— Сэр, на берегу мигает какой-то огонек.
— Да, я вижу, лейтенант, — кивнул адмирал Джон Буллфинч.
— Как вы думаете, что это?
Буллфинч промолчал. Следовало бы проучить этого молокососа, который еще не усвоил, что лейтенанту не полагается приставать с вопросами к адмиралу, но Буллфинчу не хотелось выступать в роли сурового начальника — всего пять лет назад он и сам был лейтенантом.
Небо на востоке начало бледнеть. Скоро надо высылать дозорный катер, чтобы он разведал, что происходит в бухте за грядой рифов. Если ночью там скопились вражеские корабли, готовые к атаке, то сейчас для этого самый подходящий момент. Кроме того, под прикрытием темноты эти подонки могли выслать в море несколько галер и заложить мины.
— Воздушных кораблей не видно? — спросил Буллфинч впередсмотрящего, который устроился на узком мостике между двумя дымовыми трубами.
— Нет, сэр, пока не появлялись. Хорошо, хоть с этой стороны угрозы нет.
Бантагские дирижабли потопили один из их катеров и серьезно повредили еще два вскоре после освобождения Ганса. В сумеречном свете пробуждающегося утра на палубе стали видны артиллеристы, возившиеся с двумя легкими пушками, предназначенными для стрельбы по воздушным целям. Пройдя по крыше орудийной палубы, Буллфинч поздоровался с ними. Затем он вновь сосредоточил внимание на огоньке, мигавшем с равномерными промежутками. Бантаги явно подавали какой-то сигнал, но кому и о чем?
С орудийной палубы донеслось звяканье колокола, возвещавшего окончание ночной вахты. Через несколько минут судно пробудится ото сна — заработают машины, раскроются орудийные порты для проветривания помещения, команде подадут завтрак, а затем они продолжат обход бухты, огибая подозрительные, возможно заминированные места. Предстоит еще один день томительного ожидания, когда невольно возникает желание, чтобы произошло хоть что-нибудь, что нарушит эту монотонность. Порой Буллфинч почти завидовал Пэту, Винсенту и другим сухопутным командирам — им-то, надо думать, скучать некогда. Все они без конца говорили о битве под Испанией, но при этом редко упоминали экспедицию, предпринятую Буллфинчем для поддержки карфагенян, которые восстали против мерков, а затем были вынуждены отражать набеги бантагов. Между тем, если бы не эта экспедиция, еще неизвестно, как обернулось бы дело под Испанией. С тех пор, не считая операции по вызволению Ганса из плена, флот Буллфинча ни разу не был в настоящем деле, только бесконечно курсировал по морю.
Буллфинч подошел к лейтенанту, собираясь сказать, чтобы он отдал приказ пяти другим броненосцам подойти ближе к берегу. Лейтенант обернулся к нему и возбужденно спросил:
— Сэр, что это?
Буллфинч посмотрел в направлении, указанном лейтенантом, но ничего не увидел.
— Вон там, сэр. Похоже на торчащее из воды бревно. А вода обтекает его с двух сторон, смотрите!
— Я ничего не вижу.
Буллфинч не хотел признаваться в этом даже самому себе, но, похоже, единственный оставшийся у него глаз начинает сдавать. Наверное, ему все-таки надо проконсультироваться у Эмила и, возможно, выписать очки. Однако он от всей души надеялся, что до этого не дойдет. Очки, без сомнения, испортят его бравый вид, к тому же они плохо сочетаются с черной повязкой на глазу, которая всегда так интриговала девушек в портовых городах, куда они заходили. Моряк с моноклем — это смешно.
— Там что-то есть, сэр, я уверен.
Один из артиллеристов тоже заметил в воде непонятный предмет и указывал на него другим. Буллфинч напряг зрение, и в этот самый момент яркий луч прорезал водное пространство, а вслед за этим из-под броненосца «Созвездие» вырвался столб пламени. Буллфинч ошеломленно наблюдал за тем, как столб все ширится, и тут все потонуло в невообразимом грохоте. Когда стало чуть тише, Буллфинч услышал крик лейтенанта, по-прежнему указывавшего за борт.
Казалось, что-то случилось со временем и все происходит в замедленном темпе. Буллфинч как зачарованный смотрел на взорвавшийся броненосец, предполагая, что он напоролся на одну из мин, спущенных бантагами на воду под покровом ночи. При вспышке разорвавшегося снаряда он наконец увидел этот таинственный предмет, действительно напоминавший торчащее из воды бревно или колышек, медленно рассекающий волны. Предмет двигался прямо на них.
На «Созвездии» прогремел еще один взрыв, более мощный, чем первый. Боеприпасы, догадался Буллфинч. На этот раз он заметил, что колышек, по-прежнему приближающийся к ним, прикреплен к какому-то круглому куполу, чуть выступавшему из воды.
«Ханли», — мелькнуло у него в голове. Это было похоже на сооруженный конфедератами подводный корабль «Ханли». Он бросил взгляд на «Созвездие». Второй взрыв расколол судно, и теперь нос его и корма задирались кверху. В трюме рвались снаряды, осколки летели во все стороны.
Прошло всего несколько секунд с того момента, когда они заметили торчавший из воды колышек, а он уже приблизился к ним на двадцать-тридцать ярдов.
— Свистать всех наверх! — заорал Буллфинч. — Лейтенант, бегите с людьми на корму, рубите якорь!
Не успели погаснуть отсветы взрывов на «Созвездии», как еще одна вспышка осветила все вокруг. Буллфинч с ужасом увидел, как взлетает на воздух один из дозорных катеров. «Сколько еще адских машин припасено у мерзавцев?» — в отчаянии подумал он.
Взбежав по трапу на открытый ходовой мостик, адмирал крикнул рулевому, чтобы он передал в машинное отделение команду «полный назад». Из люка на палубу выскочил босой полуодетый старпом.
— Приготовить пушки на орудийной палубе, противовоздушной артиллерии правого борта открыть огонь по подлодке! — крикнул ему Буллфинч.
— По чему, сэр?
— По колышку, вон по тому колышку! Это перископ подводной лодки. Она топит наши суда одно за другим!
— Сэр! — прозвучал голос вахтенного над головой у адмирала. — Из-за рифа поднимаются столбы дыма. Похоже, там целая эскадра.
Однако Буллфинч, будучи еще в шоке, не увидел никакого дыма. На какое-то мгновение он потерял из виду и перископ, но тут первое противовоздушное орудие выстрелило, и столб воды поднялся в дюжине ярдов от подводной лодки. Попасть в нее было не так-то просто — перископ имел всего полфута в ширину и примерно шесть в высоту, а круглый купол диаметром в три фута едва возвышался над водой. А где-то впереди, по всей вероятности, еще лодки и они держат наготове эти торпеды. «Еще минута-другая, и…» — подумал Буллфинч, и у него похолодело в желудке.
Три противовоздушных орудия тоже открыли огонь. Фонтаны воды вздымались вокруг подводного судна, но оно упрямо продвигалось вперед. Неожиданно палуба под ногами у Буллфинча резко дернулась в сторону — это обрубили якорную цепь. В ближайшей к нему переговорной трубке раздался писк. Буллфинч вытащил заглушку.
— Машинное отделение, сэр. Котлы еще не раскочегарились, но мы делаем все возможное.
— Пихайте в топку все, что попадется под руку! Необходимо развести пары как можно быстрее. И — полный назад!
Он посмотрел на перископ. До него оставалось ярдов восемьдесят.
— Лево руля на полную катушку!
— Есть лево руля на полную катушку!
Наконец он почувствовал, как судно содрогнулось, — гребное колесо потихоньку начало проворачиваться. Но давления пара все еще не хватало, чтобы преодолеть инерцию тяжелого колеса и сопротивление воды. Тем не менее «Питерсберг» стал медленно пятиться задом. На орудийной палубе раздавались громкие команды, орудийные порты распахивались, расчеты старались быстро подготовить пушки к стрельбе. Однако Буллфинч преисполнился мрачной уверенности, что они не успеют навести орудия на цель.
Выстрелившее первым противовоздушное орудие перезарядили, канонир захлопнул затвор и сделал шаг назад. Наводчик наклонил ствол орудия и привел в действие спусковой механизм. Пушка откатилась назад, а перед перископом взметнулся водяной гейзер.
До перископа было уже ярдов пятьдесят, а до торпеды, с учетом подводной части лодки, не больше тридцати.
«Питерсберг» теперь слушался руля и потихоньку уходил от подводного судна, но оно двигалось быстрее. Выстрелили еще три орудия, один из снарядов взорвался возле самого перископа. Вся команда издала радостный вопль, и Буллфинч уверовал было, что они спасены, но тут же увидел, что проклятая лодка по-прежнему приближается. Вот до нее осталось двадцать ярдов, десять… Он почувствовал, как «Питерсберг» слегка вибрирует.
Казалось, этот миг длится вечно. «Интересно, — подумал Буллфинч, — этот снаряд взрывается от удара или приводится в действие каким-то механизмом внутри подлодки?» Он ждал затаив дыхание и наконец почти физически почувствовал, как эта штука соприкоснулась с бортом его судна… Однако взрыва не последовало.
Подводная лодка между тем начала медленно всплывать, и они увидели пробоину в ее корпусе. Значит, тот снаряд, который, как они подумали, упал слишком далеко, на самом деле попал в цель.
Лодка, похожая на котел с крышкой, поднялась на поверхность и начала заваливаться на левый бок. Позади перископа распахнулся люк, из которого попытался вылезти бантаг. Но тут выстрелило одно из противовоздушных орудий, и бантага буквально разорвало в клочья. Лодка сразу же погрузилась в воду.
Еще не вполне веря тому, что все кончилось благополучно, Буллфинч повернулся к помощнику, чтобы порадоваться этому обстоятельству, как вдруг новая вспышка ослепила их. Буллфинч, окаменев, смотрел, как взлетает на воздух «Сент-Грегори», мощный монитор, совсем недавно спущенный со стапелей.
Он в отчаянии отвернулся, проклиная себя за то, что позволил захватить врасплох свой флот. Фергюсон ведь говорил о строительстве подводных лодок и даже испытывал одну из них, но кто мог подумать, что бантаги и тут их опередят?
— Вижу бантагские суда! — закричал вахтенный. — Впереди идет настоящая громадина! По-моему, это монитор. А на юго-востоке поднимаются в воздух три — нет, четыре дирижабля.
Буллфинч повернулся к старшему помощнику:
— Петроний, возьми шлюпку с гребцами и переправляйся на один из дозорных катеров. — Прищурившись, он всмотрелся в ближайший к ним. — На «Отважный». И тут же, не тратя ни секунды, дуй на полной скорости в Порт-Линкольн. Необходимо сообщить нашим, что тут произошло. Отправляйся.
Офицер, казалось, колебался.
— Черт побери, Петроний! Нам предстоит тяжелейшее сражение, а мы уже потеряли треть броненосцев. Надо немедленно предупредить командующего, пока не поздно. — Он обернулся к офицерам на мостике. — Дайте сигнал флоту, пусть выстраиваются рядом с флагманским кораблем. Мы вступаем в бой.
Зажав в зубах сигару, Пэт О'Дональд подумал, что, наверное, примерно так же чувствовал себя генерал Грант в битве при Уайлдернесс. 44-я батарея в том бою не участвовала, ибо обнаружить цель в густой чаще леса не представлялось возможным. Так что Пэт провел все это время в полуразрушенном губернаторском доме с бутылкой прекрасного виски, наблюдая, как из леса, где колошматили друг друга сто пятьдесят тысяч пехотинцев, поднимаются к небесам клубы дыма.
Сейчас происходило то же самое — артиллерия отведена в тыл, пехота широкой дугой растянулась на несколько миль от берега моря на правом фланге до лесов и непроходимых болот на левом. Бой шел с утра, и пока противник нес большие потери, безрезультатно штурмуя хорошо укрепленные оборонительные сооружения. Войска Республики потеряли вчетверо, а то и впятеро меньше. Если бантаги будут продолжать в том же духе, то к моменту, когда они доберутся до реки Шенандоа, у них вряд ли останется хоть один целый солдат.
Подняв голову, О'Дональд увидел в нескольких тысячах футов над головой вражеский дирижабль. «Эх, нам бы несколько таких штук, тогда было бы ясно, что они готовят у себя в тылу! — с досадой подумал он. — Без воздушной разведки невозможно определить, какими силами они располагают. Неужели и вправду у них в резерве сорок с лишним уменов или это просто блеф, как уверяет Ганс?»
Бантаги взяли слишком высокий прицел, и с деревьев дождем сыпались листья и сучья. Слева раздался мощный залп. Пэт наклонил голову, прислушиваясь. Это, несомненно, стреляли скорострельные винтовки Шарпа. Очевидно, бантаги опять пошли в атаку — их гортанные крики были слышны даже на фоне орудийного грома. Вскоре стрельба охватила весь фронт, вплотную приблизившись к ним. 9-й корпус был задействован целиком. Офицеры его штаба тревожно переглядывались. Выплюнув огрызок сигары, О'Дональд не торопясь вытащил из нагрудного кармана следующую и зажег ее, стараясь всем видом показать, что происходящее его нисколько не трогает.
— Расслабьтесь, джентльмены, — произнес он, раскуривая сигару. — День только начинается.
— Право руля!
Сквозь прорезь в бронированной обшивке рубки Буллфинч тщетно пытался разглядеть хоть что-то в сплошной пелене дыма, затянувшей все вокруг. «Питерсберг» развернулся, и адмирал увидел броненосец «Железный», из боковых портов которого вырывались языки пламени. Однако корабль все еще оказывал сопротивление и разворачивался, чтобы дать залп по противнику с правого борта.
В этот момент громовой удар сотряс его собственное судно, послышались пронзительные крики. Буллфинч высунул голову в люк, открывавшийся на главную орудийную палубу. Еще один вражеский снаряд пробил их корпус. Повсюду в агонии корчились люди, растерзанные градом металлических и деревянных осколков. Это была уже третья пробоина в борту.
Закрыв люк, Буллфинч попытался выкинуть из головы увиденную только что жуткую картину, надо сосредоточиться на командовании остатками своего флота.
— Какого черта, я ничего не вижу! — Потянувшись к люку, ведущему на открытый ходовой мостик, он распахнул его.
— Сэр!
Не обращая внимания на протесты помощников, он выбрался наружу, с наслаждением ощущая на лице дуновение прохладного бриза, столь восхитительного после пятичасового потения в закупоренном бронированном помещении. Рядом с ним просвистела пуля; и, посмотрев на броненосец, который они собирались атаковать, Буллфинч увидел несколько бантагских снайперов, выстроившихся на крыше орудийной башни. В ответ с «Питерсберга» открыли яростную стрельбу морские пехотинцы. Бантаги попрятались. Пройдя по мостику на правый борт, Буллфинч ужаснулся состоянию любимого судна — весь борт был изрешечен снарядами. Он огляделся, чтобы проверить, что делается с остальными судами. «Рим» и «Фредериксберг» все еще сражались.
Вражеская пуля проделала дыру в поле его мундира. Выругавшись, он пригнулся и посмотрел налево. «Железный» зарылся носом в воду и сильно накренился. Два бантагских броненосца, находившиеся рядом с ним, дали залп по его кормовой части. Судно содрогнулось. На миг оно застыло, словно в нерешительности, а затем стало заваливаться на левый борт. Винт продолжал вращаться в воздухе; люди поспешно выбирались из орудийных портов. Спустя мгновение прогремел оглушительный взрыв, и судно исчезло в морской пучине. Буллфинч, убитый горем, отвернулся, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули и даже отчасти желая, чтобы одна из них сразила его.
Палуба под его ногами дрогнула и подалась назад — это произвел выстрел массивный стофунтовый «пэррот», установленный на носу. Удар пришелся по самому центру вражеского судна, и Буллфинч с мрачным удовлетворением отметил, что снаряд, пробив обшивку, разорвался внутри. Он опять огляделся. У него оставалось три броненосца. Из бантагских судов было потоплено три, но восемь еще участвовали в бою. Те два, которые прикончили «Железный», теперь подбирались к «Питерсбергу», напоминая уродливых черных жуков, крадущихся по водной глади. Единственное, в чем республиканские суда превосходили противника, были мощные двигатели. Они позволяли развить более высокую скорость, и этот факт надо было использовать.
Краем глаза он заметил, как раскрылись орудийные порты находившегося прямо против них бантагского броненосца, и четыре бортовых орудия выстрелили разом. Четыре снаряда одновременно ударили в борт «Питерсберга», дождем посыпались искры и обломки. По возобновившимся на орудийной палубе крикам было ясно, что по крайней мере один из снарядов попал в цель.
— Сэр! — Артиллерист противовоздушной команды высунулся из люка бронированной рубки. — Они вывели из строя наш носовой «пэррот»!
— Да провались всё к чертовой матери!
Он спустился к начальнику связи, сам до конца не веря, что сделает то, на что решился. Осипшим голосом он приказал:
— Дайте сигнал судам прекратить огонь и отходить на север.
Вся команда вытаращила глаза, не веря своим ушам.
— Вы что, оглохли?! У нас нет другого выхода. Наш флот разгромлен. Надо спасать то, что осталось.
Ганс Шудер на нетвердых ногах спустился по сходням, радуясь тому, что покидает треклятый курьерский катер, на котором он прибыл из Порт-Линкольна. Матросы уже разгружали ящики со снарядами для двадцатифунтовых пушек.
«Более идиотской схемы обеспечения армии нарочно не придумаешь», — проворчал Ганс. Сначала приходилось доставлять груз поездом в Порт-Линкольн, там перегружать его на один из пароходиков, курсировавших между этой базой и Брансуиком, в Брансуике опять перегружать в железнодорожные составы и развозить по всему южному фронту, растянувшемуся на сто тридцать миль. Поговаривали о том, что надо бы построить грузовой порт на восточном берегу Внутреннего моря, но для этого требовалось провести землечерпательные работы и проложить железнодорожную ветку к линии, петлявшей среди Зеленых холмов и тянувшейся с северо-востока до узловой станции Джанкшн-Сити, а оттуда еще несколько сотен миль в юго-западном направлении. Железная дорога, обещанная Конгрессом уже больше года назад, так и не была достроена, она заканчивалась в сорока милях от линии обороны, как раз где-то неподалеку.
В порту дым стоял коромыслом — обычное явление для конечного пункта доставки грузов. На спускавшихся к пристани узких улочках возницы, переругиваясь с грузчиками, подстегивали лошадей, с трудом тащивших утопающие в грязи повозки. Пристань была завалена грудами ящиков; охранявшие их солдаты устало опирались на ружья, мечтая лишь об окончании смены; офицеры носились туда-сюда с озабоченным видом, чувствуя себя по меньшей мере начальниками всего тылового обеспечения. Молодые адъютанты, прибывшие с Гансом, взирали на эту суету с негодованием, предвкушая, как он сейчас разъярится и покажет всем где раки зимуют, но его в данный момент заботило только одно — поскорее добраться до своего штаба в двадцати пяти милях от побережья.
Он уже просмотрел донесения, которые ему умудрились передать прежде, чем судно успело толком пришвартоваться. Пэт с самого утра удерживал позиции на второй линии обороны. Последнее сообщение от Буллфинча поступило три дня назад, в нем не было ничего нового. Некоторое беспокойство вызывал марш-бросок, совершенный несколькими уменами бантагов по западному берегу Великого моря. На рассвете разведчики доложили, что эти умены находятся уже в пятидесяти милях отсюда. А это означало, что ровно через сутки военные действия, по-видимому, начнутся и на его фронте.
Всего три умена… И опять Ганс чувствовал в этом какой-то подвох. Он подозревал, что эти умены всего лишь ширма, заслон, который должен отогнать патрули и скрыть то, что происходит за ним. И хотя Пэт телеграфировал, что на его участке скопилось двенадцать бантагских уменов, это тоже могло быть очередной хитростью Гаарка, призванной ввести их в заблуждение, сколько их там на самом деле — неизвестно.
Масштабы кампании разрастались — она разворачивалась сразу на нескольких участках, удаленных друг от друга на сотни миль. Чувствовалось, однако, что бантаги еще не вполне готовы к полномасштабному наступлению на всех фронтах. Гаарк явно чего-то ждал, и трудно было предпринимать какие-либо контрмеры, не зная его планов.
Завтра Ганс отдаст приказ завязать бой с наступающими уменами — помимо всего прочего, это позволит расширить занимаемую ими территорию. В конце концов, суть всех военных действий сводится к тому, чтобы ослабить противника, пытающегося захватить ту или иную местность. Чем больше препятствий возникнет на его пути, тем значительней будут потери.
Ганса не покидало ощущение, что хитроумный Гаарк просчитывает их игру на три хода вперед. До сих пор события развивались так, как они и предполагали. Война велась на два фронта, и республиканцы были хозяевами положения. Они контролировали морские пути и могли быстро перебрасывать войска по железной дороге, тогда как силы противника были разобщены. Но Гаарк был слишком умен, чтобы не понимать этого. Подобная ситуация его устраивать не могла. Несомненно, он что-то задумал… Но что?
— Твой корабль готов, мой карт.
Гаарк поднялся по трапу на борт потрепанного в недавнем бою судна. Его встретили улыбающиеся воины. В свое время их оскорбляло то, что они вынуждены слезть с лошади и пересесть на какое-то железное чудище, испускавшее пар и дым. Но сегодня от этого недовольства не осталось и следа, сегодня был день победы.
— Для нас большая честь видеть тебя на борту нашего судна, кар-карт.
Гаарк ответил на приветствие:
— Это для меня большая честь находиться среди вас. Вы сегодня хорошо сражались.
Было видно, что слова его не пропали даром. А ведь раньше многие из них косились на него в лучшем случае с недоверием. Хотя все указывало на то, что он и есть Спаситель, который, согласно древнему пророчеству, явился в трудный час, чтобы вывести орду к свету, надо было доказать это на деле. И то, что они смогли сделать машины не хуже, чем у скота, и одержать победу над ним, служило в глазах его подданных этим доказательством.
Судно отчалило, и Гаарк прошел на нос, знаком показав стражникам, что хочет остаться один. В сумерках казалось, что их окружает не вода, а железо, сталь и дерево, скрепленные невидимыми сухожилиями. После одержанной утром победы вся огромная флотилия вышла в открытое море, и вид созданной им мощи наполнил сердце Гаарка благоговейным восторгом. Более пятисот галер, управляемых сотней тысяч рабов-чинов, должны были перевезти три умена воинов к месту предстоящей битвы и затем вернуться за тремя остальными. Сотня других чинских судов переправят тридцать артиллерийских батарей с боеприпасами. Шесть броненосцев были высланы вперед — отгонять патрульные суда янки, не позволяя им произвести разведку. В небе кружили десять воздушных кораблей.
Гребное колесо флагманского корабля начало вспенивать воду за кормой. Судно вздрогнуло и пошло, потянув за собой караван из четырех барж. Пусть медленно и неловко, но они двигались вперед. Пять буксирных катеров тоже тащили за собой баржи, груженные тем, что послужит залогом его победы.