ЛУКЕРСИРЕЙСКИЙ ДВОРЕЦ

Изабо сидела у огня, качая на руках плачущего младенца.

— Тише, Бронвин, тише, моя маленькая, — напевала она.

Латифа стояла на коленях над очагом, раздувая огонь. Ее маленькие черные глазки покраснели, смуглое круглое лицо сморщилось от слез. Ри чуть не умер этой ночью, и лишь травы Изабо помогли ему остаться в живых. Она знала рецепт митана Мегэн, снадобья, содержащего наперстянку, ягоды боярышника и ландыш, которое могло подстегнуть любое ослабшее сердце.

После прибытия в Лукерсирейский дворец Изабо редко выходила из королевских покоев. Забота о маленькой Бронвин почти полностью легла на ее плечи, ибо Майя была слаба и равнодушна. Банри так и не оправилась после сильного кровотечения, и все еще лежала в постели с залегшими под глазами синими тенями. С тех самых пор, как ее перенесли из экипажа, она лежала здесь, отвернувшись к стене.

Королевские покои состояли из семи просторных комнат, связанных друг с другом позолоченными резными дверями. Спальни Ри и Банри открывались каждая в свою гардеробную и гостиную, а центральную комнату временно превратили в детскую. Теперь Изабо спала именно здесь, в кроватке, немногим большей колыбельки маленькой Бронвин, и куда менее роскошно украшенной.

Изабо металась между этой небесно-голубой комнатой и покоями Ри и Банри, уговаривая их поесть, выпить ее настои и взглянуть на свою прелестную дочку. Поняв, что знания Изабо о целительстве намного превышали ее собственные, Латифа переложила на девушку большую часть ухода за королевской четой, а сама тем временем попыталась привести в порядок дворцовое хозяйство. Номинально кухарка все еще управляла им, но она была настолько расстроена быстрым угасанием Ри и так волновалась о будущем, что ничем не напоминала себя прежнюю, деятельную. Часто, когда они с Изабо в тишине ночи бесшумно хлопотали в королевских покоях, старая кухарка плакала, заламывая руки. Она призналась Изабо, что сама приняла Джаспера в этот мир и никогда не думала, что он умрет раньше нее.

Ответственность легла на Изабо тяжелым бременем, и она постоянно жалела, что знания и мудрость Мегэн не могут ей помочь. Из всех ее обязанностей самую большую радость приносил уход за малышкой, ибо Бронвин быстро росла и, казалось, уже узнавала ее походку и голос. Большая потеря крови изнурила и ослабила Банри, но хорошее питание и отдых должны были вскоре помочь ей восстановить здоровье. А вот Ри действительно беспокоил Изабо. Его сердце билось прерывисто, а дыхание было поверхностным. Использовать митан слишком часто было нельзя, поскольку наперстянка была ядовита и при чересчур частом употреблении могла принести больше вреда, чем пользы. Вместо этого лекарства она дала Ри сироп дикого мака, чтобы помочь ему заснуть, и стала внимательно прислушиваться к его дыханию, боясь пропустить хоть малейшее изменение в нем.

— Может быть, малышка хочет к маме? — спросила Латифа тяжело поднимая с пола свое грузное тело. — Она уже час кричит, может, ты отнесешь ее к Банри?

— Банри спит, — ответила Изабо, — и я не хочу будить ее — последние несколько недель сон у нее был очень беспокойным. Не понимаю, что ее тревожит. Она даже смотреть на дочку не хочет, не говоря уж о том, чтобы покачать или покормить ее грудью.

— Молодые матери часто находятся в подавленном состоянии духа, — со знанием дела заявила Латифа. — Как только к ней вернутся силы, она полюбит малютку, не беспокойся.

— Она едва на нее взглянула, — сказала Изабо, качая Бронвин в колыбельке. И действительно, сколь бы тяжело ни было так говорить, Майя, казалось, не чувствовала к своей маленькой дочери ничего, кроме отвращения и неприязни. Джаспер был совершенно восхищен девочкой, но он был куда слабее, чем Майя.

Латифа поспешила уйти, оставив Изабо с малышкой одних. Ночь была ветреной, а по крышам старого дворца барабанил дождь. Где-то заскрипела плохо закрытая ставня. Изабо суеверно поежилась и поплотнее закуталась в шаль. Две ночи назад в окно комнаты Банри бросился ястреб, разбив стекло. Оглушенная ударом, черная птица лежала на полу среди осколков. Банри завизжала и позвала Изабо, велев ей выбросить птицу. Изабо встала на колени и подбадривая его, подняла комок перьев, но ястреб, несмотря на все слова утешения, поранил ей руку своим хищно изогнутым клювом.

Изабо умела говорить на языке ястребов, и такое поведение птицы ошеломило ее. Она выбросила ее из окна и плотно закрыла ставни, велев стражникам найти стекольщика. Кровь из раны заляпала пол, залив разбитое стекло. Это показалось ей дурным предзнаменованием.

Девушку тревожило очень многое. Странный язык, на котором Сани и Банри переговаривались в лесу в ночь рождения Бронвин; исчезновение старой служанки в эту же самую ночь; мешки с морской солью, которую Майя сыпала в лохань перед тем, как принимать ванну, и то, как она настаивала на том, чтобы запереть двери, несмотря на их беспокойство за ее безопасность. Когда она, наконец, впускала их, пол был мокрым от воды.

Латифа больше не смеялась над подозрениями Изабо. Казалось несомненным, что в Банри и в ее дочери должна была течь кровь Фэйргов.

— Но как? — шептала Латифа, и на ее круглом лице было написано страдание. — Как она могла так долго скрывать от меня свою истинную натуру? Бедный мой Джаспер, если он узнает, это разобьет ему сердце. Не говори ему ничего, Рыжая, он так любит свою малютку. Обещай мне, что не скажешь ему ни слова.

— Мы должны рассказать Мегэн! — воскликнула Изабо. — Она должна узнать об этом.

— Думаешь, я не пыталась с ней связаться? Она не отвечает на мой зов. Наверное, она погибла! — Латифа раскачивалась взад и вперед, ее старое лицо было сморщенным, точно личико младенца. — Что мне делать, что делать? — шептала она.

Прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как Мегэн бежала от Красных Стражей, и за все это время о ее местонахождении ничего не было слышно. Изабо чувствовала себя брошенной и забытой и очень жалела, что Латифа почти ничего не знала о планах Мегэн. До рождения зимы оставалась всего неделя, и Изабо чувствовала нарастающую тревогу. Что она должна была делать? Все, что она знала, это то что Мегэн пообещала поддерживать с ней связь, и все же уже долгие месяцы колдунья не давала о себе знать.

Качая в колыбельке спящую девочку, Изабо впала в усталую задумчивость. В комнате похолодало, и она подкинула в камин дров. Глядя на огонь, она думала о своем беззаботном детстве, вспоминала, как бегала вместе с лошадьми, плавала с выдрами, лазала по деревьям с донбегами и белками. В такие непогожие ночи, как эта, они с Мегэн сидели в их уютном доме-дереве, пили чай, и старая ведьма рассказывала ей бесконечные истории о Трех Пряхах или о Селестинах. При мысли о лесной ведьме на глаза навернулись слезы.

Мегэн, где ты? - подумала она.

Изабо...

Изабо вскинулась, нога соскользнула с колыбельки, и Бронвин протестующе завозилась во сне, потирая крошечными кулачками закрытые глаза. Мегэн...

Я здесь.

Где? Ты где?

Неподалеку. Как ты?

Я так по тебе скучала! Столько всего произошло...

Латифа рассказывала мне о твоей руке. Мне очень жаль, Изабо, очень жаль.

Изабо почувствовала, что слезы жгут ей глаза, и взглянула на свою бесполезную руку, перевязанную и спрятанную под фартуком.

Изабо, есть старая пословица — не знаю, скажет ли она что-нибудь тебе, но я помню, как Йорг повторял ее мне после того, как ослеп. Говорят, что лишь тот, кто страдал, может любить, только увечный может скорбеть...

Девушка ничего не ответила. Она вытерла щеки рукавом и горько подумала: Да уж, я действительно увечная.

Разумеется, Мегэн услышала ее мысли и ответила быстро и жестко.

Все из нас в каком-то смысле увечные, Изабо. Жизнь никого не щадит. Ты потеряла два пальца. А что тогда сказать о ведьмах, которые потеряли жизни? Мне очень жаль, что тебя так искалечили, но я рада, что все не закончилось еще хуже.

Где ты была, Мегэн? Мне так тебя не хватало... Вопреки всему, Изабо не удалось изгнать нотку обиды из своего мысленного голоса.

Мои мысли были с тобой, Изабо. Я не осмелилась связаться с тобой, это было слишком опасно. Расскажи мне, что у вас нового.

Банри родила дочку.

Я слышала. Что случилось? Ведь оставалось же еще шесть недель, даже больше.

Лазарь лягнул ее лошадь, и она вывалилась из седла... Кто?

Лазарь, мой конь. То есть... мой друг. Рыжий жеребец...

Конь, который проскакал Старым Путем? Облачная Тень рассказывала мне. Он лягнул Майю?

Изабо попыталась привести в порядок свои перепутанные мысли и внятно рассказать Мегэн о том, что произошло.

Это хорошо, Изабо, это очень хорошо. Я больше всего боялась, что дитя родится в Самайн, и тогда она могла обреститакие силы, которые нас совсем не обрадовали бы. С одной стороны, жаль, что девочка не умерла... Я чувствую твою реакцию — ты выхаживала ее? Что ж, она все-таки Ник-Кьюинн, кем бы ни была ее мать, так что в каком-то смысле я рада. А что с Джаспером?

Он быстро угасает, Мегэн. Это дело нескольких дней, если не меньше.

Ты должна удержать его в живых еще хотя бы ненадолго - в мысленном голосе Мегэн прозвучали горе и настойчивость.

Он умер бы несколько недель назад, если бы не снадобья, которые я для него приготовила.

Я знала, что у тебя хватит умения помочь ему. Это было одной из причин, по которым я послала тебя в Риссмадилл, когда не смогла отправиться туда сама. Ты уверена, что не сможешь помочь ему продержаться еще несколько дней?

Я заставляю его сердце биться уже очень долго после того, как оно должно было остановиться, но у него нет воли к жизни. Ты слышала о нападении Ярких Солдат?

Да, слышала. Мне снилось, что так будет.

И мне тоже...

Правда? Интересно. Может быть, у тебя есть дар предвидения... Изабо почувствовала прилив гордости. Мегэн продолжила: Хотя это не слишком вероятно. У меня нет такого Умения, и все же я видела эти сны. Должно быть, кто-то посылает мысленные предупреждения.

Ты тоже посылала мне? Ну разумеется, глупышка.

Я рада, что ты услышала их.

Врожденная честность заставила Изабо признаться: Латифа не хотела мне верить. Я не знаю, что делала бы, если бы нам не пришлось бежать от Ярких Солдат.

Ты должна продержать Ри в живых до Самайна, Изабо. Мы не сможем спасти Наследие раньше.

Ты говоришь о Лодестаре?

Тихо, глупая девчонка, даже если ты защитила свой круг, нас все равно могут подслушивать те, кому не составляет никакого труда проникнуть через такие непрочные преграды, как твои. Похоже, у Банри есть что-то вроде Магического Пруда, поэтому она может подслушивать...

Защитила?..

Последовало долгое молчание, потом Мегэн спросила настойчиво: Неужели ты нашла меня случайно, Изабо? Латифа не учила тебя, как осуществлять магическую связь? Ты окропила круг водой и золой?..

Нет...

Общение прервалось. Изабо упала перед очагом на колени, отчаянно взывая: Мегэн. Мегэн...

Она уловила еле слышный ответ. Я пришлю к тебе кого-нибудь. А теперь тихо, девочка, это слишком опасно!

На следующее утро Изабо встала совсем не отдохнувшей. Она проворочалась с боку на бок полночи, мучимая тревожными снами. Дождь прекратился, и из-за темных облаков робко выглянуло солнце. Она выкупала, покормила и переодела Бронвин без обычного удовольствия и понесла малышку к матери.

Майя не испытывала никакого желания видеть дочь и махнула Изабо, чтобы та отнесла девочку обратно. Девушка склонила голову и развернулась, собираясь унести Бронвин, но Банри остановила ее.

— Как ты сама, Рыжая? Ты что-то бледная.

— Спасибо, хорошо, Ваше Высочество, — ответила Изабо, все еще чувствуя неловкость в присутствии женщины, которая была ее тайной подругой, а на поверку оказалась тайным врагом.

— Похоже, ты находишься здесь круглые сутки. Почему бы тебе немножко не отдохнуть? Оставь ребенка с кормилицей. — Голос Банри был таким ласковым, что Изабо вспыхнула и благодарно улыбнулась ей, но, переодевая башмаки и накидывая плед, ей пришлось напомнить самой, кем была Майя.

В запущенном саду опавшие листья забились в фонтан и кучами валялись вокруг деревьев. Живая изгородь буйно разрослась, а клумбы пышно заросли розами, аквилегиями и крапивой.

Она собиралась поискать лабиринт, скрытый в сердце сада. Латифа рассказала ей, как Мегэн спрятала Лодестар в Пруду Двух Лун, заперев лабиринт Ключом. Несмотря на то что Изабо понятия не имела о планах Мегэн, она понимала, что они связаны с Лодестаром и лабиринтом.

Через три четверти часа, усталая и раздосадованная, она села под раскидистым дубом и сквозь серые ветви устремила взгляд на небо. Ей показалось, что она пошла неправильным путем. Мегэн не раз говорила ей: «Проблема похожа на запутанный клубок, но то, что кажется сложным, всегда можно упростить. Найди конец нитки и распутай весь клубок».

Поэтому Изабо присела и попыталась разобраться. Почти сразу же она улыбнулась и с новым пылом вскочила на ноги. Подоткнув юбки, она в который раз обругала про себя непрактичность женской одежды. Вскоре она уже сидела высоко на дереве, обозревая сверху весь сад. На дальнем конце виднелись почерневшие бревна и камни разрушенной Башни Ведьм, лишь одним оставшимся шпилем устремляющейся в голубую дымку неба. С другой стороны находились золотые купола дворца. Вокруг были лишь заросли облетевших деревьев, возвышающихся над вечнозелеными кустарниками и живой изгородью.

Изабо торжествующе улыбнулась, ибо в самой дальней части сада сквозь сучья виднелся маленький золотой купол, намного меньше, чем купола дворца, но столь же ярко горевший на солнце. Она спрыгнула на землю, обнаружив, что после нескольких месяцев, проведенных, в Риссмадилле, ее тело утратило гибкость, и направилась туда, где золотился купол.

Она подошла к высокой живой изгороди, увешанной гроздьями черных ягод, спрятанных глубоко в красных листьях. Кусты были слишком плотными и высокими, чтобы пробраться через них, поэтому она попыталась обойти их. Изгородь тянулась в обе стороны, насколько хватало взгляда. Вытянув шею, она увидела, что золотой купол находится прямо за кустами, поэтому пошла вдоль них, шурша листьями и наслаждаясь морозным воздухом.

Вскоре она добралась до цветника с украшенными резьбой скамейками по обеим сторонам. Лаванда пучками росла вокруг розовых кустов, перепутанных друг с другом и ощетинившихся густыми шипами. Цветник был окружен живой изгородью, а в одном его конце был арочный проход, ведущий обратно в сад. С другой стороны она заметила место, где изгородь когда-то была обстрижена, образуя еще одну арку, но прохода через нее не было.

Изабо забралась на скамейку и попыталась заглянуть за изгородь. На этот раз золотой купол оказался в совершенно другом месте — она шла не к нему, а от него. Озадаченная, она дошла до конца изгороди, повернула на восток, прошла вдоль высокой каменной стены и вышла на аллею, обсаженную высокими кипарисами. Лабиринт увел ее от купола, но когда она пошла по другой дорожке, купол снова скрылся за деревьями. Когда она в следующий раз увидела знакомый золотой проблеск, он снова оказался у нее за спиной. Изабо заулыбалась. Она повернулась спиной к куполу и пошла в противоположном от него направлении, очутившись, разумеется, к западу от купола, рядом с заросшим цветником.

Чумазая и потная, Изабо решила выйти из лабиринта и сходить к разрушенной Башне. Она так много слышала о Башне Двух Лун от Мегэн, что это стало для нее почти паломничеством. Через десять минут быстрой ходьбы она очутилась на широкой лужайке перед развалинами. Девушка стояла, глядя на обугленные балки, закопченные стены, разбитую колоннаду. Даже того, что осталось, хватило, чтобы понять, как красиво было это здание когда-то, и Изабо обнаружила, что глотает слезы.

Она вытерла мокрые щеки руками и быстро огляделась вокруг. Массивный вал, возвышавшийся с противоположной стороны, тщательно охранялся, и ей пришлось дожидаться, пока караул не удалится из виду, прежде чем продолжать свою экскурсию.

Девушке не хотелось больше смотреть на обугленное и разрушенное здание, поэтому она направилась прямо к единственной уцелевшей Башне. Она медленно переходила из одного зала в другой, восхищаясь резьбой и мозаикой, украшавшими их. Они напомнили ей о Башне Грез, хотя до разрушения она должна была быть намного больше и величественней, чем крошечная башня Ведьм в лесах Эслинна.

Изабо поднялась по парадной лестнице, оказавшись на верхнем этаже, и вышла на украшенный великолепной резьбой балкон с тонкими колоннами, поддерживающими остроконечные арки. Стараясь держаться в их тени, девушка посмотрела на расстилавшийся внизу сад. Как она и ожидала, лабиринт был виден отсюда как на ладони. Образованные тисовыми деревьями и кустами, прихотливые изгибы лабиринта окружали зеленую гладь пруда. Вокруг него возвышались каменные арки, а вымощенная камнями площадка заканчивалась невысокими изогнутыми ступенями. На западном берегу стояло прекрасное круглое здание, держащееся на аркбутанах и покрытое позеленевшей медной крышей.

Она запоминала каждый поворот лабиринта до тех пор, пока не смогла воспроизвести его с закрытыми глазами, потом поспешила обратно по лестнице. Ее отсутствие и так затянулось дольше, чем она рассчитывала, и ей не хотелось, чтобы кто-нибудь заинтересовался, чем это она занималась.

Во дворце было тихо. Латифа кивнула стражникам, стоящим перед дверью Ри, поскольку ее собственные руки были заняты подносом, и они распахнули перед ней позолоченные створки. Она вошла в темную, освещенную лишь огнем в камине комнату с удивительной для ее грузного тела бесшумностью, поставив поднос на один из столиков. Ри спал, а Изабо, присматривавшая за ним, устало кивнула старой кухарке со своего кресла у огня. На коленях она держала спящую малышку, гладя мягкий темный пушок, покрывавший ее маленькую головку.

— Заснул наконец, — прошептала Изабо. — Я дала ему еще макового сиропа, но он тревожит меня, Латифа, сердце у него бьется неритмично, и дыхание неровное.

Кухарка кивнула, ее смуглое лицо озабоченно нахмурилось.

— Побудь с ним, Рыжая. Я знаю, уже поздно, но думаю, что его не стоит оставлять одного.

Изабо кивнула, и Латифа через детскую прошла в комнаты Банри. Все было тихо, и она в который раз подумала, что же произошло с ее старой противницей Сани, которая исчезла в ночь рождения Бронвин. Несмотря на поиски, которые длились несколько дней, на холмах, окружавших лагерь, не обнаружили никаких ее следов, и когда об этом сказали Майе, Банри прикрыла глаза и сказала:

— Должно быть, Сани решила, что она нужнее где-нибудь в другом месте.

Кухарка освободила поднос, наполнила кувшин Банри свежей водой и тяжело дыша подкинула в огонь еще дров. Я становлюсьслишком толстой для всего этого, подумала она и внезапно оглянулась через плечо.

Она заметила, что Банри наблюдает за ней. Ее серебристо-голубые глаза слегка мерцали в отблесках огня. Как только Латифа обернулась, Майя улыбнулась и сказала хрипло:

— Ты так добра к нам, Латифа, что бы мы делали без твоей поддержки и заботы?

Латифа залилась румянцем.

— Благодарю вас, Ваше Высочество.

— Ты всегда была такой верной, — продолжила Банри еще более хриплым голосом. — Ты любишь Ри так же сильно, как и я. Я так беспокоюсь за него, Латифа. Боюсь, что это последнее предательство окончательно сломило его дух. — Она беспрестанно крутила головой, и ее шелковистые волосы разметались по подушке. — Если бы я только не подвела его так... — Ее голос прервался.

— О чем вы говорите?

Майя взмахнула рукой.

— Я не смогла дать ему наследника.

— Но у вас же чудесная девочка — я знаю, она еще совсем крошка, и родилась слишком рано, но она сильная и здоровая...

— Но она не может править, — ответила Майя.

— Разумеется, может, — воскликнула Латифа. — Конечно, она еще слишком мала, но наш Ри тоже был совсем мальчиком, когда унаследовал...

— Но она же женщина, — закричала Майя, выйдя из себя.

— Это не имеет никакого значения, миледи, разве вы не знаете?

На лице Майи боролись противоречивые чувства. Даже в неверном свете камина Латифа различила изумление, надежду, вину и что-то еще, очень похожее на торжество.

— Ты хочешь сказать, что женщины могут наследовать престол?

— Ну конечно. У нас было множество правительниц-Банри, как вы могли этого не знать? Дочь Эйдана, Мэйред Прекрасная, была первой Банри, она правила после него. А еще были Марта Вспыльчивая и Элеонора Великодушная — престол унаследовала ее дочь Матильда, несмотря на то, что у нее было четверо братьев. Да, женщины не правили уже больше шести поколений, но лишь потому, что Мак-Кьюинны всегда были сверх меры награждены сыновьями — должно быть, поэтому вы так и подумали.

— Полагаю, никто никогда не рассказывал мне о порядке наследования, потому что я так долго была бесплодна, — сказала Майя, и Латифа сочувственно сжала ее руку. — Значит, были случаи, когда трон наследовала дочь, даже если были сыновья или другие наследники престола мужского пола? — Она говорила так, как будто эта мысль казалась ей совершенно неестественной и невероятной.

— Конечно, — улыбнулась Латифа. Банри привстала с постели.

— Но она же такая маленькая, как она может править?

Исполненная желания успокоить Банри Латифа сказала:

— Но Ри назначит вас регентом до тех пор, пока Бронвин не станет достаточно взрослой, чтобы править от своего имени. Это обычная практика.

Бледная щека дернулась. Майя выпрямилась и, отбросила со лба блестящие черные волосы.

— Разумеется, наследник всегда должен быть избран Лодестаром, — продолжила Латифа. — Лодестар отвечает за внутренние качества того, кто его держит. Однажды у нас даже была гражданская война, когда младший сын, которого Лодестар избрал наследником, воевал со старшим, который посягнул на престол. Он был холодный и честолюбивый человек, не заботящийся о благе народа так, как должны Ри и Банри...

Майя прервала ее.

— Значит, если бы у Бронвин был Лодестар, в ее праве унаследовать престол никто бы не усомнился? Но если кто-нибудь другой завладеет им, он сможет оспаривать ее право?

На лице Латифы мелькнуло настороженное выражение.

— Лодестар потерян, — сказала она. — Кроме того, не осталось никого, кто мог бы оспорить ее право...

— А как же Архиколдунья Мегэн, разве она не Ник-Кьюинн? — негромко спросила Майя. — Если Бронвин может править, почему она не может? А как насчет кузена Джаспера, Дугалла? Его мать тоже была Ник-Кьюинн, разве он не может подчинить себе Лодестар?

— Мак-Кьюинны всегда устанавливали связь с Лодестаром при рождении, — встревоженно ответила Латифа. — Дугаллу Мак-Бренну могли дать подержать Лодестар, но не дали, поскольку он вырос в клане Мак-Бреннов.

— Но ему могли бы его дать?

— Ну конечно, ведь в его жилах течет кровь Мак-Кьюиннов. Я не знаю, мог бы он установить связь с Наследием сейчас или нет — это всегда делали только в младенчестве.

Майя на миг замолкла, комкая в пальцах край одеяла.

— А в каком возрасте детей впервые связывают с Лодестаром? — спросила она, когда Латифа уже собиралась выйти из комнаты.

Старая кухарка оглянулась через плечо.

— Примерно в месяц.

— Моя дочь, Латифа... — сказала Майя тихо. — Она спит? Я хочу подержать ее.

Она впервые спросила о девочке, и у Латифы радостно подпрыгнуло сердце.

— Конечно, миледи, — ответила она и легкой походкой отправилась в покои Ри.

— Банри хочет, чтобы ей принесли дочку, — ликующе сообщила она Изабо, которая немедленно нахмурилась и прижала к себе спящую девочку.

— Она спит.

— Ей не повредит, если мать немного подержит ее на руках, Рыжая. Я ее отнесу.

Изабо поднялась на ноги, не отпуская ребенка.

— Нет, если мы будем перекладывать ее с рук на руки, она проснется. Я сама отнесу девочку.

Латифа пошла вслед за ней в комнату Банри, воркуя над спящей малышкой.

— Видишь, какие у нее густые ресницы? У Джаспера в детстве были точно такие же. Она черненькая, как и все Мак-Кьюинны, хотя, конечно, у нее нет белой пряди...

Изабо никогда не видела Майю такой оживленной. Мать протянула руки к дочке, и девушка со странной неохотой передала девочку ей. Бронвин проснулась и, захныкав, начала тереть зажмуренные глазки обоими крошечными сморщенными кулачками. Изабо шагнула вперед, чтобы забрать и успокоить ее, но Майя, нахмурившись, жестом велела ей отойти. Слегка покачиваясь, она начала петь колыбельную.

Ее голос был низким и хриплым, но звенящим от нежности. Малышка почти сразу же успокоилась, глядя в лицо матери бессмысленными голубыми глазенками. Потом она улыбнулась сонной младенческой улыбкой, от которой у Изабо в горле встал комок. Тихонько покряхтывая, Бронвин потянулась к черной, как вороново крыло, пряди материнских волос. Майя покачала головой, так что ее локон защекотал маленькое личико, и Бронвин засмеялась.

Взглянув на лицо Латифы, Изабо увидела, что кухарка зачарована нежными звуками песни. Слезы блестели в ее черных глазах, скатываясь по пухлым щекам. Она прижала руки к груди и негромко вздохнула, когда колыбельная затихла.

— Пойдем, — прошептала она, когда Майя затянула другую нежную мелодию. — Оставим Банри с дочкой. Думаю, теперь все будет хорошо.

 

БАШНЯ ДВУХ ЛУН

Луны плавали в облаках, их свет выхватывал из темноты то тот, то другой участок леса. Впереди маячил высокий зазубренный вал, чернеющий на фоне темного неба. Финн была напряженной, точно струна. В животе у нее все дрожало, и она нервно комкала подол своей туники. По пятам за ней скакала эльфийская кошка, такая маленькая и черная, что в темноте ее было совершенно не видно. В мешке за плечами Финн лежали перчатки и башмаки с железными когтями, а сама она с головы до ног была одета в черное. Выбеленные волосы прикрывал черный берет, а шея была завязана толстым черным шарфом, под которым она в случае необходимости могла спрятать лицо. Путь от Клыка до западной стены Лукерсирея занял у них больше месяца, поскольку пересеченная местность и плохая погода замедляли передвижение. Переход Малеха был трудным и долгим, ибо река извергалась из самой горы, пробивая в скале глубокое ущелье с отвесными стенами. Финн пришлось перебраться по скале на другую сторону, вбивая колышки и привязывая к ним веревки, чтобы сделать шаткий мост, по которому смогли перейти солдаты.

Джей чуть не упал, и спас его лишь страховочный трос, который солдаты привязали к его поясу, но зато он уронил свою бесценную скрипку. В потрясенном молчании все смотрели, как старый инструмент в щепки разбился о скалы, и пенящийся поток унес обломки прочь. Джей рыдал, но никто не насмехался над ним, потому что слезы к горлу подступали у всех. Игра Джея не оставляла равнодушным никого.

Путешествие по лесу Белых Оленей было полным опасностей. Уже шестнадцать лет под его темные своды не ступала нога человека, и в лесу кишели дикие вепри, волки, косматые медведи и разнообразные недружелюбные волшебные существа. Волки особенно не давали им покоя, воя вокруг лагеря ночью и крадясь за ними по кустам днем.

Однажды они встревожили гнездо гравенингов, и это было самым худшим эпизодом за все путешествие. Гравенинги были вечно голодны и славились тем, что воровали маленьких детей, когда не могли поживиться ягнятами, цыплятами или кроликами. Они определенно смогли бы схватить шестилетнего Коннора своими когтями и унести, если бы Синие Стражи быстро не отогнали их, и гравенинги с криком убрались прочь.

В лесу Белых Оленей путешественники ни разу не встретили солдат, ибо леса между Лукерсиреем и горами никогда не патрулировались. Когда-то в огромном валу были ворота, но их мог отпереть лишь кто-нибудь из клана Мак-Кьюиннов, поэтому они не открывались уже шестнадцать лет. Лахлан думал, что Красные Стражи могут вообще не знать об их существовании.

Забраться на стену и открыть ворота мятежникам, разбившим лагерь снаружи, было задачей Финн. Лахлан дал ей герб Мак-Кьюиннов, что было единственным способом открыть ворота. Несмотря на то, что стены вокруг разрушенной башни ведьм охраняли спустя рукава, для одиннадцатилетней девочки это была трудная задача. Изолт пришлось напомнить себе, что она сама всего лишь на пять лет старше, и в возрасте Финн ее бы точно так же раздражало их беспокойство. Она решительно отбросила все страхи, прошептав Финн:

— Готова, малышка?

Финн кивнула, сжав кулаки. Ожидание нервировало ее. Она была уверена, что сможет взобраться на стену, поскольку с тех пор, как они покинули котловину, каждый день практиковалась в использовании своих когтистых башмаков и рукавиц. Риск быть схваченной Красными Стражами и попасть на допрос в Оул — вот что так беспокоило ее. Финн уже целый год была свободна от Оула, и у нее не было совершенно никакого желания снова попасть к ним в лапы.

Она подняла теплое пушистое тельце своей кошечки и прижала ее к подбородку, находя успокоение в еле слышном мурлыканий. Здесь высоко,Гоблин, ты уверена, что справишься?

В ответ мурлыканье стало более низким, мягкие лапки принялись уминать шею Финн. Девочка аккуратно обвязала шнурок вокруг шеи эльфийской кошки и проверила, надежно ли он прикреплен к длинному куску шнура, который, в свою очередь, был привязан к тонкой, но прочной веревке. Она в последний раз почесала кошечку за ухом, потом опустила ее на землю. Еле слышно мяукнув, Гоблин прыгнула на стену и начала карабкаться вверх, цепляясь когтями за древние каменные глыбы. За несколько секунд она исчезла из виду и продолжала быть невидимой даже тогда, когда из-за облаков выплыла одна из лун, расчертив землю серебристыми квадратами.

Веревка закачалась из стороны в сторону, и они все посмотрели вверх, поняв, что кошечка ищет что-нибудь, во что можно было бы ее продеть. Там должны были быть железные подставки для оружия, в которые маленькая кошка могла с легкостью пролезть. Им всем оставалось лишь надеяться, что она выберет такую, которая не окажется на линии обзора часовых.

Когда веревка прекратила разматываться, они замерли в тревожном ожидании, оглядывая зубчатые стены в поисках часовых. Внезапно веревка дернулась вверх, слегка зашуршав по сухим листьям лесного ковра. Из леса донесся волчий вой, и они беспокойно задвигались, не снимая рук с оружия.

— Что происходит? — спросил Диллон, но Финн и сама ничего не знала и к тому же была слишком взвинчена, чтобы отвечать. После долгого тревожного ожидания она почувствовала, что вокруг ее щиколоток вьется теплое пушистое тельце, и с радостным всхлипом подхватила эльфийскую кошку, которая принялась тереться головкой о подбородок Финн.

— У нее получилось! — прошептала она. — Быстро, натягивайте шнур и привязывайте веревку!

— Будем надеяться, что она хорошо спрятана, — мрачно сказала Изолт, пока солдаты поспешно закрепляли веревку на штырь, вбитый в основание стены, продев ее в специальный крюк на поясе Финн, позволявшей ей закрепляться на веревке во время подъема. — Она утверждала, что такие предосторожности совершенно излишни, но Изолт не хотела рисковать жизнью девочки.

Финн начала подъем. Он был труднее, чем она себе представляла. Вал был наклонен слегка наружу, так что она забиралась под острым углом, а массивные каменные глыбы были подогнаны так искусно, что между ними не оставалось щелей. Но мох, видневшийся там и сям, ослаблял известку, и Финн удавалось вбить в нее шпильку, чтобы опереться на нее рукой или ногой. Но по большей части ей приходилось полагаться лишь на свои руки и ноги с прикрепленными к ним шипами, глубоко входящими в гладкую поверхность скалы. Эльфийская кошка карабкалась рядом с ней, время от времени ободряюще мяукая.

Девочка соскользнула лишь однажды — ее перчатка с крючьями недостаточно крепко зацепилась за камень. Если бы не веревка, закрепленная у нее на поясе, она упала бы на землю с высоты ста пятидесяти футов. Вместо этого она быстро закачалась на веревке, безуспешно пытаясь снова вцепиться в камень своими стальными когтями.

В конце концов ей удалось зацепиться сначала рукой, потом ногой. Финн завершила свой подъем; сердце билось так громко, что у нее звенело в ушах. Она перебралась через зубцы и рухнула на пол, уткнувшись лицом в колени. Пока она засовывала свои перчатки и башмаки в сумку, эльфийская кошка ждала, сидя на плитах поджав хвост.

Вал располагался по всей длине и ширине города, а по его вершине шла широкая дорожка, по которой ходили стражники. Через каждые две дюжины футов стояла сторожевая башня, которая скрывала лестницу, ведущую на землю. Финн бесшумно скользнула к ближайшей башне, внимательно прислушавшись, прежде чем осторожно приоткрыть дверь.

Она спустилась по темным ступеням вслед за Гоблин, которая бежала впереди, и вышла к колоннаде. Стройные каменные колонны поддерживали высокий сводчатый потолок. За колоннадой находилась лужайка, и она видела высокие кусты и деревья.

Лахлан подробно описал ей расположение сада и Башни, поэтому Финн точно знала, куда идти. Ворота были сделаны на случай необходимости отступления и скрыты в резьбе, украшавшей западную стену. Когда Лахлан был мальчиком, их часто использовали для пикников и верховых прогулок в лес. Тем не менее, о местоположении ворот знали только семья и несколько доверенных слуг, поэтому Мегэн была уверена, что Красные Стражи не догадываются об их существовании.

Так же бесшумно, как и эльфийская кошка, крадущаяся за ней по пятам, Финн пробралась сквозь крытую галерею до конца. Перед ней были невысокие каменные ступени с широкой закругляющейся балюстрадой, украшенной урнами, густо заросшими чертополохом и бурьяном. За ней расстилался широкий сад, с трех сторон окруженный возвышающимся валом.

Вдоль западной стены стояли семь сторожевых башен, соединенных между собой проходом. Финн знала, что это самая опасная часть ее экспедиции, поскольку ей не было известно, когда будут проходить патрули. Она дождалась момента, когда обе луны зашли за облака, а потом сбежала по ступеням, пробежала по широкому двору и нырнула в сад. Пригибаясь, она петляла от дерева к кусту, от куста к статуе, пытаясь двигаться лишь тогда, когда луны были закрыты облаками.

Вся западная стена была изрезана высокими арками, украшенными каменными фигурками и лентами. На вершине каждой арки была высечена голова оленя, увенчанная короной между ветвистыми рогами.

В каждой третьей арке была установлена простая урна, в которой некогда были цветы. В остальных были небольшие резные фигурки, размером примерно с кулак. Финн знала, что это гербы тринадцати ведьм Первого Шабаша, чередовавшиеся с эмблемой этой Башни — два месяца и звезда. Ей нужна была седьмая арка с угла. Она велела Гоблин оставаться в тени, вытащила из кармана брошь Лахлана и быстро побежала вдоль стены.

Девочка мгновенно увидела приметную фигурку оленя и встала на цыпочки, еле дотянувшись, чтобы вставить герб в резьбу. Он подходил в точности, и она вставила его до конца, пока не раздался щелчок. В тот же миг стена арочного проема подалась под ее рукой, образовав темную щель.

Ворота открылись легко и бесшумно, распахнувшись в темный лес. Она прошмыгнула в них и подала тайный сигнал Лиги, просвистев стрижом. Чувствуя, как от беспокойства все сжимается внутри, Финн ждала, бросая через плечо тревожные взгляды в сад.

Затем она снова просвистела, и, к ее облегчению, на этот раз ей ответили. Из темноты вынырнули ее спутники, впереди бежал мохнатый Джед, щенок Диллона, в наморднике, чтобы не лаял.

— Быстрее, — прошептала она. — Патрули проходят через двадцать минут, и сейчас как раз должен быть очередной!

Лахлан, зловещий в своем черном плаще, пробрался вперед. Даже темнота не могла скрыть торжества, написанного у него на лице.

— Наконец-то, — прошептал он. — Наконец-то я дома.

Солдаты бесшумно последовали за ним, а он забрал у Финн брошь с гербом и приколол ее обратно на грудь, под складки плаща.

— Прикройте ворота, но не давайте им захлопнуться, — прошептал он. — Возможно, нам придется быстро уходить.

— Помните, не должно быть никаких следов того, чтобы мы были здесь, — прошипела Изолт. — Если вам придется убивать, делайте это бесшумно и прячьте тело так, чтобы его не нашли.

— Да, миледи, — тихо отозвались солдаты и рассыпались вдоль стены, обнажив палаши. Они по одному пробирались через сад, радуясь, что усиливающийся ветер заглушает их шаги шорохом сухих листьев, а небо обложили плотные облака. Несколько раз им пришлось замирать на месте, пропуская патруль, проходящий по валу наверху или вокруг стены изнутри.

Они дошли до разрушенной арки, покрытой пятнами копоти. Вглядевшись, Финн увидела широкий зеленый двор, обсаженный по всей длине тисовыми деревьями. В середине находился пересохший фонтан, в его центре, в нелепо искаженных позах, стояли разбитые статуи. Позади виднелось сильно разрушенное массивное здание. В этот миг луны вышли из грозовых облаков и осветили почерневший остов высокой полукруглой крыши. На дальнем конце возвышалась изящная башенка с остроконечными окнами. Вокруг всего дома шла крытая галерея, а в заросший двор вела огромная контрфорсная арка.

Финн суеверно вздрогнула и сжала медальон, который носила на шее. Она всю жизнь слышала истории о разрушенной Башне Ведьм и, увидев ее обугленные руины в лунном свете, с легкостью поверила в то, что она населена духами и банши. Сотни ведьм погибли здесь в День Расплаты на копьях Красных Стражей и в огне костров. Она крепко прижала к себе котенка и поспешила вслед за Изолт и остальными, надеясь, что им не слишком долго придется скрываться в Башне. Несмотря на то, что почти ничто живое было не в состоянии напугать Финн, перед духами она испытывала панический ужас.

Они дошли до основания Башни и медленно открыли огромную дубовую дверь. Внутри было темно, и они по одному проскользнули внутрь, ощупью пробираясь вперед. Скрип закрывающейся за ними двери заставил Джоанну взвизгнуть, а Финн — прижать к себе котенка еще крепче.

— Зажги свечу, леаннан, - прошептал Лахлан. Раздалось какое-то шарканье, потом несколько ударов, затем в темноте замерцал слабый огонек свечи. — Надеюсь, что если стражники и увидят что-нибудь, то решат, что это банши, и побоятся прийти и проверить, — сказал он, отбросив плащ назад и в один миг снова превратившись в крылатого прионнса.

Изолт подняла свечу вверх, прикрыв пламя ладонью, и медленно пошла вперед, с интересом осматриваясь. Они находились в огромном зале с парадной лестницей в одном конце и множеством дверей и коридоров, ведущих в другие комнаты. Стены зала были обиты резными дубовыми панелями, а пол вымощен истертыми каменными плитами. С верхушек массивных каменных колонн, переходящих в сводчатый потолок, ухмылялись горгульи.

Они нашли комнату с очагом и аккуратно завесили окна черной материей, так что смогли разжечь костер и зажечь еще несколько свечей, не боясь, что их обнаружат. Все знали, что стражники ни за что не подойдут к Башне, если только у них не возникнет никаких подозрений, поэтому, при условии, что они будут вести себя тихо и не позволят свету проникнуть наружу, они будут в безопасности. Запах дыма мог выдать их, но все замерзли, устали и проголодались, поэтому Лахлан счел, что рискнуть все-таки стоит.

Солдаты быстро и ловко разбили импровизированный лагерь и приготовили еду, но до этого устроили ложе для Изолт, которой путешествие по горам далось с большим трудом. Она была уже на шестом месяце беременности, и двигаться ей становилось все труднее и труднее. Девушка благодарно улеглась на одеяло, пытаясь унять ноющую боль в спине. Один из повстанцев принес ей чашку горячего бульона и пресную лепешку, и она жадно принялась за еду.

— Давайте поспим, — сказал Лахлан. — Уже очень поздно, а в следующие несколько дней нам понадобятся все наши силы. Бирн, Шейн, вы дежурите первыми. Будите меня, если заметите что-нибудь подозрительное.

Двое солдат, которых он назвал, кивнули, хотя и беспокойно озирались вокруг. На украшенных резьбой стенах плясали темные тени, и на их лицах было ясно написано, что необходимость находиться в этом древнем и населенном призраками месте не доставляет им никакого удовольствия.

Лахлан улыбнулся им.

— Не бойтесь. Если здесь и есть призраки, они не причинят вам зла. Я — Мак-Кьюинн, и это мой дом. Вы будете в безопасности.

* * *

Дворцовый парк был объят тьмой, стражники усердно дышали на руки, чтобы согреться. Потайная калитка в валу, тихо заскрипев, приоткрылась, и в щель одна за другой протиснулись поджарые темные фигуры волков, быстро спрятавшихся под деревьями. Они бежали, так близко прижимаясь к земле, так бесшумно, что никто из стражников, стерегущих вал, ничего не заметил. Калитка за ними захлопнулась.

Утром Башня уже не казалась такой жуткой. Все, кроме Лахлана, отлично выспались, поскольку за последние несколько месяцев это была первая ночь, которую они провели под крышей, но ему совершенно не удалось отдохнуть. Лодестар был очень близко, и его заунывный шепот постоянно звучал у него в ушах. Он был настолько слабым, что Лахлан боялся, что шепот может заглохнуть раньше, чем ему представится возможность спасти его, поэтому он в мрачной задумчивости сидел у окна, пока не пришла Изолт и не увела его спать. Но даже во сне он не переставал беспокоиться, ворочаясь и бормоча. Однако, его беспокойство не помешало Изолт, уставшей от трудного пути и тяжести растущих в ее чреве близнецов. Стук дождя в окна заставлял ее чувствовать себя как дома, и она спала крепко и без снов.

После завтрака они отправились на прогулку по Башне, и Лахлан рассказывал Изолт о ней — от преданий древности, когда Башня была построена Оуэном Длинным Луком, до историй о его беззаботном детстве, когда они с братьями носились по парку и дворцу, дразня ведьм и играя в прятки в многочисленных зданиях Башни. Как обычно, мысль о братьях нагнала на него тоску, и Изолт прижалась к нему, надеясь, что ее тепло поможет развеять его мрачное настроение.

Где-то над ними был Лук Оуэна. Финн чувствовала его, он звал ее, заставлял идти вперед. За последние несколько месяцев она почти не расставалась со сломанной стрелой, и теперь чувствовала его становящийся все более и более сильным зов, который говорил о том, что Лук где-то поблизости. Лахлану не терпелось взять лук своего предка в руки, поэтому они торопливо поднялись по огромной лестнице.

Мегэн подробно описала Изолт схему Башни и рассказала, как спрятала сокровища за висящим гобеленом на верхнем этаже. Финн стремилась вперед, не нуждаясь ни в каких указаниях, зов Лука влек ее за собой все выше и выше.

— Ты чувствуешь его, Финн? — обеспокоенно спросила Изолт. — Ты знаешь где он? Мегэн сказала, что хранилище реликвий находилось на верхнем этаже, и она скрыла дверь за гобеленом, но здесь все до единой стены в гобеленах! Что мне теперь, все их поднимать, что ли?

Финн кивнула, в ее зелено-карих глазах запрыгали искорки.

— Угу, — сказала она и повела их по коридору, потом завернула за угол. С потолка в восьмидесяти футах над их головами свисал огромный гобелен, изображающий убегающую от погони белую лань.

— Ты уверена, что это он? — спросила Изолт.

— Да, а ты разве не чувствуешь? Лук за ним.

Изолт встала перед гобеленом, еще раз повторяя про себя последовательность действий, которой научила ее Мегэн. Она знала, что это наиболее опасная часть ее задачи, ибо колдунья защитила дверь сложным охранным заклинанием. Сделав глубокий вдох, она отогнула гобелен и очень осторожно, сделав специальные знаки и произнеся определенные слова, одно за другим удалила заклинания. К счастью, у нее была хорошая память, и она смогла выучить наизусть даже такую сложную последовательность действий и слов.

С громко бьющимся сердцем она аккуратно достала из сумки длинный ключ, вставила его в затянутый паутиной ржавый замок и со скрипом повернула. Ничего не произошло, ведьмин огонь не испепелил ее на месте, и Изолт со вздохом облегчения открыла дверь. За ней оказалась маленькая темная комнатка, забитая странными предметами. Маленькая Гоблин вошла первой, высоко подняв хвост и топорща усы. Пахнет мышами, сказала она.

Никаких мышей! — строго ответила Финн. Мы ищем Лук...

Гоблин не имела ни малейшего понятия о том, что такое лук, но услужливо сунула свой маленький черный носик в каждый угол. Изолт пальцем зажгла свечи, и на стенах бешено заплясали тени. Внутрь гурьбой ввалились ребятишки, но Лахлан строго сказал им, что в комнате мало места и им придется подождать снаружи. Однако вожакам — Диллону, Джею и Финн — он, хоть и неохотно, позволил войти внутрь вместе с ним и Изолт.

— Но только тихо и осторожно, ребята, — в этой комнате множество бесценных старинных вещей, и я не хочу, чтобы вы что-нибудь испортили!

Они начали осторожно разбирать залежи. Глаза Финн заблестели при виде украшенных золотом и обитых бархатом ларцов, набитых ожерельями, кольцами и браслетами. Джей нашел серебряный кубок со странным кристаллом в основании тонкой ножки, а Диллон — брошь и браслет, сделанные из золота и сапфиров, и кошель с древними монетами, такими потемневшими, что невозможно было разобрать, из какой они страны.

Финн подняла изогнутый охотничий рог из чеканного темного металла, и увидела, что на нем выгравирована фигура волка, в точности такая же, как и на ее медальоне. Она заткнула его за пояс, и в тот же самый миг Лахлан и Изолт отыскали Лук в самом дальнем углу комнаты, полускрытый за огромной позолоченной арфой.

Он был почти таким же высоким, как и крылатый прионнса, прекрасной формы и покрыт изящной резьбой, а рядом с ним лежал колчан, полный стрел с белым оперением. Лахлан осторожно вытащил Лук из-за арфы. Его топазово-желтые глаза ярко сверкали на смуглом лице. Он попробовал натянуть его, но тетива с громким хлопком лопнула.

— Этого и следовало ожидать после стольких лет нахождения его во влажной комнате, — сказала Изолт. — Придется делать новую тетиву. — Черная голова Лахлана и ее рыжая склонились над Луком, и они погрузились в изучение резьбы, украшавшей старое дерево.

В неверном свете Финн увидела скрипичный футляр, лежащий на столе. Она осторожно расстегнула богато украшенные серебряные застежки и открыла его. Внутри, в гнезде из голубого и золотисто-коричневого бархата лежала самая прекрасная скрипка, которую она когда-либо видела. На ней было много больше струн, чем на скрипке Джея, натянутых на искусно вырезанную подставку. Ее изящный гриф был длинным и узким, вырезанным в форме прекрасной женщины с завязанными глазами. Финн никогда не видела ничего подобного. Она одним пальцем погладила деревянную поверхность и негромко позвала:

— Джей!

Высокий и худой мальчик отложил потир, который рассматривал, и подошел к ней.

— Гляди, что я для тебя нашла, Джей! — прошептала она, и наградой ей было то, как заблестели его глаза.

— Виола! — воскликнул он. К удивлению и радости Финн, он обнял ее одной худой неуклюжей рукой, прежде чем благоговейно вынуть виолу из футляра и взять ее в руки. Его пальцы слегка дрожали, когда он пробежал смычком по струнам и полилась чистая и нежная мелодия.

Лахлан и Изолт тут же обернулись, прижав палец к губам, но Джей уже опустил смычок и внимательно разглядывал струны.

— Простите, — прошептал он. — Все равно никто не услышит ее отсюда, мы так высоко.

— Нам нельзя рисковать, — упрекнула его Изолт. — Сейчас день, и стражи боятся Башни не настолько, чтобы не пойти и не посмотреть, кто это здесь играет.

— Ой, да они решат, что это призрак, — весело сказала Финн. Радость, осветившая лицо Джея, когда он гладил блестящую скрипку, отозвалась в ее душе таким же счастьем. С тех самых пор, как он потерял свою скрипку, он был тихим и грустным, и Финн очень не хватало его скупой улыбки.

Лахлан с Луком в руках и висящим на плече колчаном, полным стрел, сказал раздраженно:

— Финн, нам хватит и одного солдата, который не верит в духов, чтобы сюда пришел целый отряд и начал искать, кто это здесь играет на скрипке.

— На виоле, — поправил его Джей, получив в ответ сердитый взгляд, — Лахлан не любил, когда его поправляли.

— Положи ее на место, Джей, и все остальное тоже. Диллон, оставь в покое монеты. Ты все равно не сможешь их использовать, они слишком старые.

— Это нечестно! — обиделась Финн, увидев, как потух огонек в глазах Джея, когда он неохотно положил виолу обратно в футляр. — Ты же взял Лук, почему тогда нам нельзя взять то, что нам хочется?

— Этот Лук принадлежал моему предку, — отрезал Лахлан.

— Ну и что? Это не значит, что он твой. Мы прошли весь этот путь и забрались в дворцовый парк ради тебя, а ты даже не разрешаешь Джею взять какую-то старую скрипку вместо той, которую он потерял! — Финн перешла на крик. Изолт положила ладонь на напряженную руку Лахлана, и он вспомнил, как сильно в эти грядущие несколько дней ему понадобится Лига Исцеляющих Рук.

— Ну ладно, вы все можете взять по одной вещи. Но только по одной — как плату за вашу помощь. — Несмотря на его слова, голос его был недовольным, поэтому ребятишки не стали терять время и принялись перерывать содержимое комнаты. Лахлан сердито фыркнул, но ничего не сказал, вместо этого принявшись гладить резной Лук.

Финн уже выбрала себе охотничий рог, поэтому не стала мешать остальным, сидя рядом с Джеем на пыльном столе и смеясь над остальными ребятами, которые с каждой минутой становились все более и более чумазыми. Джоанна никак не могла выбрать между безвкусной диадемой, украшенным драгоценными камнями браслетом и кольцом, но, в конце концов, остановилась на браслете, сообразив, как опасно носить кольца и как трудно будет нищенке найти какое-нибудь место, куда можно было бы надеть диадему.

Ее брат Коннор взял музыкальную шкатулку, которая играла навязчивую мелодию, когда поднимали ее расписную крышку. Диллон выбрал потемневший меч. Несмотря на свою длину, он оказался очень легким и издал свистящий звук, когда мальчик замахнулся им на свою тень. Антуан пришел в такой восторг от его выбора, что перерыл всю комнату, пока тоже не нашел меч, более тяжелый и не такой изящный, как у Диллона, но тем не менее, это был меч. Эртер удовлетворился украшенным драгоценными камнями кинжалом, поскольку мечей в хранилище больше не осталось, а Парлен удивил всех, выбрав серебряный кубок с кристаллом в ножке.

— Симпатичный, — вот и все, что он сказал.

Они побежали по лестнице вниз, чтобы похвастаться своими сокровищами перед Йоргом. Только Финн не пошла с ними. Куда-то исчезла Гоблин, и Финн искала ее, встав на четвереньки. Она услышала приглушенное мяуканье и заползла под стол, позвав: Гоблин, ты где?

Когда Антуан искал себе меч, он открыл огромный сундук, стоящий у стены, и теперь оттуда свисала какая-то черная материя. Эльфийская кошка запуталась в ее теплых складках, невидимая на черном фоне. Лишь мерцающие глаза помогли Финн обнаружить ее. Когда девочка подняла кошечку, ее пальцы скользнули по материи, и она почувствовала странное покалывание. Это ощущение она уже испытывала раньше, когда прикасалась к своему медальону и к той виоле и рогу, которые она нашла сегодня. Посадив эльфийскую кошку на плечо, она вытащила материю из сундука и рассмотрела ее, насколько это было возможно в тусклом свете.

Это был плащ очень тонкой работы, с выпуклым узором вдоль краев. Она встала и закуталась в него. Он отлично подошел ей, но по всему телу побежали мурашки. Кожу начало пощипывать, но спустя некоторое время она привыкла к этому ощущению и закружилась так, что черные складки взметнулись вокруг. Плащ был очень теплым и шелковистым.

Несмотря на то, что материала было очень много, он складывался в такой маленький сверток, что поместился у Финн в кармане. Она почувствовала мимолетный укол совести, ведь Лахлан сказал, что каждый может взять только одну вещь, а она взяла две. Но ведь это я влезла на стену, подумала она и вприпрыжку побежала по лестнице за своими друзьями. Несмотря, на то, что голос совести быстро замолк, она надежно спрятала плащ и никому не сказала о том, что сделала.

Остаток дня все провели гуляя по башне, играя со своими новыми приобретениями и учась триктраку у Лахлана, который нашел в одной из комнат забытую доску и кубик, точно нападение Красных Стражей застигло кого-то из ведьм в разгаре игры.

День подошел к вечеру, и Финн, Джею, Диллону, Эртеру и Антуану предстояло вновь подвергнуться опасности быть обнаруженными Красными Стражами и пробраться из дворцового парка в город. Никто из них ничего не слышал о своих товарищах с тех самых пор, как они покинули горную котловину. Ни Лахлан, ни Изолт, ни Йорг не могли выйти в город. Слепой провидец наделал слишком много шуму, когда был в Лукерсирее в последний раз. Томас не мог идти по той же самой причине, даже если кто-то решил бы рискнуть им, хотя он и выразил желание повидаться с Кейт-Анной — никс, живущей в пещере за водопадом.

Поэтому Диллон со своими помощниками вызвались выполнить эту задачу, утверждая, что никто не знает город лучше них, которые прожили на его улицах всю свою жизнь. Они знали, куда пойти и кого спросить, а Синие Стражи — нет, к тому же они могли связаться с повстанцами, скрывающимися в городе, не вызвав подозрений.

Лахлан знал потайной выход из дворцового парка в город, поскольку они с братом Доннканом часто тайком пробирались в Лукерсирей, когда им полагалось учить уроки. Но прошло уже тринадцать лет с тех пор, как Лахлана и его братьев превратили в птиц, так что прионнса не имел ни малейшего понятия, на месте ли до сих пор эта водосточная труба. Эта возможность была слишком ненадежной, и в том случае, если бы воспользоваться ей не удалось, ребята должны были искать другой выход. Дворец тщательно охраняли, и любого оборванца, оказавшегося в его окрестностях, немедленно бросили бы в подземелье. Несмотря на уверенность Томаса в том, что он опять позовет Кейт-Анну, и она спасет их, Диллон предпочитал держаться от Красных Стражей подальше.

Лахлан не мог успокоиться, не зная, что происходит в остальных частях страны. Равновесие между успехом и провалом было таким хрупким, что одна неудача могла разрушить все их планы. Он хотел знать, что слышно о Мегэн, и удалось ли ей сбежать от Оула; где его брат Джаспер и как он себя чувствует. Он хотел получить подтверждение тому, что повстанцы готовы нанести удар, если это понадобится, и что они успешно проникли в город.

Но главной задачей Лиги Исцеляющих Рук было узнать хоть что-нибудь об Изабо, ибо без нее они не могли соединить сломанный Ключ, а без Ключа Лахлан не мог освободить Лодестар, спрятанный в лабиринте. Мегэн заверила его, что Изабо каким-нибудь способом сможет доставить две части Ключа в Лукерсирей, но теперь, когда колдунья находилась в лапах Оула, ее уверенность не убеждала его.

 

НОЧЬ МЕРТВЫХ

Сверкала молния, озаряя разрушенное здание зловещим светом. Мальчики по одному выбегали из двери, дожидаясь темноты, которая наступала после вспышки, чтобы ослепленным глазам стражников было труднее их заметить. Мохнатый Джед, с вислыми ушами, как обычно, трусил по пятам за Диллоном.

Финн сидела в Башне до последнего. Несмотря не все заверения, что Глинельда мертва, она все еще боялась попасть в лапы Оула. Пытаясь преодолеть приступ страха, она сжалась в тени огромной двери. Гоблин высунула лапку, жалобно мяукнула и отдернула ее. Финн нахмурилась. Как и эльфийская кошка, она терпеть не могла сырости.

Немного подумав, она вытащила плащ, который нашла днем, и закуталась в него, надев на голову капюшон. Потом посадила котенка в карман, шагнула под дождь и бесшумно перебежала через дворик.

Она смешалась с мальчиками, которые собрались под огромным тисовым деревом.

— Ну где эта несчастная Финн? — Диллон посмотрел на Башню. — Вечно она делает все по-своему, вместо того, чтобы пойти вместе со всеми.

— Это я-то? — нахально спросила Финн, и остальные, вздрогнув, начали изумленно оглядываться. Сообразив, что плащ так сливается с темнотой, что они не замечают ее, Финн откинула капюшон и показала Диллону язык.

— Заткнись, Финн, — сказал он злобно. — Не время дурачиться. Давайте поскорее выбираться отсюда.

Дворец, расположенный в дальнем конце парка, горел огнями. По мостовой вышагивали два стражника, но их лица были опущены, чтобы защититься от дождя, и они даже не взглянули на ребятишек. Любопытными глазами глядя на дворец, они быстро и бесшумно пробирались вдоль стены, застывая на месте каждый раз, когда вспыхивала молния. К счастью, дворец был со всех четырех сторон окружен парком, так что местечек, где можно было бы укрыться от враждебных глаз, было множество.

От дворца к воротам, ведущим в город, тянулась длинная аллея, по обеим сторонам которой стояли голые деревья. С другой стороны раскинулась широкая лужайка, на которой было практически негде укрыться. В огромном внутреннем дворе перед входными дверями горели фонари, заливая лужайку ярким светом, и сам город тоже сиял огнями.

— Похоже, что-то происходит, — пробормотал Диллон. — Везде будет полно солдат!

Они переглянулись и пожали плечами. Путь через парк занял долгое время, и к тому моменту, когда они добрались до угла, все запыхались. Наконец, они отыскали трубу, заваленную опавшими листьями и скрытую за нависающими ветвями вечнозеленого кустарника. Джей прополз по ней первым, а Финн последовала за ним сразу же, как он дал сигнал, предварительно сняв и спрятав свой плащ — она не хотела перепачкать его. Антуан чуть было не застрял посередине, но Диллон начал толкать его сзади, а остальные тянули спереди и, в конце концов, они общими усилиями вытащили его наружу. Потом выбрался Эртер, а следом за ним — Диллон. Все радостно заулыбались. Теперь им ничто не угрожало.

Несмотря на ливень, на улицах толпился народ. Был канун Самайна, и город веселился. Повсюду висели фонари, а горожане были ярко одеты, бросая вызов ночи мертвых.

С нарядным видом горожан резко контрастировало блеклое убожество нищих, собравшихся в закоулках. Некоторые выпрашивали еду, деньги или приют на ночь, но большинство просто сидело на тюках.

Выглянув из темного переулка, Диллон и Антуан обменялись взглядами. Лукерсирей всегда был знаменит своими нищими, в таком количестве их еще никогда не было, в особенности на богатых улицах рядом с дворцом. Многие были одеты в простую аккуратную одежду ремесленников или фермеров; они несли детей, пастушьи посохи, сумки с инструментами, и, как ни странно, серебряные чайники и ковши.

Ребятишки по одному выбрались на оживленную улицу. Они разбились на три группы: Антуан и Эртер, как обычно, друг с другом, Диллон заявил, что лучше всего справится в одиночку, а Джей и Финн, пожав плечами, остались вместе, как им было велено. У них оставалось всего несколько часов на то, чтобы собрать необходимые им сведения, ибо вернуться нужно было до полуночи. Полуночи и дня мертвых.

Изолт оторвалась от Книги Теней, которую пыталась читать при неверном свете очага.

— Что случилось, Гита?

Донбег бегал туда-сюда перед дверью, горестно пища. Он взглянул на Изолт и издал высокий пронзительный звук, точно от боли. Она поднялась.

— У тебя что-нибудь болит? Что случилось?

Он встал на задние лапки, положив передние на дверь.

— Ты хочешь выйти? Нам грозит опасность?

Она осторожно открыла дверь, готовая метнуть рейл, зажатый у нее в руке. Часовой, сидящий напротив, вскинул голову и, увидев Изолт, вскочил на ноги.

— Простите, миледи, я просто...

— Не нужно извиняться, — сказала Изолт, шагнув следом за Гита, который понесся по коридору. Донбег привел ее к узкой боковой двери, положил на нее лапки, взглянул на Изолт и, снова пронзительно пискнул. Она очень осторожно приоткрыла ее, ожидая увидеть приближающихся стражников. К ее ужасу, Гита немедленно бросился в непогожую ночь. В считанные секунды его маленькое тельце исчезло из виду. Она звала его, мысленно и вслух, но он не вернулся.

Диллон с легкостью пробирался по лабиринту переулков, а щенок с темным пятном на морде семенил за ним. Они оба с наслаждением нюхали воздух, наслаждаясь знакомым городским запахом. Диллон никогда бы не подумал, что будет так скучать по Лукерсирею. После семи месяцев, проведенных в горах, было наслаждением протискиваться между толпящимися горожанами, время от времени вытаскивая кошельки, — просто для того, чтобы вспомнить старое ремесло. Диллон родился в Лукерсирее и до того, как уйти вместе с Йоргом и Томасом, все двенадцать лет жизни провел на этих узких грязных улицах. Как здорово было вернуться домой!

Вскоре к струям дождя начала примешиваться мелкая морось брызг водопада, и все стены заблестели от сырости. Босой, он поежился от холода, хватавшего за пятки. Ты что-то совсем разнежился, упрекнул он себя и ускорил шаги, растирая ладонями плечи.

Диллон шмыгнул в узкий переулок, стараясь не смотреть ни на кого из людей, сидящих на корточках у домов. Они были грязными, ободранными, с изрытыми оспой лицами и смотрели искоса, поигрывая кинжалами, а их тряпье было почти таким же, как у Диллона. Это был самый бедный городской квартал, где жили воры, убийцы и проклинатели. Здесь за горстку монет можно было договориться о похищении или убийстве человека. Даже после стольких лет жизни на улице эта часть путешествия была для Диллона проверкой его мужества.

Время от времени он видел пламя факелов, когда гуляки пробегали по одной из более широких улиц, распевая песни и заговоры против демонов ночи. Он уклонился от объятий тощего мужчины, один глаз которого был перевязан малиновой повязкой и который назвал его «моя прелесть»; отскочил в сторону, чтобы не угодить в поножовщину; подхватив Джеда на руки, чтобы на него не налетели. Торопливо шагая по переулку, он услышал, как толпа зевак взревела, и увидел, что ручеек, бегущий под его ногами, окрасился в алый цвет.

С лихорадочно колотящимся сердцем он нырнул под арку и начал пробираться через лабиринт грязных двориков, пока не оказался под выступом водопада. Вода с грохотом обрушивалась вниз, белая и вспененная на острых черных камнях. На склоне скалы лепились друг к другу убогие лачуги, покрытые слизью. Диллон поднялся по ступенькам одной из них и постучал в дверь.

Открыл ему молодой мужчина, и с взъерошенными черными |волосами, одетый в один лишь старый килт. Он зевал.

— Чего надо? — неприветливо рявкнул он, прежде чем его мутные глаза узнали мальчика, стоящего на ступеньках с мохнатым щенком под мышкой. — Паршивый! — закричал он и потащил его в дом, окинув цепким взглядом переулок. — Что ты здесь делаешь? Ничего хорошего, если я правильно тебя помню! Сейчас не время бродить в одиночку по Переулку Убийц, совсем не время!

— Почему? — спросил Диллон.

Мужчина бросил на него проницательный взгляд, энергично почесал голову обеими руками и сказал:

— Ничего такого, что касалось бы тебя.

— Ты-то как? — спросил Диллон, присаживаясь на шаткий столик, пока его старый друг Калли натягивал шерстяную рубаху и наливал себе виски, предварительно протерев стакан полой рубахи.

— Да так себе, — ответил Калли. — Я опять благодаря тебе побывал в мерзких подземельях этого чертова барона, по обвинению в измене и подстрекательстве к восстанию — ни больше ни меньше. Мне еще удалось не лишиться головы, а многим моим товарищам повезло куда меньше. Ты устроил ту еще заваруху, Паршивый, когда ушел с тем парнем с исцеляющими руками.

— Правда? Мы слышали, что была драка...

— Ну да, и еще какая! Их кровь по улицам ручьями текла, но, в конце концов, они загнали нас обратно и пришлось попотеть, чтобы не познакомиться с мечом.

— И как же тебе это удалось?

Калли расхохотался и потеребил нос.

— Так что тебе от меня нужно, парень? Ты ведь не для того появился у моего порога после полугодового отсутствия, чтобы узнать о моем здоровье, правда? Что тебе надо?

— Почему мне обязательно должно быть что-нибудь нужно, Калли? — сказал Диллон, задетый за живое.

— Я же не совсем дурак, Паршивый.

Тот рассмеялся.

— Мне нужно поговорить с Его Высочеством, Королем Воров.

Калли приподнял бровь.

— Ты храбрый парень, скажу я тебе.

— Это очень важно, Калли.

— У тебя вечно все очень важно, Паршивый. Что у тебя за дело?

Диллон задумчиво посмотрел на него, потом решившись сказал внезапно:

— Ладно, я расскажу, только пообещай мне не трепать языком, пока я тебе не разрешу, а не то будешь иметь дело со мной!

— Фу-ты ну-ты! Ты мне угрожаешь, да? Ладно-ладно, валяй, рассказывай! Ни одна живая душа не узнает, пока ты не позволишь.

Диллон рассказал ему почти все — единственное, о чем он умолчал, это о месте, где скрывались Лахлан Мак-Кьюинн и Синие Стражи, решив, что лучше держать этот секрет при себе. Калли изумленно присвистнул один или два раза, но, если не считать этого, пока Диллон не закончил рассказ, ни разу его не прервал. Потом помедлив, сказал:

— Это все объясняет. Последние несколько месяцев какая-то старая сплетница постоянно нашептывает в уши Его Высочеству такие штуки — про Самайн и крылатого парня, который спасет нас всех. Нам велели разнести эту байку, поскольку еще многие не слышали об этом, потому что бежали из своих деревень.

— Зачем? Почему в городе столько народу? — спросил Диллон. — Мы уже больше месяца не слышали никаких новостей.

Калли захохотал и произнес:

— Что ж, устраивайся поудобнее, мой мальчик. Сколько у тебя времени?

Когда Калли закончил свой рассказ, Диллон был бледнее мела. Яркие Солдаты, взявшие Дан-Горм; Фэйрги в реках и озерах; Ри, вынужденный бежать в Лукерсирей — неудивительно, что дворец так охраняли и так ярко освещали! Что бы сказал Лахлан, узнав, что его брат находится на другом конце парка?

Его знакомый проглотил остатки виски и сказал:

— Да, Его Высочеству будет очень интересно услышать твои новости. В последнее время ему пришлось часто переезжать, потому что Оул постоянно обыскивает дома и хватает всех, кого подозревают в причастности к Гильдии. Последние шесть месяцев выдались нелегкими.

Через некоторое время Калли повел Диллона обратно в город, направляясь в богатый купеческий квартал. Улицы были широкими и чистыми, а через каждые несколько шагов висели фонари, в струях дождя похожие на размытые желтые шары. На улицах пели и танцевали гуляки.

— Не ожидал увидеть празднование Самайна, — тяжело дыша, сказал Диллон.

— Оул запретил его, но потом Ри сказал, что людям нужно что-нибудь, что поддержало бы их дух, и что лучше уж он закончит свои дни в окружении костров и песен, чем в унынии и страхе.

У Диллона сильно забилось сердце.

— Ри умирает?

— Неужели ты не знаешь? Всю последнюю неделю мы каждый день ждем вести о его смерти, и говорят, что только мастерство лекаря поддерживает его существование.

— Мы не слышали об этом.

— Говорят, все это из-за потрясения от нападения Ярких Солдат, и от тряски во время их отступления через горы... и оттого, что Банри в дороге родила, и...

Диллон снова вскрикнул, остановившись и уставившись на Калли. Тот взял его за руку и повел дальше.

— Я не могу рассказать тебе все новости на улице! Пойдем, я отведу тебя в безопасное место.

Они подошли к богато украшенным воротам и прошмыгнули внутрь, назвав пароль стражникам, стоящим в тени, потом прошли по короткой дорожке, окаймленной густым кустарником и по-зимнему голыми деревьями. Впереди виднелся великолепный дом, остроконечная крыша которого возвышалась над переплетением прутьев его многочисленные окна горели золотыми огнями. Диллон одернул оборванный подол рубахи и с дрожью в голосе подозвал к себе Джеда. Большие дома его нервировали.

В дом их впустил мужчина с такими плавными и бесшумными движениями, что Диллон почувствовал себя еще более не в своей тарелке. Служанка отвела их в длинную гостиную, выходящую на припорошенный снегом сад. В окна бил дождь, и Диллон был очень рад, что стоит у огня и отряхивает мокрую рубашку, исходящую паром. Он осторожно оглянулся вокруг, и увидел картины в позолоченных рамах, подушки и бронзовые кувшины, толстый ковер, бархатный шезлонг и стулья с мягкими толстыми сиденьями.

В комнате было много людей, большинство их которых не обращало на Диллона никакого внимания. Он узнал Короля Воров — старика с жидкой бородой и умными черными глазами, в глубине которых сверкали озорные искорки. Рядом с ним была его дочь — стройная женщина с копной буйных темных волос. Из-за пояса у нее торчала сабля, и Диллон знал, что где-то под юбками у нее должен быть еще и кинжал. Среди грубых одежд и громких голосов было и несколько человек, одетых в пышные бархатные камзолы и расшитые лосины. Один из них, мужчина с остроконечной седой бородкой, по всей видимости, был хозяином, поскольку велел служанке принести еще эля и еды. Рядом с ним сидела старая женщина в неприметном сером платье. Ее очень яркие черные глаза, казалось, пробуравили Диллона насквозь, а в волосах цвета перца с солью виднелась белоснежная прядь. Она ничего не говорила, но очень внимательно слушала и наблюдала за беседующими.

Король Воров задрожал от смеха.

— Никак это мой старый друг Диллон Дерзкий? — сказал он. — Так я и думал, что мы еще увидимся, парень! Садись ко мне и расскажи, что у тебя за новости!

Диллон неохотно отошел от теплого огня и сел на табуреточку у ног старика. Он рассказал ему то же самое, что до этого говорил Калли, чувствуя, что старая женщина прислушивается к каждому его слову. Внимательно слушал его рассказ и высокий мужчина с рыжей бородой и каштановыми кудрями. Несмотря на то, что он откинулся на спинку своего кресла, положив ноги в истертых башмаках на стол, покачивая стакан с виски так, что в нем образовывались маленькие водоворотики, его глаза были настороженными.

Старая женщина заговорила лишь однажды, спросив его о здоровье Йорга, Лахлана и Изолт. Недоумевая, кто же она такая, что знает их по именам, Диллон ответил, что все в порядке, и ее морщинистое лицо слегка разгладилось.

Сделав глубокий вдох, Диллон так вежливо, как только мог, спросил, поддерживает ли все еще Гильдия Воров повстанцев и окажут ли они им помощь, если она понадобится в ближайшую неделю.

Старик расхохотался так, что у него на глазах выступили слезы, и ему пришлось глотнуть виски, прежде чем он смог говорить. Тяжело дыша, он вытер щеки бородой и сказал:

— Эйя с тобой, сынок, ты сейчас находишься в штабе самих повстанцев. Ну разумеется, мы с вами! Мы уже все ногти под корень сгрызли, беспокоясь, когда, наконец, покажется крылатый парень, как нам обещали. В городе полно наших — Мак-Кьюинн сказал, чтобы никому не отказывали в приюте, так что повстанцы и беженцы приходили вместе, а кто может разобрать, где кто?

Затем Диллон узнал во всех подробностях численности и размещении солдат, и они начали спорить, как лучше оповестить повстанцев, что время восстания пришло.

Старая женщина наклонилась вперед и проговорила:

— Скажи Лахлану, чтобы позвонил в башенный колокол. Он будет слышен во всем городе. Все, что ему нужно сделать, это лишь позвонить в колокол, и город поднимется.

Диллон кивнул, обнаружив, что не может не ерзать под ее взглядом. Ее тонкое властное лицо с острым носом кого-то ему напоминало. Пока он пытался вспомнить, кого же, вернулась служанка с едой на подносе, и ему дали миску супа и кусок белого хлеба, не похожих ни на что из того, что ему доводилось пробовать. Пока он с жадностью ел, старая женщина рассказала ему множество новостей, о которых Калли упомянуть и не подумал. По мере того как он слушал, его глаза становились все круглее. Лахлану вряд ли могло это понравиться!

Внезапно раздалось какое-то жужжание, а потом зазвонили куранты. Диллон удивленно оглянулся вокруг, поняв, что звук исходил из украшенного великолепной резьбой ящика на стене.

— Уже одиннадцать часов, малыш, — сказала старая женщина. — Не пора ли тебе возвращаться к своим друзьям? Сегодня Самайн, не забыл?

Диллон вскочил на ноги.

— Я не слышал колотушки, — сказал он, и в его голосе прозвучало любопытство.

— Но разве ты не слышал бой часов?

Диллон никогда не слышал о часах, и она развлекла его, открыв деревянный ящик, чтобы он мог посмотреть на маленькие колесики, вращающиеся и щелкающие внутри. Она положила руку ему на плечо.

— Не вешай нос, малыш, все будет хорошо.

Диллон бежал по темным и мокрым улицам, но вдруг внезапно остановился. Он только что вспомнил, кого так напомнила ему старая женщина с ее острым носом и белой прядью в волосах. Это был не кто иной, как сам Лахлан.

— Откуда ты взяла курительную траву? — любопытно спросил Джей.

Финн бросила на него озорной взгляд блестящих карих глаз.

— Стащила, конечно же. Сто лет уже не курила! Все-таки у возвращения к цивилизации есть свои плюсы. Там трактир — пойдем купим себе эля.

Трактир был украшен фонарями из выдолбленных изнутри репок, в которых были вырезаны страшные рожи так, что сквозь них виднелся огонь свечи. Внутри оказалась уйма народу, спасающегося от дождя, и в воздухе пахло мокрыми немытыми волосами и пивом. В углу играла труппа менестрелей, и у Джея загорелись глаза. Он окликнул гитариста, и тот дружелюбно и тепло с ним поздоровался.

— О, да никак это сам Скрипач! На Купальской ярмарке нам тебя очень не хватало. Давай, берись за смычок.

Финн прошмыгнула в кабинку и выпустила из кармана куртки эльфийскую кошку. Подняв палец, она заказала пива и с блаженным вздохом откинулась на спинку скамейки. Она уже очень давно не слышала игру Джея. Он взял скрипку и картинно занес над ней смычок.

Пока Джей развлекал присутствующих своим мастерством, Финн попыхивала своей трубкой и слушала беседу двух мужчин, сидевших позади нее. Их языки развязывались все больше по мере того, как эля в их кружках оставалось все меньше и меньше. Они оба были угреловами, которые бежали вместе с остальными жителями их деревни после того, как в Риллстере заметили первых Фэйргов. В отличие от большинства беженцев, им удалось найти работу — чистить дворцовые пруды для разведения рыбы и снова наполнять их водой, и они шумно радовались, что им посчастливилось так улучшить свою жизнь.

Когда Джей доиграл еще одну мелодию, раздались редкие аплодисменты, и в него полетело несколько монеток. Джей, нахмурившись, подобрал их.

— Не слишком щедро, — сказал он Финн, усевшись на скамейку рядом с ней.

— Да, сегодня здесь что-то не очень весело, — согласилась Финн. Два угрелова позади нее, похоже, были единственными, у кого было хорошее настроение. Все остальные жаловались на погоду, положение дел в стране и унылое будущее. Сидя в своем темном уголке, Финн успела услышать немало трагических историй.

Она напрягла слух, пытаясь разобрать слова невнятного разговора у нее за спиной, но в это время у двери началось какое-то волнение. Она подняла глаза, и в тот же миг кровь в ее жилах застыла. В дверь ввалились шестеро Красных Стражей, их лица были суровыми и подозрительными. С ними был костлявый искатель со впалыми щеками, застегнутый на множество крошечных пуговок от пояса до подбородка. Финн узнала его. Это был Искатель Реншо, когда-то бывший правой рукой Глинельды. С ее губ сорвался невольный крик страха. Джей удивленно повернулся к ней, и она дрожащими пальцами указала на дверь.

— Этот искатель знает меня, — прошептала она. — Мне нужно выбраться отсюда.

Джей был слегка озадачен. Он, как и остальные мальчики, часто думал, что Финн преувеличивает свою важность для Оула, чтобы казаться более значительной. Но сейчас ее щеки были бледнее мела, а пальцы дрожали.

— Сиди спокойно, — прошипел он. — Теперь у тебя светлые волосы, может быть, он тебя не узнает.

Финн кивнула. Под прикрытием стола она опустила эльфийскую кошку на пол. Беги, Гоблин, спрячься. Она почувствовала, как голова кошки ткнулась в ее голую лодыжку, а потом она ускользнула, невидимая в полумраке.

Казалось, всем посетителям было очень не по себе, и многие откинулись назад, надеясь скрыть свои лица в полутьме. Трактирщика вытащили из кухни, и его лицо было таким же белым, как и мука, покрывающая его руки.

— Я верный подданный Ри, — запротестовал он. — У меня нет ничего общего с этими гнусными мятежниками!

Искатель сложил руки на груди и вперился в него буравящим взглядом, которому Оул специально обучал своих работников. Трактирщик попятился к стене. У Финн вспотели руки, несмотря на то, что все ее тело, казалось, покрылось льдом.

— Джей, — прошептала она, — если они схватят меня, ты меня не знаешь. Понял? Притворись тупым или пьяным, кем угодно. Только не позволяй им увести и тебя тоже.

— Они не заберут тебя, балда, — прошептал в ответ Джей, но она смотрела на него огромными жалобными глазами до тех пор, пока он не пообещал.

С торжествующим криком два Красных Стража вернулись с охапками мечей, которые обнаружили в бочках из-под селедки. Трактирщик упал на колени, крича, что он ни в чем не виноват.

Финн съежилась в своем углу и попыталась притвориться мертвецки пьяной — с закрытыми глазами и отвисшей нижней челюстью. Не будь она так перепугана, она пустила бы еще тонкую струйку слюны, но во рту у нее так пересохло, а сердце колотилось так быстро, что она не смогла этого сделать.

Посетителей обыскивали и допрашивали, и все клялись, что ничего не знают о восстании. Искатель стоял неподвижно, оглядывая толпу полускрытыми под тяжелыми веками глазами. Его взгляд упал на Джея, которого грубо подхватили и поставили на ноги. Мальчик забормотал, что он всего лишь «бедный скрипач, играющий, чтобы заработать себе на ужин».

— А это кто такая? — осведомился солдат, схватив Финн за шиворот и подтащив по длинной скамейке к себе.

— Просто побирушка, — пожал плечами Джей, а Финн пьяно покачнулась так, что курчавые белокурые волосы закрыли ей все лицо.

— Маловата она еще, чтобы так набираться, тебе не кажется?

— Ее брата утопили эти мерзкие Фэйрги, — быстро сымпровизировал Джей. — Она очень горюет.

— Да ей же не больше двенадцати, рано еще топить горе в кружке, — сказал он грубо, потянув ее за волосы, чтобы посмотреть на ее лицо.

Джей кивнул, и солдат отпустил волосы Финн, так что ее голова с глухим стуком ударилась о деревянный стол. Он отошел, и Джей проворно метнулся вперед, чтобы прикрыть Финн от глаз искателя, но было уже поздно. Искатель прищурился и уже направлялся к ним, оставляя следы на соломе, покрывавшей пол в трактире. Он подошел прямо к кабинке, но Джей не сдвинулся с места, несмотря на ужас, который вызвал у него холодный взгляд мужчины.

— Ты знаешь эту девочку? — спросил искатель. Джей вспомнил свое обещание и покачал головой.

— Да нет. Она замерзла и плакала, я ее пожалел и взял с собой. — Он издал безразличный смешок, жалея, что у него нет Таланта Финн к притворству. — Уж лучше бы не брал — она пропила все, что я заработал за целый вечер, а теперь мне придется искать место, где она могла бы поспать.

Искатель откинул спутанные светлые кудри и уставился на лицо Финн. Засунув руку в корсаж ее платья, он извлек оттуда медальон, который она никогда не снимала. Его тонкие губы изогнулись в слабой улыбке, и он дернул шнурок так, что он лопнул, и медальон оказался у него в ладони.

— Я избавлю тебя от этих хлопот, скрипач. Я знаю эту девочку, мы заберем ее с собой.

Джей опрометчиво покачал головой и увидел, как искатель сжал губы.

— Я обещал, что позабочусь о ней, — сказал он сбивчиво. Искатель сделал набожный жест.

— Оул снимает с тебя эту ответственность, парень.

Он махнул рукой одному из своих солдат, который подхватил обмякшее тело Финн и перекинул его через плечо.

— Арестуйте трактирщика и отведите в подземелье на допрос вместе со слугами. Девчонку я допрошу сам.

К ужасу Джея, Красные Стражи зашагали прочь, унося с собой Финн. Ее волосы и, голова моталась в нескольких футах над полом. Она казалась совсем маленькой и беспомощной, и у Джея болезненно сжалось горло. Он должен спасти ее. Но как?

Энгус Мак-Рурах, вздрогнув, очнулся от беспокойного сна. Он провел вечер, пробуя отличное виски хозяина и слушая споры вожаков повстанцев. Он с удивлением осознал, насколько хорошо повстанцы организованы, сколько знати и торговцев они привлекли на свою сторону. Виски оказалось таким хорошим, что в постель Энгуса пришлось укладывать его слуге, а проспал он всего ничего.

Трудный путь от гор до города они проделали очень быстро, идя по следу Катмора Шустрого и повстанцев. После того, как Табитас прыгнула в реку Малех, его единственная надежда была на то, что повстанцы выведут его на Лахлана и, следовательно, на его дочь. Теперь он был совершенно уверен, что Фионнгал находится с крылатым прионнсой, а то странное головокружение и потеря ориентации, которое накатило на него при виде нее, было вызвано отвращающими чарами на ее медальоне, как и предположила Мегэн.

Он с легкостью нашел Катмора и поклялся в верности восстанию.

— Я зашел слишком далеко, чтобы можно было повернуть назад, — сказал он. — Я слышал, что Мак-Кьюинн умирает. Я не могу вынести, чтобы Банри правила страной, зная, что она сделала, и поэтому перехожу на сторону его брата, молодого Лахлана. Сейчас я могу предложить вам лишь мой меч и мечи моих солдат, но ручаюсь в будущем и за поддержку всего моего народа тоже.

Будучи Прионнса Рураха и Шантана, Энгус получил у Катмора Шустрого самый теплый прием, и его разместили в надежном доме в Бан-Баррахских Утесах, самом богатом городском пригороде. Огромным шоком было для него в первый вечер войти в гостиную и обнаружить там Мегэн Повелительницу Зверей, вяжущую у огня. Когда он в последний раз видел ее, Мегэн была закованной в цепи и кандалы пленницей Оула. В пути он не получал почти никаких новостей и поэтому ничего не знал о ее побеге. Она улыбнулась ему и похлопала ладонью по соседнему креслу. От захлестнувших его радости и облегчения он не выдержал и разрыдался. То, что он предал их дружбу, невыносимой тяжестью давило на него последние несколько месяцев. Она не рассказала ему о том, как ей удалось бежать, а лишь, изогнув в усмешке губы, обронила:

— Лукерсирей хранит множество тайн.

Он поведал ей о своем решении отыскать Фионнгал и о том, чем это закончилось, включая и исчезновение волчицы. Мегэн очень расстроилась, и ей оставалось лишь надеяться на то, что Табитас смогла уцелеть в безжалостных водах Малеха.

— Если она жива, то река принесет ее сюда, Энгус, можешь быть в этом уверен.

Энгус спросил, нет ли у нее каких-нибудь новостей о его дочери, но Мегэн ничего не знала. Лукерсирей кишел искателями ведьм, многие из которых сами обладали способностями к ясновидению. Она не осмеливалась попытаться воспользоваться какими-либо из своих магических способностей, поскольку ее обнаружение повредило бы восстанию и выдало бы ее хозяев, которые и так сильно рисковали, дав ей приют.

Именно твердая уверенность в том, что его дочь где-то очень близко, заставила Энгуса очнуться. Ощущение было громким, точно зов трубы, и ярким, как костер. Она была так близко, что у него побежали мурашки по коже. В один миг он уже был на ногах, подзывая к себе Дональда. Через несколько минут он был во дворе, под дождем, а Кейси Соколиный Глаз и старый слуга шагали за ним.

— Сюда! — закричал Энгус, чувствуя как кровь бьется у него в висках. — Она там! Быстрей!

Впереди виднелись ворота дворца, перед которыми стоял отряд Красных Стражей, на плече одного болталась маленькая фигурка со свисающими вниз белокурыми волосами. Энгус выхватил меч, приготовившись немедленно напасть на солдат, но Кейси удержал его. Кипя от ярости, Энгус смотрел, как ворота открылись и отряд вошел во двор вслед за высоким, одетым в малиновое искателем. Ворота захлопнулись за ними.

Энгус выругался и ударил кулаком в стену. Если бы они только поспешили! Тогда они могли бы напасть на отряд на улице и отбить у них Фионнгал.

— Скорее всего, вас бы убили, и девочку тоже, — утешающе сказал Кейси.

— Мы нападем на дворец и спасем ее!

— Слишком рано — мы нарушим все планы повстанцев, — возразил Кейси. — Они еще не готовы. Все ждут Самайна.

— Зачем? — разъярился Энгус. — Что толку ждать? Люди на месте, оружие у них есть, чего еще ждать? Я не могу ждать! Мне нужна моя дочь!

— Если вы сможете пойти за ней и выяснить, где ее держат, то можно попытаться, лучше сделать это тайком, — сказал Кейси.

Энгус благодарно обернулся к нему.

— Да! Мы проберемся во дворец и освободим ее. Моя бедная Фионнгал в лапах Оула! Я не могу этого вынести.

— Милорд, не думаю, что это хорошая идея — так рисковать вами и вашей дочерью, — сказал Дональд. — Они держали ее пять лет, одна лишняя ночь ничего не изменит.

— Ни одной лишней ночи, ни одного лишнего часа! — поклялся Энгус. — Дональд! Кейси! Вы со мной? Можете вернуться в дом, если хотите, я не обижусь. Но я найду свою дочь сейчас или погибну!

— Я иду с вами, милорд, куда бы вы ни отправились. Вы же знаете это, — сказал Дональд. — Но думаю, что лучше всего нам отправиться за помощью. Мы не знаем ни планировки дворца, ни того, как его охраняют. К тому же, уже поздно. Скоро все закроют, сегодня ведь Самайн, вы не забыли? Мы не можем рисковать остаться ночью на улице, милорд.

Огонь в глазах Энгуса погас. Он кивнул.

— Хорошо, но давайте поспешим. Я не хочу снова потерять Фионнгал.

Диллон затаился в темном переулке, тревожно оглядываясь в поисках друзей. Назначенное время встречи давно прошло, но никого не было видно. Джед, заскулив, прижался к нему, и он взял щенка на колени, и крепко его обнял.

В этот миг из дождя и тумана показались две маленькие фигурки, и Диллон с облегчением узнал Антуана и Эртера. Они спрятались вместе с ним за большими бочками, шепотом пересказывая свои новости. Они встретились с Катмором Шустрым, который умудрился провести в город все пятьсот человек, замаскировав их под беженцев. Вместе с членами подполья, которое уже действовало в Лукерсирее, получилось несколько тысяч мужчин и женщин, ожидающих только сигнала, чтобы напасть на Красных Стражей.

Ребята уже замерзли от долгого сидения на каменной мостовой, и Диллон беспокойно заерзал.

— Что там с Финн и Джеем? Где они бродят? Если они сейчас не подойдут, нам придется возвращаться обратно без них.

Но вот до них донесся топот бегущих ног, и в переулок ворвался Джей, совершенно не заботясь о том, что его может кто-нибудь заметить. Прежде чем Диллон успел выругать его, Джей бросился к ним. Его лицо было бледным и напряженным.

— Финн! Оул схватил Финн! Она была права — они действительно ее знают, и они забрали ее.

— Пылающие яйца дракона! — выругался Диллон. — Что им от нее нужно?

Джей пожал плечами, пытаясь прочистить горло, но его голос сорвался, когда он сказал:

— Искатель знал о ее амулете — он посмотрел на него и улыбнулся, а потом сказал, что знает эту девочку и заберет ее с собой.

— Куда ее отвели?

— Во дворец. Я шел за ними, пока не убедился в этом, а потом побежал сюда, так быстро, как мог. Мы должны спасти ее.

Диллон встал на ноги, сняв щенка с колен.

— Тогда пойдем скорее. Нам нужно рассказать все новости Лахлану, он должен знать, что один из нас попал в лапы Оула. Возможно, нам придется изменить планы.

— Финн не выдаст нас, — воскликнул Джей.

Диллон мрачно посмотрел на него.

— Даже если ее подвергнут пытке?

Джей ничего не сказал, но его лицо стало еще более бледным и несчастным.

Изабо дремала в своем кресле у огня, слушая стук дождя в окна и радуясь, что находится под крышей. Долгое путешествие по стране начисто лишило ее идеализма относительно подобных приключений — теперь она знала, каково оказаться под открытым небом в такую непогоду.

Она очень устала: весь день она ухаживала за Ри, а весь вечер боролась за его жизнь. С каждым часом он все больше и больше приближался к смерти. Примерно десять минут назад Банри послала за советниками Ри. Даже ей было ясно, что ее мужу осталось жить всего несколько часов. Она хотела, чтобы он объявил Бронвин своей наследницей, а ее саму — регентом, и чтобы все документы были должным образом подписаны и скреплены печатью. Изабо, разумеется, для такого официального дела была не нужна, и ее ласково, но твердо отправили отдохнуть.

Она с радостью повиновалась. Майя по такому случаю облачилось в свой красный бархат, и Изабо обнаружила, что не может его видеть. В облегающем платье Банри была прекрасной, его насыщенный цвет оттенял ее бледную кожу цвета слоновой кости и иссиня-черный блеск ее волос. Для Изабо ее красота ничего не значила. Этот цвет означал для нее лишь кровь, ужас, мучительную боль. Платье Банри, застегнутое до самого горла на двадцать пять бархатных пуговок, было образцом для одеяний искателей, но пуговки неумолимо напомнили Изабо о том, что Майя является верховным главой Оула. Она с радостью забрала Бронвин и укрылась в детской, чувствуя, как потерянные пальцы пульсируют болью воспоминания.

Что-то стукнуло в окно, разбудив ее. Она встала и подошла к оконному проему, скрытому за тяжелыми парчовыми занавесями серебряного, голубого и золотого цвета. Снаружи было темно. Она видела, как ветер треплет деревья и гонит по небу черные облака. На подоконнике сидела маленькая темная фигурка. Наклонившись так, что ее нос почти упирался в стекло, она увидела два блестящих глаза и перепачканный хвост.

— Гита! — она неуклюже засуетилась, пытаясь открыть окно. — Гита, что ты здесь делаешь? — В тот же миг она вспомнила, что Мегэн говорила, что пошлет к ней кого-нибудь, и улыбнулась. Она распахнула окно, и в комнату ворвался ветер, взметнув тяжелые шторы. Изабо схватила на руки мокрого дрожащего донбега, а он, забравшись к ней на плечо, свернулся там калачиком. В глазах у нее защипало. Гита спросил:

Грустишь?

Она закрыла окно и вернулась обратно в кресло.

Нет, радуюсь.

Моя ведьма говорит, что тебе грустно и одиноко.

Да, так и было. Гита, я так рада тебя видеть! Где ты был?

С твоим отражением.

С моим отражением?

Сестра драконов.

Сестра драконов?

Донбег уселся на задние лапки и передними похлопал ее по лицу.

Сестра драконов. Родились из одного лона.

Изабо была так ошарашена, что не могла вымолвить ни слова. На какой-то миг ей показалось, что она неправильно поняла маленького зверька, но он сложил лапки вместе и покачал головой, что на языке донбегов означало, что он говорит чистую правду.

Ты был с моей сестрой-близнецом? У меня есть сестра?

Он согласно застрекотал и послал Изабо мыслеобраз саблезубого леопарда.

Она саблезубый леопард? Изабо была в полном замешательстве.

Гита утешающе похлопал по мочке ее уха. Свирепая девушка. Свирепая, как саблезубый леопард.

Она почувствовала, как ее охватывает возбуждение. У нее есть сестра!

Где? Как?

Драконы.

— Драконы! — воскликнула она вслух, и малышка захныкала в своей колыбельке.

Драконы, повторил донбег. Он забрался к ней на колени и свернулся калачиком, чтобы она погладила его намокший мех.

Где она?

Близко.

Изабо сжала руки. Сестра! Неудивительно, что ей всегда было так одиноко, будто ее лишили половины. В ее душе всколыхнулись мечты о сестринской любви. Какая она?

Саблезубый леопард.

Изабо нахмурилась. Саблезубые леопарды и драконы звучали не слишком заманчиво. Где она? Она с Мегэн? В груди у нее внезапно зашевелилась ревность.

Нет, моя ведьма ушла.

Ты пришел не от Мегэн?

Моя любимая говорит мне, что тебе грустно и одиноко. Пришел заботиться о тебе. Я с отражением.

А где Мегэн?

Моя ведьма недалеко.

Неужели ты не можешь мне сказать. Гита? Я так скучала по ней, и я не знаю, что мне делать.

Любимая ждет, когда луны сольются.

Изабо сдалась. Тот факт, что Гита находился здесь, означал, что и Мегэн не могла быть далеко отсюда.

Ты останешься со мной. Гита?

Останусь, пока любимая не позовет меня. Заботиться о тебе, защищать тебя от зла.

Изабо не улыбнулась, а лишь мысленно поблагодарила донбега и еще крепче прижала его к себе. Зверек лизнул ее руку теплым язычком и сказал:

Поспи. Я пригляжу за тобой.

Так она и сделала.

Обратный путь в разрушенную Башню потребовал от них невероятного напряжения. К тому времени, когда они пробрались через парк, дождь прекратился. Время опасно приближалось к полуночи.

Диллон первым добежал до двери в Башню. Когда внутрь ворвался Джей, Изолт и Лахлан уже знали все новости. Прионнса мерил шагами пол, его крылья были приподняты и слегка расправлены, кулаки сжаты. В глазах блестели слезы.

— Этого не может быть, не может быть, чтобы Джаспер умирал!

— Но Лахлан, мы уже несколько месяцев слышим о том, что он болен. Ты должен был знать, что он умирает! Все наши планы основаны на том факте, что он умрет!

— Это неправда! — воскликнул Лахлан. — Я всегда надеялся, что мы сумеем спасти его. Мегэн должна знать, что делать. Я думал, что как только Лодестар окажется у меня и я докажу ему, кто я такой... как только он поймет, сколько зла сделала Майя... — Он хрипло зарыдал.

Изолт подошла к нему, но он не подпустил ее, пытаясь взять себя в руки, Дункан тихо поговорил с остальными Синими Стражами, находившимися в комнате, и отправил их обойти Башню. Как только они ушли, он встал у стены, держась за рукоятку кинжала.

Лахлан глубоко вздохнул и поднял голову.

— Все произошло слишком быстро! Я не поговорил с ним, ничего не объяснил. Он не знает правды.

— Но Лахлан...

Он снова заговорил, не обращая внимания ни на нее, ни на ребятишек, глядящих на него широко раскрытыми от удивления глазами.

— Он умрет с мыслью, что Майя — Банри его мечты, не зная, как она убивала, пытала и заколдовывала... — Его голос сорвался.

— Это неважно, Лахлан, — сказал Йорг тихо. — Он умрет счастливым.

— Нет! Нет, неужели вы не понимаете?

— Я понимаю, что Гэррод пришло время приложить руку к полотну. Не нам судить о том, когда человек должен умереть, Лахлан. Это она перерезает нить.

— Йорг, неужели ты не понимаешь, что все не так? Мегэн говорила, что мы должны дождаться Самайна, чтобы спасти Лодестар, что его песня затихает, и что для того, чтобы спасти его, нужно окунуть Лодестар в пруд в час его рождения. Поэтому я ждал, когда можно будет схватиться с этой мерзавкой и поговорить с Джаспером, объяснить ему... Я ждал, потому что Мегэн сказала, что он никогда не поверит мне, что ее заклятие было слишком сильно и, что я умру на костре как ули-бист... - Из его горла вырвалось рыдание, и он замолчал, сжав кулаки. — Я говорил ему! Я говорил ему еще тогда, когда он женился на ней. Я знал, что она не та, кем кажется. Потом, когда я взял в руки ее туфельку, я понял. Она Фэйрг! - Он выплюнул это слово. — Что бы вы все ни говорили, я знаю, что он"а Фэйрг.

— Лахлан, у нас же нет Лодестара, — сказала обеспокоенная Изолт. — Нельзя штурмовать дворец без него!

— У меня есть Лук!

— И ты даже не проверил, сможешь ли натянуть его! Не говоря уже о том, чтобы привыкнуть к нему и пристрелять его, пока он не станет такой же частью тебя, как и твоя рука!

Он молчал. Йорг, пытаясь убедить его, сказал:

— Лахлан, осталась всего одна ночь. Сегодня последний день осени; завтра Самайн, и мы сможем проникнуть в лабиринт. Мегэн говорила тебе, что это нужно сделать именно в этот день. Соедини Ключ, спаси Лодестар, опусти его в пруд, когда луны сольются и вода снова наполнится силой. Потом, когда Лодестар будет в твоих руках и снова обретет свою силу, ты сможешь использовать его, чтобы доказать Джасперу, кто ты такой, и защититься от Банри...

— Но может быть уже слишком поздно. Говорят, что его сердце остановилось, что у него синее лицо, и его лекарка сама вдыхает в его легкие воздух. Говорят, она нажимала на его грудь, чтобы заставить его сердце биться. Диллон все это слышал.

— Что странно, они называют лекарку Рыжей. Точно так же, как мы зовем тебя, Изолт, — Диллон решил, что пора переводить разговор в более конструктивное русло.

Изолт и Лахлан мгновенно переглянулись.

— Изабо!

— Должно быть, это действительно она! — возбужденно воскликнул Йорг. — У нее остальная часть Ключа.

— Мы не можем войти в лабиринт без Ключа, — быстро сказал Лахлан. — Если мы хотим найти Лодестар, мы должны сначала соединить Ключ, вы все это знаете! Придется идти за ним во дворец...

— Не говори глупостей, парень! — воскликнул Йорг.

— Я не парень! — закричал Лахлан. — Я — Лахлан Оуэн Мак-Кьюинн! — Он стремительно развернулся, когти процарапали по полу. — Лодестар подождет! Неужели вы не понимаете, если я не смогу убедить Джаспера, что я действительно его брат, и рассказать ему о том, что сделала его ужасная жена, он назовет наследницей свою дочь-Фэйрга! Именно этого Банри и добивается! Все это время мы осторожничали, чтобы наши действия были направлены только против нее, а не против Джаспера! Неужели я или Энит виноваты в том, что развелось столько пиратов и бандитов? Говорят, мы заодно с ними, но мы никогда ими не были., Я должен заставить его понять это и сделать наследником меня. Этого я всегда хотел! Она зачала ребенка при помощи колдовства. Йорг, ты знаешь это. Это было кометное колдовство — Заклинание Зачатия. Это не настоящий плод любви, какими будут наши дети. Если он назовет ее регентом, а ребенка наследницей, тогда действительно начнется гражданская война, ибо я не потерплю, чтобы эта женщина — этот ули-бист - правила Эйлиананом! Она убила Джаспера, точно так же, как убила Доннкана и Фергюса и как снова и снова пыталась убить меня!

Джей, который ничего не знал о Лодестаре и знать не хотел, рванулся вперед, пронзительно крича:

— Что за болтовню вы тут развели? Вы что, не понимаете, что Финн попала в лапы Оула?

Финн осторожно открыла глаза. Больше чем десять минут не раздавалось никаких звуков, и хотя все ее чувства кричали об опасности, она больше не могла ждать.

Она лежала на обитой бархатом софе в тускло освещенной комнате. На столике около ее ног стояла шахматная доска с начатой партией. Девочка пробежалась глазами по комнате и заметила худую белую руку в красном бархате, лежащую на спинке кресла напротив. С лихорадочно колотящимся сердцем она подняла глаза и увидела бледное лицо с высоким лбом и изогнутыми в улыбке тонкими губами. На красном бархате выделялись три белых пятна: его лицо, руки и жесткий воротничок.

— Значит, ты решила проснуться, Фионнгал.

— Почему вы зовете меня этим именем? — Она подняла руку к горлу. — Верните мне мой амулет!

Он улыбнулся, но ничего не сказал. Она бросилась на него, пытаясь оцарапать, но он схватил ее за горло своей худой белой рукой и бросил на колени, сжимая ее горло так, что она еле могла дышать. Маленькие руки Финн вцепились в него, но он не поддался. Она стояла на коленях, не издавая ни звука.

— Ты, Фионнгал, дикая, как эльфийская кошка. — Она дернулась под его рукой, и он озадаченно взглянул на нее. — Я вижу, это тебя задевает. Интересно почему. — Он оглядел ее с ног до головы, ухмыльнувшись при виде ее лохмотьев и общего грязного вида. — Мак-Рурах не слишком гордился бы, если бы увидел тебя сейчас, не правда ли?

Она попыталась заговорить, но не смогла. Искатель сжал руку еще немного сильнее, потом отбросил девочку. Она лежала неподвижно, глотая воздух с таким наслаждением, словно это было вино. Он откинулся в своем кресле, рука на бедре казалась изваянной из белого мрамора.

— Ты сбежала от Глинельды. Доставили вы ей хлопот — ты и эта рыжеволосая девица. И старый Керси мертв, а ведь он был одним из лучших наемных убийц в здешней округе. Абсолютно безжалостный и жадный до денег. Точно такой, как нам нравится. Это ты убила его, Фионнгал? Сомневаюсь, чтобы он прилично с тобой обращался. Он бил тебя, Фионнгал?

— Почему вы зовете меня этим именем? — прошептала она.

— Потому что так тебя зовут. Оно означает «прекрасная», и ты действительно стала прекрасной, Фионнгал. Когда я видел тебя в последний раз, ты была замарашкой, маленьким гоблином. — Она снова невольно вздрогнула, и его взгляд стал более пронзительным.

— Ты колешься о самые неожиданные шипы, Фионнгал. Ты интригуешь меня. Интересно, что ты здесь делаешь? Мы проследили твой путь до шайки грязных попрошаек, ворующих из мусорных куч заплесневелый хлеб и затевающих интригу. Где они сейчас, твои дружки? Где тот парень с исцеляющими руками? Ты знаешь, что такое колдовство — грех, Фионнгал? Ты знаешь, что оно должно искореняться огнем? Ты знаешь, что наказание за измену и колдовство — смерть, Фионнгал?

Она лежала неподвижно, глядя на него и, выжидая. Искатель откинулся на спинку кресла. Его рука разгладила бархатный плащ, поднялась к крошечной пуговке на горле, первой из двадцати четырех. Она увидела, что плотно прилегающий плащ топорщится на одном бедре. У него что-то лежало в кармане. Что-то круглое. Она подняла глаза на его лицо.

— Смерть в огне, Фионнгал.

Она негромко захныкала и подняла руки к горлу.

— Вы поранили меня, — сказала она жалобно.

— Где твои друзья, Фионнгал?

— Пожалуйста, можно мне немного вина? Чтобы успокоить боль в горле?

Он налил ей вина, красного, как его одеяние. Пока она пила, он говорил, поражая ее своей осведомленностью. Искатель знал, что Король Воров помог им бежать; что у мальчика, который верховодил маленькими нищими, был щенок с черным пятном на морде.

— Ох, я сейчас потеряю сознание. Я не понимаю, о чем вы говорите. У меня кружится голова. Мне нужно что-нибудь поесть, — простонала Финн. В конце концов он позвонил в колокольчик. Слуги принесли хлеб, белый и мягкий, как сыр, и спелый красный бельфрут на подносе с кривым серебряным ножичком и льняными салфетками. Она принялась за еду, притворяясь по-пьяному неуклюжей.

Искатель сардонически расхохотался.

— Всего лишь двенадцать, а уже вся в своего папашу! Неудивительно, что все семейство такое слабое, если вы так склонны к греху пьянства.

— Что вы такое говорите? — промычала Финн. — Какие-то загадочные... намеки!

Он подозрительно посмотрел на нее.

— Надеюсь, ужин вам по вкусу, миледи Фионнгал? Явно лучше, чем то, к чему вы привыкли.

— Ну да, — пробормотала она и локтем задела перечницу, рассыпав перец по столу.

Лепеча извинения, она попыталась собрать его обратно в хрустальный сосуд. Он бросил на нее пронзительный взгляд, и она пьяно улыбнулась ему и громко икнула. Финн полжизни провела с вором Керси, который пьяным бывал гораздо чаще, чем трезвым, а изобразить она могла что угодно. Искатель брезгливо отвернулся. Быстрым движением запястья она швырнула перец прямо ему в лицо. Он начал неудержимо чихать, вытирая руками слезящиеся глаза. Но прежде чем он успел позвать на помощь, она изо всех сил опустила ему на голову тяжелый серебряный поднос. Искатель покачнулся и рухнул на пол.

Она вытащила из его кармана свой медальон и снова завязала его вокруг шеи, потом содрала одну из штор и туго замотала в нее Искателя, решив, что это на довольно долгое время заглушит его крики и не даст ему сдвинуться с места. Когда он оказался спеленат, точна младенец, она улыбнулась и сплясала небольшую джигу. А теперь прочь отсюда!

Мегэн и большинство вожаков все еще сидели в гостиной, в последний раз обсуждая свои планы, когда в комнату ворвался Энгус, требуя людей, оружия и распоряжений. Чтобы выяснить, что произошло, потребовалось некоторое время. Энгус держал себя в узде, но от нетерпения не мог стоять на месте. Наконец, он закричал:

— Вы как хотите, а я ухожу! Можете оставаться, трусы! Мне плевать!

Худой юноша по имени Калли поднялся, зевнул и потянулся.

— Я знаю, как незаметно пробраться во дворец, милорд. Я отведу вас туда за деньги.

— Мы должны дождаться сигнала, — сказал другой. — Калли, ты же знаешь, нам было велено не высовываться, пока не получим сигнал.

— Да ладно, Ланн. Этому человеку нужна его дочь, а мне нужен кошелек с золотом. По-моему, все по честному.

Мегэн поднялась, закутавшись в плед.

— Я иду с тобой, Энгус. Мне что-то тревожно. Случилось слишком много непредвиденного, а меня нет рядом с моими горячими головами, чтобы успокоить их. Ты собираешься идти по сточным трубам, Калли?

— Да, — ответил он, пораженный.

— Ты знаешь дорогу или это просто бравада?

— Я пометил уйму важных поворотов.

— Но не все? Тогда я позову Кейт-Анну. В мои планы не входит заблудиться в сточных трубах под Лукерсиреем, совсем не входит.

— Я действительно знаю дорогу, миледи. Я несколько раз ходил там.

— Ну ладно, но тогда давайте не будем терять времени.

В считанные минуты они оказались на бульваре, и Калли поднял железную крышку люка. Вместе с двадцатью повстанцами, которые должны были охранять их, они спустились в зловонную тьму.

Они поспешно шли по бесконечным галереям, освещенным лишь огнями их свечей, давясь от вони. Калли шел по меткам, нацарапанным на стенах. Он рассказал им историю Томаса Целителя и о том, как он помог Королю Воров и его товарищам сбежать из подземелий Лукерсирейского дворца. Из лабиринта туннелей и сточных труб их вывела никс. Калли сначала не поверил ей и стал время от времени оставлять метки на стенах на тот случай, если никс решила завести их куда-нибудь и там бросить. Поняв полезность подземной системы, следующие несколько месяцев он не вылезал из-под земли, исследуя трубы и помечая ключевые повороты. Его предусмотрительность очень пригодилась ему впоследствии, когда его снова арестовали и ему удалось во второй раз бежать через сточные трубы. Как только начали подниматься по наклонной сточной трубе, пробираясь сквозь несущуюся навстречу воду, Энгус внезапно вскрикнул:

— Нет!

— Что случилось, милорд?

— Я потерял связь! Что-то произошло — я больше не чувствую Фионнгал! — Все зловеще переглянулись друг с другом.

— Что могло случиться? — прошептал Кейси.

— Разве вы сами не говорили, что на ее медальон наложены чары, которые не дают вам почувствовать ее? — спокойно сказал Дональд. — Наверное, она просто снова его надела.

Энгус кивнул, пытаясь не думать, что еще это могло означать. Он был напряженным и неуверенным, а остальные ждали, пока он не решит, что ему лучше всего предпринять. Через миг он сказал:

— Идем дальше. Теперь найти ее будет намного труднее, я не могу оставить ее там ни на одну лишнюю минуту. Просто нам придется ее искать при помощи наших обычных человеческих чувств.

Финн быстро размышляла. За дверью должны были быть стражники. Было просто чудом, что они не услышали шум. Она закуталась в плащ, выбралась из дворцового окна, аккуратно закрыв его за собой, и осторожно двинулась по каменному уступу. Дойдя до открытого окна, она забралась внутрь. Висеть здесь, на таком дожде было опасно, в особенности, когда до полуночи оставалось всего ничего.

Она на цыпочках прокралась по спящему дворцу, добралась до парадной лестницы и перегнулась через балюстраду. Четырьмя этажами ниже виднелся холл. Она заметила солдат, стоявших навытяжку с обнаженными копьями. Финн быстро нырнула обратно, лихорадочно соображая. Здесь должна была быть черная лестница, и в такое время она, скорее всего, окажется безлюдной. Все, что ей нужно было сделать, это найти ее, спуститься по ней и через кухню выбраться в парк. Она очень надеялась, что Гоблин осталась с Джеем и что Джей, Диллон и остальные благополучно вернулись в Башню, не наделав ничего необдуманного. Ведь они должны знать, что она вполне в состоянии о себе позаботиться?

В этот миг, как будто ее мысль о Гоблин вызвала ее, и Финн увидела, как крошечная кошка просунула свой черный нос во входную дверь. Финн закрыла глаза. Нет, Гоблин, взмолилась она. Они заметят тебя, уходи. Потом она снова открыла их, пытаясь увидеть происходящее.

Кошка прокралась по периметру холла, почти невидимая в темноте, и теперь бесшумно перепрыгивала со ступеньки на ступеньку. На белом мраморе она казалась очень черной, и Финн отчетливо видела ее, но солдаты смотрели прямо перед собой и ничего не заметили. Черная кошечка, высоко подняв хвост, перескочила последние несколько ступеней. Прыгнула на руки Финн и принялась уминать ее шею лапами, больно задев ее когтями. Потом она потребовала, почти неслышно мяукнув чтобы ее опустили на пол.

Вот умная киска! — сказала Финн, отпуская ее. Давай-ка выбираться отсюда.

Через десять минут они добрались до западного крыла дворца, ближайшего к парку. Ей пришлось скрыться за какими-то занавесями, когда мимо нее прошла группа мужчин, склонив друг к другу головы и вполголоса переговариваясь. Они были роскошно одеты — в камзолы и расшитые лосины. Она удивилась, что за дело заставило их бродить по дворцу в такой поздний час.

Финн пошла вслед за ними, не прекращая гадать о том, что такое они затевают. Выражения их лиц были столь серьезными, а аура скрытого возбуждения столь интригующей, что девочка решила воспользоваться тем, что находится во дворце, и выяснить все, что сможет. Кроме того, они шли в том же направлении, куда и она, и уж, разумеется, никому не повредит, если она узнает, что они задумали.

В коридоре было почти темно, и фонари отбрасывали на стены лишь маленькие лужицы света. Она поплотнее закуталась в плащ, накинув капюшон так, чтобы он прикрывал лицо. Плащ защищал ее от холода, а с закрытым лицом она чувствовала себя более уверенно. Понимая, что время уходит, Финн начала торопиться, завернула за угол, не убедившись предварительно в том, что в коридоре никого нет, и замерла на месте, охваченная ужасом. Всего в нескольких футах от нее стояло четверо солдат, громко переговариваясь. Один стоял лицом к ней, и пока она беспомощно таращилась, он поднял глаза и взглянул прямо на нее. Ужас пригвозди ее к полу. Она ожидала неминуемого оклика, но ничего не происходило. Взгляд солдата скользнул мимо нее, как будто ее там и не было, несмотря даже на то, что свет от ближайшего фонаря должен был падать прямо на нее.

Он отпустил грубое замечание и прикоснулся пальцами к шлему. Потом они с товарищем развернулись и пошли по коридору прямо на нее. Финн стояла неподвижно, не в состоянии поверить, что они не видят ее, когда она ясно их видит. Они прошли в футе от нее, разговаривая о Ри, и исчезли за углом. Финн не двигалась с места. Остальные два солдата некоторое время еще поговорили, потом тоже ушли, почему-то не заметив закутанную в плащ маленькую девочку, прижавшуюся к стене у них на виду. Запоздало задрожав, она выждала еще минуту, прежде чем медленно и осторожно продолжить путь. Дойдя до конца широкого коридора, девочка боязливо заглянула за угол, и тут же с гулко забившимся сердцем отдернула голову. По бокам роскошной двери стояли два стражника с копьями наизготовку. Еще двое стояли у мраморной лестнице напротив.

Ее единственной мыслью было теперь вернуться в Башню, но позади послышались голоса и топот марширующих ног. Она подхватила эльфийскую кошку, сунула ее во вместительный карман, натянула капюшон на лицо еще глубже и на цыпочках прокралась по коридору в противоположную дверь.

За ней оказалась спальня, к счастью, пустая. Финн откинула капюшон, чтобы оглядеться. Это была роскошная комната с высоким потолком, расписанным облаками, солнцами и изящными фигурами танцующих нисс. В центре комнаты располагалась огромная кровать с резными и позолоченными ножками. Занавеси из атласной парчи были серебристо-голубыми, отделанными золотой бахромой. В углу на столике стояло позолоченное зеркало. Финн задумчиво подошла и остановилась перед ним. К ее разочарованию, она ясно себя видела. Она уже чуть было не отвернулась, когда, повинуясь какому-то импульсу, накинула на голову капюшон. По ее спине пробежал холодок. Она стала невидимой. Просто исчезла и все. Она видела отражение комнаты за своей спиной, но ее собственного отражения там не было. Она стащила капюшон и снова появилась — маленькая фигурка в черном плаще с совершенно белым лицом и горящими от возбуждения глазами.

Сообразив, что плащ, который она нашла в хранилище реликвий в Башне, оказался плащом-невидимкой, она поняла, что ее побег из дворца превратился в гораздо более легкое дело. Улыбнувшись, она задумчиво огляделась вокруг. В стене справа была большая двустворчатая дверь, слегка приоткрытая. Она проскользнула в щель, стараясь не задеть двери, и очутилась в гардеробной. По пышности платьев она поняла, что это жилище аристократки, и удивилась, где может находиться его хозяйка в столь поздний час. Небось, пошла навестить любовника, с усмешкой подумала Финн. За гардеробной оказался будуар, со вкусом обставленный и тоже совершенно пустой.

Она бесшумно прошла через еще одну двустворчатую дверь и оказалась в комнатке, освещенной лишь мерцающим пламенем очага. Оглядевшись, она заметила девушку, спящую в кресле, на коленях у которой клубочком свернулся Гита. Отблеск пламени заиграл на медно-рыжих кудрях.

— Изолт! — воскликнула Финн. — Что ты здесь делаешь?

Она сбросила капюшон своего плаща и принялась энергично тормошить спящую девушку. Та проснулась и уставилась на Финн ничего не понимающими голубыми глазами.

— Что? — спросила она сонно. — Что случилось? — Ее глаза вдруг широко раскрылись и она быстро села. — Ри! Ему стало хуже?

Девушка вскочила на ноги, посадив донбега в кресло. Финн отступила назад, испугавшись. Стоило ей услышать голос девушки, как она сразу же поняла, что это не Изолт. Теперь она заметила, что на девушке было надето простое серое платье и белый передник, совершенно не похожие на белые кожаные штаны и куртку Изолт. Девушка потянулась и зевнула, прикрыв рот рукой, и Финн увидела, что рука у нее туго перебинтована.

— Ну, отвечай же наконец! — воскликнула незнакомка с лицом Изолт. — Ты что, язык проглотила, девочка? Что случилось?

— Ничего, простите, я ошиблась, — пролепетала Финн, изумленно глядя на нее. Если не считать перевязанной руки и одежды, она как две капли воды походила на Изолт, вплоть до золотисто-рыжих кудрей, упавших на ее глаза и отброшенных назад нетерпеливой рукой. Девушка бросила на Финн острый взгляд ярко-голубых глаз.

— То есть как это ошиблась? Ты будишь меня, когда я уже несколько недель так хорошо не спала, только для того, чтобы сказать, что ты ошиблась? Кто ты такая? Я тебя раньше не видела. Что ты делаешь в королевских покоях?

Финн почувствовала, как у нее открылся рот и расширились глаза. Королевские покои? Она испуганно оглядела позолоченную и украшенную росписью комнату, заметив ее роскошную обстановку и внушительные размеры, и решила, что нужно как можно быстрее выбираться отсюда. Ее взгляд упал на донбега, смотрящего на нее блестящими глазками. Гита? — подумала она недоверчиво, и маленький донбег приветственно зачирикал.

— Ты знаешь Гита? — спросила девушка. — Кто ты?

— Я — Финн, — тихим голосом произнесла она. — А ты кто?

— Изабо Рыжая, — ответила девушка, и Финн внезапно схватилась за голову. Она слышала о сестре-близнеце Изолт Изабо; на самом деле, она знала, что Изабо находится во дворце, потому что слышала, как Изолт и Лахлан беспокоились о каком-то Ключе, который должен был у нее быть. Она села и выпалила:

— Я просто идиотка!

Изабо рассмеялась.

— Правда? И почему же?

Финн решила, что между сестрами все же больше различий, чем ей показалось сначала. Лицо Изабо было гораздо более выразительным, и она была скорой и на слова, и на смех. В Изолт же было какое-то напряженное спокойствие, точно в пружине, которую вот-вот отпустят. Она редко смеялась, а если у нее и вырывался смешок, он был невольным и быстро замолкал.

— Я должна была сообразить, кто ты такая, как только тебя увидела, — ответила она. — Ты как две капли воды похожа на Изолт!

— Правда? — быстро ответила Изабо. — Кто такая Изолт?

Финн снова заколебалась.

— Твоя сестра... Я так думаю.

— А, девушка — саблезубый леопард. — Она что-то прощебетала Гита, который возбужденно застрекотал ей в ответ. Она улыбнулась Финн. — Не удивляйся так. Я узнала, что у меня есть сестра, всего двадцать минут назад. Она тоже здесь? Что ты здесь делаешь?

Финн объяснила Изабо, как она очутилась во дворце. Изабо слушала очень внимательно, в особенности когда Финн рассказывала ей, как она и ее спутники скрывались в разрушенной Башне Ведьм. Изабо тихонько рассмеялась.

— Пол-Рионнагана перевернули вверх тормашками, чтобы найти этого загадочного предводителя мятежников. А ты говоришь, что он здесь, под самым носом у Оула!

Она забросала Финн вопросами, но девочка заупрямилась. Даже в плаще-невидимке Финн с ужасом думала о возвращении в Башню и беспокоилась о том, что предпримут ее товарищи. Ужасно будет, если они попытаются выручить ее и попадутся сами!

Слова Джея прозвучали посреди страстной речи как гром с ясного неба. Не было нужды говорить об опасности нависшей над ними. Не говоря об их страхе за жизнь Финн, все понимали, что сведения об их убежище могут вырвать у нее хитростью или пыткой. Лахлан схватил Лук и согнул его.

— Изолт, я должен натянуть на него тетиву!

Лицо Изолт было бесстрастным.

— Я дам тебе волос Облачной Тени, — сказала она. Селестина выдернула для них клок волос из своей гривы, и они хранились в одном из множества отделений сумки Изолт.

Лук был огромным и крепко сделанным. Лишь немногие смогли бы согнуть его и натянуть, но Лахлану это удалось. Мышцы на его шее и плечах вздулись, на лбу заблестели капельки пота, но он сделал это за считанные секунды. Изолт сжала челюсти. Похоже, ее ученик превзошел свою учительницу.

— Надо торопиться. Как нам добраться до дворца? Уже почти полночь, а дождь кончился.

— Вызовем его снова. И туман, густой туман, — быстро заговорила Изолт. — Мы видели, как Мегэн делала это, а она говорит, что мы оба сильны в Стихии Воздуха. А у тебя Талант водный, Лахлан, ты же знаешь. Тебе нужно лишь воспользоваться им!

Он кивнул, решительно сжав челюсти. Изолт вытащила Книгу Теней.

— Она поможет нам, я знаю.

Их глаза встретились, и он улыбнулся.

— Вам всем придется остаться здесь, — сказал он остальным. — Нет, не спорьте. Мы с Изолт лучше справимся одни. — Лахлан схватил охотничий рог Финн, который лежал на столе рядом с виолой Джея: — Если что-нибудь случится, я подую в рог. Один раз будет означать, что я хочу, чтобы вы пришли ко мне. Два раза — уходите как можно быстрее. Если не услышите рога, тогда кто-то должен будет позвонить в башенный колокол, чтобы дать знак нашим друзьям в городе. Понятно?

— Будьте осторожны, мои дорогие, — настойчиво сказал Йорг. — Сегодня Самайн, ночь мертвых. Я чувствую, что смерть очень близко. Я боюсь...

— Вот почему я должен идти, Йорг. Ты чувствуешь смерть Джаспера, а он последний из моих братьев. Понимаешь?

Слепой провидец кивнул, хотя его щеки были мокры от слез.

 

ЗЕРКАЛА

Изолт и Лахлан взбежали по лестнице, перескакивая через ступени. На балконе они встали на колени между колоннами и положили перед собой Книгу Теней. Обоим было страшно.

Они не знали, как попросить Книгу о помощи, и просто смотрели на нее. Обложка раскрылась, и поднявшийся ветер зашелестел страницами. Они взялись за руки.

— Приди, дождь, приди, туман, приди, тьма, укройте нас, — затянули они, собирая волю и концентрируя желание.

— Приди, дождь, приди, туман, приди, тьма, укройте нас, — пел Лахлан, обнаружив в заклинании мелодию. — Приди, дождь, приди, туман, приди, тьма, укройте нас.

Книга раскрылась, и из нее вырвался небольшой смерч. Он вращался, набирая силу и высоту, и они крепко вцепились друг в друга, чувствуя на лицах первые капли дождя. Ураганный ветер подхватил опавшие листья, затягивая их в сердце черной воронки, рогатым копьем ударила молния, тонкая, точно волос, но стремительная и гибельная. Удар грома потряс колонны, и смерч вылетел в ночь, вращаясь все быстрее и быстрее. Ветер ударил им в лицо, спутав волосы, и вторая, намного более сильная вспышка молнии осветила их перепуганные лица.

— Как нам это удалось?

— Это не мы, это Книга! — прокричала Изолт. Она захлопнула древний том, горячо поблагодарив его, и заснула обратно в сумку, висевшую у нее на поясе. Они вскочили на ноги и понеслись к лестнице. Раздался зловещий шум. Внезапно их окружили духи — призрачные, белые, рассыпающиеся в паутину.

— Уже полночь! — закричал Лахлан, попятившись. Он знал, что призраки — это всего лишь нематериальные эманации того, что случилось в прошлом, но горе и ужас, которые они принесли с собой, явственно чувствовались в воздухе. Изолт схватила его за руку. Она привыкла к привидениям, ибо Башня Роз и Шипов кишела ими, и они не дожидались Самайна, чтобы издавать свои жуткие крики. Она потащила его вперед, а призраки, точно легкая дрожь, пролетели над ними. Они слетели по ступеням, не чувствуя под собой ног, распахнули дверь и помчались через двор, не заботясь о том, что кто-то может их увидеть. Этой ночью на бастионах не должно было быть караульных.

Вокруг них бушевал ураган. Где-то очень близко завыл волк. По их телам прошел ледяной озноб, и они понеслись быстрее. Никогда раньше Лахлан не бегал на своих когтистых лапах так легко и быстро, помогая себе взмахами черных крыльев. Ветер швырял им в лицо листья и ветки, потом вдруг улетал куда-то, чтобы тут же вернуться обратно с пригоршнями ледяной крупы. Фонари, освещавшие дворец, превратились в размытые пятна желтого света. Лишь в одном крыле горели огни, и Лахлан, задыхаясь, крикнул:

— Туда!

— Но как мы поднимемся?

— Мы полетим, леаннан. А как еще? Если мы смогли вызвать такую бурю, неужели не сможем взлететь?

Расправив крылья, он прыгнул к этим огням, и она прыгнула вместе с ним, бездумно следуя туда, куда он вел. Они описали изящную дугу и оказались у окон, уцепившись за ставни, которые снова стукнули о стену. Они повисли на них, дрожащие, ликующие и ошеломленные.

Занавеси с той стороны окна раздвинулись, и они, отпрянув, вжались в стену. Теперь Изолт держалась за каменное украшение, она вытащила из-за пояса кинжал. В это время окно распахнулось.

— Это просто ветер сорвал ставню, Ваше Высочество, — сказал мужской голос. Лахлан проворно последовал за Изолт и теперь висел на каменном выступе рядом с ней. Ставня с грохотом закрылась, и они услышали, как окно снова захлопнулось.

Они висели в бушующей снежной тьме. Холод пробирал до костей. Лахлан улыбнулся заледеневшими губами и прошептал:

— Давай забираться внутрь, леаннан.

Шаг за шагом две темные фигуры медленно передвигались по стене. Они миновали два окна, прикрытых ставнями, но оба были крепко заперты. Тогда молодые люди двинулись к третьему окну. Ставни оказались приоткрыты; и они повисли на них, преодолевая боль в затекших руках, и заглянули внутрь.

Они увидели догорающий огонь, освещающий две девичьи головы — медную и золотую, — склоненные друг к другу в разговоре. В тот самый миг, когда они поняли, кто это, рыжеволосая девушка подняла голову и увидела их.

Узнав их, Изабо поднялась и направилась к окну, не отводя от напряженного взгляда. Она подняла руку, а за окном, в царстве неистовствующего снега, Изолт подняла свою. Их пальцы соприкоснулись, разделенные лишь заиндевевшим стеклом.

Йорг долго сидел неподвижно, а ребятишки изумленно смотрели на него. Ворон беспокойно перепрыгнул с ноги на ногу и издал крик, очень похожий на издевательский смех. Йорг поднял слепое лицо и сказал хрипло:

— Диллон, позови солдат внутрь. Они не смогут защитить нас от банши. Антуан, мальчик мой, потуши костер.

— Но, учитель...

— Давай, парень. Джоанна, не плачь. Подойдите поближе, все.

Они сгрудились вокруг него, и он показал им лепешки, которые испек днем, и сидр, который приготовил из яблок, меда, виски, специй.

— Не бойтесь, дети мои. Большинство духов, которые летают в Самайн, не злые. Мы разожжем костер и будем пировать, а ночь оставим духам.

Вошли Синие Стражи, а за ними появился встревоженный Дункан. Йорг вырвал из конца книги страницу, слегка поморщившись, и раздал им всем по клочку бумаги.

— Сегодня мы должны избавиться от своих слабостей и попытаться стать сильными и энергичными. Напишите на бумаге все ваши недостатки, и мы бросим их в праздничный костер.

— Но мы не умеем писать, — воскликнула Джоанна. — Никто из нас не умеет. Только Финн умела. — Она снова зарыдала.

— Я могу написать несколько слов, — вызвался Дункан. Пером, выдернутым из хвоста ворона, он по одному обошел всех и записал все недостатки их собственной кровью. Это варварское предложение принадлежало Диллону, и его приняли лишь потому, что никаких других чернил у них не оказалось. К тому времени, когда они закончили спорить о слабостях друг друга — начиная с того, что Джоанна была трусихой, и заканчивая неистребимой склонностью Диллона всегда и во всем поступать по-своему, — уже наступила полночь. Йорг очистил жаровню от пепла и сложил там костер из священных деревьев — ясеня, орешника, дуба, терна, пихты, шиповника и тиса, потом начертил церемониальный круг золой, водой и солью, сделав его достаточно большим, чтобы все смогли поместиться. Ребятишки, поджав ноги, уселись вокруг очага, а солдаты подошли к ним поближе. Большинство солдат было очень суеверно и все отдали бы за то, чтобы провести Ночь Самайна где угодно, но только не в разрушенной Башне Ведьм.

— Полночь Самайна — это время, когда пелена между двумя мирами тоньше всего, — сказал Йорг. — Я попытаюсь погадать, а вы все будете наблюдать за мной.

Он положил в хворост какие-то травы и порошки, разведя огонь силой мысли. Когда пламя занялось, он начал раскачиваться вперед и назад, приговаривая:

— Во имя Эйя, вы, Пряха, Ткачиха и Разрезающая нить, вы, кто сеют семя, питают жизнь и собирают урожай, почувствуйте во мне течения морей и крови...

Его закрутило в водовороте видений. Из моря появился радужный змей — Лахлан снова и снова рассекал его мечом, но змей каждый раз порождал меньших по размеру, но более ужасных змей, которые, извиваясь, расползались по всей земле. Он увидел, как Лахлан поднял огненный Лук и принялся выпускать стрелы, яркие, точно кометы. Одна огненная звезда превратилась в крылатого ребенка, окруженного сияющим ореолом. Ребенок упал, и Йорг увидел, что у него была тень изо льда.

Сны, которые он видел уже не раз, снова пришли к нему, еще более отчетливые и зловещие, чем всегда. Он видел белую лань, несущуюся от преследователей по черному лесу, — с ее груди капала кровь черного волка, замершего в прыжке; девочку, стоящую одной ногой на суше, а другой в океане, с Лодестаром, пылающим в ее руке; и зеркала, то рассыпающиеся на сотни крошечных серебристых осколков, то превращающиеся в воду; луны, обнимающие и поглощающие друг друга, и слышал странную песнь, ширящуюся и превращающуюся в многоголосый хор.

Внезапно видения изменились. Ему снился кружащийся снег и взвивающееся вверх пламя; он видел сову, летящую над темной заснеженной равниной, и белого льва, бегущего под ней, и падающую звезду на темных небесах. Ему снилась страна, расколотая войной, и кровь, заливающая поля. Поднимался прилив — выше всех башен — и смывал город и деревню, накрывая отчаянно кричащих людей. Видения понеслись быстрее, сменяясь одно за другим, точно в калейдоскопе — вот промелькнул Томас со сверкающими руками, а вот он уже лежит мертвым на поле брани. Он увидел Диллона с окровавленным мечом в руке, стенающего от горя; Финн, закутанную во тьму и заблудившуюся, он увидел, как она летит на черных крыльях ночи со звездами на челе; Джея, играющего на скрипке с сорванными струнами в сжимающейся вокруг него руке урагана. Потом Йорг увидел свою собственную смерть и понял, где и когда она настигнет его.

Изабо и Изолт сидели, не отрывая глаз друг от друга. Ни одна из них не промолвила ни слова с той самой минуты, когда они сжали запястья друг друга и Изабо втащила Изолт в окно. Финн заполняла их молчание болтовней и возбужденно пританцовывала, рассказывая Лахлану о своих приключениях. Крылатый прионнса сушил тетиву своего Лука у огня, а с его плаща на пол натекли лужицы растаявшего снега.

Это было странное, невероятное чувство — этот первый взгляд на ее сестру-близнеца. Когда Изабо подошла к темному окну, ее отражение слилось с Изолт, так что она смотрела в свои собственные глаза и дотрагивалась до своих собственных пальцев, и они одновременно были глазами и пальцами Изолт. Это было все равно что взглянуть в зеркало и увидеть, как твое отражение двигается и живет своей собственной яркой, независимой жизнью.

Теперь ее сестра сидела напротив нее, глядя на нее точно таким же завороженным и беспокойным взглядом. На обеих ее щеках виднелись тоненькие ниточки шрамов, но во всем остальном она выглядела в точности так же, как сама Изабо год назад — вылинявший берет, натянутый на пламенеющие кудри, изорванная рубаха и потрепанные штаны, две сильные руки с длинными пальцами.

Не то чтобы Изабо не могла придумать, что сказать своей сестре. С тех пор, как Гита рассказал о ней, в мозгу у Изабо роилось множество вопросов. Но в тот миг она была рада просто смотреть в это знакомое, и все же чужое лицо и чувствовать между ними странную связь.

Лахлан резким жестом прервал пространные объяснения Финн.

— Как бы я ни был рад нашей встрече, Финн, нам нельзя больше терять времени. Мне нужно увидеться с Джаспером — прямо сейчас!

Изабо оторвалась от лица Изолт и взглянула на Лахлана. До этого она едва замечала его, полностью поглощенная своей сестрой, сейчас же узнала мгновенно, даже, в неверном свете очага.

— Бачи? — прошептала она и залилась краской. Она вспомнила, как спасла его от Оула и в результате этого сама превратилась в жертву, была поймана и пережила мучительные пытки. Но что еще хуже, он был героем ее любовных снов, который появлялся в них чаще всего.

Лахлан тоже покраснел. Его лицо стало угрюмым.

— Прости, Изабо, — сказал он сбивчиво. — Я не знал, кто ты такая... Мы слышали о твоей руке и... и обо всем остальном...

Изабо опустила глаза на свою перебинтованную руку, и в глазах у нее защипало. Она взглянула на него.

— Ты мог довериться мне. Если бы я только знала... все могло бы быть иначе.

Лахлан нахмурился.

— Я думал, так будет лучше для тебя же самой, понимаешь? Мне казалось, что ты простая деревенская девушка, которая по собственной глупости влезла в дела Оула. Я не знал, что они будут ловить тебя... Кроме того, я ведь не просил тебя спасать меня.

От возмущения Изабо стала малиновой. Она открыла рот, чтобы возразить, но Изолт с сарказмом произнесла:

— Лахлан, ты же знаешь, у нас нет времени на болтовню. Давай отложим это на потом, ладно?

У Изабо расширились глаза, когда она услышала акцент Изолт, который был ей совершенно незнаком. Ее сестра взглянула на нее, тоже покраснев, и сказала:

— Изабо.

— ... Изолт?

Та кивнула. Она глубоко вздохнула и сказала:

— Нам надо о многом поговорить. Я знаю, что тебя не было многие месяцы и ты ничего не знаешь обо мне и о том, как Мегэн нашла меня...

— Почему она мне не сказала? — Изабо захлестнула обида.

— Не знаю, — ответила Изолт.

Лахлан хрипло рассмеялся.

— Ты прожила с моей теткой всю жизнь и еще задаешь такие вопросы!

Изабо метнула на него быстрый взгляд.

— Она действительно держит все в секрете, — признала она. — Но ведь это же не одна из ее тайн? Она знает, как мне всегда хотелось иметь сестру... — ее голос прервался.

— Она не доверяет никому, — сказала Изолт. — Даже Лахлану и мне.

Теперь Изабо смотрела на сестру ревниво и обиженно.

— И даже мне, своей воспитаннице и ученице? — спросила она прямо. — Ведь она вырастила меня как свою дочь.

— Она не доверяет никому, — повторила Изолт, снова покраснев. — Думаю, ее предавали в прошлом, не все предательства совершаются намеренно. Я знаю, что доверяла тебе так же, как остальным.

— Даже тебе и... Лахлану? — Изабо нахмурилась, зная, что это имя должно что-то для нее значить.

Лахлан и Изолт переглянулись.

— Не так мы должны были встретиться, — сказала Изолт. — Мы столько всего до сих пор друг о друге не знаем и не понимаем. Но у нас нет времени разговаривать и рассказывать друг другу все то, что хотелось бы знать. Прежде всего, Ри все еще жив?

— Если он протянет ночь, это будет чудом, — ответила Изабо. — Я уже дважды помогала ему дышать, когда он не мог сам. Мегэн попросила меня не дать ему умереть до Самайна, и я сделала все, что могла.

— Мегэн! Ты видела Мегэн?

— Нет, не видела, а говорила. — Она быстро рассказала им о том, как случайно связалась о своей опекуншей.

— Я — брат Джаспера, — сказал Лахлан. — Я был заколдован Банри и не видел его тринадцать лет. Я должен увидеться с ним, прежде чем он умрет! Ты должна нам помочь.

Они услышали скрип открывающейся двери и тяжелые шаги. Лахлан отступил в темный угол, сделав знак остальным, и прикрыл концом плаща свое лицо. Изолт быстрее молнии метнулась к нему, обнажив кинжал, а Финн успела лишь накинуть на голову капюшон.

В комнату вошла неимоверно толстая женщина, позвякивая ключами, на поясе. Ее глаза были почти не видны за опухшими и покрасневшими веками.

— Изабо, боюсь... Ри угасает. У него такой слабый пульс, и мы едва разбудили его, чтобы он подтвердил все свои распоряжения. У тебя есть еще митан?

—У него может начаться слишком сильное сердцебиение...

— Изабо, он умирает! Теперь ничто уже не сможет спасти его! Мы просто должны позаботиться о том, чтобы все было в порядке. Совсем капельку митана - просто для того, чтобы он смог сказать то, что должен сказать, подписать бумаги и удостовериться, что с малюткой все будет в порядке. Ради малютки, Изабо!

— Мне надо еще приготовить, Латифа, я не собиралась больше давать ему митан. Это всего лишь несколько минут.

Кухарка кивнула, громко вздохнув.

— Торопись, девочка, мы боимся, что он умрет до того, как все будет улажено.

Она развернулась и вышла, не заметив Лахлана с Изолт, прижавшихся к стене, а Изабо видела их так ясно, как будто было светло — ее зрение всегда было сверхъестественно острым.

Лахлан стрелой вылетел из угла.

— Он объявляет наследницей дочь? Я так и знал! Так и знал!

— У нас всего несколько минут, расскажи мне, что можешь, — сказала Изабо. — Похоже, мне вообще ничего неизвестно. — Ее голос был резким. Лахлан возразил, и она сказал спокойно: — Здесь поблизости не меньше полудюжины стражников, Бачи. Если тебе нужна моя помощь, расскажи мне все, что знаешь, иначе я не стану тебе помогать. Я помню тебя только как человека, который украл мой кинжал.

Он поспешно поведал ей об их плане отыскать Лодестар и о том, что его песня стала такой слабой, что Мегэн сказала, что единственный способ воскресить его — это окунуть его в Пруд Двух Лун в час его рождения.

— Эйдан Белочубый выковал Лодестар во время полного затмения лун, — сказал он. — Мегэн убеждена, что такое затмение будет завтра ночью.

— Время слияния двух лун, — пробормотала Изабо.

Он кивнул и сказал, что только что услышал новость о рождении ребенка и пошатнувшемся здоровье Джаспера. Мегэн запретила ему идти против Ри и Банри до тех пор, пока не будет спасен Лодестар, но никто из них не ожидал, что Джаспер умрет так скоро.

— Он всего на десять лет старше меня, — сказал Лахлан. В его глазах стояли слезы. — Ему нет даже тридцати пяти.

— Ты хочешь увидеть Ри? — спросила Изабо, приняв решение. — Он лежит в соседней комнате, и там с ним Банри, канцлер и советники, а возможно и Главный Искатель. Единственный способ поговорить с ним, это если они не будут знать, что ты здесь — если разумеется, ты не хочешь, чтобы через минуту здесь все кишело Красными Стражами! Тебе придется закутаться в плащ-невидимку Финн. Понимаешь? Кровать стоит у стены — я проведу тебя...

— А как же я? Как ты спрячешь меня? — спросила Изолт.

— Тебе придется подождать здесь вместе с Финн.

— Нет! — воскликнула Изолт, потом поразмыслив добавила: — Я не могу подвергнуть Лахлана такому риску, я должна быть там, чтобы защищать его.

Изабо изумленно посмотрела на нее.

— Я — Шрамолицая Воительница, — объяснила та. — А Лахлан — мой муж.... — она невольно коснулась своего живота, и свободная рубаха обтянула заметную уже выпуклость.

Изабо перевела взгляд с нее на Лахлана и снова вспыхнула. Потом прикусила губу и начала снимать фартук, сказав Лахлану:

— Можешь отвернуться? Я не могу переодеваться, когда ты смотришь, пусть ты мне даже и зять. — В животе у нее медленно смерзался холодный ком, но это могло быть и от страха. — Быстро, Изолт, тебе придется отдать свою одежду мне, а не то я закоченею.

— Но... зачем?

— Изолт, тебе придется притвориться мной. Никому не известно, что нас двое, так что никто ничего не заподозрит. — Они поменялись вещами и торопливо оделись снова, потому что даже у огня было холодно. — Скажешь им всем выйти, пока ты будешь ухаживать за Ри. Только попытайся не говорить с таким сильным акцентом, а то все испортишь. Дай ему немного митана , один-два глотка, не больше, а не то убьешь его. Задерни занавеси вокруг кровати, чтобы прикрыть его от их глаз, пока Лахлан будет говорить с ним. Митан придаст ему сил, и голова у него будет достаточно ясной. — Она поколебалась, потом медленно размотала левую руку и отдала бинты Изолт: — Вот. Перевяжи ладонь.

Рука Изабо была скрючена и покрыта ужасными шрамами. Мизинец и безымянный палец отсутствовали, а на их месте краснели жуткие рубцы. Уцелевшие пальцы торчали в стороны под нелепыми углами, а большой палец бесполезно свисал вниз. Увидев это зрелище, все невольно охнули, и она прикрыла изувеченную ладонь другой рукой.

— Идите. Будьте осторожны, — сказала она и, отвернувшись от них, нырнула в тень.

Изолт встала на колени у огромной кровати и помогла Ри сесть. Он проглотил ложку митана , слегка закашлявшись, когда горькое снадобье обожгло ему горло. Его пульс у нее под пальцами бился прерывисто.

Изолт убедилась, что Ри надежно заслонен от группы, собравшейся у камина, и легонько кивнула. Из тени материализовалась фигура Лахлана — он расстегнул плащ и сбросил его на пол. Потом расправил крылья и наклонился над исхудавшей фигурой брата.

— Джаспер! — прошептал он.

Ри повернул голову и слабо улыбнулся.

— Лахлан...

На миг повисла тишина, потом Лахлан встал у постели на колени, прижавшись лицом к руке брата. Голос не слушался его, но он, наконец, выговорил:

— Ты меня узнал?

— Лахлан, — снова сказал Ри. Его голос был таким слабым, что они еле слышали его, даже наклонившись к нему совсем близко. — Ну разумеется, я тебя узнал. Ты снился мне долгие годы, ты, Доннкан и Фергюс. Теперь мои ночи населяют лица тех, кого я любил — и потерял. Скоро я буду с вами.

— Нет, Джаспер. Я жив. Теперь я с тобой. Вот, прикоснись к моей руке. — Он схватил холодную худую ладонь Ри в свою, большую и теплую. Хрупкие пальцы слабо пошевелились.

— У тебя теплая рука, — сказал Ри с оттенком удивления в голосе. — Неужели я так близко к стране мертвых, что вижу тебя как живого?

— Нет, Джаспер, ты тоже жив, мы оба живы. Взгляни на меня, Джаспер. Разве ты не видишь, что я жив? Почувствуй мое дыхание на своем лице, пульс на моем запястье.

— Лахлан, — отсутствующим голосом повторил Ри. — Где ты пропадал? Тебя не было столько лет.

Все тело Лахлана напряглось.

— Меня заколдовали, Джаспер. Взгляни на меня. Посмотри на мои крылья, на эти когти. Все это — результат злых чар.

— Чар? Больше не осталось никаких чар, Лахлан. — Он вздохнул. — Ни магии. Ни колдовства. Ничего.

— Так говорят, — е горечью сказал Лахлан. — Но ведьмы еще остались, Джаспер. И одна из них — твоя жена! — Несмотря на попытки сдержать себя, он почти выкрикнул эти слова.

— Моя жена — одна из них, — повторил Джаспер. — Моя жена... — Казалось, он впал в мечтательность. Потом он заговорил таким звонким голосом, что Изолт оглянулась через плечо: — Нет, Лахлан, не может быть! Майя — не ведьма. Майя — единственная, кто...

— Джаспер, это Майя наложила на меня заклятие, это она превратила меня в этого ужасного получеловека-полуптицу. Она попыталась убить меня, Джаспер, и она убила наших братьев. Я видел, как она делала это! Ты должен мне поверить! — Он возвысил голос, и Изолт осторожно приложила палец к губам. Он заговорил тише: — Джаспер, ты ведь меня узнал, правда? Возьми меня за руку. Ты же знаешь, что это я, Лахлан, твой брат?

— Да. Лахлан. Как я рад тебя видеть, брат. Я думал, ты мертв.

— Я почти умер, Джаспер, если бы все вышло так, как она задумала, я был бы мертв. Майя — не та, какой ты ее считаешь. Она не человек, клянусь тебе. Она не любит тебя...

— Моя Майя, — с улыбкой сказал Джаспер. — Она единственная, кто любит меня, единственная, кто меня поддерживает.

— Нет, Джаспер, она околдовала тебя! Ты лежишь здесь и умираешь потоку, что она околдовала тебя. Ты что, не понимаешь, что она убийца!

— Убийца? Кто?

— Да Майя, разумеется, — сказал Лахлан, едва сдерживая нетерпение. — Твоя жена. С тех пор, как она пришла в нашу страну, она не принесла нам ничего, кроме зла, Джаспер. Ты что, не понимаешь?

— Нет, Лахлан. Это ты не понимаешь. Майя — единственная, кто любит меня. Она одна не предала меня...

— Оно заставила нас покинуть тебя! Она разлучила нас. Она превратила меня в птицу, Джаспер, в птицу! И натравила на нас своего ястреба! Она убила Доннкана и Фергюса.

Изолт снова оглянулась через плечо и увидела, что глаза красивой женщины в красном прикованы к кровати она слегка хмурилась.

— Пожалуйста, поверьте ему, — торопливо зашептала она Ри. — Он действительно ваш брат, и он говорит правду.

Темные бессмысленные глаза обратились на нее.

— Это ты, Рыжая? Что ты делаешь в моих снах? Или ты реальна?

— Я действительно реальна, Ваше Высочество, и Лахлан тоже.

— Я постоянно слышу голоса. Я не могу сказать, что реально, а что нет.

— Я и Лахлан реальны, Ваше Высочество. Мы оба здесь, и оба живы. Поверьте нам.

— Лахлан...

— Что, Джаспер?

— Дай мне еще раз свою руку.

Руки братьев соединились. Щеки Лахлана были мокры от слез.

— Не умирай, Джаспер, — прошептал он. — Живи! Вместе мы сможем разбить Фэйргов. Мы спасем Лодестар и возродим его, мы....

— Лодестара больше нет, — сказал Джаспер так громко, что несколько человек из группы, сидящей у камина, подняли головы, а Банри поднялась.

— Быстро! — прошипела Изолт.

— Нет, Джаспер, это все ложь, они все лгали тебе. Пожалуйста, послушай меня...

— Рыжая, что ты делаешь? — позвала Банри. — Ты что-то долго, все в порядке?

— Да, Ваше Высочество, — сказала Изолт, стараясь как можно лучше сымитировать голос Изабо. — Еще несколько минут.

— Уже поздно.

— Еще чуть-чуть, Ваше Высочество. — Она увидела, как Латифа озадаченно подняла голову, и склонилась над Ри так, чтобы старая кухарка ничего не заподозрила.

— Разве ты не видишь мои крылья? — прошептал Лахлан. — Посмотри, во что превратилось мое тело! Она превратила меня в дрозда и натравила на меня ястреба. Они Фэйрги, Джаспер, а все что они делают — это хитрый план, предназначенный для того, чтобы разрушить нашу власть и вернуть себе побережья.

Джаспер сказал неуверенно:

— Твое лицо расплывается. Я как-то странно себя чувствую.

В отчаянии Изолт дала ему еще глоток митана . Уже было два часа ночи, и у них оставалось очень мало времени.

— Она злая колдунья, околдовала тебя так, что ты пошел против своих друзей и семьи! Ты не можешь не видеть, что она — зло!

Джаспер был поражен.

— Нет, Лахлан, как ты можешь говорить такие вещи! Нет, ты вбил эту идею себе в голову и позволил ей укорениться там, принося странные плоды. Майя — сама доброта, она заботится обо мне и о народе.

— Тогда почему вся страна охвачена восстанием? Почему люди по ночам исчезают из своих постелей и их никто никогда больше не видит? Почему вокруг льется столько крови?

Джаспер затряс головой, губы так побелели, что слились с лицом.

— Злые люди...

— Это Майя несет в себе зло! — зазвенел голос Лахлана. Изолт услышала, как ожидающие придворные зашептались и заерзали, и опустила руку в карман фартука, где был спрятан ее рейл. - Она и ее отродье! Этого ребенка не было бы, если бы не колдовство. Она воспользовалась кометой, чтобы наложить заклинание такой силы... Как ты мог не понять этого? Как ты можешь до сих пор думать, что она добрая и хорошая, когда она скверная, коварная, опасная...

— Майя моя жена, — сказал Джаспер с достоинством, несмотря на то, что его голос дрожал. — Думаю, ты забываешься, Лахлан.

За спиной у Изолт послышались шаги, и она метнула предостерегающий взгляд на Лахлана, который поспешно завернулся в плащ и натянул на голову капюшон. Когда он исчез, став невидимым, Джаспер вздохнул и беспокойно завертел головой. На плечо Изолт легла холодная рука, и Банри прошла мимо нее, наклонившись и поцеловав Ри в лоб.

— Что случилось, дорогой? Я слышала, как ты вскрикнул.

Джаспер схватил ее за руку, из глаз у него текли слезы.

— Майя, Лахлан был здесь, он был здесь! Я видел его. Правда, Рыжая? Ты ведь тоже его видела.

Изолт склонила голову и ничего не сказала, чувствуя на себе взгляд внимательных серебристо-голубых глаз, опушенных длинными темными ресницами.

— Это был всего лишь сон, дорогой, просто сон, — сказала Майя. — Мы подготовили все бумаги, все, как ты велел. — Она издала тихий смешок. — Мы даже назвали твоего кузена Дугалла следующим в роду, как ты потребовал, хотя он говорит, что не откажется от имени своего отца...

— Майя, он был здесь. Я видел его. У него были крылья и когти...

Банри застыла, ее зрачки расширились.

— Боюсь, что Ри бродит в стране кошмаров, — сказала она громко. — Рыжая, ты можешь помочь ему?

— Я не осмеливаюсь дать ему еще митана, - сказала Изолт, обходя кровать с другой стороны и не снимая руки с рейла.

— Ты должна. Нужно, чтобы он подписал бумаги. Дай ему митан прямо сейчас. — В бархатном голосе зазвучала сталь, и Банри повелительно кивнула советникам, чтобы принесли свитки и королевскую печать.

— Да, Ваше Высочество, — сказала Изолт и подняла голову Ри, чтобы влить в него еще несколько капель снадобья. Его веки задрожали, и он сделал глоток.

Все сгрудились вокруг кровати. Некоторые плакали — мужчина в черном бархате и с богатыми украшениями и маленький старик с мешками под глазами. Канцлер разложил бумаги перед Ри и вложил в его дрожащую руку перо.

— Ваше завещание и распоряжения, Ваше Высочество, составленные в точности так, как вы потребовали. Банприоннса Бронвин Матильда Мак-Кьюинн наследует престол, а ее мать будет регентом, пока она не достигнет возраста двадцати четырех лет. Подпишите здесь, милорд, и вот здесь.

В тот миг, когда ослабевшие пальцы сжались вокруг пера и Ри приподнялся в постели, Лахлан схватил бумаги и разбросал их по комнате. По крайней мере, Изолт предположила, что это был именно Лахлан, ибо все, что она видела, это лишь разлетевшиеся бумаги. Все ахнули и начали испуганно оглядываться, в полной уверенности, что всему виной Самайн, ночь мертвых, когда повсюду летают призраки и рыдают банши.

Одна Банри не выказывала никаких признаков страха. Она собрала все бумаги и положила перед Ри, придерживая их рукой. Она аккуратно вставила перо ему в пальцы и сказала мягко:

— Подписывай, дорогой.

— Нет! — закричал Лахлан, сбрасывая плащ, чтобы все могли его видеть. Все перепуганно ахнули и закричали, и большинство советников в страхе отпрянули. Мужчина в черном бархате рванулся вперед, сказав нерешительно:

— Лахлан?

Крылатый Прионнса встал на колени рядом с братом, сжав его руку.

— Пожалуйста, поверь мне, прошу тебя, Джаспер! Назови меня своим наследником! Я настоящий Мак-Кьюинн! Я не стал бы лгать тебе, пожалуйста, поверь в то, что я говорил тебе...

Банри не двигалась с места, бледная, как и ее муж, ожидая, что он скажет. Латифа ахнула и прижала малышку к груди.

Джаспер поднял руку и коснулся крепкого плеча Лахлана, мягких перьев его крыла, его лица.

— Ты снова вернулся, — прошептал он. — Ты кажешься реальным, но выходишь из тьмы и снова уходишь в нее, точно дух. Я сплю? Я умер?

— Нет, брат, — сквозь слезы сказал Лахлан. — Я жив, клянусь тебе. Назови меня наследником! Почему Майя Незнакомка должна править? Кто она такая, чтобы захватывать престол? Я — Лахлан Оуэн Мак-Кьюинн, младший сын Партеты Отважного. Ты должен выбрать меня!

— Я назначаю наследницей мою дочь, — отчетливо проговорил Джаспер внезапно окрепшим голосом. Они видели, как на его виске сильно запульсировала синяя жилка. — Мою дочь.

— Она же полукровка! — воскликнул Лахлан. — Появившаяся на свет при помощи колдовства! Ты не можешь позволить, чтобы полукровка-Фэйрг правила Эйлиананом! Она — семя зла!

— Нет, — простонал Ри. — Уходи, демон!

— Джаспер, это правда!

— Майя — моя жена, моя любимая жена.

— Она колдунья! — отчаянно закричал Лахлан. — Она превратила меня в такого... ули-биста! - Он указал на свои крылья и когти.

— Майя никогда не сделала бы такого. Никогда.

— Я видел ее!

— Ты просто кошмар, злой дух, пришедший смутить и испугать меня. Позор тебе, позор! — Собрав остатки сил, он схватил бумаги и нацарапал свою подпись сначала под одной, потом под другой. Лахлан отчаянно попытался выхватить у него документы, потянувшись через широкую кровать, но Джаспер передал их канцлеру. — Поставь мою печать, Камерон.

Запертый в своем углу, Лахлан мог лишь безнадежно смотреть, как канцлер дрожащей рукой погружает печать Джаспера в теплый воск и прижимает ее к бумагам.

— Готово, — сказал Ри, снова падая на подушки. — Когда Бронвин вырастет, она будет править. Страна спасена.

— Спасибо, Джаспер! — воскликнула Майя, упав на колени рядом с кроватью. Рыдая, она поцеловала его руку, безвольно повисшую в ее ладонях. Негромко вскрикнув, она окликнула его и снова прижала его руку к своим губам. Он был недвижим. Тогда Майя обернулась и махнула одному из советников, который поднес свечу поближе. Когда свет полился на подушку, они увидели лицо Ри, серое и изможденное, и остекленевшие глаза между полусомкнутыми веками. Она завизжала, и этот странный пронзительный звук эхом отскочил от стен, на куски расколов зеркало. Все вжали головы в плечи, заткнув уши. Банри завизжала снова и упала на постель. Латифа начала всхлипывать, все ее грузное тело мелко дрожало. Малышка громко заплакала.

— Нет! Джаспер! — закричал Лахлан и, схватив его за запястье, начал трясти его руку. Он оттолкнул Майю — так сильно, что она упала на пол — и рванулся к кровати, сжимая плечи Джаспера и пытаясь поднять его.

— Взять его! — завопила Майя. — Стража! Стража! Измена!

— Лахлан, быстро! Надо уходить! — воскликнула Изолт. Дверь распахнулась, и канцлер провозгласил хрипло:

— Мак-Кьюинн умер! Да здравствует Ник-Кьюинн!

— Да здравствует Банри, Бронвин Ник-Кьюинн! — эхом отозвались все советники.

— Нет! — закричал Лахлан и перепрыгнул бы через кровать,: если бы Изолт не подставила ему подножку. Он рухнул на тело своего брата и зарыдал, но Изолт схватила его за руку и потащила прочь. Свободной рукой она швырнула свой рейл, и он мгновенно перерезал горло одного из солдат, вбежавших в комнату. На дымчато-голубую стену брызнула кровь, и Латифа завизжала.

Изолт втащила Лахлана в противоположную дверь и ухитрилась привести его в себя настолько, что он придвинул к дверям кремовый с позолотой шкаф. Он выглядел довольно непрочным, и Изолт не думала, чтобы он надолго задержал преследователей, поэтому она как можно быстрее потащила Лахлана в детскую, где Финн с Изабо с тревогой ждали их возвращения.

— Ри мертв, — сказала Изолт, как только они заперли за собой дверь. До них донеслись крики и стук.

— Мы догадались. Мегэн уже в пути. Гита побежал ей навстречу, так что она должна находиться где-то поблизости, раз он ее услышал.

— Лахлан! — воскликнула Изолт. — Дуй в рог! Нужно позвать на помощь, мы сами не сможем справиться с дворцовой стражей!

Лахлан рухнул в кресло, схватившись за голову. Финн схватила рог, подбежала к окну, высунулась в зимнюю ночь и со всех сил подула в него. Долгий и протяжный, зов рога разорвал темноту и все звучал и звучал в непогожей ночи.

С первым же звуком рога Дункан уже был на ногах, крича своим охранникам браться за оружие. Диллон взволнованно вскочил на ноги, а остальные ребятишки сгрудились вокруг него, ожидая приказаний. Йорг сел, его руки дрожали.

— Нужно, чтобы кто-нибудь ударил в колокол! — сказал Диллон. — Чтобы предупредить повстанцев. Джоанна, займись этим.

Та отпрянула.

— Я... я не могу.

— Тебе придется, ты что, не понимаешь? Йорг не может идти, он слишком болен, а мы должны охранять Томаса.

— Я еще понадоблюсь, — серьезно сказал маленький мальчик. — Я чувствую смерть.

— Джаспер Мак-Кьюинн мертв. — Лицо Йорга было осунувшимся. — Но это не последняя смерть. Далеко не последняя.

— Томас понадобится после боя, а не во время. В бою от него не будет никакой пользы. И от тебя тоже, Джоанна! Ты должна остаться присматривать за Йоргом, Томасом и остальными ребятами.

— Я не хочу, — сказала девочка, давясь слезами.

— Но кто-то же должен позвонить в колокол. Пусть ты не можешь драться, но звонить-то точно можешь, чтобы все те, кто могут драться, были там, где они больше всего нужны.

Несмотря на то, что он говорил с жестокой прямотой, в его словах была такая серьезность и здравый смысл, что Дункан и Йорг в один голос пробормотали:

— Он прав.

Снаружи завыл волк. Все вздрогнули, даже Йорг, а ворон громко каркнул. Джоанна дрожала, но вдруг вспомнила бледный серый пепел, в который превратилась ее записка с магическими завитками букв, складывавшимися в слова: «Я больше не хочу бояться», и ко всеобщему удивлению распрямила плечи и сказала:

— Ладно. Я сделаю это.

Снова завыл волк.

Энгус ошеломленно поднял голову. Он никогда раньше не слышал боевого рога Мак-Рурахов, но сразу же узнал этот звук. Он остановился посреди дороги, и Кейси, едущий следом, столкнулся с ним в клубящемся тумане.

— Рог Мак-Рурахов! — воскликнула Мегэн, схватив его за руку. Гита вцепился ей в плечо, возбужденно стрекоча. — Должно быть, они забрали его из хранилища. Но почему? Я никогда не упоминала о роге!

Откуда-то из тумана донесся волчий вой, подхвативший замирающую песнь рога.

— Табитас! — в один голос воскликнули Энгус и Мегэн. Волчица завыла еще и еще раз, пугающе и протяжно. Все остальные поежились и сбились в кучу, но на лицах Энгуса и Мегэн была написана одна лишь радость.

Из темноты выплыл батальон призрачных воинов, сжимающих ледяные мечи. Они были одеты по моде множества минувших веков, но на всех были призрачные обрывки черных кнлтов Мак-Рурахов, а на каждом мече и щите был выгравирован стоящий на задних лапах волк. Повстанцы испуганно закричали и отступили назад, но в восхищенных глазах Мегэн и Энгуса не было страха. Безмолвно проплывая сквозь туман и бурю, бестелесные воины устремились к дворцу. Раздались крики тревоги, и одетые в красное солдаты приготовились к бою. Вскоре на площади и на бастионах закипела битва, а во дворце начали загораться огни.

— Только Фионнгал могла вызвать души Мак-Рурахов, — ликующе сказал Энгус. — Откуда она узнала, что если подуть в этот рог в Самайн, то он вызовет воинов прошедших веков? Откуда она узнала, что такое этот горн?

— Счастливая случайность? Инстинкт? Кто знает! Призрачные воины пришли, и Красные Стражи не смогут устоять перед ними. Давайте поспешим! — и Мегэн, не дожидаясь их, подобрала юбки и побежала к дворцу, а маленький донбег отчаянно цеплялся за ее длинную косу.

Энгус последовал за ней с боевым кличем Мак-Рурахов. Шедшие за ним подхватили этот клич, крича:

— Волк! Волк!

Теперь за ними следовало примерно, около сотни людей, поскольку Мегэн отперла двери всех камер в подземной тюрьме под дворцом.

Из темноты на Энгуса налетели Красные Стражи, и он ответил им короткими сильными ударами. Где-то там, внутри, была его дочь, и ничто больше не могло остановить его. Из тьмы выскочила черная тень и перегрызла горло стражнику, который неминуемо проткнул бы прионнса своим копьем.

— Табитас! — закричал Энгус, и волчица, обернувшись, приветственно оскалилась, обнажив окровавленные клыки.

Мегэн поспешила вперед. Почему-то ни один из тех, кто пытался преградить ей дорогу, не смог ударить ее. Энгус побежал вслед за ней, а волчица скакала за ним по пятам — и они оба бросились в гущу сражения. Красные Стражи перемешались с солдатами в синих килтах, призрачные воины бесшумно парили в темноте, волчица бросалась на своих врагов и яростно огрызалась.

Каждый взмах меча приносил Энгусу невыносимо острое удовольствие. Он слишком долго покорно сгибался под волей других! Наконец-то он мог отомстить за оскорбления своей гордости и все зло, причиненное его семье. Дональд защищал его со спины, стреляя в тех, кто пытался подобраться к нему сзади. Кейси дрался с ним бок о бок, и его меч не знал устали. Снова мелькнула черная волчица.

— Табитас! — позвал Энгус. — Найди Фионнгал! Найди дочь!

Изолт впихнула Лук и стрелы в сопротивляющиеся руки Лахлана.

— Лахлан, приближаются Красные Стражи! Нужно уходить!

— Нет! — огрызнулся он. — Где эта мерзавка? Она украла то, что принадлежало мне по праву рождения! Где она?

— Она с солдатами, Лахлан. Они убьют тебя! Это место кишит ими, леаннан, мы не справимся со всеми. Уходим!

Он отстранил ее, поднялся на ноги и оглядел комнату, сжимая Лук, и его золотистые глаза пылали таким бешенством, что никто не осмелился произнести ни слова.

— Я убью ее и это фэйргийское отродье! Я задушу ее! Посмотрим, не разрушит ли ее смерть чары и не вернет ли мне мой прежний облик, если уж ничто другое с этим не справилось. Называть ее Ник-Кьюинн! Эту скулящую плаксу, эту полукровку-ули-биста ...

— Если Облачная Тень права, то мы с Изолт тоже наполовину ули-бисты, - сказала Изабо, глядя прямо на него, натянутая точно струна, готовая в любой миг взвиться в воздух. Все были очень удивлены, а Изолт взглянула на сестру с невольным уважением. Даже она не осмеливалась перечить Лахлану, когда он был в таком настроении.

— А ты обещал защищать всех волшебных существ, — сказала Изолт, — и зря судишь ребенка по матери. Она ведь твоя племянница.

При этих словах Изабо посмотрела на сестру точно так же, как та только что смотрела на нее саму, и близнецы почувствовали, как незримая связь, возникшая между ними, укрепилась.

Они услышали за окнами волчий вой, а потом звон оружия.

— Подошли Синие Стражи! — воскликнул Лахлан и согнул Лук, пробуя его на прочность.

Раздался оглушительный скрежет, и они поняли, что шкаф сдвинули с места. Переглянувшись, они кинулись в будуар Майи, заперев за собой дверь. Внезапно зазвонили колокола, громко и настойчиво, Изолт и Лахлан обменялись быстрыми торжествующими взглядами.

— Это Лига! — широко улыбаясь, воскликнул Лахлан. — Теперь посмотрим, сколько продлится правление Колдуньи!

— Лахлан, нам надо выбираться отсюда, — настойчиво сказала Изолт. — Я не смогу победить их всех — мы не сможем! Мы должны соединить Ключ и спасти Лодестар, если хотим одержать победу! Ты же знаешь это! Ты и так начал восстание до того, как мы нашли Лодестар, а ты же знаешь, что Мегэн говорит...

— Да плевать мне, что там говорит Мегэн! — рявкнул Лахлан. — Если бы я пришел к Джасперу раньше, я мог бы убедить его!

— А мог и отправиться на костер! — отпарировала Изолт.

Во внутренние двери и парадный вход в покои Банри одновременно забарабанили.

— Мы должны уйти и найти наших друзей, — сказала Изолт. — Пожалуйста, Лахлан, пойдем!

— Как? — спросила Изабо. — Они у обеих дверей. Я заперла их, пока вы были у Ри, но это ненадолго.

— Через окно! — воскликнул Лахлан и распахнул его.

— А как же Изабо и Финн? — закричала Изолт. — : Они же не могут летать!

Изабо испытала какое-то странное чувство, как будто ее сердце сжала чья-то холодная рука. Ей было некогда задуматься о том, как Лахлан и Изолт добрались до окон королевских покоев, находившихся на пятом этаже.

— Нам придется нести их, — ответил Лахлан. — У тебя хватит сил удержать Финн? Она совсем худышка.

Треск разлетевшейся внутренней двери заглушил возражения Финн. Она вскарабкалась на подоконник, как велел Лахлан, за ней последовала Изабо, чувствуя, как гулко бьется ее сердце.

— Обними меня за шею, — скомандовал Лахлан, не глядя на нее. Изабо неловко повиновалась, стараясь не прикоснуться к нему. Раздраженно фыркнув, он схватил ее, прижав к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание, и взмыл в воздух. Через несколько секунд за ним последовала и Изолт. Солдаты, ворвавшиеся в комнату, добежали до подоконника в тот самый миг, когда ноги Изолт оторвались от него. Один поймал ее за юбку, но она ударила его в лицо и он упал с разбитым носом.

За дворцом темнота уже начала рассеиваться, звезды погасли. Они стремительно летели в туман, и Лахлан отчаянно пытался замедлить падение. Постепенно мощные взмахи его крыльев стали спокойнее, и они стали опускаться более медленно, окруженные тьмой. Изабо лишь смутно видела его лицо.

— Как Изолт может летать, у нее ведь нет крыльев? — спросила она.

— Ее мать — Ишбель Крылатая, — ответил он и почувствовал, как она вздрогнула.

Сквозь туман доносились, глухой лязг мечей, крики и стоны умирающих. На западной площади Красные Стражи сошлись в отчаянной схватке с воинами, которые в клубящемся тумане казались удивительно бесплотными. Там и сям метались темные поджарые фигуры волков, бросающихся на одетых в красное солдат.

Потом они увидели плывущие сквозь туман, постоянно изменяющиеся фигуры призраков. Когда духи проплыли сквозь них, они оба почувствовали, как по их спинам пробежала леденящая дрожь. Изабо прижалась к Лахлану, не сдержав крика. Он тяжело приземлился, споткнувшись и упав прямо на нее. Девушка лежала неподвижно, уткнувшись лицом в его шею, потом он стащил с нее свое тяжелое тело, оцарапав ей ноги своими когтями. Из тумана материализовались Красные Стражи, но призрачные воины поплыли им навстречу, поэтому Лахлан успел выхватить из ножен свой палаш. Изабо поднялась на колени, пытаясь отдышаться, а он схватился с ближайшими Красными Стражами.

Изолт кинжалом прокладывала себе дорогу к ним, таща за собой Финн.

— Откуда взялись все эти призраки? — спросила она, не выказывая никаких признаков страха. Ее кинжал потемнел от крови.

— А кто их знает? Единственное, что я могу сказать, это то, что они дерутся за нас, а не против нас, — ответил Лахлан. Он и Изолт сражались спина к спине, предугадывая движения друг друга, как будто были единым целым и одновременно медленно отступали через площадь, пытаясь добраться до сада, но по мере того, как светало все больше и больше, призрачные воины начали меркнуть, и им с большим трудом удавалось отбивать все новые и новые атаки Красных Стражей. Из сада донеслась нерешительная трель первой птицы.

Они услышали какой-то шум — из тумана вылетел великан в выцветшем синем килте, размахивающий своим мечом. За ним подоспело еще около тридцати солдат, и вскоре уже Красные Стражи были вынуждены ретироваться к дворцовым стенам.

— Дункан! — воскликнул Лахлан. — Благодарение Эйя, ты здесь! Я еще не закончил дела во дворце!

Дункан кивнул и приказал своим людям не дать солдатам уйти. Лахлан, тяжело дыша, оперся на свой палаш. Он бросил взгляд на Изабо и грубо спросил:

— Две остальные части Ключа у тебя?

Она настороженно посмотрела на него.

— Они у Латифы.

Он выругался и метнул на нее взгляд, полный неприязни.

— У той старой толстухи? Я ее помню. Они должны были быть у тебя! Почему ты не забрала их?

— Латифа не отдала.

— Тупица! Уже светает. Мы должны были соединить Ключ на переломе силы, ведь так? Разве Мегэн не говорила тебе об этом?

— Мы соединили наши части на закате, в Купальскую Ночь, но я думаю, что любой перелом подойдет.

— Изолт, леаннан, - сказал он, и вся грубость из его голоса мгновенно куда-то исчезла, — ты должна найти Ключ. Это была твоя задача, твоя и Изабо, соединить Ключ, если Мегэн не будет с нами.

— Мегэн уже близко, — воскликнула Изабо. — Она скоро будет здесь!

— Я должен вонзить свой меч в горло этой злой ведьмы, — сказал Лахлан. — Может быть, это вернет мне мой прежний облик! Заодно и посмотрим, красная у нее кровь или черная, как у рыбы!

— Нет, Лахлан! Ты должен пойти с нами. Я боюсь за тебя. Мы должны держаться друг друга, пожалуйста, Лахлан!

— Идите! Соедините Ключ. Встретимся у Пруда Двух Лун. Если я вам понадоблюсь, подуйте в рог, и я приду. Не волнуйтесь за меня — повстанцы услышали эти колокола и уже должны быть у дворцовых ворот. Мы же все и планировали именно так, только в обратном порядке. Пожалуйста, леаннан, отпусти меня. Изабо говорит, что Мегэн уже близко. А у меня есть Лук! — Он воинственно потряс им.

— Лахлан, это чересчур опасно! Подожди...

— Нет, леаннан. Я должен встретиться с этой мерзавкой, иначе она обратит свое проклятое колдовство против нас. Ты не понимаешь, какой силой она обладает!

— Нет, Лахлан...

— Она убила моих братьев! — рявкнул он и нырнул в гущу сражения.

Со всех сторон доносился звон оружия, крики, волчий вой. Глядя на то, как Лахлан мечом расчищает себе дорогу к дворцу, Изабо утешающе взяла сестру за руку. Впервые с тех пор, как они встретились, лицо Изолт отображало ее чувства — тоску, перемешанную с ужасом.

Латифа поспешно шла по коридору, прижав к сердцу маленькую Банри. Бедная малютка Бронвин, подумала она и почувствовала, как девочка заворочалась в ответ. Она больше не плакала, бледно-серебристые глаза были широко раскрыты, маленький кулачок сжат. Старая кухарка вошла в свою комнату и заперла за собой дверь. Сердце у нее гулко бухало, она хрипела и задыхалась. Слишком я старая и толстая для таких потрясений. Она положила малышку на свою кровать и принялась шарить в ящиках комода. Ее пальцы сомкнулись на толстой рыжей косе длиной в ее рост. Старая кухарка не раз думала, что она может пригодиться, эта коса, которую она срезала с головы Изабо. Она уже использовала ее несколько раз — чтобы вызвать девушку на кухню в то первое утро; чтобы велеть ей набрать крестовника, который вызвал необъяснимый недуг стражников, охранявших Гвилима Уродливого, и, чтобы позвать ее, когда в ней была необходимость.

Она чувствовала себя тогда немного виноватой, но девушка лежала в бреду и лихорадке и умерла бы, если бы Латифа не сбила ей температуру. Старая кухарка кое-что знала о травах, но ее вотчиной была стряпня, а не целительство. Единственным способом сбить температуру, который она знала, было остричь невероятно длинные рыжие кудри. Восхищаясь их огненной силой, она спрятала косу, а Изабо сказала, что сожгла ее.

Сцена, разыгравшаяся в спальне Ри, очень встревожила Латифу. Это чувство было сильнее печали о смерти Ри, который всегда был для нее самым любимым из всех четырех прионнса; внезапного появления крылатого призрака, который говорил такие ужасные вещи и казался таким мучительно знакомым; всех ее дурных предчувствий и ударов. Причиной тревога старой кухарки была странность Изабо. Ее голос был совершенно чужим, но, что еще хуже, чужим был и ее запах. Она пахла как человек, который ел мясо — а Латифа знала, что Изабо никогда не пробовала плоти никакого живого существа. Кроме того, она убила стражника с такой легкостью, будто прихлопнула надоедливую муху. Латифа не могла вообразить, чтобы Изабо, которая не могла без слез смотреть, как ягненка ведут на бойню, столь бестрепетно перерезала человеку горло. Все это приводило ее в огромное замешательство, и единственное объяснение, которое она могла этому придумать, — что кто-то надел на себя маску ее воспитанницы. Или Изабо была не той, кем прикидывалась.

Через миг выражение тоски и ужаса исчезло с лица Изолт.

— Что ж, тогда отправимся за двумя другими частями Ключа, — нетерпеливо сказала она. — Ты знаешь, где они? — Небрежным ударом ноги она вышибла дух из Красного Стража, попытавшегося напасть на них сзади.

Изабо закрыла глаза, пытаясь отыскать в спутанном клубке чужих смятенных мыслей Латифу.

— Кажется, она у себя в комнате. Надеюсь, она унесла Бронвин!

— Кто такая Бронвин?

Изабо настороженно взглянула на нее.

— Малышка.

— Ребенок Колдуньи?

— Ребенок Майи и Джаспера, — поправила Изабо. Лахлан угрожал убить обеих! Изабо заботилась о маленькой Банри с самого дня ее рождения, и мысль о ее гибели показалась ей невыносимой. — Нужно найти Мегэн! — воскликнула она. Когда Изолт начала возражать, она сказала: — Мегэн защитит Лахлана — она не даст ему сделать какую-нибудь глупость.

Ее сестра взволнованно кивнула.

— Это верно. Она защитит его.

Теперь Изабо попыталась мысленно отыскать свою опекуншу, и в скором времени девушка радостно воскликнула:

— Она близко, она очень близко! Давайте найдем ее и расскажем, что происходит, а потом будем искать Латифу.

Они обежали площадь по краю и завернули за угол. Финн крепко прижимала к себе эльфийскую кошку. Они попали в самую гущу битвы, где солдаты в красных плащах перемешались с разномастно одетыми повстанцами. Волки дрались вместе с ними, возглавляемые черной волчицей с густым вздыбленным загривком. Она была впереди всех повстанцев, бок о бок с высоким рыжебородым мужчиной в черном килте. В бледном свете солнца туман начал рассеиваться, открыв светлое, точно вылинявшее небо.

Когда Финн просунула голову между Изабо и Изолт, чтобы лучше видеть, черная волчица подняла морду и втянула в себя воздух. Внезапно, торжествующе взвыв, она вприпрыжку побежала по площади, нюхая землю. Три девушки отпрянули, но Изолт заслонила двух других собой и вытащила свой кинжал.

— Нет! — услышали они голос Мегэн, стоящей на другом конце площади. Рядом с ней находился мужчина в черном килте. На его лице было написано крайнее отчаяние, и он предостерегающе вскинул руку вверх. — Нет, Изолт! — закричала Мегэн. — Это друг. Не причиняй ей вреда!

Но было слишком поздно — кинжал уже вылетел из руки Изолт и, со свистом рассекая воздух, несся прямо в грудь волчице. Но Изабо вскинула руку — и кинжал отлетел в сторону, со звоном упав на землю. Волчица бросилась на Финн. Девочка, отчаянно закричав, упала, но вдруг почувствовала, как волчьи лапы встали ей на грудь, а горячий язык принялся восторженно облизывать лицо.

Мегэн и ее спутник поспешили к ним, но мужчина зашатался, схватившись за голову. Его подержал старик с длинной бородой, заткнутой за пояс. В это время передние ряды наступающих повстанцев продолжали теснить Красных Стражей. Финн нерешительно погладила густую волчью шерсть, другой рукой пытаясь вытереть лицо.

Рыжебородый мужчина упал перед ней на колени, и одной рукой попытался сорвать с нее медальон. Связанный во многих местах, шнурок затрещал. Финн, извиваясь, попробовала вырваться из его рук, но он, рыдая, прижал ее к груди.

— Моя Фионнгал, моя Фионнгал, — бормотал он, качаясь взад и вперед. — Наконец-то я нашел тебя, моя Фионнгал.

— Что это за имя? — выдохнула Финн, отпихиваясь от него. — Кто вы такой? Отстаньте от меня!

— Я твой отец, — сказал он. — Ты совсем меня не узнаешь? Я твой отец!

Ее зелено-карие глаза расширились, и она высвободилась из его объятий.

— У меня нет отца, — сказала она.

— Тебя похитили у меня! — закричал он. — Оул украл тебя, чтобы заставить меня делать то, что они приказывали! Пять лет я искал тебя. Ты вообще ничего не помнишь?

Она покачала головой, чувствуя внезапный прилив страха.

— Когда ты родилась, я повесил тебе на шею этот медальон. Посмотри на мой. — Он вытащил медальон, который висел на его шее, и показал герб на мече и броши. Волчица, лежащая рядом с ними, ткнулась черной мордой ему в руку. — Мы — Мак-Рурахи, клан черных волков, — сказал он, — это твоя тетка, Табитас.

— Это шутка, да? — дрожащим голосом спросила Финн.

— Нет, нет! Я искал тебя пять долгих лет. Думаешь, я стал бы шутить с такими вещами? Посмотри, Табитас знает, кто ты. Она шла за тобой следом с самых гор. И разве это не ты трубила в рог? Должно быть, это была ты, никто другой не смог бы вызвать призрачных воинов.

— Я не понимаю, — сказала она.

К ним, задыхаясь, подошла Мегэн и спросила:

— Энгус, это она? Ты нашел ее?

— Я нашел ее, — всхлипнул он и прижал дочку так крепко, что Финн еле могла дышать.

— Я очень рада, — сказала старая колдунья, положив руку ему на плечо. Потом повернулась и посмотрела на сестер, не обращая внимания на кипящий вокруг нее бой: — Так-так, Изолт в одежде Изабо, а Изабо в одежде Изолт. Вы пытаетесь подшутить надо мной?

Изабо покачала головой, чувствуя, как к горлу подступили рыдания. Мегэн улыбнулась и крепко ее обняла. Ее голова доставала Изабо лишь до плеча.

— Как замечательно снова видеть тебя, дитя мое. Ты в порядке?

Та кивнула.

— Нечего сказать? Да, все действительно изменилось, если моя Изабо стала молчуньей. — Улыбнувшись Изолт, она взяла ее за руку, но так и не отпустила Изабо, которая начала плакать: — Ну-ну. Некогда плакать, милая. Где Лахлан? Что вы делаете здесь, во дворце?

— Ри умер, — сказала Изабо, не в силах перестать плакать. — Полчаса назад. А Бачи сказал, что собирается убить малышку! Мы должны остановить его, Мегэн! Она совсем крошка, всего лишь месяц, и такая славная!

Мегэн внимательно посмотрела на нее.

— Понятно. Где Латифа?

— У нее до сих пор две части Ключа, Мегэн. Я не знала, что должна забрать его, никто не сказал мне об этом.

На них, громко крича, налетел отряд Красных Стражей с занесенными палашами. Мегэн подняла руку, и они, споткнувшись, перепутанным красным клубком повалились на землю.

— Энгус! — сказала она резко. — Уведи свою дочь отсюда. Это не место для ребенка. Отведи ее в Башню. Йорг там?

— Да, — ответила Изолт.

— Отведи ее туда — она знает дорогу. Если бои будут усиливаться и станет казаться, что мы проигрываем, бегите через тайную калитку в лес. Скажи Йоргу, чтобы уводил детей в летний дворец. Он вспомнит путь.

Энгус кивнул и поднял Финн на руки. Она обвила руками его шею и сказала застенчиво:

— Кажется, я вспоминаю бороду.

Он улыбнулся и прижался к ней щекой.

— Пойдем, моя Фионнгал, давай отведем тебя в безопасное место. Идем, Табитас!

— Пока, Изолт, Изабо! Вы придете в Башню?

— Возможно, — ответила Мегэн, и сестры расцеловали Финн, пообещав, что они еще непременно встретятся.

В это время солдаты поднялись и снова напали на них, Мегэн взмахнула рукой — и они, запутавшись в собственных ногах, снова упали. Энгус обошел их, а волчица так угрожающе зарычала, что они вжались в землю. Прионнса побежал по мостовой, а старик в берете изо всех сил старался не отставать от него. Волчица, виляя хвостом, бежала рядом с ними.

— Изабо, Изолт, мы должны пробраться во дворец. Если вы сможете найти Латифу, я отправлюсь на поиски Лахлана. Скажете ей, что я здесь и мы должны соединить Ключ! Рассвет уже прошел, так что мы должны сделать это до полудня. Помните, что бы ни произошло, вы должны соединить Ключ!

— Латифа забрала Бронвин, — сказала Изабо.

— Бронвин?

— Малышку.

— Скажи ей, чтобы позаботилась о ее безопасности. Что бы там Лахлан ни говорил, она Ник-Кьюинн, а в нашем клане осталось слишком мало людей, чтобы придираться к ее матери. Я найду Лахлана и позабочусь о нем, уж будьте уверены. А теперь в путь!

Майя лежала в изножье кровати, горько плача. Рыдания сотрясали все ее тело. Острая боль, какой она никогда еще не испытывала, разрывала ее сердце на части. Джаспер был мертв.

Она никогда не думала о том, каково ей будет, когда он умрет. Его смерть с самого начала была частью их плана. Если бы она зачала наследника в самые первые годы их брака, он умер бы уже много лет назад. Но для того, чтобы семя укоренилось в ее лоне, потребовалось шестнадцать лет и могущественное древнее заклятие, и к этому времени она высосала из него все жизненные силы. Они с Сани знали, что близится его смерть, с той самой ночи, когда она зачала — в ту ночь она использовала не только свои силы, но и его, а их и так оставалось совсем немного.

И все же она оплакивала его кончину, как будто действительно любила его, как будто он пустил глубокие корни в ее сердце, и его смерть унесла вместе с ним частичку ее плоти, оставив кровоточащие раны. Шестнадцать лет она играла роль любящей жены и теперь обнаружила, что это было вовсе не таким уж притворством.

Наконец, она умолкла, неимоверным усилием воли взяв себя в руки. Она, словно сквозь пелену, слышала, как солдаты пытались взломать дверь; чувствовала смутный гнев на предавшую ее Рыжую и такой же смутный страх перед внезапным появлением крылатого прионнса, хотя она была уверена, что они загнали его очень далеко. Теперь она почувствовала, как сквозь щель в занавесях пробивается солнечный свет, и услышала пение птиц.

— Миледи? — Над ней наклонился стражник, в его голосе звучала тревога. Она скрипнула зубами, услышав это изменение в ее титуле — не прошло и двадцати минут, как умер ее муж, а она уже стала просто «миледи».

— Что тебе?

— Нам не удалось поймать ули-биста - он со своими сообщниками сбежали через окно.

— Сбежали через окно? Мы на пятом этаже, парень. Они что, улетели?

— Да, миледи. — Голос и лицо у него были одервеневшим.

Страх и досада охватили ее. Появление младшего брата мужа, застрявшего на полпути между птицей и человеком, стало для нее настоящим потрясением. С тех самых пор, как до них впервые дошли слухи о крылатом человеке, они с Сани боялись, что кто-то из пропавших прионнса выжил. Но это казалось невероятным, и столь же невероятным было то, что ему в течение нескольких лет удавалось уходить от них. Он явно владел какой-то могущественной магией.

Внезапно она подумала о своей дочери, новоиспеченной Банри Эйлианана. Ее руки сжались в кулаки. Бронвин угрожала опасность. Она села, тайком утерев щеки.

Ри был уложен на постели, вокруг него горели свечи. У стены навытяжку стояли стражники в кроваво-красных плащах. Дверь в гардеробную была разнесена в щепки, сломанный шкаф перегораживал вход. На полу и стенах была кровь, но мертвого солдата уже унесли.

— Страж! — сказала она повелительно. — Куда унесли Ее Высочество?

— Латифа Кухарка забрала ее, миледи. Малышка была очень расстроена.

— Вели Латифе сейчас же принести мне ребенка.

Майя встала и подошла к зеркалу, чтобы оправить прическу и платье. На месте зеркала висела пустая рама, а осколки стекла поблескивали на полу. Ее охватила дрожь, и ей пришлось немного постоять, положив руки на стол, прежде чем ей удалось снова прийти в себя. У кровати Ри стоял кувшин с водой. Не обращая никакого внимания на солдат, она вымыла лицо и руки и глотнула вина. Меряя шагами пол, она услышала, что шум битвы усилился еще больше. Теперь он доносился не только снаружи, но и из самого дворца, и она встревожилась еще больше. Вошел канцлер в сопровождении солдат.

— Миледи, у меня плохие новости.

— Еще хуже, чем смерть моего мужа? — даже искаженный страхом и горем, ее хрипловатый голос оставался мелодичным.

— Город восстал, миледи. Мятежная толпа у самых дворцовых ворот, и стражники не могут отогнать их. Их захватили врасплох, поскольку никто не ожидал, что сторонники ведьм начнут действовать в Самайн.

— Но ведь солдат вполне достаточно, чтобы усмирить городскую чернь? — сказала она высокомерно. Он заколебался.

— Дворцовая стража уже отражает атаку с тыла, миледи. В окрестности дворца каким-то образом просочился целый батальон мятежников, и теперь они подступили к самому дворцу.

— Это невероятно! — сказала она. — Вы говорите, что мятежники напали в тот же час, когда умер Ри? Что это за заговор?

Он ничего не ответил, потом поднял на нее покрасневшие от слез глаза и проговорил.

— Крылатый ули-бист сказал, что он Лахлан Мак-Кьюинн, миледи. Брат Ри!

— Это все гнусный план мятежников, чтобы запятнать мое доброе имя! — воскликнула она. — Джаспер понял, что это ложь.

Он не поверил ей, она видела это. Ее охватила ярость, но ей пришлось скрывать свой гнев столь же тщательно, как до этого горе, ибо канцлер был ей нужен и она не могла позволить себе ударить его или накричать на него. До того, как Бронвин сможет править от своего имени, оставалось еще двадцать четыре года. К тому времени Майя будет уже старухой, готовой отойти в сторону. Но до той поры ей понадобится поддержка окружающих.

Она скрыла свои эмоции под маской убитой горем женщины, нуждающейся в помощи и совете. Канцлер был старым и добрым человеком и не смог дальше разыгрывать холодность. Майя вцепилась в его руки и прорыдала:

— Вы должны защитить дворец. Вы должны спасти жизнь маленькой Банри! Где она? Я послала за ней полчаса назад, но ее до сих пор не принесли! Найдите мне мою Бронвин!

Канцлер пошел отдать приказ синаларам, а вдовствующая Банри медленно направилась через выломанную дверь в свою спальню, приказав стражникам не мешать ей. Она хотела иметь при себе свой кларзах и магическое зеркало. Похоже, ее обложили со всех сторон.

Впервые за все время она пожалела о своем решении запереть Сани в теле ястреба. Теперь жрица была бы полезной — Майя могла бы воспользоваться ее Умением ясновидения и дальновидения, а также получить мудрый совет. Она задумалась, прилетела бы Сани к ней, если бы она позвала птицу на руку. Вероятно, сейчас было уже слишком поздно. Сани никогда не простит ее за то, что она не вернула ей человеческий облик после рождения Бронвин. Сначала Майя слишком плохо чувствовала себя, и ее никогда не оставляли в одиночестве — до самого их прибытия во дворец вокруг нее постоянно толклись слуги и стражники. А потом она все откладывала и откладывала обратное превращение, наслаждаясь свободой от острого языка Сани, ее постоянных напоминаний, что Майя всего лишь полукровка, зачатая от бессловесной рабыни.

Майя отперла шкаф и вытащила оттуда Зеркало Лелы, завернутое в тонкий шелк. Она обращалась с ним очень бережно, зная, что, случись с ним что-нибудь, она лишится большей части своей Силы. Это зеркало помогало ей создавать иллюзию юной человеческой красоты и превращать других в кого угодно.

Она расчесала волосы и намазалась кремом. Зеркало отразило ее впалые щеки и убитый горем вид. Майя вгляделась в свое отражение, представив себя в первом расцвете красоты и молодости, и постепенно следы горя исчезли, странность черт сгладилась, и она стала более похожей на человека, чем когда-либо.

Она остановилась у окна, удивляясь, почему ей не несут ребенка, и увидела, как бой, точно неистовая буря на море, бушует вокруг дворца. От страха у нее перехватило горло. Ведь дворец не падет? Теперь шум битвы звенел и в коридорах так громко, что она отчетливо его слышала и задумалась, не отправиться ли ей на поиски дочери самой. Если Латифа не унесла ее в безопасное место, все пропало. Она услышала, как дверь у нее за спиной распахнулась, и развернулась, подняв брови. Там никого не было. Она тревожно огляделась, чувствуя, как по коже забегали мурашки. Что-то заскребло по полу. Она вспомнила, как крылатый прионнса возник из темноты, сбросив черный плащ. Сердце у нее забилось быстрее. Она села за стол и подвинула к себе кларзах. Держа на коленях спрятанное Зеркало, всеми чувствами ощущая опасность, она погладила струны, и комнату наполнила нежная мелодия.

— Успокойся, — запела она. — Отдохни и успокойся.

Насколько она помнила, ее игра и пение всегда зачаровывали тех, кто слушал, подчиняя их ее воле. Своей музыкой она навела любовные чары и привязала к себе Джаспера на целых шестнадцать лет. Она успокаивала разъяренные толпы, обманывала непокорных прионнса и переманивала противников на свою сторону.

— Думаешь, я не знаю, что ты делаешь? — спросил с презрением мужской голос. — Ты поешь колдовскую песню. — И, к ее досаде, он тоже начал петь, и его баритон искусно переплетался с ее контральто. Майя почувствовала, как ее оплетают шелковистые путы, успокаивая и, подавляя волю. Она с усилием ускорила темп, сказав:

— Кто этот трус, который скрывается за злыми заклинаниями и змеей пробирается в комнату вдовы, насмехаясь над ее горем?

— Горем? Да ты шутишь! Думаешь, я не вижу твое притворство?

— Откуда ты знаешь, что я чувствую? Думаешь, у меня сердце каменное? Джаспер был моим мужем и отцом моего ребенка! Я очень любила его!

Она услышала, как его когти проскрежетали по мраморному полу и повернула голову, пытаясь скрыть свой страх.

— Так любила, что раньше времени свела его в могилу, украла у него трон и убила всю его семью? — Голос был хриплым от горя.

Она провела пальцами по струнам кларзаха, совсем легонько, нежно, и сказала:

— Почему ты не покажешься? Может быть, ты боишься?

— Я не боюсь!

— И все-таки прячешься за каким-то заклинанием, чтобы я не видела тебя. Кто это говорит?

Он сбросил плащ и горделиво выступил вперед, расправив крылья. На нем был тартан Мак-Кьюиннов, а в руке он держал Лук размером с него самого. При виде герба на его груди она скрипнула зубами. Можно подумать, это он был главой клана, а не его маленькая племянница!

— Значит, ты не помнишь меня? — спросил он. — Разве не ты разбудила нас, чтобы мы могли видеть тебя и понимать, что ты с нами сделала? Разве не ты улыбалась, когда мы смотрели, как наши лица покрываются перьями, а носы превращаются в клювы?

Ее пальцы забегали по струнам, наигрывая колыбельную, и она сказала задумчиво:

— Как тебе удалось снять заклятие? Я считала, что это невозможно.

— Мегэн Повелительница Зверей вернула мне мой облик с помощью своих друзей, — ответил он, подходя ближе. — И все же, как видишь, они не смогли полностью вернуть мне мой первоначальный облик.

Она оглядела его, слегка вздрогнув при виде его когтей, на которых была кровь.

— Да, — сказала она негромко. — Да, я вижу, что им это не удалось.

— Зачем ты сделала это с нами, Майя? — закричал он. — Зачем?

Мягкая мелодия колыбельной обволакивала комнату.

— Я была проклята, Лахлан, дитя Йедды и Короля Фэйргов, запертая между морем и сушей, не принадлежащая ни к одной культуре и ни к одной расе. Вы звали меня Незнакомкой, но если я была чужой здесь, то среди народа моего отца я была не менее чужой.

— Ты — Фэйрг! Я знал это, я всегда это знал. — Лахлан сел, сжав голову руками и прислонив Лук к колену. Его плечи тряслись.

— Мне жаль, что все так получилось, Лахлан. Я была молода и ревновала Джаспера к вам. Вы ни за что не смирились бы со мной. Я хотела покоя, я хотела, чтобы меня не трогали, я хотела... покоя. Я действительно любила твоего брата, и я оплакиваю его кончину, но теперь он мертв, он обрел покой, так примирись со мной, брат, примирись.

Она заметила, как он зевнул и прикрыл ладонью рот. Его лицо посерело от усталости. Она потихоньку сняла одну руку с кларзаха и потянулась к Зеркалу, лежащему у нее на коленях, продолжая напевно говорить и одновременно разворачивая его. Лахлан считал, что она заставила их смотреть на собственное превращение из жестокости, но именно воображаемое изменение их отражений в Зеркале вызвало настоящее изменение их тел.

Лахлан покачал головой и сердито вытер глаза.

— Примириться с тобой? Ну уж нет! — сказал он, подняв глаза. В этот самый миг она подняла Зеркало, и его глаза расширились, увидев его. Вскрикнув, он поднял лук и выбил Зеркало у нее из руки. Послышался звон разбитого стекла, и она завизжала, пытаясь прикрыть лицо руками. Она упала с кресла и забилась на полу, чувствуя, как по ней пробежала волна изменений. На лбу выступило что-то серое, пробиваясь сквозь иссиня-черные кудри. Ее лицо изменилось, став более широким и резко вылепленным, ноздри раздулись, нос сплющился. Между пальцами выросли перепонки, кожа стала более бледной и влажной, переливчато блестя, точно чешуя. Из тонкой паутины порезов на ее щеке, повторявшей очертания разбитого Зеркала, лежавшего у ног, сочилась кровь.

Лахлан передернулся от ужаса.

— Болван! — проскрипела она. — Ты только что потерял всякую возможность превратиться обратно в человека. Зеркало было магическим — теперь ты заперт в этом теле навечно!

 

ПЕСНЬ КЛЮЧА

Изабо и Изолт пробирались по коридорам, уходя от битвы. Лишь свежее подкрепление из города помогло им войти в главное крыло здания. Диллон и его Лига Исцеляющих Рук как-то ухитрились поднять решетку, поэтому толпы горожан хлынули в дворцовый парк.

Сестры добрались до комнаты кухарки, и Изабо прошептала Изолт:

— Наверное, лучше будет, если я поговорю с ней одна. А ты пока стой на страже.

Изолт неохотно кивнула, и Изабо постучала в дверь.

— Латифа! — позвала она. — Это я, Изабо.

Дверь приоткрылась, и оттуда выглянуло настороженное круглое лицо, красное и опухшее от слез. Черные глазки-изюминки были еле видны, скрытые воспаленными веками.

— Изабо?

— Впусти меня, Латифа, нам нужно поговорить.

Кухарка открыла дверь, и Изабо вошла в комнату. На кровати лежала малышка. Услышав шаги Изабо, она открыла серебристо-голубые глазки и улыбнулась.

— Бронвин! — Изабо схватила девочку и прижала ее к груди. — Ты жива! Я так волновалась!

Латифа тяжело села, уставившись на свои пухлые, загрубевшие от работы руки.

— Латифа, пора соединить Ключ, — мягко сказала Изабо, положив девочку обратно на кровать. — Дай его мне.

Старая кухарка сжала кольцо, висящее у нее на поясе.

— Нет, — отрезала она.

Изабо села, глядя ей в лицо и взяв ее руки в свои. Она поняла, что кухарка немного не в себе от горя и потрясения.

— Почему, Латифа? Что случилось?

— Ты слышала, что сказал Ри, — упрямо сказала та. — Он хотел, чтобы его малютка унаследовала престол. Если ты поддержишь того ули-биста, она лишится наследства. Бедный Джаспер, он хотел лишь, чтобы Бронвин была защищена. Он взял с меня обещание, что я буду заботиться о ней и оберегать ее. Ты можешь обещать мне, что она будет в безопасности, если повстанцы возьмут верх? Я слышала, как тот крылатый человек говорил о моей крошке Бронвин. Он называл ее злом.

— Мы защитим Бронвин, — сказала Изабо. — Мы с тобой. Мегэн позаботится о том, чтобы ничего не произошло.

— Мегэн больше нет, — сказала Латифа хрипло и затряслась в рыданиях.

— Нет, Мегэн здесь. Я только что ее видела.

— Ты пытаешься обхитрить меня, — подозрительно сказала Латифа, глядя на Изабо. — Ты похожа на Изабо...

— Я и есть Изабо, — сказала она озадаченно. — Я говорю правду. Мегэн здесь, и ей нужен Ключ. Она его Хранительница и хочет получить его обратно.

— Мегэн мертва, — упорствовала Латифа. — Все это обман. В прошлый раз они говорили, что это ты, но я поняла, что это была никакая не ты. Теперь ты снова говоришь, что это ты, но я ничего не понимаю. У тебя чужой запах, запах — дыма и крови.

Изабо продолжала мягко настаивать.

— Латифа, ты же знаешь, что Мегэн нужен Ключ, ведь ты хранила его для нее все эти годы. Почему ты не хочешь отдать его ей, когда он ей нужен?

— Мегэн здесь нет, она исчезла. Тебя обманули, Изабо.

В окно крошечной комнатенки ударили солнечные лучи, и Изабо потрясенно осознала, сколько прошло времени. Последние несколько часов превратились для нее в одно размытое пятно.

— Мне некогда, Латифа, давай сюда Ключ!

По лицу кухарки промелькнуло хитрое выражение. Ее рука скользнула под фартук, а губы беззвучно шевельнулись.

Изабо охватило странное безволие. Ее кости размягчились, точно подтаявшее масло.

— Ты ошибаешься, Изабо.

— Я ошибаюсь? — спросила она полуутвердительно.

— Ты ошибаешься.

— Я ошибаюсь.

— Тебе не нужен Ключ.

— Мне не нужен Ключ.

— Латифа позаботится о нем.

— Латифа позаботится о нем.

— Тебе пора идти. Все это скоро закончится, и мы все будем спасены. Иди, Изабо.

— Мне пора идти, — повторила Изабо и почувствовала, что встает. Ноги не слушались ее, в голове стоял туман. Она потрясла ею. Лицо кухарки расплылось, и она попыталась сосредоточиться. Внезапно в ее мозгу мелькнул полузабытый образ — лицо старой знахарки из горной деревушки, шепчущей какие-то слова и что-то перебирающей узловатыми пальцами на коленях.

Ее взгляд метнулся к коленям Латифы; на них лежало что-то, прикрытое фартуком. Изабо бросилась вперед и схватила предмет, вырвав его из рук старой кухарки, несмотря на ее вопли. К ее изумлению, это оказалась длинная коса рыжих волос.

В тот же миг она поняла, что происходит. Латифа не сожгла ее волосы, как сказала, а сохранила их. Мегэн часто предупреждала ее, чтобы она не оставляла где попало обстриженные ногти, волосы и чешуйки кожи — и действительно, в прошлом ее уже один раз поймали всего лишь по единой пряди волос. Главная Искательница Глинельда воспользовалась ею, чтобы выследить Изабо в горах. Что же могла сделать Латифа с косой длиной в несколько футов?

Изабо вспомнила, как бездумно, точно кукла, приносила из леса огромные охапки крестовника; как чувствовала настоятельную необходимость немедленно отправиться на кухню или в кладовую и обнаруживала там Латифу, поджидающую ее. Она вспомнила, как ничего не ела целый день перед Купальской Ночью, несмотря на голод, и потом думала, как удачно все сложилось, что она постилась, перед тем как совершить обряды. Ее лицо вспыхнуло.

— Ты принуждала меня! — закричала она. — Почему, Латифа, почему? Принуждение запрещено!

— Старая ведьма должна заботиться о себе, — забормотала Латифа, раскачиваясь взад-вперед и не утирая слез, струящихся по ее лицу. — Шестнадцать лет я шпионила для Мегэн в самом сердце семейства Ри — думаешь, это было так легко? Нет, нет, старая ведьма должна беречь себя.

— Дай мне Ключ!

Латифа отпрянула, вцепившись в кольцо обеими руками.

— Нет!

Изабо попыталась отобрать их силой, но старая кухарка оказалась упорной и отчаянно цеплялась за кольцо. Изабо пользовалась только одной рукой и никак не могла освободить пальцы. Они боролись, тяжело дыша, потом Изабо отбросило обратно на кровать. Она сжала пальцы и сконцентрировалась. Ее воля, закаленная в огне пыточной камеры Оула, была намного сильнее тела. Ключ сам отцепился от пояса Латифы и полетел в руку Изабо, громко звеня множеством ключей, которые свисали с него.

— Латифа, клянусь, я делаю правое дело, — сказала Изабо. — Мегэн здесь; если бы ты раскрыла свой ум, ты почувствовала бы ее...

Кухарка все так же качалась вперед и назад, всхлипывая.

— Прости, — сказала Изабо. — Я должна идти. Береги Бронвин. — Она поцеловала малышку и вышла.

Как только Изабо показалась на пороге каморки кухарки, раскрасневшаяся, с растрепанными короткими кудрями, Изолт схватила ее за руку, и они понеслись во весь дух. Девушки почувствовали запах дыма и поняли, что горожане, должно быть, подожгли часть дворца. Теперь, когда у них были все три части Ключа, они не могли подвергать себя опасности потеряться или получить ранение.

— Куда? — прокричала Изолт.

— Сюда! — Изабо занесло, когда она попыталась завернуть за угол. Они пронеслись мимо мечущихся слуг, отыскали дверь в огород и выбежали через нее на большую вымощенную брусчаткой площадь.

Группа Красных Стражей увидела их и узнала по предыдущей стычке. Завопив, они приготовились напасть, но близнецы ускользнули в сад.

Под ногами у них скрипел снег, и они увидели, что оставляют предательские следы. Солнце стояло высоко, и спрятаться было негде. Все, что они могли сделать, — это убежать от стражников.

Почти час сестры, выбиваясь из сил, играли с солдатами в кошки-мышки. Наконец, они укрылись в деревьях, перепрыгивая с ветки на ветку и сбив преследователей с толку, поскольку все следы остались далеко позади. Даже с одной рукой Изабо перескакивала с дерева на дерево проворно, точно донбег, и рассказывала Изолт об их доме-дереве в тайной долине и о том, как Мегэн заставляла ее проделывать подобные упражнения каждый раз, когда она входила в дом или выходила из него.

Затаившись в душистом дупле в сердце вечнозеленого дуба, сестры впервые получили возможность поговорить. С самого первого момента их встречи они постоянно были в движении — убегая, сражаясь, вылезая из окон. Теперь у них было время оглядеть друг друга и ответить друг другу на самые насущные вопросы.

Больше всего вопросов накопилось у Изабо; поскольку она так долго была оторвана от Мегэн, она ничего не знала об открытиях, которые старая ведьма сделала во дворце драконов и в Башне Роз и Шипов. К тому времени, когда солдаты бросили поиски, она узнала уже почти всё. Она знала, что является банприоннса, потомком Фудхэгана Рыжего и хан'кобанской женщины, и поняла, как вышло, что ее оставили на склонах Драконьего Когтя, и важность кольца с драконьим глазом. Выяснилось, что ее матерью действительно была Ишбель Крылатая — легендарная ведьма, которая летала как птица, и что она научила этому и Изолт. Ее охватили волнение, страх, замешательство и зависть — все одновременно.

Это было очень странное ощущение — видеть свое лицо у кого-то другого и чувствовать между ними связь, прочную как сталь. Каким-то непостижимым образом Изабо чувствовала, как будто недостающие части ее "я" в конце концов нашлись, и она наконец-то стала целой.

Услышав вопль Майи, стражники вбежали в будуар. Двоих Лахлан убил еще прежде, чем они успели сделать несколько шагов, но шедшие сзади напали на него, и ему пришлось бросить Лук и схватиться за палаш. Звеня мечами, солдаты оттеснили его обратно к стене под стоны Банри.

Из коридора донесся крик, потом шум борьбы. Лахлан удерживал стражников, но почти всю долгую ночь и все утро он провел на ногах и очень устал. Один из стражников нанес ему удар в бедро, и он пошатнулся.

В дверь ворвался Дункан, рыча от ярости. За ним бежала Мегэн, ее лицо было белее мела, рука прижата к груди. Одним мощным ударом великан убил оставшихся солдат. Лахлан развернулся на нетвердых ногах, замахнувшись на Майю окровавленным палашом. Она не отнимала рук от лица, сквозь пальцы сочилась кровь из паутины порезов, покрывавших одну сторону ее лица почти целиком.

Мегэн оперлась на стол и сделала несколько глотков из небольшой бутылочки. На плече у нее заверещал Гита, шерстка у него стояла дыбом, выпуклые черные глаза казались огромными.

— Нет, Лахлан, — сказала она устало. — Ты не можешь убить ее сейчас. Мы слишком многого не знаем.

— Она говорит, что не может вернуть мне мой прежний облик теперь, когда Зеркало разбито, — сказал он вкрадчивым бархатистым голосом. — Посмотрим, может быть, ее смерть совершит чудо.

— Нет, Лахлан. Ты ведь понимаешь, что ее нужно судить, чтобы открыть стране глаза на все то зло, которое она совершила? Нам предстоит еще очень многое сделать, чтобы привлечь людей на свою сторону и победить Ярких Солдат. Если мы убьем ее, простой народ сделает из нее мученицу. Неужели ты этого не понимаешь?

— Нет, — сказал он. — Я понимаю лишь то, что она наконец-то у моих ног. Я проявлю к ней такое же милосердие, какое она проявила ко мне и моим братьям. — Он занес палаш.

Мегэн устало подняла руку, и он обнаружил, что не в силах шевельнуть ни пальцем. Майя поползла прочь от него, серебристо-голубые глаза на обезображенном лице сияли островками былой красоты. В руке она сжимала осколки Зеркала.

— Мегэн, что ты делаешь? — закричал он. — Неужели ты пошла против меня?

— Не говори глупостей, — сказала она, тяжело опустившись в кресло. В ярком утреннем свете она казалась пепельно-бледной, лицо прочертили глубокие морщины. Она вздохнула: — Лахлан, повстанцы заняли дворец. В парке и городе до сих пор идут бои, а сельская местность занята Яркими Солдатами, но первую битву мы выиграли. Мы можем соединить Ключ, войти в лабиринт и спасти Лодестар. Сегодня ночь слияния лун. Мы омоем Лодестар в воде пруда, и он снова будет нам петь. Мы можем использовать его для того, чтобы очистить страну от Ярких Солдат и прогнать Фэйргов обратно в море. Страна будет нашей, а ты станешь ее Ри, как и хотел. Пора тебе уже думать, как Ри. Если ты убьешь Майю, кто узнает правду о том, что произошло? Ты скажешь, что она была колдуньей и убила твоих братьев, а ее сторонники скажут, что она была законным регентом, а ты убил ее ради того, чтобы получить трон. Думай, Лахлан, думай!

Она выпустила его из-под своей власти, и он, пошатнувшись, упал на одно колено.

— Джаспер мертв! — зарыдал он. Она поднялась и подошла к нему, утешающе положив руку на его слипшиеся от пота кудри.

Майе удалось подняться на ноги, и она, не веря своим глазам, смотрела на свои окровавленные руки. В уголках губ и глаз уцелевшей стороны ее лица прожгли еле видные морщинки, которых раньше не было. Она сказала:

— Убейте меня сейчас, и покончим с этим! Ты воистину жестокая и злопамятная женщина, Мегэн Ник-Кьюинн! Ты опозоришь меня, сделаешь из меня всеобщее пугало, разыграешь этот фарс с судилищем, а потом будешь наблюдать, как я умираю смертью предательницы. Ты не знаешь, что такое милосердие.

Впервые за все, это время Мегэн взглянула на Майю, и в ее лице не было жалости.

— Нет, Майя, я проявлю к тебе больше милосердия, чем ты проявила к ведьмам. Ты не умрешь на костре, страшнее смерти на котором и придумать ничего нельзя. Тебя будет судить народ, и народ выберет наказание.

Она развернулась к Дункану, стоявшему на страже неподалеку.

— Дункан, очень рада тебя видеть. Как ты?

— Рад быть здесь, миледи, — ответил он, низко кланяясь старой ведьме. — Только никогда я не думал, что Синим Стражам понадобится шестнадцать лет, чтобы одолеть Колдунью.

Майя горько рассмеялась.

— Колдунья! Что ж, это, по крайней мере, лучше, чем Незнакомка. — Она стояла прямая как стрела, в своем малиновом платье, а ее обезображенное лицо было гордым и презрительным.

Нужно начертить круг и звезду, — сказала Изабо. Она палочкой нарисовала на замерзшей земле, покрытой снегом, как можно более ровный незакрытый круг. Затем, она вошла внутрь и аккуратно начертила в нем гексаграмму — казалось разумным, чтобы звезда была той же формы, что и в Ключе, а их было всего лишь двое, так что она решила, что стоит попытаться уравновесить Силу. Она торопливо сложила в центре костер, набрав хвороста под тисовыми деревьями и наломав сухих веток дуба, орешника и боярышника — единственных священных растений, которые обнаружились поблизости.

Все эти действия были знакомы Изолт. Она села на землю и начала разбирать бездонную сумку. Вслед за Книгой Теней она извлекла оттуда мешочек с полезными минералами, включая соль, которую она и передала сестре. Нашла она и свою шейяту, которую Мегэн носила столько месяцев. Как только она вытащила ее из мешочка, треугольник загудел, и его странная мелодия разлилась в воздухе, так что Изабо сделала ей знак спрятать его.

Изолт взяла соль и, смешав ее с горстью снега и земли, рассыпала по границе круга, приговаривая:

— Я благословляю и заклинаю тебя, о магический круг, кольцо Силы, символ совершенства и постоянного обновления. Береги нас от бед, береги нас от зла, охраняй нас от вероломства, сохрани нас в своих глазах, о Эйя, повелительница лун.

— Мегэн явно удалось кое-чему тебя научить, — одобрительно заметила Изабо.

— Не слишком многому, — призналась Изолт. — Она часто сравнивала меня с тобой, и не в мою пользу.

— Ну, значит, твои дела совсем плохи, — рассмеялась Изабо, бросая на хворост пригоршни розмарина, шиповника и тимьяна, которые нарезала в саду.

Изолт рассыпала соль, землю и начавший уже подтаивать снежок вдоль линий шестиконечной звезды, произнося слова обряда. Девушки сели друг напротив друга, Изабо — в южном конце, Изолт — в северном, и замкнули за собой круг. Изабо силой мысли разожгла костер и с радостью поняла, что вновь обрела свои прежние Силы.

Трясущимися пальцами она сняла с пересеченного треугольником круга отводящее глаз заклинание, и зеленое пламя предупреждающе взвилось вверх. Они обе чувствовали, как сила Ключа бурлит вокруг. Затаив дыхание, Изолт отпустила свой треугольный талисман над кольцом, и он повис, мелодично гудя. Они парили в воздухе в нескольких дюймах друг от друга, и их песнь становилась все более громкой и ликующей. Они следили за солнцем, и в тот самый миг, когда оно встало в зенит, Изабо и Изолт затянули слова обряда.

Слегка вздрогнув, круг с треугольником со щелчком соединились, как будто никогда и не были разломаны, и песнь загремела триумфальным оркестром. Ключ вращался, вися в воздухе и пульсируя силой. Встав на колени прямо в снег, Изабо и Изолт торжествующе ударили друг друга по ладоням. У них все получилось!

Маргрит Эрранская снова подняла двенадцатихвостую плеть, приготовившись еще раз со всего размаху опустить ее на истерзанную и окровавленную спину своего управляющего. Хан'тирелл висел перед ней, прикованный за запястья к стене, уронив рогатую голову. Стальные хвосты уже понеслись вниз, со свистом рассекая воздух, когда банприоннса вдруг пошатнулась, и удар пришелся мимо.

Она схватилась за голову.

— Нет! Не может быть! Они соединили Ключ! — Ее лицо исказила ярость. Хан'тирелл исподлобья взглянул на нее, один уголок перекошенного от боли рта пошел вверх. Она уловила его мысль и, в бешенстве схватив плетку, снова захлестала его по сине-багровой спине.

— Если они возродят Лодестар, клянусь, кое-кто поплатится за это, — прошипела она. — Как поплатишься ты, Хан'тирелл, за то, что упустил моего сына. Как поплатится мой сын и его сладкоречивая женушка. Как поплатятся Мак-Кьюинны. Нельзя тронуть Чертополох и не уколоться!

Глубоко в сердце лесов Рионнагана Айен и Дуглас остановились на полпути, изумленно переглянувшись. Воздух, казалось, резонировал, точно где-то ударили в гигантский гонг, и они почувствовали, как у них под ногами загудела земля. Вокруг них пел холодный ветер.

— Что это за музыка? — воскликнул Дайд.

Лицо Энит загорелось торжеством.

— Ключ! Слава Эйя, они соединили Ключ! Должно быть, мы где-то недалеко от линии Силы, если слышим его песнь так отчетливо. Ох, это воистину великолепно — скоро Лодестар возродится, и тогда страна станет свободной. Мы все будем свободны!

Дайд схватил Лиланте за талию и закружил в вальсе, радостно крича. Изрытое оспой лицо Гвилима озарила улыбка, совершенно его преобразив. Ребятишки весело запрыгали, смеясь и хлопая в ладоши, хотя и не понимали, чем вызвано такое оживление взрослых.

— Там, где силе нет пути, где напором не пройти, я дотронусь кулачком, справлюсь лишь одним щелчком, — приплясывая, запел клюрикон.

— Как жаль, что мы не можем идти быстрее! — воскликнул Дайд. — Хозяин там штурмует дворец, а я не могу сражаться рядом с ним. Они соединили Ключ, значит, до спасения Лодестара осталось совсем недолго.

Возбужденные разговоры не утихали, а клюрикон от радости принялся кувыркаться. Внезапно раздался крик Энит, а ее покрытые сеточкой синих вен искривленные руки прижались к груди.

— Нет! — простонала она. — Мегэн!

Из сада донесся трубный звук, и их всех окатила волна Силы. Мегэн обернулась, и ее лицо мгновенно просветлело.

— Они справились! Лахлан, у них все получилось! Ключ снова цел!

Все сбились в кучу, радостно смеясь. Внезапно Гита предостерегающе пискнул. Обернувшись, Мегэн увидела, как Майя бросилась на нее с острым осколком зеркала, зажатым в руке, как кинжал. Прежде чем ведьма успела предпринять что-либо большее, чем отступить назад, Майя взмахнула своим стеклянным кинжалом, вонзив его в грудь Мегэн. Старая ведьма упала на руки Лахлана, и вокруг серебристого стекла начала пузыриться кровь. Майя с горьким торжеством рассмеялась, схватив с пола брошенный Лахланом плащ-невидимку. Дункан бросился вперед, просвистел меч — но она уже исчезла, и меч бесполезно воткнулся в пол.

Изабо и Изолт прильнули друг к другу, восторженно переживая свой успех, когда Изабо внезапно пошатнулась, прижав руку к груди. Изолт тоже почувствовала удар, хотя и без такой боли, как Изабо.

— Мегэн! — побелевшими губами прошептала ее сестра.

Они в ужасе смотрели друг на друга, их мысли были во дворце. Изабо немедленно помчалась бы туда, если бы Изолт не поймала ее за руку и не удержала на месте.

— Никогда нельзя выходить из магического круга — вокруг нас защитный конус! Подожди! Мы должны закончить обряд.

Бледные и дрожащие, они разомкнули магический круг и затоптали его вместе с золой от костра в грязный снег. Изабо сунула Ключ в карман, не обратив внимания на повелительную руку Изолт, и они помчались во дворец так быстро, как только могли после двенадцати часов непрерывных действий. По аллее, ощупывая дорогу палкой, шел слепой провидец, которого вел маленький светловолосый мальчик. Изабо и Изолт побежали ему навстречу.

— Йорг, что-то случилось с Мегэн! — закричала Изабо.

— Я почувствовал это. Мы здесь, чтобы попробовать помочь. Она все еще жива, а пока жив человек, жива и надежда.

Шаги колдуна были слишком медленными, и близнецы побежали вперед. Они добрались до дворца, и держась за бок, чтобы унять колющую боль, понеслись по лестнице к королевским покоям. Хрипло дыша, они влетели в комнату Майи и увидели Мегэн, лежащую навзничь на руках у Лахлана. Губы у нее посерели, по платью струилась алая кровь. Гита тоненько плакал, прильнув к ее шее, его шерстка была мокрой от ее крови.

Лахлан был вне себя от горя. Изолт пришлось помахать рукой у него перед глазами, чтобы заставить его отпустить Мегэн и дать Изабо осмотреть рану. Упав на колени рядом с ней, Изабо разрезала окровавленное платье и принялась ощупывать кожу вокруг треугольного осколка. Из раны толчками вытекала алая кровь.

— Это артериальная кровь, — сказала Изабо. — Я вряд ли смогу спасти ее. — У нее перехватило горло, а слезы оставляли на перемазанном лице грязные дорожки.

— Изабо, послушай меня, — прошептала Мегэн. — Если моей нити настало время быть перерезанной, ты никак не сможешь остановить Гэррод. Ты должна спасти Лодестар. Позаботься об этом ради меня, Изабо, и позаботься о Лахлане с Изолт. Они — единственная надежда Эйлианана. Вы должны войти в лабиринт на закате. Он сделан так, чтобы обмануть тех, кто входит в него, не зная секрета, я показала бы вам дорогу, но теперь не смогу. Прочитай Книгу Теней, Изабо. Ты единственная, кому это под силу. Я верю в тебя, Изабо, не подведи меня.

Старая ведьма потеряла сознание. Изабо не осмеливалась вытащить осколок, и не имея под рукой ничего из своих трав и зелий, могла лишь, зажимая рану рукой, попытаться замедлить кровотечение. Вошел Йорг, его лицо было мокро от слез, мальчик шагал впереди него. Как только Томас увидел колдунью, лежащую с закрытыми глазами, он сорвал с рук черные перчатки. В тот же миг Изабо почувствовала Силу, сосредоточенную в его руках, и вскрикнула. Она слышала рассказы о мальчике с исцеляющими руками, но совершенно не ожидала, что им окажется этот ангельского вида малыш никак не старше восьми лет.

Томас встал на колени и положил руки на ее рану. Нахмурившись, он прошептал:

— Мы теряем ее. Стекло проткнуло стенку сердца. Я попробую...

Они увидели, как осколок медленно пошел из раны вверх, выталкиваемый начавшей срастаться плотью. Пульсирующая кровь потекла медленнее, потом запеклась, и стала черной и липкой. Мегэн застонала. Томас был пепельно-бледным, тяжело дыша от напряжения. Он вытащил осколок, и на поверхности раны показалась свежая кровь, но прикосновение его пальцев остановило ее. Он без сил отвалился назад.

— Я больше ничего не могу сделать, — сказал он еле слышно. — Она была у самых ворот смерти. Я использовал не только свои силы, но и ее собственные, чтобы спасти ее. Она все еще может уйти, но больше я ничего сделать не могу.

Дункан поднял его и усадил за стол, поднеся к его губам стакан с вином. Дрожа от усталости, Томас жалобно сказал:

— Там столько раненых, я чувствую, как они взывают ко мне.

— Им придется подождать, — твердо сказал Дункан. — Никому не будет лучше, если ты угробишь себя в попытках спасти их.

Изабо стояла на коленях рядом с Мегэн и плакала. Колдунья лежала неподвижно, с посеревшим лицом, и ее дыхание стало лишь чуточку сильнее. На груди у нее был огромный шрам, размером с кулак Дункана, черный от запекшейся крови.

— Помогите мне поднять ее на постель, — сказала Изабо. — Дайте немного того митана и маковый сироп со столика у кровати Ри. Когда она очнется, ей будет очень больно.

Они уложили Мегэн в огромную постель, где Гита свернулся калачиком рядом с ней, и задернули занавеси, чтобы ее не потревожило яркое солнце. Изабо хотела остаться рядом с ней, но сама была такой бледной и дрожащей, что Йорг собственноручно уложил ее на койку в детской. Он послал одного из повстанцев, стоящих на страже за дверями, за едой и чаем для них троих, и настоял на том, чтобы Изолт и Лахлан тоже поспали.

— Мегэн сказала, что на закате вы должны войти в лабиринт. Вы не спали всю ночь, а она выдалась нелегкой. Поспите, дети мои, а я буду охранять вас.

 

СЛИЯНИЕ ДВУХ ЛУН

Йорг разбудил их, когда день уже начал клониться к вечеру, и заставил поесть и выпить немного вина. Все до сих пор были бледными и усталыми, но страшное перенапряжение уже сошло с их лиц и тел, и он больше не боялся, что кто-нибудь не выдержит и свалится.

Дункан Железный Кулак обшарил весь дворец и угодья в поисках вдовствующей Банри, но она точно сквозь землю провалилась. Старая кухарка тоже исчезла из своей комнаты, как и малышка, только этим утром объявленная Банри и уже смещенная. Все они надеялись, что отсутствие Латифы никак не связано с исчезновением Майи, ибо если вдовствующая Банри сбежала со своей дочерью, они могли стать зачинателями будущего бунта.

Изабо медленно повела их по саду. Все знали, что им необходимо спешить, но они были слишком усталыми, чтобы двигаться хоть сколько-нибудь быстрее.

— И где, во имя Белых Богов, этот мерзкий лабиринт? — устало спросила Изолт.

— Хороший вопрос. Надеюсь, Мегэн рассказала вам?

— Нет. Она говорила лишь о том, что в Книге Теней есть все ответы.

— Книга у тебя?

Изолт кивнула. Изабо печально улыбнулась.

— Значит, никаких затруднений возникнуть не должно.

Ее сестра застонала.

— Ты думаешь? Нам лишь однажды удалось заставить Книгу Теней работать на нас, но мы понятия не имеем, как это вышло.

— С Книгой Теней всегда так и бывает, — пожала плечами Изабо. Они дошли до длинной и высокой живой изгороди, ощетинившейся пугающими шипами.

— Ты хоть немного представляешь, куда мы идем? — хмуро спросил Лахлан. Он обвинял себя в ранении Мегэн и почти не разговаривал ни с одной из них.

— Не очень, — призналась Изабо. — На днях я пыталась разобраться в нем, но только выбилась из сил. Но теперь у нас есть Ключ и Книга, так что мы должны справиться.

Они дошли до цветника и уселись на каменную скамью. Тисовые деревья чернели на сине-зеленом небе, и лишь купол обсерватории сверкал отраженным светом. Ветер зашуршал в листве, заставив их подскочить от неожиданности.

— Я была здесь недавно, — сказала Изабо, — и не могла отделаться от мысли, что этот сад построили вокруг чего-то. Понимаете, что я хочу сказать? К центру ведет тропинка, довольно широкая, подрезанные кусты лаванды и кипарисы, арка — а потом просто кусты. Зачем понадобилось делать все именно так?

Изолт пожала плечами. Она ничего не знала о садоводстве и знать не хотела. Но Изабо всегда любила цветы и травы и провела много времени в компании Риордана Кривоногого в дворцовых садах в Риссмадилле.

— Думаю, что этот цветник тоже заколдован. Тогда я дважды наткнулась на него в разных частях сада. Я никогда не слышала о цветниках, которые могут двигаться сами по себе, следовательно, он заколдован. Вот почему я направилась сюда. Книга у вас с собой?

Изолт вытащила ее из сумки, висящей у нее на поясе, и Изабо, радостно вскрикнув, бережно взяла в руки переплет из тисненой красной кожи с железными застежками. Опустив Книгу на скамейку между ними, она положила руки на обложку. На миг она замерла, глубоко дыша и расслабив все мышцы, потом снова взяла Книгу в руки и позволила ей раскрыться.

На страницах был подробный чертеж и много строчек шрифта. Изабо задумалась над бисерными неразборчивыми словами.

— Это описание сада и лабиринта Марты Мудрой. Она придумала их, когда строилась Башня Двух Лун. Здесь говорится, что ее отец, Лахлан Звездочет, построил обсерваторию у священного пруда Селестин. Когда-то этот пруд защищал лес, но Шабаш выкорчевал деревья, чтобы построить город и дворец. Марта Мудрая решила защитить пруд и обсерваторию лабиринтом, ибо она обнаружила, что пруд обладает огромной магической силой, которую бесчестные люди могут использовать в своих целях... — Она замолкла.

— Да уж, от этого примерно столько же толку, как и от всего остального, что мне удавалось узнать из этой Книги, — с раздражением фыркнула Изолт.

Изабо посмотрела на страницу, потом сказала негромко:

— Нет, разве ты не понимаешь? Посмотри на чертеж. Это набросок плана лабиринта Марты Мак-Кьюинн. Видишь?

Изолт внимательно посмотрела в Книгу, но увидела лишь какие-то круги, треугольники и квадраты, красивым узором расположенные на странице. Палец Изабо уткнулся в квадрат с одной стороны.

— Видите, это цветник. Мы сидим вот на этой скамейке, а вон тот длинный прямоугольник — живая изгородь. Но поглядите! Отсюда изгородь выглядит непрерывной, но на чертеже тропинка идет прямо, а кусты обрамляют ее с обеих сторон. Идемте!

Она вскочила на ноги, захлопнув Книгу прежде, чем Изолт успела попросить ее не делать этого, и зашагала по каменным плитам. Ее сестра пошла вслед за ней, обнажив кинжал, рядом с Лахланом. Вместе они подошли к живой изгороди. Изолт с Лахланом остановились, чтобы не оцарапаться, но Изабо пошла дальше, и изгородь вдруг растворилась в воздухе, как будто никогда и не существовала. Вместо нее над их головами образовалась арка.

Они стояли в конце длинной тропинки, с обеих сторон обрамленной древними кипарисами и окруженной высокой изгородью. На другом конце тропинки виднелись высокие ворота, сделанные из кованого железа. За воротами виднелись новые ряды кустов, а над ними возвышался купол.

— Мы в лабиринте? — спросила Изолт. — Это оказалось так просто!

— Слишком уж просто, — согласилась Изабо. — Но пойдемте дальше.

Они пошли по дорожке в тени мрачных кипарисов и вскоре пришли к воротам, запертым на цепь. Изабо внимательно осмотрела ее и улыбнулась.

— Посмотрите, мы должны вставить Ключ в замок. — Она показала Изолт отверстие в замке в форме круга и гексаграммы. Ключ легко вошел в углубление, и цепь упала после первого же поворота.

— Это тоже было несложно, — сказала Изолт.

— Рискую повториться, но все же еще раз скажу, что слишком уж несложно, — ответила Изабо и пропустила Изолт в ворота. Они закрыли их за собой, но запереть не смогли. Это обеспокоило всех троих, поскольку теперь лабиринт был открыт, а Майя Колдунья все еще оставалась на свободе.

Изгородь была прямо впереди, а тропинка шла с юга на север, так что им пришлось выбирать, повернуть налево или направо. Изабо вспомнила чертеж лабиринта и сказала, хотя и довольно нерешительно:

— Налево.

— Зря ты закрыла Книгу, — сказала Изолт. — Там был чертеж, а теперь мы никогда больше не найдем эту страницу.

— Мы должны были закрыть Книгу, — сказала Изабо. — Иначе она никогда больше не ответит тебе ни на один вопрос. — Я запомнила схему лабиринта еще тогда, с Башни, а потом сверила ее с планом, который увидела на странице. Они совпадали.

Изолт взглянула на нее с завистливым восхищением.

— Ты это можешь?

— Неужели Мегэн не научила тебя умению визуализации и запоминания?

Изолт рассмеялась.

— Она пыталась.

После примерно часового блуждания по лабиринту они выбились из сил, были мокрыми от пота и злыми. Купол точно дразнил их, то появляясь так близко, что им казалось, они вот-вот дойдут до него, то снова отдаляясь. Сейчас он превратился лишь в черный силуэт на закатном небе, а в саду стало темно, так что Изабо пришлось зажечь ведьмин огонь.

Лахлан не мог поверить, что Изабо знает дорогу, и настаивал на том, чтобы попробовать пройти разными тропинками. Они все были на взводе и, в конце концов, уселись под кустами, а Изолт приготовила для всех чай, согрев воду пальцем. Это заставило Изабо устало улыбнуться, ибо это всегда был ее фокус.

— Я не понимаю, — сказала Изабо. — Клянусь, что запомнила путь. Сейчас мы уже должны были быть там.

— Спроси Книгу Теней, — предложила Изолт.

Изолт неохотно согласилась, и они снова вытащили увесистый том. Ветел зашуршал в кустах рядом с ними, и они настороженно оглянулись, но не почувствовали поблизости никого, кроме мышей и ежей. Где-то в ночи закричал ястреб, и до них донесся предсмертный писк сони. Изабо подняла голову, испуганная и обеспокоенная, и долго сидела, прежде чем вернуться к Книге.

Чтобы получить у Книги Теней ответ на свой вопрос, не стоило ни спрашивать ее, ни приказывать ей, ни даже просить ее открыть свое секретное знание. Надо было лишь поверить в ее мудрость и открыть ее, зная, что получишь ответ. Изабо читала Книгу Теней с тех пор, как была еще девочкой, но ей все еще приходилось сосредотачиваться и отбрасывать свои сомнения, чтобы заставить ее работать. Сейчас она сделала все в точности так же, но страницы раскрылись на отворотном заклинании, которое она читала сотню раз. Выругавшись, она хлопнула по странице рукой и сказала:

— Не понимаю, что с ней случилось!

Изолт казалась довольной, а Лахлан нетерпеливо сказал:

— Ради Кентавра, Изабо, Мегэн говорила, ты умеешь пользоваться этой штукой.

Она бросила на него уничижительный взгляд и снова склонилась над страницей. Свет от ее пальца отбрасывал странные тени, затмевая слова. Внезапно она улыбнулась.

— Ну конечно же! — Она вскочила на ноги, захлопнула Книгу и зашагала обратно туда, откуда они пришли.

— Что ты делаешь? — осведомился он.

— Я просто тупица! — воскликнула она. — Я должна была сообразить это еще в самый первый раз, когда поняла, что мы где-то сбились с пути. Лабиринт действует наоборот. Вместо того, чтобы пытаться подойти к куполу, мы должны попробовать уйти от него!

К тому времени, когда они добрались до конца лабиринта, уже стемнело. Все с облегчением выбрались из пугающей тесноты изгородей и увидели огромный каменный храм, окруженный широкими ступенями, ведущими на крытую галерею. Поднявшись по ступеням, они очутились у широкого пруда под открытым небом, обложенного камнями. Вокруг пруда повсюду стояли толстые колонны, сделанные из такого древнего камня, что многие из письмен, сплошь покрывавших их, стерлись и стали практически нечитаемыми.

Изолт и Лахлан мгновенно заметили сходство этого пруда с прудом на Тулахна-Селесте, за исключением того, что здесь огромные менгиры были увенчаны украшенными арками, а с одного конца была приподнятая платформа с массивными бронзовыми дверями и куполообразная обсерватория. Все камни были украшены прекрасной лепниной и резьбой, а с каждой арки на них глядели каменные лица. Воды в пруду было очень мало, и она была грязного коричнево-зеленого цвета. На одном конце виднелся каменный желоб, по которому когда-то бежала вода, на другом был высечен символ Башни Ведьм — два месяца и звезда.

Они обошли вокруг пруда, восхищаясь его красотой и раздумывая, где Мегэн могла спрятать Лодестар. Она не дала им никакой подсказки, но теперь они были уверены, что ответ окажется где-нибудь в Книге Теней. Вдруг Изабо испуганно вскрикнула.

Ее взгляд был прикован к одной из арок. На ее вершине сидела белая птица банас с роскошным сверкающим белоснежным хвостом. Казалось, что она с ног до хохолка на голове усыпана алмазами, но когда птица расправила хвост, они, к своему восхищению, увидели, что это переливающиеся серебристые перья заставляют ее так сверкать.

Кто осмелился нарушить покой Хранителя?

Они подскочили от неожиданности.

Я — Лахлан Оуэн Мак-Кьюинн, вежливо ответил Лахлан, поклонившись птице..

А эти двое, похожие, как будто одна из них — отражение в пруду?

Моя жена, Изолт Ник-Фэйген, и ее сестра, Изабо Ник-Фэйген.

Давно уже никто из Мак-Кьюиннов не приходил к звездочету. На самом деле, очень давно уже не приходил вообще никто.

Пруд Двух Лун был заперт на замок, и лишь сейчас нам удалось снова отпереть его.

Я рад. Нам с женой было здесь очень одиноко. С тех пор, как здесь побывал последний Мак-Кьюинн, нам нечего было есть, кроме червей и жуков — прошли те дни, когда мы вкушали пироги и вино.

Он расправил крылья и медленно спорхнул вниз, и его великолепный хвост замерцал в темноте.

Полагаю, вы хотите видеть обсерваторию?

Лахлан взглянул на своих спутниц — Изабо пожала плечами и кивнула. Хранитель важно зашагал перед ними, распустив свой хвост, так что они могли восхищаться его пушистыми изогнутыми перьями. Двери распахнулись, почувствовав их приближение, и Хранитель ввел их в обсерваторию. Они с огромным интересом рассматривали инструменты и карты, и Лахлан так увлекся, что Изабо пришлось напомнить ему, зачем они здесь. Она не смогла удержаться от колкости, поскольку с самой их встречи прошлой ночью он постоянно был с ней груб и несдержан.

Он неохотно отложил карту и вышел вслед за ними. Гладриэль уже поднялась, голубая и нежная, а Магниссон почти настиг ее, красный и раздутый, вися над горизонтом.

— Спроси Книгу Теней, где спрятан Лодестар, — приказал он.

Его тон возмутил Изабо, но она все же улеглась на землю, положив перед собой древнюю книгу. Она собрала волю, освободила свой ум и подумала о том, что хотела узнать, затем открыла Книгу.

Несмотря на то, что под защитой живой изгороди было безветренно, налетевший непонятно откуда ветер растрепал листы Книги, и она не смогла найти то место, на котором она открылась.

— Вот и со мной вечно так было! — воскликнула Изолт, и в ее голосе прозвучало удовлетворение.

— Так бывает всегда, если ты обращаешься к Книге без четкого вопроса, или если в ней слишком много страниц, где упомянут предмет, — сказала Изабо с отчаянием. — Вопрос всегда должен быть как можно более определенным.

— Так что же ты сделала неправильно? — сердито спросил Лахлан.

— Ничего! — Изабо взглянула на Книгу и увидела, что она, наконец, раскрылась на одной из страниц. Она прочитала ее и слегка улыбнулась.

— Что там написано? — спросил Лахлан и выхватил Книгу у нее из рук. Она присела на корточки и увидела, как потемнело его лицо. — Прокляни ее Эйя, это чепуха какая-то! Всего лишь сказка!

— "Иден и Соловей", — сказала Изабо. — Моя самая любимая.

Он захлопнул Книгу и в ярости вскочил на свои когтистые ноги.

— Это все бесполезно! Почему Мегэн не сказала нам конкретно, где она спрятала его?

— Она сказала, — ответила Изабо и встала, обхватив толстую Книгу. Ничего не добавив, она поднялась по ступеням туда, где сидел белый банас.

Хранитель, можно задать тебе вопрос? - спросила она.

Он хрипло каркнул.

Целых три, моя дорогая. Не считая этого.

Ты был здесь, когда последний Мак-Кьюинн проходил по лабиринту?

Нет, но тогда Хранителем Пруда Двух Лун был отец моего отца. Перед смертью отец передал мне все, что нужно.

Не знаешь ли ты, может быть, последним Мак-Кьюинном была маленькая старая женщина с черными глазами и белой прядью в волосах?

Да, это была она, моя дорогая.

Она принесла с собой один предмет и схоронила его. Ты можешь сказать нам, где он спрятан?

Я могу сказать лишь тому, кто носит герб Мак-Кьюиннов.

Лахлан, вздрогнув, вышел вперед и показал Хранителю брошь, которой скалывал свой плед.

Шар, который она несла, спрятан в пруду, - быстро сказала птица. — За символом двух лун.

Его хриплые крики еще не успели замереть, а Изабо, Изолт и Лахлан уже неслись по ступеням. Они склонились над прудом, стуча по символу и толкая его в попытках открыть. Потом пальцы Изабо нажали на звезду, и в тот же миг каменная резьба выдвинулась вперед, открывая темное отверстие. Вскрикнув, Лахлан протянул руку и вытащил оттуда Лодестар.

Это был тусклый белый шар, размером примерно с яблоко, но правильной круглой формы, и за его прозрачными белыми стенками клубился туман. Лахлан обнял его ладонями — в глубине тумана вспыхнул слабый серебристый огонек и они услышали обрывки музыки, точно зазвенели бубенчики. Потом огонек погас.

— Он мертв! — в ужасе воскликнул Лахлан. — Посмотрите на него! Мы опоздали, он мертв.

— Мы должны опустить его в пруд, — напомнила ему Изолт. — Мегэн говорила, что он гаснет, когда приближается день его рождения. Его нужно омыть в воде пруда во время слияния лун, тогда он возродится.

Троица, как по команде, посмотрела на небо, где две луны подошли друг к другу так близко, что Гладриэль приобрела какой-то странный мрачный цвет. Они сели и начали ждать, а Лахлан покачивал Лодестар в ладонях, тихонько напевая ему. Время от времени внутри мелькал слабый огонек, но, если не считать этого, шар никак не реагировал.

Лахлан поднялся и сходил в обсерваторию за стеклом дальновидения, и они по очереди смотрели через него на небо, изумленные тем, что оно позволяло увидеть. Планеты с огненными кольцами, стаи фиолетовых и зеленых облаков, звезды, яркие и тусклые, огромные участки непроницаемой тьмы. Поднимаясь, луны подходили друг к другу все ближе и ближе, и Магниссон, казалось, увеличивался, а Гладриэль таяла. Потом он склонился к ней, и они увидели на ее боку полукруглый укус.

— Это тень более крупной луны, — сказал Лахлан. — Очень похоже, как будто они сливаются, но на самом деле они далеко друг от друга, а мы просто видим их под таким углом.

— Две луны, которые тянутся друг к другу — иногда чтобы поцеловаться, иногда чтобы укусить друг друга, — прошептала Изабо. Она почувствовала, как на глазах у нее выступили слезы, ибо эти слова мучительно напомнили ей ее первую встречу с Йоргом, когда она была пылкой помощницей, мечтающей о магии и приключениях.

Магниссон медленно вгрызался в Гладриэль, а потом они увидели, как еще большая тень поползла по его красноватому боку.

— Это тень от земли, — объяснил Лахлан. — Скоро земля окажется между солнцем и лунами, и наступит полное затмение.

— Откуда ты все это знаешь? — раздраженно спросила Изабо. Он ухмыльнулся и сказал:

— Ты что, не читала ни одной из тех книг, которые Мегэн давала нам?

Гладриэль уже скрылась, и остался лишь тоненький серпик Магниссона. В саду воцарилась тишина, и все тисы таинственно зашелестели. Потом последний тонкий красный серп исчез, и в тот же миг на черном бархате неба выступили яркие бриллианты звезд. Там, где только что находились две луны, в небе зияла круглая черная дыра, огромный омут тьмы.

Постепенно большая из двух лун отодвинулась в сторону, и с другой стороны начали просачиваться солнечные лучи. Вода в пруду стала медленно прибывать, расходясь от центра. Лахлан встал и запел песнь зимнему ручью, и вода фонтаном забила вверх. Через арки в пруд хлынул серебристый свет, и вода таинственно замерцала.

Лахлан спустился по ступеням, искрящийся свет заиграл на белой пряди над его лбом, резко очертив углы и плоскости его лица. Оно было торжествующим. Ступени вели прямо к воде, и он вошел в нее и, наклонившись, погрузил Лодестар в бурлящую, пронизанную светом воду. Вспыхнул яркий свет, зазвучала музыка. Он ликующе поднял Лодестар вверх, и вода потекла с него блестящими потоками, напоминающими хвост банаса.

— Это произошло! — воскликнул он. — Лодестар возродился!

В этот миг с небес камнем слетел ястреб и выхватил Лодестар у него из рук. Лахлан испуганно закричал, но ястреб захлопал мощными крыльями и поднялся в воздух. В два стремительных шага Лахлан схватил Лук Оуэна и выпустил в небо стрелу. Пролетев по безупречной траектории, она вонзилась ястребу в грудь. Птица издала ужасный крик и упала, выпустив Лодестар из когтей. Лахлан вскинул руку, но было слишком поздно. Из темного сада приближалась высокая фигура, вышедшая из тени. Изабо и Изолт, прекрасно различающие в темноте, увидели Майю с малышкой Бронвин на руках. Девочка засмеялась, протянув ручонки к Лодестару, и шар полетел к ней.

Как только крошечные пальчики малышки коснулись шара, из него раздалась музыка. Изабо и Изолт разобрали в мелодии слова — слова приветствия и соединения.

— Нет! — закричал Лахлан. — Нет!

Майя направилась через сад к ним, а малышка вращала огромный шар на кончиках пальцев, точно жонглер мяч.

— Говорят, что Лодестар отзывается на руку любого Мак-Кьюинна, — злорадно сказала Майя. — Теперь он у нас, и, как говорят, кто владеет Лодестаром, тот владеет и страной...

— Так говорят, — угрюмо ответил Лахлан. Майя поднялась по лестнице и встала, часть ее лица исказила улыбка. К огорчению Изабо, она заметила полную фигуру Латифы, скрывающуюся в тени сада, и поняла, что это старая кухарка провела Майю через лабиринт.

— Так что, в конце концов, ты проиграл, Лахлан Мак-Кьюинн, а я выиграла. Видишь ли, моя дочь очень сильна. Она была зачата на вершине прохождения кометы при помощи Заклинания Зачатия и должна была родиться в самый могущественный час...

— Не забывай о том, что Лазарь заставил тебя родить раньше срока, — напомнила Изабо, — так что Бронвин родилась в день осеннего равноденствия, а не в Самайн.

Лахлан и Майя не обратили на ее слова никакого внимания, схлестнувшись взглядами.

— Неважно, насколько она могущественна, Майя, — сказал взбешенный Лахлан, — она всего лишь ребенок. — Он протянул руку и воззвал к Лодестару, призвав на помощь всю свою волю и желание. Белый шар поднялся из руки девочки и поплыл к нему над прудом. Малышка разочарованно захныкала и снова подняла ручонку. Лодестар замер в воздухе, точно не в силах решить, на чей зов ответить, и это очень напомнило Изабо ее суд в Кариле, когда маленький лорд заставил Лазаря выбирать между ней и ее законной хозяйкой, Главной Искательницей Глинельдой.

Шар колебался всего лишь миг, потом приземлился в руку Лахлана. Его кулак торжествующе сомкнулся.

— Видишь, я более могуществен, и Лодестар выбирает меня. Готовься к смерти, Колдунья!

Его рука крепко сжимала Лодестар, и он не мог стрелять из Лука, поэтому выхватил палаш и направился к ним.

Майя в страхе огляделась, потом ее взгляд устремился к пруду. Вода все еще искрилась светом, но в центре уже кружилась воронка — вода начала уходить. Банри швырнула Бронвин в пруд и нырнула прямо в кружащуюся глубину.

— Нет! — закричала Изабо и бросилась вслед за ними.

Вода озарялась серебристым светом, и она увидела, как ноги Майи исчезли в пенной круговерти. Бронвин проворно плыла за ней, как головастик, вытянув руку, чтобы ухватиться за ее волосы.

Изабо погружалась все глубже и глубже в искрящуюся и пенящуюся воду. Ее глаза были широко открыты, но все, что она видела, это лишь серебристые отблески, как будто из глубин озера бил яркий свет. Она рванулась вперед и увидела ноги Майи, опоясанные кольцом плавников. Та плыла прямо к сердцу ключа. Бронвин, позвала Изабо, и малышка оглянулась на нее. Ее глаза странно сияли, тельце блестело чешуей, вокруг рук и ног развевались оборки платьица, а из спинки торчал длинный зазубренный плавник. Потом малышка снова гибко развернулась и поплыла вслед за матерью.

Изабо отчаянно ухватилась за крохотную ножку, и девочка, извиваясь, оказалась у нее в руках. Развернувшись в обратную сторону, девушка устремилась на поверхность, чувствуя, как горят ее легкие. Казалось, они плыли бесконечно, и все огни начали гаснуть. Наконец, с малышкой в руках, она выбралась на воздух, кашляя и хватая ртом воздух.

Лахлан шагнул в пруд, вода доходила ему до колен. Он схватил Изабо и помог ей выбраться на берег.

— Зачем ты это сделала? — рявкнул он.

— Спасти... Бронвин... не дать ей... утонуть, — выдохнула Изабо, развернувшись так, чтобы он не мог дотянуться до малышки.

Он неприятно рассмеялся.

— Судя по виду этих чешуи и плавников, этого можно было не бояться.

Насквозь промокшая и дрожащая от холода, Изабо, ошеломленная услышанным, поняла, что он был совершенно прав. Бронвин плавала как рыба и в воде казалась вполне счастливой. Майя исчезла, затерявшись где-то в каналах под садом. Изабо не сомневалась, что она сумеет попасть в какую-нибудь из двух больших рек, текущих по обе стороны от города. Бронвин могла бы бежать вместе с матерью и, возможно, была бы с ней в большей безопасности, чем с мстительным дядей, который будет рассматривать ее как потенциальную угрозу своей власти и власти своих наследников. Со слезами на глазах она поняла, что ее импульсивность снова заставила ее поступить не подумав.

Внезапно Лахлан оглушительно закричал.

— Посмотрите на меня! — кричал он. — Взгляните на мои ноги!

Они ошеломленно уставились на него, ибо там, где только что были черные чешуйчатые когти Лахлана, находились две очень белые и стройные человеческие ноги. Он поднял одну, потом другую, и его смуглое лицо засияло неудержимой улыбкой. Он запрокинул голову и запел, и его голос, в звонкой песне радости и триумфа, разлился по саду. Лодестар крошечной луной сиял у него на ладони, и птицы, хлопая крыльями, поднялись с деревьев и кустов, заливаясь изумленными трелями.

— Когда Магниссон, наконец, сожмет Гладриэль в своих объятьях, все исцелится или погибнет, спасется или сдастся... — воскликнула Изабо, с надеждой глядя на свою руку. Острое и горькое разочарование пронзило ее, ибо в ярком свете луны она ясно увидела, что на ее руке, как и прежде, не хватало двух пальцев, но ей понадобилось лишь мгновение, чтобы понять, что ее уцелевшие пальцы стали столь же прямыми и гладкими, как были всегда. Несмотря на это, она почувствовала, сжимая и разжимая изувеченный кулак, как горькие слезы жгут ее горло и катятся по щекам, и склонилась к Бронвин, скрывая свои чувства от остальных. В темных волосах малышки она увидела серебристую прядь, поблескивающую в лунном свете.

— Свершилось! — воскликнул Лахлан с безмерным удовлетворением. — Я спас Наследие. Теперь, когда я владею Лодестаром, я буду владеть всей страной!