— Отлично. Постарайтесь выглядеть солидно, — командовал фотограф. — Что за испуганные взгляды? Вы ведь не уроните ваши драгоценные ноши?

Но Виола и Лавиния только прижали к себе свои свертки еще крепче. Взрослые вокруг них улыбались. Иден Макмиллан, бывший агент Паломы в Нью-Йорке, сказала ее мужу:

— Думаю, я должна пригласить на работу ту, что повыше, прямо сейчас. Виола, кажется? Она просто великолепна!

— Ничего не выйдет, — резонно заметил Джон. — Даже если она заинтересуется твоим предложением, придется подождать, пока ей исполнится двадцать.

— Жаль, — ответила Иден, продолжая с интересом наблюдать за происходящим.

Несомненно, у Паломы все сложилось удачно. За четыре года она слегка поправилась, что очень ей шло. И то, как она смотрела на своего замечательного мужа, говорило яснее всяких слов. Иден позволила себе сентиментально вздохнуть. Она кое-что понимала в мужской красоте: среди ее знакомых были самые красивые мужчины мира. Джона Патерсона нельзя было назвать красивым в общепринятом смысле этого слова, но всякий раз, когда он появлялся в комнате, все замечали это. В его облике было столько уверенности, мужественности и властности, какими могут похвастать немногие мужчины.

Несомненно, он души не чаял в своей жене. Иден с завистью перехватила его взгляд, обращенный на Палому.

У него характер собственника, подумала она. Но если Палому это устраивает, никому до этого не должно быть дела. Кроме того, он, кажется, не против того, чтобы Палома работала. Вчера вечером он рассказывал о том, с каким увлечением она занимается садом. Сад у них действительно отличный. Палома молодец. Но, содрогнувшись при мысли о том, как красивые руки этой женщины копаются в земле, Иден вернулась к происходящему в павильоне. Двое девочек-близнецов держали на руках по одному маленькому братику, тоже близнецу. Да, ближайшие несколько месяцев Паломе не придется пачкать руки в саду. Будет достаточно других хлопот.

— Ты заметил, — шепнула Иден своему помощнику, — что у новорожденных волосы такого же цвета, как и у их сестер?

— Ну и что же?

— Ничего, просто мне показалось это забавным.

Но если девочка, что повыше, не дочь Паломы, то я готова съесть свою прелестную модную шляпку, подумала Иден.

— Тебе многое кажется забавным, — весело отозвался помощник.

Она пожала плечами. Что бы ни происходило раньше в их жизни, сейчас они стали одной большой дружной семьей. Девочки, видимо, обожали Палому и не скрывали своего умиления при виде братьев.

— Ты будешь еще рожать? — спросила Иден час спустя, когда они с Паломой уединились.

— Нет. Врачи сказали, что у меня может снова родиться двойня, и мы решили, что четверых детей нам достаточно.

— Да, пожалуй, детка, — отозвалась Иден хрипловатым голосом. — Лучше не испытывать судьбу. Прими мои поздравления. Я думала, что ты сошла с ума, когда решила бросить работу, но теперь я тебя понимаю.

Палома поймала взгляд Джона. Он приподнял свой бокал, приветствуя дам, и двинулся к ним через всю комнату. Сердце ее затрепетало. Она так любила его! Каждый прожитый год умножал ее счастье.

Поздно вечером, когда девочки уже лежали в постелях, она зашла, чтобы поцеловать их на ночь. Они были изумительными хозяйками и нянюшками этим вечером. Когда Палома показалась в дверях, обе девочки лукаво переглянулись.

— Давай, Виола, спроси лучше ты, — сказала Лавиния, сидевшая на краешке сестриной кровати.

— Спросить? О чем?

Странно было видеть на лицах дочерей одинаковое выражение тревоги и возбуждения. Некоторое время обе молчали, но потом Лав выпалила:

— Мы хотим знать — ты наша настоящая мама?

Наступила тишина. Лав закрыла рот ладошкой, и ее зеленые глаза, такие же, как у Паломы, расширились от ожидания.

— Да. Я ваша мама. — Голос Паломы оставался спокойным, хотя сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— А папа — наш настоящий отец?

Палома кивнула.

— Тогда это означает… — Виола остановилась.

Присев к ним на кровать, Палома рассказала все, что случилось, опуская, однако, некоторые подробности. Обе девочки были смущены.

— Это похоже на сказку, — воскликнула Лав. Только слишком много совпадений, подумала Палома и улыбнулась.

— Да, — сказала она вслух, — и как в сказке, у всех, кроме вас, была тайная вина, и все много страдали.

Девочки понимающе кивнули.

— Ты не будешь против, если мы станем называть тебя мамой? — внезапно спросила Виола.

Но Палома покачала головой.

— Не стоит. Вы знаете, кто вырастил вас. Это имя принадлежит Анне по праву.

Палома на секунду задумалась и потом спросила:

— А как вы догадались, что я ваша настоящая мама?

Сестры обменялись хитрыми взглядами, и затем Виола сказала:

— Потому что у наших братишек такие же, как у нас, волосы. И еще потому, что хотя я и похожа на мамину фотографию, но еще больше похожа на тебя. А у Лав твои глаза. Все совпадает. Еще миссис Макмиллан сказала сегодня, что у меня твое телосложение.

Лав вспыхнула.

— Давно-давно я вошла в твою спальню, когда ты была в душе, и увидела на тумбочке медальон. Я заглянула внутрь и нашла там локоны. Мне было стыдно, что я взяла чужое без спроса, и ничего не сказала тебе. А когда родились братишки, я вспомнила про это.

— О, я понимаю. — Палома сняла медальон и открыла его. Она держала его так, чтобы обе девочки могли видеть два прекрасных рыжих локона точно такого цвета, как у братьев.

— Это наши? — спросила Виола.

Палома кивнула.

— Да. Я срезала их с ваших затылков, когда уходила из родильного дома.

— Почему ты не сказала папе, что мы родились у тебя?

Это был сложный вопрос.

— Как я могла? Он любил Анну, и она любила его. То, что случилось, было ужасной ошибкой. Я не хотела разбить сердце вашей маме, хотя если бы знала, что у нее не может быть детей, я бы, наверное, сказала ей. Оставить вас у себя я не могла. Я была слишком молода, глупа и бедна. И я отрезала ваши локоны и плакала потом над ними, пока хватило сил.

Она не знала, что на ее лице появилось отчаяние тех времен, но Лав подбежала к ней и крепко обняла руками ее колени.

— Ничего, ничего, — утешала она. — Не плачь. Все к лучшему. Разве не так?

Виола тоже выбралась из-под простыни и молча прижалась щекой к лицу Паломы.

Палома вздохнула и стала искать носовой платок. Она пережила такие душевные муки во время этого разговора…

— Ни я, ни ваш папа не виноваты в этом. Хотя, к счастью, все закончилось благополучно.

Лав улыбнулась.

— В отличие от волшебной сказки, у нас нет сварливой ведьмы-мачехи.

Позже в своей спальне Палома рассказала Джону об этом разговоре.

— Они решили никому ничего не говорить, — сказала она, в то время как он расстегивал «молнию» на ее платье. — Девочки стесняются задавать слишком много вопросов, потому что чувствуют, что это наш с тобой секрет. Хочется, чтобы наши сыновья выросли такими же чудесными, как их сестры.

— Уверен, так и будет. — Джон поцеловал ее в шею. — Твой отец и мачеха довольны?

— Да, мне кажется.

Когда они были женаты уже год, Джон настоял на том, чтобы Палома встретилась со своим отцом. К крайнему своему удивлению, она узнала его: видела на похоронах матери.

— Это я должен был разыскать тебя, — сказал он при встрече, — но не сделал этого, чтобы не огорчать жену, которой и так доставил немало страданий. Я понимаю, ты должна презирать меня.

Но умудренная жизненным опытом, Палома и не думала презирать его.

— Поверь мне, — продолжал он, — я пытался убедить твою мать принять от меня помощь, но она отказалась, и наконец я устал умолять ее. Потом она уехала, и я потерял ее из виду. Спустя много лет я увидел ее имя в газете и приехал на похороны. Думал, что тебе нужна моя поддержка, и хотел предложить ее. Но ты была так хорошо одета, красива, похоже, хорошо устроена, и я понял, что опоздал. Не знаю, что тебе говорила обо мне Евгения, но хочу заверить тебя, что не стал разыскивать тебя, потому что моя жена была против. Она очень болела и ненавидела Евгению. Я боялся волновать ее. Если бы я привел домой падчерицу, она бы этого не пережила. До сих пор я чувствую себя виноватым перед тобой и твоей матерью. Я поступил ужасно. Но иногда жизнь дает нам шанс исправиться.

В дальнейшем они не стали близкими друзьями, но поддерживали теплые отношения. Даже его жена приняла Палому хорошо, ведь теперь она не представляла угрозы.

Палома вздрогнула, когда муж нежно тронул зубами чувствительную точку на переходе от ее шеи к плечу.

— М-м, я люблю тебя, — промурлыкала она, поворачиваясь к нему. Ее зеленые глаза были полуприкрыты.

— Ты устала, — сказал Джон. Он поднял ее и положил на постель. Она тихонько засмеялась, притягивая его к себе.

— Как я могла устать? Никто из вас не разрешает мне выполнять даже самую легкую работу. Лав позволила мне подержать одного мальчика, пока они с Виолой занимались с другим. Вот и все. Поверь, я ничуть не устала.

— Хорошо. — В его глазах появилась знакомая нежность. — Я люблю тебя, — сказал Джон, целуя ее.

Последней мыслью Паломы, перед тем как ее унесла волна страсти, было то, что она победила. Призрак Анны потерял способность причинять ей боль. Сейчас рядом с Джоном, царя в его сердце, она чувствовала себя в безопасности. Только он, только этот мужчина мог стать и стал для нее всем на свете.