— А твой отец? — неожиданно спросил Джон.

— Что — отец?

— Ты нашла его?

Скептическая улыбка заиграла на ее губах.

— Да, мне почти не составило труда его отыскать. Долгие годы Палома мечтала встретиться с отцом, но когда узнала о нем все, то охота увидеть его пропала. Ее отец, выходец из знатного семейства, теперь был владельцем одного из крупнейших предприятий страны. Палома отлично понимала, что для мужчин такого сорта внебрачный ребенок может быть только помехой.

— Он знает о тебе? — спросил Джон.

Палома пожала плечами.

— А зачем ему знать об этом?

— Может быть, он захочет познакомиться с тобою.

Палома цинично расхохоталась.

— Только из-за того, что я получила некоторую известность и разбогатела, заработав все это своим лицом и телом? Сомневаюсь, что для него это может иметь значение. Он знал, что мать была беременна, но все равно бросил ее. Теперь я не желаю иметь с ним дела.

— Ты можешь проводить аналогии, но я действительно считаю, что мужчина не должен так поступать с женщиной. Я бы не бросил тебя на произвол судьбы, если бы только знал…

Палома в душе все еще не верила ему. Может быть, Анна рассказала ему? Тогда он знал, что удочерил собственных детей. Возможно, он сам все это и подстроил. Или вот что: у Анны была влиятельная подруга, она и помогла ей в этом деле. Ведь то, что случилось, оказалось для них как нельзя кстати: Анна не могла иметь детей и удочерила детей мужа. Наверное, ей больше подошли бы сыновья…

Лицо Джона сохраняло бесстрастное выражение, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы убедиться в том, что ей никогда не узнать этой тайны. Как и многое другое, ключ от этой загадки хранится в его умной и холодной голове.

Палома тяжело вздохнула. Этот вопрос волновал ее все больше и больше. Если Джон знал, что с ней случилось, то просто обманул ее, забрав детей, как забирают ягнят у маток. От такой мысли у нее перехватило дыхание. Мучимая бесплодными догадками, Палома едко произнесла:

— Да, то, что произошло, только сыграло тебе на руку, ведь так? Какая жалость, что я об этом узнала и все испортила.

— Черт тебя возьми, — заговорил Джон, роняя слова, как камни. — Зачем ты вернулась? Чтобы преследовать меня? Ради этого не стоило приезжать, я помнил о тебе и так.

— Не надо, Джон, — сказала она вдруг голосом, полным симпатии, в котором не осталось и следа подозрительности и злобы. Она поднялась, подошла к нему и коснулась его руки. — Ты беспокоишься о том, как девочки отнесутся к этой истории, я понимаю. Но не стоит! Мы все преодолеем.

Контраст между льдом своих пальцев и жаром его тела заставил сердце Паломы биться сильнее. Облизнув пересохшие губы, она отступила назад, но недостаточно быстро. Джон внезапно крепко стиснул ее запястье сильными пальцами, как тисками.

— Мы?! — воскликнул он с лицом, перекошенным от злобы. — У тебя нет здесь будущего, Палома!

— Знаю, — прошептала она, завороженная ледяным взглядом его сузившихся глаз.

Напряжение между ними росло, и когда его бледно-голубые глаза встретились с ее зелеными, расширившимися от ужаса, Палома поняла, что бешенство, охватившее мужчину, стоявшего вплотную к ней, перерастает в другое чувство.

— Нет! — вскрикнула она, вырвав руку, и побежала по лестнице. Но Джон догнал ее, схватил за плечи и повлек за собой. Испуганная, с отчаянием жертвы женщина попыталась вывернуться, но, взглянув в его глаза, прочла в них такое желание и такую страсть, что страх исчез и она покорилась.

Больше не было хищника и его добычи. Игра закончилась, охота прекратилась, и между ними протянулась невидимая, древняя как мир нить, связывающая мужчину и женщину.

…Рот Джона вначале был грубым и ненасытным, будто хотел наказать ее. Но жертва подчинялась без сопротивления. И он сумел разбудить в ней странное, ранее не изведанное ощущение, прятавшееся так глубоко, что добраться до него было нелегко.

Палома, охваченная волшебством момента, позволяла ему все, забыв об осторожности. Она едва заметила, как он поднял ее на руки, потому что всем своим существом воспринимала прикосновения Джона и быстрые удары его сердца. Но неясные очертания знакомых предметов развеяли чары, пробудив воспоминания. Высвободившись из его объятий, Палома огляделась. Они были в той самой комнате.

Все осталось прежним, кроме кровати. Вместо медной, которую так любила Анна, стояла старинная деревянная, отполированная заботливыми руками и годами. Она не подходила для этой бело-голубой спальни, украшенной позолотой, шелком и статуэтками херувимов.

— Я нашел ее у антиквара, — сказал Джон, будто читая ее мысли.

Эта новость развеяла последние опасения Паломы. Улыбаясь, она приблизилась к Джону и поцеловала его со страстью и желанием, не в силах больше таить их в себе. Только он, думала женщина, погружаясь в мерцающий туман, только этот мужчина.

— Палома, — хрипло проговорил Джон. — Сколько ты ждала этого? Вечность, как и я? Хотя нет, ты не скучала в своей прежней жизни, в работе, среди любовников?

— Неважно, — ответила она, останавливая его мягким прикосновением к губам. — Ничто не имеет значения, кроме этого дома и тебя.

И Джон единым махом разрушил прежний, внешне безмятежный мир, окружающий их обоих. С глубоким вздохом Палома ответила. Прекрасное женское тело напряглось, готовое на его ласки. Кровь быстрее побежала по жилам. Желание стало невыносимым.

Когда Джон положил ее на кровать, она всем существом осознала, что искала всю жизнь: его вызывающую страсть, жар и силу его тела, соединения с человеком, который был ее второй половиной, без которой она была обречена на одиночество. Сейчас Джон принадлежал ей целиком, как и она ему, — прежние условия, договоры, случай, который их свел, — все кануло в небытие, все было сожжено в огне всепоглощающей страсти. И для Джона больше не существовали другие женщины, даже Анна. Они, свободные от цепей прошлого, соединились в объятии, древнем, как мир, и в то же время новом и неизведанном, как будущее.

Пальцы Джона добрались до ее груди, и Палома задрожала. Внезапно, будто не в силах терпеть преград между ними, мужчина рванул тонкую шелковую блузку и, не прекращая ласки, свободной рукой и зубами освободил нежное женское тело от одежд. Палома еще крепче прижалась к нему и потянулась к пуговице на рубашке Джона, но ее рука вдруг ослабела, и она только прошептала:

— Я хочу… хочу…

Он быстро разделся. С этой минуты время понеслось галопом…

Рука Джона скользнула вниз, а губы припали к ее губам. Его язык, лаская, проникал все глубже и глубже. Пальцы искали и наконец нашли источник ее наслаждения. Палома застонала, и ее тело напряглось сильнее.

— Да, — прохрипел Джон, — да, вот оно. Какое чудо! Прижмись ко мне крепче…

И на мгновение замер, ожидая ее реакции. С томной улыбкой Палома развела ноги, готовая принять его. Одно точное движение, и он вошел в нее. Лицо Джона было сосредоточено, глаза страстно блестели. Когда он начал двигаться, волны экстаза лишили Палому воли, заставляя подчиняться ритму, исходящему от самой глубины ее существа.

Ощущение твердой мужской плоти в ее лоне порождало множество богатейших чувственных эмоций. Палома была полностью в его власти, казалось, ее гибкое тело рождено для того, чтобы подчиняться своему повелителю. Вдруг Джон сделал еще один толчок, проникая в нее все глубже, пока она не вскрикнула, дрожа от необузданных чувств, каких и не подозревала в себе. Когда тяжелое, расслабленное тело Джона, обмякнув, опустилось на нее, она ощутила такое счастье, спокойствие, удовлетворенность, каких не испытывала никогда раньше.

Через некоторое время Джон пошевелился. Протестуя, Палома обхватила его плечи и крепче прижала к себе.

— Сейчас, сейчас, — пробормотал он Ленивым, сытым голосом и повернулся на бок. Охваченная истомой женщина неподвижно замерла, наслаждаясь странным сладковатым запахом его тела.

— Я хочу жениться на тебе, — сказал вдруг Джон.

Это было произнесло сухо, без выражения.

А в безмятежном мире Паломы взорвалась бомба. Она приподнялась и уставилась на Джона, будто он сошел с ума.

— Что?

— Ты слышала.

Если бы в его голосе были эмоции, в ледяных глазах — просьба, она, наверное, согласилась бы, но, хотя слово «да» так и просилось с ее языка, произнести его она не могла.

— Но зачем? — спросила Палома, пытаясь высвободиться из его рук. — На этот раз я вряд ли забеременею.

— Не потому, и ты знаешь это, — парировал Джон.

— Тогда почему? И не вздумай сказать, что заботишься о девочках — они меня почти не знают.

— Им нужна мать.

Властные пальцы подняли ее подбородок, и Палома не смогла отвернуться.

— В чем же дело? Ты не хочешь видеть, как они растут? Я думал, ты приехала за этим.

— Черт тебя подери, не шантажируй меня, — отчаянно прошептала Палома.

— Ты дашь мне все, моя прекрасная, горячая женщина.

Джон склонился и поцеловал ее грудь. Палома внутренне сжалась, стараясь не поддаться его ласкам.

— Прекрати, — взмолилась она.

Кожей она почувствовала улыбку на его губах, и волна желания подкатила снова. Джон тоже был возбужден.

— Нет, не сейчас. Ты не можешь! — шептала Палома.

— Твои прежние любовники были послушнее? Прикоснись ко мне и почувствуй, могу я или нет.

Палома отвернулась и закрыла глаза.

— Почему нет? — мягко спросил он. — Ты современная женщина. Тебе было легко сдерживать своих любовников? Мною управлять труднее. Я буду целовать тебя всю, каждый дюйм твоей шелковистой кожи, чтобы изучить тебя и найти путь к тебе в самую темную ночь.

Палома молча покачала головой.

— Да, — настаивал Джон. — Подумай, Палома. Ты же хочешь за меня замуж, и знаешь это так же хорошо, как и я.

— Но почему ты так изменился? Что произошло? Еще совсем недавно ты относился ко мне по-другому.

— С тех пор как тебе исполнилось семнадцать, меня тянуло к тебе. И не только меня. Мы оба противились взаимному влечению. Прошло одиннадцать лет, но ничего не изменилось. Пришло время сдаться.

Палома хорошо себя знала. Если она согласится теперь, то очень скоро возненавидит Джона, потому что не получит от него того, чего хочет. А хотела Палома многого: настоящей любви, нежности, страсти до самозабвения. Любить — значит делать счастливым другого. А Джона пока не волновало, счастлива ли Палома. Ему нужна была любовница, хозяйка, мать для дочерей, женщина, которая не тронет его душу и не потревожит светлую память об Анне.

— Я не стану куклой в твоих руках, — решительно сказала Палома.

— Но я изложил тебе все выгодные стороны нашего брака. Я не давлю на тебя. Ты же деловая женщина, Палома, и не можешь не видеть преимуществ.

— Для тебя, — зло ответила Палома.

— И для детей. Им нужна мать.

— Марты недостаточно? — не сдавалась Палома.

— Она делает все возможное, но ведь у нее своя семья. Повторяю, девочкам нужна не экономка, а мать. Всем будет хорошо. В конце концов, ты же приехала ради детей и не хочешь расставаться с ними. Выйдя за меня замуж, ты займешь главное место в их жизни.

Палома резко поднялась.

— Хватит, Джон. Я хочу к себе в комнату.

Должно быть, он услышал нотку ярости в ее голосе, потому что с удивлением взглянул на нее.

— Да, конечно, — сказал он наконец. — Подожди, я дам тебе что-нибудь накинуть.

Он достал из шкафа и протянул ей шелковую рубашку всю в огромных ярких цветах. Даже будучи в подавленном состоянии, Палома не могла не обратить на нее внимания.

— Подарок ко дню рождения от кузена, который решил, что я становлюсь слишком рассудительным, — объяснил Джон, прочитав ее мысли, и вручил ей рубашку. — Подумай над моим предложением. Мне кажется, мы могли бы быть счастливы вместе.

Палома наблюдала, как страстный, опытный любовник превратился в бизнесмена. Интересно, что нужно для того, чтобы проникнуть за стену его безграничной самодостаточности? Наверное, нужно стать Анной. Но это невозможно.

— Пойдем, я провожу тебя до твоей спальни.

В этом он весь, думала позднее Палома, лежа в своей кровати, неподвижно уставившись в потолок. Такая законченность во всем! Сначала занятие любовью, а потом деликатное расставание, вежливый жест.

Несмотря на манеры, Джон казался ей примитивным, как варвар. Он оставил сердце в могиле Анны и стал практичным до мозга костей. Решение жениться на ней — доказательство этого. У Джона есть гарантия, что новая жена примет девочек как родных дочерей. К тому же Палома прошла школу Анны. Да и любовницей она была замечательной. Джон и сам мог многое, его тело умело получать наслаждение и дарить его женщине. Казалось, что его мышцы были специально натренированы для любви. Стоило ему только прикоснуться к Паломе, и рассудок покидал ее. Но для замужества недостаточно быть лишь любовницей и матерью.

Ей вспомнился человек, с которым у нее были отношения спустя два года, как она покинула Новую Зеландию. Она очень привязалась к Стиву, но было это странное чувство. В постели с ним она почти ничего не испытала. С Джоном — совсем иначе. Гармоничные интимные отношения прекрасны, желание мужчины тоже замечательно, но все же этого недостаточно для создания семьи.

Палома колебалась. У нее было много общего с Джоном и кроме постели. В первую очередь — дети. Жизнь в «Голубином холме» тоже была для нее желанна.

Бессонница подняла ее с постели. Откинув шторы, она неподвижно глядела в окно. Луна освещала кроны деревьев, делая их похожими на огромные лысые головы, возвышающиеся над лужайкой. Темная громада холма вырисовывалась на фоне неба, его неровные очертания закрывали горизонт. Деревья давно выросли и теперь не менялись на протяжении многих лет. Всего два века назад весь север был покрыт ими.

Однажды Джон и Анна взяли Палому в гости к друзьям. По дороге они встретили окаменевший лес. Много веков назад обычные деревья оказались затопленными. Видимо, произошла какая-то экологическая катастрофа. Возможно, землетрясение? Хотя в этом районе они бывают редко. Или цунами?

Как дешева жизнь! Земля едва замечает человека. Что случится, если завтра человечество исчезнет? Место людей, скорее всего, займут другие существа. Размышляя об этом, Палома почувствовала, как мелки ее проблемы по сравнению с вечностью. Незначительность личных неприятностей понятна уму, но сердце ноет, и ничто не в силах унять эту боль. Дрожа от холода, она прошла по ковру и снова нырнула под одеяло, накинув сверху еще и плед. Она подвигала травмированной рукой: запястье все еще болело.

Палома решила, что больше не будет совершать глупостей. Теперь она станет внимательно прислушиваться к голосу разума, предупреждающему об опасности. Она нежно и тепло улыбнулась в темноту. Но что может сравниться с радостью встречи с детьми и пронизывающим чувством любви к мужчине?

Проснувшись рано, Палома решила сама спуститься к завтраку, не дожидаясь, когда Марта придет с подносом. Надевая кашемировый жакет и брюки, она прислушалась к звукам, разносившимся по дому. Заботливый голос Джона, обращенный к дочерям, находившимся еще в спальне, немедленно сменился их веселым щебетом. За окном цветы и деревья тянулись к светлому небу, сверкая каплями росы. Над холмом летела стайка голубей. Их грудки переливались на солнце. Помедлив немного, Палома вышла из комнаты.

Когда она вошла в столовую, краска залила ее щеки. — Доброе утро, — сказал Джон, поднимаясь навстречу, с легкой насмешкой глядя в ее смущенное лицо.

Палома поздоровалась со всеми сразу и, увидев в ответ улыбки дочерей, почувствовала несказанную радость.

— Как тебе спалось? — спросил Джон, и его голос живо напомнил ей обо всем, что случилось ночью. Присаживаясь к столу, она ответила, не поднимая глаз:

— Спасибо, отлично.

К счастью, в дверях показалась Марта, которая сразу засуетилась, увидев Палому.

— О, вам нельзя вставать, вы же знаете. Я как раз собрала для вас поднос с завтраком.

Улыбаясь, Палома успокоила добрую женщину:

— Я ранняя пташка, поэтому, думаю, не доставлю вам много хлопот.

— Ну, какие хлопоты!

Завтрак прошел легко и непринужденно. Вскоре девочки отправились в школу. Джон предложил Паломе познакомиться с имением.