— Я думал, почему бы мне не зайти и не поговорить о моих мушкетах, — сухо произнес Винсент.

— Этим занимается Джон, а не я, — ответил Чак. Неожиданное появление Винсента застало его врасплох.

— Джон далеко, до него триста миль, так что я еще не скоро смогу обсудить с ним это. Вчера я видел, как прямо с завода в Риме увезли по меньшей мере тысячу мушкетов. И я, черт побери, хочу знать почему.

Рабочие, стоявшие неподалеку, молчали, глядя на Винсента с откровенным возмущением, словно он завизжал посреди церковного богослужения.

Чак жестом предложил Винсенту выйти наружу.

— Не тревожь моих людей, — холодно сказал он. — Здесь делают точные инструменты. Если у кого-нибудь из них дрогнет рука, то несколько недель, а может, и месяцев работы пойдут насмарку.

Винсент и не подумал извиниться, он только сердито посмотрел на Чака.

— Почти половина моих людей по-прежнему безоружна! Как, по-твоему, я могу чувствовать себя при этом?

— Я все понимаю, Винсент, — отозвался Чак.

— И какого черта тебе понадобилось здесь делать? Я слышал, что ты снял с работы в Риме сотню оружейников. Сколько же мы теряем из-за этого оружия? Порох исчезает, куда-то делся один из двигателей, и олова нигде не достать. Поговаривают, что ты строишь здесь секретный завод.

Чак пожал плечами с видом полнейшей невинности.

— Джон знает, что тут творится?

— Эндрю предоставил мне самому решать, что нужно делать, а что нет.

— Это не похоже на Эндрю. Обычно его приказы звучат гораздо точнее.

— Но он именно так и сказал, — произнес Чак тоном оправдывающегося школьника. — И у меня, кстати, есть письменное подтверждение.

— Мне нужно пятьсот мушкетов, Фергюсон, десять батарей и побольше патронов и снарядов.

— Ты просишь их у меня или требуешь? — спокойно спросил Чак.

— Я объясняю. Ты распоряжаешься всем оружием, потому что все люди Джона заняты на постройке оборонных сооружений в Кеве. Делай что угодно, приказывай что хочешь и кому хочешь, но я должен получить мушкеты.

— Или?

— Кто-нибудь из моих людей поговорит с Джоном и намекнет, что ты тратишь чуть ли не тонну пороха в день. Посуди сам, сколько патронов могло бы получиться из такого количества?

— Ты мерзавец, — прошептал Чак.

— Конечно, — холодно ответил Винсент. — Половина армии Марка сражается на южной границе с двумя уменами мерков. Я собираюсь вывести отсюда войска и пойти ему на подмогу. Будь я проклят, если соглашусь проводить эти дурацкие учения в тылу, когда на фронте разворачиваются настоящие события.

— Да что с тобой случилось, Винсент? — поразился Чак.

Он вопросительно посмотрел на Дмитрия, который стоял неподалеку и с интересом прислушивался к беседе. Впрочем, старый солдат не понимал по-английски ни слова и не мог уяснить, в чем, собственно говоря, дело.

— Я просто выполняю свою работу, — сказал Винсент.

— Война для тебя стала слишком личным делом, — тихо сказал Чак. — Разумеется, я ненавижу этих мерзавцев, а кто их любит? Но я не позволю им влезть ко мне в душу и подчинить ее. Да, я нарушаю правила, но я нутром чувствую, что прав, и что именно то, что я делаю, позволит нам победить. А ты превращаешься в такого же убийцу, как и они.

— Не учи меня, — прошипел Винсент.

— Было время, когда ты без колебаний учил нас, ты проповедовал мораль целому полку. Ты убедил солдат остаться здесь, хотя Тобиас уговаривал их собирать вещи и улепетывать. А сейчас в тебе осталась только ненависть. Мерки не получили твоего тела, но, боюсь, они уже получили твою душу.

— Я не собираюсь слушать твои измышления, — оборвал его Винсент.

— Если хочешь получить свои проклятые мушкеты, лучше послушай.

Винсент посмотрел на Чака.

— Винсент, ты мне нравишься и всегда нравился. Черт, мы выросли в Вассалборо вместе. Помню, как-то раз ты ходил с нами на пруд Веббера. Твой отец тогда поднял страшный шум из-за того, что мы купались нагишом.

По лицу Винсента скользнула улыбка.

— Я помню, какими глазами ты смотрел на мою сестру Элис, — продолжал Чак.

Винсент промолчал, но, склонив голову к плечу, внимательно слушал старого друга.

Тогда мы были невинными детьми, — вздохнул Чак. — Никто даже не думал, что мы вырастем и станем убийцами. Я хотел быть инженером и изобретать машины, ты собирался учиться и стать преподавателем или писателем, как полковник Кин. А мы оказались втянутыми в войну. Винсент, я занимаюсь этим, потому что это моя работа, но ты полюбил войну.

— Только так мы можем победить, — ответил Винсент.

— Посмотри на Кина. Черт, я помню, под Геттисбергом… ему и правда нравилось воевать, даже когда убили его брата. Но посмотри на него сейчас. Он стал генералом, командующим. Кто-то должен вести войну, и он взвалил это на себя. Но я бы ни за что на свете не хотел оказаться на его месте. Это как рак, разъедает тебя изнутри. Ты станешь таким, как Кин, ты уже герой и все такое прочее, но в конце концов окажется, что внутри ты мертв.

— Ты закончил проповедь, брат Фергюсон?

Чак кивнул.

— Тогда я хочу получить свои ружья.

— Дам сколько смогу. Обещаю, что ты получишь их как можно скорее.

— Тогда твоя тайна так и останется тайной.

— Как дела в Риме?

— Хаос. Юлий размещает беженцев. Не обошлось без неприятностей – пара пожаров, болезни, но в целом все в порядке. Думаю, крестьяне всегда поймут крестьян. Как говорится, «рыбак рыбака видит издалека». Плохо то, что беженцы продолжают прибывать. Не то чтобы мерки представляли такую угрозу на юге, но они привязывают нас к южному фронту. А город превратился в настоящий детский сад. У нас в доме – две матери и пять детей, Танины родственники.

— А как Оливия, дочь Марка?

Винсент покраснел.

— С ней все в порядке. Она спрашивала о тебе.

— Что это ты покраснел, Винсент?

— Ничего.

— Ну-ка признавайся, у вас что-то было. До меня тут доходили кое-какие слухи.

— Клянусь, ничего не было, — сказал Винсент поспешно.

Чак решил больше не возвращаться к этой теме.

— Ты слышал сегодняшнее сообщение? — спросил он мирно, и Винсент облегченно перевел дух.

— Об эвакуации Суздаля? — он кивнул.

— Плохо дело. Я почему-то думал, что город останется в наших руках. А сейчас будто услышал о захвате Мэна мятежниками. Суздаль стал нашим домом. Черт, у меня там симпатичный домик, и я собирался построить настоящий большой дом с террасой, башенками и изгородью, обзавестись семьей, детишками…

— Война, — пробормотал Винсент и потупился. — Кстати, как там насчет снайперских винтовок?

Чак заколебался.

— Я не могу делать их так быстро. У меня много другой работы.

— Я видел, что ты дал одну Эндрю. Я тоже хочу.

— Собираешься лично пристрелить кого-то?

Винсент улыбнулся и ушел.

— Какого черта он сюда явился? — спросил Теодор, подходя к Чаку.

— Пришел поторговаться, чтобы кое-что получить взамен.

— Он хороший генерал, — сказал Теодор. — У меня братья служат в Восьмом полку. Говорят, он – прямо огонь.

— Огонь может прогореть, — ответил Чак.

Он кивнул Дмитрию и пошел обратно в мастерскую.

Дмитрий кивнул в ответ и подошел к Винсенту, который уже садился на лошадь, чтобы отправиться в Испанию.

— Ты получил оружие?

Винсент улыбнулся.

— Что он говорил?

— Ничего особенного.

— Нужно выучить ваш английский, а то больно страстно вы обсуждали это самое «ничего особенного».

— В том, что он говорил, действительно нет ничего особенно интересного для тебя, Дмитрий.

Дмитрий промолчал.

Винсент, насвистывая, пришпорил лошадь. Он еще не был готов действовать, но дайте ему еще пару месяцев, а уж что ему делать, он знает.

Впервые за много месяцев Эндрю увидел у нее на глазах слезы. Он неловко подошел и обнял Кэтлин. Мэдди спала у нее на руках.

— Мы так старались, чтобы у нас дома было хорошо, — сказала она, обводя взглядом комнату. Голос у нее дрожал. — Людмила дала мне занавески, еще когда я жила в том маленьком домике в Форт-Линкольне. Она отошла от Эндрю.

— Колыбелька Мэдди. Помнишь, как гордились парни, которые нам ее подарили? — она погладила спинку стула, словно прощаясь с добрым другом; на несколько секунд ее взгляд задержался на висевшей в рамке фотографии из газеты – Эндрю и Кэтлин. Единственное, что она забрала с собой – медаль, врученную ей самим Линкольном. — Господи, и все это мы потеряем.

Прижав к себе ребенка, она выбежала из комнаты, Эндрю молча последовал за ней.

На пороге их ждали два солдата Тридцать пятого полка, чтобы нести их скромный багаж. Люди, остававшиеся в городе до конца, сейчас шли к станции, таща узлы и чемоданы.

Эндрю огляделся. Большинство солдат из полка были ему незнакомы. Те, с кем служил Эндрю, теперь командовали другими подразделениями, вошли в его штаб или выполняли работу в правительстве. А в полку теперь служили русские, римляне и даже несколько карфагенян. Все они носили форму старого образца; темно-синий мундир, голубые брюки и кепи с номером «35». На плече – одеяло в скатке и спрингфиддовская винтовка. Впереди полка несли старое полковое знамя, побывавшее в сражении еще при Антьетаме, залатанное и чиненное несколько раз, темно-синее знамя штата Мэн и голубой стяг Руси. За ними виднелись знамя и эмблема Сорок четвертой батареи и такой же американский флаг.

Даже сейчас Эндрю переполняла гордость – полк с честью выдержал все испытания, выпавшие на его долю, и выдержит все, что в дальнейшем преподнесет ему судьба. Даже если они никогда не вернутся сюда, если придется обойти весь мир, пока есть те, кто помнит честь и славу минувших сражений, кто сохраняет знамена, полк будет жить.

Эндрю казалось, что под знамена собрались души всех тех, кто служил в полку: его брата Джона, Киндреда, Сэдлера, Данливи из Сорок четвертой батареи и, конечно, Ганса.

— Мы вернемся! — крикнул Эндрю. Его голос разнесся по всей площади.

Он посмотрел на товарищей, словно в их рядах по-прежнему оставались умершие братья по оружию, и прошептал:

— Мы вернемся! — он снова возвысил голос: — Мы будем бороться до конца! Город, страна канут в небытие, но нас будут помнить. Пройдет время, и наши внуки будут говорить об этих днях, вспоминать вас, ваши подвиги. Они будут знать, что вы принесли себя в жертву ради их свободы. Наши дома, наш город могут разрушить, но мы восстановим их, мы избавимся от страха, который тяготеет над этим миром много сотен лет. Именно во имя освобождения мы и боремся.

Он показал на Мэдди, которая сладко спала на руках у матери.

— Она – самое ценное из всего, что у меня есть и что я могу потерять. Когда-нибудь она будет стоять на этом самом месте и рассказывать внукам, не знающим, что такое страх, нашу историю. Запомните мои слова! Мы уходим, но мы еще вернемся, даже если придется обойти весь мир!

Он посмотрел на свою улицу и вспомнил, как гулял с Кэтлин ночью за день до войны. Тогда они смеялись, вспоминая, как Пэт исполнял роль Ромео, а юный Григорий читал отрывок из «Генриха V».

— «Пусть мало нас, но мы – едины», — прошептал он строку из песни.

Эндрю спустился с крыльца и оглянулся. Дом сиротливо глядел на них опустевшими окнами, дверь была распахнута настежь. Кэтлин печально улыбнулась.

— Не имеет смысла ее запирать, — сказала она. Эндрю поцеловал ее в лоб, потом поцеловал Мэдди, которая открыла глазки и потянулась к отцу.

Он поднял руку и показал вперед. Колонна двинулась.

Они прошли мимо церкви. Из дверей ее выходил священник, служивший некогда в полку капралом. В одной руке он держал винтовку, в другой – Библию. Появилось еще несколько солдат. Они несли полковые книги, в которых велись записи с тех пор, как был сформирован полк.

С юга донеслось знакомое стрекотание пропеллеров – в воздухе показались вражеские корабли. Эндрю настороженно смотрел на них, готовясь дать команду рассыпаться в стороны, если меркам придет в голову напасть на беззащитную колонну – уж больно легкую цель она представляла собой. Один из кораблей пролетел на запад и снизился за рекой.

— Должно быть, сообщает, что город опустел, — сказал Эндрю, посмеиваясь. — Не ожидали?

Остальные корабли продолжали двигаться на северо-восток на высоте нескольких тысяч футов.

От площади вереница беженцев направилась к железнодорожной станции, в сторону восточных ворот. Из собора вышел отец Касмар в окружении нескольких священников. Он перекрестился, а священники плотно закрыли тяжелые двери храма. Калин, Людмила и другие люди тоже перекрестились и направились к Эндрю.

— Святые мощи, — пояснил Касмар, показав на деревянный ящик, который несли четыре священника. — Надеюсь, вы понимаете, как важно доставить их в целости и сохранности.

Эндрю улыбнулся:

— Поставьте их в наш вагон, ваше святейшество.

— Пожалуйста, Эндрю, называйте меня просто Касмар.

Эндрю с признательностью кивнул. Касмар, несомненно, был самым скромным из всех священников, которых Эндрю когда-либо доводилось видеть. Он носил домотканую шерстяную рясу, окрашенную в традиционный черный цвет. На нем не было никаких украшений, кроме обыкновенного железного креста Кесуса и перевернутого креста Перма.

С другого берега снова начали стрелять. Несколько взрывов прозвучало прямо на площади. Эндрю тревожно оглянулся – никто не пострадал.

Из переулка появился Буллфинч. Он подошел к Эндрю и отдал честь.

— Помни, Буллфинч, вам придется действовать без всякой поддержки. Я бы хотел, чтобы, как только мы уедем, батареи и последний суздальский полк эвакуировались к морю. Вы должны удержать реку. Задайте меркам жару при переправе, замедляйте их наступление, но позвольте им войти в город до заката. У вас строжайший приказ: не беспокоить их, пока они находятся в пределах двух миль от города.

— Этого приказа я до сих пор не понимаю, сэр.

— Поймешь, когда откроешь запечатанный пакет, — ответил Эндрю. — После этого пресекайте любые их попытки получить подкрепление со стороны моря.

Буллфинч кивнул. Сейчас он как никогда походил на пирата – с повязкой на глазу и шрамами на лице.

— Да, сэр.

— Похоже, задание тебе нравится.

— Так оно и есть, сэр. Командовать независимой флотилией – что может быть лучше?

— Только постарайся остаться в живых и не потеряй броненосцы. Майна собирается отправить для тебя на Кеннебек продовольствие, уголь и воду. Если сможешь, поддержи Гамилькара, для его рейдов пригодилась бы охрана.

— Он будет счастлив услышать это.

— Удачи, сынок.

— Вы не могли бы хоть сказать мне, для чего такая секретность? До нас доходили слухи, что за городом появилась запретная зона – туда нельзя было попасть в течение нескольких недель. И этот запрет обстреливать город. Что вы задумали, сэр? — тихо спросил Буллфинч.

— У тебя есть запечатанный пакет с приказом. Откроешь его, когда произойдет то, о чем мы договорились.

— Как прикажете, сэр, — разочарованно произнес Буллфинч.

— Хорошо. А теперь ступай.

Буллфинч отдал честь и отправился в порт.

Колонна наконец добралась до станции. У платформы стояли два состава с последними беженцами. Джон вышел из вагона и отдал честь.

— Пэт сообщает, что к ночи они будут в Вазиме. Авангард уже вышел из леса.

— А остальные?

— Армия отступает, как и планировалось. Возле Вазимы их ждут поезда. Арьергарду приходится туго – мерки сильно теснят наши отряды.

— От самого Пэта есть известия?

— Ничего с самой ночи.

— Молю Бога, чтобы с ним не случилось того же, что и с Гансом, — пробормотал Эндрю.

Джон понимающе кивнул.

— Что с фронтом к югу от брода?

— Последний отряд отступил на рассвете. Сейчас мерки, скорее всего, уже перебрались через реку.

— Тогда поехали.

Джон помог Кэтлин влезть в вагон. Там уже толпились штабные офицеры, помощники Калина и священники во главе с Касмаром.

Помощник телеграфиста, висевший на столбе, спросил:

— Сэр, а что же будет с телеграфными проводами? Они так и останутся здесь?

— Сейчас это уже не важно, — ответил Эндрю.

Из всех вагонов, прильнув к окнам, на него с тревогой глядели люди. Он зашел в комнату телеграфиста на станции, где его уже ждал Юрий.

— Я на тебя рассчитываю, — сказал Эндрю. — Видит Бог, я не должен был бы, но больше надеяться не на кого.

— Несмотря ни на что, ты мне веришь, — откликнулся тот.

Эндрю кивнул.

Юрий достал из кармана письмо и отдал его Эндрю.

— То, что я тебе рассказал – лишь часть правды. У меня были свои причины скрывать от тебя остальное. Вскрой его позже.

Эндрю кивнул и протянул Юрию руку. Тот смущенно пожал ее и отвернулся. Глаза его блестели.

— Удачи тебе, Юрий…

Эндрю направился к двери.

— Ты никогда не узнаешь, как твое милосердие изменило все, — прошептал Юрий в спину удаляющемуся Эндрю.

Эндрю в последний раз посмотрел на город. В нем сейчас жили только воспоминания. Он махнул рукой машинисту.

— До встречи, — пробормотал он, обращаясь к городу, и взобрался в вагон.

Поезд тронулся. Эндрю стоял на площадке и смотрел, как мимо проплывают укрепления. Поезд начал набирать скорость, прогрохотал по мосту через Вину. Под мостом пенилась вода. Вдали мелькнули давно опустевшие заводы. Странно было видеть трубы, из которых не шел дым.

Весь мир, казалось, замер.

Колеса отстукивали ритм все быстрее и быстрее. На повороте поезд замедлил ход, и в последний вагон запрыгнул стрелочник.

Эндрю выглянул в окно. Поезд как раз поднялся на холм, и на мгновение он вновь увидел Суздаль с его деревянными домами, церквями и крепостными стенами – древний город, как на картинках в исторических книгах. Потом он исчез из виду.

Раздался пушечный залп. Пэт спокойно сидел и методично жевал бутерброд, глядя на полевую батарею в действии.

Артиллеристы перетаскивали полевые орудия. Первую пушку уже спустили с холма, и она, скатившись с него, остановилась в поле. Снаряд мерков взорвался рядом со второй, она перевернулась в воздухе, как игрушечная, и тяжело рухнула на землю. — Черт побери, — прошептал Пэт.

Остальные батареи продолжали спускаться по склону. Через минуту кавалерия мерков уже была на гребне холма, они добивали раненых, оставшихся на поле боя.

Офицеры перегруппировывали силы. После команды «огонь» в бой вступила пехота. Ружейный залп заставил мерков отступить.

— Это заставит их призадуматься, — с усмешкой сказал Шнайд.

— Твои люди хорошо сражаются, — заметил Пэт, махая рукой в ответ на приветствия арьергарда. Запыхавшиеся солдаты взбирались на склон холма и оживлялись при виде командующего.

Он поднял бинокль и осмотрел окрестности. Второй корпус отступал. Солдаты держались полукругом, чтобы не позволить противнику окружить себя с флангов. Еще день назад, когда мерки прорвали линию обороны в нескольких местах, он бы не поверил, что планомерное отступление возможно. Переход по лесу, растянувшийся почти на пятьдесят миль, сделал свое дело. Мерки вымотались и теперь были не в состоянии преследовать противника. Русская и римская пехота хорошо знала местность, к тому же люди привыкли ходить по лесу. Отрезанные от основного войска отряды мерков безжалостно истреблялись. Только сегодня удалось уничтожить почти целый умен, который по недомыслию рванул в атаку на Ярослав. Пэт едва преодолел искушение начать контратаку, но, подумав, решил отказаться от этой соблазнительной затеи. Победа была бы незначительной и не принесла бы существенных результатов, зато возможная потеря обоих доверенных ему корпусов была бы катастрофой.

«Никогда не думал, что стану таким осмотрительным, — подумал он. — Должно быть, старею. Еще год назад я бы скомандовал „в атаку", а там – будь что будет».

А сейчас все изменилось. Покончив с бутербродом, он откупорил фляжку и запил водой кусок свинины, заброшенный в желудок. Потом снова поднял бинокль.

В сорока милях к западу, в той стороне, где лежал Суздаль, в небе виднелся дым. Стреляли батареи, расположенные на берегах Нейпера.

— Летят аэростаты! — крикнул кто-то, и Пэт перевел взгляд на юг. Высоко в небе двигались черные точки.

В городе зазвонили колокола, началась суматоха. Поезда выдвинулись вперед, готовые забрать отступающие войска.

— Проклятье, — выругался Шнайд.

— Телеграфная линия перерезана, из Суздаля – ни слова.

— Ну, если они выведут из строя какой-нибудь паровоз и заблокируют линию, придется открыть огонь.

Пэт посмотрел на запад. По полям двигались колонны – мерки наступали, готовясь убивать всех, кто встретится на их пути.

Джек подбежал к «Летящему облаку». Двигатель уже работал. Сегодня они дважды поднимались в воздух, облетели фронт, заметили авангард мерков, готовящийся к наступлению, и поспешили назад доложить об этом. Колонны мерков, как змеи, пробирались через лес, отчего тот казался живым. Повсюду виднелись знамена, пешие и конные воины продвигались вперед, на опушке стояли артиллерийские батареи.

Из другого ангара вывели «Клипер янки». «Китайское море» вылетел на восток час назад, направившись к Кеву, где уже построили несколько ангаров. Джек собирался последовать за ним спустя час, посадив своих рабочих на последний поезд. Люди уже начинали беспокоиться, но он уверил их, что мерки появятся только через несколько часов.

Две недели стояла нелетная погода. Дул сильный северо-восточный ветер, и аэростаты мерков не появлялись над Суздалем – то ли не могли справиться с ветром, то ли боялись еще одного сражения. Джек все это время следил за мерками. И сейчас они наконец снова бросили ему вызов.

— Они быстро приближаются! — крикнул наблюдатель, указывая на юг.

Федор запрыгнул в корзину и уселся позади Джека. Зашумел двигатель.

— Вы поднимаетесь! — воскликнул бригадир, и рабочие сняли с корзины колеса.

— Давай четвертую скорость, Федор!

Пропеллер начал крутиться. Аэростат стал подниматься. Джек посмотрел на «Клипер янки» – возле него по-прежнему суетились рабочие. Корабль никак не мог взлететь в воздух, и Джек несколько часов ломал голову, пытаясь определить, в чем дело. Вероятно, где-то на обшивке разошлись швы и через них вытекал газ. Но сейчас не было времени размышлять об этом. Джек плавно выровнял нос корабля.

Мерки парили в нескольких тысячах ярдов над землей на расстоянии пяти миль от Джека, Он бы с удовольствием отдался на волю ветра, чтобы набрать туже высоту, что и мерки. Но на это потребуется не меньше пятнадцати минут, а за это время враг уже беспрепятственно доберется до Вазимы. Сбрось они хоть одну бомбу, и железнодорожные пути будут разрушены, а последний поезд не сможет увезти людей.

— Давай, Федор. Будем подниматься прямо вверх!

Он переложил руль высоты – нос корабля задрался вверх. Корабли мерков стали снижаться, выстраиваясь в линию. Джек нервно нащупал висящие на стенке корзины револьверы. Кроме того, у Федора был запас бензиновых бомб и два короткоствольных ружья с раструбами, изготовленных рабочими по их заказу. Вид у них был внушительный, и Джек не мог отделаться от мысли, что это оружие окажется опасным не только для врагов, но и для самого Федора.

Корабли приближались, их построение изменилось. Теперь шесть из них остались наверху, остальные шесть опустились вниз.

Любопытно. Что бы это значило?

Он оглянулся через плечо и увидел, что «Клипер янки» наконец-то оторвался от земли.

— Они собираются обойти нас сверху! — заорал Джек. Ветер дул в спину меркам, и они спускались по крайней мере вдвое быстрее, чем он. Их полет казался ему стремительным танцем смерти.

Расстояние до врага составляло уже меньше мили. Вазима была прямо под ними. Железнодорожная станция напоминала растревоженный муравейник. В нескольких милях к северу клубился дым: мерки атаковали последний опорный пункт русских войск.

Рассматривая в бинокль корабль мерков, он заметил отблеск металла перед одним из пилотов.

— Проклятие, да на корабле пушка! — воскликнул он.

В панике он резко повернул руль, и нос аэростата круто пошел вниз. Три корабля мерков явно нацелились на «Клипер янки», другие три выстраивались, чтобы пройти над «Летящим облаком».

Оставался единственный путь – вниз. Джек полностью открыл вентиль и нырнул.

Первый корабль мерков прошел сверху. Джек услышал слабый щелчок, но ничего не заметил и с облегчением вздохнул. Не видя над собой кораблей, он поворачивал «Летящее облако» наугад – то влево, то вправо. Земля стремительно надвигалась. Джек закрыл вентиль.

Слева внезапно вспыхнул огонь. На мгновение перед опешившим пилотом мелькнул металлический зубец, как у гарпуна. Падая на землю, гарпун тянул за собой веревку с привязанным факелом.

«Прямо охота на китов, — подумал Джек, чувствуя слабость в коленях. — Загарпунить нас сверху – древко входит внутрь, факел тянется следом в дыру, из которой вытекает водород…»

Федор посмотрел на Джека и кивнул – он тоже увидел, как буквально в ярде от них вниз пролетел гарпун.

Внезапно оболочка шара разорвалась, будто вскрытая невидимой рукой. На земле под ними поднялась пыль от падающей картечи.

— Господи, эти сволочи стреляют в нас!

— А ты чего ждал? — заорал Федор. — Что они будут обсыпать нас цветочками?

Джек потянул руль на себя. Нос «Летящего облака» задрался, и корабль опять начал подниматься в небо. Джек задрал голову и осмотрел повреждения. В нижней части шара виднелось десятка два дырок; должно быть, то же самое было и наверху. Он попытался прикинуть, за какое время улетучится газ и они рухнут на землю.

— Все не так уж плохо, — закричал Федор. — Пока мы держимся.

— Но теперь мы не дотянем до Испании!

— Просто лети дальше!

Прямо по курсу Джек увидел три подбивших его аэростата, они двигались против ветра. Он оглянулся: сзади его поджидало шесть других кораблей мерков. И тут его осенило. — Эти шесть, должно быть, набиты бомбами. Вряд ли у них на борту есть что-то еще!

На земле загрохотали пушки. В бой вступила специальная батарея противовоздушной обороны. Четыре орудия обстреливали вражеские корабли, снизившиеся, чтобы добить противника. Три из них пытались прорваться к лесу, над которым болтался «Клипер янки».

Джек продолжал подниматься, проклиная вражеские аэростаты, приближавшиеся к ним сзади – их преимущество в скорости было очевидным. Зато «Летящее облако» лучше набирало высоту, и Джек постарался использовать это. Аэростаты с бомбами начали разворачиваться по ветру, стараясь сохранять дистанцию.

Преследователи подбирались все ближе. Просвистел одиночный снаряд. Джек бросился на пол, чувствуя себя совершенно беззащитным. Состязание в скорости продолжалось.

— Если бы у нас была пушка, мы достали бы их, черт побери! — крикнул Джек. Он пытался увеличить скорость, но толку в этом было мало. С высоты добрых тысячи футов он взглянул вниз – там наступала пехота мерков, вооруженная мушкетами. Только этого им не хватало.

— Я разворачиваю корабль, Федор, мы разобьем этих мерзавцев!

В это время с другого корабля раздался выстрел, и снаряд попал в корму аэростата. «Летящее облако» подкинуло вверх. Мгновенье спустя этот снаряд вылетел спереди, а с ним куски дерева и ткани.

— Водород может попасть из переднего и заднего отсеков в топливный! — закричал Федор. — Одна искра – и мы взорвемся!

— Приготовить бомбы!

Джек повернул руль управления вправо, разворачивая аэростат по ветру. Корабли врага тоже начали разворачиваться, чтобы избежать обстрела с земли, но его маневр застал их врасплох. Расстояние стремительно сокращалось.

— Федор, приготовься!

Федор нервно покосился на дыру в топливном отсеке и торопливо достал банку с бензином.

— Давай!

Федор поджег запал и сбросил банку на нос корабля в ста футах под ними. Банка пробила корзину и полетела к земле.

— Проклятье! — завопил Джек. Он выхватил револьвер и разрядил его в злополучный корабль. Федор нацелил свои ружья вниз и дырявил корабль до тех пор, пока тот не стал похож на перечницу. Он вытащил еще две банки с бензином, поджег их и, свесившись через борт, швырнул вниз. Одна из них спружинила на аэростате, как на матраце, другая раскололась, бензин выплеснулся.

Джек ругался всеми известными ему словами. «Летящее облако» продолжало дрейфовать на месте, а вражеский корабль летел вперед.

Он начал разворачиваться. Второй корабль мерков шел в пятидесяти ярдах правее и намного ниже «Летящего облака», так что мерки не могли стрелять вверх. Третий находился почти на одном уровне с Джеком, и его пилоты наводили пушку.

Они летели уже над Вазимой, и их продолжало сносить к северу. Примерно на расстоянии мили от них кружили, гоняясь друг за другом, «Клипер янки» и три вражеских корабля. Издали это было похоже на игру в салочки неуклюжих великанов, которым никак не удается поймать друг друга.

Джек пришел в ярость от полнейшего бессилия.

Корабль противника теперь находился слева от него. Мерки бросили свою пушку; один из них натянул лук и посылал в Джека одну стрелу за другой. Джек вытащил второй револьвер и расстрелял всю обойму, Федор наставил на мерков ружье и выстрелил – безрезультатно.

— Полный вперед, Федор! Давай!

Джек резко переложил руль, и «Летящее облако» направилось на помощь «Клиперу янки». Бомбардировщики были далеко, и догнать их Джек не мог – мешал ветер. На полном ходу он летел на восток. «Только бы эти ублюдки не разбомбили ангары, — мрачно подумал он. — Иначе можно распрощаться с надеждой на приземление, ремонт и возможность убраться отсюда в Кев».

Один из кораблей мерков кружил вокруг «Клипера янки», стреляя по корзине. Джек выругался, увидев, что пилот бессильно свесился со своего сиденья и корабль продолжает движение вслепую. Его помощник отстегнул ремни безопасности, перелез через тело и, добравшись до панели управления, направил корабль на восток.

Еще один корабль мерков, который кружил над «Клипером янки», явно намеревался снизиться и обойти его с тыла.

— Федор, пристегнись!

— Что, черт подери, ты собираешься делать?

— Я протараню этого сукина сына.

Джек открыл вентиль и направил аэростат вниз. Вражеский корабль был так увлечен преследованием своей жертвы, что не обратил внимания на этот маневр. Джек развернул «Облако», увеличив скорость.

— Ты с ума сошел! — воскликнул Федор, вытаращив от ужаса глаза.

— Заткни пасть и держись крепче!

Джек нацелился прямо на хвост противника. Осталось пятьдесят ярдов… двадцать… десять…

Нос «Летящего облака» пробил корабль мерков, повредив топливный бак. Джек почувствовал, как хрустнул киль корзины, когда в последнюю секунду он рванул аэростат вверх, едва сумев пройти над кораблем противника.

«Летящее облако» набирало высоту, его команда радостными воплями приветствовала появление огромной дыры в аэростате мерков.

— Теперь бомби этого ублюдка!

— Но мы сгорим!

— Бомби!

Федор вытащил бомбу и запалил фитиль. Они как раз пролетали в тридцати футах над пробоиной.

— Бросай! — закричал Джек.

Бомба упала рядом с дырой, но сразу не взорвалась. Она перекатывалась по оболочке шара, запал продолжал искриться. Вокруг дыры появилась кайма голубого пламени и поползла по обшивке дальше. Бомба провалилась в пылающую брешь, выбросив столб синего огня. Казалось, воздушный шар пропороло голубое лезвие пламени.

«Летящее облако» подбросило горячим воздушным потоком. Вражеский корабль взорвался и полетел вниз.

— Снижайся! — крикнул Федор.

Джек посмотрел назад – кусок горящего шелка опускался на его корабль. В любую секунду оболочка аэростата могла вспыхнуть и взорваться, как это только что произошло с кораблем мерков. Джек рывком открыл клапан и развернулся.

Он чувствовал себя участником кошмарного сна, когда видишь, что с минуты на минуту произойдет непоправимое, но не можешь ничего изменить. «Летящее облако» нырнуло носом вниз. Справа Джек увидел огненный шар – корабль мерков.

— Нам конец! — крикнул Федор.

Джек оглянулся. Ветер трепал небольшой кусок ткани, под ним обнажилась деревянная основа аэростата.

— Водород вытекает! Сейчас взорвемся! — завопил Джек, глядя на синеватые языки пламени, которые лизали шелковую обшивку. Помнится, Чак говорил, что внутри аэростата можно чиркнуть спичкой, и она не загорится, потому что для горения нужен приток воздуха. Сейчас это было слабым утешением: газ явно вытекал наружу. Обшивка продолжала гореть.

Пламя распространялось все дальше. Джек посмотрел вниз – до земли было еще очень далеко. Сзади приближались вражеские корабли. «Клипер янки», взяв курс на восток, вышел из боя и направился на Кев. По крайней мере один аэростат ему удалось спасти. «Черт, что я делаю? — удивился сам себе Джек. — При чем здесь другие корабли? Это я могу сейчас сгореть заживо!»

Он закрыл глаза и закричал, заходя в крутое пике. Федор в полный голос призывал всех святых, исповедуясь в грехах и моля о прощении.

— О чем ты, черт возьми, говоришь? Ты спал со Светланой? — неожиданно завопил Джек, открывая глаза и возмущенно глядя на Федора. — Я думал, она интересуется мной!

— Извини, — причитал Федор. — О Боже, мы горим!

— Если ты сгоришь, туда тебе и дорога, черт бы тебя побрал!

Он почувствовал, как вздрогнул корабль, когда отвалилась часть корзины, земля неотвратимо приближалась. Пламя ползло по хвостовой части аэростата. Земля неслась навстречу; деревья, разбросанные по склону, казались копьями, готовыми пронзить умирающее чудовище.

Джек рванул руль высоты на себя. На минуту показалось, что он исправил положение, но тут нос стал задираться.

Они стремительно снижались. И чем отчаяннее Джек пытался удержать корабль, тем быстрее он падал.

Впереди появилась новая группа деревьев.

До Джека доносились жалобные вопли Федора, он чувствовал жар пламени.

Он с силой дернул рычаг, и земля опрокинулась на него.

Пэт стоял на холме и тихо ругался, глядя на появившийся над лесом огненный шар.

— Это был один из наших, — прошептал кто-то.

Пэт кивнул.

— По крайней мере они забрали с собой этих мерзавцев, — заметил другой.

С неба спикировали шесть вражеских аэростатов. Колонна солдат вдоль железной дороги взяла оружие наизготовку, и все начали стрелять. Упали первые бомбы, через несколько секунд раздались взрывы на станции и в городе.

В атаку пошли второй и третий аэростаты. Они летели очень низко – всего несколько сот футов над землей.

Одна из бомб попала в паровоз, и он тотчас взорвался. Пэт охнул и отвернулся.

Корабль продолжал кружить в воздухе, медленно поднимаясь и дрейфуя на север. Он описывал круги на одном месте, ветром его относило в сторону.

— Должно быть, пилотов убили, — догадался кто-то. Остальные корабли летели выше, и сброшенные ими бомбы не достигли цели.

Наконец они повернули и медленно направились на восток. Одинокий русский аэростат тщетно пытался набрать высоту, мерки преследовали его. Корабль мерков с погибшим экипажем продолжал кружиться, его относило все дальше и дальше.

— Черт знает что, — рявкнул Пэт. — Самое лучшее – убраться отсюда как можно скорее.

— Что значит, «страна опустела»? — грозно спросил Джубади.

Рядом шли колонны воинов, направляясь на юг. Он взглянул на Нейпер. Два корабля янки стояли на якоре посреди реки и обстреливали берег и брод, по которому умен перебирался на сторону русских. Воинам приходилось то и дело уворачиваться от осколков.

С летающего корабля сообщили, что Суздаль действительно пуст. Сначала Джубади не поверил своим разведчикам, но после такого сообщения приходилось признать, что они были правы.

Джубади посмотрел на дорогу. Выстрел с корабля буквально смел нескольких всадников, остальные пустили лошадей галопом и быстро миновали опасное место.

— Найдите другой путь! — крикнул Джубади. — Невозможно вести войска к Суздалю под таким обстрелом.

— Других путей нет, — тихо ответил Музта.

Джубади сердито взглянул на него:

— Клянусь памятью предков, тогда мы сами построим дорогу! Приведите пленных карфагенян, и пусть работают. Дайте им в помощь один умен. Мы продвигаемся слишком медленно.

— Но чем здесь сможет помочь умен? — недоумевая, спросил Музта.

— Мечами, если понадобится! — рявкнул Джубади. Он посмотрел на Тамуку и Хулагара.

— Ну что это за люди? — прорычал он. — Мы предложили им амнистию и возврат к старым временам, чтобы все было как прежде. Разве этого недостаточно? А они сбежали, сбежали все, бросили свою землю. Я думал, они себе жизни не мыслят без земли.

— Очевидно, мыслят, — отозвался Тамука.

— Я уже это понял, — отозвался Музта.

— До сих пор мы выигрывали все сражения. Я считал, что мы захватим Суздаль и война закончится.

— Почему? — спросил Вука, надменно посмотрев на Тамуку.

— Они хотят нашей смерти и не согласятся на меньшее, — резко ответил щитоносец.

Джубади с яростью взглянул на него и обратился к разведчику:

— Ты видел город?

— Я вошел в него. Он опустел, мой кар-карт. Последние из их орудийных расчетов ушли на юг, к морю.

— Опустел, — прошипел Джубади.

Он думал о миге победы, представляя, как его воины входят в город и убивают непокорный скот. Или, еще лучше, как скот подчиняется ему, унижаясь и моля о пощаде. Сейчас стало ясно, что ни того ни другого ожидать не приходится.

Он посмотрел на дорогу. Вдоль нее лежали трупы его лучших воинов, убитых выстрелами с железных кораблей. С тех пор как мерки подошли к реке, эти корабли ежедневно убивали сотни воинов.

— Будь они все прокляты! — выкрикнул Джубади. Он дал лошади шенкеля и послал ее в галоп.

Дорога была пуста, он ехал один, но корабли не обращали на него внимания: их целью было скопление войск позади.

— Давайте же, черт с этими пушками, уходим! — кричал Пэт.

Позади горела Вазима. Поезда наконец могли отправляться, обломки взорвавшегося паровоза убрали, пути починили – попытка мерков перерезать железную дорогу не удалась.

Отступали последние орудийные расчеты с двадцатью пушками, на них полукругом надвигались мерки. Еще дальше целая колонна их пехотинцев наступала вдоль путей.

Артиллеристы дали последний выстрел и пустились бежать.

Пэт стоял на крыше одного из вагонов. Люди промчались мимо, вслед им несся град картечи.

С обеих сторон раздавались выстрелы, свистели пули и стрелы.

— Скорей, скорей! — кричал Пэт, размахивая фонарем.

Паровоз пронзительно свистнул. Пэт перепрыгнул с крыши одного вагона на крышу другого. Поезд дернулся, и Пэт едва удержался на ногах. Добежав до конца вагона, он спрыгнул на платформу, на которой обычно перевозили орудия, — сейчас она была забита людьми. Они втаскивали оставшихся на земле солдат.

— Сюда! — крикнул кто-то.

Пэт обернулся и увидел двух мужчин.

— Джек, давай!

Петраччи прибавил шагу, он сильно хромал, но все равно поддерживал Федора, а тот, в свою очередь, пытался поддержать Джека.

Пэт посмотрел вперед, но поезд было уже не остановить.

— Пошли! — крикнул он и спрыгнул. Споткнувшись, он снова поднялся, чтобы помочь своим товарищам.

— Черт побери, генерал, мы не можем потерять еще и вас! — крикнул кто-то.

— Тогда помогите, идиоты!

С поезда спрыгнуло еще несколько человек. Они подхватили Федора, а Пэт поднял на руки маленького инженера. Пэт с трудом бежал по насыпи, оскальзываясь на камнях.

Поезд медленно набирал ход.

— Беги же, черт тебя подери! — кричали все, кто был свидетелем сцены, разворачивающейся у них перед глазами. Кавалерия мерков приближалась.

Пэт чувствовал, что сердце у него готово выскочить из груди. Из вагона протянулось несколько рук, солдаты втащили Джека, а следом за ним и Пэта.

Он снова стоял на платформе, хотя был момент, когда ему показалось, что он вот-вот попадет под колеса.

— Я же говорил, не нужно бросать зажигательную бомбу, — сказал Федор, задыхаясь и сердито поглядывая на Джека.

— Надо было тебя там оставить, — недовольно рявкнул тот. — Ты строил шашни со Светланой за моей спиной!

— Она сама так хотела, — огрызнулся Федор. — И будь я проклят, если еще когда-нибудь полечу с тобой! Ты чуть не отправил меня к праотцам!

Пэт, который до этого молча пытался отдышаться, не выдержал и захохотал во весь голос.

— У кого-нибудь есть выпить? — спросил Джек. Он слишком устал, чтобы продолжать спор.

Солдаты наперебой стали предлагать фляжки с водкой.

Джек улыбнулся и посмотрел на своих поклонников. По вагонам уже пронесся слух, что оба отважных пилота спаслись и теперь едут в этом же поезде.

— Да-а, зрелище было не для слабонервных, — промолвил Пэт. Он подошел к Джеку и, взяв у него из рук чью-то фляжку, отпил глоток.

— Спасибо, что спас. Я думал, что мы не успеем.

— Ну, еще бы не спасти, — ответил Пэт. — Где еще мы найдем таких героев?

Джек предложил флягу Федору, и хотя тот все еще злился, тем не менее взял флягу и благодарно похлопал Джека по плечу.

— Спасибо, что вытащил меня, — со вздохом произнес он.

— А как бы я тебя оставил? — мрачно отозвался Джек. Он взял флягу и осторожно завинтил крышку. Руки у него были в волдырях от ожогов.

— Эмил вас подлатает, и будете как новенькие, хоть сейчас в бой, — утешил их Пэт, а люди вокруг радостно закивали и заулыбались.

Джек посмотрел на своих обожателей и тяжело вздохнул. Снова подниматься в воздух совершенно не хотелось. «Ни за что и никогда», — подумал он. Устроившись поудобнее, он закрыл глаза и тотчас вспомнил, как они падали, а вокруг все горело и плавилось – настоящий ад. Джек дрожал, как в лихорадке.

Пэт встал и посмотрел на запад.

Они едва успели выбраться – последний поезд из Вазимы. Эта мысль заставила его содрогнуться. Эти мерзавцы захватили почти всю страну без особых для себя потерь, тогда как тугары потеряли множество своих воинов, а сами они – свыше пятнадцати тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести.

В поезде только и разговоров было, что о поспешном отступлении, которое больше всего походило на бегство. Солдаты радовались, что уцелели, но Пэт понимал, что как только схлынет возбуждение первых часов, наступившая реальность остудит их пыл.

Теперь они все оказались в изгнании, весь народ.

На повороте Пэт посмотрел вперед: пути были забиты поездами, они тянулись до самого горизонта. Больше тридцати тысяч человек устремилось на восток, спасаясь от гибели. Но люди вокруг, глядя на Джека, вели себя так, словно добились победы.

«Если это победа, — мрачно подумал Пэт, — не хотел бы я увидеть, каким будет поражение».

Кар-карт Джубади натянул поводья, сердце у него сжалось от суеверного страха.

Цель лежала перед ними – родной очаг янки, средоточие их силы, все, что угрожало его орде и всем другим ордам в их вечном пути вслед за солнцем. Город беззащитно лежал перед ним.

Из ворот Суздаля выехал всадник и направился к нему. Подскакав, он склонился в поклоне и сказал:

— Город пуст, мой кар-карт. Совершенно пуст, как и сказал первый посыльный.

Джубади отвернулся.

Они ушли.

Как скот решился на это? Ведь свыше предопределено, что скот всегда остается на одном месте. Только Избранные странствуют по миру. Неужели весь народ решил превратиться в проклятых странников?

— Хулагар!

— Да, мой карт?

Заляпанный грязью носитель щита тотчас подскакал к нему.

— Город пуст! Они ушли, в самом деле ушли!

Хулагар кивнул.

Он молча смотрел на деревья, которые росли слева от дороги. Что-то настораживало его. В душе ожило предчувствие беды – об этом шептал ему дух «ту».

«Оглянись, оглянись скорее!»

Хулагар взглянул на знамя, которое развевалось на высоком шесте перед мостом. Это был черный флаг с красным глазом Буглаа посередине. Такой флаг вывешивали только в тех случаях, когда умирал кар-карт.

— Откуда они узнали? — прошептал Джубади, стараясь подавить страх. Все вокруг загомонили, послышался сигнал тревоги – воины только сейчас увидели зловещее предзнаменование.

Джубади понимал, что не должен показывать страха, но сердце у него колотилось.

— Откуда они узнали?

— Питомцы знают об этом, — прошептал Хулагар. Его предчувствия возвратились с новой силой.

— И они ушли, — обреченно произнес Джубади. И что теперь? Он думал, что все решится здесь, что он войдет в покорный город победителем. Но это оказались лишь мечты.

— А что с заводами?

— Все пусто, — сообщил разведчик дрожащим голосом. — Нет ничего – ни машин, ни машин, которые делают машины, — нет ничего, кроме пустых зданий.

— Они ушли, да? — раздался голос.

Джубади оглянулся и увидел подъехавшего Тамуку. Вука был рядом.

При взгляде на Тамуку он преисполнился холодной ярости, которую едва сумел сдержать. Щитоносец оказался прав, ему подсказал дух «ту». Джубади почувствовал внутреннюю дрожь. Если Тамука сейчас опять выдаст что-нибудь своевольное, то умрет мгновенно.

— Мне очень жаль, мой кар-карт, — произнес Тамука лишенным всяких эмоций голосом.

— Трусливые ублюдки! — бушевал Вука. — Покинуть собственные юрты безо всякого сопротивления! Их даже презирать противно!

— Не забывай, это всего лишь скот, — сказал Тамука.

Музта со своим сыном и несколькими приближенными подъехал к Джубади.

— Они сражались за эту позицию до тех пор, пока мы едва не захлопнули мышеловку. Кин хорошо разыграл эту партию.

Ты говоришь так, словно восхищаешься этим скотом! — фыркнул Вука.

— В какой-то степени так оно и есть, — отозвался Музта. — Когда-то он разгромил мою армию, а теперь ускользнул у вас из-под носа.

— Это ненадолго! — прорычал зан-карт, с ненавистью глядя на Музту.

— Ты бы хотел убить меня, верно? — тихо спросил Музта.

— Лучше не раздражай меня, тугарин, — холодно ответил Вука.

— А если буду?

Между ними втиснулся Хулагар.

— Наш враг там! — показал он на восток.

— Разумеется, — ответил Музта с улыбкой.

Во время этого разговора Джубади молча смотрел на черный флаг, который лениво развевался по ветру. Он на секунду снял шлем, чтобы вытереть пот со лба.

Откуда они узнали? Он возблагодарил предков, что сейчас с ним нет Сарга – старый шаман, скорее всего, принялся бы кататься по земле, а это не слишком способствует поддержанию боевого духа армии.

Он огляделся. Все молча ждали, что он скажет.

— Они не могут скрываться от нас вечно, — наконец произнес он. — Они не могут рассеиваться перед ордой, как странники. Они привязаны к своему грузу – машинам, и к дорогам из железа, — он обратился к Музте: — Куда они ушли?

Музта посмотрел на одного из своих певцов-сказителей, кому были ведомы все пути, которыми шла орда в своем вечном движении.

— Они на земле плодородной и богатой, в тридцати днях пути отсюда. Впереди будет узкая полоса земли между лесом и морем. Земля Русь заканчивается возле холмов.

— Тридцать дней, для умена – шесть, — задумчиво промолвил Хулагар.

— Если они все сожгли, — вмешался Тамука, — четыре или пять уменов смогут пройти по этой земле, но что потом? За нами идет вся орда, что они будут есть?

— Замолчи! — воскликнул Джубади с угрозой. Хулагар подъехал к Тамуке.

— Если хочешь жить, уезжай, — шепнул он. Тамука холодно посмотрел на Джубади, поклонился и направил коня вдоль дороги. Хулагар последовал за ним.

— Я пытался предупредить его, — прошипел Тамука, когда они отъехали настолько, что Джубади не мог услышать его.

— Ты – носитель щита, а не карт и не военный советник, — ответил Хулагар, схватив Тамуку за плечо. — Ты должен быть духом «ту» для Вуки. Ты уже перешел все границы, когда заговорил на совете картов. Во имя всех предков, Тамука, он – твой кар-карт, не забывай о своем месте.

— Мир изменился, — сказал Тамука. — А он этого не видит. Он не чувствует угрозы, а я чувствую. Я лучше него понимаю всю опасность создавшегося положения.

— Хочешь стать кар-картом? — саркастически спросил Хулагар.

— Да!

Хулагар в ужасе отшатнулся.

— Я не слышал этих слов, — произнес он. — За них я должен был бы тебя убить.

Тамука внимательно посмотрел на него:

— Он знает, что его наследник убил собственного брата. Он не видит угрозы, которая исходит от скота. Он не правит, Хулагар.

— Лучше забудь об этом, — сказал Хулагар. — Он – мой кар-карт и друг, и он всегда правил хорошо.

— Это твое дело, Хулагар, носитель щита. Ты знал, на что шел, позволяя себе относиться к нему как к другу.

Хулагар промолчал, не было смысла отрицать очевидную справедливость этих слов.

— Но он хорошо правит.

Тамука не ответил. Хулагар оглянулся на Джубади, который ждал своего щитоносца.

— Ты не будешь больше щитоносцем зан-карта, — холодно сказал он.

Тамука усмехнулся:

— А кто будет охранять зан-карта от него самого, от тех глупостей, которые он то и дело совершает?

— Найдется кто-нибудь.

Тамука мысленно выругался – Хулагар его не поддержал, поэтому не стоило продолжать разговор. Не говоря ни слова, он развернулся и подъехал к Вуке. Тот, конечно, не слышал, о чем шла речь, но чувствовал, что его щитоносец чем-то недоволен, поэтому он радостно улыбнулся. Тамуку он ненавидел.

— Нужно немедленно бросить вперед десять уменов. Остальные подойдут в течение трех дней, — сказал Джубади. — Вскоре мы отведаем мяса русских. Летающие корабли отправятся на восток разведать, где спрятался скот. Здесь останется карфагенский скот – возделывать землю и искать пищу. Они сбежали, но мы все равно найдем их.

Он оглянулся на флаг, который по-прежнему развевался на ветру. Снова его кольнуло предчувствие, и он посмотрел на Хулагара.

— Новым кар-картом будет тот, кто сожжет флаг скорби, — прошептал Хулагар.

Джубади кинул быстрый взгляд на Вуку, который смотрел на флаг со странной смесью ужаса и надежды, словно это действительно был знак перехода власти от отца к нему.

— Я должен сделать это сам, — объявил Джубади.

Хулагар согласно кивнул.

Джубади глубоко вздохнул и послал лошадь вперед.

Хулагар снова всмотрелся в лес, у него опять возникло это странное чувство. Он поудобнее ухватил бронзовый щит.

Джубади продолжал спускаться к реке, где за утесом стоял броненосец янки.

— Пусть видят, как мы входим в их город, — сказал Джубади.

Воины, охранявшие Джубади, внимательно осматривали дорогу, от их взглядов не ускользало ничего – ни трупы лошадей, ни погибшие всадники, лежавшие в траве.

— Убивать с помощью расставленных на дороге взрывающихся снарядов – это трусость, — проворчал Джубади.

— Как бы то ни было, эти снаряды убивают, — отозвался Музта.

Музта посмотрел на холмы, которые высились за городом.

Джубади откинулся в седле, он был разочарован. Они пересекли реку и находились в сердце Руси. Потери оказались не так уж велики, учитывая, с чем им пришлось столкнуться. Янки дважды потерпели поражение, их моральный дух должен быть сломлен.

Джубади чувствовал, как устала его лошадь. Он даже не позаботился дать ей имя – слишком быстро они умирали. Конечно, скот – это скот, а лошадь – друг и товарищ, но если бы он думал о всех лошадях, которых потерял, его сердце уже давно разорвалось бы.

Рядом ехал Хулагар, прикрывая его щитом. Сколько раз он спасал его от смерти. Джубади внезапно снова вспомнил, как, думая, что никто его не видит, плакал его щитоносец, когда ему пришлось зарезать свою первую лошадь.

— Сегодня тепло, — сказал Джубади и посмотрел на небо.

— Я уж думал, дожди никогда не кончатся, — отозвался Хулагар.

— Погода должна была измениться, — рассеянно пробормотал Джубади.

Джубади недовольно смотрел на здания заводов, построенных янки. Ему так хотелось разгадать все их секреты, а хитрый скот оставил ему лишь бесполезные стены. Железный мост был до сих пор невредим. Этот мост раздражал его – то, как он был построен, выходило за пределы понимания Джубади. Кар-карт осознавал, что все вокруг было выше его понимания. Железная дорога, паровые машины, которые едут по ней, ружья, летающие корабли, железные корабли, которые не тонут в воде, — все это было неразгаданной тайной.

Он посмотрел на Тамуку, который ехал рядом с Вукой, прикрывая его щитом.

«Неужели молодой носитель щита прав? — подумал он. — Неужели весь скот надо убить? Кто же тогда будет нашей пищей? Кто будет выполнять всю работу? Кто будет делать наши луки и стрелы, седла и юрты, подковы для лошадей, доспехи, драгоценности?»

Джубади снова взглянул на город. Воины прочесывали здания, он видел, как мелькали в окнах их силуэты. На крыше какого-то высокого дома уже был установлен флаг мерков.

В городе никого не было. Он ожидал, что они сожгут Суздаль или он проедет по улицам, а скот будет лежать в грязи, демонстрируя свою покорность. Но ничего подобного не произошло.

Он посмотрел на Хулагара:

— Я хочу, чтобы завтра мы двинулись вперед с первыми лучами солнца. Нельзя дать им время на перегруппировку. Они на краю гибели и понимают это. Мы должны их настичь. Паровые машины не могут перевезти в Рим весь скот – у них слишком мало времени. Они остановятся на тех холмах, о которых говорил Музта, там мы их и настигнем.

Хулагар кивнул.

— Если мы быстро до них доберемся, возможно, скот запаникует и сдастся. Если же нет, мы дойдем до Рима и подчиним их.

Он посмотрел на сопровождающих его всадников.

— Это лишь временное отступление. Лисы сбежали, но мы их догоним. Не пройдет и половины луны, как мы окружим их.

Все радостно закивали, на лицах появились улыбки.

Джубади въехал на мост, подковы его лошади громко зацокали по настилу. Хулагар тревожно обернулся. Странно, но железных кораблей янки не видно, хотя мост – идеальное место для убийства: всего один залп картечи, и все, кто окажется на мосту, погибнут.

Впереди показались бастионы внешней линии укреплений. Наверху развевалось по ветру знамя. Хулагар нервно посмотрел на него. Джубади слез с лошади.

— Дайте мне факел, — произнес он.

— Подожди, мой карт, — остановил его Хулагар. По его знаку молчаливые всадники стали подниматься вверх по склону.

Они уже почти добрались до знамени, когда их ослепила вспышка света и раздался взрыв. Хулагар тотчас бросился к Джубади и прикрыл его своим телом.

Дым рассеялся. Воины пронзительно кричали. Один из них держал окровавленный обрубок ноги, другой трясся в судорогах, третий лежал на земле, разорванный в клочья.

Оставшийся невредимым подошел к изувеченному товарищу и о чем-то спросил. Тот кивнул, сверкнуло лезвие сабли, и крик оборвался.

Хулагар медленно поднялся.

— Они знали, что это тебя убьет, — сказал он. — Это была ловушка.

Джубади посмотрел вверх.

— Ну, теперь, когда она сработала, давай сожжем эту штуку. Я устал и хочу есть. Нужно привести скот – мы насытимся сегодня ночью и забудем об этом.

Кто-то из воинов принес факел. Хулагар видел страх в глазах Джубади.

— Откуда они знали? — прошептал кар-карт.

Он начал подниматься, Хулагар последовал за ним. Носитель щита огляделся. Кораблей на реке не было, на стенах стояла стража. Откуда они знали?

Джубади подошел к флагу.

— Это всего лишь кощунство! — крикнул он. Его голос разнесся далеко вокруг, его слышали все воины. — Я, Джубади, правящий кар-карт, плюю на происки наших врагов – скота.

Он поднес факел к флагу и держал его, пока тот не загорелся. Потом он отступил назад.

Хулагар снова посмотрел в сторону леса.

Откуда скот знает об их обычаях?

Внезапно он понял – Юрий.

Хулагар посмотрел на Тамуку, который с легкой улыбкой наблюдал за церемонией.

Юрий отбросил ткань и выглянул наружу. Первая волна мерков схлынула, они проехали, не заметив его. Одна из лошадей оступилась и сбросила всадника буквально в нескольких метрах от Юрия. Всадник, кажется, вывихнул ногу и так ругался, что Юрию стало смешно. Его никто не обнаружил.

Теперь пора.

Юрий вылез из вырытой между двумя валунами ямы и взобрался на один из них. Он пытался сдержать дрожь, не зная, дрожит ли оттого, что после долгого сидения в яме затекли руки и ноги, или от страха.

Он поднес к глазам подзорную трубу, выдвинул ее до отказа и осмотрелся. Вскоре он увидел его – по дороге двигался отряд всадников, и среди них знакомая фигура. Это был несомненно он – его посадка, манера езды. Это был не двойник, каких ему тоже случалось видеть.

Только то, что он знает Джубади, помогло ему убедить Кина доверить ему это задание. Было, правда, еще несколько карфагенян, но все они видели кар-карта лишь мельком. Только один человек мог сделать это – тот, кто ехал с ним бок-о-бок в течение двадцати лет, питомец носителя щита его сына. Только он мог узнать Джубади, где бы он ни находился и во что бы ни был одет.

Рядом был Хулагар. Юрий почувствовал сожаление. Носитель щита повернулся и посмотрел в сторону леса.

Неужели ему что-то подсказывает его «ту»? Юрий замер. Он убрал подзорную трубу, опасаясь, что Хулагар почувствует его взгляд.

Он почти физически ощущал, как щитоносец осматривается, вглядывается в каждый камень, в каждое дерево. Юрий знал слишком много случаев, когда дух «ту» предупреждал своего хозяина. От напряжения у него стало покалывать в затылке. Он ждал.

Хулагар повернул лошадь и поехал дальше, вслед за кар-картом Джубади.

Юрий медленно спустился вниз и достал длинный кожаный футляр, извлек из него металлическую трубку. В сыром воздухе ямы смешались запахи металла, дерева и масла.

Юрий перевел дух. У него было еще немного времени.

«Пять ударов сердца, и нажимай на крючок», — говорил Эндрю.

Небо темнело, обретая тот темно-синий оттенок, который появляется только после солнечного дня.

А на юге, должно быть, уже совсем тепло. Вожди возвращаются каждый в свой клан, жрецы готовятся к вечерней молитве. «By бак Нов домисак глорианг, нобис ку» («Услышьте меня, предки, вечно стремящиеся вперед по небу»).

Юрий прошептал эти слова и улыбнулся.

Кин был прав: за прошедшие годы он куда больше стал похож на мерка, чем на человека, на скота. Он даже стал гордиться своим господином, который был носителем щита самого зан-карта. Он, Юрий, разделял с ними стол.

И ему начало это нравиться.

Эндрю все понимал и поэтому не подпускал его к своему ребенку.

«Его ребенок. Мои дети».

И у него был ребенок – Ольга. Ее мать… Юрий улыбнулся. Она была из чинов: мягкая, нежная, с овальным личиком, сама почти ребенок. Ее забили до смерти за то, что она пролила молоко на платье своей госпожи – первой жены Джубади. Сначала забили, а потом разрубили на куски и бросили в яму. «Дитя мое, Ольга. Я подумал, что лучше задушу тебя собственными руками, чем позволю швырнуть в яму. Я убил тебя.»

Как давно это было?

После Баркт Нома, где три реки впадают в соленое море. Четырнадцать сезонов.

Год за годом он лелеял свои воспоминания, свою ненависть, отвращение к себе за то, что ничего не делал. За то, что обгладывал кости, которые кидали из юрты рабам.

И все это время он провел в бесконечном пути. Он видел весь мир. Горы, пронзающие небо, соленые моря. Вода в них такая плотная, что на ней можно прыгать. Он видел неистовство бурь, небеса, озаренные вспышками молний – тогда отважные вожди трусили, а он смеялся в душе. Он видел битвы, наблюдая их с высокого холма. Он видел, как умены рассекают океан зеленой травы. Они двигались так слаженно, словно их движением управляла одна рука.

Он видел двадцать разных народов – чинов, к которым принадлежала его возлюбленная, уби, толтеков, констанов, а также других русских, живших на самом краю света. Он видел, как горели их города, как покорялись их жители. Он слышал плач детей, которых кидали в ямы. И ужас пережитого сделал его бесчувственным, как камень.

Во всяком случае, так ему казалось.

А потом была Софи. Рабыня из Констана.

«Где она сейчас?»

Скорее всего, по прежнему в юрте Хулагара, и с ней его второй ребенок. На душе у него потеплело.

Тамука говорил: «Убей Кина, и они станут свободны, если нет – они попадут на стол в праздник полнолуния. И ребенок будет смотреть, как умирает его мать».

— Не думай об этом, — прошептал он себе.

Со всем можно покончить легко и просто. Он посмотрел на кольцо, нащупал на нем небольшой выступ и подцепил его ногтем. Выскочила отравленная игла, невидимая в темноте.

«Почему бы и нет? Потому что я трус?» Он встряхнул головой. Страха в нем давно не осталось. Раб теряет все страхи, у него остается только надежда. Свободный человек боится смерти, потому что не хочет терять жизнь и наслаждение, которое она дает ему. Но для раба смерть означает освобождение.

«Почему бы и нет? — пульсировала в мозгу мысль. — Ведь в ту ночь, когда я впервые встретил его, я был готов. Может, мне помешал тот взгляд, спокойный и доверчивый, которым он посмотрел на меня?»

Кин принес с собой любовь, обычную человеческую любовь. Любовь и уют, которые есть в обычной человеческой семье, живущей без страха. Любовь и уют, которые могут быть в одночасье уничтожены из-за такого ничтожного проступка, как пролитое молоко. «Они думали, что я забыл. Ведь для них я всегда был всего-навсего скотиной, без чувств и привязанностей. Но теперь они узнают».

Он мог только молиться о том, чтобы Софи поняла: по крайней мере малыш не узнает, что значит жить в мире, которым правят мерки. Потому что, если бы он убил Кина, они бы уж точно победили.

Кин заставил его опять обратиться против них. Юрий понимал, что его используют, что Кина не волнует происходящее с ним сейчас – лишь бы он сумел выполнить задуманное.

Юрий грустно улыбнулся своему чувству. Жалость к себе появилась впервые за многие годы.

Он выглянул: три темные фигуры поднимались вверх по склону. Вспышка света… Он отсчитал пять ударов сердца. Грохот докатился до него.

Кин сказал, что это будет всего в тысяче ярдов отсюда, но расстояние не имеет значения. Юрий взял снайперскую винтовку и тщательно осмотрел шестигранный ствол, чтобы там не было ни песчинки.

Он тренировался с этой винтовкой ежедневно с тех самых пор, как Кин сказал, что это единственный путь к спасению. Эндрю разработал множество других планов – ловушки в городе, спрятанные на дороге мины, огонь с кораблей. Юрий смеялся над всеми этими способами. Он перестал смеяться, только когда увидел снайперскую винтовку собственными глазами.

Сначала он просто учился стрелять из нее, потом стал увеличивать расстояние. Тренировался в меткости рядом с рудниками за Форт-Линкольном. Сейчас холм скрывал от него этот форт.

Он смотрел на трепещущий на ветру флаг. Ветер дул с востока.

Если бы ветер был сильнее, если бы Джубади появился на дороге поздно вечером, если бы всадники были внимательней и заметили Юрия… Столько самых разных «если», но сейчас все они были на его стороне.

Он поднял тяжелую винтовку и уложил ее в желоб, выдолбленный в камне. Оружие плотно легло в приготовленное для него место.

Юрий уперся плечом в камень и посмотрел в специальную подзорную трубу, привинченную к стволу. Слегка перевел ствол влево. Немного ниже. Он почти незаметно передвинул винтовку, всего на какую-то часть дюйма. Во время тренировок он научился чувствовать свое оружие, сжился с ним.

Линии перекрестья на сей раз легли куда нужно. У него будет только один выстрел.

Он взвел курок.

Джубади поднимался к флагу. Юрий взял его на прицел.

Пять ударов сердца – ровно столько времени нужно, чтобы пуля дошла до цели.

Дым от факела в руке Джубади поднимался к небу.

Как трудно.

«Как бы к кар-карту не бросились верные стражи». Ветер. Дым от факела пошел прямо вверх.

Джубади наклонился и прикоснулся факелом к флагу.

«Давай».

Кар-карт Джубади отступил на шаг и поднял факел.

Юрий дотронулся до курка. Он почти готов. Еще немного, и Джубади встанет именно на то место, которое он так хорошо изучил.

Джубади выпрямился, глядя, как горит черный флаг.

Юрий вздохнул и нажал на курок.

— Сэр, путь впереди свободен. Мерки на северной линии и под Вазимой. Сюда они доберутся через пару часов, а может, и быстрее. Чего мы ждем?

Эндрю посмотрел на телеграфиста, который беспокойно переминался с ноги на ногу.

— Еще немного, — прошептал он, глядя на запад.

Хулагар повернулся. Что-то было не так. Он это чувствовал. Он взглянул на Тамуку, который смотрел прямо ему в глаза.

Хулагар поднял свой щит и шагнул к Джубади. Не до ритуалов.

Юрий шепотом выругался, по лбу катился холодный пот.

Он отвел курок назад. Патрон застрял. Ломая ногти и не обращая внимания на боль, Юрий вытащил его из ствола.

Потом достал мешочек с патронами и вставил новый.

Снова прильнул к прицелу, слегка передвинув винтовку.

Так.

«Спокойно, — приказал он себе. — У тебя всего один шанс. Не думай ни о чем. Ни о ней, ни о задушенном ребенке, который лежал у тебя на руках, ни о Софи, ни о ямах, ни о крови. Думай только об этом. Думай о двадцати годах, которые ты ждал, чтобы отомстить».

Он положил палец на курок.

И увидел, как Хулагар движется к его цели, чтобы закрыть ее, а ему наперерез идет Тамука. В голове Юрия словно вспыхнуло озарение – щитоносец зан-карта посмотрел прямо на него. «Неужели?…»

Он нажал на курок.

— Отойдите отсюда, мой карт! — прошипел Хулагар.

Джубади оглянулся на него, языки пламени лизали флаг.

— В этом месте что-то странное, — тихо произнес Джубади. — Мне так не хватает простора степей.

Хулагар оглянулся и краем глаза заметил что-то необычное.

Что это?

Тонкий дымок. Выстрел? Но стрелок не может быть так далеко.

Хулагар почувствовал, как замерло сердце. Замерло, а потом снова забилось.

— Джубади!

Хулагару казалось, что он движется под водой, так медленно он поворачивался. Он шагнул вперед и, подняв щит, постарался прикрыть своего кар-карта.

Джубади посмотрел на него, в его глазах было недоумение, на лице озадаченная улыбка… Внезапно выражение глаз изменилось.

— Нет!

В тот самый момент, когда Хулагар прикрыл щитом Джубади, он увидел дырочку в спине друга А в следующее мгновение из груди кар-карта хлынула кровь, заливая горящий флаг.

— Нет!

Джубади пытался повернуться. В его глазах уже застыло отражение вечности.

— Хулагар? — прошептал он.

Хулагар уронил свой щит, и тот упал наземь. Носитель щита подхватил своего друга.

Он чувствовал, как вытекает кровь из его тела, с каждым толчком унося драгоценные секунды жизни.

— Я сжег флаг своих собственных похорон, — прошептал Джубади, словно не понимая, как это могло случиться.

— Мой карт.

— Сон, — произнес Джубади.

— Подожди, мой карт.

На губах Джубади появилась тонкая улыбка:

— Этот скот…

По всему его телу пробежала дрожь, он уронил голову Хулагару на плечо. Носитель щита вгляделся в его лицо и застыл в молчании.

Джубади ва Гриска, кар-карт орды мерков, умер.

Хулагар стоял, держа в объятиях тело друга, чувствуя на щеке его последний вздох.

Все молчали, застыв на мгновение, словно Буглаа накинула на мир свое покрывало. Потом в небо поднялся горестный крик, через минуту подхваченный тысячами голосов.

Подошел Вука, его щитоносец прикрывал его. Хулагар посмотрел Вуке в глаза и увидел там страх, ужас от осознания, что этот удар мог поразить его самого.

— Вука ва Джубади, знай, что Буглаа забрала твоего отца, — дрогнувшим голосом произнес Хулагар. — Когда пройдет месяц траура, ты будешь объявлен кар-картом орды мерков.

Вука молча кивнул.

— Тамука, носитель щита, выполняй свои обязанности. Обеспечь его безопасность, пока мы не найдем убийцу.

Тамука кивнул молчаливым стражам, те плотным кольцом окружили наследника. Вука даже не обернулся, не дотронулся до тела отца. Его увели.

— У нас нет времени на траур, — сказал Тамука, глядя на Хулагара.

— Месяц траура будет соблюден! — выкрикнул Хулагар. — До объявления наследника править буду я, мы будем верны традициям. После этого орда двинется дальше.

— Поэтому они и подослали стрелка! — крикнул Тамука. Его голос был едва слышен на фоне рыданий.

— Когда месяц траура закончится, кар-карт получит свое отмщение, но не раньше. А теперь оставь меня!

Тамука колебался.

— Прости, мой друг, — прошептал он. Он дотронулся до плеча Хулагара.

Хулагар посмотрел в глаза Тамуке и все понял. Он и раньше подозревал, кто стоит за всем этим. Но для чего это Тамуке?

Носитель щита нового кар-карта повернулся и ушел, не обращая внимания на Музту и тугар, которые молча стояли неподалеку.

Хулагар поднял на руки тело Джубади и посмотрел на догоревший флаг, дым от которого поднимался в небо.

Один из стражей нашел укромную пещерку между двумя камнями. Там лежал труп стрелка.

— Мы нашли его!

Он схватил тело Юрия за руку и выволок наружу. Страж почувствовал легкий укол, словно напоролся на шип куста.

Скот смотрел на него мертвыми глазами, на губах у него застыла странная улыбка. Внезапно у воина закружилась голова. Он опустился на землю и снова посмотрел на мертвеца.

На пальце Юрия блестело кольцо, из которого торчала длинная острая игла.

Воин закричал, понимая, что ему уже никто не поможет.

Вскоре он тоже замолк навсегда.

— Поднимите сигнальный флаг, — скомандовал Буллфинч и посмотрел на мальчишку, который стоял рядом в рубке броненосца «Фредериксберг».

Он бросил быстрый взгляд на секретный приказ, который только что распечатал. В эту минуту с берега раздались душераздирающие крики.

— Мистер Тургеев.

— Да, сэр?

Буллфинч посмотрел на батарейную палубу, на зачехленные пушки и расплылся в улыбке.

— Передайте всей команде – правитель мерков умер. Теперь можно со спокойным сердцем выпустить в них несколько снарядов.

Впереди на «Новроде», стоявшем на якоре в нескольких милях от Суздаля, виднелись красные флажки. Сигнал передадут вниз по реке, а там с сигнальной вышки он пойдет дальше.

Небо потемнело, солнце почти скрылось за горизонтом, окрашивая нижние края облаков в пурпурный цвет.

Он услышал стук телеграфного ключа, и сердце у него замерло. Он ждал. Дверь в комнатку телеграфиста открылась, оттуда вышел парнишка и отдал ему бумагу.

Он раскрыл ее.

Целую минуту он смотрел на телеграмму, потом сложил ее и пошел в вагон.

Все терпеливо ждали, не понимая, зачем он остановил здесь поезд.

— Я только что получил сообщение с корабля Буллфинча на Нейпере, — тихо произнес Эндрю. — «На „Фредериксберге" – три красных флажка».

Он посмотрел на присутствующих, они озадаченно переглядывались.

— Джубади, кар-карт мерков, застрелен у ворот Суздаля снайпером.

Все загомонили.

— Это означает, — спокойно продолжил Эндрю, — что мерки прекратят все военные операции на ближайшие тридцать дней, пока не закончится срок траура. У нас будет время достроить оборонительную линию возле Кева и подготовиться к атаке.

— Слава тебе, Господи. Аллилуйя, — вздохнул Калин.

Эндрю кивнул, говорить он не мог.

Касмар встал.

— Это сделал Юрий?

— Да, Юрий.

— И?

— Скорее всего, он мертв. Он сказал мне, что сделает. Он знал, что не сможет спастись.

— Возможно, он обретет покой, — сказал Касмар, перекрестившись.

— Нас спас изгой, — сказал Калин, покачивая головой в недоумении. Он поднялся, подошел к Эндрю и пожал ему руку. — И ты нас спас.

— Нет, я всего лишь дал немного времени, — ответил Эндрю. — Нас спас Ганс, все те солдаты, которых мы потеряли, все люди, которые умерли. Именно они спасли нас, спасут позже, — он заколебался. — А Юрий… он обрел покой и дал нам последний шанс, — Эндрю посмотрел на них. — Скажите машинисту, что можно отправляться.

Он хотел сказать, что их ждет впереди еще очень много испытаний. У них тридцать дней, а потом снова начнется война. Он подумал о письме Юрия, в котором тот объяснял, советовал и подсказывал, чего им ожидать. Вука, конечно, непредсказуем, но его следует опасаться меньше всего.

— Прости меня, — прошептал он и спустился на платформу. Он не слышал приветственных криков, не заметил, как поднялся боевой дух солдат, которые сразу вдруг поверили, что сумеют победить. Это была эйфория. Пусть ненадолго, но они снова обрели уверенность в себе.

Эндрю не мог ничего сказать. Только что умер человек, которого он послал на смерть своими руками. Война никогда не была делом личным, но сейчас…

С того самого дня, как он впервые увидел Юрия, в нем зрел этот план; в то утро, когда он услышал о смерти Ганса, этот план обрел реальные черты. Даже когда они проводили эвакуацию, он понимал, что им все равно не хватит времени. Им катастрофически не хватало времени с тех пор, как они решили противостоять тугарам.

Он просиживал с Юрием вечерами, обсуждая план во всех подробностях. И Юрий учил его думать, как думают мерки.

И этот план сработал.

Эндрю посмотрел на письмо от Юрия.

Я знаю, что меня использовали обе стороны, особенно ты, но лишь для того, чтобы спасти мой народ, тех самых людей, которые с удовольствием убили бы меня. Идя на это, я жертвую теми двумя людьми, которых люблю. Я понимаю, что в любом случае мой поступок поможет Тамуке.

Но все равно я прощаю тебя, Эндрю Лоуренс Кин.

Эндрю сложил письмо и сунул его обратно в карман.

Он хладнокровно и расчетливо убил своего противника. Это вовсе не означает, что Джубади не собирался убить его. Юрий никогда об этом не говорил, но Эндрю помнил рассказанную им историю о питомце, который решился убить кар-карта, чтобы спасти свою семью.

Сейчас не время винить себя. Это война на выживание. Если бы Юрий не убил того, кто превратил его в раба, через десять дней мерки уже были бы у Белых холмов, убивая тысячи беглецов.

Совершив это убийство, Юрий спас Русь, весь народ.

Но Эндрю это не нравилось.

Поезд тронулся, и он вскочил на подножку вагона.

Последний поезд из Руси.

Позади них была пустая земля, целый народ отправился в изгнание.

«Смогут ли они когда-нибудь вернуться? — подумал он. — Или это начало исхода, и нам придется обойти весь мир? Трудно предвидеть, какую борьбу нам придется выдержать, чтобы вернуться». Они вернутся, черт побери! Это их земля, их мечта, их дом. Суздаль принадлежит им. Даже если потребуется жизнь целого поколения, они вернутся. Возможно, он сам умрет, возможно, умрут и другие, но все равно останутся те, кто потом возвратится и победит.

Поезд начал набирать скорость. Маленькая станция осталась позади, здание полыхало на фоне закатного неба. Эндрю в последний раз оглянулся: вниз, к Нейперу, спускались холмы, позади лежала молчаливая земля, пустые поля, деревни, города. Молчали церковные колокола, которые всегда звонили на закате.

— Когда-нибудь мы вернемся.

Он обернулся к Кэтлин, она прислонилась к двери вагона, Мэдди спокойно спала у нее на руках. Они вместе смотрели на покидаемую землю.

— Ты сделал то, что должен был сделать.

— Это не значит, что мне это нравится.

— И хорошо, иначе бы я не смогла тебя любить.

Он посмотрел на нее, и впервые после смерти Ганса на его лице появилась улыбка.

Машинист прогудел какую-то печальную мелодию, словно посылая последнее «прости» родной земле, и их поезд поехал на восток, навстречу разгорающейся ночи.