся крайне сомнительным, — заместитель начальника ГРУ, Главного разведывательного управления советских вооруженных сил. Будучи постоянно на ножах со своим главным соперником — КГБ, ГРУ отвечало за военную разведку внутри страны и за рубежом, за контрразведку и безопасность внутри вооруженных сил. Однако гораздо важнее было то, что ГРУ контролировало войска специального назначения, «спецназ», чье участие в начальном этапе плана «Суворов» могло стать решающим. Именно эти войска, высадившись в декабре 1979 года в Кабульском аэропорту, взяли штурмом президентский дворец, убили президента Афганистана и поставили на его место марионетку — Бабрака Кармаля, который тут же издал задним числом обращение к советским войскам с просьбой вступить в страну и положить конец «беспорядкам».

Козлов остановил свой выбор на заместителе, поскольку глава ГРУ был бывшим сотрудником КГБ, навязанным Генштабу, и ни у кого не было сомнений в том, что он постоянно сообщал своим дружкам из КГБ всю пикантную информацию, которая могла бы повредить высшему командованию. Заместитель начальника ГРУ проехал через всю Москву из здания, расположенного к северу от центрального аэродрома столицы.

Рядом с ним сидел человек, явившийся из своего управления на самом севере города; без его людей план «Суворов» был просто невыполним. Эго был заместитель командующего воздушно-десантными войсками; парашютистам ВДВ предстояло высадиться в десятке наиболее важных городов и обеспечить работу воздушных мостов.

В участии войск ПВО не было необходимости, так как СССР не стоял перед угрозой нападения, не нужны были и ракетные войска стратегического назначения. Что же касается артиллерии, мотострелковых и бронетанковых войск, то для обеспечения плана на юге их было достаточно.

Представитель ГРУ закончил читать и поднял взгляд. Он хотел что-то сказать, но маршал поднял руку, и они стали молча дожидаться, когда дочитают остальные. Совещание началось три часа назад с того, что все четверо прочитали сокращенный вариант доклада Каминского. Мрачное настроение, которое вызвала у них заключительная часть доклада, усугублялось еще и тем, что за прошедший год некоторые прогнозы Каминского сбылись.

Топлива уже стало меньше, и даже некоторые маневры были свернуты или вовсе отменены из-за недостатка бензина. Обещанные атомные электростанции не были вновь введены в строй, в Сибири нефти добывалось лишь немногим более обычного, а разработка месторождений в Арктике из-за недостатка техники, квалифицированной рабочей силы и средств представляла собою жалкое зрелище. Гласность, перестройка, пресс-конференции и призывы Политбюро — все это прекрасно, однако отнюдь не достаточно для того, чтобы привести Россию в чувство.

Вкратце обсудив отчет о состоянии энергетики, Козлов раздал собравшимся четыре папки. Это и был план «Суворов», разработанный за девять месяцев (считая с прошлого ноября) генерал-майором Земсковым. Маршал продержал план три месяца под сукном, пока не счел, что положение на южных границах достигло точки, когда его подчиненные легче воспримут весьма дерзкий замысел. Все четверо уже кончили читать и вопросительно смотрели на Козлова. Никто не хотел начинать обсуждение первым.

— Итак, — осторожно проговорил маршал, — какие будут мнения?

— Что ж, — отважился наконец заместитель начальника Генштаба, — это даст нам возможность завладеть запасами нефти, которые позволят неплохо продержаться до второй половины следующего столетия.

— Цель именно в этом и заключается, — ответил Козлов. — А как насчет осуществимости плана? — спросил он, бросив взгляд на командующего Южным округом.

— Вторжение и захват — не проблема, — отозвался генерал из Баку. — С этой точки зрения план разработан блестяще. Сломить первоначальное сопротивление трудностей не представит. А вот как мы будем держать этих негодяев в руках потом… Они ж там все сумасшедшие. Нам придется пойти на очень суровые меры.

— Это дело несложное, — невозмутимо заметил Козлов.

— Придется использовать войска, состоящие из российских национальных меньшинств, — заявил десантник. — На Украине, кстати, мы их и используем. Всем прекрасно известно, что дивизии, набранные в мусульманских республиках, для такого дела не годятся.

Присутствующие согласно закивали. Заместитель начальника ГРУ сказал:

— Я порой думаю, что они вообще ни для чего не годятся. Это еще одна причина, по которой мне правится план «Суворов». Он позволит нам пресечь проникновение исламского фундаментализма в южные республики. Уничтожить сам его источник. Мои подчиненные на юге считают, что в случае войны мы вообще не можем рассчитывать на наши мусульманские дивизии.

Генерал из Баку даже не стал спорить.

— Чурки проклятые, — буркнул он. — С ними становится все труднее и труднее. Вместо того чтобы заниматься обороной южных районов, я то и дело усмиряю религиозные бунты в Ташкенте, Самарканде и Ашхабаде. Я с удовольствием разделался бы с этими воинами Аллаха прямо у них дома.

— Выходит, — подвел итог маршал Козлов, — у нас есть уже три плюса. План осуществим, благодаря протяженным границам и хаосу в южных областях, он снабдит нас еще на полвека нефтью, и мы сможем раз и навсегда ограничить фундаментализм. А что можно возразить против плана?

— Как насчет реакции Запада? — поинтересовался генерал ВДВ. — Как бы американцы не развязали третью мировую войну.

— Не думаю, — ответил представитель армейской разведки, который, изучая Запад на протяжении многих лет, был самым подкованным в этом вопросе. — Американские политики очень считаются с общественным мнением, а большинство американцев сегодня уверены, что, чем солонее придется иранцам, тем лучше. Таково мнение широких масс в Америке.

Все четверо прекрасно знали, что происходило в Иране в последние годы. После смерти аятоллы Хомейни и периода политических междуусобиц к власти в Тегеране пришел кровавый кади Халхали, печально прославившийся тем, что в свое время с наслаждением разглядывал трупы американских солдат, погибших во время безуспешной попытки спасти заложников в посольстве США.

Свою непрочную власть Халхали пытался укрепить, сея в стране ужас с помощью грозных «Кровавых дозоров». В конце концов, когда наиболее неистовые представители этой революционной гвардии чуть было не вышли у него из повиновения, он отправил их за границу, где они в последние полгода развязали зверский террор по отношению к американским гражданам и их собственности на Ближнем Востоке и в Европе.

К тому времени, когда пятеро советских военачальников собрались, чтобы обсудить вторжение в Иран и его захват, Халхали ненавидели как на родине, где все уже были сыты по горло «Священным террором», так и на Западе.

— Я полагаю, — заключил представитель ГРУ, — что, если мы решим повесить Халхали, американская общественность пожертвует нам для этой цели веревку. Когда мы пересечем границу, Вашингтон может прийти в ярость, однако конгрессмены и сенаторы прислушаются к голосам своих избирателей и посоветуют президенту осадить назад. К тому же не забывайте, что теперь мы с янки закадычные друзья.

Сидящие за столом, а вслед за ними и Козлов усмехнулись.

— Откуда в таком случае следует ожидать противодействия? — спросил он.

— Мне кажется, — ответил генерал ГРУ, — что не из Вашингтона, если мы поставим его перед fait accompli{Свершившимся фактом {фр.).}. Скорее всего, с Новой площади, этот деятель из Ставрополя явно будет против.

На Новой площади в Москве помещается здание ЦК КПСС, а Ставрополь был упомянут как не слишком лестная характеристика генерального секретаря Михаила Горбачева, который был родом оттуда.

Собравшиеся уныло согласились. Представитель ГРУ принялся развивать свою мысль дальше.

— Все мы знаем, что, как только год назад этот чертов Кормак выступил во Внукове в роли русской телезвезды, представители министерств обороны обеих стран начали готовить договор о крупном сокращении вооружений. Через две недели Горбачев летит в Америку, где постарается его заключить, и тогда у него появятся средства на развитие нашей нефтедобывающей промышленности. Пока он считает, что может получить нефть таким путем, ему нет смысла ставить иод угрозу так им любимый договор с Кормаком, давая согласие на захват Ирана.

— Допустим, он заключит договор, но ратифицирует ли его Центральный Комитет? — осведомился генерал из Баку.

— Сейчас ЦК у него в руках, — отозвался Козлов. — За последние два года он разделался практически со всей оппозицией.

На этой пессимистической ноте и закончилось совещание. Все экземпляры плана «Суворов» были собраны и заперты в маршальский сейф, а генералы вернулись к своим обязанностям, готовые молчать, наблюдать за ходом событий и ждать.

Две недели спустя Сайрус Миллер тоже проводил совещание, правда только с одним человеком — своим старым коллегой и приятелем еще по колледжу. Вместе с Мелвиллом Сканлоном они вспоминали времена корейской войны, когда молодой Сканлон был взбалмошным предпринимателем из Галвестона, вложившим все свои скудные средства в несколько небольших танкеров.

Миллер в то время подрядился доставлять свое новое реактивное топливо американским военно-воздушным силам в порты Японии, где его должны были перегружать на военные танкеры и транспортировать в осажденную Южную Корею. Он заключил контракт со Сканлоном, и тот творил буквально чудеса, гоняя свои проржавевшие посудины через Панамский канал в Калифорнию, где они загружались «Автуром» и везли его через Тихий океан. Одновременно они перевозили сырую нефть из Техаса в Калифорнию, прежде чем поменять груз и направляться в Японию; Сканлон избегал таким образом порожних рейсов, а у Миллера всегда было из чего изготавливать «Авгур». Три танкера, правда, затонули в Тихом океане, однако вопросов никаких не возникло, и оба предпринимателя успели прилично заработать, прежде чем Миллеру пришлось в конце концов передать технологию изготовления топлива фирмам-заказчикам.

Сканлон продолжал свое дело и стал крупным брокером и доставщиком нефтепродуктов, покупая и транспортируя сырую нефть по всему миру, но главным образом из Персидского залива в Америку. После 1981 года ему дали от ворот поворот, поскольку Саудовская Аравия стала настаивать на том, чтобы все грузы вывозились из Персидского залива судами под флагами арабских стран, однако эту политику ей удалось навязать только в отношении комиссионной нефти, то есть той ее части, которая принадлежала стране-экспортеру, а не нефтеперерабатывающей компании.

Но Сканлон доставлял из Саудовской Аравии в Америку как раз комиссионную нефть, поэтому и вынужден был бросить дело и продать или отдать внаем свои танкеры саудовским и кувейтским фирмам по весьма низкой цене. Он не обанкротился, но Саудовскую Аравию с тех пор невзлюбил. У него осталось несколько танкеров, которые совершали рейсы из Персидского залива в США с нефтью компании «Арамко», на которую запрет Саудовской Аравии не распространялся.

Миллер стоял у своего любимого окна и смотрел на раскинувшийся внизу Хьюстон. Вознесшись столь высоко над остальным человечеством, он ощущал в себе нечто божественное. В другом конце кабинета Сканлон, развалившись в кожаном кресле, постукивал пальцами по только что прочитанному отчету Диксона. Так же как и Миллер, он знал, что цена за баррель нефти из Персидского залива достигла 20 долларов.

— Все верно, дружище. Жизнь Америки ни в коем разе не должна зависеть от этих негодяев. Интересно, что там думает Вашингтон? Ослепли они, что ли?

От Вашингтона ждать помощи не приходится, Мел, — спокойно ответил Миллер. — Если хочешь что-нибудь изменить в этом мире, нужно действовать самому. Уж чему-чему, а этому жизнь нас научила.

Мел Сканлон достал носовой платок и утер лоб. Он потел даже несмотря на кондиционер. В отличие от Миллера он носил традиционный наряд техасца: стетсоновскую шляпу, галстук-шнурок с зажимом, пряжку с орнаментом индейцев навахо на ремне и сапоги на высоких каблуках. К сожалению, своей приземистой, дородной фигурой на скотовода он никак не походил, однако за его внешностью рубахи-парня скрывался острый ум.

— Не понимаю, каким образом можно изменить местонахождение этих богатых запасов нефти, — хмыкнул он. — Газское месторождение находится в Саудовской Аравии, тут уж ничего не попишешь.

— Я имею в виду не географическое положение, а политический контроль над бассейном, — возразил Миллер. — А значит, возможность диктовать цены на аравийскую и, следовательно, любую другую нефть.

— Политический контроль? В руках очередной своры арабов?

— Нет, в наших руках, — ответил Миллер. — В руках Соединенных Штатов Америки. Чтобы выжить, мы должны контролировать мировые цены на нефть, устанавливая их такими, какие будут нам по карману, а это значит, что мы должны контролировать правительство в Эр-Рияде. Мы на побегушках у кучки каких-то козопасов, и этот кошмар длится слишком давно. С этим пора кончать, но Вашингтон тут ничем не поможет. А вот это — вполне.

Он вынул из стола папку с несколькими листками внутри, но без надписи. Сканлон скривился.

— Ради Бога, только не еще один доклад, Сай, — взмолился он.

— Прочти, — с нажимом проговорил Миллер. — Для общего развития.

Сканлон вздохнул и открыл папку. На титульном листе было написано:

«Падение и гибель династии Ибн-Сауда».

— Очередное священное дерьмо, — заметил Сканлон.

— Нет, «Священный террор», — возразил Миллер. — Читай.

«Ислам. Ислам как религия возник из учения пророка Мухаммеда примерно в 622 году до п. э. В настоящее время число мусульман лежит в пределах от 800 миллионов до миллиарда. В отличие от христианства в мусульманской церкви нет священников как таковых; духовенство состоит из кади (судей), которые пользуются уважением за свои высокие моральные и умственные качества. Догматы Мухаммеда изложены в Коране.

Течения. 90 % мусульман исповедуют суннизм, то есть ортодоксальное течение ислама. Меньшинство принадлежит к шиизму, более фанатичному течению. Основное различие между ними заключается в том, что сунниты следуют высказываниям пророка, так называемым хадисам, тогда как шииты признают божественную непогрешимость своего духовного лидера, имама, и следуют его указаниям. Основные оплоты шиизма — это Иран (93 %) и Ирак (55 %). В Саудовской Аравии шииты составляют всего 6 % и представляют собой преследуемую группировку, лидер которой находится в подполье и действует главным образом в районе Газского месторождения.

Фундаментализм. Хотя фундаменталисты есть и среди суннитов, основное число фундаменталистов составляют шииты. Это течение внутри течения проповедует абсолютную покорность Корану в трактовке покойного аятоллы Хомейни, которого пока никто так и не заменил.

Хезбалла. В Иране самые ярые фундаменталисты — это армия фанатиков, называющих себя «партией Бога», или «Хезбаллой». В других местах фундаменталисты называются по-другому, но в этом докладе мы будем пользоваться термином «Хезбалла».

Цели и убеждения. Основная их идея заключается в том, что весь ислам, а в конце концов и весь мир следует привести к покорности воле Аллаха в том виде, как ее выражал аятолла Хомейни. Для этого у них есть определенное количество предпосылок, наибольший интерес из которых представляют собою следующие три: все существующие мусульманские правительства незаконны, поскольку не основаны на безусловном подчинении Аллаху, то есть Хомейни; никакое сотрудничество между Хезбаллой и светским мусульманским правительством невозможно; божественная обязанность Хезбаллы заключается в том, что она должна карать смертью неверных во всем мире, и в первую очередь мусульманских еретиков.

Методы. Уже давно Хезбалла постановила, что при выполнении последней задачи не должно быть ни милосердия, ни сострадания, ни жалости, ни ограничений, ни отступничества — даже если приходится приносить себя в жертву. Они называют это «Священным террором».

Предложение. Сплотить, организовать, вдохновить шиитских фанатиков па убийство шестисот самых главных и влиятельных членов династии Ибн-Сауда и уничтожить таким образом саму династию и ее правительство в Эр-Рияде, которое заменить после этого князьком, готовым к тому, чтобы согласиться с оккупацией американскими войсками Газского месторождения и снижением цены на нефть до уровня, «предложенного» США».

— Кто, черт возьми, это написал? — поинтересовался Сканлон, отложив доклад, из которого прочел лишь половину.

— Человек, в течение последнего года работавший у меня консультантом, — ответил Миллер. — Хочешь с ним познакомиться?

— Он здесь?

— Ждет за дверью. Приехал десять минут назад.

— Еще бы, — согласился Сканлон. — Хотелось бы бросить взгляд на этого психа.

— Минутку, — сказал Миллер.

Задолго до того, как профессор Джон Кормак оставил учебную работу и занялся политикой в качестве конгрессмена от штата Коннектикут, его семейство всегда проводило летний отпуск в домике на острове Нантакет. Впервые он появился здесь, будучи еще молодым учителем и новоиспеченным супругом, лет тридцать назад, когда Нантакет еще не был модным местом вроде Мартас-Винъярда или Кейп-Кода, и его сразу пленила незатейливая жизнь на природе.

Расположенный к востоку от Мартас-Винъярда у побережья Массачусетса Нантакет представлял собою в те времена островок с традиционным рыбачьим поселком, индийским кладбищем, золотистыми пляжами, обдуваемыми свежим ветром, несколькими летними домиками — и все. Незанятая земля там была, и молодые супруги, накопив денег, купили участок в четыре акра в Шоукемо, рядом с Детской бухтой, у самого конца закрытой лагуны, которая называлась просто Гавань. Там Джон Кормак поставил обшитый серыми от старости досками каркасный дом, крытый дранкой, и начинил его грубой тесаной мебелью, скрученными по углам ковриками и лоскутными одеялами.

Позже появились деньги, жилище стало благоустраиваться, добавились кое-какие пристройки. Когда Кормак вступил в Белый дом и заявил, что желает провести каникулы в Нантакете, на старый дом обрушилось нечто вроде небольшого урагана. Из Вашингтона приехали специалисты и в ужасе обнаружили тесноту, трудности с обеспечением безопасности и связи… Вернувшись назад, они сказали: «Да, господин президент, все отлично, только надо будет построить жилье для сотни людей из Секретной службы, оборудовать вертолетную площадку, несколько коттеджей для посетителей, секретарей и прислуги — не может же теперь Майра Кормак сама стелить постели! — и, может быть, одну-две антенны спутниковой связи…» Президент Кормак сразу отказался от затеи.

Потом, в ноябре, он решил рискнуть вступить в игру с человеком из Москвы и пригласил Михаила Горбачева в нантакетский дом на уик-энд. И русскому там понравилось.

Ребята из КГБ и Секретной службы были просто в отчаянии, однако оба лидера проявили неслыханную твердость. Закутавшись от дувшего с пролива пронзительного ветра (русский, кстати, привез Кормаку соболью шапку), они подолгу гуляли по берегу, тогда как агенты охраны тащились позади, прятались в сухой траве, переговариваясь по рациям, в небе боролся с ветром вертолет, а в море качался на волнах катер Береговой охраны.

Но никто никого и не пытался убить. Однажды безо всякого предупреждения президент и его гость добрели до деревушки, и рыбаки на пирсе продемонстрировали нм только что пойманных омаров и морских гребешков. Горбачев восхищался уловом, расточал улыбки и сиял; потом они выпили пива в прибрежном баре и побрели назад в Шоукемо, похожие на идущих рядом бульдога и аиста.

Вечером, отведав в каркасном доме варенных на пару омаров, они позвали своих военных специалистов и переводчиков, окончательно уточнили условия договора и составили коммюнике.

Во вторник к лидерам была допущена пресса — чисто символическое число ее представителей и до этого фотографировало и делало записи в блокнотах, поскольку дело как-никак происходило в Америке, — но во вторник прибыли батальоны журналистов. В полдень лидеры вышли на деревянную веранду, и президент зачитал коммюнике. В нем выражалось твердое намерение поставить на обсуждение ЦК и сената договор о широкомасштабном сокращении обычных видов вооружений как внутри стран, так и за их пределами. Специалистам оставалось еще уточнить кое-какие вопросы контроля и позднее обнародовать подробный перечень типов и количества оружия, которое следовало вывести из строя, законсервировать или пустить па слом. Президент Кормак говорил о мире почетном, надежном и добровольном. Слушая перевод, генеральный секретарь Горбачев энергично кивал. Никто не отметил то обстоятельство — хотя позднее пресса посвятила ему не одну страницу, — что при существующем в Америке дефиците бюджета, экономическом хаосе в СССР и угрожающем обеим странам топливном кризисе ни одна из них не может позволить себе продолжать гонку вооружений.

За две тысячи миль от Нантакета, в Хьюстоне, Сайрус В. Миллер выключил телевизор и взглянул на Сканлона.

— Этот человек собирается раздеть нас донага, — со спокойною злобой проговорил он. — Это опасный человек. Предатель.

Овладев собой, он потянулся к внутреннему телефону.

— Луиза, будьте любезны, пригласите ко мне полковника Истерхауса.

Кто-то однажды сказал: «Видят сны все, но опаснее всего те люди, которые видят их наяву». Полковник Роберт Истерхаус сидел в элегантной приемной на верхнем этаже здания «Пан-Глобал» и смотрел в окно на раскинувшийся внизу Хьюстон. Однако перед его светло-голубыми глазами стояло высокое небо и охряные пески Неджда: он думал о том, как контролировать добычу нефти из Газского месторождения на благо Америки и всего мира.

Родился он в 1945 году, а тремя годами спустя его отец согласился отправиться в Бейрут, чтобы преподавать в тамошнем Американском университете. В то время столица Ливана была истинным раем — элегантным, космополитическим, богатым и безопасным. Несколько лет Роберт ходил в местную школу, у него появились французские и арабские приятели, и к тому времени, как семья вернулась в Айдахо, ему было уже тринадцать лет и он одинаково свободно разговаривал по-английски, по-французски и по-арабски.

Своих новых американских школьных товарищей мальчик нашел пустыми, легкомысленными и на удивление невежественными, помешанными на рок-н-ролле и молодом певце по фамилии Пресли. Они подсмеивались над его рассказами о качающих ветвями кедрах, крепостях времен крестоносцев, пылающих кострах друзов{Друзы — приверженцы одной из арабских мусульманских сект шиитов.}, кочевавших по горным тропам. Поэтому мальчик увлекся литературой, и в первую очередь книгой Лоуренса Аравийского{Лоуренс Томас Эдвард (1888–1935) — английский разведчик, долгое время работавший в арабских странах.} «Семь столпов мудрости». В восемнадцать лет он оставил колледж и девушек и поступил добровольцем в 82-ю авиадесантную дивизию. Когда погиб Кеннеди, молодой человек еще находился в лагере для новобранцев.

Десять лет он прослужил десантником, трижды побывал во Вьетнаме и вернулся оттуда одним из последних, в 1973 году. При больших потерях в личном составе продвинуться в армии можно было быстро: Истерхаус был уже самым молодым полковником в своей дивизии, но тут он стал калекой — не на войне, а в результате нелепого случая. Это был очередной тренировочный прыжок в пустыне; предполагалось, что район высадки — песчаный и ровный, ветер слабый, не больше пяти узлов. Как обычно, начальство все напутало. На земле скорость ветра превышала тридцать пять узлов, он швырял парашютистов о скалы и склоны ложбин. Трое убитых, двадцать семь раненых.

На рентгеновском снимке левой ноги кости молодого полковника напоминали разбросанный по черному бархату коробок спичек. За поспешным бегством последних американских солдат из посольства в Сайгоне он наблюдал в 1975 году по больничному телевизору. Лежа в больнице, Истерхаус наткнулся на книгу о компьютерах и сразу понял, что они могут открыть дорогу к могуществу и, если воспользоваться ими с умом, помогут справиться с мировым безумием, заменить хаос порядком и здравомыслием.

Оставив военную службу, он поступил в колледж и освоил вычислительную технику, проработал три года в компании «Ханивелл», после чего перешел в «Ай-би-эм». В 1981 году, когда могущество саудовских нефтедолларов достигло своего пика, «Арамко» заказала «Ай-би-эм» надежную компьютерную систему для контроля за добычей, транспортировкой и экспортом нефти, а главное — за лицензионными сборами, поступавшими в эту компанию со всего мира, так как в Саудовской Аравии она была монополистом. Бегло говоря по-арабски и имея талант к вычислительной технике, Истерхаус в этих вопросах чувствовал себя как рыба в воде. Он провел в Саудовской Аравии пять лег, защищая интересы «Арамко» и занимаясь компьютерными системами предотвращения мошенничества и воровства. В 1986 году картель стран — экспортеров нефти распался, условия стали диктовать потребители, и саудовские нефтепромышленники почувствовали себя незащищенными. Они переманили к себе хромого гения компьютеров, знавшего их язык и обычаи, заплатив ему целое состояние за то, чтобы он стал независимым консультантом и работал на них вместо «Ай-би-эм» и «Арамко».

Он знал страну и ее историю не хуже коренного жителя. Еще мальчиком он ужасался рассказам об основателе государства — лишенном владений шейхе кочевников Абдале Азизе аль-Сауде, который налетел со своим войском из пустыни и взял штурмом крепость Мусмак в Эр-Рияде. начав таким образом свое шествие к власти. Юный Истерхаус восхищался хитростью Абдаля Азиза, который за тридцать лет покорил тридцать семь местных племен, объединил Неджд с Хиджазом и Хадрамаутом, беря в жены дочерей побежденных врагов и соединяя племена в нацию — или подобие таковой.

Потом Истерхаус узрел действительность, и восхищение сменилось разочарованием, презрением и даже отвращением. Когда он работал на «Ай-би-эм», в его задачу входило предотвращение и обнаружение компьютерного мошенничества в системах, разработанных в Америке башковитыми мальчиками не от мира сего, управление переводом показателей добычи нефти на язык бухгалтерии и в конечном итоге в банковские балансы и создание защищенных от неумелого обращения систем, которые могли бы быть включены во всю казначейскую структуру Саудовской Аравии. Расточительство и ошеломляющая коррупция, свидетелем которых он оказался, заставили его пуританский ум прийти к убеждению, что рано или поздно он станет орудием, которое уничтожит последствия гримасы судьбы, давшей столь огромное богатство и могущество такому народу; именно он восстановит порядок и исправит дичайшие несоответствия Ближнего Востока, чтобы дарованная Господом нефть служила прежде всего свободному миру, а потом уж и всем остальным людям.

Используя свой талант, Истерхаус мог сколотить на нефти приличное состояние, как это делали арабские принцы, но ему не позволяли нравственные устои. Для исполнения его мечтаний требовалась поддержка могущественных людей, их деньги. И тут он был призван Сайрусом Миллером, чтобы развалить прогнившее здание и преподнести его Америке на блюдечке. Теперь ему осталось лишь убедить этих диких техасцев, что он тот человек, который им нужен.

— Полковник Истерхаус! — медовым голосом прервала Луиза ход его мыслей. — Мистер Миллер приглашает вас к себе, сэр.

Он встал, несколько секунд постоял, опираясь на трость, пока не утихла боль, и пошел вслед за секретаршей в кабинет Миллера. Там Истерхаус почтительно поздоровался с хозяином, который затем представил его Сканлону и перешел прямо к делу.

— Полковник, мне бы хотелось, чтобы вы убедили теперь моего друга и коллегу в осуществимости вашего плана. Я ценю его мнение и хотел бы, чтобы он оказался на нашей стороне.

Сканлону комплимент пришелся по душе. Что же до Истерхауса, то он понял, что комплимент лжив. Миллер вовсе не ценил мнение Сканлона, просто ему могли понадобиться его суда, чтобы тайком ввезти в страну оружие, необходимое для государственного переворота.

— Вы прочитали мой доклад, сэр? — спросил Истерхаус у Сканлона.

— Насчет ребят из этой самой Хезбаллы — да. Крутая штука, много смешных названий. Неужели вы сможете использовать их для свержения монархии? И что еще важнее — для передачи Газских месторождений Америке?

— Мистер Сканлон, вы не сможете контролировать нефтяные месторождения Г азы, если прежде не приберете к рукам правительство в Эр-Рияде, расположенном в сотнях миль оттуда. Из этого правительства нужно сделать марионеток, управляемых американскими советниками. Америка не может открыто скинуть королевский дом Сауда — реакция арабов будет невообразимой. Мой план заключается в том, чтобы спровоцировать небольшую кучку шиитских фундаменталистов, поборников «Священного террора», на проведение переворота. Одна мысль о том, что хомейнисты возьмут власть в Саудовской Аравии, приведет в панику весь арабский мир. Оман, Эмираты, Кувейт, Сирия, Ирак, Иордания, Ливан, Египет и Израиль сразу же обратятся к Америке — открыто или тайно — с просьбой вмешаться и спасти их от «Священного террора».

Поскольку в течение двух лет я занимался компьютеризированной системой внутренней безопасности Саудовской Аравии, то знаю, что такая группа фанатиков существует. Ее возглавляет имам, который патологически ненавидит короля, его братьев, составляющих свою мафию под названием «Аль-Фахд», а также тысячи три маленьких князьков, из которых и состоит династия. Имам публично объявил их всех продажными девками ислама и осквернителями святых мест — Мекки и Медины. Сейчас ему приходится скрываться, но я могу обеспечить его безопасность до тех пор, пока он нам не понадобится, — просто буду стирать из центральной ЭВМ сведения о его местонахождении. К тому же я знаю, как с ним связаться — через одного разочаровавшегося участника организации «Мутаван» — воздесущей и ненавидимой всеми религиозной полиции.

— Но что за смысл отдавать Саудовскую Аравию в руки этих тупиц? — спросил Сканлон. — Имея ежедневный доход в триста миллионов долларов, они же разорят всех вокруг.

— Вот именно. Этого-то и не потерпит арабский мир. Все ближневосточные государства, за исключением Ирана, обратятся за помощью к Америке. Вашингтон окажется под массированным давлением, и ему придется отправить силы быстрого развертывания на заранее подготовленную базу в Омане, на Музандамском полуострове, откуда они пойдут на Эр-Рияд, столицу страны, а также на Дахран и Бахрейн, чтобы защитить месторождения от полного уничтожения. А позднее нам придется оставить там войска, чтобы такое не могло повториться впредь.

— А что будет с этим самым имамом? — поинтересовался Сканлон.

— Он умрет, — безмятежно ответил Истерхаус, — и его место займет один из князьков династии, который избежит гибели, потому что я заранее спрячу его в своем доме. Я знаю его хорошо: он учился на Западе, настроен проамерикански, слаб, нерешителен и к тому же пьяница. Он придаст вид законности просьбам других арабских стран, выступив с собственным обращением по радио из нашего посольства в Эр-Рияде. Как единственный оставшийся в живых представитель династии он обратится к Америке с просьбой восстановить законность у него в стране. После этого он будет принадлежать нам душой и телом.

Сканлон несколько секунд подумал, после чего вернулся к более близкой ему теме.

— А нам-то зачем все это? Я имею в виду не США, а нас.

Ответил ему Миллер. Он знал Сканлона и заранее угадал его реакцию.

— Мел, если этот принц будет править в Эр-Рияде и не сможет и шагу ступить без советов нашего полковника, то мы сумеем разрушить монополию «Арамко». А это означает новые контракты, перевозку нефти морем, импорт, переработку сырья. И кто, по-твоему, будет стоять во главе всего этого?

Сканлон удовлетворенно кивнул.

— И когда вы планируете это… это событие? — спросил он.

— Быть может, вам известно, что штурм крепости Мусмак состоялся в январе тысяча девятьсот второго года, а новое королевство образовано в тысяча девятьсот тридцать втором году, — проговорил Истерхаус. — Через год с небольшим, весной девяносто второго, король и его двор будут праздновать девяностую годовщину первого из этих событий и брильянтовый юбилей королевства. Они собираются устроить перед всем миром грандиозное празднество, которое станет им в миллиард долларов. Для этого строится новый закрытый стадион. Я занимаюсь его системами безопасности, управляемыми с помощью ЭВМ, — ими будут снабжены все ворота, двери, окна, каналы вентиляции. За неделю до празднества состоится генеральная репетиция, на которой будут присутствовать шестьсот главных представителей династии Сауда, собранные со всех концов мира. Тогда-то, по моим расчетам, и должны ударить фанатики «Священного террора». Компьютер запрет изнутри все входы и выходы; пятьсот солдат королевской гвардии будут снабжены недоброкачественным оружием и амуницией, которые вместе с карабинами для фанатиков будут ввезены в страну на ваших судах.

— А после того как все будет кончено?.. — спросил Сканлон.

— А после того как все будет кончено, мистер Сканлон, в живых не останется ни одного представителя династии Сауда и ни одного террориста. На стадионе вспыхнет пожар, который будут показывать телекамеры, пока не расплавятся. Тогда новый аятолла, самозваный имам, наследник духа Хомейни, объявит по телевидению о своих планах на весь мир, который только что следил за происходящим на стадионе. Вот тут, ручаюсь вам, в Вашингтон и полетят просьбы.

— Полковник, — заговорил Миллер, сколько вам понадобится денег?

— Чтобы начать планирование и подготовку прямо сейчас — миллион долларов. Затем еще два миллиона для закупок за рубежом и взяток в твердой валюте. Внутри Саудовской Аравии — ни цента. Я смогу достать там несколько миллиардов риалов, чтобы купить что нужно внутри страны и кого нужно подмазать.

Миллер кивнул. Этот странный фантазер просил у него за работу просто гроши.

— Я распоряжусь, чтобы вы получили эти деньги, полковник. А теперь, если не возражаете, подождите немного в приемной, ладно? Я скоро закончу, и мы вместе пообедаем у меня дома.

Уже в дверях полковник Истерхаус обернулся:

— Во всем этом есть — или может появиться — одна загвоздка. Один неуправляемый фактор. Президент Кормак, похоже, предан идее мира и, насколько я понял по передаче из Нантакета, очень рассчитывает на новый договор с Кремлем. А он может поставить под удар наш переворот на Аравийском полуострове. Такой человек, как президент, способен даже отказаться послать туда силы быстрого развертывания.

Когда полковник ушел, Сканлон выругался; Миллер недовольно нахмурился.

— Знаешь, Сай, очень может быть, что он прав. О Господи, ну почему в Белом доме сидит не Оделл?

Выбранный лично Кормаком в качестве первого заместителя, вице-президент Оделл был тоже техасец, бизнесмен, сколотивший миллионное состояние и гораздо более правый, чем Кормак. Поддавшись какому-то странному порыву, Миллер резко повернулся и схватил Сканлона за плечи.

— Мел, за этого человека я много раз молил Бога. И просил у него знамения. И вот в последних словах полковника я увидел это знамение. Кормак должен уйти.

К северу от столицы игорного бизнеса Лас-Вегаса, что в штате Невада, лежит огромная территория военно-воздушной базы Неллис, где занимаются отнюдь не азартными играми. Дело в том, что над ее площадью в 11274 акра раскинулось воздушное пространство, где испытывают самое секретное в США оружие, так называемый полигон Тонопа, и если какой-нибудь заблудившийся частный самолет пересечет границу этого пространства в 3 012 770 акров в то время, когда там идут испытания, то его, скорее всего, собьют после первого же предупреждения.

Именно здесь свежим и солнечным декабрьским утром 1990 года из нескольких лимузинов высадились две группы людей, приехавших понаблюдать за первыми испытаниями только что созданного нового оружия. В первую группу входили промышленники, занимающиеся производством бронированных боевых машин, на основе которых и был создан новый образец. Их сопровождали специалисты из двух смежных корпораций, создавших ракеты, а также авиационные радиоэлектронные системы, входящие в испытываемую машину. Как и большинство видов современного вооружения, «Деспот», новейшая противотанковая установка, состоял из целого ряда сложных систем, которые в данном случае производились тремя различными корпорациями.

Одним из участников испытаний был Питер Кобб — член правления и держатель основного пакета акций компании «Зодиак ББМ», специализирующейся на производстве бронированных боевых машин — отсюда и аббревиатура в названии фирмы. Для него лично, да и для всей компании, создававшей «Деспот» по собственной инициативе в течение семи лет, все зависело от того, купит ли новую машину Пентагон или нет. Сомнений у него почти не было: «Деспот» намного опережал установку «Пейв тайгер» фирмы «Боинг» и даже более современную «Теси г рейнбоу». Он знал, что его детище сможет выполнить задачу, являющуюся предметом постоянной озабоченности стратегов НАТО, отделить первую волну атаки советских танков на Северогерманской низменности от второй.

Вместе с ним приехали Лайонел Мойр, представитель калифорнийской компании «Пасадина авионикс», создавшей системы «Пустельга» и «Ястреб», которые входили в установку, а также Бен Залкинд из корпорации «ЕСК индастриз», расположенной в Силикон-Велли близ Пало-Альто, в Калифорнии. Эти люди тоже были кровно заинтересованы в том, чтобы Пентагон одобрил «Деспота». Правда, компания «ЕСК индастриз» участвовала и в создании нового бомбардировщика «Б2 Стеле», но это дело было вернее.

Представители Пентагона прибыли двумя часами позже, когда все уже было на мази. Их было двенадцать: два генерала и группа технических экспертов, чье мнение было решающим для Пентагона. Когда все расселись под тентом перед целой шеренгой телеэкранов, испытания начались.

Прежде всего Мойр решил удивить собравшихся. Он попросил зрителей повернуть кресла и понаблюдать за находившейся прямо перед ними пустыней. На вид она казалась совершенно плоской. Все были озадачены. Тогда Мойр нажал кнопку на пульте. Буквально в нескольких ярдах перед зрителями почва начала вспучиваться. Из нее появилась массивная стальная клешня, которая вытянулась вперед и снова зарылась в песок. И тут из него, недоступный для истребителей с направленными вертикально вниз радарами, появился «Деспот». Сделанный в виде массивной стальной коробки на гусеничном ходу, без окон, автономный, выдерживающий прямое попадание из любого оружия, кроме тяжелого артиллерийского снаряда и самой большой авиационной бомбы, неуязвимый для ядерной, газовой или бактериологической атаки, он вылез из вырытого им самим укрытия и начал действовать.

Внутри «Деспота» четыре члена его экипажа запустили двигатели, снабжавшие энергией системы, отодвинули стальные заслонки, закрывавшие иллюминаторы из особо прочного стекла, выдвинули параболическую радиолокационную антенну системы защиты и антенны наведения ракетных снарядов. Представители Пентагона были поражены.

— Предположим, — начал Кобб, — что первая волна советских танков форсировала ночью Эльбу по нескольким существующим и многочисленным наведенным мостам и ворвалась в Западную Германию. Силы НАТО принимают первую волну на себя. Мы справимся. Однако гораздо более мощная вторая волна русских танков выходит из укрытий в лесах Восточной Германии и направляется к Эльбе. Эти танки уже смогут прорваться и направятся к французской границе. «Деспоты», спрятанные под землей на территории Германии вдоль линии, идущей с севера на юг, получают приказ: найти, опознать и уничтожить.

Он нажал еще одну кнопку, и на крыше установки открылся люк. Из него появились направляющие с длинной тонкой ракетой в виде цилиндра диаметром двадцать дюймов и длиной восемь футов. Взревел миниатюрный стартовый двигатель, и ракета взмыла в бледно-голубое небо, где, будучи сама такого же цвета, пропала из виду. Наблюдатели повернулись к экранам: телекамера с высокой разрешающей способностью следила за «Пустельгой». На высоте в 150 футов включился авиационный турбореактивный двигатель, стартовый отсоединился и упал вниз, а из боков ракеты выдвинулись короткие обрубленные крылья, которые вместе с хвостовым оперением придавали ей устойчивость. Маленькая ракета превратилась в самолет, но продолжала набирать высоту. Мойр указал на большой экран радиолокатора. Сканирующий луч обегал его по кругу, однако никакой цели не обнаруживал.

— «Пустельга» сделана целиком из стеклопластика, — с гордостью в голосе сообщил Мойр. — Двигатель выполнен из соединений кремния, которые обладают термостойкостью, но не отражают радиоволн. Кое-какие технические секреты, и «Пустельга» сделалась невидимой как для человеческого глаза, так и для приборов. Отметка от нее на экране радара не больше, чем от вьюрка. Даже меньше. Радар может засечь птицу из-за того, что та машет крыльями. «Пустельга» крыльями не машет, а эта радиолокационная станция почувствительнее тех, что есть в Советском Союзе.

Во время войны «Пустельга», разведывательный снаряд дальнего действия, сможет проникать на пятьсот миль за линию вражеского фронта. Сейчас, набрав рабочую высоту в пятнадцать тысяч футов и пройдя по прямой его миль, она уже начала медленно описывать круги со скоростью сто узлов; топлива ей хватит на десять часов. При этом включилась электронная система наблюдения за поверхностью земли. В игру вступил целый набор датчиков. Словно хищная птица, она внимательно следит за всем, что происходит внизу, описывая круги диаметром семьдесят миль. Когда инфракрасные датчики засекут добычу, «Пустельга» проверит информацию с помощью радиолокационной станции миллиметрового диапазона.

— Устройство запрограммировано таким образом, — продолжал Мойр, — что удар будет нанесен лишь в том случае, если цель сделана из стали, движется и излучает тепло. При этом она должна излучать столько тепла, сколько излучает танк, а не легковая машина, грузовик или поезд. Ракета не нанесет удар по костру, теплому дому или стоящей машине, потому что они не двигаются. По той же причине она не ударит по уголковому отражателю, а по предмету из кирпича, дерева или резины потому что они не стальные. А теперь, джентльмены, взгляните на район обнаружения цели — вот на этом экране.

Все повернулись к огромному экрану, изображение на который передавалось камерой, расположенной от них в сотне миль. Большое поле напоминало съемочную площадку в Голливуде. Там были искусственные деревья, деревянные лачуги; тут и там стояли фургоны, грузовики и легковые автомобили. Приводимые в движение невидимыми тросами, поползли резиновые танки. Вспыхнули политые бензином костры. Затем единственный настоящий танк, управляемый по радио, медленно двинулся вперед. С высоты в пятнадцать тысяч футов «Пустельга» заметила его и тут же отреагировала.

— Джентльмены, то, что вы сейчас увидите, — подлинная революция, и мы гордимся ею по праву. Во всех прежних системах охотник бросался на цель сверху и разрушал себя со всею своей дорогостоящей начинкой. Весьма расточительно. «Пустельга» поступает не так — она вызывает «Ястреба». Взгляните на «Деспота».

Зрители снова повернулись и краем глаза успели заметить, как «Ястреб» длиною примерно в ярд по приказу «Пустельги» устремился к цели. Объяснения продолжил Залкинд.

— «Ястреб» сейчас поднимется на сто тысяч футов, перевернется и направится вниз. Пролетая мимо «Пустельги», он получит от нее текущую информацию о цели. Бортовой компьютер «Пустельги» будет вести «Ястреба» до самой земли, и тот ударит с точностью до восемнадцати дюймов. Смотрите, пошел на снижение.

Среди домов, лачуг, грузовиков, фургонов, легковых машин, костров, вкопанных в землю, уголковых отражателей, среди фальшивых резиновых танков единственный стальной танк (старый MI «Абрамс») полз вперед, словно собираясь вступить в бой. Внезапно что-то мелькнуло, и точно огромный кулак обрушился на MI. Словно при замедленной съемке, танк расплющился, борта его вспучились, пушка, будто палец обвинителя, уставилась в небо, и он развалился. Под навесом у присутствующих вырвался вздох облегчения.

— А какой заряд в боевой головке у этого «Ястреба»? — полюбопытствовал один из генералов.

— Никакого, генерал, — ответил Залкинд. — «Ястреб» — это просто болванка, но сообразительная. Он спускается вниз со скоростью десять тысяч миль в час. Не считая приемника, с помощью которого он получает информацию от «Пустельги», и небольшого радара, который на последних пятнадцати тысячах футов корректирует наводку на цель, на нем больше ничего нет. Поэтому-то он так и дешев. Однако когда десятикилограммовая болванка с вольфрамовым наконечником, да еще летящая на такой скорости, приходит в соприкосновение с танком, это все равно, что… ну, как если бы выстрелить в упор из духового ружья в таракана. Другими словами, можно сказать, что в этот танк сейчас врезались два груженых гусеничных бронетранспортера, ехавших со скоростью сто миль в час. Его просто расплющило.

Испытания продолжались еще два часа. Изготовители показали, каким образом можно перепрограммировать «Пустельгу» уже в полете: к примеру, ей можно было приказать искать стальные конструкции, по бокам которых находится вода, а в оконечностях — земля, и тогда ее целью становились мосты. Она могла охотиться и на поезда, баржи или колонны машин — до тех пор, пока они двигались. Что же касается неподвижных объектов, кроме мостов, «Пустельга» не могла отличить грузовик от небольшого стального ангара. Но зато на ее датчики не действовали дождь, облачность, снег, град, туман и темнота.

В середине дня группы наконец разошлись, и представители Пентагона направились к машинам, чтобы ехать в Неллис, а оттуда лететь в Вашингтон.

Один из генералов пожал руки создателям «Деспота».

— Я всю жизнь имею дело с танками, — признался он, — но никогда не видел ничего ужаснее. Я — за. Вот уж на улице Фрунзе будет переполох! Когда за тобою охотятся люди — и то неприятно, но ваш чертов робот — это просто кошмар!

На прощанье несколько слов сказал один из штатских.

— Джентльмены, это блестяще. Лучшая противотанковая система в мире. Но я хочу заметить вот что: если Нантакетский договор будет подписан, заказа нам не видать как своих ушей.

Возвращаясь в одной машине в Лас-Вегас, Кобб, Мойр и Залкинд поняли: Нантакет грозит им, как и многим тысячам других людей, занятых в военно-промышленном комплексе, полным разорением вместе с их фирмами.

В канун Рождества в Алькантара-дель-Рио никто не работал, однако выпито было изрядно: каждый сидел за стаканчиком допоздна. Когда Антонио наконец закрыл свой маленький бар, было уже за полночь. Некоторые из его посетителей жили прямо тут, в деревне, другим пришлось ехать или идти пешком в свои домишки, разбросанные вокруг деревни по склонам холмов. Именно поэтому Хосе Франсиско, которого все называли Пабло, в прекрасном расположении духа, пошатываясь, шел мимо дома высокого иностранца, не испытывая никаких неприятных ощущений, кроме легкой тяжести в области мочевого пузыря. Решив, что пришла пора облегчиться, он свернул к каменному забору, огораживающему двор, где стоял видавший виды мини-джип «Терра», расстегнул молнию и предался второму по интенсивности мужскому наслаждению.

У него над головой высокий мужчина спал и снова видел ужасный сон, приведший его в эти края. В сотый раз проходя через все перипетии навязчивого кошмара, он в который раз обливался потом. Не просыпаясь, он открыл рот и закричал:

— Не-е-е-т!

Стоя внизу у забора, Пабло подскочил на фут в воздух и грохнулся на дорогу, обмочив свои лучшие воскресные брюки. Вскочив, он бросился бежать: не застегнув молнии, чувствуя стекающую по ногам мочу, а генитальным органом ощущая непривычную прохладу. Если этот высокий, поджарый иностранец разъярится, то ему, Хосе Франсиско Эчеварриа, ей-Богу, лучше быть подальше. Мужчина этот всегда вежлив, ничего не скажешь, хорошо говорит по-испански; но все-таки есть в нем что-то странное.

В середине января по Сент-Джайлз-стрит в древнем британском городе Оксфорде ехал молодой первокурсник, несколько возбужденный после встречи со своим новым наставником и наслаждавшийся первым днем, проведенным в колледже Бейллиол. Одет он был в толстые джинсы и штормовку, поскольку было свежо, однако не удержался и накинул поверх черную мантию, говорившую о его принадлежности к студентам Оксфордского университета. Мантия полоскалась на ветру. Позже он узнает, что студенты носят мантию лишь в столовой, но пока он был новичком и очень ею гордился. Он предпочел бы жить в колледже, однако родители сняли для него просторный дом неподалеку от Вудстокской дороги. Миновав памятник мученикам, велосипедист въехал на Магдален-стрит.

Он не заметил, как позади остановился ничем не примечательный седан. В нем сидело трое: двое спереди и один сзади. Сидевший сзади наклонился вперед.

— По Магдален-стрит езда на машинах запрещена. Дальше вам придется идти пешком.

Мужчина, сидевший рядом с водителем, тихонько выругался, вылез на тротуар и быстрым шагом заскользил среди толпы, глядя на ехавшего впереди велосипедиста. По указанию человека на заднем сиденье машина свернула направо на Бомон-стрит, затем налево, на Глостер-стрит и еще раз налево, на Джордж-стрит. Она остановилась у нижнего конца Магдален-стрит, как раз в тот момент, когда появился велосипедист. Велосипедист слез на землю и двинулся пешком через перекресток на Брод-стрит, поэтому седан остался на месте. Раскрасневшийся от ледяного ветра третий пассажир вынырнул из Магдален-стриг, огляделся, заметил машину и влез внутрь.

— Дурацкий город, — заметил он. — То одностороннее движение, то вообще проезд закрыт.

Сидящий сзади усмехнулся.

— Вот поэтому студенты и ездят на велосипедах. Может, и нам стоит попробовать.

— Продолжай наблюдать, — бесстрастно промолвил водитель. Сидевший рядом с ним замолк и поправил под мышкой пистолет.

Студент неподвижно стоял и задумчиво смотрел на мощенный булыжником перекресток Брод-стрит. Из путеводителя он узнал, что в 1555 году на этом самом месте два епископа — Латимер и Ридли — были сожжены заживо по приказу Марии Католички{Мария I Тюдор (1516–1558) — английская королева с 1553 г., преследовавшая сторонников Реформации.}. Когда пламя разгорелось, епископ Латимер обратился к своему сомученику: «Утешься, мастер Ридли, и веди себя, как пристало мужчине. Сегодня мы, хвала Господу, зажжем в Англии свечу, которая, я уверен, не угаснет вовеки».

Он имел в виду свечу протестантской веры, однако, что ответил на это епископ Ридли, неизвестно, поскольку он уже горел ярким пламенем. Через год, в 1556 году, па том же месте их примеру последовал архиепископ Крап-мер. Пламя его костра опалило располагавшиеся в нескольких ярдах двери колледжа Бейллиол. Позже их перевесили на вход во внутренний двор, причем черные следы пламени видны на них до сих пор.

— Привет, — раздался голос рядом со студентом, и он обернулся. Студент был худ и долговяз, его собеседницей оказалась черноглазая коротышка, похожая на пухлую куропатку. — Меня зовут Дженни. Кажется, у нас один и тот же наставник.

Первокурсник, которому был двадцать один год от роду и который, отучившись два года в Йельском университете, приехал на годичную стажировку в Оксфорд, улыбнулся.

— Привет. А я — Саймон.

Они двинулись к арке, ведущей в колледж; молодой человек толкал велосипед рядом с собой. Он уже был здесь накануне, когда знакомился с главой колледжа, но тогда приезжал на машине. Когда они дошли до середины подворотни, перед ними предстал дружелюбный, но неумолимый Тим — привратник и по совместительству парикмахер.

— Вы новичок в колледже, не так ли, сэр? — поинтересовался он.

— Э-э… да, — отозвался Саймон. — Первый день.

— Прекрасно, в таком случае прошу вас запомнить главнейшее правило здешней жизни. Никогда, ни при каких обстоятельствах — будь вы пьяны, полусонны или напичканы наркотиками — вы не должны проезжать под этой аркой на велосипеде, равно как ввозить его или втаскивать на себе во двор. Прошу вас, сэр, прислоните его к стене рядом с другими.

В университетах есть канцлеры, ректоры, мастера, директора, деканы, казначеи, профессора, лекторы, научные работники и многие другие должности, располагающиеся в сложной иерархии. Главный привратник колледжа — это, безусловно, высшая лига. Будучи когда-то сержантом 16-го уланского полка, Тим в свое время легко управлялся с новобранцами.

Когда Саймон и Дженни вернулись, он милостиво кивнул и сказал:

— Вы, кажется, занимаетесь у доктора Кина? В углу двора, по лестнице на самый верх.

Войдя на верхнем этаже в суматоху классной комнаты, где им предстояло заниматься историей средних веков, молодые люди представились своему преподавателю, причем Дженни обратилась к нему «профессор», а Саймон — «сэр». Глаза доктора Кина засияли за очками улыбкой.

— Значит, так, — весело заговорил он. — Л не разрешаю только две вещи: тратить попусту мое и ваше время и называть меня «сэр». «Доктор Кин» вполне сойдет. А потом мы познакомимся, и вы будете называть меня «Морис». Кстати, Дженни, я и не профессор. У профессоров есть кафедры, а у меня, как видите, не только кафедры. но и приличных стульев не сыщешь.

Он со смехом указал на груду скособоченных стульев и кресел и предложил студентам устраиваться поудобнее. Саймон уместил свои кости на безногий стул времен королевы Анны и оказался таким образом в трех дюймах от иола, после чего началась беседа о Яне Гусе и гуситском восстании в средневековой Чехии. Саймон ухмыльнулся. Он понял, что в Оксфорде ему понравится.

Волею случая две недели спустя Сайрус Миллер оказался рядом с Питером Коббом на благотворительном обеде в Остине, штат Техас. Он терпеть не мог подобные обеды и, как правило, их избегал, однако этот был устроен ради местного политического деятеля, а Миллер знал, насколько ценно оказывать в таких случаях знаки внимания, чтобы иметь потом возможность при необходимости попросить об одолжении. Он уже было приготовился не замечать человека, сидящего рядом с ним, но тут Кобб упомянул название своей корпорации и выразил живейшее неудовольствие по поводу Нантакетского договора и действий стоящего за ним человека — Джона Кормака.

— Этот чертов договор не должен пройти, — заявил Кобб. — Нужно как-то убедить сенат не ратифицировать его.

Всем было известно, что договор уже почти готов, в апреле будет подписан послами в Вашингтоне и Москве, затем в октябре, после летних каникул, будет ратифицирован Центральным Комитетом и к концу года представлен в сенат.

Вы полагаете, сенат его отвергнет? — осторожно поинтересовался Миллер. Представитель военно-промышленного комплекса с мрачным видом разглядывал свой пятый бокал.

— Нет, — ответил он. — Дело в том, что идея сокращения вооружений популярна среди избирателей, а Кормак, что ни говори, достаточно обаятелен и любим, чтобы протолкнуть договор. Я этого типа не выношу, но факт остается фактом.

Миллеру понравилось, что, несмотря на близкую катастрофу, его собеседник не потерял здравого смысла.

— Вам уже известны условия договора? — осведомился он.

Более или менее, — отозвался Кобб. Они собираются урезать ассигнования на вооружение на десять миллиардов. По обе стороны железного занавеса. Поговаривают о сорока процентах — опять-таки с обеих сторон, естественно.

— А много ли таких, кто думает так же, как вы? — спросил Миллер.

Кобб был уже слишком пьян, чтобы следить за ходом разговора.

— Это же почти вся военная промышленность, — проворчал он. — Нам придется практически все позакрывать. А какие потери для корпораций, да и для нас самих!

— Гм… Жаль, что не Майкл Оделл наш президент, — задумчиво проговорил Миллер. Представитель компании «Зодиак» хрипло хохотнул.

Размечтались! Да, он будет против сокращений. Но нам эго мало что даст. Он ведь есть и останется вице-президентом, а президент-то Кормак.

В самом деле? — невозмутимо спросил Миллер.

В последнюю неделю месяца Кобб, Мойр и Залкинд встретились со Сканлоном и Миллером за обедом, на который Миллер пригласил их в тихий и роскошный кабинет хьюстонского отеля «Ремингтон». За кофе с коньяком Миллер навел их на мысль, что Джон Кормак все еще продолжает занимать Овальный кабинет.

— Он должен уйти, — произнес Миллер.

— В убийстве я не участвую, — поспешно сказал Залкинд. — К тому же вспомните Кеннеди. После его смерти через конгресс прошли все законы по гражданским правам, которые ему самому никак не удавалось пропихнуть. Покушение дало прямо противоположный результат. А ввел в действие все эти законы именно Джонсон.

— Согласен, — не стал возражать Миллер.-Так действовать мы не должны. Но можно же как-то заставить его уйти со сцены?

— Как? — осведомился Мойр. — Как этого достичь? Президент защищен со всех сторон. За ним не числится никаких скандальных историй. Лидеры партии убедились в этом, прежде чем предложили ему президентство.

— Что-то должно быть, — не сдавался Миллер. — Какая-то ахиллесова пята. У нас есть решимость, есть связи, есть деньги. Не хватает лишь стратега.

— А как насчет этого вашего полковника? — спросил Сканлон.

Миллер отрицательно покачал головой.

— Для него любой президент Соединенных Штатов — главнокомандующий. Нет, нам нужен другой человек… совсем другой…

Он имел в виду и хотел отыскать человека беспринципного, ловкого, безжалостного, умного и любящего только деньги.