— Вон берег, — прокричал Джек, пытаясь переорать рев двигателей. — Выглядит похоже на Тигранус-пойнт, значит мы примерно в двадцати милях к северу от Тира.

Джек опустил полевой бинокль и протянул его Гансу, но тому, в этот момент, было на самом деле все равно. В течение последнего часа он в значительной степени был занят собой, страдая от острого приступа морской болезни.

— При этом я по-прежнему вижу «Шмелей».

Он указал вниз и направо. Ганс неопределенно посмотрел в направлении, куда показывал Джек и уныло кивнул, хотя сам ничего не видел.

— Мы должны будем подождать здесь еще около десяти минут или чуть дольше, чтобы дать им немного больше времени на перерезку бантагских телеграфных линий, просто для большей верности.

Как раз когда он это говорил, он с трудом повернул штурвал направо. Дирижабль вошел в резкий вираж и Ганс ухватился за кромку передней панели, бросая быстрый взгляд направо от себя. Примерно в миле под ними искрился океан, отражая свет вечернего солнца. Он постарался не представлять себе, насколько далеко это было и сколько времени займет падение. Джек сграбастал переговорную трубку со своим верхним стрелком и дунул в нее.

— Там наверху, ты все еще с нами? Скажешь мне, когда все повернут на меня, я хочу их сосчитать.

Ганс откупорил свою переговорную трубку, чтобы слышать то, как римский стрелок пересчитывает суда, по-прежнему там было одиннадцать «Орлов» и все они поворачивали.

Как Джек и предсказал, всего лишь через час полета, дирижабль с пропускающим водородным баллоном повернул назад. После того, как они покинули побережье Руси и пересекали Внутреннее море по пути к Тиру, верхний стрелок с волнением доложил, что один из кораблей взорвался пламенем и упал. Было похоже, что еще два заблудились. Судно натолкнулось на еще одну воздушную яму, и Ганс снова высунулся в боковой иллюминатор, зажимая рот. Они выполнили полдюжины виражей по спирали. Ганс уныло огляделся. Он полагал, что вид вокруг корабля должно быть прекрасен. Тучные облака, казалось, танцевали и подскакивали вокруг него, дирижабли совершали пируэты внутри воздушной сферы, словно бабочки на поляне из белых цветов. Они скользили по кромке облака, мир становился белесым, воздух холоднее, корабль бросало то вверх, то вниз. Внезапно мир словно взорвался снова голубым цветом, бирюзово-синий океан под ними, кристально-голубой горизонт, и более темный, голубой оттенок, неба над ними. Он слышан стоны и проклятия, эхом доносящиеся через переговорную трубу, соединяющую с пассажирским отсеком. Для парней в полу, чтобы они могли облегчиться, было оставлено небольшое отверстие, но из-за криков и проклятий, спустя всего несколько минут после взлета, он легко мог предположить, что благодаря ветру, дующему через отсек со скоростью сорок миль в час, это приспособление не работало. Судя по всему, кто-то снова и снова попадал мимо цели. Джек усмехнулся над их страданиями.

— Нам следовало хотя бы прикрыть отсек картоном. Эти ребята должны были окоченеть там.

Джек повел корабль на еще один вираж, но более медленно, пристально вглядываясь в восточный горизонт.

— К настоящему времени они, должно быть, перерезали телеграфные линии; нам нужно двигаться дальше, если хотим скрыть все эти корабли в темноте.

Ганс вздохнул с облегчением, поскольку они выровнялись, снова держась юго-восточного направления. Спустя несколько минут он, наконец, смог различить восточное побережье Внутреннего моря, узнавая место к северу от Тира, и полого изгибающиеся отмели, и илистые поймы, которые, в конечном счете, шли вплоть до места, где земля повышалась и затем к узкой гавани. Джек медленно продвинул руль высоты вперед, немного разгружая двигатели, четырьмя регуляторами подачи топлива. Они проскочили через еще одно маленькое облачко, которое начинало окрашиваться в бледный желто-розовый цвет. Вершины Зеленых гор, в пятидесяти милях на северо-восток, были скрыты в облаках, которые, по всей видимости, были темным грозовым фронтом. Джек указал на шторм.

— Окажись пойманным в одном из них, и ты покойник, — прокричал Джек.

Ганс кивнул, глубоко дыша, в который раз сражаясь против рвотных посылов. Внимательно рассматривая восточное направление, он задался вопросом, а не играет ли с ним зрение дурную шутку, или он на самом деле может видеть отдаленный берег Великого моря на расстоянии около ста миль далее на восток. Эту пару огромных водяных просторов, там, в старом мире, скорее всего, назвали бы большими озерами. Они были наиболее близки друг к другу в этом месте. Задолго до войны, в этих местах, даже пролегал торговый путь, проходящий по земле от Тира в восточном направлении к небольшой рыбачьей деревушке, к Карнагану.

Тогда в старые времена бесконечной скачки, вечного кружения орд по миру, этот регион между двух морей, обычно оспаривался тугарами с севера и мерками, совершающих свою длинную скачку дальше к югу через Тир, оттуда вокруг южной оконечности Великого моря, а затем в Ниппон и по краю обширных густозаселенных земель чинов.

Он взял полевой бинокль, который валялся в коробке между его и Джека сиденьями, проверил карту, потом поднял его, чтобы внимательно рассмотреть берег. После месяцев, проведенных в осаде в Тире, он знал все наизусть, внешний круг бантагских линий, в полудюжине миль от города, внутренняя линия его собственных оборонительных построений, древние побеленные стены, сходящиеся вокруг гавани. Он заметил вспышку света, отраженную от крыльев «Шмеля», летящего в тылу противника, несколько секунд видел ее, а затем потерял, задумавшись над тем, как же Джек мог так легко определять такие вещи на расстоянии в десять или даже в двадцать миль. Он снова посмотрел в восточном направлении в бинокль, но теперь они опустились ниже. Было трудно сказать, насколько далеко он мог что-то рассмотреть на открытой коричнево-зеленой прерии.

Он снова изучил гавань, опершись локтями о переднюю панель, на которой были установлены указатели температуры и давления четырех двигателей. Однако машина слишком часто дергалась то вверх, то вниз, чтобы сохранить устойчивое положение, и на него начала накатывать еще одна волна тошноты. Сделав глубокий вздох, он уселся обратно в кресло. Воздух становился более теплым и влажным.

— Я вижу в гавани транспортные суда. Надеюсь это те корабли, иначе нам конец.

Ганс кивнул и закрыл глаза на минуту, глубоко дыша, желая, чтобы они вновь были повыше, где воздух был холоднее. Минуты медленно уплывали. Наконец он взял вверх в борьбе с тошнотой. Затем снова открыл глаза. Они находились всего в паре миль от гавани, летя параллельно берегу. Ганс опознал посадочную площадку дирижаблей к югу от города, прямо на побережье. Туда уже спускался один дирижабль.

— К северу от нас много кораблей, — сообщил верхний стрелок.

Ганс с тревогой посмотрел на Джека. Прошло несколько секунд.

— Четыре двигателя, должно быть они из Рима.

Оба облегченно выдохнули. Бантаги ввели в бой только пару воздушных судов, на этом фронте, и их обоих настойчиво преследовали и уничтожили в течение последней недели, но всегда была вероятность того, что Джурак передислоцирует сюда подкрепление. Прямо на востоке он также увидел двух появившихся «Шмелей», от одного из них тянулся тонкий пучок дыма. Они проследовали прямо к западной части гавани, и Ганс увидел полдюжины кораблей, пришвартованных в доках. Несколько броневиков находилось на причале, от них поднимались клубы дыма, когда они с пыхтением двигались вперед, чтобы присоединиться к длинной колонне, петляющей по узким улочкам города.

«По меньшей мере, эта фаза нашего безумного плана, похоже, что выполнена» подумал он. Они миновали аэродром слева от себя и в четверти мили от берега, Джек посмотрел на него, затем на океан под ними.

— Потребуется капелька изворотливости, с моря дует встречный ветер, приблизительно десять узлов или около того. Держите обе ваши руки на регуляторах подачи топлива. Помните, что два левых предназначены для двигателей левого борта, а два правых соответственно для правого борта. Требуется несколько секунд, чтобы что-то изменилось, поэтому, проклятье, будьте расторопнее.

Ганс шевельнулся, испытывая дискомфорт, делая, как приказано. Джек начал выполнять небольшой вираж к порту, высота по-прежнему уменьшалась. Когда они преодолели полпути, Ганс посмотрел сквозь палубный иллюминатор, который сейчас находился под углом к горизонту и увидел другие дирижабли, подскакивающие в том же направлении, словно мотыльки, следуя за ними неровной линией, протянувшейся назад примерно на милю. Джек постепенно начал выправляться, дрейфуя мимо аэродрома, слегка поворачиваясь к порту, чтобы компенсировать влияние встречного ветра. Сотни людей, словно муравьи, бегали со всех сторон летного поля, то были посадочные команды и механики.

Сохранение равновесия становилось искусным делом. Они стартовали тяжело загруженными, но после почти пятнадцати часов полета они сожгли сотни галлонов топлива. Возможно, они бы стравили часть водорода, чтобы компенсировать потерю веса, но приказы состояли в том, чтобы не делать этого, поскольку будет невозможно пополнить его до количества, необходимого чтобы суда могли быстро разворачиваться. Центральный воздушный баллон был наполнен горячим воздухом, отведенным выхлопными газами от четырех моторов. По пути вниз Джек учитывал все это. Превосходное уравновешивающее воздействие между водородными баллонами, воздушным баллоном с горячим газом и подъемной силой обеспечивали двухуровневые крылья, у корабля должна быть скорость сваливания всего около десяти узлов, такая же, как и у встречного ветра. Это означало, что они будут приземляться, практически оставаясь на одном месте, затем посадочные команды должны будут поймать канаты и страховочные швартовы. В противном случае, корабль начнет тащить назад, он зацепится каким-нибудь крылом и в течение нескольких секунд будет разрушен.

Джек держал нос корабля ниже, подходя к краю поля, затем продолжая снижаться и двигаясь над ним почти на всю его длину, чтобы оставить побольше посадочных мест позади для приземления всех остальных дирижаблей. Ганс, нервничая, крепко вцепился обеими руками за рукояти дросселей, ни разу полностью не совпав с тем, чего желал Джек, когда тот выкрикивал команды — поднять рукоятку с одной стороны, затем с другой, слегка назад, затем снова толкнуть дроссель вверх. Один раз дирижабль ринулся вниз, и медленно взлетел обратно вверх, Джек резко ругнулся, быстро хлопнул по мертвой хватке Ганса на рукоятках, сбивая все четыре обратно. На какой-то момент корабль завис в воздухе, затем опустился на землю, на этот раз более основательно, Джек покрутил затворный кран слева от себя, который открывал и закрывал вентиль в верхней части воздушного баллона. Ганс увидел, как кто-то бросился к их кабине, исчезая под ними, чтобы схватить носовую веревку, предназначенную для удержания корабля; дюжины других копошились с каждой из сторон. Казалось, что у Джека внезапно стало три или четыре руки, удостоверившись, что рукояти подачи топлива были убраны назад, но не на всю длину, так, чтобы если вдруг посадочная команда упустит захват, он сможет щелкнуть их вперед и постараться компенсировать рывок в небо. Вентиль воздушного баллона снова был открыт. Машина дернулась, механики снова показались под ними; дюжина парней, растянувшись в линию, удерживала наращенную длинную веревку, позволяя кораблю, словно флюгеру, встать по ветру, а затем тянула его с поля. Хлопок, который выглядел более похожим на приглушенный свист, чем на взрыв, ошеломил Ганса. Джек оглянулся назад через иллюминатор левого борта, тихо ругнулся, затем уселся обратно на свое сиденье.

— Похоже, это номер двадцать восемь; Я знал, что мальчик еще слишком зелёный.

— Что?

— Горит, тот, что слева. Скорее всего, пропахал землю крылом, порвал его, из топливной линии брызнула жидкость, загорелась, а затем взорвались водородные баки.

Он сказал это с легкостью, но тон выдавал глубокую, бесконечную усталость.

Командир бригады перед их машиной удерживал вверху красный флажок, выкрутив им несколько раз узкие круги, затем отбросил его в сторону.

— Дроссельные заслонки закрыты, — объявил Джек, в тот момент, когда полностью задвинул их назад. — Топливные клапаны закрыты, рычаги управления установлены в нейтральное положение…

Он продолжал вниз по списку, объявляя каждый шаг, когда выполнял его, наклоняясь в сторону Ганса, чтобы выполнить некоторые из задач.

— Прекрасно, это — все. Откройте люк.

Ганс открыл нижний люк, опустил лестницу, и, ощущая себя очень неуклюжим и старым, медленно спустился на дюжину футов до земли. Воздух ощущался другим, в памяти, за долгие месяцы, проведенные в Тире, вспоминался аромат океана, смешанный с сухим мускусным запахом шалфея. Когда он выбрался из-под корабля, то посмотрел назад и увидел догорающие обломки одного из дирижаблей. Корабль распластался на земле, команда качала насосы, поливая его слабенькими струями воды. Пилоты большинства подошедших дирижаблей мудро качнулись по направлению к встречному ветру, так, что смогли уклониться от искр. Некоторые из кораблей двигались легко, приземляясь также мягко, как и колибри; другие тащились с трудом, то срываясь вниз, то подпрыгивая.

Несколько зашли с недостаточной скоростью, повисли неподвижно и начали дрейфовать назад, один из них стал заваливаться на хвост. Джек непрерывно чертыхался, поскольку машина просто застряла там, механики отчаянно подпрыгивали, пытаясь схватить швартовочные канаты. Пилот дал полного газа, машина начала замедляться, вися в воздухе, наконец, остановилась, и на сей раз нос опустился, наиболее вероятно из-за того, что пилот приоткрывал передний водородный баллон. Машина с трудом шлепнулась на землю, шасси отвалилось и покатилось к крыльям, в то время как грузовое отделение казалось, исчезло. Несмотря на то, что они стояли по ветру, Ганс слышал крики находящихся внутри людей, пойманных в ловушку.

Как только наземная бригада вокруг него закрепила швартовые тросы к болтам, залитым в тяжелые бетонные блоки, командир экипажа, наконец, дал возможность выгрузиться верхнему стрелку и людям, сидящим в грузовом отсеке. Один за другим они спустились по веревочной лестнице, у них был жалкий вид, очевидно замерзшие, покрытые рвотой, чувствующие отвращение к себе и миру вообще. Двоим последним, нужно было помочь спуститься и их уложили на землю. Ганс осознал, что он, тоже, скорее всего, не слишком хорошо пахнул. Ганс был счастлив видеть вместе Кетсвану с Винсентом, идущим прямо за ним, в это время тени удлинились, так как приземлялся последний дирижабль из Суздаля.

Затем несколькими минутами спустя прибыли первые из еще двадцати восьми «Орлов», все они ветераны с Римского фронта, более опытные пилоты не имели проблем с приземлением против встречного ветра. Некоторые из них просто обошли полосу приземления и, игнорируя протестующие выкрики наземных бригад, выбрали место для посадки, замедлились до состояния парения, затем мягко опустились на землю. Позже всех приземлялись двадцать пять «Шмелей» из Суздаля и Рима, жужжащих, словно крошечные насекомые после тяжелых и неповоротливых четырехмоторных машин. Они смешались с еще полудюжиной «Шмелей», которые сражались в течение дня на Тирском фронте. У них днище было покрыто черным цветом из-за порохового дыма от переднего «гатлинга». Один из кораблей был сильно поврежден, лоскутья ткани трепетали на крыле по правому борту.

Картина заставила участиться пульс Ганса. Очевидно, что здесь и сейчас был один из самых достопримечательных дней в истории. Более семидесяти летающих машин, все они собрались вместе на этом куске земли. И хотя все выглядело дико и безумно, но в данный момент это дало ему проблеск надежды. Казалось, что природа только усиливала эту демонстрацию, и так не короткие тени конца дня еще более удлинились, преувеличивая реальный размер машин настолько, что они были похожи на исполинов, скользящих по земле. Кроваво-красное солнце висело в западной части небосклона, в то время как на севере поднимающийся шторм, за которым все следили с опаской, представляя величественное зрелище, прошел на восток. Последние из «Шмелей», версии со снятым передним орудием, замененным небольшим отсеком в нижней части судна, которое могло удержать одного человека, прилетели и приземлились. На открытом поле едва ли оставалось место для посадки, когда последний из кораблей остановился. Молодой майор подошел к группе, и среди теней Ганс опознал лазурный жакет и серебряную окантовку офицера воздушного корпуса.

— Добро пожаловать, господа. Извиняюсь, что я не мог подойти ранее, я был весьма занят, — заявил парень, очевидно из Рима, с трудом говорившего по-русски.

Джек похлопал его по плечу.

— Варро. Хорошая работа, сынок, твои люди выполнили чертовски хорошую работу.

— Благодарю вас, сэр. Помогли те дополнительные бригады механиков, доставленные из Рима, и все посадочные команды, которые еще вчера были пехотинцами. Я с докладом. «Шмели», которые прилетели вчера из Рима, — он кивнул на полдюжины машин, у которых снизу были необычные корзины, — стартовали сегодня утром согласно приказу. Двое не вернулись, но первые доклады состоят в том, что они перерезали телеграфные линии в двадцати или более местах отсюда на всем пути до Зеленых гор.

— Чертовски хорошие новости, — заявил Винсент.

Ганс кивнул, соглашаясь с ним. Еще одна идея Варинны. Одно из первых возражений, которые он выдвинул, когда был представлен план, являлся тот момент, что если они приземлятся с таким большим количеством дирижаблей в Тире, Джурак сможет предположить реальную цель. Она немедленно ответила, представляя эскиз того, как переделать легкие боевые дирижабли на двухместные. Снять «гатлинг» и добавить небольшой отсек на одного человека. Корабль приземляется рядом с каким-нибудь изолированным отрезком телеграфной линии, член команды спрыгивает наружу, взбирается на столб, перерезает проволоку, и если есть достаточно времени, то свертывает несколько сотен футов провода и берет их с собой, в то время как второй «Шмель», полностью вооруженный, крутится и удерживает позади любых всадников, отправленных, чтобы патрулировать линию. Ганс был восхищен простотой и изобретательностью предложения. Телеграфные линии всегда были настолько чертовски уязвимы. Там, во время старой войны на Земле, пара дюжин кавалеристов могли до основания разрушить линию, и из-за этого приходилось держать уйму солдат рядом с каждым столбом, чтобы сохранить линию в рабочем состоянии. Бантагские умены у Тира теперь были полностью отрезаны от Джурака, и потребуется, по крайней мере, несколько дней для донесений, которые будут доставляться на лошади. Уловка, конечно же, заключалась в выборе времени. Позволить Джураку получить данные о переброске броневиков, чтобы привлечь его внимание к Тиру, но не обо всём воздушном флоте.

— Генерал Тимокин и Стэн Бамберг здесь? — спросил Винсент.

— Следуйте за мной, господа; они ожидают в штабе.

Ганс присоединился к группе, когда они пошли через поле. Пассажиры дирижаблей находились снаружи, почти все они имели несчастный, вызывающий сожаление, жалкий вид.

— Майор, копии еженедельника Гейтса добрались до этих мест?

— Ах, да сэр, мы только получили номер, о том, что произошло у Капуа. Их перевезли на транспортном корабле с броневиками.

— Хорошо, выделите несколько человек. Я хочу собрать в кучу каждую копию, которую вы сможете найти. Затем найдите немного клея, в случае необходимости возьмите немного муки и смешайте ее в пасту. Затем расклейте все это на внешней стороне транспортеров.

Майор обескуражено посмотрел на него, затем обратился к сержанту, который шел впереди и передал приказ.

— Во всей операции, мы никогда не думали об этом, — сказал Джек. — Чертовски глупая ошибка, такая, что из-за нее можно проиграть войну.

Когда они проходили мимо линии «Шмелей», Ганс приостановился, чтобы проверить машины. Большинство были продырявлены, пара стояла с полностью опустошенными водородными баллонами, ремонтная бригада механиков работала на ощупь, так как рядом с судами, которые могли пропускать водород, были запрещены любые виды освещения. Несколько пилотов «Шмелей» подошли к Джеку, отдавая честь.

— Мы по-настоящему надрали им задницы, — заявил один из них взволнованно. — Я подошел на небольшой высоте и должно быть поймал сотню их, ночевавших под открытым небом, около пятидесяти миль позади линии фронта. Проклятье, я изорвал их.

— А высадки, они выполнены? — спросил Винсент.

Пилот поразился, увидев начальника штаба армии, стоящего в тени, отдал честь и отсалютовал.

— Ах, да сэр, «Шмель», который я эскортировал, он приземлялся три раза вдоль десятимильного отрезка провода и каждый раз вырывал хорошей длины кусок.

Пилот кивнул невысокому парню, стоящему около него.

— Николай, расскажи им.

— Как он сказал, сэр. Мы сняли провод между двух столбов в трех различных местах.

Ганс видел, что мальчик находился в шоке, его левая рука сжимала правое предплечье; в вечерних сумерках, на нем видлелось черное пятно, очевидно, что кровь.

— Что с твоим напарником? — спросил Джек.

Юноша покачал головой.

— Я потерял его на третьей посадке. Несколько этих ублюдков спрятались в овраге, без лошадей. Они подстрелили Петра, как только он взобрался на столб, затем принялись палить по мне. Я также был ранен, но сумел свалить.

Он склонил голову.

— Я думаю, что Петр все еще был жив, когда я оставил его, — прошептал мальчик.

Джек слегка похлопал его по плечу.

— Ты сделал все правильно. Ты был обязан сохранить «Шмеля».

— Нет, сэр, я был в ужасе. Я, возможно, был способен вытащить его.

— Нет, ты не мог, — вставил еще один пилот. — У меня закончились боеприпасы, таким образом, все, что я мог, это постараться их напугать низким полетом. Именно тогда они и повредили мое судно.

— Я испугался и сбежал.

— Мы все испуганы, — мягко ответил Джек. — Теперь идите и хоть немного отдохните. Я хочу, чтобы завтра, с первыми лучами, каждый из вас вернулся в воздух, раненый или нет. Любой, кто в состоянии летать, должен быть завтра в воздухе. Ты спас свой корабль, так что теперь не думай о чем-либо еще.

Они пошли дальше, Ганс мельком заметил бутылку, передаваемую между пилотами, как только они прошли.

Изба, в которой располагался штаб на аэродроме, была не чем иным, как глинобитной лачугой со стенами коричневого цвета, обычного строения в Тире, где древесина имелась в ограниченном количестве. Здесь было единственное освещенное место на поле, поскольку парни работали под отблесками двух лун, которые появились над восточным горизонтом. Когда они вошли, Ганс поразился, увидев Григория Тимокина. Его лицо все еще было опухшим, розовым, покрытым пузырями. Руки были завернуты в бинты, и это в очередной раз укрепило его в мысли, насколько отчаянным было их предприятие. Стэн стоял рядом с ним, ухмыляясь, очевидно в стремлении начать операцию. Хотя его живот все еще крутило после полета, он быстро поднял бутылку водки, стоящую на неотесанном столе, откупорил ее и сделал большой глоток.

— Отлично. Сначала, каковы плохие новости?

Григорий фыркнул.

— Вы хотите длинную или короткую версию?

— Продолжай.

— Прежде всего — топливо. Если бы мы жгли уголь, то было бы более чем достаточно. Пятьдесят два броневика. Мне потребуется двадцать пять тысяч галлонов, если мы хотим добраться до Карнагана.

— У меня приоритет, — вставил Джек. — По меньшей мере, еще сорок тысяч галлонов в одну сторону.

— Я так полагаю, мы запасли это на складах, — сказал Ганс, потирая лоб, так как водка ударила в голову.

— Нефтяные месторождения потеряны. Мы достаточно запасли благодаря коксованию и получению керосина из угля, — сказал Винсент.

— Так в чем проблема? И что означает «пятьдесят два броневика»?

Григорий вздохнул, уставившись в потолок.

— Один из кораблей, перевозящих большое количество керосина, и десять броневиков не добрался до доков.

— Что за черт? Предполагалось же, что ваших людей будет сопровождать монитор.

— Туман. Вчера и позавчера. Мы вышли из него около Тигранус-пойнта, а корабля не было. Я попросил «Шмеля» проверить побережье, пилот думает, что он нашел обломки. Он пошел прямо на мелководье, и затонул.

— Будь все проклято, — рявкнул Ганс.

— Так сколько мы потеряли?

— Пятнадцать тысяч галлонов.

Ганс посмотрел на Винсента, который качал головой.

— Мы можем пополнить запасы через неделю с наших заводов по переработке угля в Риме и Суздале.

Между Джеком и Григорием вспыхнул спор на предмет, кто получит приоритет по топливу; Ганс просто сидел без всякого выражения, уставившись на бутылку, задумчиво жуя кусок сухаря, чтобы хоть что-то сунуть в живот.

— Оставьте на земле «Шмели», которые получили повреждения. Оттащите «Орла», у которого сломано шасси, затем отберите еще четыре «Орла». Они останутся здесь.

— Что? — проревел Джек. — Это же десять процентов всех оставшихся у меня сил.

— Наших сил, Джек, наших сил. Нам необходимо топливо для броневиков. «Орлы» можно будет использовать для местной поддержки. Как только придет поставка с топливом, они могут быть использованы, чтобы буксировать по паре сотен галлонов каждый к колонне, для обеспечения ее снабжения. Григорий, я забираю у тебя пять тысяч галлонов для наших остающихся дирижаблей.

Теперь уже оба, и Джек и Григорий, нависли над ним, но он сидел молча, и его ледяной взор, наконец, заставил их утихомириться.

— Я знаю, что не оставляю тебе достаточно топлива для достижения поставленной цели, чтобы был какой-нибудь запас. Подумай вот о чем. Половина твоих машин выйдет из строя еще до того, как ты доберешься туда. Делай так, как мы делали у Эбро. Сливайте оставшееся топливо, грузите его на все еще рабочие машины, затем двигайтесь дальше.

Эта пара снова начала возражать, а Винсент даже треснул кулаком по столу.

— Проклятье. Сейчас нет времени для споров. Эта операция предполагает, что мы ударим завтра утром. Отставить споры. Григорий, твои машины готовы?

— Если вы имеете в виду — разгружены, то да. Как я и сказал, количество уменьшилось до пятидесяти двух штук.

— И бантаги видели их до того, как линии были перерезаны?

— Несомненно.

Ганс улыбнулся.

— Боже. То, что мы и хотели.

— Я этого не понимаю, — резко ответил Григорий. — Почему вы не перерезали телеграфные провода до того, как мы доставили броневики сюда. Теперь они узнают и предпримут меры.

— То, что я и хотел, — ответил Винсент. — Мы — приманка.

— Что? — спросил Стэн. — И что ты подразумеваешь, говоря «мы»?

— Потому что я иду с тобой, Стэн.

— Прекрасно, но, черт возьми, что насчет приманки?

— Мы должны были перерезать линию до того как перегоним все дирижабли сюда в Тир. В такой момент, как я предполагал, чтобы Джурак не смог вообразить, какова наша действительная цель. Я не хотел показывать истинное намерение, потому что хотел, чтобы Джурак получил данные о том, что все наши броневики были перемещены сюда. Он предположит, что мы постараемся прорвать окружение и захватить Карнаган. В конце концов — это логично. Если мы за короткий период захватываем Карнаган, то сможем угрожать его поставкам через Великое море. Кроме того, мы можем разрушить ту железную дорогу, которую они строят оттуда сюда. Я хочу, чтобы он сосредоточился на этом месте, пока Ганс осуществляет основную атаку.

И Стэн и Григорий кивнули, но было очевидно, что они не слишком довольны своей ролью, и знанием того, что они должны были быть диверсией, а не главным удар.

— Таким образом, только Третий корпус и ничего больше? — спросил Стэн.

— Да. Мы должны держать минимум два корпуса здесь в Тире, чтобы удержать эту базу. Я думаю один корпус это более чем достаточно.

— Ты готов? — спросил Ганс.

Стэн улыбнулся, запихнул плитку табака за щеку, немного походя на молодую версию Ганса.

— Мы наскребли десятидневный рацион на человека, сотню патронов каждому, плюс дополнительная сотня в фургонах сопровождения. Новые ботинки выдали. Мы готовы.

— А ваши ощущения на этот раз? — спросил Тимокин.

Стэн улыбнулся.

— О, примерно те же, что и у других. Но, какая разница? Вроде как представил себе, что мы все должны были утонуть недалеко от побережья Каролины десять лет назад. Каждый день с тех пор был вознаграждением. Если мы собираемся отправиться на дно, позвольте мне сделать это в открытом сражении. Скажи мне, Ганс, куда идти, и мы доберемся туда.

Ганс улыбнулся и посмотрел на Винсента. Три корпуса, окруженные в Тире, развили уникальный дух. В каком-то смысле они чувствовали себя брошенными, окруженными на бесполезном фронте, в то время как большие дела были сосредоточены около Рима. Но с другой стороны, у них была слепая вера в Ганса, и все различия между русскими и римлянами были выжжены из них за время мучительного отступления от Зеленых гор вниз к этому прибрежному порту и затем за долгие месяцы в траншеях. Эти парни были закалены в боях, а не истощены битвами, как те, кто выжил под Римом и в кошмарной атаке у Капуа.

— Численный состав?

— Десять тысяч двести солдат в корпусе готовы к походу. Шесть батарей трехдюймовок, заряжающихся с казенника и один кавалерийский полк.

— Что насчет фургонов сопровождения? — спросил Григорий. — Это крайне важный момент. Нам нужны здоровые лошади и добротные прочные фургоны, которые могут выдержать долгий путь.

— Около сотни, — пришел ответ, и снова Григорий показал, что раздражен.

— Проклятье, четыре сотни раненых в сражении и у нас проблемы.

Он посмотрел на Ганса. После того ужаса, когда во время отступления прошлого года позади были оставлены более тысячи раненых, Ганс непоколебимо решил, что теперь никогда не бросит ни одного раненого. Он неловко дернулся.

— На первом месте должны быть боеприпасы и керосин. При удаче мы сперва захватим много припасов. Это облегчит кормление и транспортировку легкораненых. Раненые, которые могут быть спасены, получат место в фургонах; тех же, кого спасти нельзя…

Он наклонил голову, оставляя недосказанной фразу о том, что, солдат будет оставлен с несколькими патронами.

— Как я и представлял себе, — ответил Стэн. — Просто я думаю, о старине Джеке Уотли время от времени…

Его голос затих.

— Что-нибудь еще? — спросил Ганс.

Группа молчала, поглядывая один на другого.

— Прекрасно, мы начинаем в шесть утра. Постарайтесь немного отдохнуть.

Один за другим офицеры потянулись к выходу. Он знал, что Джек и Григорий проведут эту ночь на ногах, дважды проверяя каждую машину. Наконец, остался только Винсент. Он уселся за столом на стул напротив Ганса, долго смотрел на бутылку, и, наконец, откупорил ее и сделал глоток. Ганс ничего не говорил.

— Война изменила слишком многое, — вздохнул Ганс, вытягивая негнущуюся ногу. — Я скучаю по старым временам. Там была приблизительно дивизия, целый корпус находился на линии огня. Это был ад, но я никогда не забуду Фредериксбург, наблюдая, как Ирландская бригада штурмует холм. Какое это было зрелище.

— Можно поставить на одну доску с Испанией, — ответил Винсент.

— Когда мы поворачивали целой дивизией, закрывая фланг, солдаты ликовали, плечо к плечу, прекрасный ровный строй, более четырех тысяч человек. Интересно, увидим ли мы когда-либо снова нечто подобное.

— Не с этими новыми машинами. Изменилось всё. Думаю это неизбежно. Там в старом мире, готов спорить, у них к настоящему времени есть тоже самое.

Винсент сделал еще один глоток и передал бутылку Гансу. Который поблагодарил его кивком, перестал жевать и насладился еще одним большим глотком.

— Не предпринимай ничего такого, чтобы погибнуть там, — сказал Ганс.

— Это моя работа.

— Нет, больше это не так.

Он наклонился вперед, пристально глядя в глаза Винсента.

— Сынок, мое поколение, Эндрю, Пэт, Эмил, мы отыграли нашу партию. Глава закроется, вместе с этой войной. Если мы победим.

Он покачал головой.

— Нет, когда мы победим, я молюсь, что это будет окончанием войн для нас. Но это не конец для этого мира. Мы с тобой, возможно даже более чем Эндрю и Пэт, являемся настоящими революционерами. Я был узником. Ты, ну у тебя были свои собственные переживания из-за них.

Винсент ничего не ответил.

— Мы оба знаем, что эта война должна будет охватить весь мир. Бантаги являются большой северной ордой, но должны быть еще орды. Мы знаем только одну маленькую часть этого мира. Мы понятия не имеем о том, что происходит на юге, вне сферы влияния бантагов, что с той стороны, какие еще угрозы там есть. Единственная надежда состоит в том, чтобы освободить все человечество на этой планете, нужно основываться исходя из этого. Тогда это будет твоя война.

— Так вот почему я должен остаться в живых?

Ганс улыбнулся.

— После того, как все закончится, Эндрю станет твоим наставником. Он думает, что хочет отойти от дел и отпустить уздечку, но зная Эндрю, думаю, это изменится. Предполагается, что в конце года будут выборы. Кто знает, он даже может поучаствовать в гонке, если у нас по-прежнему будет страна, и мы все еще будем живы. Если он так сделает, то ты был бы отличным кандидатом на должность командующего армией.

— А что насчет тебя или Пэта?

Ганс улыбнулся и отстранился от вопроса.

— У тебя не может быть лучшего варианта, чем он, чтобы следовать за ним. А также присматривать за ним. Что будет сложно время от времени.

— Как он следовал за тобой, — сказал Винсент, и Ганс был удивлен, увидев мягкость в этом мальчике, которая была столь редка в нем, он слишком рано повзрослел в суровых испытаниях войны.

Ганс нервно откашлялся.

— Вы говорите так, словно не рассчитываете вернуться, — сказал Винсент.

— Ну, когда ты планировал эту безумную операцию, какие шансы ты давал воздушной кампании?

Винсент не отвечал минуту.

— Ну?

— Варинна была немного более оптимистичной, чем я.

— Ясно. Но ты знаешь, что это то, чего я хотел с самого начала. Именно поэтому Эндрю решил, что я, а не ты, буду вести нас.

— Теперь я знаю это.

— И Винсент.

— Да.

— Я пройду с этим весь путь до самого конца.

Он не упоминал о разрешении Эндрю; он не стал бы так вести себя, только из-за того, что оно у него есть.

— Я не сомневаюсь, что это так, — спокойно ответил Винсент.

Ганс посмотрел на простые деревянные часы, висящие над изодранной иллюстрацией из еженедельника Гейтса, фото на всю страницу Джека Петраччи, с четырьмя изображениями меньшего размера в каждом из четырех углов, показывающих сражение дирижаблей.

— Итак, минуло десять вечера, — заявил Ганс. — Будем вставать в три, так что давай иди немного поспи.

Винсент кивнул. Он никогда не был тем, кто был в состоянии не опьянеть от спиртного, а три рюмки водки делали его простаком. Через минуту он уже мирно храпел. Ганс вышел на улицу. Под светом двух лун он видел смутные очертания, выстроившихся по линии, дирижаблей и людей, трудящихся около них в темноте. Мимо него прогремел фургон, сопровождаемый тяжелым ароматом керосина. Он слышал невнятные кусочки разговоров на русском, латинском и чинском языках и даже несколько отборных ругательств на английском. Над головой Большое Колесо заполняло небо. Успокаивающий вид.

«Это хороший мир. Может быть, мы сможем избежать ошибок старого мира, построить что-то лучшее. Но сначала мы должны выжить», думал он.

Он вернулся в штаб и бесшумно улегся на другую раскладушку. Необычные воспоминания всплыли в нем на мгновение, не война, даже не прерия, а значительно раньше, Пруссия, аромат леса, доносящийся через открытое окно ночью, когда он был мальчишкой. Тень матери, заглянувшей в комнату, чтобы проверить его, затем все унеслось прочь.

«Почему так?» задался он вопросом. Его рука опустилась на грудь, ощущая тихий стук. «Теперь успокоиться, не поддаваться этому щемящему чувству, которое приходит теперь слишком часто. Эмил продолжает твердить о необходимости успокоиться. Старый Эмил, бог мой, сколько же ему лет? Должно быть значительно за семьдесят. Трудно отслеживать возраст, реальный возраст, таким образом как он считался там дома, в старом мире». Часы спокойно тикали, его мысли дрейфовали и он понимал, что сегодня сна не будет ни в одном глазу. Слишком многое лезло в голову, не о том, что будет… а скорее о том, что было когда-то.

* * *

Джурак перелопачивал доклады, внимательно вчитываясь в грубо выведенные печатные буквы на русском языке, записанные чинским телеграфистом. Все телеграфные линии к югу от Зеленых гор были перерезаны в результате нападения дирижаблей. Однако в данный момент не это беспокоило его. Проблема заключалась в дирижаблях. Вдоль всей линии фронта у Капуа, находился один единственный дирижабль. Предполагалось, что здесь есть десять кораблей, но это был неуклюжий обман, который провел его. Люди решили использовать символы, которые, как было известно, были числами на их английском языке. Наблюдателям на линии фронта дали наистрожайший приказ записывать такие символы, потом они сообщали о наблюдениях. Те же самые десять чисел продолжали появляться в течение последних семи дней, но сегодня утром, одному из его воинов, младшему командиру десятка, разрешили к нему обратиться, поскольку тот утверждал, что абсолютно убежден в том, что не было никаких десяти судов, а был лишь один корабль. При расспросе он сказал, что было одно, особое для него, судно, так как оно почти убило его во время речного сражения, и что у него была небольшая окраска вдоль нижней стороны по левому крылу, и заплатка в форме треугольника по правому крылу в размере не более чем охват рук. У всех воображаемых десяти кораблей были идентичная окраска и заплатка. С этими данными Джурак указал наблюдать за кораблем, поскольку он пролетал дважды в течение дня, и командир десятка (теперь уже командир сотни) был прав. Они приклеивали на судно различные числа. Это была старая уловка, и тот факт, что люди обратились к ней, должен означать, что все их дирижабли были где-то в другом месте. Он уже отправил самых быстрых всадников на юго-восток из ближайшего к месту обрыва гарнизона, с требованием доставить полный доклад. Новости, однако, будут старыми. Утром он думал, что у него есть ясное понимание их плана. Сейчас он в этом не был уверен.

«Такая операция не потребовала бы каждого дирижабля флота янки. Возможны несколько сценариев, пара из них в пределах человеческих познаний о войне. Несколько вне их знаний, или же они поняли, что дирижабли можно использовать не только для разведки и бомбежки?» Он почувствовал холодную дрожь от этой мысли и приказал охране вызвать Зартака.